Стержевая. Врата на холме

Социальные обязательства

Тридцатиэтажное офисное здание из бетона и непрозрачного синего стекла весело блестело в лучах дневного солнца. Блики и искорки солнца на синем стекле переливались и создавали приятное зрелище.

Еще приятнее была радость освобождения. Здание, приютившееся на одной из не самых больших улиц Мюнхена, было местом сбора ордена иллюминатов – орден создавался здесь, до того, как его основатели уехали в США. Одной из догм организации являлось равенство всех людей перед законом. Теперь те, кто считал закон следствием действия иллюзий мироздания на людей с плохой кармой и объявлял о том, что хорошо жить по благодати, а не по закону, разделили организацию. Они называли себя восточными иллюминатами.

Сейчас по этажам и лестницам офисного здания в тридцать этажей, где обычно проходили всемирные собрания, шли и бежали группы людей в черном и с оружием. На них красовались шлемы с пуленепробиваемыми стеклами, защищающими лица, бронежилеты, широко раздавшиеся подсумки с большим количеством боеприпасов. На ногах чернели ботинки с высоким берцем. Под куртками многих бойцов выпирали мощные мышцы – многие бойцы занимались тяжелой атлетикой и у-шу.

В руках у людей в черном находились автоматы, пистолеты-пулеметы и пулеметы.

Воины в черной одежде – восточные иллюминаты, решившие подчинить себе орден, – двигались по зданию и убивали всех людей, которых встречали, – сегодня все здание занимали представители местных структур ордена, приехавшие из различных регионов планеты.

В коридорах и на лестницах раздавались короткие очереди – и на пол падали мужчины в костюмах. Иногда среди жертв попадались женщины – некоторые в длинных платьях, некоторые в костюмах, состоящих из пиджака и юбки одного цвета. Женщин убивали точно так же. Выстрелы грохотали, их звуки громко раздавались в замкнутом пространстве. Жертвы падали, некоторые из них – без части головы, оторванной пулями. Иногда при попадании голова разрывалась на части.

К сторонникам равенства перед законом, упавшим на пол, подходили люди с оружием и стреляли им в головы. Если головы уже не было, восточный иллюминат все равно стрелял – в грудь или в живот, чтобы, как всегда, по порядку, сделать контрольный выстрел.

Вскоре живых врагов не осталось. На полу этажей с высокими потолками, на паркете и на каменных плитках, среди мебели, обитой кожей, массивных столов и столиков, под позолоченными или блестящими серым напылением лампами – лежали трупы.

На просторном первом этаже, с каменными столиками, посреди стен, покрытых позолоченными узорами, стоял второй взвод первой роты, относящейся к военной структуре нового ордена. Бойцы контролировали двери – чтобы никто не вышел, если вдруг кого-то не добили.

На двадцать девятом этаже, в главном зале заседаний, находился первый взвод. Алексей Серебряный, один из иерофантов нового ордена, очень крепкий светловолосый голубоглазый парень ростом метр девяносто, в военной иерархии ордена занимал место, соответствующее ефрейтору в армии. Он был пулеметчиком одного из отделений. Вместо обычного ручного или единого пулемета он держал пулемет с блоком из четырех патронников, который имел темп стрельбы 1400 выстрелов в минуту. За спиной находился ранец, рассчитанный на 500 патронов, – он выглядел небольшим на широкой спине Алексея. Сейчас в магазине, видимо, находилось не больше половины патронов – во время веселой бойни иерофант успел выпустить несколько очередей. В боевых отрядах нового ордена, как правило, если один из бойцов занимал высокое положение в иерархии и не был командиром, то вместо обычного оружия брал что-нибудь мощное или оригинальное – если, конечно, мог пользоваться таким оружием.

Сейчас Алексей смотрел, как Василий Молотобойцев, командир роты, могучий атлет ростом почти метр девяносто со светло-каштановыми волосами и карими глазами, лез вверх по лестнице. Лестница являлась частью сооружения с тремя площадками: одна площадка наверху, на высоте примерно шести метров, образовывала верхний, третий этаж сооружения, одна образовывала второй этаж и еще одна – первый. Площадки соединялись ножками, которые шли сверху вниз по углам площадок. Такими возвышениями пользовались строители, если требовалось что-то покрасить в помещении с высокими стенами. Василий забрался на верхнюю площадку и оказался рядом с символом ордена законников – глазом в треугольнике. Символ – черный на белом пластиковом щите примерно полтора метра на полтора – крепился к стене. Командир роты сбросил вниз щит. Воины принесли пожарные топоры, заготовленные заранее, и начали рубить законнический знак. Потом принесли еще один пластиковый щит, установили вместо разрубленного и унесли со сцены сооружение с лестницей. Теперь в зале, напротив рядов с креслами, за сценой, вместо сброшенного и порубленного глаза в треугольнике висел символ нового ордена – восьмиконечная звезда на черном фоне, состоящая из синего квадрата, повернутого на 90 градусов, помещенного поверх красного квадрата. В православии этот символ считается одним из вариантов звезды Богородицы. Создатели нового ордена решили, что звезда очень подходит им, раз они противопоставляют благодать и закон.

По наклонной дороге, являющейся выездом из подземного гаража тридцатиэтажного здания, выехали грузовики с трупами и покатили в сторону свалки, где трупы сожгут. Члены нового ордена были уверены, что весь транспорт с покойниками пересечет Мюнхен без проблем: местной полиции заплатили за сокрытие трупов столько же, сколько в свое время платила местная мафия. Плата рассчитывалась исходя из количества трупов. Начальник полиции был не против – он радовался появлению силы, способной победить протестантских активистов, мешающих жителям города курить траву и требующих клеить на афишах печати «18+». И у начальника полиции были единомышленники. Они не стремились убивать сами, зато, когда речь шла о том, что надо не вмешиваться, у них получалось очень хорошо. И не только тогда, когда им платили.

Трупы сожгли на свалке в стальной печи, которую затем отправили на переплавку: копоть на стенах печи могла содержать останки человеческого тела.

Восточные иллюминаты считали, что людей надо хоронить в гробах, без кремации и вскрытия. В данном случае сделали исключение, чтобы не оставлять улик. Решили потом попеть мантры, чтобы исправить ухудшение кармы и помрачение разума, которые могли произойти вследствие плохих похорон.

