Стабилизатор. Минск 2041

Глава 11. Призраки Шутценлоха

По небу катилась полная луна. Не просто катилась, а подпрыгивала Ей передавалась вибрация земли, которую била мелкая дрожь. Марата – тоже. Иначе и быть не могло. Он стоял между двух рельс, а из-за поворота вот-вот должен был показаться состав. Элементарная осторожность требовала только одного – отойти в сторону. Всего на пару шагов и оказаться в безопасности. Легко сказать – трудно сделать. Ноги словно приклеились к шпале. Кто поставил его сюда? Кто придумал пытку ожидания состава, несущего верную смерть? Ответ был только один – Жженный. Это его методы.

Блеснули отраженным светом рельсы. Самого поезда еще не было видно, но свет прожектора – верный признак его приближения.

Вербицкий сделал еще одну попытку сдвинуться с места. Ноль по фазе.

– Си-де-ро-дро-мо-фобия! Йхо-хо-хо!

Марата передернуло от механического голоса, прозвучавшего где-то над головой. Он поднял глаза.

– Че наклал в штаны, паря? Ха-ха-ха!

Громкоговоритель на столбе. Говорил с ним и издевался громкоговоритель. Казалось, что он – живое существо. Вот-вот на лицо человека из разверстой алюминиевой пасти хохочущего рупора брызнут капли слюны.

– Пошел к черту! – буркнул Марат.

– В гостях у чертей сейчас окажешься ты, – уже спокойно, даже назидательно заметил громкоговоритель. – С железной дорогой шутки плохи. Движение вне перехода чревато… Впрочем, сейчас все сам узнаешь, козел!

На этот раз Вербицкий не стал отвечать ни на нотации, ни на обидное прозвище. Пусть себе треплется, а ему надо приготовиться к переходу в мир иной. Прочитать «Отче наш» и все такое.

Марат дошел только до «святится имя твое», когда показался поезд-убийца. Выглядел он, как и следовало ожидать, не совсем обычно. Буфер его ощерился металлическими, острыми как иглы шипами. Каждый – в полметра длиной. Жженому было мало просто смять и раздавить Вербицкого. Он хотел еще и проткнуть свою жертву насквозь, доставив как можно больше мучений.

Марат видел его лицо в кабине водителя. Жженный ухмылялся, отчего лоскуты поврежденной огнем лоскуты кожи подрагивали, как мерзкое желе.

– Давай-давай, – прошептал Вербицкий. – Я готов!

Перестук колес заглушил даже яростное биение сердца Марата. До столкновения с поездом осталось десять метров. Пять. Три. Вербицкий поднял глаза, чтобы не видеть игл. В кабине вместо Жженного сидели Гриша Антидот и Вера. Что впрочем, уже ничего не могло изменить. Иглы проткнули тело Марата, но боль он почувствовал только в плече. Столкновение с поездом отбросило Вербицкого куда-то вбок. Когда он сообразил, что по-прежнему жив, открыл глаза. Все та же подпрыгивающая шалунья-луна, но никаких рельсов и шпал он полулежал в кузове бешено мчавшегося джипа. Рядом сидела Вера. Ее лицо было так близко, что волосы щекотали Марату щеку.

– Куда мы едем?

Девушка ничего не ответила. Наверное, потому, что Вербицкий так и ничего и не спросил. Ему лишь показалось, что он задал вопрос. Язык распух и едва ворочался во рту, царапая нёбо, как наждачная бумага. Пришлось применить другую тактику. Вербицкий коснулся пальцами ладони Веры. Ответная реакция не заставила себя долго ждать. Девушка встрепенулась. Посмотрела на Марата. Было в этом взгляде столько нежности и сострадания, что Вербицкий нашел в себе силы улыбнуться.

– Потерпи, миленький. Скоро приедем в Шутценлох…

Миленький? Ему показалось? Он ослышался или она и вправду назвала его миленьким? Это слово стоило того, чтобы подставить эсэнэсовской пуле не только плечо, но и голову. Миленький… Да, он потерпит. Сколько нужно, столько и потерпит. Лишь бы дождаться этого слова еще раз.

Тут джип тряхнуло на новом ухабе, да так, что Вербицкий забыл обо всех словах. Плечо вновь проткнула тупая, раскаленная добела игла боли.

– Aufzustehen!

Вербицкий разлепил налитые свинцом веки. Какого…

Вера и джип исчезли. Он сидел на голом цементном полу и любовался чьим-то, начищенными до блеска сапогами. От бля. Немецкая речь. Сапоги. Гплифе. Куда он опять вляпался? Марат поднял голову. Перед ним, покачиваясь на каблуках и заложив руки за спину, стоял человек в черной форме. Портупея. Кобура на боку. На шевронах красовались две молнии, на фуражке с высокой тульей поблескивал орел с распростертыми крыльями. Из-под козырька фуражки на Марата смотрели глаза – две холодных серебряных монетки. Лицо у офицера было правильной, донельзя арийской формы, но его выражение не предвещало Вербицкому ничего хорошего.

– Aufzustehen!

На этот раз приказ встать, был подкреплен весьма болезненным ударом сапога под ребра. Эсэсовский офицер, а в том, что это был именно эсэсовский офицер Вербицкий нисколечко не сомневался, схватил его за плечо, повернул к себе спиной и толкнул.

– Vorwärts, das Schwein!

Марат имел весьма скудные познания в немецком – в пределах школьного курса. Однако для того, чтобы понять, что его обозвали свиньей и приказали идти вперед, переводчика не требовалось. Пришлось повиноваться. Если эта нацистская морда была плодом галлюцинации, то ничего страшного не произойдет. Если же он опять совершил путешествие во времени, то рыпаться не следовало тем более. Эсэсовцы не эсэнэсовцы. Они хуже. Впрочем, откуда такая уверенность? Хрен редьки не слаще.

Вербицкий пошел, как и было рекомендовано, вперед, чувствуя спиной дружественный взгляд гитлеровского офицера.

Идти пришлось по коридору со сводчатым потолком, освещенном рядом подвешенных на толстую проволоку лампочек-груш. Коридор имел множество ответвлений, похожих друг на друга, как братья-близнецы. Разобраться в этих хитросплетениях помогали надписи, сделанные черной краской и стрелки-указатели. Однако все тексты были на немецком и Вербицкий ничего не понял. Имелись здесь и двери – стальные, монументально-прочные. Сообразить, где он находится, помогло воспоминание о Вере. Он тогда сильно удивился, услышав слово Шутценлох. А ведь именно так она и сказала. Приедем в Шутценлох и… Вот и приехали. Куда же ведет его этот урод? Марат попробовал обернуться и тут же получил тычок в спину. Не рукой, а чем-то более острым. Наверное, стволом пистолета. Чем были вооружены эсэсовские офицеры? Люггерами? Вальтерами?

О чем думаешь, дурачок? Тебе следует размышлять вовсе не о вооружении немецкой армии, а о том, как выкарабкаться из этого кошмара. Может просто ущипнуть себя за руку? Ага. Размечтался.

Вербицкий все же попробовал воплотить эту хлипкую идею в жизнь – незаметно ущипнул себя за руку. Новый тычок в спину развеял остатки надежды. Он теперь не в будущем, а в прошлом. Путешественника по времени отшвырнуло на сто лет назад. Круче чем у Уэллса! Щипаться можно до посинения. Фашист не исчезнет.

– Zu stehen! Von der Person zur Wand!

Что ему надо? Наверное, требует остановиться. Офицер толкнул Марата с такой силой, что пленник едва не прошиб стену лбом. Все это с ним уже было. Только приказы отдавались на русском, а в роли конвоира выступал шеренговый Петенька. Эсэсовцы-эсэнэсовцы. Повадки у тех и других были одинаковыми.

Послышался лязг открываемой двери. Вербицкого втолкнули в комнату. Каменный мешок. Стол, два стула. Все на стальных, привинченных к полу рамах. Полоска красной ткани с белым кругом и свастикой в его центре. Все напоминало декорации фильма о Великой Отечественной. Вот только Вербицкий был уверен – это не декорация, а люди в этом кабинете – не артисты. Их было двое. Оба в черной форме.

Первый сидел за столом, уткнувшись в какие-то бумаги. Второй стоял спиной к Марату. Коронным жестом заложил руки за спину. Внимание Вербицкого привлекли пальцы – бледные и поразительно длинные, они выглядели так, словно состояли не из трех суставом, а, по крайней мере, из пяти.

Дверь за спиной Марата с грохотом захлопнулась – офицер ушел. Что дальше? Парни ведут себя так, словно забыли о его присутствии. Прошла минута. Две. Вербицкий уже собирался откашляться, когда офицер за столом поднял голову. Марат непроизвольно попятился. Ежик седых волос. Темная, будто выдубленная кожа. Множество морщин. Очки в тяжеловесной оправе и выбритый до синевы подбородок. Мать честная! Да это же… Гнатиков. Ну, конечно же, он. Чиновник из две тысячи сорок первого года, на котором теперь была форма генерала СС. Точнее группенфюрера. Вербицкий не один десяток раз смотрел любимый фильм «Семнадцать мгновений весны» и не мог ошибиться – в Шутценлохе Дмитрий Иванович носил такую же форму, что и папаша Мюллер в знаменитой саге о советском разведчике.

– Садитесь, Вербицкий, – Гнатиков вытянул руку, указывая на стул. – Я же предупреждал, что мы обязательно встретимся.

– А вас, Штирлиц, я попрошу остаться, – хмыкнул Марат, опускаясь на стул. – Я сразу приметил, что вы чем-то напоминаете Геббельса. Форма вам очень идет.

Дмитрий Иванович не оценил комплимента.

– Ваша ирония неуместна, Вербицкий. Вы окончательно встали на сторону наших врагов и поплатитесь за это.

– Один вопрос, Дмитрий Иванович. Каких врагов? Если не ошибаюсь, раньше вы боролись за национальную стабильность Белоруссии. Тогда враги у вас были совсем другими.

– Не имеет значения, Вербицкий. Время и пространство – очень сложные, многогранные понятия. Есть не только прошлое, настоящее и будущее. Существуют и параллельные измерения. Они пересекаются. Возникают реперные точки и линии.

Гнатиков встал, обошел вокруг стола и остановился рядом с Маратом.

– Ты, сынок, нарушил границы времени. Отсюда и весь этот бардак, но… Как я уже сказал все это не имеет значения.

– А что же тогда имеет?

– Хм… Только одно – мы всегда по разные стороны баррикад.

– Печально.

– Еще как! – Гнатиков наклонился к лицу Вербицкого. Стекла его очков холодно блеснули. – И для тебя, мой мальчик, эта печаль не абстрактное понятие. Обер-лейтенант, займитесь!

Офицер, которые все время стоял спиной к Марату, обернулся. От бля! Это был Байдак. Причем мертвый. Лицо капрала покрывали темные трупные пятна. Губы по цвету ничем не отличались от пегих усов, а глаза были пустыми, как окна дома, в котором погасили свет. По углам губ, на подбородке и шее багровели пятна засохшей крови. Байдак раскрыл рот и показал Марату язык – четырехгранный штык винтовки Мосина. На это раз живой – гнущийся, мокрый от слюны и крови.

– Ты… Ты – идиот! Зачем убил меня?!

Чудовище закашлялось, плюнуло на пол темной жидкостью и двинулось на Вербицкого, вытянув руки. Марат не ошибся. Суставом у пальцев было так много, что они больше походили на щупальца. И щупальца эти тянулись к шее Вербицкого. Он вскочил со стула. Попытался отступить в угол комнаты, но мертвец оказался слишком проворным. Пальцы-щупальца сомкнулись на шее Вербицкого. Он задыхался. Старался не смотреть в лицо мертвеца. Вцепился взглядом в эсэсовскую символику на шевроне. Две молнии. Только почему-то они напоминали ему змей. Откуда пришла эта ассоциации Вербицкий не знал. Просто змеи.

Размышляя о ползучих гадах, Марат пытался оторвать от шеи пальцы Байдака, но быстро сообразил, что из этой затеи ничего не выйдет. Он вскинул руки, нащупал пальцами глаза монстра, надавил на них изо всех сил. Хлоп-хлюп! Чвяк! Глаза Байдака лопнули, а пальцы Вербицкого погрузились в наполненные слизью ямки. Чудовище заревело. Вряд ли оно почувствовало боль. Просто бесилось от того, что лишилось зрения. Давление на шею ослабло. Марат выдернул пальцы из глазниц. Толкнул монстра в грудь. Ответный толчок был куда как сильнее. Он в буквальном смысле впечатал Вербицкого в стену. В глазах потемнело, но Вербицкий нашел в себе силы отпрыгнуть в сторону. Через секунду ослепленное чудовище врезало кулаком в стену. Как раз там, где недавно был Марат. От удара бетон покрылся трещинами. Байдак завертел головой.

– Где ты, падла?! Я все равно отыщу тебя и вырву сердце!

Новый удар. От стены откололся кусок бетона. С костяшек пальцев мертвеца слезла кожа, обнажив кости. Байдак ударил опять. Его кулак просвистел в нескольких сантиметрах от уха Марата. Стена раскололась. Трещина прошла от пола до потолка. Посыпались новые осколки бетона. Образовалось дыра. По идее, за ней должен был быть коридор, но Вербицкий увидел только черную пустоту. Монстр заметался по кабинету. Он безостановочно и бессистемно лупил кулаками в стены Куски бетона уже не падали на пол – их втягивала в себя пустота. Разрушения сделались необратимыми. Паутиной трещин покрылся пол. Провалился в бездну стол вместе с Гнатиковым. Унеслось в пустоту красное полотнище со свастикой. Потом настал черед Байдака. К этому времени он уже не выглядел офицером СС. Форменный китель лопнул, обнажив грудь. Обожженную до фиолетового цвета, сплошь усыпанную водянистыми волдырями. Бездна приняла в свои холодные объятия уже не капрала Байдака, не эсэсовского обера, а Жженного.

И вот Марат остался в гордом одиночестве. На куске бетона, некогда бывшем частью пола. Один на один с пустотой. Кусок крошился под ногами, уменьшаясь в размерах. Балансировать на нем становилось все труднее. Совсем как в «Лангольерах» Стивена Кинга. Куда исчезает вчерашний день? Его пожирают зубастые чудища. Чистильщики. Вечные странники, по имени лангольеры.

Вот только в данном случае не было даже их. Кинг ошибся. Пустота не нуждалась в чистильщиках. Она прекрасно справлялась с тем, что считала лишним без посторонней помощи. Марат Вербицкий тоже был для нее лишним. Опора под его ногами исчезла. Пылесос бездны втянул странника, чтобы выбросить его на межзвездную свалку. Помойку забвения.

Вдруг Марат увидел звезду. Совсем маленькую. Нервно подрагивающую. Слава те Господи! Пустота все-таки не была полной. В ней теплилась какая-то жизнь. Паря во мраке, Марат все смотрел на звезду. До тех пор, пока она не превратилась в нить накаливания электрической лампочки. Она освещала покрытый разводами сырости потолок. Послышался шорох. Кто-то был рядом. Вербицкий повернул голову. Он ожидал увидеть Жженого, Байдака или Гнатикова, но вместо этого встретился взглядом с Верой.

Что это с ней? Откуда эти темные круги под глазами и усталость во взгляде?

– Марат. Марат, ты, наконец, очнулся! – Вера коснулась пальцами щеки Вербицкого. – Как плечо?

– Нормально, – Вербицкий пошевелил правой рукой. – Почти не болит. Где мы? Я видел странный сон. Про эсэсовцев…

– Ничего удивительного. Это место когда-то и было гнездом эсэсовцев. Одной из ставок Гитлера. Ты ведь слышал о Вольфсшанце?

– Кажется. Волчье логово?

– Да. Командный комплекс верховного командования вооруженными силами Германии, расположенный в лесу Гёрлиц. Восточная Пруссия. О нем знают все, но мало кто слышал о Лисьей норе. Шутценлох начали строить в сорок четвертом году, накануне большого отступления. Закончить так и не успели. Потом из комплекса подземных бункеров собирались сделать музей, подобие Линии Сталина. Не нашлось средств. Шутценлох бросили и забыли. Несколько лет назад на него наткнулись мы – дестабилы. Нашли здесь тайники с оружием и боеприпасами. С тех пор Шутценлох – наша основная база. По крайней мере, так было до последнего времени. Но шпионы Службы Национальной Стабильности не спят в шапку. Верховный Председатель уже знает о Шутценлохе. Леса вокруг нашей базы планомерно уничтожаются. Еще месяц-другой и сюда придут стаботряды. У нас остается только один выход – использовать оставшееся время для захвата Минска.

– Наполеоновские планы. А чем это так вкусно пахнет?

– Ах, я дура! – девушка вскочила. – Болтаю, а сама забыла, что тебя следует покормить. Я приготовила отличный бульон. Сейчас.

Вербицкий поудобнее устроился на подушке. Осмотрел комнату. Она очень напоминала кабинет группенфюрера Гнатикова, виденный в кошмарном сне. Стулья и стол здесь были привинчены к полу. На столе стояла допотопная электрическая плитка с открытой нитью накаливания. Вера наливала бульон из алюминиевой кастрюли в консервную банку, служившую тарелкой. Запах, щекотавший Марату ноздри, был восхитительным.

– Сколько я провалялся без сознания?

– Три дня. И не просто без сознания. По словам доктора, ты был на грани жизни и смерти. Пуля прошла навылет, но рана оказалась очень тяжелой. Теперь, надеюсь, кризис миновал.

Вера уселась на стул у лежака Вербицкого. Зачерпнула ложку бульона, поднесла ее к губам Марата.

– Давай. Тебе надо восстанавливать силы.

Вербицкий чувствовал себя неплохо. Настолько, что прекрасно мог бы есть самостоятельно. Однако решил не признаваться в этом. Ему очень нравился процесс кормления с ложечки. И все же аппетит дал о себе знать. Консервная банка опустела в рекордно короткие сроки. Когда девушка налила вторую порцию бульона, Вербицкий решил, что сачковать больше не стоит. Сел и выхлебал бульон сам. Вера наблюдала за ним, не пытаясь скрыть счастливой улыбки.

– А ты явно поправляешься. Еще добавки?

– Спасибо, нет, – Марат отдал пустую банку. – Могу лопнуть. Признайся, ведь ты не спала все эти три дня.

– Почему же? – девушка покраснела. – Пару часов дремала и чувствую себя достаточно бодрой для того, чтобы ответить на все твои вопросы.

– Мы можем поговорить на воздухе? Эти стены… Они давят. Мне все время кажется, что вот-вот распахнется дверь и на пороге будет стоять кто-то из «змей».

– Змей? О змеях ты говорил в бреду, но здесь нет никаких змей.

– Разве молнии на петлицах эсэсовцев не напоминают змей?

– Не знаю, – покачала головой девушка. – В наших учебниках по истории мало фотографий. А в те, что были, я никогда не всматривалась.

– Так мы идем?

– Если ты сможешь удержаться на ногах.

– Не волнуйся. Я – парень крепкий.

Крепкий парень оказался слишком самонадеянным. Едва Вербицкий встал, как пол под ногами качнулся. Вера вовремя успела его поддержать. Новые шаги Марат делал не так резво. Вскоре с головокружением удалось справиться. У двери Вербицкий отстранил девушку и в коридор вышел сам. На несколько секунд остановился, пораженный сходством коридора с тем, что видел во сне. Те же серые стены, сводчатые потолки и надписи на немецком, сделанные черной краской. Сон ли это был? С рациональной точки зрения – конечно, сон. Его раненого несли по этим коридорам. Ясное дело – он был в бессознательном состоянии. Однако мозг продолжал работать и фиксировать картинки. Потом сознание преобразовало их в кошмар. Только и всего. Однако была и другая точка зрения. Слишком связно говорил Гнатиков о пересечениях времени и пространства. Реперные точки. Он мог оказаться в одной из них. Побывал в Шутценлохе образца тысяча девятьсот сорок четвертого года. И вернулся в будущее. Почему бы и нет? Взять хотя бы надписи. Сейчас они были полустершимися, а в его кошмаре свежими, словно краска едва успела подсохнуть.

Шагая по коридору рядом с Верой, Марат встречал партизан. Одни просто спешили куда-то. Другие перетаскивали тяжелые деревянные ящики. Все были так заняты своим делом, что не обращали на Вербицкого никакого внимания. Для Веры же время находилось: ее приветствовали почтительными кивками. Она явно не была рядовой партизанкой.

Вот и лестница. Два, ведущих вверх стальных пролета. Поднимаясь по ступенькам, Марат запыхался и когда Вера распахнула стальную дверь, с наслаждением вдохнул хлынувший в бункер воздух.

