СССР: вернуться в детство 3

07. БЫСТРЫЕ РЕШЕНИЯ

БОЛЬШОЕ ИНТЕРВЬЮ

М-гм, судя по всему, дядька затеял сделать большой материал (что для журналиста естественно), а это внушало надежду, что он хотя бы что-нибудь нарыл. Тем временем Вовкин папа рассказал, что сына он поддерживает, дело хорошее, нужное. Что вот, даже в свой отпуск, бо́льшую часть свободного времени посвятил помощи — разъезды по фермам, закупки молодняка. Правильно отвечал, короче.

Нет, вы не думайте, я совсем не против посветить лицом ради общего блага. И даже ради чьего-то личного блага, если это не идёт вразрез с моими убеждениями и интересами. А уж если способствует!..

Кстати, заметили — я никогда не употребляю слово «частный»? Я недавно себя на этом поймала. В нашем социалистическом обществе отношение к слову «частный» и к частной собственности отрицательное. Колеблется по регионам, наверное. Исходя из моих воспоминаний о фруктово-цветочных рядах на Центральном рынке, на югах чуть ли не социалистический капитализм уже развился. Но у нас, в Сибири — довольно сильно отрицательное. Коллективная собственность — это хорошо, личная — ещё куда ни шло, а вот частная — фу-фу-фу. Даже слово такое было полуругательное: частник. Стремление разбогатеть или, тем паче, нажиться встречало определённое раздражение. Это, наверное, как желание сходить в туалет по-крупному. Ты, конечно, можешь сильно хотеть — но зачем же всем об этом рассказывать? И вообще, не совсем прилично это.

Пока я об этом размышляла, Павел Евгеньевич подробно выспросил Вовкиного отца на предмет помощи таким правильным нам — и наконец-то созрел до того, чтобы нас порадовать!

— Ребята, по вашей просьбе я обратился во все ведущие научные организации, занимающиеся сельскохозяйственными животными, — так-так, уже ободряющее начало, лишь бы не было «и ничего не нашёл, успехов вам и высоких трудовых достижений…» — и был перенаправлен в исследовательскую лабораторию Всесоюзного научно-исследовательского института овцеводства и козоводства…

Боже, как я не люблю слушать вот это вот всё длинное и многоступенчатое… Я с величайшим трудом запоминаю (а чаще вовсе не запоминаю!) имена, звания и прочие регалии, а это угнетает.

Мы прослушали краткую лекцию о том, как в этом ВНИИОК всё здорово с овцами и с пуховыми породами коз. В этом месте я начала подозревать, что с нашим запросом не всё так лучезарно. Однако — чтобы не утомлять вас, в самом деле — молочное стадо у них тоже было! Уже ура!

— Мы сейчас с вами позвоним непосредственно руководителю лаборатории молочного козоводства и обсудим с ней вашу проблему!

Гляди ты! А я уж начала думать, что всё рассказами ограничится!

СПЕЦИАЛИСТ НА СВЯЗИ!

Павел Евгеньевич резво подскочил, закрыл дверь кабинета, набрал на стационарном телефоне номер и включил нечто вроде селектора. Из приготовлений было видно, что на том конце нашего звонка ждали.

Руководитель оказался, судя по голосу, женщиной. Если опустить все приветствия и представления, мы снова заслушали краткую лекцию (чуть менее краткую, чем в исполнении Павла Евгеньевича) о ценности козьего молока и селекционной работе с козами, после чего тётя-козовод внезапно предложила:

— На данный момент наша лаборатория располагает большим поголовьем прекрасных коз зааненской породы. Среди молодняка есть комолые, как вы просили, от очень хороших родителей…

— Погодите, — я наклонилась чуть ближе к аппарату, — мы ищем альпийских коз, вам разве не говорили?

— Э-э-э… да, но… — на том конце провода повозились, — мы же говорим о лучших производителях… Поверьте мне как специалисту, зааненские козы…

— Я прошу вас, ответьте прямо: у вас есть альпийцы?

Повисла некоторая пауза. Тётя-козовод вздохнула.

— Да, у нас есть козы альпийской породы, но в данный момент принято решение о выводе их из селекционной программы…

— Вы их продаёте?

— Да, но вы понимаете, часть группы — животные, которым по пять-шесть и даже семь лет. Оплачивать перевозку через полстраны ради…

— Извините, сколько их?

— Что?

— Сколько у вас чистопородных животных, стопроцентных альпийцев без примеси других пород? С документами?

