Дилан с Одрой распрощались с нами сразу после обеда, и я их вполне понимала. Мама увлеклась ролью радушной хозяйки и буквально засыпала их вопросами, а Лекси сидела с таким видом, что даже наши родители — не самые проницательные люди на Земле — сообразили, что мы что-то скрываем.
— До свидания, — попрощалась Одра. — Спасибо за угощение. Приятно было повстречаться.
Я обратила внимание на это «повстречаться» вместо «познакомиться». Еще ни разу я не замечала в речи Одры здешнего колорита. Мама улыбнулась. Может, Одра специально ввернула местное словечко, чтобы понравиться маме? Тогда она гораздо дипломатичней, чем кажется, и уж гораздо дипломатичней Лекси.
Дилан бормотнул нечто невразумительное, зато одарил каждого из родителей столь редкой для него улыбкой и вместе с Одрой отступил к двери. Мы вышли их проводить, розовый ореол трепетал от волнения и усилий, которые Лекси прилагала, чтобы не выболтать все тайны прямо за обеденным столом.
— Значит, завтра идем в больницу и записываемся в волонтеры? — уточнила она.
Одра кивнула, в глазах заплясали озорные искры, и я в который раз засомневалась — стоило ли посвящать ее в эту историю. А также Дилана и Лекси.
— А мы в это время... — начал Дилан, с преувеличенной подозрительностью оглядываясь вокруг.
— Помолчи, — оборвала я.
Что бы мы ни делали у Кисслера, пока он подтягивает по математике нашу главную певицу, мне это не по нутру. Так и вижу, как меня засадят дома на месяц.
— Тогда до завтра, — попрощалась Лекси.
Как только друзья отошли подальше, я повернулась к ней.
— Ну и во что ты меня втянула?
— Можно подумать, у тебя был выбор! — усмехнулась сестра. — Без их помощи мы не обойдемся. У тебя на лице написано, какая жуткая штука — этот стертый. Тебе жизни не будет, пока мы его не победим.
Возможно, Лекси чуть преувеличивает, но, учитывая мою склонность разлучаться с завтраком при виде Кисслера, она не так уж далека от истины.
— А зачем нам их помощь?
Лекси пожала плечами, розовая аура поднялась и опустилась в такт движению.
— Убей, не знаю, зачем, но без них мы точно не обойдемся. А еще... — Она помолчала с хорошо отрепетированным выражением лица. — Одра нехило сечет в компьютерах.
Я чуть не спросила, откуда она про это знала. Может, у сестрицы наконец-то открылся дар предвидения или что-нибудь в этом роде? И все-таки сдержалась — не хотела внушать Лекси ложных надежд. Она и так одержима идеей Взгляда, и если почувствует хоть малейшие признаки, об этом сразу же узнает весь мир или по крайней мере наша семья.
— Нехило сечет, — повторила я, чувствуя себя полной идиоткой — мало того, что повторяю за сестрой дурацкие подростковые словечки, так ведь еще и с оклахомским акцентом.
— Ты всерьез думаешь, у нас что-то выйдет? — спросила я.
— Почти никаких шансов, — серьезно откликнулась Лекси. — Но попытаться стоит.
Ответ мне совсем не понравился, я вздохнула и потерла лоб.
— Я иду наверх, — оповестила я сестру, не дожидаясь, пока она спросит меня про Пола.
У меня совсем не было настроения о нем говорить, тем более, что мы так и не выяснили вопрос с поцелуем, а шестое чувство (или даже седьмое, если считать Взгляд) прямо-таки вопило, что Пол вовсе не бродит с тоской по округе, мечтая вернуть меня обратно.
Я поднялась по лестнице, слегка потирая виски, вошла в комнату и с нечеловеческим стоном рухнула на кровать. Жизнь здесь гораздо насыщенней, чем в Калифорнии, если не считать тамошних разборок с полицией.
В Калифорнии я могла не беспокоиться насчет зловещих тайн и выживших из ума старушек в оранжевых балахонах, которые выкрикивают приказы и приглашают к обеду кого попало. Я улеглась на бок и уткнулась в подушку. День был тяжелый, и мне просто необходимо немножечко тишины.
Тьма.
Оглядываюсь... ничего не видно, хотя вокруг явно творится что-то странное... очень странное... Почему я ничего не вижу? Ослепшая, перепуганная — даже земля подо мной трясется от страха.
Моргаю. Темнота знакома. Я здесь уже бывала. Я видела эту удивительную темноту. Роюсь в памяти и ничего не нахожу, только необычное чувство дежавю. Оборачиваюсь, жду чего-то. Сама не знаю, чего.