Оказавшись снаружи, он получил возможность увидеть то, что называли Шутценлохом. Сильного впечатления система бункеров времен Великой Отечественной не производила. Вербицкий увидел лишь десяток поросших кустами холмиков. Сквозь зелень проглядывал облепленный мхом бетон, а проход, через который они выбрались наверх, выглядел, как самая настоящая нора.

Впрочем, большого разочарования Марат не испытал. Нора – так нора. Хоть у черта на куличках, лишь бы рядом с Верой.

Он остановился, любуясь высокими соснами и лучами утреннего солнца, пробивавшимся через зеленые кроны. Отличное время, чудное место для того, чтобы поговорить с возлюбленной по душам. Девушка, как видно, испытывала те же чувства. Она взяла Вербицкого за руку и увлекла вглубь леса.

Марат не сразу понял, что они идут по дороге. Настолько слились с лесным ландшафтом остатки бетонных плит, некогда проложенных солдатами вермахта. Время пощадило их еще меньше, чем сами бункера.

У дороги стоял десяток джипов, укрытых маскировочной сеткой, а между деревьев тут и там прохаживались молчаливые часовые. Вера привела Вербицкого на небольшую полянку. Дорога здесь заканчивалась. По крайней мере Марат больше не видел плит.

– Это – мое любимое место, – сообщила девушка. – Здесь хорошо думается и мечтается.

Вербицкий сел на мягкий мох, прислонившись спиной к стволу сосны. Вера садиться не спешила. Осмотревшись, наклонилась и сорвала цветок, росший на обочине дороги.

– Смотри, Марат. Ромашка. Откуда здесь взялся полевой цветок?

– Возможно это какой-то знак свыше, – шутливо заметил Вербицкий. – Ты веришь в знаки?

Девушка не ответила. Не подняла глаз. Просто рассматривала ромашку. Молчание, нарушаемое лишь дыханием ветра в кронах сосен, длилось не меньше минуты.

– Не Вера, Марат. Мое полное имя – Вертенда.

Глава 12. Вертенда – Хранительница Времени

Если Вербицкого что-то и удивило, так только не полное имя Веры, а то, каким тоном она его произнесла. Веско. Словно и не имя это было, а некое почетное звание.

– Ты не мог слышать о профессоре Альберте Нисанове, – продолжала девушка. – Пик его известности пришелся на две тысячи тридцатый год. Тогда этот ученый был обласкан властями. Получал государственные премии, награды и неограниченные средства на свои исследования. Не было области науки, которой бы не интересовался Нисанов. Он исследовал паранормальные явления, влияние радиации на эволюцию растений, животных, людей. Изучал гипноз, трансцендентальную медитацию. Объездил весь мир, точнее самые загадочные и заповедные места нашей планеты. Итогом его изысканий и главным изобретением стал Процессор Времени. Представь себе Марат – то, над чем безуспешно бились самые гениальные умы, произошло в Белоруссии – отсталой, изолированной от всего мира стране. Нисанову было чем гордиться – он доказал, что путешествие в прошлое возможно и первым его совершил. На очереди были исследования, которые должны были открыть человечеству путь в будущее. Профессор удостоился чести быть принятым лично Верховным Председателем. Он пошел на эту встречу полным новых надежд, но на этом карьера Нисанова закончилось. Никто не знает точно, что произошло в Великом Октаэдре. Говорили о слишком смелых высказываниях профессора, о разгоревшемся скандале и аресте. Так или иначе, но после этого Нисанов пропал. Исчезновения неугодных режиму людей в Белоруссии практикуется давно. Изобретатель Процессора Времени хоть и являлся фигурой международного масштаба, но скрыться от гнева всесильного диктатора не смог. Ходили слухи о закрытой правительственной тюрьме, где Нисанов, якобы продолжает свои исследования под бдительным надзором Службы Национальной Стабильности. Время от времени появлялись свидетели, утверждавшие, что видели профессора в одном из исправительных лагерей. Уже спятившего от пыток и инъекций лошадиных доз стабилизатора. В общем, профессор исчез, а его детище, Процессор Времени оказался в руках Верховного Председателя и его окружения. До сих пор верные диктатору ученые усиленно работают над усовершенствованием изобретения Нисанова. Однако все попытки перемещения в будущее заканчиваются неудачами. Гениям Верховного не хватает какой-то малости. Той, что была у профессора Нисанова. Он, кроме всего прочего, прославился даром предвидения и перед тем, как пойти на роковую встречу уничтожил все свои бумаги, закрыв диктатору дорогу в будущее. Однако Процессор Времени все равно остается в руках тех, кто не должен им пользоваться. Сейчас они пытаются изменить прошлое, что сулит миру катастрофу вполне соизмеримую по последствиям с последней ядерной войной. Их, нужно остановить, Марат. Во что бы то ни стало.

– Грустная история, – пожало плечами Вербицкий. – Только какое отношение она имеет к тебе?

– Самое непосредственное. Я – дочь профессора Нисанова. Родилась, когда отец и мать ездили в Египет. Вскоре после моего рождения мать умерла от загадочного вирусного заболевания. Папа назвал меня в честь одной из богинь судьбы – мойр.

– Их, если мне не изменяет память, называли Клото, Лахезис и Атропос.

– В греческом варианте. Предки отца были выходцами из Германии, а у германских народов также были три сестры, распределяющие людскую судьбу. Норны. Германцы называли их Вирд, Вертенда и Скулд.

– Хм… Понятно.

– До полного понимания тебе еще далеко, – рассмеялась Вера.

– И в чем же оно – полное понимание?

– Когда исчез отец, мне было всего девять лет. Я не догадывалась, почему он называет меня Хранительницей Времени. Думала, что это что-то вроде того, как другие отцы называют дочек принцессами. Но Альберт Нисанов никогда и ничего не делал просто так. Он уничтожил все свои бумаги, но сохранил информацию о своих изобретениях в моей голове. Теперь я – единственный человек, владеющий всеми тайнами знаменитого изобретателя, отказавшего в сотрудничестве Верховному Председателю.

– Информация… Это какой-то чип?

– Нет! – Вера вновь рассмеялась. – Папа не устанавливал чипов и не делал мне лоботомию. Просто погружал в гипнотический транс и записывал все, что надо. Как на жесткий диск. Впрочем, есть и свои ограничения. Я не могу пользоваться этими знаниями, когда мне вздумается. Информация становится доступной, когда этого требует текущий момент. Вот пришло время и мне удалось собрать одноразовую установку, чтобы отправиться за тобой в прошлое и перетащить сюда. Держи цветок, дарю.

Вербицкий взял ромашку, задумчиво повертел ее в руках.

– Я-то здесь причем?

– Это знал лишь профессор Нисанов. Я лишь выполняла указания отца, а он предсказал, что победа над режимом будет одержана в две тысячи сорок первом. С помощью пришельца из прошлого, у которого будет с собой путеводитель по Великому Октаэдру. Я отыскала тебя и… Дальше тебе все известно.

– Переместила с железнодорожного вокзала моего времени в будущее. Значит, я для вас что-то вроде талисмана?

– Очень удачное сравнение. В истории существуют люди, чье рождение и смерть влияют на ход времен. На первый взгляд они могут и не совершать ничего значительного, но при этом любое их, даже самое незначительное действие напрямую связано с глобальными изменениями в будущем. Знаешь, как камень, брошенный в воду. От него идут круги, появляются волны…

– Ага. Или бабочка, которая машет крылышками на одном конце света и вызывает ураган на другом. Плавали, знаем.

Марат не пытался скрыть обиды и разочарования. Он думал, что значит для Веры больше. Талисман. Камень. Бабочка. Он важен для дестабилов. Вот почему она ухаживала за ним, не спала ночами и кормила с ложечки. Сберегала для больших свершений.

– Слушай, Вертенда, а почему меня никто не спросил, хочу ли я участвовать в ваших играх? Это что: предложение, от которого нельзя отказаться?

– Считай, что так. У тебя просто нет другого пути. Хочешь вернуться домой – пойдешь в Великий Октаэдр. Только там есть единственная установка, способная переместить тебя в прошлое.

– Значит, шантаж, – вздохнул Марат. Пальцы его машинально сжались, сминая цветок. – А не пошли бы вы к едреней фене вместе со своим Процессором Времени и две тысячи сорок первым годом?!

– Сорок первый год – знаковый для Белоруссии, – сообщила Вера, не обращая внимания на возмущение Вербицкого. – Сто лет назад в Минск вошли немецкие оккупанты. Нацистские ученые из «Аненербе» тоже кое-что знали о реперных точках времени. Если бы германское командование пришлось к советам «Немецкого общества по изучению древней германской истории и наследия предков», вермахт одержал бы победу. Однако Гитлер пошел ва-банк в угоду своим завоевательским амбициям и нарушил временное равновесие.

– Хватит! Плевал я на Гитлера! Никуда я с вами не пойду! Я не Христос из Евангелия от твоего папочки! Не хочу спасать мир. Не стану!

– Помолчи, – Вера придвинулась к Марату и коснулась пальцами его губ. – Пойдешь и сделаешь все, что от тебя требуется. Поможешь нам справиться с Верховным Председателем и его бандой. Потом вернешься к себе, а я уничтожу Процессор Времени. Человечество еще не готово пользоваться им. Ты сделаешь все это ради… Меня.

Вербицкий хотел что-то сказать, но не успел найти нужных слов. Вера впилась в его губы поцелуем. Опять закружилась голова. На этот раз не от слабости. Поцелуй длился целую вечность, но и ее Марату показалось мало. Губы девушки были такими горячими, а ее грудь такой упругой, что Вербицкий забыл обо всем на свете.

Когда все закончилось, он, задыхаясь, прошептал:

– Опять шантаж… Но какой приятный!

– Нет, никакого шантажа, любимый. Просто все это мне было предсказано. Я поняла, что рано или поздно стану твоей, еще там, на вокзале. Только вместе, рука об руку, мы сможем пройти через все испытания. Хранительнице Времени суждено полюбить пришельца. Иначе ведь и быть не может. Я ждала тебя, Марат и счастлива, что ты пришел вовремя.

Все остальное происходило для Вербицкого, как во сне. Руки его нырнули под свитер Веры, а она сама расстегнула ремень джинсов. Окружающий мир перестал существовать. Марат видел перед собой лишь сверкающих звезды – глаза Веры. Он сжимал ее в объятиях, целовал настолько долго, насколько хватало дыхания. С головой погружался в омут блаженства, чтобы вновь и вновь вынырнуть на поверхность за очередной порцией воздуха. Пальцы его разжались и подаренная ромашка упала на мох. Лепестки цветка выпрямились, словно какая-то высшая сила хранила символ любви Марата и Веры.

В бункер они возвращались, взявшись за руки. Лишь в нескольких метрах от входа девушка убрала свою руку.

– О том, что между нами произошло, необязательно знать всему отряду.

Вербицкий кивнул головой. Короткие мгновения счастья остались позади, начиналась суровая правда жизни. Вестником ее стал Антидот, появившийся у входа.

– А, так вы гуляете! А я уж подумал, не случилось ли чего, – Бельский окинул парочку подозрительным взглядом. – Талаш вас обыскался. Ты как, Вербицкий, жить будешь?

– Твоими молитвами, Гриша.

– Ну и отлично. Судя по суете, здесь опять заваривается какая-то каша.

– У нас с тобой на роду видно написано попадать в каши.

– Эх, если бы только это! – горестно вздохнул Антидот. – Вообрази, Марат: в этой дыре нет ни грамма спиртного. Даже немцы, падлы, своего шнапса не оставили. Я бы смотался в ближайшую деревню. Тихо. По-партизански. Да часовые здесь – сущие церберы. Голову из бункера высунуть не дают.

– Завязывал бы ты, Гриша.

– Народ скажэ, як завяжэ!

Вера повела Марата по коридорам Шутценлохе. На этот раз – очень далеко. Вербицкий пытался считать повороты, спуски по лестницам, разбирать немецкие указатели на стенах, но вскоре сообразил: из этого лабиринта без помощи Ариадны ему не выбраться. Это сверху Шутценлох выглядел простецки, а под землей был весьма внушительным сооружением. Путешествие закончилось перед очередной стальной дверью. Она была приоткрыта, а на бетонном полу лежала полоска света, пробивавшаяся через щель. Вера толкнула дверь и пропустила Вербицкого в большую комнату. Здесь на столе необъятных размеров была расстелена стершаяся на изгибах карта. Вокруг сидели Талаш, Багор, контрразведчик Макарыч и худой незнакомец с поразительно бледным лицом. Марата поразил горячечный блеск его глаз – создавалось впечатление, что мужчина тяжело болен. В пользу этого говорили и его движения – вялые, замедленные.

В трех консервных банках дымились непотушенные окурки. Судя по их количеству, совещание длилось долго. Единственным, кто отреагировал на появление Вербицкого и Веры был Талаш. Он кивнул на два свободных стула. Багор продолжал задумчиво водить пальцем по карте, Макарыч всматривался в монитор своего ноутбука, а незнакомец неспешно прикуривал очередную сигарету.

– Ну, вот – все сборе, – констатировал Талаш. – Как самочувствие, Вербицкий? С боевым крещением тебя. Котелок варит?

– Да.

– Вера, ты ввела парня в курс дела?

Девушка кивнула.

– Чудненько. Тогда у меня только одно замечание или пожелание. Ты, Вербицкий не вздумай загордиться. Мне до лампочки все ваши игры со временем и пространством. Командир здесь я, а ты для меня – хрен с бугра. Рядовой. И если откажешься подчиняться приказам, то дальнейшего разговора не будет. Даже при всем моем уважении к Вере. Так как?

– Я буду подчиняться.

– Чудненько. Будем считать, что вопросы субординации сняты с повестки дня. Тебе слово, контрразведка!

Прежде чем начать говорить, Василий Макарович совершил ритуал с платком – вытер вспотевший лоб.

– Через спутник получены последние новости. Альянс не принял ультиматум нашего Верховного Председателя. Он не возглавит мировое сообщество. В ответ диктатор объявил о дальнейшей изоляции страны. Посты на Стене будут усилены. Доступ беженцам окончательно перекрыт. Это нам на руку. Сразу после заявления с нами связались московские друзья. Россия оправляется от хаоса, вызванного войной. Пока до полного порядка далеко, но Москва готова направить к нам отряд опытных спецназовцев. Вслед за ним придут караваны с оружием, боеприпасами, средствами связи и амуницией. Наша задача – встретить российский отряд у Великой Стены, выбрав для этого самое подходящее место. По общему мнению, это будет участок Стены в Зоне.

– Как в Зоне?! – воскликнула Вера. – Это же самоубийство!

– Спокойно, девочка, – Талаш встал, подошел к Вере и отеческим жестом положил ей руку на плечо. – Мы ничего не пожалеем для группы. Лучшее оружие, все необходимые средства защиты. К тому же возглавлять отряд буду я сам. Прорвемся!

– Итак, состав группы, – продолжил Василий Макарович. – Талаш, Багор, Вера, Вербицкий и наш лучший снайпер Дима. Прошу любить и жаловать.

Дима кивнул и выдавил из себя жалкое подобие улыбки, больше походившей на гримасу боли.

– Он от рождения глухонемой, – пояснил Макарыч. – Говорить не может, но рад познакомиться с новенькими. Вопросы по составу группы?

– Пять человек, – задумчиво произнесла Вера. – Не слишком ли мало для Зоны?

– Достаточно. Чем меньше будет группа, тем легче ей будет проскользнуть через Зону незамеченной. Мы же не собираемся драться с тамошними монстрами. Наша цель – встретить российский отряд.

Вербицкий кашлянул. Субординация субординацией, а не принять участия в обсуждении он не мог. Как-никак тоже имел право голоса.

– Предлагаю включить в состав группы Бельского.

– Кого?! – встрепенулся Василий Макарович. – Ты говоришь об этом пьянчуге? Как его? Анти…

– Антидот. И он неплохо зарекомендовал себя. Я здесь недавно, но за это время Григорий показал себя только с лучшей стороны. И при побеге из райотдела национальной стабильности, и в бою со стаботрядом. Вы вооружили его ржавой трехлинейкой, но дрался Антидот не хуже, чем остальные. К тому же Бельский сидел в исправлаге, а это, как я понимаю, для вас – лучшая рекомендация.

– Понимаю, – кивнул контрразведчик. – Он произвел на тебя впечатление, но этого мало для того, чтобы включить его в состав группы, которой доверено столь ответственное задание. Лично я – против. Категорически. Интуиция подсказывает мне…

– Тогда почему не поставить вопрос на голосование? – довольно бесцеремонно перебил Макарыча Вербицкий. – Интуиция есть и у меня, и у каждого из нас.

Раздался громкий смех. Смеялся Талаш. Все с удивлением уставились на командира, а он вытер рукавом выступившие на глазах слезы.

– Лихо тебя срезали, а Макарыч? Теперь я верю, что Вербицкий здесь не случайно и поэтому голосую «за».

Вслед за Талашом руку подняла Вера, потом Багор.

– Будь, по-вашему, – сдался контрразведчик. – Только прошу об одном – глаз с парня не спускайте. Не знаю, что он за гусь, но с дисциплиной у Антидота – большие проблемы. Теперь поговорим о маршруте…

Все склонились над картой. Принялись оживленно обсуждать наиболее короткий маршрут. Марат в этом не участвовал, предоставив говорить о деталях предстоящего путешествия тем, кто лучше него знал местность.

Он отвел Веру в сторонку.

– Что такое Зона и почему войти в нее означает самоубийство?

– Ну, наверное, я не так выразилась, – смущенно произнесла девушка. – Ты бывал в агрогородке. Видел, как живут белорусы. Однако это еще цветочки. Не стоило тебя пугать, но Зона на самом деле – особое место. Эта территория подверглась сильному радиоактивному загрязнению после взрыва АЭС. С тех пор там творятся страшные, невообразимые вещи. В Зону, где безраздельно властвуют мутанты, не смеют сунуться даже правительственные войска. О ней, вообще, предпочитают не говорить, словно этого места не существует. Но оно есть и живет по своим, чуждым человеку законам.

– Мутанты. Ты имеешь в виду лярв?

– По сравнению с существами, облюбовавшими Зону, лярвы – просто ангелы.

Разговорившись, Вера и Марат не заметили, что обсуждение маршрута закончилось.

– Эй, молодежь, шушукаетесь? – Талаш шутливо погрозил Вере пальцем. – Смотри, не испорти мне парня. Зачем запугиваешь раньше времен? Ты, Марат, поменьше ее слушай. Девушка, нет слов, умная, но все-таки слабый пол. Я тебе так скажу: мутантов бояться – в Зону не ходить. Сказал же: прорвемся. А теперь – всем отдыхать. Выступаем завтра на рассвете!

Глава 13. Темная сторона

До самого утра Вербицкий пролежал без сна, разглядывая пятна сырости и трещины на потолке своей комнаты. Он надеялся, что Вера останется с ним, но она, сразу после ужина распрощалась у двери. Хорошего понемножку. Девушка стесняется того, что произошло. К тому же несколько суток не смыкала глаз. Не требуй от нее слишком много, Вербицкий. Ты и так получил предостаточно.

Усилием воли Марат переключился с мыслей о Вере на раздумья о Зоне. Судя по речам всех, кто знал об этом месте, столкновение со стаботрядом было детской забавой в сравнении с визитом в царство мутантов. Вот тебе и диктатура, и сильная власть. Справиться они смогут только с людьми, подсыпав им в воду стабилизатор. Разобраться же с мутантами – кишка тонка. Проще сделать вид, что никакой Зоны нет и в помине. Знакомая позиция. Так в свое время поступили власти с загрязненными после чернобыльской катастрофы землями. Просто объявили их чистыми и таким образом сэкономили на выплате «гробовых». Ловко. Ничего, что по лесам бегают двуглавые лисы, а стронций скрипит на зубах. Беларасы – нация толерантная. Скушает все, что угодно и не подавится.

Незаметно для себя Вербицкий задремал. Снились ему, само собой, обитатели Зоны. Сержант Байдак в эсэсовской фуражке с зеленым лицом и красными, как пылающие угли, глазами. Он протягивал к Марату пальца-щупальца и уговаривал остаться в Зоне на постоянное место жительства. Потом к капралу присоединился с Жженный. Он приволок на плече ржавую рельсу и размахивал ею как палицей, круша все на своем пути – какие-то кирпичные стены и наполовину обрушившиеся деревянные бараки. На шум из-под земли вылезали лярвы. Они кружились вокруг Вербицкого в неистовом танце. Трясли испачканными в грязи грудями, похотливо извивались и выли, вытягивая шеи к полной луне.

