Туман поможет тебе
07 июня.
Меня трясло и колотило. Согреться было невозможно - самый беспощадный холод вызван нервами. Не помогут ни одеяла, ни свитеры, ни горячий чай. Я крутился на диване, скребя пальцами по простыне. Меня выкручивало и словно выворачивало наизнанку. В голове царила неразбериха - как будто мой мозг это лабиринт, по которому бегают мыши. Они ищут путь наружу, но выхода нет.
Все правда. Все оказалось правдой. Никто не сможет переубедить меня и назвать лунатиком. Хорек Туман, фокусы дяди Коли, Едоки, призрачные поезда... Все это существует. И как теперь жить с этим? Ох, моя голова. Сейчас лопнет.
МНЕ НУЖЕН СВЕЖИЙ ВОЗДУХ.
Я вышел на улицу. В сторожке раздавались голоса. И я знал, кому они принадлежат. Покачав головой, неспешно пошел к Тину, по дороге приводя мысли в порядок.
Дымчатая погрузилась в забвение, как будто туман беспрерывно нагонял на жителей сон. Я и сам еле переставлял ноги, словно всю ночь разгружал вагоны. КАКОЕ ИРОНИЧНОЕ СРАВНЕНИЕ.
Наверное, настал черед рассказать все Мишке. Как есть. Без экивоков. Пусть высмеивает меня и считает идиотом. Я докажу ему. Он увидит. Одному мне не справиться с этой ношей. Друзья - это не только вместе посмеяться и поиграть. Это еще и вместе решать проблему, вместе грустить и выручать друг друга. На Тина можно положиться.
Солнце сегодня пекло нещадно. Морщась от головной боли, я шел по Зеленой, держась тени деревьев. Не зря эту улицу прозвали именно так - в каждом дворе росла либо ива, либо клен, либо тополь. Дома стояли тесно, кроны деревьев тянулись друг к другу и сплетались, образуя непрерывную зеленую аллею, шелестящую на ветру. На улице никого не было.
Пустота.
Под ногу попался камень в форме... Как будто взяли облако дыма и сделали слепок. Вот такой. Я в сердцах пнул его.
В районе затылка расцвел импульс боли. Я остановился и схватился за забор. Аккуратно, цепляясь за каждую доску, прошел к лавке, что стояла возле какого-то дома, и сел. Вряд ли хозяева будут против.
В ушах звенело. Я зажмурился и спрятал лицо в ладонях. Не помогло. Звон никуда не делся. Наоборот, он стал громче и превратился в дребезжание. Оно нарастало. Меня охватила паника. А ЧТО ЕСЛИ НОВЫЙ ПОЕЗД ВДРУГ СЕЙЧАС С ПЛАТФОРМЫ СОЙДУТ ИЛИ СХОДЯТ ТЕ САМЫЕ ЕДОКИ И НАПАДУТ НА ДЫМЧАТУЮ НАДО СРОЧНО К ДЯДЕ КОЛЕ!
БРЕНЬК.
Что это?
БРЕНЬК. БРЕНЬК.
Что-то знакомое.
БРЕНЬК-БРЕНЬК-БРЕНЬК.
Нет, это не поезд.
- Привет, мечтатель! О чем задумался?
Я поднял голову.
- Ой, теть Даш, здравствуйте...
Сидя на лавочке, я воспринимал ее как еще одно высокое дерево. На которое повесили много-много побрякушек.
Так вот что звенело! НУ КОНЕЧНО ЖЕ!
- А вы... Тетя Даша!!! - выкрикнул я, пораженный внезапному открытию.
- А кто же еще? - рассмеялась мамина подруга.
На ее лице не было никакой тени. Глаза ясные, без помутнений. Да что там говорить - она первой подошла ко мне и поздоровалась! И речь: она почти всегда задавала вопрос. Любой. Будто боялась, что беседа прервется и заглохнет.
Растерянный, я готов был обнять эту женщину. Радость переполняла. Тетя Даша... Вернулась? Стала прежней?
Значит, лекарство существует... Не могла же эта напасть исчезнуть просто так.
- Да что с тобой, Сашка?
- Просто... Просто рад вас видеть. Соскучился по всем очень!
- Мама с тобой?
Ох уж этот интервьюер...
- Нет, уехала.
