Стальные корсары

Сасебо. Примерно это же время

Вирену никогда не нравилась японская архитектура. Только от полной нищеты и безнадежности можно додуматься до домов со стенами из бумаги. В России даже у крестьянина имеется нормальная рубленая изба, а здесь и генералу в бумажном доме жить не зазорно. Конечно, центр города может похвастаться нормальными строениями, но все равно большинство домов — убожество жуткое.

Тем не менее, размещаться пришлось на берегу. К тому моменту, как «Асахи» вошел в порт, он едва держался на воде. Справиться с затоплениями до конца не удалось, непривычный и слишком малочисленный для этого гиганта экипаж просто не мог взять их под контроль, а волнение, достигшее к вечеру шести баллов, еще более усугубило положение. Так что к Сасебо броненосец приполз, что называется, на последнем издыхании. Хорошо еще, на береговых батареях при виде израненного корабля ничего не заподозрили и пропустили его вместе с транспортом, который сочли трофейным, в порт. Ну а дальше все было просто.

Для японцев оказалось полной неожиданностью, когда с борта только что пришвартовавшегося транспорта на них хлынула сметающая все на своем пути белая волна. Порт, склады, арсеналы был захвачен молниеносно, затем та же судьба постигла не готовые к отражению атаки с суши батареи. На все про все ушло не более трех часов, причем время это было, в основном, затрачено на марш-бросок к тем самым батареям, расположенным в отдалении от города. Осознание того, что если им не удастся победить, то их перебьют, как кроликов, добавило людям энтузиазма. В результате удалось добиться быстрой победы при минимальных жертвах с обеих сторон. Немногочисленные японские корабли в порту были захвачены абордажными группами с «Асахи» и вообще без выстрела, благо команды, в основном, находились на берегу. Брандвахтенные миноносцы попытались изобразить сопротивление и даже атаку, но были разорваны в клочья бьющими прямой наводкой орудиями броненосца. Словом, блестящая победа.

Сделали это как раз вовремя, и очень скоро порт заполнили избитые в сражении русские корабли. Почти все, кроме миноносцев и оказывающей им поддержку «Полтаве», единственному броненосцу русской эскадры, сохранившему боеспособность. У наскоро слепленного оперативного соединения были совсем иные задачи, решенные им, надо признать, с блеском.

Пока броненосец, пользуясь знанием о минных заграждениях (весьма, кстати, жиденьких), безбоязненно маневрировал в виду японского побережья и грохотал своими двенадцатидюймовками, отвлекая на себя огонь немногочисленных и слабых береговых батарей, миноносцы под командованием лейтенанта Бахирева прорвались в гавань Нагасаки. Разрядив минные аппараты, они подорвали три транспорта, причем один весьма удачно, прямо на фарватере. Остатки мин были выпущены по портовым сооружениям, и сейчас Нагасаки даже временной базой для японского флота не мог служить в принципе. Более того, возник пожар, который начал быстро распространяться, чему способствовала конструкция японских строений и большое количество горючих материалов в самом порту. Ни и тот факт еще, что из него при русской атаке разбежались все, имеющие ноги, и бороться с огнем оказалось просто некому.

Словом, с военной точки зрения все прошло невероятно гладко. Оправдался расчет на внезапность, сработало суворовское «удивил — победил», ну а теперь появился главный вопрос — что со всем так внезапно свалившимся в руки богатством делать? Особенно если учесть, что у Вирена просто не было под рукой тех, кто мог работать с захваченным оборудованием. Их и в Порт-Артуре не хватало, а уж здесь…

Но глаза боятся, а руки делают. Хотя, конечно, тяжело приходилось всем. Повезло еще, что у японцев здесь, похоже, войск банально не было. Гарнизон Сасебо взяли в казармах, тепленьким, и больше русских никто не беспокоил, однако солдатам все равно пришлось обустраивать какую-никакую, а линию обороны, для чего людей жутко не хватало. Пришлось в спешном порядке гнать транспорт под прикрытием все той же многострадальной «Полтавы» в Порт-Артур за подкреплением. Даже удивительно, но оно прибыло без задержки — все же сказалось отсутствие Стесселя и Фока, главных замедлителей любого процесса. Ну а пока корабли мотались туда-сюда, остальные тоже не сидели без дела.

Для начала, вскрыв японские склады, с них реквизировали несколько десятков мин. Конечно, они отличались от тех, что использовались в русском флоте, но русский морской офицер отличался хорошим базовым образованием, позволяющим, в том числе, разбираться и с малознакомым оружием. Вот и с минами разобрались. А что, жить захочешь — и в гальюн нырнешь. Миноносцы сделали несколько рейдов к Нагасаки, завалив окрестности порта минами, чем окончательно убили возможность использования японцами данного порта хотя бы для высадки войск.

Тем временем в Сасебо поступили, можно сказать, по-варварски. Взяли за шкирку рабочих, которые занимались ремонтом и обслуживанием японских кораблей, и популярно объяснили им, что пришли всерьез и надолго. И вообще, теперь это — русская земля, и у них есть не самый богатый выбор — или становиться русскими подданными, и принять посильное участие в войне путем ремонта кораблей. Да не просто так, а за жалование. Где взять деньги — это для Вирена было отдельной головной болью. Другой вариант — убираться прочь, бросая все, потому что оставшихся будут считать шпионами. А со шпионами разговор короткий — пострадают все, вплоть до любимой кошки, не говоря уж о бабушках и дедушках.