И вдруг все кругом заливает неестественно яркий свет, и ко мне движется неясная фигура. Ах да, та женщина, окруженная переливчатым сиянием. Я застываю от удивления. Ее аура того же цвета, что и у Дилана! Как удивительно...
Она подходит ближе, сияние слепит уже привыкшие к темноте глаза, и я зажмуриваюсь.
Женщина дотрагивается до моих век прохладными пальцами.
И не открывая глаз, я вижу перед собой маму и бабушку с закрытыми глазами и затемненными лицами, они будто парят передо мной в воздухе, тени и свет, тени и свет, пустая постель и приоткрытые в молчании губы.
Тени и свет.
И всевозможные цвета, разных тонов и оттенков, и каждый сияет, разгоняя тьму. Лекси. Три переплетенных круга, три разноцветных кольца на серебряном поле. Пол и Джул. Что они делают? Образы проносятся слишком быстро, я не успеваю их как следует разглядеть. Пол и Джул исчезают почти в ту же секунду, а прохладные пальцы соскальзывают с моих век.
Я гляжу в глаза, очень похожие на мои собственные, только ресницы длинней и темнее. У незнакомки черные волосы, ярко сияет жемчужный свет. За ее спиной висит серебристый гобелен, на нем искусно вышиты переплетенные круги.
— Кто ты? — спрашиваю я и проклинаю себя за то, что занимаю время незнакомки своими глупыми вопросами. — Что ты пытаешься мне сообщить?
Женщина ласково смотрит на меня и молчит. Слегка улыбается.
— Они не видят, — слышу я, хотя губы ее не двигаются. — Ты должна стереть тень, чтобы они заметили свет, Сними пелену с глаз. Она всегда видела. Ты видишь сейчас. Ты видишь только то, что хочешь видеть. Защитник. Увидишь.
Она все повторяет это «увидишь», а я никак не могу помять, — к чему. И вдруг незнакомка исчезает и остается всего лишь одно слово.
Шэннон.
Увидишь. Запомнишь. Узнаешь.
— Лисси, автобус через двадцать минут! — донесся снизу голос мамы. Я перекатилась на спину и открыла глаза. О чем она? Какой еще автобус? Я поглядела на часы.
Семь двадцать пять. Обедали мы до половины седьмого. Я потянулась — все тело затекло, как будто прошло несколько часов.
Кто-то постучал в дверь, я соскочила с кровати и открыла.
— Лисси, — зашипела младшая сестра, не давая мне вставить ни слова. — Мы отправляемся в школу через девятнадцать минут. После уроков ты идешь с Диланом сама знаешь куда, а я с Одрой в больницу. Надо хоть что-то обсудить и быстрее, потому что бабушка уже внизу и хочет с тобой поговорить. А почему ты во вчерашней одежде?
Я вытаращила глаза, мозги отказывались понимать, что происходит.
— Как вчерашней? Я спала всего час.
— Тринадцать часов, — поправила Лекси. — Сегодня четверг, день икс, как пишут в детективах; прощайте, добропорядочные граждане, здравствуйте, хакеры и взломщики!
Она продолжала болтать какую-то чепуху, и аура вторила ей, вихрясь мелкими, кипучими барашками.
— Мне снился сон, — сообщила я, подходя к одежному шкафу и пытаясь выбрать хоть что-нибудь вместо измятой, потерявшей всякий вид одежды.
— Какой сон? — спросила Лекси и привалилась к стене, страшно довольная — первый раз в жизни она собралась раньше меня.
Я выпуталась из вчерашней, несвежей рубашки, схватила чистую и натянула ее через голову.
— Про Шэннон. И что-то про слепоту. Тени и свет, и тот непонятный рисунок из кругов, который я видела уже несколько раз.
Звучит невнятно, сама понимаю, ну так и сон ведь был не слишком-то ясный.
— Шэннон? — почти взвизгнула Лекси. — Дразнишься, да? Ну почему одним — все, а другим — ничего? Только не говори мне, что она тебе явилась! Ко мне ни разу не приходила, и к маме, да и к бабушке вряд ли.
Я готова была треснуть себя по лбу — ну кто меня за язык тянул?
— Это всего-навсего сон. Хоть и очень странный. Мне вообще снится всякий бред с тех пор, как мы переехали.
Едва я успела влезть в чистые джинсы и застегнуть туфли, как с кухни загремел голос бабушки:
— Урок!
Я выкатила глаза.
— Только не это! Когда она в последний раз давала мне «урок», началась вся эта петрушка с математиком. А она даже не захотела про него слушать. И теперь снова?