Тетя Даша поджала губы.
- Одна?
- Да.
Не хотел говорить об этом. У меня было другое желание - не терпелось как можно скорее сообщить Тину радостную новость.
- Ну, я побегу!
- Беги-беги, - улыбнулась тетя Даша и взмахнула рукой. Браслеты послушно зазвенели. - Еще увидимся. Правда?
- Конечно!
Я побежал к Тину. Неужели дело сдвинулось с мертвой точки? Ведь возвращение тети Даши - это настоящее открытие!
Неладное я почуял уже во дворе Мишкиного дома: повсюду валявшиеся провода смотаны и брошены в одну лохматую кучу, гараж заперт, машины нет. Дома никого. Но самое главное - отсутствовал Винтик. Там, где раньше стоял отсвечивающий каркас, остались следы примятой травы. От них шли две глубокие борозды, ведущие к гаражу. Туда, где обычно стоял автомобиль. Сейчас его не было.
Наверняка, Тин уже на заводе, раз не выходит.
Не ошибся. Пробираясь через заросли крапивы, я слышал скрежет ножовки по металлу. Полог был откинут в сторону. Тин согнулся и распиливал трубу, прижимая ее ногой.
- Мишка... - поток радости так захлестнул меня, что я продолжил не сразу. - Тетя Даша!
И никаких "КТО СЕГОДНЯ?"!
Тин отложил ножовку и посмотрел на меня. Он почесал подбородок, оставив на коже масляные следы и прилипшую к ним металлическую крошку.
- Что?
- Она стала нормальной!
- Как так?
- Даже и не знаю.
"Даже и не знаешь?" - спросил я сам себя. Почему-то голосом хорька.
И тогда меня озарило. Вспышка понимания едва не расколола мой череп пополам. Я покачнулся.
Ночь. Хорек.
"Только что к кому-то вернулась мечта".
- Что-что? - переспросил Мишка.
Неужели я сказал это вслух?!
- Да это...
Я замялся. Тин явно был не в духе.
Рассказать? Нет, не лучшее время. Он не поверил в поезда, так с чего бы верить в остальное?
- В общем, с ней все нормально! - заверил я, стараясь не смотреть другу в глаза.
- А с остальными? - его голос дрожал. Точнее, он напоминал натянутую струну. Дерни посильнее, и она порвется.
- Только с тетей Дашей...
- А.
Я заметил, что и Тин не спешит поднимать глаза. Он пнул моток алюминиевой проволоки.
Что с ним такое?
- Ничего. Думаю, все наладится, Мишк. Ведь началось уже...
Он ухмыльнулся. Желчно и обреченно.
- Не мешало бы.
Я не ответил. Тин схватил ножовку и вернулся к работе. Его движения были резкими, отрывистыми и неловкими. Руки дрожали. Спустя полминуты он отбросил ножовку, рывком снял очки и скинул их на землю. Едва слышно выругавшись, Мишка проковылял к сиденью и опустился вниз. Схватился за волосы, ладони погрузились в кудри по самые кисти.
- Ты чего? - спросил я.
Тин молчал. Его плечи содрогались. Он плакал.
Я подбежал к нему и сел рядом.
- Мишка! Что случилось?!
Мое сердце колотилось так, что стало больно в груди. По телу пробежал озноб. Догадывался ли я в тот момент, что произошло? Пожалуй. Боялся ли тогда признаться в этом? Еще как.
- Отец.
- Что? - внутри меня как будто лопнул ледяной пузырь. Моя кровь стала ниже нуля, вены превратились в прорубленные в вечной мерзлоте тоннели, по которым пустили алую перемороженную жижу.
- Он... Всё... - Мишка гнусавил и громко всхлипывал.
- ЧТО?!
Неужели ты лишился еще и отца? Боже, нет, только не это, ПОЖАЛУЙСТА!
- Теневик!
От сердца, конечно, отлегло, но...
- Как?! - вскричал я. - С чего ты решил?
Дядя Володя был одним из немногих островков среди нетронутых людей. Мы надеялись на его смекалистый ум и планировали привлечь к нашему расследованию. Помочь ему вырваться из депрессии.
- Это случилось утром, - рассказал Тин. - Он проснулся уже никакущий... Обычно варит кофе, а тут пожевал вчерашний бутерброд, запил водой и уехал. Забрал с собой робота, компьютер и часть инструментов. Сказал, что сдаст за ненадобностью.