Расчет оправдался. Разумеется, далеко не все японцы пошли на службу к русским. Больше того, их оказалось совсем немного. Но если для потомка самурайского рода такое было неприемлемо, даже при условии признания русскими их дворянских титулов, то для вчерашних крестьян, не так давно оказавшихся в городе и оторванных от семей из-за того, что призыв на заводы мало отличался от мобилизации в армию, верность императору значила куда меньше. А вот верный кусок хлеба — больше. Да и угроза Вирена легла на благодатную почву, вполне согласуясь с восточным менталитетом, где снятие головы за неповиновение считалось весьма милосердным вариантом. Словом, какое-то количество рабочих, пусть и нижнего звена, но знакомых с имеющимся в Сасебо оборудованием, Вирен получил. Сколько-то рабочих и инженеров прибыло из Порт-Артура. Ну и матросы без дела не сидели, принимая посильное участие в ремонте кораблей и, заодно уж, присматривая за японцами. Вдруг у тех преданность императору взыграет и они чего-нибудь учудят? Кстати, предосторожность оказалась нелишней, и дважды удалось предотвратить диверсии, после чего японских рабочих использовать стали только там, где они ничего не могли натворить, а при входе тщательно обыскивать. В общем, работа кипела, и забот хватало. Радовало одно — японские корабли на горизонте не появлялись, и был шанс, что удастся быстро привести в относительный порядок хотя бы пару наименее пострадавших кораблей, благо и с оборудованием, и с материалами здесь было куда лучше, чем в Порт-Артуре. И в этом случае, если японцам не удастся получить от британцев новые броненосцы, этого окажется более чем достаточным. Ну а если удастся — тут уж ничего не поможет, и останется только подороже продать свою шкуру.

А еще повсюду сновали европейцы, главным образом, англичане. То ли военные советники, то ли наблюдатели, то ли корреспонденты, то ли шпионы, а скорее всего, совмещающие все эти профессии. Больше всего Вирену хотелось их повесить или хотя бы накрепко запереть от греха подальше, но — нельзя. Еще только международного скандала не хватало для полноты ощущений. Пришлось сжать зубы и терпеть. Единственно, доступ на территорию порта им запретили, а часовым намекнули, что если они в соответствии с уставом кого-нибудь пристрелят, то за это им будет поощрение. Надо сказать, убить так никого и не убили, но несколько раненых, и японцев, и европейцев, плюс с десяток умников, пролежавших до утра в холодных осенних лужах, остудили пыл и диверсантов, и охотников за сенсациями.

По-настоящему грели душу только два момента. Во-первых, едва ли не впервые с момента гибели Макарова боевой дух у моряков оказался на высоте. Сейчас они не только готовы были идти в бой — в принципе, они и раньше не отказывались, дисциплина великое дело — но и верили своему адмиралу. Такого энтузиазма при ремонте кораблей Вирен никогда раньше не наблюдал. Если матросов привлекали к каким-то работам, они, как правило, делали все ни шатко, ни валко, не без основания считая, что есть рабочие, которым за то хорошие деньги платят, вот пускай и отрабатывают. Однако сейчас люди пахали, как проклятые, и корабли восстанавливались буквально на глазах. И, что интересно, энтузиазм разделяли и офицеры. Вирену за победу готовы были простить и излишнюю жесткость в отношении нижних чинов, и то, что он был выскочкой, перешедшим, обойдя многих сослуживцев с большим цензом, из командиров крейсеров в командующие эскадрой. А еще идея о производстве наиболее отличившихся в бою нижних чинов в офицерские чины оказалась удачной. Новопроизведенные и сами выкладывались, и других подгоняли, а те, впечатленные заманчивой перспективой вырваться хоть немного наверх, рвали жилы и без понуканий. В общем, здесь все сложилось практически идеально.

Во-вторых, адмирал, как и любой нормальный человек, был не чужд лести. Во время штурма, прежде, чем русским удалось взять под контроль телеграф, кто-то из корреспондентов успел отстучать своим хозяевам, и сейчас действия Вирена оказались едва ли не самым обсуждаемым событием в мире, причем активность обсуждения еще более подогревалась отсутствием достоверной информации. Кто-то называл его русским варваром, сжигающим мирные города, кто-то, за то же самое, наверное, вторым Нельсоном, однако, в любом случае, флотоводческий талант молодого адмирала под сомнение не ставился.

Из Петербурга уже пришло сообщение о награждении Вирена орденом Святого Георгия третьей степени за победу, Святого Владимира второй степени с мечами за абордаж японского броненосца, а также возведении его в графское достоинство с пожалованием права добавить к своему родовому имени приставку — Артурский. И как высшее признание его заслуг — приказ о производстве в чин вице-адмирала… Последнее было, конечно, против всех и всяческих правил и обычаев, но первая большая победа флота после Синопа чего-то да стоила, особенно на фоне не прекращающейся чреды поражений что на море, что на суше. Император был не в восторге, но дать что-то меньшее значило настроить против себя военных, что чревато, особенно учитывая, что среди этих военных были и его, Николая, ближние родственники. Генерал-адмирал тот же, с пеной у рта доказывающий величие подвига русских моряков. Пришлось согласиться с мнением большинства, и все, участвовавшие в бою, получили свою порцию пряников. Офицеры поголовно — ордена и звания, матросов, отличившихся в бою, тоже не обделили… Правда, о визите некоего «чиновника для особых поручений» Вирен в своем рапорте упомянул вскользь, парой слов, логично рассудив, что ни один чиновник и так не допустит, чтобы его обделили наградой. Так что нечего баловать, сами справятся. В общем, победа принесла чины и регалии, а также кучу завистников. Все это после войны привело вначале к переводу Вирена на кабинетную должность, а потом, всего через несколько лет, к назначению его командующим Балтийским флотом, а позже Морским министром. Но все это, и опала, и взлет, будет позже, а сейчас новоиспеченный вице-адмирал продолжал задыхаться под ворохом обрушившихся на него дел.