На следующий день руководство нового ордена собралось в зале заседаний на двадцать девятом этаже здания из синего стекла и бетона. Над сценой красовалась восьмиконечная звезда.

Александр Сосновый, крепкий парень ростом метр восемьдесят, с короткими светлыми волосами, голубыми глазами и прямым носом, глава ордена, с трибуны огласил формулировки, принятые иерофантами. Их новый орден назывался Баварский Орден Восточных Иллюминатов. Традиция восточных иллюминатов могла состоять из неограниченного количества орденов, рекомендовались такие названия, которые делали бы незначительной вероятность совпадений. Ячейки в новой традиции решили называть ковенами, а не ложами. Было принято много разных формулировок.

Со стен внутри здания начали снимать масонские картины и заменять их стальными пластинами с углублениями, в которых разместились элементы из «синего золота», синего сплава, содержащего золото и железо, – украшения или их элементы. В числе украшений встречались изображения фей, бабочек, сов, змей, пауков, скорпионов. Встречался критский лабиринт – пространство веселое и многомерное, в котором благодать всегда одерживает победу над законом.

Через два дня Александр Сосновый получил перехваченное сообщение иллюминатов-законников, которые возобновили деятельность своего ордена: «Это все ненадолго. Их вернет в Россию их ФСБ и арестует». Значит, враг был очень дик и не понимал происходящего. Позитивные люди России, огромное множество людей, носили джинсы со светлыми пятнами. Над ними возвышались другие позитивные люди – эмо, готы, хиппи. Власть в России делилась на группировки, многие из которых уважали позитивных людей своей страны и направляли свою деятельность в сторону, которая более-менее соответствовала представлениям этих людей о вселенной. Выполнение задач, соответствующих тому, что одобрят много-много позитивных людей, и невыполнение задач, которых не одобрят, было частью действительности, в которой существовала российская власть. И теперь восточных иллюминатов уж точно никто бы не стал отправлять в Россию для ареста, ни один фээсбэшник, скорее всего, не сдвинулся бы с места, чтобы организовать подобные аресты. Дикари-законники не понимали баланса интересов.

Среди восточных иллюминатов было много жителей России – именно в России и сформировалась эта традиция, когда на западе влияние людей в заклепках и в фенечках стало расти медленнее, зато начало расти влияние протестантизма.

Традиция восточных иллюминатов продолжала расширяться. Удалось найти несколько десятков американцев, которые сформировали орден «Восток Майами», формально независимый от баварского. Иерофанты – руководители баварского ордена, чьим родным, а в большинстве случаев и единственным, языком общения был русский – сидели в зале для показа слайдов и, весело улыбаясь, предлагали варианты символики, придуманной ими для «Востока Майами». Остановились на девушке в английской шапке XVIII века и в переднике, которая левой рукой держит за шею белоголового орла, лежащего на столе перед девушкой, а правой заносит над шеей птицы нож – так, как будто это курица, которую девушка сейчас зарежет для блюда. Учитывая распространенность белоголовых орлов в государственной символике США, присутствовавшие на принятии символов для «Востока Майами» получили большое удовольствие. На следующий день американские восточные иллюминаты сообщили, что приняли предложенную им символику.

Через несколько дней у русских восточных иллюминатов появились вопросы к американцам: что на американской территории будет делаться для того, чтобы победить активистов, навязывающих требования протестантской религии? Иллюминаты нового баварского ордена указали на некую Келси Вильямс, которая оказалась очередным автором книг, в которых родителей призывали к тому, чтобы они притесняли детей. Авторша оказалась выдающейся пуританкой и предлагала родителям поступать с маленькими детьми так, как дрессировщики поступают с собаками. Ашели Джонсон, руководительница «Востока Майами», заявила, что противостоять протестантам ее орден будет и что неплохо бы для этого получить помощь, и особенно хорошо будет, если к «Востоку Майами» временно присоединятся вооруженные отряды. Она обратилась за помощью к баварскому ордену. Ашели сообщила, что в Майами опять прошел вечер, где Келси Вильямс раздавала книги с автографами. Руководители баварского ордена пообещали помочь.

***

Солнце зашло, и уже почти стемнело. Над океаном раскинулось темно-синее небо. Широкая полоса песка, из которой состоял океанский берег, тянулась в две стороны. Южнее, в нескольких километрах, горели огни города Майами. Севернее – тянулись пески. У океанского берега, неподалеку от границы города, горели костры и раздавались пьяные крики. Электрический свет шел из иллюминаторов немного проржавевшего остова баржи, стоящего неподалеку от берега. Рядом с остовом стояли дома-прицепы и машины.

Здесь находилась главная резиденция группировки панков «Шакалы побережья». Группировка сейчас насчитывала более пяти тысяч человек, а в ее лучшие времена, в восьмидесятые годы двадцатого века, лидеры группировки могли собрать тридцать тысяч сторонников и контролировали некоторые заводы Майами.

В остове баржи отсутствовала одна из переборок – ее срезали панки сваркой, чтобы из двух отсеков создать просторный зал, где восседал их главарь. Стены этого зала представляли из себя борта судна, и с тех времен, когда судно плавало, на них оставалась темно-красная и коричневая краска, которая перемежалась с ржавчиной. Внутри стояли ветхие кресла и диваны, принесенные со свалок, которые перемежались со столами, взятыми оттуда же, – некоторые столы сохраняли часть краски; бутылка виски, из которой пил лидер группировки, стояла на столе, который когда-то окрасили в светлый желтый цвет. Теперь краска осыпалась больше чем наполовину. Некоторые столы полностью облезли и стали светло-серыми.

В креслах развалились Мэт Стивенсон, руководитель Шакалов побережья, и его приближенные. Мэт имел крашеные светлые волосы, образующие высокую стоячую прическу, карие глаза и рост около метра восьмидесяти. Его телосложение было очень крепким, мышцы выделялись буграми. На нем сейчас красовалась белая майка, рваные джинсовые бриджи с пятнами светло-голубых оттенков, вплоть до почти белого, изображающими протертые места, и латексные ботинки с высоким берцем.

На одном из столов, наиболее массивном, имеющем два ряда выдвижных ящиков, стояла и танцевала Ники – подружка Мэта. В руке она держала бутылку из коричневого полупрозрачного стекла, в которой плескалась выпивка. Девушка ростом немного ниже среднего имела нечесаные коричневые волосы и карие глаза. Ее ягодицы покрывали короткие обтягивающие джинсовые голубые шорты, на ногах были ботинки с высоким берцем. В танце стройная девушка двигалась, выпячивая то небольшую грудь, то крепкие ягодицы.