- Погоди... - оторопел я. - Но ведь... Но ведь это ж его главная затея была! Сколько он ждал деталей! Что на него нашло?
- То же, что и на всех жителей Дымчатой, - желчно ухмыльнулся Тин. - Он потерял желание. Его мечта испарилась.
Его мечта испарилась...
"Они пожирают мечты", - вспомнил я слова Тумана, а затем припомнил еще кое-что: "Еще один".
Неужели...
- Может, проклятие какое... - пробормотал Мишка.
И тут меня прорвало. Я выдал Тину все как есть. И про призрачный поезд, и про "еще один", и про возвращение мечты. К моему удивлению, он не стал насмехаться надо мной или считать чокнутым. Он как будто ждал, на кого можно было бы выместить вину за случившееся. И нашел.
- А ведь точно! ЭТО ВСЕ ОН. Колдун этот смотритель, вот кто! - выпалил Тин, глядя перед собой. Его пальцы перебирали висящие на поясе инструменты. - Сам одичалый дурак, так еще и других захотел сделать такими же. Чтоб не только с ним не общались! Значит так. Сегодня ночую у тебя. Возьму с собой камеру. Заодно и посмотрим на твои поезда. И на смотрителя тоже.
Я даже не успел ничего ответить. Тем не менее, компании друга обрадовался. Это было хорошим поводом убедиться, что я не схожу с ума, не вижу сверхреалистичные сны и не придумываю. Монстры, тени, призрачные поезда... Может, просто у страха глаза велики?
- Конечно! Всегда приятно убедиться, что не я один страдаю галлюцинациями.
Но Тин был очень серьезен.
- И если это правда он... - его вид был страшен. Таким я увидел друга впервые.
Мне было неприятно, что он говорил так о дяде Коле.
- Давай дождемся ночи.
***
Отец отпустил Тина легко и непринужденно, словно и не было ему до сына никакого дела. Я заметил, как это обидело Мишку и... Оскорбило, что ли.
Я показал ему книгу с исписанными форзацами. Тин внимательно прочитал мои заметки и не нашелся, что сказать. Это уже было достижением. Во всяком случае, меня не обвинили в потери рассудка или подлоге.
Стоял поздний вечер, и дядя Коля, как обычно, прогуливался по платформе. Хорька рядом не было.
- И что он так, каждую ночь, что ли? - спросил Мишка, высунув голову в окно.
- Каждую.
- Во дает.
- Ты погоди, это он пока просто ходит. Вот проедет последняя электричка, и тогда начнется. Сколько времени?
Тин задрал рукав, обнажив массивные часы со множеством дополнений - там и компас, и подсветка, и даже небольшой тайник.
- Без двадцати двенадцать.
- Еще пять минут.
Электричка проехала по расписанию. Лишь только она унеслась прочь, как на Дымчатую опустилась неестественная тишина.
- Ой... - сказал Тин. - Как-то странно. Словно ватой все обложили.
- Или туманом, - добавил я, глядя, как белесые стены обступают Дымчатую.
И снова замерли деревья - ни один листик не колыхнется. Ветер умчался прочь, вслед за электричкой. А дядя Коля, посмотрев на пути, качнул головой. Мне показалось, что сегодня он был как никогда грустным и поникшим. В ночи раздавался его голос, и я слышал в нем нотки обреченности. Смотритель брел вдоль платформы, ладонь скользила по ограждению. Он спустился и тут же поднялся обратно, оступившись на сломанной ступеньке, однако на удивление ловко перескочил и одним быстрым движением оказался наверху. Посмотрел на свою сторожку, уперся ботинком в крыльцо, что-то пробормотал и кивнул.
- Чего это он? Что с ним? С ума сошел? - вопрошал Мишка, переминаясь с ноги на ногу. - Будто прощается.
- Тихо ты! Услышит...
Тин был сам не свой. Мало того что ему довелось утром пережить горе, так еще и теперь столкнулся с очередными странностями и, кажется, совсем не был к ним готов.
Туман густел и сжимался вокруг станции. При разговоре вырывались облака пара, которые не успевали растворяться и грозили заслонить обзор.