Лекси пожала плечами.
— Одним — все, другим — ничего, — со вздохом повторила она.
— Бегом! — раздраженно рявкнула бабушка.
Схватив рюкзак я выскочила на лестницу и побежала вниз, перебирая на ходу ночные видения. Ступенька — тени. Ступенька — свет. Ступенька — стертый. Ступенька.
— Сколько можно ждать? — заворчала бабушка, едва я ворвалась в кухню. — У нас много работы, Фелисити Шэннон Джеймс.
«Шэннон», — эхом отдалось в моей голове, и на этот раз я знала, как она выглядит. Темные волосы, гораздо темнее моих, и голос, звучащий из плотно сомкнутых губ.
— Бабушка, — сказала я, присаживаясь на край стола. — А у тебя когда-нибудь были видения... — Я вспомнила, как называла это Лекси. — Тебе когда-нибудь кто-нибудь являлся?
— Являлся? Это связано с твоим даром?
Бабушка наклонилась над столом и внимательно глядела на меня.
Я рассматривала свои пальцы. Они слегка тряслись, подрагивала им в такт ставшая вдруг серебристой аура.
— И да, и нет. Тебе когда-нибудь являлась Шэннон?
— Первая провидица?
Может, и мне придумать себе какое-нибудь громкое звание?
— Я кивнула.
— Да. Она никогда не являлась тебе во сне? Ни о чем не предупреждала?
— Лисси, девочка, за три тысячи лет, прошедшие со дня смерти Шэннон, сменилось около пятнадцати поколений, и только избранным посчастливилось вновь услышать ее голос или почувствовать на себе невероятно мощный Взгляд.
— Невероятно мощный?
— Наши способности — ясновидение, предвидение, видение на расстоянии или в душах людей — пришли от Шэннон. А она обладала всеми без исключения.
Я аж присвистнула, представив, каково жилось нашей прародительнице с этаким Взглядом.
— И все-таки, кто-то ее встречал? — спросила я. — Являлась она кому-нибудь после смерти?
Бабушка кивнула.
— Своим дочерям, — тихо сказала она. — Своим трем дочерям, и дочерям этих дочерей, и их детям, и внукам — в моменты крайней опасности.
Я молча глядела в стол, горло сжалось. Если сейчас не момент крайней опасности, то уж и не знаю, когда такой момент.
— К чему ты ведешь, детка? — спросила бабушка. — Она что...
Я откашлялась.
— Помнишь, я пыталась рассказать тебе, что случилось в школе? В тот день, когда мне стало плохо?
Я замолчала, твердо решив дождаться ответа прежде, чем рассказывать дальше.
Бабушка недовольно отмахнулась, по ее ауре пробежала тень.
— Вот только выдумки свои оставь, пожалуйста.
У меня упало сердце.
— Это не выдумки, в школе на самом деле творится что-то странное! Мистер Кисслер...
— Иона Кисслер — прекрасный человек, — оборвала меня бабушка.
— Ты не слушаешь! Когда я смотрю на него, я вижу то, что для меня страшнее смерти, как будто... как будто он потерял душу, и от этого мне становится плохо, и...
— Иона Кисслер — прекрасный человек, — упрямо повторила бабушка.
Я закрыла рот. Ну как рассказать ей о моем сне, о Шэннон, если она твердит только одно: Иона Кисслер, от которого меня наизнанку выворачивает, прекрасный человек?
— Ладно, бабушка. Как скажешь.
— Вот и хорошо, оставим мистера Кисслера в покое. И отчего же тебя вдруг заинтересовала первая провидица? Раньше ты, в отличие от Лекси, о ней не спрашивала.
— Не знаю, любопытно стало.
— Почему? — настаивала бабушка.
Как странно — такая въедливая, а единственную вещь, которую я хочу до нее донести, понять не хочет.
— Просто так...
Наступившую тишину прорезал бодрый голос мамы:
— Пора ехать! Нам еще надо Лилу захватить.
Я сжала зубы. Ну конечно — разве можно заставить бедную Лилу ждать? Лучше пусть подождут мои проблемы. Как мило со стороны мамочки.
— Ты должна мне один урок, детка, — заметила бабушка, стоило мне встать со стула.
— А ты — мне, — обиженно сказала вошедшая Лекси.
Я посмотрела на нее с благодарностью. От бабушкиных лекций все равно толку никакого. Единственное, что я вынесла из нашего разговора — рассчитывать стоит только на себя.
Я закинула рюкзак за спину и пошла к двери, Лекси за мной.