Марат искренне радовался тому, что никто из демонов не может к нему прикоснуться и вертел головой, пытаясь найти выход из Зоны. Выхода, как и следовало ожидать, не было. На то он и кошмар. Куда бы ни поворачивался Вербицкий, везде он видел лишь уродливые хари, покрытые пятнами проказы тела и руины, из которых появлялись все новые монстры.

Жженный отшвырнул свою рельсу, взобрался на бетонную глыбу и поднял руку жестом оратора, призывающего слушателей к тишине. Теперь на нем были не знакомые Вербицкому лохмотья, а приличный серый костюм, белая сорочка и голубой галстук. Этот наряд резко контрастировал с изуродованным лицом, которое в мертвенном свете луны выглядело страшнее, чем обычно.

– Мы родом из города-призрака! – подхватили лярвы, раскачиваясь из стороны в сторону, как фанатки на концерте любимой группы. – Мы мечены, мечены атомом!

Вербицкий не мог больше этого выносить. Он побежал, в отчаянной попытке надеясь пробиться сквозь плотное кольцо, окруживших его демонов. Это почти удалось, но тут одна из лярв схватила беглеца за руку. Марат ожидал, что почувствует ледяной холод, собирался закричать, но рука оказалась на удивление теплой и мягкой.

– Эй, просыпайся, пора!

Голос Веры. Фрагменты кошмары рушились и осыпались, как скалы во время землетрясения. Вербицкий открыл глаза. За руку его держала Вера.

– О, черт! – прохрипел Марат. – Спасибо, что разбудила. Такая мерзость снилась…

Он сел на лежаке. Коснувшись рукой подушки, почувствовал, что она стала влажной от пота.

– Уже выступаем?

– Сначала переоденься и позавтракай.

Только сейчас Вербицкий увидел, что девушка переоделась. Вместо свитера и джинсов на ней был черный костюм. Судя по блеску – из прорезиненной ткани. На локтевых и коленных сгибах, ткань соединялась гофрированными вставками. Высокий стоячий гофр прикрывал шею. Костюм облегал тело девушки, как перчатка, подчеркивая все его пленительные изгибы. Поверх черного костюма Вера надела брезентовую разгрузку с множеством накладных карманов, а на стройных ее ногах красовались новенькие сапоги на шнуровке.

– Ты выглядишь, как персонаж фильма «Матрица», Вертенда, – улыбнулся Вербицкий. – Просто полный уход в кибер-панк. Смотришься очень соблазнительно.

Он положил руки на плечи девушки, привлек ее к себе и поцеловал в губы. В эти мгновения он жалел только об одном – стальную дверь нельзя было запереть изнутри. К черту Зону и мутантов! Здесь так славно, а «молния» на обтягивающем костюме девушки наверняка расстегивается легко и бесшумно…

Вера рассеяла грезы Марата, легонько его оттолкнув.

– Нас ждут. Мигом переодевайся и завтракай!

– Уже!

Пока девушка орудовала ножом, открывая какую-то консервную банку, Вербицкий натянул на себя костюм. Он пришелся впору, а разгрузка только на вид выглядела тяжелой. Она оказалась удобной и совсем не стесняла движений. Бросив на лежак свою футболку и джинсы, Интересно, куда подевалась его папка с картой и мобильник?

Вера предвосхитила вопрос Вербицкого.

– Твои бумаги и телефон у меня.

– Пусть, – махнул рукой Марат. – Вряд ли они теперь мне понадобятся.

– Теперь – нет, но когда-нибудь – обязательно. Кто знает, может, когда ты будешь дома, к тебе придет человек с этой папкой. Сможешь ее узнать лет этак через двадцать?

– Еще бы!

– Вот и поймешь, что это связной. От меня.

– Постой. А разве мы…

– Не будем об этом! – прервала Вербицкого девушка. – Ради Бога, Марат! Не сейчас…

– Хорошо…

Марат подошел к столу. Вера придвинула ему открытую банку, подала алюминиевую ложку.

– Тушенка. Свиная.

– Откуда такое богатство? – Вербицкий зачерпнул тушенку, проглотил и причмокнул. – А я не подозревал, что дестабилы питаются не только ползунами.

– Тушенка выдается только в исключительных случаях. Ее приходится доставать в Минске, через наших людей, втершихся в доверие к руководству.

– Гм… Стало быть, чиновники, служащие режиму, имеют доступ к привилегированным кормушкам?

– Разве так не всегда было? Да, для гвардии Верховного построены специальные фермы, где животные питаются чистыми кормами. Простые белорусы живут по карточной системе. Они получают еду самого низкого качества, но верят, что это – временные трудности. Третья Мировая пошла на пользу нашему режиму. Убедить людей, что за Великой Белорусской Стеной дела обстоят значительно хуже, местным идеологам очень просто. Ведь это – чистая правда…

– В моем времени все было примерно также. Только без столь резких контрастов.

– Как видишь, наше светлое будущее оказалось не таким уж и светлым. Но если эта белорусская зараза распространится на весь ослабленный войной мир, будет еще хуже.

– Вера, я все хотел спросить: а почему люди не перестанут пить воду, если знают, что в нее подмешан стабилизатор?

– Во-первых, о синтетическом наркотике знают не все. Во-вторых, того, кто будет замечен в сборе и употреблении дождевой воды, ждет исправительный лагерь. Власти объясняют это заботой о здоровье нации. Все, кто против концепции насильственного оздоровления белорусов, автоматически попадают в разряд врагов народа, дестабилов. Разве у вас о здоровье не заботились?

– М-да. Было построено много ледовых дворцов, в которые почти никто не ходил.

– Сейчас в этих дворцах размещены исправлаги третьей степени.

– Рано или поздно это должно было случиться. Свято место пусто не бывает.

– Марат, а что такое матрица?

– Был такой фильм. Американский. А у вас, что нет кинотеатров?

– Есть, но показывают там только документальные хроники. О процветании агрогородков, и других достижениях. Людей на такие просмотры приходится сгонять насильно, даже несмотря на то, что они одурманены стабилизатором. Чего уж там говорить о фильмах! Тем более американских. Они были запрещены еще лет двадцать назад.

– Веселенькое дело, – Марат отодвинул пустую банку тушенки. – Спасибо. Я сыт.

– Тогда – в оружейную.

Вера вновь повела Вербицкого по бесконечным коридорам. Они спустились еще на пару лестничных пролетов вниз. Коридоры становились все мрачнее. На стенах и потолке выступали капли воды. Были места, где она стекла тонкими ручейками. Появились часовые – дюжие, молчаливые парни с «дробышами» наперевес стояли через каждые двадцать метров и заметно напрягались, увидев посторонних. Однако разглядев Веру, успокаивались.

После очередного поворота Марат оказался в большой комнате, загроможденной деревянными ящиками. Все, кто входил в состав группы, уже были здесь. Они успели переодеться в такие, как у Вербицкого костюмы и теперь вооружались. Все были молчаливы и сосредоточены. Талаш расхаживал между ящиками, внимательно наблюдая за тем, чтобы все экипировались правильно. Иногда подходил то, к одному, то к другому и помогал поправлять что-то из амуниции. Дима-снайпер справился раньше остальных. Уложив на колени длинный брезентовый сверток, он уставился в стену, размышляя о чем-то своем. Багор и Антидот распихивали по карманам разгрузок запасные рожки и гранаты.

Вера и Марат последовали примеру остальных. Вербицкий выбрал из разложенных на ящиках автоматов «дробыш» с пластмассовым прикладом. Не потому, что он показался ему лучше других. Просто такие же автоматы были у Антидота и Багра. Из холодного оружия каждый взял нож, с широким лезвием, крепившийся на специальных лямках к левой ноге и длинный тесак в пластиковых ножнах с ребристой рукоятью. Он подвешивался к поясному ремню с правого бока. Последним, что сунул в Марат в большой карман разгрузки был бинокль чудной фирмы. О назначение этого предмета Вербицкий догадался только по наличию отливающих фиолетом линз.

Когда все было готово, Талаш отдал приказ построиться.

– Ну, братцы-кролики, как настроение?

– Бодрое, товарищ командир, – отозвался Гриша, но тут же осекся, поскольку все остальные молчали.

– Вот и чудненько. Новые респираторы с полным комплектом противогазных фильтров, фонари, рации и вещмешки с недельным запасом воды и пищи уже в машине. Вопросы?

– Воды? – вновь подал голос Антидот. – Воды… А как же…

– Заткнись, Бельский, – отмахнулся Талаш. – Нарежешься после победы. Помни, что ты и так здесь на птичьих правах.

– У-у-у. Я вечно на птичьих. И тут, и там. Ну, а курить-то хоть можно?

– Наверху. Здесь и так дышать нечем. Присядем на дорожку.

Команда расселась на ящиках. Все молчали. Марат посмотрел на Веру и подмигнул. Девушка улыбнулась в ответ краешками губ. Ерунда, вроде. Но как раз эта ерунда подняла Марату настроение. Плевал он на Зону. Если эта хрупкая девушка находит в себе силы улыбаться, то ему не пристало праздновать труса. Он пройдет через землю мутантов. Если не для себя, то для нее. Как она говорила? Иначе и быть не может…

В коридоре к Вербицкому пристроился Бельский.

– Спасибо тебе, братан, – тихо и зло прошипел он. – Говорят, ты меня в эту бригаду смертников пристроил. По дружбе, бля, выписал билет на тот свет.

– Не кипятись, Гриша. Высоцкого знаешь?

– Какого к свиньям собачьим Высоцкого? Ты че мелешь, Вербицкий?

– Был такой певец. Хорошие вещи сочинял. Даже про тебя.

– Ну и что он про меня сочинил?

– То самое, братан. Так лучше, чем от водки и от простуд…

– Умная у тебя голова, Маратушка, только вот дурню досталась. Антидота вздумал раньше времени хоронить? Хрен вам! Всех, если придется, переживу!

Последнее заявление Бельский сделал уже на выходе из бункера.

Маскировочная сетка была снята с одной машины. У нее возился паренек лет восемнадцати, наверное, механик. Увидев группу, он вытер испачканные в масле руки о штаны, поднял с земли пластмассовую канистру, на дне которой плескались остатки топлива.

– Все готово. Работает, как часы. Заводится с пол-оборота, заправлена под завязку.

– Вот и чудненько, – Талаш уселся за руль и завел двигатель.

Антидот подошел к пареньку. Кивнул на машину.

– На бензине?

– Ага.

– Зажигалку не заправишь?

– А у тебя че, бензиновая?!

– То-то и оно – раритет! – Бельский с гордостью продемонстрировал свое сокровище, но когда парень протянул руку, погрозил пальцем. – Грабли убери. Она потому так хорошо сохранилась, что никому не даю.

Пока Антидот заправлял свою зажигалку через тонкий, выданный механиком шланг, Багор уселся рядом с Талашом.

Марат и Вера устроились на задних сиденьях, а Гриша с Димой забрались в кузов, уселись на вещмешки. Судя по недовольному лицу Антидота, такое размещение его не устраивало. Грише явно хотелось кому-то излить душу, услышать слова сочувствия, а молчун-снайпер был плохим собеседником.

Джип проехал по бетонным плитам старой дороги и свернул в лес на едва заметную по примятому мху дорожку, которая больше походила на тропу. Впрочем, джип прекрасно справлялся с задачей. Да и водитель из Талаша был отменный. Не сбавляя скорости, он ловко объезжал деревья, завалы сучьев и овраги, в которых клубился утренний туман. Солнце еще не взошло и сосны на фоне серого неба выглядели плоскими, казались вырезанными из черной бумаги.

Вербицкий вдруг понял, что не может отыскать в окружающем пейзаже отличительных черт леса две тысячи сорок первого года. Просто потому, что он забыл, как выглядит лес его времени. Он не мог вспомнить, когда был там в последний раз. Ездил и не так давно на шашлыки. Было дело. Вот только место для пикника выбиралось не совсем в лесу, а на оранжерейного типа поляночке. Со стульями, вырезанными из пеньков, с уютной беседкой. Настоящим лесом там и не пахло. Даже дрова они привозили с собой. Потом, после первых трех рюмок ощущение близости к природе пропадало окончательно. Марат принимался ухаживать за приглянувшейся ему девахой. На шашлыки всегда брали таких – броских, ярко, по-попугайски накрашенных и тупых, как валенки. Не для того, чтобы болтать о творчестве Федора Михалыча Достоевского или обсуждать картины Дали. Эти боевые подруги, как правило, легко соглашались уехать с пикника на такси, чтобы вдоволь потрахаться на холостяцкой квартире.

Вербицкий исподтишка взглянул на Веру. Ему было стыдно за свои амурно-шашлычные похождения. Оправдывало только одно – тогда он не знал, что в обычную на первый взгляд девушку можно влюбиться с первого взгляда.

Джип дернулся и остановился у большой, разлапистой ели. Талаш заглушил двигатель.

– Быстро разгружаемся. Машину маскируем лапками. Дальше – километров пять открытого пространства. Двигаемся тихо, пригибаясь. Не болтать, не курить и вообще… Если кого заприметите – сразу мордой в землю и не дергаться, пока не подам сигнал.

Отрезая от ели лапки, Марат подивился остроте ножа. Стоило коснуться им ветки, как та, почти без нажима отваливалась. Нож это был настоящим произведением искусства – не просто прочный и острый, а весьма универсальный. С одной стороны – режущая кромка, с другой – мелкие, чуть искривленные зубья. Явно приспособленные для того, чтобы работать с металлом. Силиконовая рукоятка так удобно ложилась в ладонь, что казалась ее продолжением. Как ни крути, а определенные достижения в две тысячи сорок первом имеются. По крайней мере, ножи делать научились.

Уже через десять минут джип превратился в зеленый, гармонично сливающийся с пейзажем холмик. Вербицкий сунул рацию, с короткой, изогнутой антенной в верхний карман разгрузки, повесил на шею респиратор, бинокль, забросил на плечо вещмешок и, с автоматом наперевес, двинулся вслед за Верой. Первыми шли Талаш и Багор, за ними – Бельский, а замыкал цепочку Дима.

Отряд вышел на опушку леса. Марат увидел уже знакомое ему поле – чахлая, дышащая на ладан рожь, асфальтовые дорожки типа «авеню-стрит» и черные столбики поливочных колонок. Справа виднелось длинное, приземистое, выкрашенное в белый цвет сооружения с похожими на бойницы окнами. Скорее всего – ферма. Левую сторону поля окаймляли кусты с пожелтевшими листьями. За ними виднелись дома-близнецы. Ни единой живой души, а из звуков – только ленивое мычание коров. Время было выбрано удачно – местные Дуськи еще спали.

Талаш повел отряд прямо через поле, без зазрения совести топча и без того полудохлую рожь. Часа через полтора открытое пространство удалось миновать без приключений. Солнце уже поднялось над лесом. День окончательно вступил в свои права. Отряд углубился в лес. Марат заметил, что он сильно отличается от лесного массива окружавшего Шутценлох. Сосен здесь было меньше. Идти пришлось между берез и осин. О неотвратимом приближении Зоны напоминали засохшие деревья. Они попадалась на пути все чаще. Наконец впереди показался полосатый шлагбаум. Он едва держался на двух гнилых столбиках.

На шлагбауме красовалась ржавая жестянка с треугольной эмблемой радиации и надписью «…од …прещен». Начало Зоны выглядело вполне обычно. Даже в две тысячи одиннадцатом подобные, забытые Богом и людьми шлагбаумы встречались. Зато уже через пять минут Вербицкого ждал неприятный сюрприз. Лес резко закончился. Взглядам открылась железнодорожная насыпь. Сгнившие шпалы, ржавые рельсы. На той стороне, за оврагом с покатыми склонами виднелась стена из бетонных плит, заброшенные корпуса какого-то предприятия, водонапорная вышка и кирпичная труба. Она наполовину обрушилась и выглядела, как гнилой зуб, который надо срочно вырвать. Однако взволновал Марата вовсе не вид завода. Едва он ступил на рельсы, как увидел столб с громкоговорителем. Почти такой же, как во сне. Вербицкий замедлил шаг. Посмотрел на раструб рупора. Что если он сейчас начнет хохотать и вещать о сидеродромофобии? Чушь. Не будет этого. Он ведь сейчас не спит. И тут Талаш резко обернулся. Вскинул автомат, целясь Марату в голову. Прежде чем он успел инстинктивно пригнуться, прогремел выстрел. К ногам Вербицкого упал окровавленный комок. Ворона? На первый взгляд – да. Есть клюв, острые когти на обтянутой желтоватой кожей лапах. Только у ворон не бывает перепончатых крыльев.

– Вот, Вербицкий, ты и познакомился с первым мутантом, – усмехнулся Талаш. – Эта тварь едва не продырявила тебе черепушку. Добро пожаловать на темную сторону!

Глава 14. Головачи

Марат никак не мог оторвать глаз от чудовищной помеси вороны и летучей мыши. Талаш был прав – клюв мутанта выглядел весьма угрожающе. Прочный, слегка изогнутый он, действительно мог пробить ему череп. Вербицкий присел, чтобы получше рассмотреть птицу-мышь и в этот момент подернутые пеленой смерти круглые глаза открылись. Крылья задергались – мутант пытался взлететь. Тут на него опустился чей-то сапог. Раздался мерзкий хруст. Вербицкий поднял голову. Жирную точку в жизни вороно-мыши поставил Антидот.

– В тебе что, Марат, юный натуралист проснулся? Вставай, потопали. Гарантирую, что на мутантов ты еще насмотришься. Так, что еще тошнить будет.

Вербицкий послушался совета Гриши. Шагая к бетонной стене заброшенного завода, он то и дело поглядывал вверх в ожидании новой атаки какой-нибудь твари. Однако небо выглядело идиллически – голубое, без единого облачка. Зато растительность вокруг изменилась. Чахлых кустов с болезненно-желтыми листьями становилось все меньше. Их сменяли растения похожие на конский щавель. Но только на первый взгляд. Стебли этого растения были слишком зелеными и мясистыми для конского щавеля, а остроугольные листья имели по краям оттенок запекшейся крови. Ветра не было и в помине, но верхушки растений чуть заметно раскачивались, а круглые коричневые шарики на них пульсировали – сжимались, чтобы через доли секунды вернуться в первоначальное состояние. Марат собирался коснуться их рукой, но Вера его остановила.

– Ни к чему не прикасайся. Это – Зона. Все, что здесь выглядит безобидно, может на поверку оказаться очень опасным.

Девушка наклонилась, подняла с земли сухую веточку и прикоснулась к заинтересовавшим Вербицкого шарикам. Эффект оказался поразительным. Шарики облепили ветку со всех сторон. Стебель дернулся, а поскольку Вера не выпускал ветку, противоборство человека и растения закончилось тем, что сухое дерево переломилось пополам. Кусочек ветки, которым завладел лже-щавель, мгновенно покрылся липкой коричневой слизью и на глазах рассыпался в пыль.

– То же самое могло случиться с твоим пальцем, – тряхнув головой, заявила девушка. – Еще раз говорю – ни к чему не прикасайся и иди за мной. След в след.

Вербицкий кивнул в ответ. Что сок у этих растений? Кислота? Очень возможно. И судя по воздействию на ветку – посильнее, чем серная или азотная.

– Ты уже бывала в Зоне?

– Только в самом начале. Несколько минут. И поверь: мне этого хватило. Остальное знаю по рассказам тех, кому посчастливилось вернуться из этого гиблого места живым. Таких на моей памяти было немного…

Отряд спустился в овраг. На дне его блестела лужа застоявшейся воды. На ее поверхности плавала желтая ряска. Лужа не выглядела угрожающе, но Талаш предпочел ее перепрыгнуть. Это ему почти удалось, но один сапог все-таки зацепил край воды. Когда Талаш выдернул его, кожзаменитель оказался сплошь покрыт белой шевелящейся массой. Черви. Абсолютно гладкие, по цвету сходные с брюхом мертвой рыбы. Каждый сантиметра в три длиной, они изгибались и ползли вверх, норовя перебраться на брюки.

– У-у-у! – прорычал Талаш, отряхивая сапог от ползучих гадов. – Прыгайте с разгона.

Поверхность лужи, между тем, пришла в движение. Со дна подымались пузыри. Они лопались и на поверхности появлялись россыпи червей. Смотрелось все это, как извержение лавы из маленьких вулканов. В ноздри ударил запах гнили.

Зрелище и амбре были такими омерзительными, что повторять ошибку Талаша никто не стал. Все перепрыгнули кишащий червями водоем с разбега. Когда Марат оказался на противоположном берегу лужи, он оглянулся. Черви исчезли. О том, что их появление не было галлюцинацией, говорили только круги на воде.