- Бр-р! Что такое-то? - поежился Тин.
Перевалило за полночь. Мы стояли и мерзли. Молчали и наблюдали.
А затем раздался стук колес.
- Тин! - зашептал я. - Тин! Слышишь?
Он кивнул. По дому - НЕТ, ПО МИРУ - пошла вибрация. Затряслись деревья, заходила ходуном сторожка. Я видел, как все трясется и дрожит, но в то же время понимал, что ни листья, ни стены, ни травинки не шелохнулись. Словно сотрясалось само пространство...
- Слышишь, говорю?! - шикнул я.
Мишка побледнел. Он вытаращил глаза и силился унять стучащие зубы. Сглотнув, он процедил:
- Д-да-а. К-как это? Оул! ЧТО ЭТО?!
Он вцепился в подоконники, словно боялся потерять равновесие. Пальцы побелели.
- Смотри! - он указал на голубоватое свечение. Пока что оно было слабым, но, по мере приближения, нарастало и распухало, подкрашивая туман.
- Вот об этом я тебе и говорил.
Где-то в глубине души я радовался, что убедил друга в правдивости своих слов. Стало легче. Другое дело - осознать, что все вокруг происходит на самом деле. А это значит, что и Едоки тоже...
Дядя Коля засуетился. И снова взмыли вверх руки и принялись укреплять невидимые стены. Возможно, то была игра света (или воображения), но я увидел тоненькую пленку, которой была обмотана платформа. Именно эту пленку и разглаживал смотритель. Он напевал протяжную песню, полную обреченности и тревоги. Вместе с тем она порождала какое-то новое чувство - желание биться. До конца. Защищать. Пусть даже ценой собственной жизни. Пусть даже враг превосходит и силами, и числом. Эта песня была апогеем непокорной ярости, храбрости и верности. Это была песнь героя.
Слов я не разобрал. Да и надо ли?
Свечение становилось все ярче, лицо Тина озарялось голубоватыми всполохами, в глазах застыл лед.
Из тени кленов вынырнул поезд.
- О боже, - только и смог вымолвить мой друг, после чего юркнул вниз.
Я стоял.
Поезд, дядя Коля. Поезд, дядя Коля. Словно два непримиримых врага. И чем ближе подъезжал состав, тем быстрее двигался смотритель, все еще напевая, но уже резче, грубее.
Зашипев, поезд остановился. Замер и дядя Коля. Он не замолчал.
Платформу озарило мертвенным светом. В тишине воздух звенел, как стекло на ветру. Я боялся вдохнуть, боялся нарушить напряжение, боялся, что кислород обернется колючими осколками и изранит меня.
Я опустил взгляд на Тина. Оказалось, он не испугался, а вовсю копошился в рюкзаке, чтобы вытащить видеокамеру. Но его руки слишком дрожали, чтобы ухватиться за нее, и он, плюнув на затею, поднялся.
- А что дальше? - едва слышно спросил он.
- Не знаю... - так же тихо ответил я. Можно было только догадываться.
К голосу дяди Коли примешались другие... Голоса?
- Тин, ты слышишь?
- Ага. Пойдем.
- Куда?! - чуть было не взвизгнул я.
- Как куда? На платформу! - твердо заявил Тин и отошел от окна. Его руки больше не дрожали. - Мы ж должны разоблачить смотрителя!
- Да причем тут он?
- А кто?!
"ЕДОКИ!" - чуть было не выкрикнул я.
- С ним творятся непонятные вещи! Ты разве не видишь? - допытывался Тин. - Кто знает, может, именно сейчас он читает заклинание против твоей бабушки? Или деда! Или Ленки!
И вправду, откуда мне знать? Может, смотритель только создает видимость, что хороший? И сумасшедший...
- Пошли!
Я спустился вслед за Тином, и когда спрыгнул вниз, обнаружил, что он стоит и сжимает в руке большой гаечный ключ.
- Ты чего?
- Страховка! Тебе бы тоже надо...
- Да некогда. Побежали!
Мы осторожно выбрались из дома. На улице стояла холодина. Как будто резко наступила зима. Мы осторожно отворили калитку и прошмыгнули на улицу. Изо рта вырывались густые клубы пара, больше похожие на туман. И чем ближе мы подбегали к платформе, тем холоднее становилось. И страшнее.