На креслах и диванах сидели парни и девушки, на некоторых красовались длинные расстегнутые пальто, на некоторых – куртки из пластиковой ткани ярких цветов, чаще всего встречались оттенки зеленого и желтого. У многих в ушах имелись самодельные сережки из бритв. Кто-то держал в руках банки и бутылки пива, кто-то – емкости с виски и водкой. Магнитофон с большими колонками, питающийся от дизельного генератора, установленного в другом отсеке, громко исторгал звуки дисгармоничного рока, время от времени под визг гитар выл и скулил голос певца.

Внезапно музыка смолкла.

Один из приближенных, рослый панк в коричневом пальто из ткани наподобие той, которая идет на шинели, выключивший музыку, подошел к Мэту и сказал:

– Тебя наружу зовут, их много. Типа, СВАТ или полиция. Но говорят, не СВАТ, и не полиция.

– Че? – ответил Мэт.

– Наружу пошли, много их, зовут тебя. Много их, типа, полиция, но говорят, что нет.

– Где?

– Здесь. У баржи. Говорят, выйди, надо поговорить.

– Пошли, ребята, – сказал Мэт. – Оружие здесь оставьте.

Мэт и более двадцати приближенных парней и девушек пошли из баржи. Некоторые продолжали сжимать бутылки, некоторые оставили.

На песке, у баржи, жилых фургонов и костров, собралась толпа панков. Напротив стояла вся первая рота ордена из Баварии, в черном, с оружием. Неподалеку светили фарами четыре черных автобуса с тонированными стеклами, на которых приехали визитеры.

Тринадцать человек в черном выступили вперед и стояли рядом с маленькой группой людей в камуфляже, еще пять групп встали в проходах, имевшихся в плотном поселке, образованном фургончиками и баржей, остальные – правее и левее поселка.

Маленькая группа людей в камуфляже состояла из руководства «Востока Майами», тут присутствовали верховная иерофантида Ашели Джонсон, рослая стройная женщина с длинными прямыми коричневыми волосами, карими глазами и большим овальным лицом, и еще один иерофант, которого звали Альберт – рослый светловолосый голубоглазый мужчина.

Навстречу людям в камуфляже подходила толпа панков.

– Кто тут главный? – спросила Ашели.

– Я, – ответил Мэт. – А вы кто?

Осматривая место, где собирались Шакалы побережья, верховная иерофантида решила, что все-таки расстановка сил не худшая, хотя в Майами протестанты укрепили свое влияние: группировка панков имела баржу и дома-фургончики, тут жгли костры, и некоторым из присутствующих было меньше восемнадцати лет. И ни активисты библейских обществ, ни полиция не пришли, чтобы отобрать у группировки территорию, баржу и дома-фургончики.

– Мы ваши новые товарищи, которым хорошо будет развитие того порядка вещей, какой был в восьмидесятые, – сказала верховная иерофантида, – конкретно, мы пришли требовать от вас, чтобы вы начали ставить на место протестантов, которые стали сильнее.

– И что вы хотите? – спросил Мэт.

– Ситуация, как видите, изменилась, – ответила Ашели, – нулевая терпимость, везде на афишах «18+».

– Нулевая терпимость – а мы и не суемся, куда не надо, можно. конечно, получить максимальный срок, раз член банды, так не суйся, куда не надо, сиди тихо, а «18+» мы как срывали, так и будем срывать, где видим, – ответил Мэт.

– Больше надо делать, – сказала Ашели, – у вас же знаменитая группировка, столько лет вы были одними из самых серьезных в большой части города, и пора заставить библейские общества притихнуть. Есть социальные обязательства. Вы их не выполняли – вы получили. Активисты библейских обществ ходят живыми, мешают жить людям – и к вам отношение соответствующее. Нулевая терпимость в судах. В клубы могут беспрепятственно зайти активисты и проверить, есть ли 18 лет тем, кто там находится. Надо вам дело делать. Заставить сторонников Ветхого Завета притихнуть.

Мэт видел, что рядом больше ста хорошо вооруженных людей, у которых имелись автоматы, пулеметы и гранатометы, – и им придется пообещать что-то сделать. А потом, скорее всего, придется сделать. Но он понимал, что расстановка сил сейчас не та, что в восьмидесятые годы XX века, группировка не брала дань ни с одного завода и плавно превращалась в клуб по интересам. Он видел, что сейчас придется согласиться напасть на активистов-протестантов, так как сейчас перед ними стояли больше ста хорошо вооруженных трезвых людей – против восьмидесяти панков, большинство из которых были пьяны. Кроме того, у большинства панков при себе не было оружия – только у некоторых под куртками и пальто были припрятаны пистолеты, и еще у какого-то количества – за спинами висели ружья.

– Что вы хотите? Чтобы мы напали на активистов? – спросил Мэт.

– Да, – ответила Ашели.

– Но времена сейчас не те совсем. Мы даже не уверены, что все судьи и полицейские не откажутся взять от нас деньги. Мы не уверены, что всем не дадут максимальные сроки. Как вы предполагаете, чтобы мы напали на активистов?

– Вы начнете их бить и убивать. Есть уже конкретные цели.

– Хорошо. Мы сделаем. А нам за это что?

– Ничего, – ответила верховная иерофантида. – Мы просто требуем, и все. Для нас вы группировка, претендующая на те же районы, что и раньше. И мы требуем защитить жителей этих районов от библейских обществ. Да, и вы ведь не знаете, сколько нас. Сюда приехало столько людей, сколько уместится в свете ваших фонарей и костров. Чтобы мы могли друг друга видеть.

Это и на самом деле было так. Охранять лидеров «Востока Майами» явилась первая рота ордена из Баварии, почти полностью состоящая из русских. Еще две роты, находились в автобусах в километре отсюда. Они большей частью состояли из русских, а частично – из немцев. Попадались и другие европейцы – прежде всего иллюминаты, раньше состоявшие в законническом ордене и принявшие противопоставление благодати и закона.

– Сделаем, что требуете, – сказал главарь панков.

– Ну, теперь давайте отойдем, пусть руководство побеседует, а охрана разойдется в разные стороны, метров на тридцать, – предложила Ашели. – Чтобы не все слышали, о чем будем говорить.