Взбираться наверх, к заводской стене оказалось делом непростым. Не только потому, что склон был крутым. Трава, которая его покрывала, не походила на обычную. Все попытки вцепиться в нее и использовать для подъема, заканчивалась тем, что дерн с легкостью отрывался от земли. Сама почва выглядела здесь больной – рассыпчатой, словно песок и очень сухой. Группе пришлось воспользоваться ножами. Втыкая их в склон, подъем удалось одолеть.

Марат выбился из сил. Начало ныть плечо, о котором он почти забыл. Вера поглядывала на него с тревогой – скорее все выглядел он также паршиво, как чувствовал себя.

Талаш остановился у стены, увитой каким-то ползучим растением. Это было что-то вроде плюща. Однако, в отличие от плюща, из белесых стеблей торчали шипы.

– Игры закончились, мальчики и девочки. Всем надеть респираторы. – приказал Талаш. – Придется идти через центральный вход. Времени это займет много, но зато будет куда безопаснее, чем карабкаться на эту стену.

– Согласен, – поддакнул Антидот. – Эти иголки не внушают мне доверия.

– А твоего согласия никто и не спрашивает, – рассмеялся Багор. – Давай-ка лучше закурим напоследок, а то в наморднике это будет сложновато.

Федор достал из кармана пачку сигарет, выделил одну Бельского, а тот в свою очередь дал Багру прикурить от своей знаменитой зажигалки.

Марат натянул респиратор. Все запахи моментально исчезли. Теперь он окончательно понял, что попал в очень негостеприимное место.

После перекура отряд двинулся вдоль стены. На этом пути пришлось столкнуться с новой трудностью. Дорожка, если она здесь когда-то и была, сплошь заросла борщевиками. Талаш и Багор шли первыми, прорубая дорогу тесаками. Во все стороны летели срубленные зонтики. Из обезглавленных стеблей текла бесцветная жидкость. Пара ее капель попала Вербицкому на костюм и оставила белые пятна, стереть которые так и удалось.

И вот стена повернула. Группа оказалась на открытом месте. Судя по ржавым остовов нескольких грузовиков и вздыбленным, облепленным мхом черным плитам асфальта, здесь некогда пролегала дорога. Одно из ее ответвлений вело к большим воротам. Точнее к тому, что от них осталось. Рама, сваренная из швеллеров, устояла перед напором времени и непогоды, чего нельзя было сказать о самих воротах. Они сползи с направляющих и не рухнули лишь потому, что один угол уперся в груду кирпичей, бывших когда-то будкой проходной.

Дорога к воротам шла мимо двухэтажного, относительно неплохо сохранившегося здания. Остатки пластиковой коробки с разбитым матовым плафоном, свидетельствовали о том, что первый этаж строения в лучшие времена был заводским магазином. У стены валялась погнутая жестяная табличка. Марат поддел ее ногой. Магазин некогда работал с девяти до шести. Без выходных. Вербицкий был не в курсе, насколько хороша была эта торговая точка, но мысленно поаплодировал качеству краски. Продержаться на жестянке больше двух десятилетий могла только очень хорошая краска. Кроме информации о распорядке работы магазина на табличке имелся логотип завода – ухмыляющийся усатый мужик в каком-то жупане, широкополой соломенной шляпе, с белорусским орнаментом на вороте сорочки. Аграрий.

Вербицкий заглянул через выбитое окно внутрь магазина. Осколки стекла и уцелевшие поллитровке банки, в беспорядке громоздившиеся на остатках прилавка говорили о том, что завод специализировался на выпуске овощных консервов. Солянок, икры заморской кабачковой и прочей хрени.

От наблюдений размышлений Марата оторвал хлесткий, как удар кнута звук. Выстрел? Вербицкий наощупь отыскал курок автомата, но убрал с него палец, когда увидел, что остальные продолжали идти, как ни в чем не бывало. Источником звука оказалась полоска ткани – бывший баннер, трепетавший на ветру. На нем был изображен тот же жуликоватого вида колхозник и поблекшая надпись «Добро пожаловать!».

– Мать честная!

В приглушенном респиратором голосе Антидота слышалась целая палитра чувств – удивление, восхищение и радость.

– Это ж сам Владимир Ильич! – Гриша указал рукой на то, выглядело, как дерево с непомерно толстым стволом и слишком узкой кроной. – Вождь мирового пролетариата. Взвейтесь соколы орлами! Тра-та-та!

Теперь и Марат различил сквозь заросли колючего плюща лысую голову и руку, сжимающую кепку. Вторая рука Ленина должна была быть вздернутой вверх, чтобы указывать народу путь в райский сад под названием коммунизм. Однако вместо нее из памятника торчал обрубок искривленной арматуры. Увечья Ильича на этом не заканчивались. Часть головы, от лба до бородки отсутствовала, а единственный прищуренный глаз взирал на мир с нескрываемой грустью. Посочувствовать памятнику-калеке Вербицкий не успел. Его взгляд упал на промежность Ленина. Хохотать в респираторе было не слишком удобно, но смеялся Марат всей души. Из ширинки вождя торчал толстый кривой стебель плюща. Природа Зоны здорово подшутила над Лениным, наградив его колючим, как ежик, фаллосом. Смеялись все, кроме Веры. Девушка стыдливо опустила глаза к земле, но перед этим Марат успел рассмотреть в ее глазах искорки веселья.

– Хватит ржать! – Талаш смахнул рукавом выступившие на глазах слезы. – Сфотографироваться никто не хочет? Тогда – вперед!

Он первым перебрался через кирпичные останки проходной. Остальные последовали за командиром. Марат помог Вере взобраться на груду кирпичных обломков и вместе с девушкой ступил на территорию завода.

Вокруг царили тишина и запустение. Асфальтовые дорожки, ведущие к цехам, сдались на милость мутировавших растений. Среди их зарослей навеки застыли три грузовых кара. Массивность их конструкций позволила сохранить формы. Однако от сидений и других элементов внутреннего убранства кабин остались лишь ржавые рамы, да обломанные рычаги. Марат перевел взгляд с ближайшего кара на дальний и застыл, пораженный жуткой картиной.

В машине сидел скелет. Выбеленные солнцем и дождями кости рук его лежали на приборной доске. Туловище было прикручено к раме сиденья колючей проволокой. Череп держался на воткнутом между ребер, вдоль позвоночника обрезке арматуры. Шутник, усадивший мертвеца за руль, проделал свой страшный фокус очень тщательно. Даже нижнюю челюсть закрепил с помощью обрывка полиэтилена. Пустые дыры глазниц уставились на непрошеных гостей. Вербицкий почувствовал, как по спине побежали мурашки.

– Вера, кто это сделал?

– Не знаю, – пожала плечами девушка. – Но фантазия у него работает не в том направлении. Нам надо быть начеку.

Больше всех скелет заинтересовал Багра. Он выдернул из ножен тесак и в несколько взмахов прорубил дорожку к кару. Приблизившись, осмотрел скелет и обернулся.

– Кто-то размозжил ему череп!

– Ясное дело, – буркнул Талаш. – Этот водила, сто пудов, не умер на рабочем месте от сердечного приступа. Пугало, мать их так, для нас устроили.

Устроили… От того, что Талаш говорил о «них» во множественном числе, Вербицкому стало не по себе. И где же они? Прячутся, выжидают удобного момента, чтобы напасть и разделаться с маленьким отрядом смельчаков?

Марат осмотрелся. Заводские корпуса обступали их со всех сторон. Хотя они и отличались размерами и количеством этажей, но имели одну общую черту: черные зияющие провалы окон. Именно оттуда за группой могли наблюдать таинственные и жестокие обитатели этого места. Надо бы поскорее убраться отсюда. Все равно куда – в поле или в лес. Лишь не видеть зловещих зданий и не чувствовать, что за тобой следит множество глаз. Неожиданно снайпер Дима уселся на траву, развернул свой сверток, разложил на брезенте детали снайперской винтовки и неспешными, заученными движениями принялся ее собирать.

Посмотрев на него, Талаш снял рюкзак с плеча.

– Привал. Пятнадцать минут. Перекусим здесь. Боюсь, что потом такой возможности не представится.

Желающих перекусить не нашлось. Обстановка, как видно не способствовала выделению желудочного сока. Марат и Вера устроились неподалеку от Димы, который уже успел присоединить к собранной винтовке сошки.

Талаш не случайно дал снайперу время на сборы. Вербицкий слышал о том, что у людей обделенных одним органом чувств, обостряются все остальные. Дима не мог говорить и слышать, но, по всей видимости, обладал отличным зрением. Он что-то увидел в руинах цехов и складов. Что-то или кого-то.

Вербицкий еще раз осмотрелся. Никого. Ничего. Он уже собирался повернуться, чтобы взглянуть в другую сторону, как вдруг, краем глаза заметил какое-то движение в окне второго этажа. Силуэт. Человека или животного. Рассмотреть детали Марат не успел, но был твердо уверен – независимо от принадлежности к тому или иному виду, с существом было что-то не так.

И тут с противным скрипом открылась одна из дверей двухэтажного здания. В проеме стоял рослый, обнаженный до пояса мужчина. Непомерно длинные его руки опускались ниже колен. Широкая грудь, мощные мускулистые ноги, штаны с бахромой лохмотьев. Кожа мужчины была красной, словно воспаленной. Глаза, две узких щелочки, уставились на людей, а губы раздвинулись, чтобы издать странный, гортанный звук.

– Гр-р-р. А-а-ах! Тан-ра… Йе-е-ех. Гр-р-р.

Казалось, существо пытается что-то сказать, но язык плохо ему повинуется.

Дима опустился на одно колено. Приставил приклад «плетки» к плечу и приник правым глазом к окуляру.

Неандерталец. Вербицкий вдруг сообразил, что лучшего названия для этого существа и придумать нельзя. Неандерталец или троглодит.

Существо почувствовало опасность. На шаг отступило вглубь здания и наклонило абсолютно лысую голову.

– Гр-р-р…

И тут произошло невероятное. Кожа, обтягивающая череп, взбугрилась. Заходила ходуном, словно мозгу троглодита стало тесно внутри черепа. Уродливые вздутия покрыли всю голову и лицо. Глаза исчезли в складках красной кожи, а рот наоборот растянулся до самых ушей. Монстр резко вскинул голову.

– А-а-а-а! Йе-е-е-ех!

Он кого-то звал. Набрал в грудь воздуха, чтобы повторить боевой клич, но не успел издать ни звука. Щелкнула винтовка Димы. Из ствола ее вылетело облачко дыма и на лбу чудища появилось круглая дыра. Кровь залила лицо троглодита. Он покачнулся, инстинктивно ухватился за ручку двери и рухнул на спину.

– Головач! – крикнул Талаш. – Они охотятся стаями. Приготовиться к бою!

Марат сдернул с плеча «дробыш». Талаш был прав насчет стаи. Во всех окнах появились дружки убитого Димой чудища, но не это было главным. Вокруг зашевелились кусты. Всего в нескольких метрах Вербицкий увидел головача, который передвигался на четвереньках, как собака. Марат собирался выстрелить, но Багор его опередил. Очередной прыжок стал для монстра последним. Автоматная очередь разорвала ему грудь. Чудище рухнуло в траву и задергалось в агонии.

Два. Всего два головача были убиты. Мизерное достижение, если учесть то, что из всех щелей и дыр выпрыгивали новые и новые монстры.

Глава 15. В логове

Воздух наполнился запахом пороховых газов. Сквозь застилавший глаза дым Вербицкий видел, что стреляют все. Вот только результативность была почти нулевой – паника сделала свое дело. Да и головачи стали осторожнее. Уже не перли на рожон, а методично окружали маленький отряд.

Единственным, кто не потерял голову в этой суматохе, был Дима. Он опустился на одно колено и, держа винтовку на весу, тщательно прицеливался. Хлопки выстрелов его «плетки» тонули в общем шуме, но Вербицкий видел, как после каждого нажатия Димой курка на землю валился очередной монстр. После этого глухонемой разворачивался и ствол его винтовки находил новую цель.

Пример снайпера вдохновил Марата. Хватит, черт побери, впустую лупить по кустам, лишь для того, чтобы заглушить грохотом выстрелов свой страх. Шумом горю не поможешь. Надо успокоиться и целиться тщательнее.

Вербицкий так и поступил. Снял палец с курка. Осмотрелся и отыскал нужную цель. Один из мутантов был ближе остальных. Каким-то чудом крупному головачу удалось избежать внимания остальных стрелков. Вербицкий поднял «дробыш» на уровень глаз. Поймал в прицел бугристую, пульсирующую голову мутанта. Ба-а-бах! Из дыры в черепе головача ударил фонтан крови. Чудовище вытянуло свои длиннющие руки вперед, сделало два шага и повалилось в кусты. Отлично. Теперь вон тот, размером поменьше, но слишком наглый. Вербицкий опять прицелился, но выстрелить ему помешал крик. Такой громкий и протяжный, что ему удалось заглушить выстрелы.

Марат не сразу сообразил, что кричит Вера. А когда наконец-то понял, драгоценное время было упущено. Один из головачей, в отличие от своих собратьев, действовал исподтишка. Он подкрался к Вере ползком. Мощные, похожие на перекрученные канаты руки, схватили девушку за щиколотки. Рывок. Вера рухнула на землю, выронила автомат. Напрасно она цеплялась за траву в попытке удержаться – головач был сильнее. Новый рывок и девушка исчезла в зарослях. Лишь по дергающимся верхушкам кустов можно было проследить, куда головач тащит Веру. В черный зияющий провал ворот большого, окруженного земляной насыпью склада.

Не раздумывая ни секунды, Вербицкий рванулся к кустам, но тут на его плечо легла чья-то рука. Марат обернулся. Талаш. Шрам на его лице поменял свой цвет с белого на багровый. Он пытался что-то сказать, перекричать шум. Однако Вербицкий так ничего не понял. Просто оттолкнул Талаша и ринулся вслед за Верой. Напрочь забыв о том, что всего минуту назад сам призывал себя к спокойствию. Плевать на здравый смысл. К черту логику, инстинкт самосохранения. Лапы этих чудищ не должны касаться любимой!

Из-за кары прямо на Вербицкого вылетел головач. Так стремительно, что сам наткнулся животом на ствол «дробыша». Марату не пришлось ничего делать. Он просто нажал на курок. Перерубленный свинцовым ударом головач дернулся, упал на колени и прижал руки к животу, пытаясь удержать ползущие наружу кишки. Вербицкий отдернул ствол, позволяя мутанту упасть и двинулся вперед.

Прижимая автомат к бедру, он водил стволом, он не снимал палец с курка, расчищая себе дорогу. Убитых головачей не считал. Скорее всего, по пути к входу в склад, он завалил четверых или пятерых. Когда из темноты на Марат выпрыгнул новый головач, автомат не выстрелил. В пылу стремительной атаки были израсходованы все патроны. Спасла Вербицкого все та же стремительность. Он продолжал двигаться по инерции. Ствол «дробыша» ударил головача в грудь. Плоть монстра оказалась на удивление мягкой и податливой. Сталь пропорола красную кожу. Марат усилил давление, одновременно поворачивая автомат так, чтобы буравить тело головача. Он видел удивление в страшных, утонувших в складках кожи глазах. Из раскрытого рта головача текла слюна. Пальцы рук обхватили ствол.

– Подыхай же, сука! – шипел Вербицкий. – Ну же, подыхай!

Прежде чем внять настойчивой просьбе человека, головач запрокинул голову и заревел. Марат увидел в разинутом рту ряд желтоватых зубов, конической формы. Слюна приобрела сначала коричневый, а затем и красноватый оттенок. Оттого, что смешалась с кровью. Еще одно усилие и головач упал на спину.

Вербицкий отпустил ставший бесполезным «дробыш». Переступил через агонизирующего мутанта и вошел в склад. Бетонный, растрескавшийся пол уходил под наклоном градусов пятнадцать вниз.

Марат остановился, позволяя глазам привыкнуть к темноте. От бля! Фонарик. Он остался в рюкзаке. Ага. Фонарик в рюкзаке. Автомат в груди головача. С чем же ты пришел сюда? Нож и тесак. Ладонь Вербицкого сомкнулась на ребристой рукояти. Немного же ты можешь предложить обитателям этого подземелья. Глупо рассчитывать на смелость, которая якобы города берет. Чушь все это. На голой смелости тут не выехать. Ты видел головы этих тварей? Они раздуваются и пульсируют словно кости черепушек мягкие словно резина. В курсе, какие мысли и желания таятся в мозгах головачей? То-то и оно, братан. Ты опрометчиво сунулся прямиком в пасть зверя, а теперь пытаешься искать выход. Он, между прочим, за твоей спиной дружище. Поворачивайся и сваливай отсюда пока не поздно. Вернешься с друзьями и сможешь спасти свою девчонку. Если, конечно, успеешь.

Мысли Марата двигались в правильном направлении. В отличие от ног. Они несли его вниз. Во мрак, растекающийся между ребрами-перегородками склада. Где-то там, в глубине чрева этого железобетонного великана была Вера. Она нуждается в помощи. Сейчас – это главное. Об остальном он подумает потом.

Это умозаключение стало для Вербицкого последним. Он услышал за спиной шорох, но обернуться не успел. Удар в затылок. Вспышка боли. Острые, впившиеся в колени, камешки. Марат уперся ладонями в пол. Попытался оттолкнуться и встать. Однако новый удар, на этот раз в подбородок, швырнул его на спину. Прежде чем мир был остатка съеден темнотой, Вербицкий успел рассмотреть над собой пылающие глаза головача.

Потом он несколько раз вываливался из беспамятства и вновь погружался в него. Видел потолок склада. Серый, в пятнах сырости. Странное дело – потолок двигался. Вербицкий убедился в этом, запомнив одно из пятен. Оно напоминало верблюда. С тремя горбами и двумя ногами. Пятно было слишком приметным. Если бы оно появилось второй раз, стало бы ясно, что движение потолка – иллюзия, галлюцинация, следствие удара по затылку. Но верблюд-мутант больше не появлялся. Пятна не повторялись. С другой стороны потолок тоже двигаться не мог. Значит, двигался сам Марат. Его куда-то тащили. Не успел Вербицкий сделать это открытие, как больно ударился многострадальным затылком о какой-то выступ на полу. Опять отключка.

Следующий проблеск сознания наступил из-за того вспышки боли в спине. Под лопатку впилось что-то острое. Марат охнул, попытался приподняться. Получилось не с первой попытки, а когда все-таки удалось немного ослабить давление на спину, сработал закон всемирного тяготения. Вербицкий вновь упал на колючее ложе. На этот раз в спину вонзились сразу несколько шипов. Это подействовало, как холодный душ.

Не дергаться. Потерпеть, осмотреться и понять, что все-таки происходит. Полумрак. Скудный свет пробивается через дыру потолке. Ага. Он на складе. Теперь немного повернуться набок.

Вербицкий действительно был в одном из помещений склада. Он узнал характерные изгибы перегородок, серые стены. Да и запах. Сырой, с примесью какой-то мерзкой кислинки. Весьма запоминающийся. Головачи утащили его вглубь своего логова и бросили. Точнее оставили про запас. То ли к ужину, то ли к завтраку.

Марат решил, что он набрался достаточно сил, чтобы подняться и, наконец, избавиться от чертовых игл, буравящих кожу спины. Стараясь не шуметь, он медленно сел и посмотрел прямо перед собой. Кость. Явно человеческая. Берцовая. Она была сломана и исполосована глубокими бороздами – следами зубов. Почему-то торчала вертикально. Вербицкий потер глаза. Кость была не одна. Головачи уложили его на целую груду костей разных форм и размеров. Кое-где виднелись обрывки истлевшей ткани, некогда бывшей одеждой людей, съеденных мутантами. Да уж, головачи явно не принадлежали к приверженцам вегетарианства. Жуткая гора упиралась в потолок и спускалась к полу. Пустые глазницы черепов выжидающе смотрели на Марата. Здорово, дружок! Не собираешься ли присоединиться к нам? Ах, не собираешься. А кто, собственно говоря, тебя спрашивает? Решать этот вопрос будут головачи, а уж они позаботятся о том, чтобы твоя черепушка заняла достойное место на нашей знаменитой горе.

Марат тряхнул головой, чтобы избавиться от навязчивых мыслей. Ему надо действовать, а не вести дурацкий диалог с самим собой.

Встать в полный рост Вербицкий не решился. Спускался на четвереньках, то и дело проваливаясь в зазоры между ребрами, позвоночниками и тазами.

Головачи были парнями аккуратными. Насытившись, не разбрасывали кости своих жертв где попало, а складывали их в одном месте.

