Старые долги

Глава 4

Меня дергали за ногу. Сквозь сон было трудно сообразить что лучше. То ли брыкаться, то ли сесть и понять что происходит. В конце концов я решил сесть, и с ноги разъяснить про дергать меня во сне. Сесть не вышло. Резко и со всего маху стукнулся головой о потолок. То есть об багажную полку. Зато полностью проснулся, без переходов и томных потягиваний.

Я на верхней полке, в общем вагоне поезда Ленинград-Вологда. Еду в колхоз на картошку. Проводница опытно стояла так, что я никак не мог ей навредить.

— Просыпайся студент! Через двадцать минут тебе сходить. Стоянка одна минута. Приходи, я как ты просил, тебе чаю сделала.

Загадочный полумрак. Где-то плакал ребенок. Вагон скрипел и кряхтел на стыках рельсов. Нервный саундтрек путешествия. Пять пятнадцать утра.

Я Антон Мостовский, пятидесятисемилетний московский бизнесмен. В процессе переговоров об участии в сложной многоходовочке выше среднего уровня, потерял сознание за рулем. Придя в себя, был уведомлен, что помер и буду помещен в себя же молодого. До сих пор не исключаю, что меня пичкают свежими наркотиками с неизвестной целью. Но глюки выходят столь натуральные, что решил жить как в реальности.

Поэтому — ноги в руки, и в тамбур. Стащил с полки рюкзак и чехол с гитарой. Побрел на выход.

В купе проводника получил легендарный стакан в подстаканнике. С пожеланием обязательно вернуть. В тамбуре бросил на пол рюкзак, пристроил гитару, закурил и хлебнул чаю.

Вчерашний день получился насыщенным. Отсутствие мобильных телефонов делает жизнь активной. Если в нулевых ты делал два звонка, то здесь ты едешь сначала в одно место, потом в другое. Чтоб коротко переговорить. Это подбешивает.

Брат мне выделил УАЗик с военным водителем. Он отвез меня в столярный цех управления, где я договорился с дядей Женей, хорошим приятелем моего отца, о том, что он закончит отделку дачи в Лебяжьем. Оставил денег и поехал на дачу. На большом участке в дюнах, на берегу залива два дома. Собственно дача, и сторожка. В сторожке живет сторож-узбек с женой. Сторож — отец моего армейского друга, глупо погибшего в восемьдесят четвертом, за три месяца до дембеля.

В будущем, Союз будут вспоминать в теплых, ламповых тонах. А на самом деле, то там, то тут не по детски полыхало. Выражаясь языком будущего, Карим Мирсатов и его жена Лола — беженцы. В Оше случился погром, в результате которого они все потеряли. На похоронах Азата, я предложил ему обращаться, если что. Зимой восемьдесят пятого он объявился в Питере. Рассказал, как толпа жгла дома и требовала убираться. Просил помощи. Ну какая помощь от нищего студента? Тем не менее, я отвез его на дачу и поселил в строжке. Они неожиданно прижились. Он и присматривал за домом. Когда я, в девяносто пятом, продавал дом, то оформил на него шесть соток с бывшей сторожкой.

Предупредил, что скоро появятся рабочие, что будут делать отделку. Отказался от плова и мантов. Пошел на электричку.

В Союзе было много странного. Культ секретности и закрытости. Дача расположена в особой зоне, организованной вокруг Ленинградской АЭС. Это выражается в том, что на машине прямо из Питера тебя не пропустит КП на дороге. Если у тебя нет отметки в паспорте или пропуска. Но пешком, на электричке, или в объезд на машине — пожалуйста.

Русские цари левый берег финского залива укрепляли всерьез. Недалеко от дачи два артиллерийских форта, простреливающих залив. В войну они стреляли вглубь территории. Обеспечив существование Ораниенбаумского плацдарма. Собственно плацдарм был радиусом дальности фортов. Как только немцы начинали шевеление, к ним прилетал чемодан в треть тонны весом, и на этом попытки уничтожить плацдарм заканчивались.

Все эти мысли мелькали в голове пока я стоял на платформе. Вокруг толпились моряки, офицеры-пехотинцы, и всякие летчики. В Москве двадцать первого века столько военных можно было увидеть одновременно только на параде. А здесь – обычный понедельник.

В деканате института я сразу нарвался на того, кто мне нужен. Замдекана по работе со студентами, Ядвигу Федоровну. Коренная петербурженка, всегда стильно одетая, милая с виду женщина. Но все кому нужно, знали, что буйные студенческие массы затихают при одном её приближении. При этом она еще читала высшую математику. Очень крутая тетка.

— Антон! — заулыбалась она.

Не то чтоб она меня как-то особо выделяла. Просто она знает поименно всех студентов факультета.

— Здрасьте, Ядвига Федоровна!

— Ты почему здесь? Все кто был в стройотрядах, могут смело отдыхать до следующего понедельника. В понедельник вечером едете в колхоз. На доске посмотришь объявление.