— Если без примесей… — было слышно, как женщина встала, по полу простучали каблучки, вернулись, зашелестели страницы — рабочий журнал листает? — Если говорить о стопроцентной чистоте, порядка пятидесяти голов, но значительная часть — козлики, они вам в таком количестве зачем?

— Нет, столько козликов нам реально не надо, — согласился Вовка, — посмотреть бы их.

— Поехали, посмотрим?

— В Ставрополье?

— А что, я за «Сердце» получила, можем спокойно ехать. Или ты надеешься на другой шанс?

Вовка усмехнулся. Да уж, шансы завезти производителей напрямую из-за рубежа были откровенно призрачными.

Мы дружно уставились на Вовкиного отца:

— Пап, у тебя до какого числа отпуск? — спросил Вовка.

— Вы же согласны нам помочь в таком хорошем деле? — совершенно честными глазами посмотрела на Олега Петровича я.

— Так что по породе? — спросила из телефона тётя-козовод.

— Пожалуйста, зарезервируйте для нас альпийцев, — попросил Вова, — мы приедем… Давайте так, мы сейчас определимся с точной датой и в течение двух-трёх часов вам перезвоним.

— Хорошо, — несколько растерянно ответила ставропольская специалистка и отключилась.

Павел Евгеньевич смотрел на нас… странно.

— У вас запись идёт, — сказал Вовка.

Мне страшно хотелось ляпнуть: «У вас ус отклеился!»*

*Не помню, из какого это фильма,

кажется, из «Бриллиантовой руки».

Журналист наклонился под стол и щёлкнул выключателем.

— Вы уж простите, что мы не по плану, — очень вежливо сказала я, — зато мы вам можем из Ставрополья позвонить. Ну, или отчёт написать, как будто вы прям руку на пульсе держали. Занятно получится, — взгляд у дядьки оживился, и я, пользуясь моментом, попросила: — Можно, я позвоню?

— Да, пожалуйста, — судя по выражению лица, он уже перекраивал свои планы в более перспективную сторону.

ПОЛЕЗНЫЕ ЗНАКОМСТВА

Я быстро набрала Женин рабочий номер.

— Здравствуйте! А Тимшина я могу услышать?..

— Что-то срочное? — сурово спросила меня девушка.

— Да, это срочно. Очень важно.

— Ожидайте две минуты, потом переключу.

— Хорошо.

Через две минуты невнятных шорохов в трубке раздалось:

— Да?

— Жень, это я.

— Что случилось⁈

— Дома всё нормально, — я три секунды подождала, чтобы он осознал этот факт и успокоился. — Женя, мне нужно отправить в Ставрополь троих людей. Это очень важно и очень срочно. Один взрослый, двое детей до двенадцати лет.

Вовка посмотрел на меня вопросительно, и я подняла палец — тише.

— Ну, ты меня напугала!

— Жень, сосредоточься, дело не терпит отлагательств.

— Нет, Ольга, напрямую до Ставрополя не получится никак.

Тут я втупила:

— А что, у них аэропорта нет?

— Аэропорт есть, рейсов от нас туда нет. Город небольшой… Так… Есть вариант до Минвод. Перелёт длинный, больше восьми часов, с дозаправкой в Омске. Если прямо срочно нужно… погоди… — несколько минут в трубке шипело, и я начала уж думать — не отключиться ли мне? Но тут трубка ожила: — Так. Сегодня в двадцать четырнадцать борт до Минвод, есть возможность подсадить трёх пассажиров. Пойдёт?

— Ой, да! Как забронировать?

— Пусть подойдут в кассы, скажут, что с диспетчерского пункта звонили. На какую фамилию оставить билеты?

— На Воронова Олега Петровича.

— Понял, принял. Всё, некогда, Ольга, пока.

— Пока. Спасибо!

Я положила трубку.

— В аэропорт? — скорее утверждающе сказал Вовка.

— Ага, пока они не передумали. Потом на почту.

— Нет, потом сюда, подтвердим этой мадам, что мы летим.

— А, точно. Потом на почту. Потом к вам.

— Потом в «Шаманку», расписать надо чётко, кого, как, чем кормить. Вы, Павел Евгеньевич, нас дождитесь, мы недолго — надо же в этот институт перезвонить.

— Да-да, — немного отсутствующе согласился Павел Евгеньевич, вытягивая из стола свои черновики. Ну всё, сейчас как начнёт про нас опусы сочинять! Да и пофиг.

Мы сбежали по лестнице и остановились у мотоцикла.

— У тебя деньги-то есть? — негромко спросил Вовка. — Или сперва на почту?

— Конечно, мы же хотели в питомник ехать! Рублей двести точно есть.

