Становление

Глава 21

Немцы еще только начали переходить к сплошной многополосной обороне (в моей истории это случилось только летом 4Зго), и сейчас против нас все еще применяли очаговую оборону в одну цепь. Поэтому в атаках мы не делали больших резервов и многоэшелонных порядков наступающей части — почти вся наступающая часть — полк, батальон — шла в первом эшелоне, в резерве оставалось не более 10 % — для блокирования контратак. Вот части вторых эшелонов — полки и батальоны — те уже шли колоннами в образовавшийся прорыв. Прорывом и развитием занимались разные части со своими командирами. Этим мы конечно отходили от принятой тактики, которая в уставах прописывала, что надо эшелонировать буквально все — вплоть до взводов. Нет у взвода той ударной силы, которую имело бы смысл эшелонировать. Если против него отделение — это еще куда ни шло, да и то проще окружить и расстрелять с разных сторон. А уж при наступлении на окопы — у противника всяко будет не меньше взвода — его забить — и прорывать будет больше нечего, а если есть чего — то надо наваливаться скопом (но не толпой) — с взаимной поддержкой — пока одни перебежками приближаются к противнику, другие — рядом — стреляют по нему. А потом наоборот — тут главное чтобы плотность стволов была максимальна, чтобы отдельные горячие головы не пересекали сектора стрельбы соседей — много нюансов. В задние линии мы ставили старичков — они могли определить момент когда впереди лежащие собираются вскочить для перебежек и вовремя прекратить огонь, чтобы не подстрелить своих. Всегда стреляло два, а бежало одно отделение. Комвзвода конечно мог синхронизировать их действия, но не зря же пехоту гоняли до посинения — "десять шагов пробежка, полминуты стрельбы" — это въелось в подошвы их сапог вместе с песком и грязью, что они намесили на полигонах. Центрами синхронизации были сержанты — они подавали команды своим непосредственным подчиненным и следили за порядком перебежек между отделениями — надо не просто чередовать, но чередовать с умом, потому как повторяющийся узор перемещений фрицы разгадают на раз и будут подлавливать вскакивающие отделения сосредоточенным огнем. По-крайней мере, мы бы так и делали. А так — при пробежке или перед ней бойцы успевали засечь источники стрельбы спереди и немного по бокам у соседей и, в очередной раз плюхнувшись на землю, начинали садить редкими злыми очередями — не убить, так подавить — чтобы не стрелял по товарищам. перебегающим сейчас справа или слева. Передние бойцы стреляли по бокам, чтобы не зацепить перебегающих соседей, задние — вперед над головами — чтобы не стреляли уже по нашим. При подходе к ложбинкам и прочим укромным местам туда посылали навесом несколько ручных или мортирных гранат — фланкирующий или кинжальный огонь из до времени молчащих пулеметов никто не любил. За этим следил сержант и опытные бойцы. И за сто-двести метров, когда становился высок риск словить внезапный фланкирующий пулеметный огонь из амбразур, недоступных с фронта, все сливались с землей и становились травой "переползи-поле".

Командирам наступающих рот придавались наблюдатели от артиллеристов и летунов, что позволяло оперативно поддерживать части непосредственного контакта с противником. Мы отказались от схемы, когда ударные силы — артиллерия, авиация — подчинялись старшим командирам наступавших частей — пока сообщение пройдет от командира роты или батальона к его вышестоящему командиру, а от него — к командиру приданной ему ударной техники, а от него — соответственно до исполнителей — пройдет минут десять, и еще пять-десять — чтобы эта техника начала работать по затребованной цели — пока подлетят, или переставят прицелы и пристреляются. За это время может измениться очень много чего. А так — команда поступала непосредственно от наблюдается в поддерживающее огневое подразделение, и до начала огневой поддержки проходило только пять-десять минут — от времени на подготовку уже никуда не деться, хотя пытались сократить и его — повесить недалеко от поля боя штурмовики, или пристрелять артиллерию по ограниченным квадратам, или она постоянно "сопровождала" прицелом поддерживаемые части — и время начала огневой поддержки сокращалось чуть ли не до минуты. Но это — при условии подготовленного наступления и отсутствии сильного истребительного сопротивления противника. Командир наступающей части, конечно, должен был хорошо соображать в применимости приданных ему сил огневой поддержки — садить по одиночному пулемету всей батареей — не самый лучший вариант действий, хотя бывало и такое, в то время как его вполне можно было если не уничтожить, то подавить пятком стрелков — главное ведь подобраться — а там можно и гранатами закидать или тупо расстрелять огнем с разных направлений — со всех сторон не убережешься, где-то да подставишься, да и не будет немец ждать пока его возьмут в клещи — начнет отходить — тут его и подловят, ну или по-крайней мере — он не будет какое-то время по нам стрелять — тоже хлеб. Но постепенно командиры учились, да и наблюдатели были не простыми передатчиками команд — тоже давали советы. Танки поддержки тоже вносили весомую лепту в уничтожении огневых точек. Иногда они засекали эти точки сами, иногда ориентировались по выстрелам сигнальных ракет поддерживаемой ими пехоты — эти имели лучше обзор и могли быстрее увидеть новую цель. Иногда, когда пушка смотрела в нужном направлении, снаряд попадал в цель сразу после выстрела ракеты и еще до того, как она долетит непосредственно до цели — пока она летит, наводчик успевал прицелиться и выстрелить. Пехоте такое нравилось — складывалось ощущение, что это их выстрел разнес очередное пулеметное гнездо. Такие сдвоенные выстрелы они называли "мухобойными" и при этом дико ржали. Еще бы не ржать — завалили фрица, а сами живы. Понимаю и поддерживаю.