— Я как раз по этому вопросу тоже, Ядвига Федоровна. А давайте я уеду сегодня, а вот за неделю до окончания картошки — вернусь? У меня тут семейные дела, никак не отвертеться.

Она глянула мне в глаза.

— Наследство будешь оформлять?

Блин! Ну откуда она про нас всех все знает? И как, твою мать, все помнит?

— Ну да — неохотно.

— А еще что хотел?

— Да. Мне нужна справка для оформления на работу.

В Союзе студент, чтоб подрабатывать официально, должен был получить разрешение деканата. Без него никуда не брали. То есть это правило обходили сплошь и рядом, устраивая на работу других людей и работая вместо них. Но это не мой случай.

— Антон, такие справки мы даем только начиная с третьего курса. — это она, строго.

— Ядвига Федоровна. Мне очень-очень нужно!

— Второкурсники при подработке постоянно заваливают учебу. Для этого такое правило и ввели.

— Предлагаю смелый педагогический эксперимент. Вы мне даете справку. А я вам сдаю вышку на пять? А если нет, то вы на следующий год мне справку — не даете!

— Я же тебя завалю… — растерялась.

— Ядвигачка Федоровна! Вы же честная. Не наговаривайте на себя. Я вот в вас не сомневаюсь.

Она засмеялась.

— Ну хорошо. В колхозе скажешь Михаилу Борисовичу, что я разрешила уехать за неделю до окончания. Пойдем.

В деканате я был представлен декану, как хороший мальчик, несобранный немного, но это пройдет. В другой реальности я познакомился с деканом месяцем позже.

Получив бумажку, я тут же закокетничал с секретарем деканата, и добился разрешения на телефонный звонок. Отсутствие мобильной связи выводило из себя нечеловечески.

Мне нужно было решить еще один вопрос. Трубку сняли после третьего гудка, повезло.

— Григорий! Ты знаешь, что это я тебе звоню?

— Антон, интонация звонков ясно указала на тебя.

— Давай встретимся, переговорим.

— Через час на Петроградскую успеешь?

— Ты жесток пративный!

— Давай, шевелись. В Риме, через час.

С Гришей Цибиным мы учились в одной школе. Он, несмотря на .фамилию, после школы, по-честному отслужил в армии. Потом устроился на работу в питерскую ментовку. Параллельно он был очень крупным спекулянтом. То есть, не он сам. А его родня. Но в той реальности, к нему можно было обратиться практически по любому вопросу. Правда я делал это редко. Он был из высшей лиги фарцы. Работающей с солидными клиентами. Я по доходам не дотягивал и получал дорогие услуги, в общем-то, по старой дружбе.

Гриша стоял прислонившись к витрине кафе Рим, и красовался всем набором питерского мажорского великолепия. Джинсы райфл, кроссовки адидас, куртка бомбер.

Мимо него в двери кафе прошла симпатичная девушка.

— Давай дружить! — предложил ей Гришка.

Девушка засмеялась. Гриша увидел меня.

— Я хочу познакомиться с твоим поставщиком! — это вместо приветствия.

— Гринь, тебе ли? — все ж с нарядом я переборщил.

— Ну кто бы мог подумать, что вот тот смешливый школьник, будет так стильно, а главное дорого одеваться? Откуда дровишки-то?

— Наследство, то, се, в строяк вот съездил. Так что могу себе позволить попросить тебя кое о чем.

— Ну пойдем, я люблю коктейль Олимп, если ты не в курсе.

Хлебнув кофе, я попросил его подыскать мне съемную квартиру на Обводном. Двухкомнатную.

— Сейчас ничего нет. Но за пару недель, я думаю, все будет. Моя такса — месячная оплата. В месяц будет стоить рублей двести, может меньше. Как, потянешь?

— Договорились.

— Позвони мне числа двенадцатого.

— Окей.

Гриша на меня внимательно посмотрел.

— Ты где пропадал? Сленг у тебя занятный. Вроде еще зимой был обычный провинциал…

— Знаешь что, столичная штучка? Поди в жопу!

Дальше мы просто трепались, и понемногу выпивали. Тем не менее, в поезд я попал в состоянии слегка вдрызг.

И вот теперь, спрыгнул с вагонной площадки. Никаких платформ здесь не было. А поднимать площадку проводница поленилась. Протянула мне гитару и закрыла дверь. Поезд прогудел и уехал. Я остался один в полной темноте. Где-то вдалеке горела одинокая лампочка.

Я перешел колею и, проваливаясь в грязь, зарание надетыми кирзачами, побрел на свет.

Наш курс поселили в одноэтажном здании бывшей школы. Двери никто не запирал. Все же в Союзе никто ничего не боялся. Без десяти шесть. Я прошел в столовую, и сел на скамейку. Скоро все начнут просыпаться.