Песнь утихла.
- Стой, - сказал я. - Что-то там...
С платформы донеслось утробное рычание. И это был не дядя Коля. Как будто множество копошащихся зверей, злых и враждебных, обступили жертву и готовились напасть на нее, растерзать. Поезд стоял на платформе, сияя, как светодиодная лампа, и чтобы увидеть хоть что-нибудь, приходилось щуриться.
- Кажется, там собаки, - Тин перехватил ключ. - Страшно что-то. Не люблю собак.
- Пойдем тише. Если что - бежим в сторожку.
Шаг. Второй. Третий.
Фонарь не горел.
На платформе появились тени. Я только-только насчитал пять штук, как из вагонов выбежали новые. Одни вились по спирали, метались, как потревоженные пчелы, другие исчезали, появлялись, выныривали со всех сторон. В темном вихре угадывался силуэт дяди Коли. Его швыряло из стороны в сторону. Периодически мерцали перламутровые вспышки. Пахло мятой и кедром. И...
- Горит где-то? - шепнул Тин.
- Нет, - я поморщился.
Мишка неотрывно следил за развернувшимся на платформе хаосом.
- Ну? - я посмотрел на друга.
Он не ответил.
Я пожал плечами и встал на первую ступеньку.
Дядя Коля в беде. Я должен помочь. Не знаю как, но должен. Что за глупости? Что происходит? Господи, я не готов... А если умру?
Мысли переполняли меня. Я разрывался между страхом и желанием прийти на помощь. Ведь это никакой не сон. Свечение, поезд, рычание. Тени.
Дядя Коля вскрикнул.
Это стало решающим фактором. Я взмыл вверх по ступеням. И замер.
- Едоки!!! - закричал я, завидев округлую тень, тянущую свои когтистые лапы к дяде Коле.
Смотритель обернулся. Его глаза - два серых пятна, практически стертых с лица - царапнули меня симбиозом страха (за нас, не за себя), тревоги и неожиданности.
- Оул! Что? Оул! - крикнул в ответ Тин и, расхрабрившись, подбежал ко мне. - Ты как? Все хорошо?
- Сон. Сон... - у меня сперло дыхание. - Едоки. Я видел их во... В книге, ты чи... Тьфу. Вот они!
Дядя Коля отбивался от теней. Он сдвинулся так, чтобы преградить Едокам путь к нам. Твари по-прежнему выбегали из вагонов, словно десант.
Меня колотило. Рядом трясся Тин. Ноздри онемели от обилия сильных запахов. Неожиданно взор заслонило серое пятно. В лицо как будто вонзили миллион иголок. Я почувствовал, как из меня выдирают нутро.
Ну и пусть выдирают. Тебе-то что? Ничего такого...
- Оул! - крикнул Тин и положил руки мне на плечи.
Вспышка перламутра. Мне полегчало. Я увидел перед собой пепельный жгут.
- Я в порядке, - бросил Тину. - Что будем делать?!
- Н-не знаю! Может, полицию вызвать?
- Нет. Не поверят! Надо действовать сейчас, пока...
- ПРОЧЬ!
Голос смотрителя обрушился на мир огромным метеоритом. Это был настоящий рев зверя, которого загнали в угол. Который понимал, что сейчас его убьют. Которому нечего было терять. Зверь, который так просто не сдастся.
Звук имел форму. Да, пожалуй, метеорит - лучшее сравнение. Звуковая волна готова была смести на своем пути все. Разрушить, расплавить, пробраться через уши в мозг и испепелить мозг.
- ПРО-О-ОЧЬ!
Раздался взрыв. Во все стороны брызнул перламутровый фонтан искр.
Нас с Тином отбросило со ступенек и повалило в траву. Я зажмурился; в ушах звенело. Открыть глаза было невозможно. Голова раскалывалась, словно ее набили мелкой галькой и изо всех сил трясли.
Сквозь пелену шума пробрался стук колес. Поезд уезжал.
С трудом распахнув веки, я поморщился. Сияние уходящего состава больно резануло по глазам. Я вскрикнул. Тин лежал рядом и постанывал, держась за голову. Я подполз к нему.
- Цел? - тело Мишки было мягким и безвольным, но я тряс его и собирался трясти до тех пор, пока он не отреагирует. - Цел, Тин?!