Добравшись до пола, Марат выпрямился во весь рост. Его слегка штормило, но в целом самочувствие можно было оценить, как удовлетворительное. Оно значительно улучшилось после того, как выяснилось: нож на месте. Тесак тоже. Головачи, видать, не ожидали, что он будет трепыхаться, поэтому даже не удосужились разоружить пленника.

– Ну-ну…

Марат вытащил тесак из ножен и замер, в надежде пытаясь услышать хоть какой-то звук. Прошла минута, другая. Ничего. Может, мутанты были заняты остальными, а его посчитали выведенным из игры?

Вербицкий сделал несколько шагов вглубь склада и тут услышал что-то среднее между рычанием и причмокиванием. Звук исходил из соседнего помещения. Вербицкий пару раз взмахнул тесаком и двинулся вперед лишь после того как убедился – руки действуют.

Он подкрался к бетонной перегородке, выглянул из-за нее. Помещение оказалось тупиковым. Возможно, последним в складе. Пол был не бетонным, а земляным. В дальнем углу, спиной к Вербицкому сидел на корточках головач. Руки его упирались в землю. Второй головач склонился над какой-то темной грудой. Оба монстра порыкивали, очевидно, что-то обсуждая на своем примитивном языке.

И тут Марат увидел сапоги. Новенькие, на шнуровке. Такие же, как у него. Сердце мгновенно превратилось в кусок льда. Предметом обсуждения чудищ была Вера! Головачи беззастенчиво лапали лежащую на земле девушку. Они явно не собирались ее есть. Послышался звук расстегиваемой «молнии». О, черт! Эти твари хотели… Позаботиться о продолжении своего проклятого рода!

Вербицкий бросился вперед. Сидевший спиной головач услышал шаги и резко обернулся. Его собрат никак не отреагировал на появление Марата. Он был слишком занят – уселся на Веру и, покряхтывая от вожделения, продолжал ее ощупывать.

Головач бросился на Вербицкого, а тот взмахнул тесаком, намереваясь выпустить монстру кишки. Нулевой эффект. Мутант перехватил лезвие обеими руками и дернул на себя, собираясь обезоружить противника. Рывок оказался достаточно сильным, но Марат удержал тесак. В следующую секунду под сводами склада раздался вопль боли. Пальцы головача посыпались на землю. Из обрубков ударили фонтаны крови. Лезвия в две тысячи сорок первом делать умели! Визжа от боли и ужаса, монстр завертелся волчком. Вербицкий остановил это кружение ударом теска. Он пришелся в шею. Из перебитой сонной артерии хлынула кровь. Чудище упало на колени. Новый удар. Отделенная от тела голова запрыгала по полу, как жуткий, инфернальный мячик.

Обеспокоенный шумом, второй головач наконец соизволил обернуться. Только для того, чтобы подставить грудь тесаку Вербицкого. В этот удар Марат вложил всю кипевшую внутри его ярость. Кожа на груди чудища расползлась, обнажив розовые связки мышц.

Вербицкий не стал добивать урода. У него просто не осталось для этого сил. Просто столкнул головача с девушки. Опустился на корточки. Вера была без сознания. Бледное лицо. Посеревшие губы.

– Вера, Вера, очнись! – попросил Марат, касаясь пальцами щеки любимой. – Все закончилось…

Ресницы девушки затрепетали. Она открыла глаза.

– Ох, Марат. Они… Я знала, что ты придешь за мной.

– Иначе и быть не может, – улыбнулся в ответ Вербицкий. – Вставай. Идти сможешь?

Опираясь на плечо Марата, Вера встала. Как только увидела умирающего головача, от слабости не осталось и следа. Девушка бросилась к мутанту и с яростью пнула его ногой под ребра.

– Ну, тварь! Что разлегся?!

Вербицкому пришлось силой оттаскивать девушку, которая собиралась продолжить экзекуцию.

– Хватит! Этот сдохнет без твоей помощи. Нам надо подумать об остальных.

– Да. Ты прав, – Вера справилась с приступом гнева, перевела дыхание. – Как там наши?

– Честно? Не знаю. Меня вырубили, как только я вошел в склад. Последнее, что знаю – парни дрались.

– Т-с-с! – девушка приложила палец к губам. – Ты слышишь?

– Стреляют! Они живы!

– Тогда вперед!

На пути к выходу Марат и Вера не встретили ни одного головача. Все мутанты были наверху, сосредоточив силы на более крупной добыче.

Оказавшись у входа в склад, Вербицкий выглянул на улицу и удивленно присвистнул.

– Стемнело. Сколько же мы пробыли в подземелье?

– Надеюсь, что пару часов.

– Они мне показались вечностью, – Марат выдернул свой «дробыш» из тела поверженного головача. – Какие планы на жизнь?

– Самые простые, – девушка подняла руку, указывая на водонапорную башню. – Смотри. Наши там. Будем пробиваться к ним.

– Легко сказать. У меня нет патронов. Автоматом, конечно можно пользоваться, как дубинкой. Вот только проку от этого будет немного.

– Не имей привычки впадать в уныние раньше времени. Потопали!

Через минуту они оказались на пятачке, где все и началось. Повсюду валялись тела головачей. Одни со следами пулевых ранений. Другие… Вербицкий почувствовал позыв рвоты. Талаш с ребятами воспользовались гранатами. Вид истерзанных осколками тел был не самым лучшим из зрелищ. Головачи не блистали красотой при жизни, а уж теперь…

Впрочем, уже через минуту Марат забыл о трупах. Вера нашла свой автомат, а он – два пустых рюкзака. Головачи успели их выпотрошить. Однако не нашли для себя ничего интересного. Фонарики, запасные рожки к «дробышам» и гранаты были попросту разбросаны по земле.

Перезарядив свой автомат, Марат почувствовал себя значительно увереннее. А тут со стороны водонапорной башни прогремел выстрел – свидетельство того, что в живых остался кто-то еще.

Марат уже заканчивал собирать снаряжение, когда один из головачей зашевелился. Странное дело – грудь этого монстра была разворочена. Он явно умер. И, тем не менее, двигался. Вербицкий и девушка замерли, пытаясь понять, что происходит. Как оказалось, шевелился не головач, а земля под ним.

– Лярва, – прошептала Вера, схватив Марата за руку. – Стой на месте и не вздумай смотреть ей в глаза. Тварь приползла на запах крови.

Вербицкий кивнул. Однако сохранить спокойствие, к которому призывала девушка, оказалось не так-то просто. За спиной послышался шлепки босых ног. Марат обернулся и встретился взглядом с головачом. Их разделяло всего несколько метров.

Глава 16. Атака с тыла

– Не дергайся, Марат, – поразительно ровным голосом продолжала Вера. – Пострелять всегда успеем. Для начала попробуем не провоцировать лярву на агрессию.

– Хорошо.

Из-под земли показалась рука. Пальцы с острыми, как бритвы ногтями принялись ощупывать развороченную грудь головача, рыться в его окровавленных внутренностях. Лярве явно понравилось то, что она нащупала. Показалась вторая рука. За ней – голова. В Седые волосы с комьями грязи. Резким рывком лярва высунулась на поверхность по пояс. Несколько раз мотнула головой. В сумерках сверкнули два желтых глаза. Лярва потянулась было к добыче, но тут зарычал головач. Взгляды мутантов скрестились. Головач зарычал еще громче и двинулся на лярву. Та, словно подброшенная невидимой пружиной, выпрыгнула из норы, приземлилась на четвереньки и оценивающе посмотрела на противника. Головач не сбавил темпа. Он прошел в полуметре от Марата и Веры, не обратив на них никакого внимания. Дети радиации решили выяснить отношения между собой и люди были им теперь до лампочки.

Наблюдая за происходящим, Марат решил, что все дело – в борьбе за территории охоты. Лярва вторглась на чужую землю и головач не мог оставить этого без последствий. Вот он задрал свою уродливую голову к небу. Издал воинственный вопль. Лярва молчала. Все ее мускулы напряглись. И когда головач бросился в атаку, подземная жительница поднялась во весь рост. Движение ее руки было резким и почти незаметным. Однако головач остановился, словно наткнувшись на невидимую преграду и упал, уткнувшись лицом в землю. Лярва подняла по локоть мокрую от крови руку. Пальцы ее сжимали еще трепещущее сердце головача. Острые зубы впились в красный комок. Послышался хруст раздираемой плоти и жадное чавканье.

Покончив с сердцем, лярва опустилась на колени и принялась выгрызать куски мяса из груди поверженного противника.

Вера потянула Марата за руку, едва слышно прошептала:

– Уходим.

Они направились в сторону водонапорной башни. По пути пришлось обойти руины заводского корпуса. Дорогу можно было срезать, пройдя через развалины, но рисковать по молчаливому согласию не стали. Среди груд кирпичей и леса ржавых металлоконструкций могли таиться новые сюрпризы.

Теперь Вербицкий имел достаточно полное представление о Зоне. О том, чем заканчиваются игры с вещами, которые человек пытается подчинить себе, не зная их истинной сути. Хотели дешевую энергию? Мало было Чернобыля? Получите тогда по полной программе. Головачей, лярв, плотоядные растения и мутировавших птиц. Талаш с Макарычем были правы, выбрав маршрут похода. Никто в здравом уме и твердой памяти в Зону не сунется. Вопрос только в одном – выберутся ли они сами отсюда?

Выстрелы становились все громче. Марат уже различал силуэты людей на верхушке водонапорной башни. Через полсотни метров Вера остановилась, указала на бетонную плиту.

– Неплохое укрытие. Заляжем и осмотримся.

Марат опустился на землю рядом с девушкой. Выглянул из-за плиты и едва сдержал ругательство. У подножия башни суетилось не меньше трех десятков головачей. Восемь мутантов неподвижно лежали в траве – они успели получить свою порцию свинца.

Вербицкий понял всю щекотливость ситуации. Стрелки на башне могли успешно валить мутантов, но лишь до тех пор, пока те не попадали в мертвую зону. Головачи поняли это и теперь большинство из них пряталось от пуль у самой башни. Поэтому стрельба и была такой вялой – Талаш не собирался тратить патроны впустую.

Головачи перебрасывались отрывистыми фразами. Именно фразами, а не просто тупым рычанием. Некоторые были абсолютно обнаженными, другие носили лохмотья. Кто-то носил штаны, кто-то напялил на себя свитер или куртку. Один мутант превзошел своих собратьев в экстравагантности наряда – на нем были лишь стоптанные кирзовые сапоги. По всей видимости, животный инстинкт еще не до конца победил в них людей. В темных закоулках мозгов сохранилась память о прошлом. Что-то вроде поврежденного файла, который хоть и позволяет программе работать, но конечные результаты оказываются сплошной абракадаброй.

Тук! Один головач зазевался и попал в сектор обстрела. Снайпер Дима, как всегда, оказался на высоте. Пуля проделала аккуратное отверстие точно в центре лба урода. Головач упал, а его собратья поспешили прижаться к подножию башни.

М-да. Дима, конечно, молодец, но если он будет отстреливать мутантов такими темпами, на это уйдет уйма времени и… Как знать не подтянутся ли башни новые головачи?

Вербицкий подполз к Вере.

– Слушай сюда, девочка. Ребятам не слезть с этой башни без нашей помощи.

– У тебя есть план? – брови Веры удивленно приподнялись.

– Да. Все просто. Как только я метну пару гранат, начинаем обстреливать головачей из автоматов. Пробиваемся к башне и…

– Ты стал настоящим бойцом, Марат, – улыбнулась Вера.

– Время покажет, кем я стал. Приготовься.

Вербицкий достал две гранаты. Чуть привстал, зубами выдернул чеку первой и швырнул ее в гущу головачей. От взрыва содрогнулась земля. Яркая вспышка больно резанула по глазам, ослепила Марата. Вторую гранату он швырнул не так прицельно, но, судя по воплям и стонам головачей, она тоже нанесла им серьезный урон. Рядом застрекотал «дробыш» Веры. Вербицкий наощупь отыскал свой автомат. Проклятье! Что случилось с глазами?! Едва он подумал об этом, как зрение вернулось.

У подножия башни царила паника. Головачи не ожидали атаки с тыла. Беспорядочно метались в поисках укрытия. Падали сраженные короткими очередями Веры. С башни тоже стреляли. Марат остановился и отыскал цель для себя. Один головач или сильно испугался, или оказался слишком наглым. Он вцепился в стальную лестницу и начал с поразительной быстротой взбираться наверх. Вербицкий поймал его на мушку, нажал на курок. Получив несколько пуль в спину, мутант разжал ладони и рухнул вниз – прямо на своих уцелевших товарищей. Еще несколько выстрелов и путь к подножию башни был расчищен. Перепрыгивая через трупы головачей, Марат и Вера добрались до цели. Прижавшись спинами к башне, они готовились отразить атаку мутантов, но желающих нападать больше не нашлось. Уцелевшие головачи в панике мчались к заводским корпусам, чтобы нырнуть в темные провалы окон.

Вербицкий поднял голову вверх.

– Эй, на палубе! Как вы там?

– Вербицкий? Мать твою, живой! – в голосе Талаша слышалась радость. – Вера с тобой?

– А где же ей еще быть? Вы спускаться думаете или остаетесь жить на верхотуре? Там не дует?

– Пошел к черту, Марат!

На этот раз к разговору присоединился Антидот. По стальным ступеням загрохотали сапоги. Первым на землю спрыгнул Талаш. Он с воодушевлением пожал Вербицкому руку.

– Молодцом, браток. Ишь, сколько уродов накосил. А у нас, веришь ли, гранаты закончились. Без тебя мы на этой башне до второго пришествия просидели бы.

– Вера, – ответил Марат. – Вере тоже спасибо сказать надо.

– И скажем! – Талаш обнял девушку. – Есть женщины в белорусских селеньях! Ей Богу, есть!

Вербицкий с улыбкой смотрел на товарищей. Из передряги группе удалось выбраться без потерь. На месте были все – молчаливый Дима, бережно поглаживающий приклад своей «эсвэдэшки», заметно повеселевший Антидот. И Багор. Почему-то хмурый и сосредоточенный. Он включил фонарик, провел конусом света по трупам мутантов.

– Кровь. Слишком много крови.

– Еще бы! – воскликнул Бельский. – Бойня была то, что надо. Мы надолго отбили у головачей охоту нападать на честных людей.

– Я не об этом. На запах крови придут лярвы. Нам надо поскорее сматываться отсюда.

– Он прав, – согласился Талаш. – Раздача орденов откладывается до лучших времен. По карте – до стены метров пятьсот. За стеной взлетная полоса аэродрома. Двигаем!

Багор вызывался идти первым.

– Идем тихо, как мыши. След в след за мной. Если подам знак – останавливаемся. И – ни звука!

Не успел отряд пройти и полсотни метров, как позади послышался шум. Вербицкий обернулся. У подножия башни было заметно движение. Присмотревшись, Марат увидел сразу трех лярв, ползающих на четвереньках вокруг мертвых головачей. Вот одна из тварей выпрямилась во весь рост и посмотрела в сторону уходивших людей. Вербицкий поспешил отвернуться и ускорил шаг. Раздавать ордена на самом деле рановато. Головачи, конечно, были опасными. Но лярвы… Поединок у склада очень красноречиво продемонстрировал, кого следует опасаться больше.

По мере приближения к заводской стене кусты стали гуще. Ночь окончательно вступила в свои права. Взошла полная луна – прекрасный антураж ко всему происходящему. Легкий ветерок шевелил верхушки кустов, заставляя людей всякий раз напрягаться в ожидании появления новых монстров.

Багор вдруг замер, резко вскинул левую руку. В призрачном свете луны тускло блеснуло лезвие тесака. В течение нескольких секунд Багор не двигался, а затем вдруг ринулся вперед и с оттяга рубанул тесаком по невидимой для остальных цели.

– У-у-у-а-ах! Р-р-р-р!

Крик этот издавало явно не человеческое горло. Кусты раздвинулись и все увидели лярву. Одна ее рука была перерублена и держалась лишь на узком лоскуте мышц. Второй рукой чудище яростно разбрасывало вокруг себя землю, пытаясь спрятаться в нору. Багор почему-то не пытался добить тварь. Просто стоял и смотрел. Минута и на поверхности земли осталась лишь лужица крови.

Талаш приблизился к Багру, толкнул его в спину.

– Эй, Федя! Чего стоишь столбом?

Поначалу Багор никак не отреагировал на толчок. Потом тряхнул головой. Вложил тесак в ножны.

– Чтоб мне сдохнуть. Я посмотрел в глаза этой ведьмы.

– Сдохнуть мы всегда успеем, – сообщил Гриша. – Посмотрите-ка туда!

Все обернулись в сторону, указанную Антидотом. Над кустами прыгали пары желтых огоньков – глаза мчавшихся во весь опор лярв. Их было не меньше десятка. Талаш вскинул автомат. Прогрохотала очередь. Выстрелы не остановили лярв. Желтые огоньки приближались.

– Все! Теперь руки в ноги! – крикнул Багор. – Шифроваться смысла уже не имеет. Бегом к стене!

Группа бросилась бежать. Марат мчался рядом с Верой, подгоняемый треском кустом и рычанием, слышавшимися позади.

Поросшая мхом кирпичная стена высотой метра в три появилась так внезапно, словно выросла из-под земли. Вербицкий не поверил собственным глазам. В одном месте на гребне стены лежал ржавый скелет ленточного конвейера. Второй его конец упирался в землю, образуя прекрасную лестницу. Первым на конвейер вскочил Багор. Через несколько секунд он оказался на гребне стены и подал руку Талашу. Дима и Бельский взобрались наверх без посторонней помощи. Марат пропустил вперед Веру, обернулся и дал очередь по лярвам, которые были совсем рядом. Целиться времени не было, но несколько пуль все же достигли цели. Молодая черноволосая лярва, обогнавшая остальных, остановилась, прижала руки к разорванной свинцом груди и упала.

Вербицкий начал карабкаться вверх по конвейеру. До гребня стены оставалось всего пара метров, когда подошва сапога скользнула по роликам. Марат съехал вниз и почувствовал, как на щиколотке сомкнулись чьи-то руки. Непреодолимая сила потащила Вербицкого назад. Он выронил автомат, попытался вцепиться руками в раму конвейера. Тщетные усилия. Сейчас он окажется на земле в полной власти мутантов, умеющих одним взмахом руки пробивать грудную клетку. Бесславный конец приключений.

Мозг Вербицкого отключился, но тело продолжало сопротивляться. Он отчаянно дергал ногами. Наверняка выбил лярве зубы, но она не отставала. Когда Марат уже был готов сдаться, на конвейер спустился Багор. Он ловко перепрыгнул через Вербицкого. Прогремел выстрел. Тиски, сжимавшие ноги, ослабли. Вербицкий перевернулся на спину. Оказывается Федор воспользовался тем, что лярва была слишком увлечена Маратом. Он попросту приставил ствол к ее голове и одним выстрелом вдребезги разнес твари череп.

Вербицкий поспешил взобраться на гребень стены, одновременно с Багром спрыгнул на ту сторону.

– Быстро на взлетку! – тяжело дыша прохрипел Федор. – Там бетонные плиты и лярвы не смогут подобраться к нам под землей.

Марат бежал вслед за Верой. Так быстро, что и сам не заметил, как земля под ногами сменилась твердым бетоном. Это и была взлетная полоса бывшего аэродрома. Луна освещала темные холмы – ангары, для самолетов. Тут и там виднелись жалкие останки летных коммуникаций.

Талаш сел на плиту.

– Фу! Выбрались-таки. На будущее лучше обходить этот завод стороной.

Он достал из рюкзака карту, разложил ее на коленях, посветил фонариком.

– Следующий ориентир – заброшенная деревня. До нее десять километров через поле. Если опять на каких-нибудь уродов не нарвемся, то к полудню на месте будем. Пока – привал. Пять минут.

Вербицкий сел рядом с Верой. С наслаждением вытянул ноги и только теперь заметил, в каком плачевном состоянии находится его сапог. Лярва постаралась на славу. Ее зубы превратили кожзаменитель в лохмотья. Пришлось воспользоваться шнурком от вещмешка, чтобы закрепить сапог на ноге.

– Вера, а почему такая спешка? Разве ваши московские друзья не смогут подождать день-другой?

– Смогут. Мы не сможем. Все должно быть кончено двадцать восьмого июня. Не раньше и не позже.

– И кто установил такой срок?

– Мой отец. Все повторяется: и сорок первый год и день, когда на северном фланге двадцатая танковая дивизия вермахта захватила Минск. Время – субстанция, не терпящая беспорядка. Сто лет назад в Минск вошли немцы. Через несколько дней в столицу войдут партизанские соединения и диверсионный отряд из Москвы. Должны войти. И сейчас только нас зависит, рухнет ли режим в ближайшие дни или Беларуси придется ждать еще сто лет.