Так и сделали. Несколько людей в камуфляже и несколько панков встали у большого костра рядом с баржей. Остальные передвинулись – люди в черном в одну сторону, панки в другую.

– Вот, – сказала руководительница «Востока Майами» и достала фотографию дряхлой полной женщины и книгу, – Келси Вильямс пишет, что родители должны притеснять детей, бить и действовать в отношении детей так, как дрессировщики действуют в отношении собак. Она работала дрессировщицей собак, а сейчас она «психотренер». Пишет книги. Уже три маленьких ребенка за год родители забили насмерть после того, как прочитали ее книги. Вы ее убьете.

– Известная личность. Рисково, – сказал главарь панков.

– Ну, среди полицейских не все будут стремиться вести расследование. И дело в этом. Потому с нее начать и надо.

Мэт согласился с тем, что убийство подобной писательницы – это очень хорошее начало борьбы с протестантскими активистами.

– Я думаю, вы подождете Келси Вильямс у ее дома, погрузите ее в фургон, а потом положите в бочку с цементом и отправите на дно реки. Мы знаем о баржах, с которых вы когда-то собирали дань. В той фирме вы и арендуете баржу. Да, Келси Вильямс – это женщина очень крупного телосложения. Она весит больше ста килограммов. Так что бочка потребуется на двести или двести пятьдесят литров, чтобы она туда влезла. На бочке напишете «Социальные обязательства» – четко, чтобы буквы можно было разобрать, – некоторые панки заулыбались и начали чуть-чуть подпрыгивать от смеха. Люди в камуфляже тоже начали улыбаться и подпрыгивать. – И нарисуете один из тех знаков, какие рисуете в качестве граффити, когда метите территорию, – теперь уже все собравшиеся ярко улыбались и покачивались в смехе.

Верховная иерофантида потребовала, чтобы главарь панков уже через два дня арендовал баржу. Еще три дня давалось, чтобы засохли надпись и рисунок на бочке. Чуть позже должна была состояться презентация новой книги Келси Вильямс, и по пути с презентации писательницу следовало похитить. В случае, если этого сделать не удастся, предлагался другой вариант, на выполнение которого отводилась неделя – похищение писательницы из дома, где она жила одна.

***

Келси Вильямс – рослая, широкая и дряхлая женщина со светлыми волосами, большими голубыми глазами и овальным бесформенным лицом, покрытым припухлостями, – ехала на своем седане с презентации. На авторшу были напялены желтая футболка, синие джинсы и белые кроссовки – Келси одевалась так, чтобы иметь мягкий и миролюбивый вид. В багажнике лежал баул с остатками ее книги с автографом. Труд назывался «Синдром нарушения привязанности. Защитим детей». В книге описывалась вымышленная болезнь, которой, по мнению, высказанному авторшей, были больны дети, которые отказывались подчиняться родителям. Келси была рада, что у нее имелись деньги, чтобы снять зал для презентации и что в этот раз она раздала почти целый баул своей книги.

Авторша остановила свою машину у небольшого белого коттеджа, в котором жила. Он стоял в ряду похожих домиков, окруженных белыми заборчиками, на улице с просторными газонами и редко растущими деревьями. Келси вышла из седана, чтобы открыть ворота, имевшиеся в заборе ее дома. Вдруг раздался скрип шин об асфальт, и рядом с машиной авторши остановилась белая машина, изукрашенная желто-зелеными граффити, – подобные машины существовали в варианте микроавтобуса, с сиденьями, и в варианте фургона, без сидений. Из машины начали выбегать панки. Первыми выбежали высокий парень в коричнево-зеленом пальто и с самодельными сережками из бритв в ушах и стройная небольшая девушка. Они держали в руках пистолеты-пулеметы с длинными магазинами. Келси увидела, что целятся в нее.

– Стоять! – крикнул ей парень с сережками из бритв.

– Стой! А не то застрелим! – крикнула девушка.

Из фургона выбежали Мэт с бейсбольной битой и один из его ближайших приближенных с арматурным прутом. Главарь начал ударять авторшу диких книг битой по голове. Его товарищ охаживал толстую дряхлую женщину арматурой по рукам и ногам.

Келси рухнула на асфальт. Ее схватили и уложили на пол фургона. Фургон рванулся вперед.

Мэт посмотрел в зеркало машины и увидел, что еще два автомобиля «Шакалов Побережья» – зеленый и черный фургоны, разрисованные граффити, – едут за ними. Все шло по плану.

Три фургона въехали на склад, стоящий у причала. Жертву вытащили из машины и положили у темно-зеленой бочки на двести пятьдесят литров, на которой яркими желтыми буквами красовалась надпись «Социальные обязательства», ниже ее демонстрировала замысловатые изгибы желтая каракуля, копирующая крупные граффити «Шакалов побережья». Все присутствующие надели перчатки, чтобы не оставлять отпечатков пальцев. В таких же перчатках происходила и покраска бочки.

Дряхлую толстую женщину привязали веревками к крюку автомобильного крана. У бочки стояла деревянная ванна, такая же, какие строители собирают, чтобы замешивать цемент. Рядом с бочкой стояли мешки с цементом, ведро для воды, лежали шланг с водой и лопаты с квадратными совками.

Жертва пришла в себя. Ее большие голубые глаза распахнулись.

– Сейчас мы тебя запечатает в бочку с цементом, – сказал Мэт, – потом он повернулся к товарищам и произнес, – все, пришла в себя.

– Аааа, – завопила авторша.

– Пришла в себя, – продолжил Мэт. – Понимает, где находится. Давайте, грузите ее краном в бочку, – он повернулся к товарищу, держащемуся за рычаги крана, и произнес: Давай, грузи ее в бочку.

– Ааааа! – закричала Келси Вильямс еще раз. – Аааа!

Загудел мотор крана, шлейка из канатика, обвивающая руки, грудь и спину дряхлой толстой женщины, натянулась. Складское помещение снова огласил скрежещущий громогласный визг:

– Аааа!

Присутствовавшие панки, парни и девушки, весело улыбались, некоторые подергивались в молчаливом смехе.

Ноги Келси оторвались от пола. Толстуха начала пытаться сорвать с себя шлейку. Тело плененной приближалось к бочке. Плененная попыталась удержаться над бочкой, встав на ее края ногами. К бочке подошли два панка – один, в сером пальто, с арматурным прутом, второй в куртке из блестящей зеленой пластиковой ткани, с бейсбольной битой. Они начали колотить по ногам толстухи, сбивая их с края бочки. Ноги авторши диких книг соскочили с края бочки вовнутрь. Стрела крана двинулась вниз. Келси оказалась в бочке.