Подошёл Вовкин отец, посмотрел на нас… посмотрел, короче. У Вовы такой же взгляд есть, когда мне удаётся сильно выступить…

До самого аэропорта мы молчали, как рыбы об лёд. В кассе нам озвучили ценник: девяносто два рубля билет. Детский — за половину стоимости. Я сунула Вовке в руку своё свидетельство о рождении (всегда ношу с собой документы) и двести рублей, он подсунул под локоть отцу. Что характерно, никто не спросил, почему я еду с людьми вообще с другой фамилией. Мдэ. Хотя, никогда не сталкивалась — может, это и потом не спрашивали?

Одним словом, мы благополучно получили билеты и вернулись в «Восточку». Позвонили тётеньке, сообщили время прибытия: два пятнадцать. Минводы!

— И как дальше до вас добраться? Автобус? Или, может, такси?

— Ой, такси дорого будет! — совершенно по-домашнему ужаснулась козоводка. — В шесть утра прямо от аэропорта до Ставрополя идёт автобус, это по цене будет нормально. Два часа идёт. Но я сейчас постараюсь договориться с машиной, чтобы встретить вас. Раз уж такое дело…

Потом мы на всякий случай записали несколько телефонов и адрес института, и Ставрополь отключился.

— Слушайте, я, к своему стыду, совершенно забыла как эту специалистку зовут, — покаялась я. — Она же представлялась?

— Мария Степановна, — напомнил журналист. Был он бодр и весел — судя по всему, начало эпопеи про путешествие альпийских коз в Сибирь удалось.

А я записала имя козоводки в тетрадку и сложила в портфель. Повторение — мать учения.

ПОЧТА, БАБУШКИ И ПРОЧЕЕ

Почта СССР работала с той же потрясающей скоростью, что и потом в России. Мы полчаса умирали с тоски, стоя в очереди. Потом получили денежки, вызвав некоторое количество разнообразных взглядов.

— Предчувствую волну пересудов, — сказала я, усаживаясь в коляску, — на ближайшие две недели приготовьтесь сильно икать.

Вороновы посмотрели на меня синхронно-кисло. Господи, как же Вовка на отца будет похож, когда вырастет! Обалдеть.

— Думайте лучше, как бабе Лёле про Ставрополь говорить будем, — хмуро сказал Олег Петрович.

— Да так и скажем, как есть, — рубанул Вовка, — надо — и всё тут.

— Действительно, — согласилась я. — «Партия сказала: „Надо!“»* — какие вопросы?

*Плакат такой был, очень популярный.

Там ещё дальше:

«Комсомол ответил: „Есть!“»

Олег Петрович слегка поморщился. Мне со своей стороны реакцию бабушки предсказать было сложно — я ж с ней почти не общалась. Посмотрим.

До́ма в Пивоварихе было торжественно: стол накрыт и даже дед не на работе — уж не знаю, отгул, что ли, взял по такому случаю? Вовкин отец торжественно выложил посередине кучку денег — нет, реально, много! Две очень-очень хороших зарплаты. Или семь какого-нибудь молодого специалиста. Или почти двенадцать пенсий моей, например, бабушки. К тому же на Пивоварихинской почте самые крупные купюры оказались двадцатипятирублёвые, поэтому смотрелось очень солидно.

Ой, товарищи, про солидную получку сейчас случай расскажу! Есть у нас семья в подъезде, я про них как-то вспоминала — Кукауровы. Тёть Света — гром-баба, рослая и обширная — страшная матершинница, воспитательницей в садике работает, а вот муж, дядь Володя — какой-то инженер то ли по нефтедобыче, то ли около того — и работает вахтами (внимание!) в Африке. Размер его зарплаты я узнала случайно.

Приходит к нам как-то тётя Света, сама ржёт. Так историю как она я рассказать не смогу, просто не умею так смешно и талантливо материться, а суть такая. Дядь Вова Кукауров зарплату в дом приносил, фактически, одной бумажкой. В тысячу рублей.*

*Видели бы вы глаза соседок,

когда они эту сумму услышали…

И однажды тётя Света ему говорит:

— Ну, что это за деньги? Сумма большая — а не ощущается. Бумажка да бумажка…

Дядю Володю заусило, и в следующую зарплату он попросил кассиршу предприятия выдать ему всю сумму рублями. В смысле — максимально мелкими бумажными купюрами, достоинством в один рубль. Получилось десять пачек рублей. Он принёс их домой, все вскрыл, каждую слегка помял и сложил всё это кучей на большом обеденном столе в зале.

Приходит с работы тётя Света, видит этот перфоманс, а он спрашивает:

— Ну что, довольна?

