Ему нужно было еще кое-что сделать. Сначала, решил он, нужно пойти на станцию и забрать багаж. Он покопался в бумажнике, пытаясь найти багажную квитанцию. В то же время он обдумывал, как добраться до станции. У него не было наличных для такси.
Он так и не нашел квитанцию на багаж. Все остальное было на месте: аккредитив, удостоверение личности, послание от родителей, фотографии Лэйзи, свидетельство о рождении и всякие прочие мелочи. Но квитанции не было, хотя он точно помнил, что положил ее в бумажник.
Ему пришла мысль вернуться в управление ИБР. Он был уверен, что квитанцию взяли у него из бумажника, когда он задремал. Довольно глупо, что он заснул в такой ситуации. Может быть, его усыпили? В конце концов он решил, что лучше не возвращаться.
Он не знал ни имени, ни фамилии офицера, который его допрашивал, ни какого-нибудь способа разыскать его. Честно говоря, ему не захотелось бы возвращаться туда даже ради всего багажа, иже еси на станции «Терра». Пусть он пропадает. Утром можно будет купить и носки, и нижнее белье.
Вместо этого он решил направиться в «Караван-сарай». Для начала ему нужно было узнать, где он сейчас. Он медленно пошел вперед, ища кого-нибудь, кто казался бы не слишком занятым и не слишком важным. Наконец такой человек нашелся. Это был продавец лотерейных билетов на перекрестке.
— Может быть, тебе не обязательно туда, парень? Я могу посоветовать кое-что получше. Он подмигнул.
Дон повторил свой вопрос. Лотерейщик пожал плечами.
— Хорошо, парень. Иди прямо, пока не придешь на площадь со световым фонтаном. Затем тебе нужно направиться на север по самодвижущейся дорожке. Спроси кого-нибудь, где тебе сойти. В каком месяце ты родился?
— В июле.
— В июле? Парень, да ты счастливчик. У меня остался только один билет с гороскопом для рожденных июле. Вот он.
У Дона не было никакого намерения покупать его, и он хотел было сказать этому нахальному типу, что гороскопы — это такая же глупость, как очки для коровы. Но он все-таки почему-то купил его на последнюю монету. Он положил билет в карман, чувствуя себя при этом круглым дураком.
— Это примерно с полмили по самодвижущейся дорожке. Стряхни с себя сено, прежде чем будешь входить внутрь, — добавил продавец.
Дон без труда нашел дорожку, но обнаружил, что за нее нужно платить. Автомат не интересовали лотерейные билеты, и пришлось плестись пешком. Вскоре он нашел гостиницу. Ее ярко освещенный вход растянулся на целую сотню ярдов вдоль туннеля.
Никто не поспешил ему навстречу, когда он вошел. Он подошел к столику портье и спросил, нет ли свободного номера. Портье осмотрел его с сомнением.
— О вашем багаже уже позаботились, сэр?
Дон объяснил, что у него нет с собой багажа.
— В этом случае… с вас двадцать два пятьдесят. Платить вперед. Поставьте подпись вот здесь, пожалуйста.
Дои подписался и поставил отпечаток пальца. Затем он вытащил аккредитив.
— Могу я получить по этому аккредитиву наличные?
— А сколько? — Клерк взял аккредитив, потом сказал: — Конечно, сэр. Покажите, пожалуйста, свое удостоверение личности.
Дон передал ему документ. Клерк взял удостоверение личности и свежий отпечаток пальца Дона, вставил их в контрольное устройство. Машина промигала, что все, мол, в порядке, и клерк вернул удостоверение.
— Вы — это действительно вы.
Он отсчитал деньги, вычтя при этом стоимость ночлега.
— Ваш багаж прибудет позже, сэр?
Видно было, что в его глазах социальная значимость Дона сильно повысилась.
— Нет, пожалуй, нет. Но, возможно, для меня будет почта.
Дон объяснил, что он отправляется на корабле «Дорога славы» завтра утром.