Один из парней в пальто взял длинный мясницкий нож и обрубил веревку.

– Аааа! – снова раздался крик дикой женщины, измененный акустикой бочки, ставший более гулким и низким.

– Правильно бочку взяли на двести пятьдесят литров, – сказал один из парней, – а то она вон какая большая. Толстая. На сто литров, наверное, не влезла бы.

– Отпустите меня, – громко сказала из бочки Келси, – я вам заплачу!

– Мы отклоняем твое предложение, – ответил Мэт. Лица некоторых из присутствовавших панков озарились широкими улыбками. Один начал чуть подпрыгивать в молчаливом смехе. – Мы не возьмем выкупа. Мы запечатаем тебя в бочку с цементом.

– Отпустите, – повторила авторша диких книг. – У меня скоро будет гонорар.

Некоторые панки попытались встать у бочки, чтобы заглянуть туда и найти место, где будет лучше наблюдать за процессом.

Одна из девушек, блондинка в черной футболке с названием рок-группы, черных джинсах и белых кроссовках, сказала:

– Что вы тут встали? Может, на стеллажах место найдем всем? Вон там сколько места, все смогут посмотреть на бочку. – Она показала рукой на стеллажи с ящиками. На третьем ярусе, на котором ящики стояли вплотную к потолку, действительно имелось много места.

– Как? – спросил Мэт.

– На погрузчике можно поднять желающих, – ответила блондинка.

– Хорошо, – ответил главарь, – другие пусть охраняют, третьи месят цемент и закладывают в бочку.

Один из панков приехал на погрузчике и поднял примерно половину присутствовавших на третий ярус, где они могли наслаждаться зрелищем дряхлой полной женщины, запечатываемой в цемент.

Четверо начали замешивать цемент. Принесли подставку высотой примерно в половину бочки, чтобы можно было вблизи посмотреть, насколько плотно лежит цемент вокруг авторши диких книг.

– Отпустите меня, я заплачу, у меня уже есть немного, скоро будет гонорар, потом дом продам, – сказала Келси Вильямс.

Некоторые девушки и парни засмеялись.

Келси схватилась руками за края бочки и начала пытаться из нее вылезти. Тогда один из парней, являющихся ближайшими товарищами Мэта и Ники, взяли арматурные пруты и стали бить по пальцам плененной.

– Ааааа! – снова закричала плененная. – Аааа! – ее крики раздавались громко, прорываясь за ворота, за которыми располагались другие прибрежные склады. Если бы крики кто-то услышал – скорее всего, это были бы работники фирмы, предоставившей группировке панков баржу по выгодной цене.

– Аааа! – продолжала кричать авторша. – Аааа! Ааааа!

Некоторые панки звучно смеялись. Некоторые подпрыгивали в молчаливом смехе.

На плененную начал падать цемент. Четверо крепких парней бросили первые лопаты.

За края бочки снова зацепились руки плененной – она пыталась выбраться. Двое пленителей ударами арматурных прутов по пальцам заставили ее прекратить.

Собравшиеся сменились: теперь те, кто только что замешивал цемент и бросал его, и те, кто охранял плененную, сидели на третьем ярусе и любовались зрелищем – кроме Мэта, который продолжал сидеть внизу и руководить процессом. Те, кто до этого занимал третий ярус, встали внизу, четверо из них взяли лопаты.

– Аааааа! – опять завопила дряхлая толстая женщина. Она снова схватилась за край бочки. На ее пальцы в очередной раз обрушились удары арматурных прутов. Она отпустила края бочки и завопила уже от боли:

– Ааааа! Ыыыыы! Нннн… Мммм…

А потом опять, вкладывая в голос все силы:

– Аааа.

И дальше:

– Помогите! Спасите! Убивают! Спасите! Помогите! Ааааа!

На Келси Вильямс опять начал падать цемент, зачерпываемый лопатами в деревянной ванне. Плененная продолжала кричать:

– Аааа! Спасите! Убивают! Ааааа!

Келси продолжала кричать. Она прерывала крики, когда совершала попытки схватиться за края бочки, и тогда ее охаживали по пальцам арматурными прутами.

Вскоре цемент стал ей по живот, потом по грудь. Плененная продолжала кричать:

– Ааааааа! Убивают! Спасите! Помогите!

Цемент стал ей по подбородок. Потом упала еще лопата цемента, который накрыл рот и глаза авторши. Она задрала голову вверх, думая, что сможет вдохнуть, – и ощутила головой мягкие удары – сверху падали новые лопаты цемента. Ее рот наполнялся цементом. Через некоторое время она отключилась.

Наполнив бочку, панки установили сверху крышку и заварили. Вскоре баржа с бочкой отошла от пристани. Несколько крепких парней и две девушки дотолкали бочку с Келси Вильямс, запечатанной в цемент, до борта и сбросили в реку. Плюхнувшись, бочка пошла ко дну, ударилась о дно и легла. Баржа двинулась вперед и начала разворачиваться, направляясь обратно к пристани.

На илистом дне реки, далеко от поверхности, лежала на боку бочка, омываемая зеленоватой водой. На бочке красовались надпись «Социальные обязательства» и замысловатая извилистая каракуля, какие наносит на стены группировка «Шакалы побережья», когда отмечает захваченную территорию.

Городок

Стояла ночь. Уже больше часа было темно, и свет фонарей, горящих на маленькой улочке, окрашивал газоны, белые коттеджи и белые заборы вокруг них в маслянистые оттенки желтого света. Зелень травы, выглядящая в свете редких электрических огней темно-зеленой, выглядела покрытой желтыми маслянистыми разводами.

Стэн и восемь его товарищей шли по тротуару, серый цвет которого в электрическом свете приобретал желтые оттенки – только не маслянистые, как на зеленой траве и белых досках, а ровные. Четырнадцатилетний Стэн имел коричневые волосы, которые образовывали на голове неаккуратную прическу, и узкие карие глаза. Лицо выглядело бодрым после двух бутылок пива. Грязная черная футболка, красующаяся на фоне расстегнутой кожаной куртки, стала от впитавшейся пыли темно-серой. Заклепки на кожаной куртке блестели мутными серыми отблесками. Черные джинсы были заправлены в ботинки с высоким берцем. Парень выглядел как типичный слушатель металла и гот, и остальные, шедшие вместе с ним, выглядели похожим образом. Большинство были одеты в черное, на некоторых красовались футболки с названиями метал-групп. На некоторых были синие джинсы. На большинстве чернели кожаные куртки. Почти все топали по дорожке в черной обуви – коротких сапогах или ботинках с высоким берцем. В руках у большинства парней находились бутылки пива. Они отхлебывали горьковатый напиток из горлышек, иногда после нескольких глотков бутылка переходила к товарищу.

