27

Утром Гонкур проснулся с мыслью о странном ночном видении. Яркий утренний свет врывался в комнату, слепя глаза. В кресле никого не было, и Гонкур успокоился, размышляя о странных снах. Он был бодр и полон энергии, но вчерашний день медленно входил в его сознание, внося тоску и отчаяние и вытесняя радостное чувство, с каким человек просыпается ясным утром.

Витас крепко спал. Гонкур тихо встал, стараясь двигаться бесшумно, оделся и прошёл к господину Вандесаросу. Старик уже проснулся и встретил его печальной улыбкой и ласковым поджатием руки. Гонкур помог ему одеться и перенёс в кресло.

— Все уже встали? — спросил инвалид.

— Витас спит, а об остальных я ещё не знаю, — ответил Гонкур, проводя комнату в порядок.

— Он у тебя?

— Да, дед. Он пришёл ко мне сам, но мне бы следовало быть подогадливее и не оставлять его одного. Пойду, приготовлю что-нибудь к завтраку.

— А прислуга? — удивился старик. — Я и вчера никого не видел.

— Все попросили расчёт, — ответил Гонкур, не глядя на друга.

— И?

— И я их рассчитал.

Молодой человек чувствовал, как горько сейчас его другу. То, на что господин Вандесарос не обратил бы внимания в обычное время, теперь воспринималось крайне болезненно. Этот дом был как бы отмечен злым роком и уход прислуги послужил тому доказательством. Потом начнутся разговоры, сплетни и пересуды между соседями, и на несчастную семью обрушится грязная лавина домыслов и слухов, вызванная ложной гордостью за необычайное проклятие и способная придавить гордецов своей тяжестью.

— Ладно, иди, готовь завтрак, — сказал старик.

— А ты?

— Отправлюсь в гостиную.

— Как ты думаешь, мне можно зайти к госпоже Кенидес? — неуверенно спросил Гонкур.

— Конечно. Спроси, не надо ли ей чего-нибудь, а потом подойди ко мне и скажи, как она себя чувствует.

— Хорошо, дед.

Госпожа Кенидес оправилась настолько, что свободно сидела в постели. На тихий стук и вопрос молодого человека, можно ли ему войти, она приветливо отозвалась:

— Конечно, дорогой господин Гонкур.

Сиделка встала со своего стула и хотела отойти, чтобы не мешать.

— Не вставайте, прошу вас, — обратился к ней посетитель.

Сиделка молча опустилась на своё место.

Гонкур повернулся к старой женщине, и холодок пробежал у него по спине. Теперь, действительно, это была очень старая женщина. Её тронутые сединой волосы стали совершенно белыми, еле заметные морщинки на лице резко углубились, кожа стала дряблая и отёчная, голова и руки тряслись. Гонкуру потребовалась вся его выдержка, чтобы не вздрогнуть от неожиданности и сохранить на лице приличествующее обстоятельствам выражение ненавязчивого соболезнования, почтительности и участия.

— Я зашёл спросить, как вы себя чувствуете и не могу ли я быть вам сейчас чем-нибудь полезен, — сказал Гонкур.

Госпожа Кенидес долго смотрела на него и, когда Гонкур уже начал изнемогать под её непонятным взглядом, ответила:

— Нет, мне ничего не нужно, господин Гонкур. Я чувствую себя хорошо и скоро встану.

Она долго молчала, и молодой человек, слегка поклонившись, направился к двери, испытывая неловкость и смущение.

— Я вам очень благодарна, господин Гонкур, — вдруг сказала госпожа Кенидес. — Вам и господину Медасу.

Гонкур обернулся, кивнул и вышел, понимая, что ответ не требуется. Перед ним впервые встал вопрос о будущем этой несчастной семьи. Больная старая женщина, парализованный старик и ребёнок. Конечно, Рената не покинет их, но ведь у этой девушки силы не беспредельны. У него в голове кружилось несколько вариантов помощи, но все они были неосуществимы.

Он зашёл в гостиную, где сидели старик и Медас, передал свои впечатления от встречи с госпожой Кенидес, по возможности их смягчив, и оставил их в мрачной задумчивости. Постояв в нерешительности в коридоре и собравшись с мыслями, он твёрдым шагом направился в старую гостиную. Витас уже проснулся, но всё ещё не решался расстаться с теплом и уютом постели.