— Сейчас я узнаю в нашем почтовом отделении. — Ответ был отрицательным. Увидев досаду на лице Дона, клерк сказал: — Я зарегистрирую вас в нашем почтовом отделении. Если для вас пришлют что-нибудь до отправления корабля, вы обязательно это получите, даже если нам придется посылать кого-то на космодром.
— Большое спасибо.
— Не за что.
Идя за коридорным в свою комнату, Дон почувствовал, что ему ужасно хочется спать. Большие часы в холле показывали, что несколько часов назад наступил следующий день. Значит, ему пришлось заплатить семь долларов пятьдесят центов в час только за право лечь в постель. Но он был готов заплатить и больше, лишь бы приткнуться где-нибудь и уснуть.
Но лег он не сразу. «Караван-сарай» был отелем люкс. Даже так называемые дешевые комнаты в нем имели минимум, необходимый для недурной жизни. Он настроил управление ванной на циклическую подачу горячей воды, снял одежду и некоторое время поблаженствовал. Потом изменил режим и полежал в теплой неподвижной воде.
Он выбрался из воды. Десять минут спустя он был уже вытерт, посыпан тальком и ощущал приятное жжение от массажа. После этого он вышел в спальню, чувствуя, что силы его почти полностью восстановились. Школа на ранчо была нарочито суровой. Там были простые кровати и обыкновенный душ. Эта ванна стоила денег, уплаченных за номер.
Сигнал доставки почты загорелся зеленым светом. Дон открыл дверцу люка и обнаружил там сразу три предмета. Первый представлял собой довольно большой пакет, завернутый в пластик с надписью: «Подарок „Караван-сарая“». В нем были расческа, зубная паста, снотворные пилюли и кассета с фильмом, которую можно было вставить в проектор и смотреть на потолке перед сном. Там же была газета «Нью-Чикаго ньюс» и меню завтрака. Второй предмет был почтовой карточкой от Джека. Третий предмет был небольшой бандеролью. В почтовой карточке Джек писал:
"Дорогой Дон! Вечером для тебя прибыл пакет. Мистер Ривз разрешил мне съездить в Альбукерк. Скуинти берет Лэйзи. Больше писать некогда. Я должен еще успеть отправить все это. Желаю тебе всего наилучшего.
Джек".
«Хороший парень Джек», — сказал про себя Дон и взял посылку. Он взглянул на обратный адрес и обнаружил, что это именно тот пакет, о котором так беспокоился доктор Джефферсон. Этот пакет, очевидно, и послужил причиной его смерти. Дон напряженно смотрел на пакет и думал: неужели это возможно — вытащить гражданина из его собственного дома и уходить до смерти?
Был доктор на самом деле мертв или офицер солгал ему по какой-то причине?
Отчасти это было похоже на правду. Он сам видел засаду на доктора, сам был арестован, ему угрожали, его допрашивали. Ко всему прочему, его багаж был, если называть вещи своими именами, просто-напросто украден. И все это без явной причины. Он ничего не сделал, не нарушил никаких законов.
Вдруг его затрясло от гнева. С ним обошлись недостойно, и он дал себе торжественную клятву никогда не позволять этого впредь. Сейчас он понял, что, когда все это происходило, была целая дюжина поводов проявить упорство и твердость. Если бы он боролся с самого начала, то, может быть, доктор Джефферсон был бы сейчас жив… если, конечно, он действительно мертв.
Кое-как успокоившись, он открыл пакет и оцепенел: в посылке не было ничего, кроме мужского кольца. Дешевое кольцо из пластика, какое можно купить в любом сувенирном киоске. Старинная латинская буква «аш», заключенная в круг, была впрессована в перстень, еще на нем были белые эмалевые узоры. Вещица была броская, но представляла интерес лишь для людей, имеющих детский или вульгарный вкус.
Дон покрутил кольцо в руках и стал осматривать бумагу, в которую оно было завернуто. Там тоже ничего не было. Никакой записки. Обычная белая упаковочная бумага.