Желтые маслянистые оттенки, которые накладывало искусственное освещение на траву, редко растущие деревья, заборы и дома, становились еще более желтыми и маслянистыми от алкоголя, который выпил Стэн.

– Вот мой дом, – сказал Стэн у одного из домов.

Из калитки вышла женщина лет сорока, с пышными прямыми длинными желтыми волосами, голубыми глазами, немного полная, с руками и ногами, чуть оплывшими жиром. На ней были белая футболка, синие джинсы и белые кроссовки.

– А вот и моя мамаша, – сказал Стэн.

– Стэн, иди домой, – сказала мать сыну.

Стэн промолчал.

– Стэн, иди домой или скажи, когда тебя ждать.

– А вот моя мать. Тварь. Ты помнишь, тварь, что ты сделала пять лет назад. Помнишь, животное?

Мать хотела уйти в дом.

– Не дайте ей уйти! – громко выкрикнул Стэн. Он и еще двое неформалов, в числе которых был Вильям – крупный кареглазый брюнет, считавшийся главным в группе, собравшейся сейчас у дома Стэна – преградили ей дорогу. Неформалы ее окружили.

– Ты что! Я твоя мать! – сказала чуть полная женщина. – Ты что делаешь!

– Ты, скотина, животное! Ты помнишь, что ты сделала? Пять лет назад я смотрел фильм. Ты потребовала выключить! Я не стал! И ты стала руками закрывать мне глаза! Ты мешала мне смотреть порнографию!

– Выпустите меня! – ответила женщина. – Стэн, прекрати!

Стэн подскочил к матери, приставил подошву своего черного ботинка к ее ноге выше колена, ближе к низу живота, чем к колену, и пихнул ее.

После этого Вильям приставил свой ботинок с высоким берцем к ее ноге, выше колена, и пихнул. Черный сапог низкорослого светловолосого металлиста шаркнул по попе матери Стэна, вытирая пыль о ее джинсы, а потом нога в сапоге твердо приставилась к ее заду, и блондин пихнул ее ногой.

Джон, низкорослый металлист с голубыми глазами и длинными кудрявыми волосами, на котором были голубые джинсы, серые кроссовки и черная кожаная куртка с заклепками, подскочил к женщине. Он резкими движениями отер о нее сначала подошву правого кроссовка, потом подошву левого.

– Тварь! Животное! – крикнул матери Стэн. – Она стояла надо мной, когда я сидел перед телевизором! И закрывала глаза, как будто так и надо! Как будто она делала хорошее дело, когда мешала мне смотреть порнографический фильм! Тварь!

– Отпустите! – крикнула мать Стэна.

Вильям подбежал к ней и пнул ее в зад. Потом сделал шаг назад и пнул ее по попе с ходу.

Двое металлистов схватили ее.

– Надо бы ее раздеть! – сказал Вильям. – Сорвать с нее одежду.

С женщины сорвали блузку и лифчик.

– Во зрелище! – сказал один из металлистов.

– Пусть собачье дерьмо ест! – гордо объявил Стэн. – Тварь, стояла надо мной и закрывала мне глаза руками. Как будто так и надо! Мешала тот фильм посмотреть! Теперь пусть ест собачье дерьмо! Мешала смотреть порнографию! Пусть собачье дерьмо ест!

Металлисты продолжали гонять мать Стэна, пихая ее ногами, смеялись и издавали улюлюканья. Один из них схватил ее за левую грудь.

– Ты что! Она мне мешала смотреть порнографию, когда мне было девять лет! – сказал Стэн парню, только что схватившему женщину за грудь. – Она не подружка нам. Она тварь. Поганая тварь. Попинаем еще. Погоняем. И пусть собачье дерьмо ест.

– Где тут лежит собачье дерьмо? – спросил Вильям.

Низкий светловолосый металлист в сапогах и один из его товарищей отошли посмотреть, не лежат ли где-нибудь поблизости собачьи какашки, но ничего не нашли.

– Туда, – показал Стэн направление вправо от своего дома, если стоять лицом к нему. – В сторону улицы Дымной, там собак выгуливают.

Мать Стэна погнали в направлении улицы Дымной. Ее повалили на землю лицом вниз и стали наступать на нее. Потом прервались.

– Пошли дальше, – сказал один из металлистов. – А то что тут делать?

– Вставай, – сказал женщине Вильям.

Ее подняли и погнали дальше. Увидев собачьи какашки, Фокс, низкорослый темноволосый неформал в светлых сильно поношенных голубых джинсах, наступил на них ботинком с высоким берцем, а потом начал отирать кал о джинсы матери Стэна. Она попыталась вырваться, ее поймали. Вильям ударил ее сверху по голове, потом осторожно и несильно стукнул ее кулаком в живот, потом еще раз. Затем он пнул ее по ноге.

– Не дергайся, а то хуже будет! – сказал женщине предводитель неформалов и осторожно пнул ее по ноге. Трое других неформалов попинали ее и вытерли о ее джинсы подошвы своей обуви.

Вильям подошел к остаткам собачьей кучк , наступил на них, а потом вытер кал о штанину матери Стэна.

– Держите ее за руки, – сказал он.

Двое взяли женщину за руки.

– Опустите ее немного вниз.

Неформалы потянули мать Стэна за руки вниз, она упала на колени. Вильям отер подошву ботинка, которым наступил на дерьмо, о живот женщины. На ее коже остались коричневые полосы. Стэн подошел к небольшой лепешке, оставшейся от кучки собачьего кала, наступил, собрал кал на подошве, покрутив носком ботинка вправо-влево, а после этого подошел к матери и отер подошву о ее живот, грудь и плечи.

Неформалы подняли женщину и погнали ее дальше. Увидев еще кучку собачьего дерьма, они повалили мать Стэна на землю и приказали перевернуться лицом вверх.