— Не забудь сказать маме, что после школы погуляешь с Диланом, — шепнула она, усаживаясь в машину.
— Ах, да, — громко повторила я. — Мам, мы с Диланом погуляем после школы, ладно?
Голос прозвучал так неубедительно, что я была почти уверена — мама на это не купится. Но она ласково ответила:
— Хорошо, солнышко.
Интересно, чему она улыбается? Неужели решила, что я к Дилану неравнодушна? Ничего себе выводы. Да об этом и думать смешно, он совсем не в моем вкусе! Другое дело — Пол. Вспомнив Пола, я вспомнила Джул, а мысли о них, в свою очередь, оживили воспоминания о сегодняшнем жутковатом сне.
Я так задумалась, что не заметила, как в машину залезла Лила.
— Твоя мама получила мое сообщение? — тут же спросила Лекси.
Лила кивнула.
— Она с удовольствием завезет нас с тобой и подружку Лисси к себе на работу.
Несмотря на слегка недовольный голос, аура Лилы не подавала никаких признаков раздражения. Даже когда она упомянула Одру. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы осознать, о чем она говорит.
— Ты что, поедешь с ними в больницу? — пискнула я.
Лила поглядела на меня краем глаза и приподняла изящно выщипанную бровь.
— Да, — ответила она, делая вид, что удивлена моим вопросом. — Я давно собиралась сдать кровь, так почему бы не сегодня?
Мы с Лекси переглянулись. Наш план рушился прямо на глазах. Только не хватало, чтобы Лила болталась за плечом у Одры, когда та полезет в больничный компьютер. Тем более, что Лила Одру терпеть не может. Еще в первый день запрещала мне с ней дружить.
В общем, сегодня явно не наш день. Хотя Лекси может думать по-другому. Я словно увидела, как она машет рукой: «Да ладно!».
Я глубоко вздохнула. В конце концов, даже если Лила осложнит девчонкам работу в больнице, это сейчас не моя забота. Мы с Диланом займемся совсем другими делами.
В молчании мы доехали до средней школы.
— Как учеба, Лила? — спросила мама, высадив Лекси и снова трогаясь с места.
— Хорошо, спасибо, — ответила та, и хотя голос ее звучал так, будто она обожала школу больше всего на свете, аура осталась неподвижной.
Похоже, Лила не в восторге от очередного учебного дня. Может, она из тех людей, которых вообще ничего не радует? Интересно, почему? Королева школы, рядом обалденный темно-синий парень, и прическа у нее всегда в порядке. К тому же Лила вряд ли страдает от ночных кошмаров, так что я вообще не пойму, почему она не хохочет от радости, когда приходит время идти в класс.
Мы подъехали к школе, я торопливо вылезла из машины и предупредила маму:
— До дому доберусь сама.
Сказать но правде, я не знала, выйдет это у меня или нет. Но мне сто раз твердили, какой тут маленький город, и я понадеялась, что как-нибудь дойду.
— Эй, Лисси! — окликнула меня Лила, как только мы отошли от машины. Надо же, снизошла до разговора! — Трейси с ума сходит, как только дело касается Тента. Мой тебе совет: не связывайся ты с ним, если не хочешь связываться с ней. Она с чего-то решила, что ты к нему клеишься. А после этой истории с Колином и этой, как ее там, Трейси вообще, шизеет, когда на Тейта смотрит кто-то из нулей.
Я уставилась на Лилу. Можно подумать, я без нее не вижу, что Трейси — стерва. А сама Лила? Защищает Брока от всех подряд, как медведица медвежонка.
Да, хотя бы в одном сон был вещим — люди видят только то, что хотят видеть. Лила, к примеру, даже не пытается взглянуть на себя со стороны.
— Мне не нужен Тейт. Можешь сообщить об этом Трейси, — сказала я.
Лила пожала плечами и надела темные очки.
— Ну да, тебе все равно с ним ничего не светит, — бормотнула она и пошла прочь, покачивая бедрами.
Нет, никогда не понять мне эту девицу.
Сегодня я без проблем прошла через переплетение аур во дворе. Даже не споткнулась ни разу. Бросила сумку между Диланом и Одрой и хлопнулась рядом.
— Ну что, готова? — спросил Дилан.
Я не ответила. Просто потому, что нет среди миров такого, в котором на этот вопрос можно ответить «да».
— У вас с Лекси намечается попутчица, — сообщила я Одре.
Та подозрительно сощурилась.
— Лила, — не дожидаясь вопросов, пояснила я.
Одра застонала. И неудивительно — такие новости убивают наповал.