– Интересно получается. Мы повторим путь оккупантов?

– Неважно. Суть в другом. Просто следует быть готовым к очередному временно́́му всплеску столетнего цикла. Вписаться в него.

– Что ж… Значит, будем вписываться.

Талаш встал первым. За ним поднялись остальные. Идти по взлетной полосе оказалось значительно легче, чем продираться через кусты или путаться в высокой траве. Взлетка выдержала испытание временем. Покрытые косой насечкой плиты лишь немного почернели, но не разрушились. Кустикам травы удалось пробиться лишь на стыках. Вербицкий тихо поинтересовался у Веры:

– А разве у москвичей нет самолетов? Они могли бы здесь приземлиться.

– Чудак человек, – усмехнулся Талаш, услышавший вопрос. – Да в Зоне такие помехи, что скорее разобьешься, чем приземлишься. Здесь свои законы или ты еще не понял? Только пешочком, Вербицкий, только на своих двоих. Кстати, почему без намордников? Ну-ка всем быстро надеть респираторы!

Глава 17. Деревня

Луна потускнела. В воздухе запахло утром. Над горизонтом появилась серая полоска – предвестник рассвета. Отряд давно свернул с взлетной полосы в чистое поле. К слову сказать – не совсем чистое. Оно сплошь заросло бурьяном, из которого тут и там торчали ржавые, увитые ползучими растениями останки комбайнов, грузовиков. Новых встреч с обитателями Зоны не было, как, впрочем, и настроения. Все чертовски устали, но двужильный Талаш не сбавлял темпа. Он подбадривал товарищей шутками, однако его юмор уже не оказывал своего благотворного воздействия.

И вот, наконец, Вербицкому удалось рассмотреть вдали несколько строений. Он мысленно обратился к Создателю с просьбой, чтобы это была деревня, о которой говорил командиры. Молитвы были услышаны. Еще полкилометра и группа вышла на проселочную дорогу. Единственное, что отметил Вербицкий – дорога больше походила на тропинку. Зато Дима вдруг ни с того, ни с сего остановился и жестами позвал Талаша. Оба склонились над чем-то, что заметил немой и долго сидели на корточках. Талаш поднялся.

– Здесь следы. Судя по рисунку подошвы – кирзачи. Кто-то прошел здесь совсем недавно. Хотя я очень надеюсь, что это – обычный человек, всем быть начеку.

– Накрылся наш отдых медным тазом! – буркнул Бельский. – А все из-за немого. Угораздило его следы увидеть. Ну, увидел. Что с того? Мало кто здесь шляется!

– Тебе до нашего немого, как до Москвы раком, – отвечал Талаш. – Забей поддувало и смотри по сторонам.

Антидот еще долго бурчал что-то себе под нос, но его никто не слушал. Группа вошла в деревню. По обеим сторонам единственной улицы валялись гнилые бревна, некогда бывшие стенами домов. Кое-где из зарослей кустарника оккупировавшего покинутое человеком жилье виднелись следы пребывания «хомо сапиенс». Вербицкий различил в зарослях спинку панцирной кровати, а потом едва не споткнулся о куклу-неваляшку. Пластмасса отлично сохранилась, краска почти не поблекла. Если бы не треснувший живот неваляшки, она выглядела бы как новая. Марат собирался поднять куклу, чтобы рассмотреть ее получше, но тут раздался протяжный рев. Первым разобрался в характере звука Багор.

– Корова! – прошептал он. – Мать вашу, это корова!

– Дикая, скорее всего, – констатировал Талаш. – Кажись, вон там мычала. Пойдем, глянем.

Улица поворачивала почти под прямым углом и когда группа миновала поворот, все увидели кирпичный дом. Именно дом, а не руины. Стекла в окнах были на месте и, как показалось Марату, их недавно вымыли. Из печной трубы вился легкий дымок, а со двора доносились до боли знакомые звуки. Правда, идентифицировать Вербицкий их не мог, хотя был уверен – он слышал подобное и не раз.

Отряд подошел к воротам, которые были широко распахнуты и все стало на свои места. Звук оказался мерным повизгивание пилы. Во дворе пилили дрова. Старик лет семидесяти и молодой, крепко сбитый, очень крупный парень. Оба были абсолютно лысыми. Если отсутствие волос на голове деда можно было объяснить его возрастом, то лысина парня явно имела искусственное происхождение. Он не выбрил голову. Просто волосы на ней выпали, а может, их и не было от рождения.

Старик первым заметил посторонних. Двуручная пила замерла, допилив бревно на козлах до половины. Талаш вышел вперед.

– Здорово, батя. Бог в помощь.

– Бог хотел, чтоб ты помог!

Дед широко улыбнулся, демонстрируя единственный желтый зуб во рту. От этой улыбки лицо скукожилось, сделавшись похожим на сухой лист. На первый взгляд старик улыбался приветливо, но Марат сразу почувствовал какую-то фальшь. Блеклые, неопределенного цвета глаза не улыбались. Они пристально, изучающе смотрели на пришельцев. Наряд деда состоял из льняной рубахи, подпоясанной шнурком с потрепанными кистями, серых штанов с пузырями на коленях и кирзовых сапог. Скорее всего, тех самых, что оставили следы на дороге. На шнурке болталась связка из трех ржавых ключей.

Парень являл собой более колоритное зрелище. На здоровяке была некогда голубая, а теперь безнадежно выцветшая майка. Синие тренировочные штаны с белыми лампасами были слишком маленькими и доходили до щиколоток, открывая волосатые ноги. Подходящей обуви для великана тоже не нашлось – ему пришлось довольствоваться потрепанными шлепанцами. Носки у них были аккуратно срезаны, чтобы выпустить наружу пальцы, но пятки все равно нависали над подошвами.

Атлетическое сложение богатыря портила слишком маленькая голова и почти полное отсутствие шеи, отчего массивный, квадратной формы подбородок покоился на широкой груди. Низкий лоб козырьком нависал над черными глазами. Подернутые синевой тонкие губы беспрестанно шевелись. Казалось, парень хочет сообщить что-то важное, но никак не может найти нужных слов.

– Вы здесь живете? – поинтересовался Талаш, входя во двор.

– Живем помаленьку, – отвечал старик, усаживаясь на колоду для колки дров и кладя руку на рукоятку топора. – А чему удивляться? Податься нам все равно некуда, а тут – хозяйство. Коровенка, огородишко…

– Понятно.

– А вот мне не все понятно. С чем вы сюда пожаловали? Если с миром, то встретим честь по чести, а ежели лихие люди, то задерживаться тута не советую. Эдик чужаков не любит. Правда, внучок?

– И стал я на песке морском, – пропел великан густым басом. – И увидел выходящего из моря зверя с семью головами и десятью рогами. На рогах его было десять диадем, а на головах его имена богохульные! Убью. Душу выну!

Выдав смесь из «Откровения» Иоанна Богослова и угроз, Эдик замолчал. И з уголка его рта вытек ручеек слюны и скатился по подбородку на грудь.

– Не обращайте внимания, – махнул рукой старик. – Он с детства такой. Мать, дочка моя, сразу после родов померла от лучевой, чтоб ее, болезни. А батю мутанты на глазах у Эдика сожрали. Пареньку тогда пять годиков только минуло. С тех пор он и заговаривается. Любит, когда ему Евангелие читают. А я что? Я – не против. Жисть такая. Нам без веры никак нельзя. Только на Бога и уповаем…

– Зверь, которого я видел, был подобен барсу! – подтвердил Эдик, размахивая мускулистыми руками. – Ноги у него – как у медведя, а пасть у него – как пасть у льва; и дал ему дракон силу свою и престол свой и великую власть. И видел я, что одна из голов его как бы смертельно была ранена, но эта смертельная рана исцелела! От оно как. Истинно, истинно говорю вам: сожрет этот зверь всех вас. Сожрет и не поперхнется!

– А ну-ка, хватит! – рявкнул старик. – Марш в хату! Мне с гостями поговорить надо.

Эдик прикрылся лопатообразной ладонью, словно боялся, что дед ударит его по лицу. Пятясь, поднялся на крыльцо и проскользнул за дверь.

– Кхе-кхе. Вот я и интересуюсь, – продолжал старик. – Кто вы такие будете и на кой ляд сюда приперлись?

– Не беспокойтесь, дедушка, – Вера приблизилась к старику и положила руку ему на плечо. – Мы – люди мирные. А вооружены потому, что опасно здесь без оружия. Идем по своим делам. Если вам мешаем, то, извините. Сейчас же уйдем и больше нас не увидите.

– Тебя как звать, девонька?

– Вера.

– А меня Парфенычем кличут. Разные люди сюда приходят, Верочка. Оттого с подозрением к чужакам и относимся. К примеру, в прошлом годе бандюганы нагрянули. Старуху мою покалечили. Кабы не Эдик, может и меня до смерти забили бы.

– Не-а, батя. Мы – не бандюганы, – включился в разговор Антидот. – Передохнем малость, если разрешишь и потопаем своей дорогой.

– Отчего ж не разрешить, коль добрые люди, – старик встал с колоды, подошел к окну и постучал согнутым пальцем в стекло. – Эй, Мария, подь-ка сюды!

Окно распахнулось. Во двор выглянула старуха, при виде которой Вербицкий испытал сильное желание поскорее покинуть гостеприимный дом Парфеныча. Таких красоток Марат видел на жутких гравюрах Гойи, изображавшего картинки из жизни ведьм. Седые волосы жены Парфеныча были собраны в тугой узел на затылке. Изрезанная глубокими морщинами, желтая, как древний пергамент кожа висела на лице, как на вешалке. Маленькие, прищуренные глазки бегали, а крючковатый нос, почти касался похожих на сырые котлеты губ.

– Чаво? – прошамкала Мария.

Говорить нормально она не могла по причине полного отсутствия зубов. Глядя на ее розово-белые десны Вербицкий испытал такой приступ отвращения, что с трудом подавил желание сплюнуть.

– Чаво-чаво! – пробурчал Парфеныч. – Гости у нас – вот чаво. Собирай на стол. Сливяночку мою фирменную не забудь. Да Эдьке скажи, каб корову на луг выгонял.

Старуха исчезла. Скрипнула дверь и на крыльце появился Эдик. Под мышкой у него была зажата книжка в засаленном переплете. Скорее всего, то самое Евангелие, о котором толковал старик. Не удостоив пришельцев даже взглядом, великан прошел к сараю в углу двора и распахнул ворота. Когда во двор величавой поступью вышла корова, все замерли в ужасе. Несчастное животное сохранило лишь форму, присущую своему роду. С содержанием дело обстояло значительно хуже. Шерсти у этой буренки не было. Голую розовую кожу прорезали синие прожилки вздувшихся вен. Непомерно большое вымя билось о задние ноги с влажными шлепками. Ко всему прочему корова была слепой – из пустых глазниц на землю капала зеленоватая слизь. Один рог был то ли спилен, то ли отвалился сам.

– Ни себе хрена! – выдохнул Бельский. – Это еще что такое?

– Нинка, – прокомментировал Парфеныч. – Нинкой мы ее кличем. Это она только на вид страшная, а так – очень даже ничего. Молочко у нее отменное. Счас сами попробуете – за уши не оттянешь. Милости прошу в хату.

Вербицкий мысленно поклялся себе, что скорее глотнет цианистого калия, чем попробует молоко радиоактивной коровы. Он поднялся на крыльцо вслед за Верой, вошел в коридор. Ничего особенного. Все, как в обычном деревенском доме. Некрашеный пол, развешанная на стенах хозяйственная утварь, ведро с водой и кружка с облупившейся эмалью на табурете в углу.

Следующая комната тоже выглядела классически деревенской. На полу лежали вязаные круглые половички. Светлые ситцевые занавески на окнах, цветочные горшки на подоконниках. Перед небольшой картонной иконкой с изображением неизвестного святого теплилась лампадка. Посередине стоял деревянный стол без скатерти и разнокалиберные, по всей видимости, принесенные из соседних домов стулья. На столе стояла керосиновая лампа с закопченным стеклом и укрытый полотенцем глиняный кувшин.

В комнате царил полумрак и Вербицкий не сразу заметил хозяйку, которая возилась у печи. Вооружившись ухватом, Мария вытащила чугунок. Почему-то пританцовывая, поставило его на стол. Марату наконец-то удалось рассмотреть старуху как следует. Она не пританцовывала, а хромала. Одна нога Марии была повернута под неестественным углом. Скорее всего, была сломана и срослась неправильно. Наверное, это увечье имел в виду Парфеныч, рассказывая о визите бандитов. На старухе было бесформенное платье, которое делало ее нескладную фигуру еще уродливей. Обувью она не пользовалась.

Марат решил, что если бы Баба-Яга существовала бы в реальности, то в выглядела бы она именно так. Для полного сходства со сказочным персонажем жене Парфеныча не хватало только ступы и метлы.

Все расселись за столом. Мария юркнула в низенькую дверь. Вернулась со стопкой алюминиевых тарелок и десятком деревянных ложек.

– Накладывайте бульбочки, гости дорогие, – прошамкала она. – Молочком запивайте, а я счас из кладовки сливяночку принесу.

Когда старуха ушла, Талаш полез в рюкзак и вытащил банку тушенки.

– Не знаю, как кто, а лично я к ихней жратве не прикоснусь. До сих пор корова перед глазами стоит.

– Пристрелить ее надо, – кивнул Багор. – Из жалости. Нельзя так над животным издеваться.

– Я тоже против молока и картошки, – подытожил Гриша. – Но за сливянку, уж извините, голосую обеими руками.

– Пьянчуга! – усмехнулся Талаш.

– А ты покажи кто не пьет! Нет, ты покажи!

Перепалку прервал Парфеныч, принесший стаканы. Следом танцевала его Баба-Яга, прижимавшая к груди здоровенную бутыль.

– А вот и сливянка! – старик вытащил из горлышка бумажный комок, заменявший пробку, и понюхал бутылку. – Эх, и крепкая, аж слезу вышибает! Поехали что ли?

Когда сливянка была разлита по стаканам, Парфеныч вдруг хлопнул себя рукой по лбу.

– Мать честная! Я ж внуку забыл сказать на какой выгон Нинку вести. Этому полудурку без меня ни за что не разобраться. Вы тут выпивайте, а я мигом!

У двери старик обернулся.

– Апосля обязательно штрафную бахну!

Мария, следуя примеру мужа, тоже не присоединилась к гостям. Понаблюдав за ними с минуту, вышла за дверь.

– Вздрогнули! – скомандовал Антидот.

Талаш, Дима и Багор подняли стаканы. Марат и Вера к своим даже не прикоснулись.

– Эх-ма! – крякнул Гриша, проглотив одним глотком свою порцию сливянки. – Не соврал, Парфеныч. Сливянка у него отменная. Вербицкий, почему не пьешь? Хозяина обидеть хочешь?

– Цел будет твой хозяин, – ответил Марат, вставая из-за стола. – Нет у меня сегодня охоты выпивать. Да и аппетит куда-то пропал. Пойду, прогуляюсь.

– Можно мне с ним? – попросила Вера.

– Гуляйте. Ваше дело молодое. Только далеко не забредайте. Через час выступаем, – предупредил Талаш. – А мы уж тут…. Как говорится, между первой и второй перерывчик небольшой. Банкуй, Бельский!

Во дворе Вербицкий обнял Веру. Девушка закрыла глаза и подставила губы для поцелуя.

– Ты специально решил погулять, чтобы мы могли побыть наедине?

– Мне очень хотелось бы ответить утвердительно, но… Здесь, что-то не так. Не нравится мне это семейство.

– Согласна. Странные люди, но и место не располагает к тому, чтобы быть нормальными. Представь себе: семья живет здесь со времени взрыва атомной станции. Хочешь, не хочешь, а мозги съедут набекрень. Но они абсолютно безопасны…

– Вот тут я с тобой согласиться не могу, – вздохнул Марат. – Парфеныч, его внук-идиот и эта Баба-Яга что-то скрывают. Кстати где они?

– Там, наверное, – Вера указала на калитку, ведущую в огород. – Со своей чудо-коровой все разбираются.

– Посмотрим.

Вербицкий толкнул калитку. Огород Парфеныча представлял собой небольшой оазис среди буйства сорняков, которые порой достигали человеческого роста и носили явные следы мутации. Чего стоили одни только борщевики, стебли, которых достигали в толщину диаметра человеческой руки, а зонтики по размеру могли соперничать с нормальным дождевым зонтом.

Семейство Парфеныча расчистило от сорняков участок в сотню квадратных метров. Были здесь ряды картофеля, аккуратные грядки с кустиками зеленых помидоров и моркови. Росли три сливы и пара яблонь. В центре огорода стояло пугало – деревянный шест с перекрестьем, на который хозяева надели холщовый мешок и напялили дырявую шляпу с обвисшими полями.

Вербицкий обошел пугало и замер от неожиданности – для головы чучела был использован человеческий череп.

– Вера, посмотри-ка на это…

Не успела девушка вдоволь налюбоваться черепом, как из зарослей борщевика послышалось шуршание. Марат пожалел о том, что оставил автомат в доме, потянулся к тесаку, но остановился. Кусты раздвинулась, показалась голова Нинки.

– Парфеныч! – вполголоса позвал Марат. – Эдик, Мария, вы где?

Нет ответа. Вербицкий все-таки вытащил тесак из ножен. Старик врал, говоря, что собирается позаботиться о корове – животное было предоставлено само себе.

Марат двинулся к зарослям борщевика, несколькими взмахами тесака расчистил себе дорогу и, наконец, увидел странное семейство. Парфеныч, Мария и Эдик были метрах в двухстах. Они возились у каких-то врытых в землю столбов.

Последившая за Вербицким Вера поднесла к глазам бинокль и через секунду выронила его.

– Марат… Марат, они…

– Что там?!

Вербицкий сорвал бинокль с шеи девушки и приник к окулярам. Издалека трудно было рассмотреть, то, что было видно теперь, как на ладони. Два столба обвивали ржавые цепи, замкнутые на висячие замки. У третьего стоял Парфеныч. Он руководил женой и внуком, которые отвязывали от столба человеческий скелет.

Глава 18. Жертвоприношение

Вербицкий продолжал наблюдать за веселой семейкой. Череп у огородного пугала. Скелет у столба. Цепи с замками. Ключи на шнурке у Парфеныча несомненно от этих замков. Интересно, что здесь творится и что все это означает? Они привязывают людей к столбам. Зачем? Ответ нашелся очень быстро. Стоило Марату взглянуть на землю у столбов. Вся она была изрыта, как после бомбежки. Вокруг валялись вырванные с корнем, засохшие растения.

Бабка с внуком наконец отвязали скелет от столба. Дальше Эдичка действовал в одиночку. Подхватил скелет и швырнул его в овраг за столбами. Слишком грубо. У скелета отвалилась нога. Великану пришлось поднять ее и забросить в овраг отдельно.

Марат опустил бинокль.

– Дело плохо, Вера. Я, кажется, знаю, что они собираются с нами сделать.

– Сожрать?!

– Нет. Эти люди не каннибалы. Они приносят жертвы лярвам. Скорее всего, те, из-за этого не трогают Парфеныча с семейством. Ты сама говорила, что они в Зоне с первого дня. Им удалось договориться с мутантами.

– Надо как можно быстрее уходить отсюда! – воскликнула девушка.

– Вот тут ты права. На все сто.

Вербицкий и Вера поспешили к дому. Марат вбежал на крыльцо, ударом ноги распахнул дверь и влетел в коридор. Почему не слышно голосов?! Они, что уснули или тоже решили прогуляться? Вербицкий вошел в комнату. Никто никуда не уходил. Все были на месте. Талаш уронил голову на стол. Руки его бессильно обвисли. Антидот растянулся во весь рост на полу, рядом с перевернутым табуретом. Димка лежал под столом, прижимая к груди верную винтовку. Признаки жизни подавал только Багор. Услышав шаги Вербицкого, он с трудом поднял поникшую на грудь голову.

– С-с-с…

– Что случилось?! – Марат бросился к Федору и принялся хлестать его по щекам. – Что с вами?!

– С-с-сливянка…

– Они траванули их сливянкой! – Вербицкий грохнул кулаком по столу. – Если бы мы, Вера, выпили бы этой гадости, тоже вырубились бы!

Девушка склонилась над Антидотом, приложила ухо к его груди. Поочередно прощупала пульс у остальных.

– Живы.

– Вот только уйти сейчас мы никуда не сможем! – Вербицкий метался по комнате, как затравленный зверь. – Черт знает сколько времени им понадобится, чтобы очухаться!

– Придется разобраться с Парфенычем и компанией самим.