Она отказалась. Вильям топнул по ее спине, поставил ногу ей на спину и топнул еще раз. Потом встал обеими ногами на землю и сказал:

– Переворачивайся.

– Ыыыыы, – заныла мать Стэна.

– Переворачивайся, мразь, – сказал Стэн.

– Ыыыыы, – заныла мать Стэна еще раз.

Вильям снова топтул по ней.

– Переворачивайся, – сказал Фокс.

Мать Стэна перевернулась.

Стэн наступил на кучку толстых собачьих какашек и отер подошву о живот матери. Другие неформалы тоже начали наступать на дерьмо и вытирать ее о женщину.

Потом матери Стэна приказали подняться и идти дальше. Она отказывалась. По ней стали топать. Снова приказали подняться.

– Ыыыы! Ааааа! Отпустите! Ыыыы! – ныла женщина.

– Поднимайся, – сказал Вильям.

– Нет! Не надо! Не надо больше! – ноющим голосом ответила мать Стэна.

Вильям топнул по ней. Потом по ней стали топать Стэн и другие неформалы.

– Поднимайся, – сказал Стэн.

– Нет, – отвечала мать. – Не надо. Ыыыыы. Ыыыыы.

Неформалы опять начали по ней топать.

После четвертого приказа подняться женщина заныла и опять говорила, что больше не надо. После пятого раза поднялась и пошла. Пошла она в сторону дома.

– Нет, в другую сторону иди, в сторону Дымной улицы, – сказал Стэн.

Она продолжала идти в сторону дома. Неформалы стали приставлять к ней подошвы обуви и толкать ее и так погнали в сторону Дымной улицы.

Она шла не очень быстро, ускоряясь, когда ее подталкивали ногами – приставляя подошвы к заду и к ногам выше колена и пихая. Джинсы почти полностью были покрыты пылью, грязью и пятнами собачьего кала – умеренно-коричневого, по цвету близкого к темному, другого коричневого, чуть ближе к темному, чем к светлому, и светло-серого. Тело тоже испачкалось в пыли и грязи и оказалось покрыто пятнами и полосами кала. Лицо выглядело заплаканным. Волосы – растрепанными.

Неформалы гнали женщину толчками подошв обуви.

– Вот дерьмо тут! Дерьмо лежит! – крикнул один из металлистов.

– Пусть ест! – криком ответил Стэн.

– Стоять! Ты, стой! – выкрикнул Вильям, указывая пальцем на женщину, обогнал ее и толкнул подошвой ботинка в обратную сторону, чем та, куда ее вели. Другой металлист повторил толчок Вильяма, и женщина остановилась.

– Где дерьмо? – спросил Вильям.

– Вот, – сказал один из металлистов.

– Пихайте ее к дерьму, и пусть ест, – сказал предводитель неформалов.

Мать Стэна допихали до дерьма.

– На колени! – крикнул Вильям.

Металлисты начали слегка попинывать женщину, и она встала на колени.

– Ну-ка на четвереньки встань, – сказал Стэн.

Женщину снова стали попинывать. Вместо того, чтобы встать на четвереньки, она легла.

– Ыыыы! Ыыыыы! – стонала она.

В конце концов мать Стэна приподнялась, но не на четвереньки, а в другую позу, похожую, в которой старалась держать то одно колено, то оба, оторванными от земли.

Спустя некоторое время, после попинываний от металлистов, она встала на четвереньки.

– Вот дерьмо! Справа от тебя! Поворачивайся и ешь! – резко сказал Стэн.

Его мать продолжала стоять на четвереньках. Стэн пихнул ее ногой. Потом еще. Неформалы начали пихать ее ногами.

– Повернись вправо и ешь дерьмо, которое тут лежит, – сказал Вильям.

Она продолжала стоять на четвереньках на том же месте. Металлисты встали с обеих сторон от нее и начали пихать подошвами обуви.

– Ешь дерьмо-то, ешь! – сказал Стэн.

Металлисты снова начали пихать ее ногами. Она все равно стояла на месте.

– Встать! – крикнул Стэн.

– Ну встань, – сказал другой металлист и пихнул женщину ногой.

Металлисты снова начали пихать ее ногами. Она легла на землю вниз лицом и застонала:

– Ыыыыыыы!

Ее продолжали пихать ногами.

– Ыыыыы! – снова застонала женщина.

– Стоять! Встать! – сказал Вильям и пихнул ее ногой. – Встать!

Она встала.

– Ешь дерьмо! – сказал Стэн и показал рукой на кучку толстых собачьих какашек.

– Ешь! – сказал Фокс.

– Ешь! – сказал Вильям и указал пальцем на кучку.

– Ешь! – сказал еще один металлист.

– Ешь! – сказал еще один.

Металлисты начали пихать женщину ногами. Она попыталась отойти в сторону. Неформалы пихали ее подошвами обуви обратно. Она упала на колени и попыталась закрываться от пихающих ее подошв руками. Ее продолжали пихать подошвами обуви. Она упала на траву лицом вниз и заныла:

– Ыыыыыы!

– Вот дерьмо чуть справа и вперед. Ползи к кучке и ешь, сказал Стэн.

Металлисты стали топать по женщине.

– Ыыыыы! Отпустите! – заныла она.

По ней стали топать.

– Ыыыыы! – снова заныла мать Стэна.

И опять по ней стали топать.

– Вот кучка дерьма показал Стэн. Ползи к ней, – Стэн указал пальцем на кучку какашек.

Мать Стэна приподнялась, опершись руками о землю, подняла лицо и посмотрела, куда Стэн указывает пальцем.

– Ползи к кучке дерьма. Вот сюда. И ешь дерьмо, – Стэн продолжал указывать пальцем на кучку какашек. – Ползи.

Женщина подползла к кучке какашек.

– Теперь ешь.

Мать Стэна лежала у кучки дерьма, опершись руками о землю.

– Ешь, – сказал Стэн.

– Ешь, – сказал Вильям, – топнул по матери Стэна.

– Ешь. Ешь дерьмо, – сказал Стэн и топнул по ней еще раз.

Металлисты стали топать по женщине.

– Ешь дерьмо, – сказал матери Стэн.

Она захватила рукой кусочек толстой какашки, который прилип к пальцам. Поднесла его ко рту, откусила большую часть кала, собравшегося на пальцах, и пожевала. Потом захватила рукой маленький кусочек и снова пожевала.