Теперь мне смешно, а раньше я честно пыталась представить себе кучу денег, и у меня получалось нечто фантастическое.

И вот теперь посреди стола возвышалась кучка бумажных денег разного достоинства. Не знаю, как они себе дальнейшее представляли, но тут подошёл Вова, посмотрел на бабушку с дедом, умиляющихся в его сторону, и сказал:

— Это вам, моя доля в хозяйство, — отсчитал и подвинул в их сторону четыре двадцатипятирублёвки. — Это тебе, пап, сколько ты нас возишь, — абсолютно симметричный жест в отцову сторону. — А это тебе, Наташка, на мороженое, — Наташе досталась трёшка.

И тут я вспомнила!

— Ой, Наташ! Я же хотела тебе раскраску подарить, — я полезла в портфель и достала свою спортивную раскраску, которую таскала с собой уже чуть не две недели, — держи!

Пока Наташка радовалась и прятала подарки, Вовка сложил остальные денежки аккуратной пачкой, согнул пополам и спрятал в нагрудный карман.

— А тебе зачем такие большие деньги? — дипломатически спросила баба Лёля.

И тут я обалдела!

— Лошадь куплю, — сказал Вова, — тележку к ней и корма́ на зиму.

Остальные, кажется, обалдели не меньше.

— Куда ж мы её поставим? — спросила баба Лёля.

— Я её, баба, поставлю у нас в «Шаманке», там есть где.

— Так за ней же ухаживать надо!

— Ну вот, я и буду ухаживать.

— Ты там жить собрался, что ли?

— Я же говорил…

— Так я думала, только летом.

— Не-е-ет, я тебе говорил. Я и в школу туда перевёлся, в Юбилейный, из-за этого. И вообще, — Вова постарался перевести тему, — ты нас кормить-то будешь сегодня?

Разговор переместился за стол, и тут я поняла все прелести бабы Лёлиной тактики: слабо́ спросить одно и то же двадцатью различными способами и каждый раз ожидать новой ответной аргументации? А у неё получалось с лёгкостью.

А ещё я подумала, что из-за этого, наверное, мужики у них быстро едят — чтоб свалить поскорее. Вовкин отец, видать, всё это время крутил в голове, как бы ловчее рассказать про Ставрополь, и, наконец, начал:

— Вы нас не теряйте, — и я поняла, что вот теперь-то реально надо есть шустрей… — Нас несколько дней не будет.

— Что — и тебя тоже? — удивилась бабушка.

И тут же начала расспрашивать — и мигом его дожала! Никакой у Олега Петровича сопротивляемости к материному психо-прессингу…

— Вы что — с ума сошли? — голос бабы Лёли опасно приблизился к отметке «крик». — Чё придумали — Ставрополь! Зачем он вам сдался?

Дальше разговор завинтился очень круто. Там было и «мало ли что дети захотят — что ж теперь, все прихоти исполнять?» — и «такие деньжищи прокатать за здорово живёшь!» — и «да на кой вам эти козы сдались, лучше бы корову купили!» И много ещё всякого. Долго.

— Я не пойму, что вам не нравится? — услышала я свой голос. — Что мы не одни едем, а со взрослым человеком?

Это было так неожиданно (обычно я сижу, как мебель), что все вдруг замолчали.

Мда. Опять подсознание вперёд выскакивает. Я остро пожалела о том, что вмешалась, но раз уж начала…

— Мы ведь могли кого угодно попросить два билета купить — только нам с Вовой. Детей постоянно отправляют, кого к родственникам, кого в лагеря — никто бы нам слова ни сказал!

— И вы бы никогда ничего не узнали, — добавил Вовка.

Баба Лёля аж потерялась.

— Правда, Лёля! — вдруг сказал всё время молчавший дед. — Чё завелась-то? Пускай съездят, раз командировка. С Олегом, не одни…

— Да чего в такую даль-то переться? — взъерошилась баба Лёля. — Что — ближе коз нет?

— Таких — нет, — очень спокойно сказал Вовка. — Тебе ж говорят: это альпийцы, у них совсем другое молоко, идеально сыропригодное…

— Ой, можно подумать! — выкрикнула вечный женский аргумент баба Лёля.

— Баб, ты не начинай, а, — Вова попросил таким голосом, что уже пора бы реально затормозить. — Материных ошибок не повторяй.

Баба Лёля, явно уже приготовившая хлёсткое продолжение, осеклась, поджала губы и надулась. Вот и ладно. Вовка встал, хлопнул меня по плечу:

— Поехали! Дел много.