Уже в который раз спокойный голос Веры помогал Марату справиться с паникой, взять в себя в руки. Он бросился к двери, сунул крючок в дужку и для верности заклинил его своим ножом. Теперь оставалось только ждать. Парфеныч должен скоро вернуться, чтобы вплотную заняться обездвиженными гостями. Судя по тому, что он оставил их одних, раньше у него проколов со сливянкой не случалось. Старик ведь так и не рассказал, что случилось с бандитами, покалечившими Марию. Сейчас Марат догадывался, чем закончилась эта история. Бандиты, конечно же, добрались до сливянки, а затем отправились на семейный алтарь, где ими поужинали лярвы. Интересно, скольких людей спровадила на тот свет компания, так любившая читать Евангелие и исправно зажигавшая лампадку перед иконой? Воистину неисповедимы твои пути, Господи!

Стоп. Бандиты не пришли сюда с пустыми руками. Они были вооружены. Это означало только одно – Парфеныч имел свой арсенал. Он сделает все, чтобы не позволить им уйти отсюда.

Чтобы не тратить время впустую, Марат решил заняться делом. Вошел в смежную комнату. Как он и предполагал, она оказалась спальней. Две обычных кровати с панцирными сетками, украшенные потускневшими хромированными шариками на спинках и широкий лежак из нестроганых досок составляли всю меблировку комнаты. Кровати были аккуратно застелены сшитыми из разноцветных кусков ткани покрывалами. На них, конечно, спали Парфеныч и Мария. А вот лежак пребывал в полном беспорядке. Плоский, как блин тюфяк сполз на пол, а драное байковое было скомкалось. Ночи придурки Эдика были бурными, а сон – беспокойным.

Через пятнадцать минут Вербицкий перетащил товарищей в спальню. Их автоматы он разложил на столе, предварительно сбросив с него наполовину опорожненную бутыль сливянки.

Вера пристроилась у окна. Сидя на табурете, девушка поглаживала приклад своего автомата. Лицо ее было бледным и осунувшимся.

Ничего удивительного. С того момента, как они покинули Шутценлох, поспать им так и не удалось. Путешествие по Зоне, оказалось очень насыщенным приключениями. Удивительно было другое – хрупкая девушка успешно соревновалась в мужестве и выносливости с мужчинами, закаленными в боях бойцами. Откуда она черпала силы? Наверное, профессор Нисанов был прав – его дочь была не совсем обычной женщиной.

Вербицкий подошел к Вере, сел на пол и положил голову ей на колени.

– Вертенда. Моя Хранительница Времени…

Девушка запустила пальцы Марату в волосы, принялась перебирать пряди.

– Мы выберемся отсюда?

– Колобок, как тебе должно быть известно, от бабушки и дедушки ушел. Мы же – гораздо круче. Вспомни, как разделались с головачами. От своих бабушки и дедушки тоже уйдем.

Со двора донеслись шум шагов и скрип. Марат вскочил, отодвинул занавеску. Парфеныч выходил из сарая с мотком веревки в руках. Рядом шагал Эдик, переваливались с боку на бок хромая ведьма. Вот сапоги старика застучали по крыльцу. Парфеныч дернул дверь.

– Эге. Они успели закрыться. Что будем делать, внучок?

– И даны были ему уста, говорящие гордо и богохульно, и дана ему власть действовать сорок два месяца! – завопил Эдик, бросился к колоде и вырвал из нее топор. – И дано было ему вести войну со святыми и победить их. Кто ведет в плен, тот сам пойдет в плен! Кто мечом убивает, тому самому надлежит быть убиту мечом. Здесь терпение и вера святых, чтоб вам всем сдохнуть!

– Вера, оставайся здесь, – прошептал Марат. – Следи за окнами. Если сунутся – стреляй.

Сам он, стараясь ступать бесшумно, вышел в коридор. Не успел добраться до двери, как та содрогнулась от удара. Из трещины показался краешек лезвия топора.

– После сего я взглянул, и вот, дверь отверста на небе, и прежний голос, который я слышал как бы звук трубы, говоривший со мною, сказал: взойди сюда, и покажу тебе, чему надлежит быть после сего!

От нового удара доска раскололась пополам. Ждать больше смысла не имело. Вербицкий вскинул автомат.

– Эй, придурок, если сейчас же не прекратишь махать топором, я покажу чему надлежит быть после сего!

Ответом на угрозу Марата стал новый удар. Головки ржавых шурупов, удерживающих верхнюю петлю, выехали из отверстий. Вербицкий нажал на курок. Через пулевые отверстия в темный коридор ворвался солнечный свет. Раздался стон и звук падения чего-то тяжелого. Великан, наверное, уронил свой топор.

Марат вернулся в комнату, выглянул в окно. Эдик шел через двор к сараю. Он прижимал руку к правому плечу. Из-под пальцев струилась кровь. Парфеныча и Марии видно не было.

– Эй, сынок! – раздался голос старика. – Ты не пил мою сливянку?

– Пошел на хер со своей сливянкой!

– Городские. Вы всегда были грубыми. А знаешь почему? Не умели ценить матушку-землю. Отсюда и все ваши беды. Земля долго терпела, прежде чем решила вас наказать. И вот час расплаты пробил. Земля породила новых, настоящих хозяев. Они живут в мире с ней, не умеют пакостить. Вы называете их лярвами, а мы зовем их Избранными!

– Плевал я на твои проповеди, беззубый дурак! – ответил Марат. – Если не свалишь отсюда вместе с женушкой и внучком, то сам пойдешь на корм избранным!

– О! Ты еще не знаешь Эдика. Мой тебе совет: не дожидайся новых неприятностей. Открой дверь и, быть может, мы договоримся.

– С лярвами будешь договариваться, старая сволочь!

– Что ж, парень, ты сам сделал свой выбор. Прежде чем я отдам вас лярвам, хочу сообщить, что станется с вашей девкой. Эдику уже двадцать пять, а он до сих пор так и воткнул свой шомпол в подходящий ствол. А шомпол у него – будь здоров. Ваша сучка будет визжать, как свинья на бойне, когда мой внучок станет драть ее во все дыры. Потом она родит мне правнука. Здоровенького, крепкого мальчугана. Как тебе это?

– Не дождешься! – лежавший на курке палец Марат дрожал от желания выстрелить. – Я позабочусь о том, чтоб прервать твой проклятый род!

За Парфеныча ответил Эдик. Из глубины сарая донесся его визгливый крик.

– По виду своему саранча была подобна коням, приготовленным на войну и на головах у ней как бы венцы, похожие на золотые, лица же ее – как лица человеческие! И волосы у ней – как волосы у женщин, а зубы у ней были, как у львов. На ней были брони, как бы брони железные, а шум от крыльев ее – как стук от колесниц, когда множество коней бежит на войну. Я буду трахать вашу Верку до тех пор, пока у нее дерьмо из задницы не полезет!

Раздался звон разбитого стекла. Это Вера ткнула стволом автомата в окно.

– Ах ты, тварь! – произнесла она чужим, клокочущим от ярости голосом. – Ну, я тебе покажу!

Автоматная очередь хлестнула по распахнутой двери сарая. В разные стороны брызнули щепки. Однако на Эдика это не произвело особого впечатления. Через пару секунд он выбежал во двор, держа в руках пулемет с круглым, дырчатым блином диска-магазина наверху ствольной коробки.

– Вера на пол! Быстро ложись! – крикнул Марат, отпрыгивая от окна. – У него – «дегтярь»!

Такие пулеметы Вербицкий видел в городском музее. Помнил даже надпись на картонной табличке. Пулемет Дегтярева пехотный. Калибр семь и шесть. Вес – килограмм восемь. Для Эдика такая штука – просто игрушка. А вот для них – нет. Все эти мысли вихрем пронеслись в голове Марата, прежде чем он упал на Веру, чтобы прикрыть ее своим телом.

По барабанным перепонкам ударил грохот выстрелов. На голову Вербицкого посыпались осколки стекла и деревянная труха. Эдик стрелял короткими очередями. Дождавшись очередной паузы между ними, Марат привстал и, не целясь, выстрелил в ответ. Очередь из «дегтяря» вдребезги разнесла цветочный горшок на подоконнике, обдав Вербицкого фонтаном земляных комьев.

Огневое преимущество было на стороне Эдика. Марат лихорадочно думал, что можно предпринять. В голову пришло только одно – выбраться из дома через окно спальни и обойти стрелка сзади. План был не ахти, но ничего другого Вербицкий придумать не смог. Он наклонился к уху девушки.

– Вера! Отвлеки его. Стреляй, но ради всего святого не высовывайся. Я попробую…

– Хорошо! – ответила Вера, не дожидаясь, пока Марат посвятит ее в подробности своей гениальной задумки. – Будь осторожен.

Вербицкий пополз к спальне по-пластунски. Эдик, мать его так, хоть и уродился идиотом, но стрелять умел. Не позволял встать даже на четвереньки. Лишь в спальне, спрятавшись за стену, Марат выпрямился во весь рост. Взглянул на спящий друзей и направился к окну. Смахнул с подоконник горки с цветами, дернул за шпингалет и вытолкнул раму наружу. Тут за спиной послышался шорох. Вербицкий обернулся. Талаш, свесив голову с кровати, тошнил на пол. Когда приступ рвоты закончился, он посмотрел на Марата осоловевшими глазами.

– Что здесь… Почему стрельба?

– Вас отравили. Долго объяснять. Лежи пока, я сам разберусь.

Разберешься сам? Лихо! В последнее время, гражданин из прошлого, вы стали слишком самонадеянным. Давай-давай. Разбирайся. Полезай в кузов, если уж назвался груздем.

Не дожидаясь новых расспросов, Вербицкий влез на подоконник и спрыгнул в огород. Остановился, чтобы сориентироваться. Так. Нужно перелезть через забор, выбраться на улицу и прошмыгнуть мимо распахнутых ворот. Тогда он сможет обойти сарай и…

Вербицкий побежал к углу дома и едва два не столкнулся с Парфенычем. Старая бестия, видать, почуяла что-то неладное. В руках Парфеныча были вилы и он не замедлил ими воспользоваться. Если бы Марат инстинктивно не отпрянул в сторону, острый трезубец воткнулся бы ему в грудь. Старик промахнулся и промах этот стал для него роковым. Оказавшись сбоку, Вербицкий изо всей силы ударил Парфеныча прикладом в висок и тот беззвучно уткнулся лицом в борозду. Вербицкий забросил «дробыш» на плечо, влез на забор и рухнул в заросли крапивы. Не иначе, мутировавшей. Уж очень жгучей.

Марат вышел на улицу. Со двора доносились евангельские выкрики Эдички, перемежаемые пулеметными очередями. Выстрелы «дробыша» были не таким частыми, но все были. Значит, с Верой все в порядке. Вербицкий набрал полную грудь воздуха и, досчитав до трех, побежал.

Затея была больше, чем просто рискованной. Эдик мог заметить его, немного повернуть ствол «дегтяря» и срезать бегуна одной очередью.

Боковым зрением Марат увидел Эдика. Тот стоял на коленях, прикрываясь колодой для колки дров.

Вербицкий и сам не понял, как успел прошмыгнуть мимо ворот. Оставалось только опять перелезть через забор.

Через минуту Марат оказался на той стороне, обошел сарай и выглянул во двор. Очень вовремя. Эдику перестрелка надоела. Он встал во весь рост. Широкими шагами направился к дому. Марат прицелился ему в спину, но в последний момент передумал и опустил ствол вниз. Очередь ударила по ногам любимого внука Парфеныча. Он завизжал от боли, выронил пулемет и бухнулся на колени.

– А-а-а! Пришел великий день гнева его, и кто может устоять?! А-а-а, падлы!

Вербицкий вышел во двор. Поднял пулемет, отшвырнул его к поленнице.

– Хватит визжать, как недорезанная свинья. Будь мужиком!

Эдик смерил Марата мутным взглядом, выпустил изо рта ручеек слюны и погрозил пальцем.

– И седьмой Ангел вострубил, и раздались на небе громкие голоса, говорящие: царство мира сделалось царством Господа нашего и Христа его, и будет царствовать во веки веков.

– Аминь! – усмехнулся Марат. – Отстрелялся ты, паря. Вера, выходи, все в порядке.

Как выяснилось в следующую секунду, до порядка было далеко. Вербицкий совсем забыл о Марии, а та внезапно прыгнула ему на спину и обеими руками вцепилась в волосы. Марат и не догадывался, что при должном старании боль от дерганья за волосы может быть такой сильной. Из глаз хлынули слезы. Сквозь их пелену Вербицкий увидел, как во двор, пошатываясь, вошел Парфеныч. Эдик, подволакивая правую ногу, полз к пулемету.

Марат все вертелся, пытаясь стряхнуть старую каргу. Ничего не получалось. Бабка вцепилось в него, как клещ. Ее руки выпустили волосы и ощупывали лицо. Мария хотела выдавить ему глаза!

Внезапно ее хватка ослабела. Ведьма охнула и свалилась на землю. Вербицкий обернулся. Над Марией стояла Вера с поленом в руке. Марат бросился к Эдику, который уже дотягивался до пулемета и оттолкнул его ударом ноги в грудь.

– Прочь, гаденыш! Теперь так: Парфеныч, сучий потрох, помоги родственничкам подняться. Шевелись или я пристрелю их!

Мария оказалась бабкой живучей. Она встала без посторонней помощи. Помотала головой. Бросила на Вербицкого испепеляющий взгляд и запричитала:

– Ты прострелил Эдику ногу! Внучок, внучок, тебе больно?!

– Ему хорошо, – отвечал Вербицкий. – Смотри, как прыгает. Словно и родился с одной ногой.

Парфеныч согнулся под тяжестью руки внука, обхватившего его за плечи и проскрипел:

– Что вы собираетесь с нами делать?

– Гм… Дай-ка подумать. А что вы делали с людьми, которые попадали сюда? Поили сливянкой, потом оттаскивали к столбам, привязывали цепями и приносили в жертву лярвам?

– У нас не было другого выхода. Ты пробовал смотреть им в глаза? А я смотрел! Одним взглядом они прожигают мозги насквозь! Ты уже не принадлежишь себе! Это выше человеческих сил! Я был вынужден…

– Там как раз три столба, – продолжал Марат, не слушая оправданий деда. – Странное совпадение, не так ли? Вера, забери у него ключи. Вот так. Отлично.

– Ты… Ты собираешься… Нет, только не это! – завопил Парфеныч. – Эдик истекает кровью. Они почуют ее и приползут на запах! Только не это!

– Я немного изменю сценарий, старый хрыч.

– Что ты изменишь? – глаза Парфеныча загорелись надеждой. – Я знал, я верил, что ты не…

– Я не стану поить вас сливянкой, хотя стоило бы, – усмехнулся Вербицкий. – Вперед, святое семейство. Дорогу вы знаете.

Старик попытался рыпаться и выражать свое неудовольствие, но его пыл охладила Вера. Автоматная очередь ударила в землю в нескольких сантиметрах от ног Парфеныча. После этого он понял беспочвенность своих претензий и затих.

Добирались до столбов довольно долго. Парфенычу приходилось давать передышку – деду было тяжеловато тащить на себе полубесчувственного внука. Великан на глазах бледнел от потери крови, а лысина его покрылась испариной и блестела на солнце.

Марат несколько раз собирался послать все к черту и отпустить троицу с миром. В конце концов, они – лишь жертвы обстоятельств. Семью бросили в Зоне, обрекли на верную смерть, а они выжили, вступив в сделку с дьяволом, поскольку оказались покинутыми и Богом, и людьми.

Однако достаточно было взглянуть на Веру, как от сострадания не оставалось и следа. Глаза ее блестели от гнева, а губы были плотно сжаты. Вербицкий вспоминал, что собирался сделать старик с девушкой и понимал, как мало человеческого осталось в Парфеныче, Марии и Эдике.

Последней каплей для Вербицкого стал вид оврага у столбов. На дне его поблескивало болотце. Среди зарослей осоки и покрытых мхом кочек торчали позеленевшие и еще белые кости.

В последнее время вид человеческих скелетов стал для Марата привычным, но здесь их было чересчур много. С учетом того, что все это натворила не толпа мутантов, а три человека. Парфеныч зашел слишком далеко, перешагнул черту и должен быть наказан.

– Обмотай внучка и жену цепями, – приказал Вербицкий старику.

– Я не стану этого делать! – заверещал Парфеныч. – Люди вы или нет?!

– Для тебя – нет! – отрезала Вера. – Делай, что говорят или прострелю тебе колено, а потом живот. Мучения будут долгими и когда за тобой придут лярвы, ты встретишь их с радостью. Как избавителей.

Парфенычу пришлось выполнить приказ. Его Вера привязала сама, затем заперла висячие замки и швырнула ключи в болото.

– Пойдем, Марат. Что-то я устала…

Глава 19. Джинны мертвого леса

Вопли слышались и во дворе. Парфеныч ругался на чем свет стоит, призывал на головы Марата и Веры громы и молнии, Эдик орал псалмы, а его заботливая бабуля все пыталась узнать, как себя чувствует ее любимый внучок.

Талаш сидел на крыльце, привалившись спиной к стене. Услышав шаги, он открыл глаза и слабым голосом поинтересовался.

– Чего они так разорались?

Вера в нескольких словах объяснила командиру, что к чему. Талаш покачал головой.

– Вот падлы. Они свое заслужили.

– Как там наши? – спросил Вербицкий.

– Нормально. Пока в отрубоне. Багор пытался вставать, но он еще слишком слаб.

Вера вошла в дом. Через пару минут вернулась, держа в руках полиэтиленовый пакетик.

– Чай. Самый настоящий. По-моему даже индийский. Интересно, где они его взяли? Такой можно достать только в Минске по спецталонам.

– Ты у них еще не то найдешь. Прежде чем скормить гостей лярвам, они обирали их до нитки. Бизнес Зоны.

– Марат, разожги костер, – попросила Вера. – Я понятия не имею, как управляться с печью.

Вербицкий воспользовался брошенным Эдиком топором. Наколол мелких щепок, уложил, поджег и бросил сверху пару поленьев. Девушка принесла алюминиевую кастрюлю с водой, поставила ее на огонь. Марат сел рядом с Талашом. Разговаривать не хотелось. Он просто смотрел на танец языков пламени. Глаза слипались, а голова упорно склонялась на грудь. В конце концов, Вербицкий сдался и тут же провалился в сон. Сначала ему снились головачи, метавшиеся между руин заводских корпусов. Потом появились лярвы. Настроены они были почему-то весьма благожелательно. Танцевали с головачами в лунном свете. Чувственно виляли бедрами, вовсю трясли измазанными землей грудями. Среди толпы танцующих пар Марат возвышался поросший травой холмик, а на нем – три столба. От Марии и Эдика остались лишь обглоданные скелеты, а Парфеныч был еще жив. Правда, ноги его были объедены до колен, но это не мешало старику улыбаться и сверкать единственным зубом. Он заметил Марата, поднял голову к луне и расхохотался.

– Пришел полюбоваться на мои муки, паря? Смотри же! Они начинают жрать меня с ног, чтобы больнее и лишь потом добираются до головы. От бля, стервы!

Кто-то тронул Вербицкого за плечо. Павлик Ладеев пришел на завод в одних плавках. Синих, с золотистым якорьком. Марат ничуть не удивился его появлению и предложил:

– Садись и посмотри. Это интересно.

Павлик пристроился рядом, положил голову на плечо друга и задумчиво смотрел на танец головачей и лярв. Вскоре полюбоваться зрелищем пришел Антидот. Он разлегся на траве у ног Вербицкого, сунул в рот сигарету, прикурил и выпустил струйку дыма в темное небо. Потом ни с того, ни с сего протянул окурок Павлику.

– На-ка подыми, сынок!

– Я не курю.

– Ага. Хочешь целую! Знаем мы вас, пацанят! – Гриша выудил из пачки вторую сигарету, всучил ее Павлику и щелкнул зажигалкой. – Кури-кури. Смотри – бензиновая. Теперь таких днем с огнем не найдешь. Раритет. Так что пользуйся случаем.

Мальчик закурил, но Марат поспешил выбить у него сигарету.

– Не смей, мал еще. А ты, Бельский, сам давись своим никотином. Нечего тут…

– А я че? Я… Тебя на куски порву, сука!

Гриша вцепился Марату в ногу. Вербицкий с ужасом увидел, что рука, сжимающая его щиколотку, обожжена. Антидот исчез. Его сменил Жженный. Вербицкий вскочил, оттолкнул монстра и… услышал голос Талаша.

– Чаек у них отменный. Не чета сливянке.