— Почему до сих пор лежишь? — осведомился Гонкур.

— Сейчас встану.

Молодой человек подождал.

— Ну?

— Встаю, — лениво ответил Витас, не двигаясь.

— Подъём! — металлическим голосом жёстко приказал Гонкур.

От изумления мальчик вскочил, торопливо оделся и вытянулся, ожидая дальнейших приказаний.

— Пойдём в кухню готовить завтрак, — позвал Гонкур, чуть улыбнувшись.

— А почему мы? — удивился Витас.

— А почему кто-то ещё? Прислуга ушла. Почему готовить завтрак должны Медас или Рената, а не мы? Может, ты хочешь поручить это деду или маме?

Горькая действительность обступила мальчика.

— Вы уже были у мамы, господин Гонкур? Как она себя чувствует? — спросил он тихо.

— Ей лучше, — после некоторого колебания ответил Гонкур. — Скоро она встанет, но она очень переживает, и тебе надо быть с ней как можно ласковее.

Витас промолчал и последовал за Гонкуром в кухню.

Рената встала, когда стол был уже накрыт. Она церемонно поздоровалась с каждым и чопорно села на своё место. Когда все поели, и Гонкур встал, чтобы убрать со стола, Рената остановила его и нежным голосом сказала:

— Господин Гонкур, я сама всё уберу и обед приготовлю тоже сама. Извините, что вчера я вам не помогла.

Изумлённый молодой человек замер с тарелкой в руке.

— Ну что вы, Рената, — придя в себя, ответил он. — Извиняться не надо, я же видел, как плохо вы себя чувствовали.

— Вы очень любезны, господин Гонкур, — сказала Рената.

Гонкур удивился ещё больше. "Нашла время передразнивать госпожу Кенидес", — недовольно подумал он и отозвался:

— Я вам очень благодарен, девица Гарс, за то, что вы освобождаете меня от обязанностей повара. Себе в помощники советую выбрать Витаса. Под моим руководством он прошёл хорошую школу…

— Вы случайно с ума не сошли? — вежливо прервал их Медас.

Мысленно Гонкур с ним согласился, но вслух лишь спросил:

— Что будем делать дальше?

— Я возьму на себя хозяйство и присмотрю за дедушкой и тётей Оратанз, — предложила Рената.

— А за мной нечего присматривать, — рассердился старик. — Я уже не ребёнок и из ума ещё не выжил.

"Как все устали! — подумал Гонкур. — Нужно последить за собой, чтобы не сорваться".

— Дед, никто за тобой присматривать не собирается, — примирительно сказал он. — Рената оговорилась. Надо было сказать «Витас», а она сказала «дедушка».

— Спасибо, родимый, утешил, — язвительно поблагодарил старик.

— За мной тоже не надо присматривать, — обиделся Витас.

Раздражённый этим вмешательством Гонкур прибегнул к распространённому в таких случаях приёму и пнул его под столом ногой. Мальчик сразу умолк.

— Медас, я могу вам понадобиться? — спросил Гонкур.

— Не только можете, но и должны.

— Итак, каждый знает, что ему делать? — спросил старик. — Идите, мальчики. Витас, останься здесь, а ты, Рената, зайди к моей сестре… Да, надо послать кого-нибудь с письмом к госпоже Васар. Это срочно.

— Вы хотите, чтобы она приехала, дедушка? — огорчённо спросила Рената.

— Нет, не хочу, но сообщить надо. Я очень деликатно написал, что все мы понимаем её состояние и, если она не сможет приехать, мы не будем в обиде.

— Лучше писать не очень деликатно, — пробурчал Витас.

— Прекрати! — прервал его господин Вандесарос.

— А чего? Почему я должен её любить? Она меня терпеть не может и при всяком удобном случае ко мне цепляется. Конечно, когда нет свидетелей.

Гонкур подумал, что в этой семье, как и во всякой другой, имеются свои сложности и скрываемые от посторонних глаз распри.

— Не выдумывай, — ответила Рената. — Тётя Верфина просто не привыкла иметь дело с мальчиками, поэтому и считает твоё поведение более неприятным, чем оно есть на самом деле.