— Лекси ее отвлечет, — утешила я, смутно надеясь, что так оно и будет. — Ты ведь быстро справишься?
Одра вздохнула.
— Я-то надеялась, что Лекси постоит на стреме, — объяснила она. — А я в это время разберусь с твоими загадками. Теперь ей придется приглядывать за Одрой. Да, трудновато мне придется.
Я пожала плечами. Мне ли не знать, как редко мы получаем то, что хотим.
— Готова? — повторил Дилан, поворачиваясь ко мне.
Его жемчужная аура ярко сверкала на утреннем солнце, и я снова вернулась мыслями к своему сну. Неужели Шэннон, первая провидица, была того же цвета, что и Дилан? Не значит ли это, что мы с ним дальние родичи? Понятия не имею почему, но эта мысль мне не понравилась.
С другой стороны лужайки донеслось пение. Я посмотрела в ту сторону и увидела Трейси, которая распевала для Тейта. Гляньте-ка, даже урока музыки дожидаться: не стала!
В ту же секунду я почувствовала, как покидаю тело, и вот уже моя незримая сущность стоит на лужайке между Трейси и Тейтом. Когда толстый фиолетовый луч прошил меня насквозь, я вскинула руки и открыла рот, чтобы заорать, но из горла не вырвалось ни звука.
Странно, но я вообще ничего не почувствовала и, не мешкая, повернулась к Трейси, чтобы увидеть ее лассо в действии.
Луч дотянулся до Тейта, обвил его вокруг талии и потащил к хозяйке. Мне показалось, что Трейси вот-вот сожрет парня. Наверное, я ужастиков с Полом и Джул пересмотрела.
— Она что, опять? — раздался шепот откуда-то издалека.
Я не ответила, поглощенная происходящим. Трейси замолчала, и я смогла наконец выпутаться из свежесплетенной связи между ней и Тейтом. Теперь в его золотые нити вцепились сразу несколько фиолетовых щупалец. Нити отчаянно дергались, пытаясь освободиться. Я протянула руку, чтобы им помочь — в конце концов, Трейси тоже играла нечестно, — как вдруг что-то меня остановило.
Повернувшись, я увидела, что на той стороне лужайки, рядом с моим неподвижным телом стоит мистер Кисслер, стертый, как всегда. И смотрит прямо на меня. Незримую меня. Глаза в глаза. Я застыла от ужаса.
— Лисси! — позвала Одра. — Она опять поет, да? Ты что-нибудь видишь?
Ее голос потянул меня обратно, одним прыжком я вернулась в тело и широко раскрыла глаза. Осторожно огляделась в поисках Кисслера. Я продолжала ощущать на себе его взгляд, и стоило встретиться с ним глазами — на этот раз настоящими, — как в ушах зашумело, а к лицу прилила кровь. Дилан тут же взял меня за руку и подвинулся так, чтобы загородить от меня математика.
Я поглядела в его жемчужно-белое сияние и на мгновение увидела под ним разноцветную призму. Тошнота и головокружение уменьшились. Дрожащим голосом я ответила Одре:
— Да, опять.
Одра даже ногой топнула.
— А ведь он хочет, хочет с ней расстаться!
— Опять комедию ломаешь, — пробурчал Дилан.
Одра только зло сузила глаза и повернулась ко мне.
— Это ты виновата! — заявила она. Я остолбенела от удивления. В чем, интересно? Я, что ли, подучила Трейси соблазнять Тейта пением? — Он никогда так много не говорил! — продолжала Одра.
— А! Так это все Лекси! — открестилась я, с легкостью делая из младшей сестры козла отпущения.
— И бабушка, — тихо добавил внутренний голос.
А вот это уже плохой признак. Когда подсознание начинает вспоминать бабушку — это не к добру.
Хоть Дилан загораживал меня, как мог, я по-прежнему чувствовала на себе взгляд Кисслера. Меня затрясло. Неужели он понял, что мы что-то затеяли? Могу поклясться — он видел, как я покинула тело, хотя не представляю, как ему это удалось. Я ведь прозрачная, как привидение.
Если Кисслер и впрямь видит такие вещи, мы в гораздо большей опасности, чем казалось раньше.
— Так ты готова? — в третий раз спросил Дилан.
Я со вздохом опустилась на траву. Поглядела в небо.
— Готова. Насколько тут вообще можно подготовиться.
— Ну и хорошо, — ухмыльнулся Дилан, Зазвенел первый звонок.
Одра протянула руку, помогла мне подняться, и мы втроем зашагали к школе. Что ж, может, я и схожу с ума, но во всяком случае не одна.