Марат открыл глаза. У потухающего костра сидели Багор, Дима, Талаш и Бельский. Все с наслаждением потягивали из жестяных кружек чай. Что-то щекотало Вербицкому щеку. Он осторожно повернул голову. Вера была рядом. Спала, пристроив голову у него на плече. Марат улыбнулся. Славно, когда кошмар заканчивается такой идиллией. Все живы-здоровы. Отлично. Вот только нога затекла. Стараясь не разбудить любимую, Вербицкий распрямил ногу. Однако Вера почувствовала движение. Встала и потянулась.

– Ого. Темнеет. Вот так поспали!

– И чудненько! – махнул рукой Талаш. – Присоединяйтесь. Ужинайте.

– Можем даже сливяночки для аппетита плеснуть! – неудачно схохмил Гриша.

– Все из-за тебя, алконавт! – буркнул Багор. – Вечно ноешь: наливай, разве краев не видишь. Мамой клянусь: пусть у меня руки отсохнут, если еще раз с тобой чокнусь!

Марат и Вера подсели к костру. Впервые с начала похода плотно и без спешки поели.

После ужина к Талашу вернулась его энергичность, и он отдал приказ к немедленному выступлению. Когда группа вышла за околицу, пришлось включить фонари – стемнело окончательно, но луна еще не взошла.

Тут Марат вспомнил о семействе Парфеныча. Почему они успокоились и перестали вопить? Смирились со своей участью или, быть может, уже мертвы? В ответ на размышления Вербицкого со стороны деревни донесся крик. Дикий, пронзительный. Кричал Эдик. Потом все затихло, а через несколько минут одновременно завопили Парфеныч и Мария.

Марат явственно представил картину происходящего. Первым, до кого добрались лярвы, был великан-дебил. Он был ранен и женщины-кроты пришли на запах крови. Разобравшись с Эдиком, лярвы вплотную занялись остальными. Парфеныч – на второе, его жена – вместо компота. Жуткая смерть, но лучшей участи жрецы лярв и не заслужили.

Вскоре мысли Вербицкого переключились на окружающий пейзаж. Отряд миновал неглубокую ложбину между двумя холмами. Растительность стала гуще. Появились кусты, деревца. Еще через час, когда взошла луна, путники оказались на опушке леса. Такие леса Марат видел лишь по телевизору – в сказках про леших и кикимор. Все деревья были мертвы. Лишенные коры, они тянули свои выбеленные солнцем и дождем сучья к темному небу, словно намеревались его проткнуть.

Ноги проваливались в однородную массу – серую пыль, состоявшую из смеси остатков травы, сухих листьев и шишек.

Вербицкий пришел к выводу, что радиоактивное облако, превратившее местность в Зону, поработало над этим лесом более основательно, чем, скажем, над деревней. Тут не было ничего живого – флора и фауна погибли от всепроникающего вихря альфа-частиц.

Марат заметил, что все кроме него уже прикрыли носы и рты респираторами, поспешил натянуть свой.

Еще пару часов группа шагала в полном молчании. Мертвый лес давил на психику неподвижностью деревьев и гробовой тишиной.

Вербицкий решил было, что никаких изменений до выхода из леса не предвидится, но ошибся. Внезапно, в нескольких метрах от Талаша, идущего впереди, взвился фонтанчик серой пыли. Это было весьма странно: не чувствовалось ни малейшего ветерка.

Фонтанчик принял форму конусовидной спирали, с направленной к земле верхушкой. Миниатюрный смерч сделал круг почета вокруг людей, вернулся на прежнее место. Создавалось впечатление – сгусток серой пыли одушевлен и его действиями руководит некий разум.

Талаш поднял руку, приказывая всем остановиться.

– Замрите!

Смерч начал менять свою форму, превращаясь из спирали в… Марат готов был поклясться, что видит силуэт человека. Точнее половину – голову, шею и торс. Вместо ног – извивающийся хвостик. Совсем, как у джинна, высунувшегося из бутылки.

Ну, Вербицкий, называй свои три желания! Впрочем, молчи, я их и без тебя знаю. Вернуться в свое время. Добиться согласия Веры на совместную переброску в две тысячи одиннадцатый. И… Удачи дестабилам в их священной войне против тирании!

Сотканный из пылинок джинн распался на составляющие. С земли поднялось сразу с десяток вертящихся спиралей. Их поведение в точности повторяло действия первого джинна. Танец вокруг людей, остановка и превращение в полупрозрачный силуэт без ног.

Талаш сдвинулся с места и медленно направился к ближайшему джинну.

Что он делает? С ума сошел что ли?! Неизвестно ведь, как поведет себя аномалия. До сих пор она не проявляла враждебности, а действия Талаша могут спровоцировать джиннов на нападение.

Талаш вытянул руку. Как только пальцы его коснулись скопления серых пылинок, они одновременно упали на землю. То же самое произошло и с другими джиннами. Мгновение и они исчезли также внезапно, как и появились.

– Ну и дела! – выдохнул Багор. – Слышал я об этой хрени. И не раз. Только вот не верил, что такое бывает. Ребята, а вы тоже видели этих… Или галлюники только у меня?

– Видели-видели, – успокоил Федора Бельский. – Предлагаю сматываться отсюда. Диспут на тему аномалий начнем сразу после выхода из леса.

– Как говорил один мой дружок, который в этой хрени разбирается: «эти» не появляются сами по себе, – на ходу заговорил Талаш. – В таких местах есть особые волны. Они воздействуют на мозг и на пару с сознанием рождают галлюцинации. Человек сам создает образы, без его участия они не появятся, но в любом случае вреда причинить не могут.

– Это радует! – ехидно хмыкнул Бельский.

По мертвому лесу пришлось идти еще около часа. К счастью, ни с джиннами, ни с другими персонажами народного фольклора встретиться больше не довелось.

Начало светать. Голых деревьев становилось все меньше. Отряд вышел на открытое пространство, уже носившее следы пребывания человека. Вокруг в живописном беспорядке валялись целые и битые железобетонные блоки, обломки кирпичей, мотки колючей проволоки, бревна – гнилые и недавно спиленные. Но главное было впереди.

Вербицкий остановился, обернулся к Вере и поднял руку, указывая на темную громаду высотой метров пять, которая преграждала дорогу.

– Это она?

– Да, – кивнула девушка. – Великая Белорусская Стена.

Не успела Вера закончить фразу, как в лицо Марату ударил яркий свет прожектора.

– Стоять! – пророкотал усиленный мегафоном мужской голос. – Больше предупреждений не будет. Еще один шаг и открываем огонь на поражение! Теперь бросаем оружие, поднимаем руки вверх!

Талаш проигнорировал приказ оставаться на месте. Он прикрыл глаза ладонью, сделал несколько шагов вперед,

– Не надо нервничать, братан. Мне надо переговорить с капралом Фесюком. Он в курсе – кто мы и откуда. Позови Фесюка, будь так любезен.

Ответом на вежливую просьбу стала пулеметная очередь. Пули взметнули осколки кирпичей у самых ног Талаша.

– Нет здесь никакого Фесюка! Повторяю в последний раз: бросаем оружие, подходим к Стене с поднятыми руками и не пытаемся трепыхаться, морды дестабильские!

– Постой, друг, – Талаш изо всех сил старался оставаться вежливым, но по тону было ясно – долго в рамках приличий он не удержится. – Мы могли сбиться с пути попасть не в то место. Разве это не восемьсот вторая вышка?

– Она самая. Только твоего Фесюка еще позавчера арестовали. За связь с дестабилами и контрабандистами. Сечешь, друг? Власть поменялась. Я теперь капрал заставы вместо него. Вы попали!

– С любой властью можно договориться. У нас есть кредитки…

– А не пошел бы ты в жопу со своими кредитками!

На этот раз пулеметчик, все еще оставшийся невидимым за стеной ослепительного света, явно целился Талашу в ноги. Однако партизан его раскусил. За секунду до выстрела, отпрыгнул к бетонной плите и залег за ней. Багор, Антидот, Дима, Марат и Вера последовали его примеру. Правда, хорошее укрытие досталось только Диме. Он успел спрятаться за штабелем неструганных досок. Вере и Марату пришлось довольствоваться грудой кирпича, а Багор и Бельский залегли за невысоким холмиком.

Вспыхнули еще несколько прожекторов. Конуса света начали шарить по земле. При таком раскладе диверсанты не могли даже пошевелиться. Они были видны как на ладони. Пригвожденные к земле и почти беззащитные.

Глава 20. Великая Белорусская Стена

Почти, но не совсем. Марат повернул голову и увидел, что Дима уже успел установить свою «эсвэдешку» на сошки и приготовиться к стрельбе.

– Значит, будем выстебываться?! – рявкнул капрал. – Пеняйте на себя. Огонь!

Загрохотал пулемет. Пули впивались в строительный мусор, с противным визгом выбивали фонтаны щепок, осколки бетона и кирпичную пыль. Марат и Вера вжались в землю.

У Талаша что-то не срослось. Капрала Фесюка, поддерживающего связь с дестабилами, замели. И что теперь? Как встретить отряд из Москвы? Капрал-пограничник прав. Они попали.

В отличие от Вербицкого, глухонемой снайпер не желал признавать поражения. Когда стрельба пошла на убыль, раздался звон разбитого стекла. Погас один прожектор. Не давая часовым опомниться, Талаш дал очередь по второму прожектору. Есть! Хлопок Диминой винтовки и глаза наконец-то смогли получить передышку. С гребня Стены доносились обрывки команд, перемежаемые матерной руганью. Марат поднял голову. Теперь он мог различить вышку – металлическую коробку с пирамидальной жестяной крышей и метавшихся на ней людей в противогазах. Поверх серых костюмов химзащиты на каждом были бронежилеты.

Сама стена представляла собой весьма разнородную и очень колоритную смесь строительных материалов. Нижняя ее часть состояла из аккуратных железобетонных параллелепипедов. На высоте двух метров начиналась кладка из красного и белого кирпича. Еще выше шли несколько слоев бревен и досок, кое-как скрепленных между собой ржавыми скобами. Гребень Стены венчали три ряда колючей проволоки. Рабочие «Белстенстроя» начинали возведение своего монументального сооружения не испытывая недостатка в строительных материалах. Дальше дела пошли хуже. Бетонные блоки закончились. Пришлось довольствовать тем, что попадалось под руку. Извечная совкая проблема – недостаток, а точнее тотальное разворовывание бюджетных средств.

Вербицкому вспомнилось вычитанное где-то четверостишие о том, как начатое при Екатерине Первой строительство Исаакиевского собора в Петербурге заканчивалось при Павле.

Автор этого едкого поэтического замечания жестоко за него поплатился – ему урезали язык, вырвали ноздри и сослали в Сибирь. Интересно, находились в две тысячи сорок первом смельчаки, которые также лихо подсмеивались над Верховным?

Направленный к земле черный ствол пулемета дернулся и выплюнул новую порцию свинца. Правда, без прожекторов стрелки били уже не так прицельно. Багор и Талаш незамедлительно этим воспользовались. Их очереди заставили пулемет замолчать. На новом этапе перестрелки в ней уже участвовал и Вербицкий. Кое-как пристроив свой автомат на битом кирпиче, он выстрелил сторожевую будку. Пули срикошетили о металл, а ответная пулеметная очередь едва не оставила Марата без головы. Когда он пришел в себя и отряхнулся от кирпично-земляного крошева, то увидел, что Дима меняет позицию – по-пластунски отползает от штабеля досок.

– Огонь, ребята! – крикнул Талаш. – Не давайте гадам высовываться!

Диверсанты дружно поддержали своего командира. Пулемет на вышке смолк, а когда часовые попытались открыть ответный огонь, хлопнула винтовки Димы.

– А-а-а!

Один из погранцов перевалился через парапет будки и бухнулся вниз. Новый выстрел и опять точное попадание. Второй парень в противогазе свесился вниз и выронил свой автомат.

Талаш вскочил, бросился к Стене. Оказавшись у ее подножия, направил ствол автомата вертикально вверх и выпустил очередь в дощатое дно будки. В наступившей тишине послышался стон.

– Ну, а теперь, кто будет сдаваться? – поинтересовался Талаш, вжимаясь спиной в Стену. – Эй, че затихли?

– Хорошо. Ваша взяла, – сдавленно пробормотал мужской голос, уже без мегафона. – Что вам надо?

– Сейчас, сынок, мне надо чтобы ты перестал прятаться и спустил лестницу.

– Вы гарантируете мне жизнь?

– Посмотрю на твое поведение.

– Так не пойдет. Я ведь могу связаться с соседними вышками по рации. Сюда придет помощь.

– Ну, тогда я не хочу вводить тебя в искушение и подвигать на глупости. Бросай рацию и оружие вниз. Обещаю, что в этом случае будешь жить долго и счастливо.

Наверху замолчали. В тягостном ожидании прошла минута, другая. Вербицкий уже подумывал о том, что последний пограничник не желает принимать ультиматум, когда о землю ударилась какая-то коробка. Вслед за рацией упал пулемет с массивной станинной и четыре «дробыша». Скрипнула дверца будки. С лязгом свесилась вниз складная металлическая лестница.

– Теперь спускайся! – приказал Талаш. – Самое время познакомиться поближе.

Человек в противогазе не заставил просить себя дважды и вскоре оказался на земле. Рукав его костюма химзащиты был продырявлен и набух от крови. Талаш сдернул с пограничника резиновую маску. Все увидели бледное, как мел лицо парня лет двадцати пяти.

– Имя, звание!

– Шеренговый Болтяня! – он не нашел ничего лучшего, как отдать Талашу честь. – Сорок четвертая рота пограничной охраны.

– Чудненько, шеренговый Болтяня. Сейчас мы тебя перевяжем, потом свяжем, сделаем свои дела и освободим. По рукам?

– Так точно!

– Прожектор починить можно?

– Так точно! На вышке есть ящик с запасными лампами.

– Фесюка точно взяли?

– Да. Так точно!

– Жаль. Ну да ладно. Взяточником он был. И вашим, и нашим. Вот и допрыгался.

Болтяне перевязали рану, связали руки и ноги, усадили отдыхать у подножия Стены. Первым поднялся на вышку Талаш.

– Ну, вроде все чисто, – донеслось сверху. – Можете подниматься.

Будка оказалась довольно просторной и вполне пригодной для жизни. Здесь имелось все, что было нужного для комфортного проживания. Имелись спальные мешки, приличный запас консервированных продуктов, два мощных и компактных аккумулятора, электроплитка для разогрева пищи, небольшой столик. В углу стояли ящики с патронами, пятилитровые пластиковые бутыли с водой и картонные коробки с запасными деталями для прожекторов.

Первое, что сделал Багор поднявшись на вышку – сбросил вниз труп капрала, так самонадеянно предлагавшего диверсантам сдаться.

Антидот проявил неожиданные познания в электрике, сам вызвался починить один из трех прожекторов, закрепленных по периметру будки, и принялся рыться в коробке с запчастями.

Вербицкий и Вера оказались не у дел. Они воспользовались передышкой, что полюбоваться окружающими пейзажами, которые не очень сильно отличались по ту и другую сторону Стены. Зона была за спиной, а ее близнец – впереди. Марат даже различил другой лес, состоявший из деревьев, лишенных коры. Ему даже показалось, что он видит там какое-то движение. Ничего удивительного. Раз леса ничем не отличаются, то и джинны обитают в обоих.

Отличие было лишь в том, что на белорусской стороне Стены имелась дорога со следами автомобильных покрышек. По всей видимости, ею пользовались для доставки пограничникам еды, пищи и боеприпасов.

Достойна внимания была и сама Стена. Точнее ее гребень. Выглядел он как гать через болото. Шириной метра в два, с дорожкой посередине и сухим, свитыми в беспорядочную массу сучьями по краям. Пограничники наверняка расхаживали по гребню, расширяя охват подведомственной территории.

– Вера, а кем был капрал Фесюк? – поинтересовался Марат. – И что за обвинения в контрабанде?

– Точнее чем выразился Талаш, и не скажешь, – ответила девушка. – Пограничникам мало платят и дестабилы уже давно пользуются этим, чтобы получать из-за Стены оружие, продукты, современные средства связи. Проще дать взятку этим парням, чем раздобыть что-нибудь в Беларуси. Сеть наших помощников среди тех, кто служит Верховному довольно широка. Предатели, Марат, найдутся всегда, были бы талеры…

– Талеры, талеры, что их! – забурчал Бельский. – Лучше бы они нормальными лампами запаслись, чем эти треклятые талеры хапать.

– Че зудишь, Гришаня? – подал голос Багор. – Кстати, ты уж у нас учитель истории, а с какого перепугу в электричестве разбираться начал?

Антидот ответил не сразу. Повисла неловкая пауза. Все смотрели на Бельского, ожидая его реакции на резонное замечание.

– Электричество… Эх, Федя, жизнь всему научит, лишь бы способности были. Это вы думаете, что Бельский только и годен на то, чтобы сивуху глушить. А ведь есть, поверь на слово, у старика Антидота много и других увлечений. Оп-ля! Чтоб вы без меня делали!

Старания Гриши увенчались успехом. Предрассветные сумерки прорезал яркий столб света. Несмотря на то, что рефлектор был поврежден пулями, освещения хватило для того, чтобы понять – в лесу на той стороне разгуливают вовсе не джинны, а люди в пятнистой форме. Прежде чем они спрятались от света, среди деревьев Вербицкий успел заметить – рослых, до зубов вооруженных парней не меньше двух десятков. Россияне?

Талаша, как видно мучил тот же вопрос, но в отличие от Марата он знал, как получить на него ответ. Оторвав крышку картонного ящика, он прикрыл ею прожектор. Открыл. И через несколько секунд повторил процедуру. Условный сигнал заметили. На опушку вышел невысокий, широкоплечий мужчина. Он поднял руку в приветственном жесте и направился к Стене. Вслед за ним из леса вышли и остальные. Остановились, ожидая знака командира. Талаш погасил прожектор.

– Эй, хлопчики, чьи будете? – донеслось снизу.

– Талаш. Командир объединенных партизанских сил Беларуси.

– Полковник Тукмачев. Россия!

– Милости прошу, поднимайтесь, полковник! – Талаш обернулся к Багру. – Федя, давай лестницу на ту сторону.

– Добре!

Когда полковник Тукмачев взобрался на сторожевую вышку, Талаш пожал ему руку.

– Как добрались?

– Не скажу, чтобы с ветерком. Было даже пару боестолкновений. А у вас, я слышал, тоже постреливают?

– Не без этого. Маленькая неувязочка получилась, но сейчас все в ажуре. Знакомьтесь с ребятами, полковник.

Тукмачев поочередно обменялся со всеми рукопожатиями, а Вере галантно поцеловал руку.

Марат был доволен новым знакомством. От российского полковника веяло спокойствием и непоколебимой уверенностью в собственных силах. В его раскосых, азиатского разреза глазах плясали озорные огоньки. Приятный, надежный мужик.

– Что ж, буду звать своих хлопчиков, – объявил Тукмачев. – Переберемся на вашу территорию, курнем, перекусим и все обсудим. Время, как я понял у нас в обрез…

– Это точно, – вздохнул Талаш. – Совсем рассвело. На передышку у вас полчаса – не больше. Уверен, что скоро сюда пришлют подмогу. Стрельбу слышали, просто бояться соваться в Зону ночью.

Бойцов в подчинении у полковника оказалось тридцать. Всего лишь взвод. Марат пересчитал их, наблюдая снизу за тем, как спецназовцы спускаются на белорусскую землю.

– Я ожидал, что их будет больше, – скептически шепнул Вербицкий на ухо Вере. – Не сильно же расщедрилась Россия.

– Тукмачев и один стоит целой дивизии, – возразила девушка. – А эти парни – настоящие асы. Они станут консультантами командиров партизанских отрядов. Военные действие в городе для наших ребят в новинку. Поэтому помощь тукмачевцев неоценима.

Расположившись среди гор строительного мусора, спецназовцы разожгли костры, принялись разогревать пищу. При этом никто не собирался забывать об осторожности – четверо бойцов разошлись в разные стороны, чтобы нести караул.

Антидот, благодаря своей общительности быстро нашел язык с россиянами. Подсел к костру, опорожнил банку тушенки и, выпросив вторую, отнес ее грустному шеренговому Болтене. Развязал ему руки, сунул ложку. Пограничник с благодарностью кивнул. Наблюдая за этой сценой, Вербицкий с удивлением констатировал, что Бельскому не чуждо милосердие.

Полковник и Талаш не стали тратить времени на еду. Они разложили на обломке железобетонного блока карту и принялись совещаться. Марату страшно хотелось узнать, о чем идет речь. Однако подойти ближе он не решился и поискал глазами Веру. Девушка не теряла времени даром – пристроившись на обрезке доски, чистили свой «дробыш».