— Короче говоря, надо отправить письмо, — заключил больной старик.

Вечером в столовую вышла госпожа Кенидес. При её появлении все почтительно встали и стояли до тех пор, пока она не добралась, хватаясь за предметы, до своего места и не подала знак всем сесть. Витас, вялый и бледный, пришёл последним. Мать испуганно посмотрела на него.

— Ты заболел, Витас? — спросила она.

— Наверное, — неохотно ответил мальчик.

— Ты ничего не ешь, — с возрастающей тревогой отметила старая женщина.

Витас отложил вилку.

— Мне не хочется, — сказал он. — Я выпью чай.

Госпожа Кенидес пристально посмотрела на сына, и в глазах её отразился ужас. Потом она случайно взглянула на брата и вдруг смертельно побледнела.

Гонкур, украдкой наблюдавший за ней, спросил:

— Вам плохо, госпожа Кенидес?

Лицо её стало спокойным.

— Да… нехорошо, — согласилась она. — Я, пожалуй, пойду к себе… Нет-нет, провожать меня не надо. Я хочу спать. В котором часу состоятся похороны?

— В одиннадцать, — ответил Медас.

Она поднялась и, с трудом переступая неверными ногами, ушла, оставив всех в замешательстве.

Ужин прошёл в полной тишине. По молчаливому согласию, все старательно избегали всякого упоминания о погибших, но мысли каждого были заняты только ими.

Когда все встали из-за стола, Гонкур тихо спросил Витаса:

— Ты пойдёшь к себе или ко мне?

— Можно к вам? — умоляюще спросил мальчик.

— Тогда иди в мою комнату, раздевайся и ложись. Я провожу господина Вандесароса и приду.

Гонкур отвёз и уложил старика.

— Дед, ты мне не дашь вина для Витаса? — спросил он.

— Собираешься лечить его по нашему старому способу? — поинтересовался старик.

— Чуть полегче, — усмехнулся Гонкур. — Не так жестоко.

— Возьми в шкафу… Крайняя тёмная бутылка. Это ему не повредит.

В старую гостиную Гонкур пришёл с чашкой чая, в которую добавил вино. Уложив мальчика и напоив его чаем, он его тщательно укутал и велел не раскрываться. Себе он постелил на полу.

— Там лягу я, — сейчас же вызвался Витас.

— Лежи, где лежишь, и не мешай мне спать, — строго приказал Гонкур.

Он уже начал засыпать, как вдруг Витас позвал его:

— Господин Гонкур!

В голосе мальчика прозвучало беспокойство, и археолог насторожился.

— Да?

— Вы никуда не уйдёте?

— Куда я должен идти? — спросил Гонкур, начиная догадываться, что творится в душе его подопечного.

— Пожалуйста, не оставляйте меня одного ночью, — умоляюще прошептал Витас. — Вдруг придёт Нигейрос…

Молодой человек хотел было подразнить его, напомнив о долгих ночных беседах между призраком и мальчиком, сопровождающихся музыкой и поэзией, но пожалел несчастного ребёнка.

— Не придёт он, спи, — проворчал он. — Здесь ему делать нечего.

— А если придёт?

— Тогда в темноте споткнётся об меня, упадёт, ушибётся…

— Разозлится, — дополнил перечисление Витас.

— Обидится за плохой приём, уйдёт и больше не вернётся, — закончил Гонкур. — Спи спокойно и ни о чём не думай, потому что я на страже.

Мальчик поворочался и затих, а Гонкур вдруг почувствовал, что спать ему не хочется, постель на полу жёсткая и неудобная, а в голову лезут всякие неприятные мысли. В довершение всего ему вспомнилась странная фигура в кресле, и он с лёгким опасением поглядел туда, но кресло пустовало.

"Конечно, приснилось, — решил Гонкур. — Нервы не в порядке, только и всего. Оно и немудрено после всего, что случилось, а всё-таки досадно: выдержка меня подвела. Хорошо хоть, что дед не знает, а то от стыда сгорел бы… Как пройдёт завтрашний день? Выдержит ли его госпожа Кенидес?.. Попробую уснуть. Надо расслабиться и ни о чём не думать… Ни о чём не думать…"

Загрузка...