– Можешь прямо ртом хватать! – сказал Стэн. – С земли. Хватай ртом и ешь. И руками тоже бери.

Мать Стэна остановилась и перестала есть собачий кал.

– Ешь, – сказал Стэн и топнул по ней. Потом еще раз. Металлисты немного потопали по женщине, и она стала захватывать руками кусочки какашек, откусывать, жевать и глотать. Теперь она ела собачий кал усердно и быстро.

– Прямо ртом кусай с земли. Рот подноси и откусывай, – сказал Стэн.

Его мать поднесла рот к тому, что оставалось от кучки какашек, откусила, пожевала и проглотила. Потом еще раз. Потом пару раз попыталась откусить от плоской кляксы кала, оставшейся на земле, и замерла, ничего не делая.

– Продолжай есть! – сказал Стэн. – Ртом прямо бери, откусывай и ешь.

– Не могу, – ответила ему мать, – тут нет. Не получается захватить. Не откусывается.

– Тогда руками собирай.

Мать Стэна стала собирать руками остатки кучки и есть.

– Все. Съела. – сказал Стэн.

– Ну все. Пошли, – ответил Вильям, указав в сторону улицы Дымной.

Неформалы отправились в сторону Дымной, а потом пошли к перекрестку Дымной и Садовой улиц, где располагался магазин, в котором продавалось пиво.

На некотором отдалении от перекрестка Дымной и Садовой улиц, недалеко от центра Стрикт-Мозеса, в длинном деревянном двухэтажном доме, в кабинете со столом, расположенном на втором этаже, стоял Гилберт Стивенсон. На полу лежали две сумки, в одной находились экземпляры книги с описанием символов и обрядов, в другой – амулеты. Гилберт посмотрел на обветшавшие желтые обои с синим узором, покрывавшие стены кабинета, а потом на немного ободранный темно-синий диван. Внизу хлопнула дверь – это уходили охранники, помогавшие довезти вещи из мастерских. Гилберт расселся на диване и подумал, оставить ли вещи в сумках у стола или отнести книги в комнату, где находится библиотека, а амулеты – в соответствующий шкаф с вещами. Было уже поздно. Гилберт отнес сумки в шкаф, где хранились разные вещи, в том числе лампочки и инструменты, и поставил на свободную полку. Потом вернулся в кабинет. Сел за стол. Решил, что на диване сидеть удобнее, сел на диван. На черных волосах застыли разводы отсветов, создаваемых светом электрической лампочки. Темно-карие глаза смотрели на маленький кусочек стены, покрытой ветхими обоями. Участок был выбран на желтой части обоев. На обои падал замечательный электрический свет. Вокруг была восхитительная тишина и прекрасная ночь. Гилберт решил ехать домой. Он встал и остановился меньше чем в метре от дивана. На нем сейчас был черный костюм, серая рубашка и крепкие кожаные туфли. Эта одежда и обувь красиво смотрелись на нем и гармонировали с округлым лицом и немного пухлыми щеками.

Гилберт проверил ящики стола – они были аккуратно задвинуты. Можно отправляться домой.

Последние дни прошли замечательно. Старший ковен восточных иллюминатов, которым руководил Гилберт, при помощи слежки установил распорядок дня и перемещение по городу одного из наименее покорных полицейских, не желающих принимать новый порядок. Восточные иллюминаты, победившие прежних, противопоставляли благодать и закон и учили, что хорошо жить по благодати. Прежние иллюминаты были на стороне закона, равенство перед которым навязывали всем. Теперь новый орден из России прогнал прежних иллюминатов. Высший ковен Восток Майами стал первым и главным ковеном в США, руководимый Гилбертом Старший Ковен Нью-Йорка – единственным ковеном в штате Нью-Йорк. Гилберт Стивенсон был членом ковена Восток Майами, подчинялся непосредственно Ашели Джонсон, руководительнице Востока Майами. А она подчинялась уже русским, сместившим прежнее руководство.

В штате Нью-Йорк, в отличие от Майами, обходилось без помощи русских и немцев. Гилберт Стивенсон, руководитель местного старшего ковена, был по происхождению англосаксом. В ковене были два немца, но их предки жили в США и не имели отношения к структурам, недавно замененным русскими на немецких землях.

Ковен очень хорошо развивал свою деятельность. Он располагался в Стрикт-Мозесе – одном из окружных городов штата Нью-Йорк с населением более пятидесяти пяти тысяч человек. Если дела пойдут хорошо, то можно будет обосноваться и в Нью-Йорке.

Членам ковена оказалось достаточно убить пять полицейских, чтобы все полицейские поняли: банды неформалов трогать нельзя. Если все пойдет хорошо, банды станут массовыми, даже лучше, чем в восьмидесятые годы 20-го века, – и тогда влияние протестантов, их пасторов и телепроповедников, будет утрачиваться. Тем, кто старше восемнадцати лет, будет проще найти себе для любовных удовольствий тех, кто младше восемнадцати. Куда удобнее будет покупать наркотические таблетки. Отношение к красивым, умным и сильным людям улучшится. Люди станут лучше относиться к своим преимуществам, к любым, лучше оценивать то, что делают, свое творчество, свои умения – все, а не только то, за что платит богатый предприниматель.

Сейчас в Стрикт-Мозесе уже формировались серьезные банды неформалов. Одна из них, Засранцы Запада, получила свое название от местоположения города Стрикт-Мозес на территории штата – в западной части. Она уже состояла более чем из ста членов. В ночной клуб, рядом с которым были неоднократно замечены Засранцы Запада, уже отменил возрастные ограничения, и те, кому было меньше восемнадцати, могли не только зайти туда, но и выпить пива. В этой банде, как в некоторых других, было принято носить куртки с заклепками и слушать метал.

Теперь уже не было необходимости убивать полицейских. Оставшихся непокорных сторонников протестантских ценностей из числа полицейских восточные иллюминаты проучивали, избивая бейсбольными битами. Их оставалось мало – одиночки, желающие разогнать банды. Гилберт уже три дня как установил слежку за очередным полицейским, и скоро его проучат ударами бит. Вскоре таких полицейских не останется вообще.

Гилберт выключил свет в кабинете и пошел к лестнице, ведущей на первый этаж, чтобы отправиться домой.

Завтра он примет очередные донесения о слежке. На основе таких донесений будет определено, где и когда группа восточных иллюминатов встретит полицейского, чтобы побить битами.