Каждый батальон помимо собственной радиосети включался в радиосеть ПВО, разведки, штаба — для этого выделялись отдельные радиостанции, которые постоянно прослушивали эфир на частотах этих сетей и по которым передавались сообщения в эти сети.

Немцы же нашли несколько способов противодействия нашим глушилкам. Теперь с каждой ротой в атаке бежало по три связиста с катушками за спиной. Протянувшиеся через поле провода позволяли некоторое время координировать действия пехоты, артиллерии и самолетов — целеуказания быстро обрабатывались и уже через минуту после обнаружения нашей огневой точки на нее начинали сыпаться снаряды. Радиосвязь с пикировщиками мы надежно глушили, но немцы начали скакать с канала на канал, отдавая краткие команды — часто они успевали проскочить до того, как наши операторы станций подавления нащупают новый канал и включат его подавление. Пленные летчики рассказывали, что штабные разбивали каждый километр на квадраты со стороной сто метров, а летчикам выдавали карты привязки, так что было достаточно получить только две цифры — номер километра и номер квадрата, найти их на карте и уже по месту обнаружить цель. Но это положение также длилось недолго — уже через неделю первоочередными целями снайперов стали связисты с катушками и те, кто оставались вдоль линии для починки разрывов проводов. Проблему коротких сообщений мы вообще решили в лоб — просто увеличили количество станций глушения, так что теперь один оператор отвечал за узкие полосы частот и поэтому быстро обнаруживал и глушил передачи. Потом вообще стали тупо не выключать глушилки — просто водили ими по своим диапазонам взад-вперед, так что даже на передачу двух цифр немцам требовалось четыре-пять раз их повторить, но к тому времени обстановка уже менялась — либо самолет уходил в другую точку, из которой было долго возвращаться, либо наша огневая точка меняла позицию.

Все эти приемы и ухищрения позволили нам остановить немцев на подходе к Алштейну. Те еще предприняли несколько атак наших основных позиций у этого города, а затем наши ударные батальоны вышли в тыл немцев и по сходящимся направлениям захватили Белосток — крупный транспортный узел и одновременно удобный плацдарм, из которого немцы могли угрожать нам по трем направлениям. Теперь, с захватом города, мы значительно спрямили линию фронта, что высвободило значительное количество наших войск. Они тут же были перегруппированы и смещены на юг — через Белосток в сторону Бреста. Заняв Бельск, находившийся в ста километрах к северу от Бреста, войска снова были перегруппированы. К этому времени немцы сочли, что нашей следующей целью будет Брест. Мы старались всячески убедить их в том же — стали подтягивать к нему крупнокалиберную артиллерию, захваченную в боях, перебрасывать колонны пехоты и машин, а ночью, когда немецкая авиация не видит, отводить их обратно, чтобы на следующий день снова провести их на юг по тому же маршруту. В колоннах перемещались новобранцы — пусть тренируют марш в боевой обстановке. А обстрелянные войска стремительно двинулись на запад, по водоразделу между реками Нарев и Буг. Сходу захватив Ломжу и Остроленку в ста и ста двадцати километрах на запад от Белостока, передовые части перерезали сообщение с немецкой группировкой, влезшей в Мазурские болота к северу от этих городов, и теперь ее медленно сдавливали и рассекали с трех сторон, сбивая заслоны, протискиваясь между частями по болотам, сбивая фланговыми ударами наспех сколоченную оборону. Шедшие впереди наших основных сил передовые отряды двигались на немецких танках и автомобилях, были одеты в немецкую форму и вооружены немецким оружием, поэтому вскоре немцы перестали доверять кому-либо — для каждой группы своими были только те, кто сидел рядом в окопах или двигался по лесным дорогам в одной колонне. Нередко между немецкими частями, вышедшими в одну точку с разных сторон, вспыхивали бои, длившиеся иногда по несколько часов. Но через неделю немцам все-таки удалось собрать несколько тысяч человек в ударный кулак — легкие самолеты, мотоциклисты а иногда и разведка просачивались через сито наших ДРГ и ударных батальонов и все-таки наладили какую-то связь между разрозненными частями, в том числе ввели и систему опознавания, что заставило нас отказаться от применения немецкой формы — одна наша рота расслабилась и была сильно потрепана устроенной на нее засадой — удалось отойти едва половине ее состава, потеряв всю тяжелую технику и большинство машин.