Он кивнул не сразу. Скрючившись, Мишка старательно массировал мочки ушей.
Платформа опустела. Единственная оставшаяся тень принадлежала смотрителю.
Убедившись, что Тин ничего себе не сломал, не порезал и не вывихнул, я взобрался по ступенькам. Дядя Коля полулежал, облокотившись спиной о металлический забор. Брюки изодраны, одна штанина оторвана по колено, излюбленный пинжачок распахнут, полы его были в грязи и влажно поблескивали. Смотритель так сильно испачкался, что полосы тельняшки слились в одно пятно.
- Дядя Коля!
Он был невероятно бледен. Как лист бумаги. Закрытые глаза ввалились, проступили острые скулы, нос заострился еще больше, а усы повисли, словно банный веник.
- Сашка... - хриплым шепотом выдавил смотритель.
- Дядя Коля!
Я сел рядом с ним и охнул. Нет, это была не грязь. Пинжачок дяди Коли был в крови, а тельняшка... Она пропиталась кровью настолько, что стала полностью черной. Грудь смотрителя разворотило, и хоть в ночи я не видел подробностей, темнота все равно не скрыла широченной зияющей раны и крови, что вытекала из нее целыми ручьями.
- Что... Что с тобой? - ладони вспотели и тут же замерзли, будто их опустили в сугроб. Я не мог оторвать взгляд от жуткой дыры в солнечном сплетении. Ему как будто проломили грудную клетку металлической трубой. Как тараном.
Смотритель превозмог себя и накрыл мою ладонь своей. Я поднял взгляд.
- А... - вылетело у меня.
Дядя Коля посмотрел мне в глаза. Внутри меня что-то оборвалось.
Глаза. Они были бесцветными. Молочно-серыми, как поднявшийся над Дымчатой туман. Как будто он поселился в глазницах смотрителя... И в то же время зрачки будто были нарисованы - они выглядели плоско и неестественно.
Дядя Коля смотрел на меня, сжимая руку все сильнее. Мне стало больно. Я пришел в себя и первым делом закричал:
- Тин! Ти-и-ин! Аптечку, живо! Беги к нам, буди дедушку! У него есть!
Шелест травы. Мишка встал на ноги и засеменил к дому.
- Да не надо... - прошептал дядя Коля. - Я уж все.
Я пришел в ужас. Неужели на моих глазах умирает человек?
- Как это?! Нет, нет! Сейчас перевяжем и скорую вызовем. МИШ! СКОРУЮ ЕЩЕ! - заорал я вслед убегающему другу.
Из тяжело вздымающейся груди смотрителя вырывалось прерывистое дыхание. Я прислушивался к каждому вдоху и пугался всякий раз, когда дядя Коля долго не выдыхал.
- Ты прости меня, - сказал он. - Но мне придется оставить все на тебя. Туман... Туман поможет тебе.
- Туман?!
- Хорек мой. Я возлагаю на тебя, Оул. Ты справишься. И со вторжением тоже.
Господи, да что он такое говорит?! ОН ЖЕ УМИРАЕТ! Неужели дядя Коля лишился разума?
- Нет, - сказал он, будто прочитав мои мысли. - Ты справишься. И спасешь Дымчатую. И всех людей. Теперь ты - Хранитель Грез.
- Как? Что? Но... - заикался я, не в силах вымолвить хоть что-нибудь внятное.
- Слушайся во всем Тумана.
Мне показалось, что дядя Коля улыбнулся. Но все было мутным. И тогда я понял, что уже давно плачу. Слезы текли по щекам, капали на разодранную грудь смотрителя и мешали видеть.
Голоса звучали глухо. Туман овладел всем. Он оставил лишь маленький пятачок вокруг - платформу "ДЫМЧАТАЯ". Чтобы никто нас не слышал.
Пошел дождь.
- Помни историю про Сарпия, Сашка. Я рассказал тебе ее не просто так.
Я судорожно кивнул. Дядя Коля закашлял.
- А мне пора. - Он крепко сжал мою руку. - Я немного не справился. Перегорел. Но старался держаться. Я виноват перед тобой, Саш. И перед бабушкой. И перед... - дядя Коля не договорил.
Он умер.
Так и не отпустив меня.