Он задумался. Очевидно, этот перстень не мог быть причиной волнений доктора. Ему казалось, что существовали только две возможности: первая — что служба безопасности подменила посылку, и если это так, то уже ничего не поделаешь; и вторая — то, что кольцо само по себе не имело значения, а его упаковка как раз и является самым важным в посылке, хотя и выглядит как обычная оберточная бумага.
Мысль о том, что он, возможно, будет везти послание, написанное невидимыми чернилами, взволновала его, и он начал думать о различных способах проявить написанное. С помощью нагрева, химической обработки или облучения радиоактивными лучами… Не успев перебрать все способы, он уже понял, что даже если здесь и есть какое-то послание, то не его дело проявлять его. Он должен просто доставить его своему отцу.
Скорее всего, это был подложный пакет, посланный полицией. Он не имел никакого представления о том, что знала полиция о докторе Джефферсоне. Он вспомнил, что у него есть одна, хотя и слабая возможность проверить это. Он подошел к телефону и набрал номер квартиры доктора Джефферсона. Правда, доктор просил его не звонить, но обстоятельства изменились.
Он подождал немного, затем экран засветился и он увидел лицо лейтенанта.
— Боже мой, — произнес тот усталым голосом. — Ты, значит, не поверил мне? Ступай в постель. Тебе вставать через час.
Дон молча выключил аппарат. Итак, доктор Джефферсон либо мертв, либо в руках полиции. Ладно. Нужно исходить из того, что посылка прибыла от доктора, и он должен доставить ее. Прием, примененный доктором Джефферсоном, — использовать обычную оберточную бумагу для послания, — заставил его задуматься над тем, как ему, в свою очередь, скрыть важность этой бумаги. Он вытащил из бумажника авторучку, разгладил бумагу и начал писать на ней письмо. Бумага была похожа и на писчую. Письмо, написанное на ней, будет выглядеть вполне естественно. Он начал письмо так: «Дорогие папа и мама! Утром я получил от вас радиограмму и был очень взволнован». Он продолжал писать размашистым почерком, покрывая всю бумагу, и закончил письмо упоминанием о том, что он что-нибудь добавит к письму и передаст его по радио, как только корабль войдет в зону прямой связи с Марсом. Затем он сложил письмо, засунул его в бумажник и положил в сумку. Он взглянул на часы. Боже мой! Через час ему нужно вставать. Не стоит уже и ложиться. Но глаза закрывались сами. Дон увидел, что на будильнике, вмонтированном в изголовье кровати, имелось устройство, позволяющее настроить его на различные способы пробуждения — от нежного напоминания до землетрясения. Он выбрал самое сильное и забрался в кровать.
Его начало подбрасывать. Волны яркого света слепили глаза. Выла сирена. Дон пришел в себя и выполз из постели. Она тут же успокоилась.
Дон решил не завтракать в комнате: он боялся вновь свалиться в кровать и уснуть. Вместо этого он решил одеться и поискать ресторан или кафе. Выпив четыре чашки кофе и плотно поев, он покинул гостиницу и направился на станцию «Терра». Теперь у него были деньги на такси. У окошка регистрации он спросил о своем билете. Незнакомый клерк поискал по списку и ответил:
— Я его не нахожу. Похоже, вы не прошли проверку службы безопасности.
«Это последняя капля», — подумал Дон.
— Поищите, пожалуйста, — сказал он. — Билет должен быть.
— Но его… постойте-ка. — Клерк взял со стола записку. — Дональд Джеймс Харви? Вам нужно получить ваш билет в комнате четыре тысячи двенадцать, на верхнем этаже.
— Но почему там?
— Не знаю. Так сказано в записке.
Раздраженный и недоумевающий, Дон направился в указанную комнату. На двери было написано только одно слово: «Входите». Дон вошел… и опять оказался лицом к лицу с тем же лейтенантом из службы безопасности. Офицер поднял глаза.
— Брось дуться, Дон, — сказал он. — Мне тоже не удалось поспать.
— Что вам от меня нужно?
— Разденься.
— Зачем?