Так что в середине сентября немцы стянули к Остроленке значительные силы, которые тем не менее ударили в пустоту — оставив заслоны, наши подвижные соединения быстрым маршем двигались на юго-запад, а эвакуационные роты — на восток, увозя с собой тонны припасов, корпуса подбитых танков, орудий, разрушая мосты и инженерные сооружения. Наши же подвижные соединения — всего более трех тысяч человек при полусотне танков, спустилась до шоссе на Варшаву и вошли в город двадцать третьего сентября 1942го года. Передовые части, сбив редкие охранные части, еще входили в правобережную часть города, а в самом городе уже вовсю полыхали бои — польские повстанцы сцепились с охранными частями немцев. Нам же пришлось брать мосты через Вислу, которые охранялись эсесовскими частями. Бой был жаркий, но короткий. Заслышав стрельбу на окраинах и в центре, фрицы заняли оборону в ДОТах и подвалах домов, поэтому встретили нас мощными хлесткими ударами. Не желая терять людей, командиры батальонов не сговариваясь выдвинули танки и просто стали стрелять по вспышкам. За двадцать минут все было кончено. Остатки были добиты штурмовиками, и наши части полились в город, резко склонив чашу весов на сторону восставших. Зажатые с нескольких сторон, немцы были буквально раздавлены мощным огнем танковых пушек. Пленных почти не было — поляки их не брали принципиально, а после наших танков просто не оставалось никого в живых — единицы не в счет, их мы передали полякам. Те же, дорвавшись до складов с оружием, уже решили что обойдутся без нас, поэтому, пополнив свои запасы снарядов и горючего, а также почистив музеи, канцелярии и банки, уже утром следующего дня наши колонны потянулись на северо-восток, в сторону Белостока. Оставленные нами у Остроленки группы арьергарда отбили первую попытку сходу форсировать Нарев и со всей прытью понеслись на юг к шоссе Варшава-Белосток, практически без потерь выйдя из-под серьезного удара — немцы полтора часа впустую месили холмы и перелески на противоположном берегу, прежде чем браво ворвались в уже оставленную Остроленку. Тем временем наши группы захватили мосты через реки на пути от Варшавы к Белостоку, и теперь вся колонна двигалась на Белосток, оставляя за собой обрубки быков — немцы не скоро восстановят шоссе Варшава-Белосток.

Уже когда колонна подошла к Белостоку, ей пришлось поворачивать обратно — наши взяли Брест. Те самые учебные части, оставленные напротив него для демонстрации наступления, вдруг неожиданно для самих себя проломили оборону немцев и на всем скаку вломились в город. Правда, им пришлось еще неделю расковыривать несколько фортов, но падение города было совершенно внезапным. Как выяснилось, по немецким штабам прошла информация о взятии нашими войсками Варшавы. Варшава была гораздо важнее Бреста — города, через который уже практически не шли грузы. Варшава же была транспортным узлом, его потеря катастрофически ухудшала снабжение всей Польши. Других частей поблизости не было — все или еще наступали на наши укрепления, или рвались из западни Мазурских болот, или были на юге. Единственными частями оказались части Брестского гарнизона — их и направили спасать Варшаву, оставив в Бресте жидкое прикрытие, и теперь уже оно должно было показывать нам свою оборону. Театр с нашей стороны оказался правдоподобнее. Снова пришлось брать Остроленку. Большинство немецких подразделений уже форсировало Нарев и также скорым ходом шло спасать Варшаву. Им-то в хвост и врезались наши батальоны, размазав немцев по шоссе толстым слоем, в котором завязли не доходя каких-то десяти километров до Варшавы — успели подтянуться Брестские части и остановили наш второй поход на Варшаву. Мы откатились за Буг и стали вгрызаться в грунт.