Когда я пришел в себя, вокруг были люди в белых халатах. Врачи. А еще местный участковый. На всех - тень. И все разговаривали как ни в чем не бывало. Разве что официальнее обычного и несколько отстраненнее. И никаких странностей...
Шел дождь. Или это я плакал? Наверное, все вместе. Иногда мутная пелена отступала, и я видел знакомые силуэты - дедушку, Тина, тетю Дашу и Людмилу Сергеевну. Они что-то говорили. Меня, рыдающего, оттащили от дядя Коли и даже ничего не спросили. Ничего не сказали. Помню звон побрякушек тети Даши и ее суетливые интонации, вопросы. Помню твердую ладонь Мишки на своем плече. Помню пустой взгляд дедушки. И теплые объятия Людмилы Сергеевны.
В глубокой ночи выли сирены, вспышки проблесковых маячков озаряли Дымчатую и растворялись в тумане, неприятно напоминая призрачные поезда.
Все оказалось правдой...
Что теперь со всеми нами станет?
Эпилог
Похороны состоялись через два дня.
Дымчатые, и без того отрешенные, стояли себе молча и напоминали манекены. Или декорации. Были даже ро-ро и дядя Володя. Что, в общем, не обрадовало ни меня, ни Мишку. В это хмурое утро дымчатые выглядели зловеще, словно кадр из фильма ужасов. В гнетущей тишине простились с усопшим, в гнетущей же тишине и разошлись. Ни прощальных речей, ни поминок, ни слез...
Тени на лицах стали еще темнее. Они углубились и вросли в кожу. Краски сгущались. Все менялось.
Мы с Тином старались держаться вместе и подбадривали друг друга. Хорек исчез. И по ночам у окна я больше не стоял.
***
Платформа была необычайно пустой. Покинутой. Я неторопливо прогуливался, стараясь не смотреть на то место, где умер дядя Коля. На серебристом заборе все еще оставались пятна крови. Алые лучи заходящего солнца лишь подчеркивали их.
Я взглянул на пути. Налево, направо.
Никого и ничего.
Скрипнула дверь.
Я повернулся к сторожке. Дверь раскачивалась на петлях. Шмыгнув носом, я попытался улыбнуться и посмотрел себе под ноги.
Дяди Коли больше нет. И никто больше не запирает его дверь. И никого на замену тоже не присылают. Да и надо ли? Может, его должность вымышлена? Смотритель... Ну что тут смотреть, в самом-то деле.
- Помни про Сарпия... - повторил я слова дяди Коли. - Ты пожертвовал, да? Ты умер за других?
Почему-то сомнений в этом не было. Я видел самое настоящее убийство. Кто убил смотрителя? За что? Кто эти Едоки и откуда они взялись? И что значит "я возлагаю все на тебя"? Меня тоже убьют?
Наступало время вопросов.
Я хмыкнул.
- Хранитель Грез. Хех, тоже мне...
Пнув камушек, я побрел к ступеням. Шел, не поднимая головы, пока не наступил на два круга света. Теплых, янтарных. Я поднял голову.
На перилах сидел хорек по имени Туман.
- Ну здравствуй, Хранитель Грез, - сказал он и спрыгнул на платформу.
Я восстанавливал текст согласно пометкам и мнемоническим "зарубкам". Все время я откладывал в сторону те или иные факты и заносил их в дневник. Тот самый, о котором вы уже знаете. Данные существовали отдельно от меня, но я мог вернуться к ним в любой момент. Как видеоархив или картотека. Чертовски полезная штука. Некоторые события я записывал. Часть - выуживал из дневника, освобождая место для новых сведений. Оказалось, что многие приемы (например, ход сражения, тип фанталей или отношение к Спойлеру) были тщательно прописаны. Во многом мне также помогли найденные записки дяди Коли, зачастую перемежавшиеся с бредом старого человека.
Я писал и заполнял дневник регулярно. И тщательно прятал записи от самого себя, чтобы, не дай Бог, не скользнуть по ним взглядом. Конечно, часть воспоминаний сохранить не удалось, другая часть навсегда стерлась, но я решил прибегнуть к художественности и кое-что домыслить исходя из того, каким я был и что бы сделал.
И я не получил ни грамма удовольствия или трепета от воспоминаний прошлого, когда перечитывал свои записи.