— Затем, что мы собираемся обыскать тебя. Или ты думал, что я отпущу тебя просто так?
Дон потверже расставил ноги.
— Меня достаточно унижали, — сказал он с вызовом. — Если вы хотите снять с меня одежду, что ж, валяйте.
Полицейский усмехнулся.
— По этому вопросу я тоже мог бы дать тебе несколько ценных советов, но у меня уже не хватает терпения. Келли! Артин! Разденьте его.
Три минуты спустя у Дона уже был ощутимый синяк под глазом и он баюкал зашибленную правую руку. Он решил, что она все же не сломана. Лейтенант и его подручные исчезли в соседней комнате с его одеждой и дорожной сумкой. Ему пришло в голову, что дверь за ним, кажется, не заперта, но он оставил эту мысль: бежать через станцию «Терра» в чем мать родила не имело смысла.
Несмотря на поражение, впрочем неизбежное, его моральное состояние было значительно лучше, нежели прошлым вечером.
Вскоре лейтенант вернулся и бросил ему одежду.
— Возьми. И вот твой билет. Может быть, ты хочешь переодеться? Твои вещи здесь.
Дон молча взял свой багаж, игнорируя предложение сменить одежду, чтобы быстрее покончить с этим. Пока он одевался, лейтенант спросил его:
— Когда ты успел купить это кольцо?
— Мне прислали его из школы.
— Дай мне его.
Дон стащил кольцо с пальца и швырнул офицеру.
— Можешь взять его себе, ворюга.
Лейтенант поймал кольцо и мягко произнес:
— Ну, Дон, я же не имею ничего против тебя лично. — Он тщательно осмотрел перстень. — Лови.
Дон поймал кольцо, надел на палец, взял багаж и направился к выходу.
— Чистого неба, — сказал лейтенант. Дон промолчал.
— Я сказал «чистого неба».
Дон повернулся, посмотрел ему прямо в глаза и сказал:
— Я надеюсь, когда-нибудь мы встретимся с вами в иной обстановке.
Он вышел. Они забрали бумагу! Он заметил, что бумага исчезла, когда получал обратно одежду и дорожную сумку.
На этот раз он позаботился о том, чтобы сделать укол, предохраняющий от дурноты. Когда он выбрался из этой очереди, у него едва хватило времени, чтобы взвеситься. Он уже был готов войти в лифт, но тут краем глаза заметил что-то знакомое. Ну да, возле грузового лифта возвышалась фигура Сэра Исаака Ньютона. Во всяком случае, очень похожая на него, хотя он знал, что внешние различия у драконов были слишком тонки для человеческого глаза.
Он удержался от того, чтобы просвистеть приветствие. События последних часов сделали его менее наивным и более осторожным. Он думал о них в лифте, поднимаясь на борт корабля. Было трудно поверить, что прошло всего двадцать четыре часа, а то и меньше, с того времени, как он получил радиограмму. Казалось, прошел целый месяц, а сам он повзрослел лет на десять.
Он с горечью думал о том, что его все-таки перехитрили. Сообщение на оберточной бумаге исчезло навсегда. Скверно…
На третьей палубе «Дороги славы» было всего полдюжины кресел, остальные были сняты. Дон нашел свое место и привязал багаж к сетке на полу. Пока он занимался этим, за спиной кто-то произнес несколько фраз на живописном жаргоне кокни. Он обернулся и просвистел приветствие.
Из грузового люка показался Сэр Исаак Ньютон, ему помогали шесть служащих космопорта. Он вежливо просвистел ответное приветствие, одновременно руководя действиями рабочих, по виду которых можно было сказать, что они совершают инженерный подвиг. Делал он это с помощью водэра.
— Легче, друзья, легче. Все надо делать осторожно. А теперь пусть двое из вас будут любезны поместить мою левую среднюю ногу на ступеньку. Имейте в виду, что я ее не вижу. О! Осторожнее, не прищемите свои пальцы. Сейчас я, кажется, могу войти. Есть около моего хвоста что-нибудь, что может разбиться?