Поляки сражались за свой город два месяца. Масса оружия, взятого с немецких складов, стянутые со всей округи подразделения Армии Крайовой, три года оккупации, защита своей земли, близость наших войск — все это вселило в панов уверенность в победе. Если бы они так сражались осенью 39го — дальнейшей войны скорее всего просто не было бы.

Мы как могли помогали. Точечные бомбардировки путей сообщения, действия ДРГ и ударных батальонов в лесах между Вислой и Бугом — мы как могли осложняли немцам маневр. На какое-то время поляки из АК и варшавские евреи даже решили, что справятся сами, поэтому отодвинули коммунистов от всяких дел и фактически выдавили их из города. Мы стали формировать из этих отрядов отдельные группы, вооружать и тренировать по своим методикам. В штурмовых частях, действовавших в Польше, ввели поляков до трети состава — это не сильно ослабляло наши части и вместе с тем позволяло передавать опыт на конкретных примерах. То есть действовали по той же схеме, что и со своими новобранцами, только наши приходили в боевые части уже после КМБ и их подготовка была гораздо выше, им оставалось только пройти обкатку боями. Поляки же и учились, и обкатывались одновременно, но особых проблем не было — рядом с нами они тоже становились двужильными и дисциплинированными.

У нас же была проблема с командованием крупными соединениями — такого командования просто не было. Высшие офицеры, которые вышли к нам из окружения, уже показали свою несостоятельность, угробив свои соединения, поэтому мы опасались ставить под их командование новые части — не хватало, чтобы угробили и их. Мы попытались создавать из этих офицеров оперативные штабы, которые разрабатывали бы крупные операции, но пока они явно не блистали — один штаб созданную под них дивизию загнал в дебри припятских болот, перемешал батальонные колонны — они потом выбирались оттуда чуть ли не неделю. Атака тоже им пока не удавалась — командиры батальонов, выращенные уже нами, зачастую просто отказывались выполнять приказ о лобовой атаке, чем так любил грешить высший комсостав РККА. И комиссия по изучению боевого опыта вставала на сторону комбатов, тем более что те находили способы взломать оборону без лобовых атак — обходя узлы обороны по промежуткам и труднопроходимым местам, они просто перерезали коммуникации опорных пунктов, становились в гибкую оборону и просто отражали атаки с двух направлений — со стороны опорного пункта и деблокирующих войск. При достаточном подавлении немецкой артиллерии и развитой ПВО такой способ боевых действий значительно уменьшал наши потери — атаковать в лоб теперь приходилось немцам. Главное, чтобы разведка не проспала сосредоточение немецких войск на участках прорыва, а уж комбаты — своими силами или во взаимодействии с соседями — концентрировали на направлениях предполагаемых атак силы, сравнимые с силами наступающих, что позволяло отбивать атаки с минимальными потерями с нашей стороны и вместе с тем наносить существенный урон фрицам. Тут главное было отследить резкие смены направления атаки и купировать их мобильными подразделениями — только чтобы наступающие увязли в нашей подвижной обороне, а уж там подтянется пехота и обложит наступающих с разных сторон, устраивая им огневые мешки и быстро рассасываясь, когда немцы нащупают внезапно возникшую оборону и начнут ее давить артиллерией и минометами.

Такие способы войны приводили к тому, что потери немцев были раз в десять выше наших — за время летних боев мы потеряли убитыми около четырех тысяч человек и под сто тысяч раненными, тогда как фрицы оставили в мазурских болотах более двухсот тысяч одних только трупов и около сорока тысяч — пленными и раненными, также попавшими нам в плен. Сколько раненных они смогли вывезти — неизвестно, но в одной только Варшаве польские повстанцы расстреляли двенадцать госпиталей — почти двадцать тысяч фашистов. Бойня. Не последнюю роль в уменьшении потерь сыграли и наши бронежилеты, уже третьей модификации — с толстыми стеклопластиковыми квадратами, обложенными стальными пластинками. Прорывая внешнюю стальную пластину, пули и осколки часто вязли в стеклопластиковой массе, лишь царапая внутренние пластины и оставляя синяки. Были и переломы ребер, и контузии, но все-равно количество тяжелых ранений и тем более смертей снижалось значительно — порой все пять передних пластин были изодраны в клочья близким взрывом, а солдат получал только ушибы и ранения конечностей. Без броника он был бы трупом. Статистика повреждений бронежилетов говорила о том, что было спасено уже более ста тысяч жизней, количество тяжелых ранений снижено на пятьсот тысяч. Без броников нашей армии уже давно бы не было.