Бригадир ответил:
— Нет, здесь все пусто, шеф. Вира?
— Если я вас правильно понимаю, — ответил венерианин, — вы имеете в виду подъем? Ну что ж, вперед. Поехали!
Послышался удар, звон разбитого стекла, и огромное пресмыкающееся выбралось из люка. Оказавшись внутри, оно осторожно повернулось и устроилось поудобнее в отведенной для него части отсека. Служащие космопорта последовали за ним и закрепили его на палубе металлическими захватами. Дракон взглянул на бригадира.
— Я полагаю, вы здесь главный?
— Да.
Щупальца венерианина оставили клавиши водэра, нашарили кошелек и достали оттуда пачку банкнот. Он положил их на палубу и снова взял водэр.
— В таком случае, сэр, не окажете ли вы мне любезность принять это свидетельство моей благодарности за ту трудную работу, которую вы так отлично выполнили, и распределить это между своими помощниками в соответствии с вашими традициями, каковы бы они ни были.
Бригадир одним движением собрал деньги и спрятал их.
— Конечно, шеф. Спасибо.
— Это я вам благодарен.
Рабочие вышли, и дракон перенес свое внимание на Дона. Но прежде чем они успели обменяться первыми словами, еще одна группа пассажиров прибыла с верхней палубы. Это оказалась какая-то семья, причем женщина, заглянув в отсек, с криком отпрянула назад.
Она бросилась обратно к лестнице, вызвав среди прочих сумятицу. Дракон направил взгляд двух своих глаз в ее сторону, в то время как остальные глаза продолжали смотреть на Дона.
— Боже мой, — произнес он. — Как вы полагаете, мне следовало убедить эту леди в том, что у меня нет людоедских привычек?
Дон чувствовал себя смущенным. Ему было стыдно за эту женщину, ведь она принадлежала к его расе.
— Она просто дура, — ответил он. — Не обращайте на нее внимания.
— Мне кажется, столь негативное определение не может быть верным.
Дон просвистел на языке дракона непереводимое пренебрежительное замечание в ее адрес и продолжил словами:
— Пусть ее жизнь будет долгой… и нудной.
— Ну-ну-ну, — ответил дракон. — Ты сердишься, значит, ты не прав. Понять — значит простить, сказал один из ваших философов.
Дон не помнил, чье это изречение. Во всяком случае, оно казалось ему несколько односторонним. Он был уверен, что некоторые вещи нельзя простить, несмотря на то что хорошо их понимаешь; во всяком случае, то, что произошло с ним не так давно. Он уже был готов сказать об этом, когда их внимание было привлечено звуками, доносившимися из открытого люка. Два, а то и больше, мужских голоса спорили с высоким и резким женским, причем женский часто перекрывал их. Из того, что женщина говорила, можно было понять следующее: первое — она желает видеть капитана; второе — ее воспитание никогда не позволит ей примириться с подобными вещами; третье — эти ужасные монстры не должны допускаться на Землю и вообще должны быть уничтожены; четвертое — если бы Адольф был хоть наполовину мужчиной, он не стоял бы как столб и не позволял бы так обращаться со своей женой; пятое — она намерена подать жалобу, а ее семья достаточно влиятельна; и последнее — она опять-таки желает немедленно видеть капитана.
Дон хотел что-нибудь сказать, чтобы смягчить впечатление; его покоробило от этой тирады. Вскоре голоса удалились. Затем в люк вошел офицер из команды корабля и огляделся.
— Вам удобно? — спросил он Сэра Исаака Ньютона.
— Да, вполне, благодарю вас.
Офицер повернулся к Дону.
— А ты, паренек, собирай свои вещи и иди за мной. Капитан решил предоставить кое-кому отдельное помещение.
— Но почему? — спросил Дон. — В моем билете указано: кресло шестьдесят четыре, и мне здесь нравится.
Офицер почесал подбородок, поглядел на Дона и повернулся к венерианину.
— А вы не возражаете?
— Нет, ни в малейшей степени. Я очень рад, что этот молодой джентльмен составит мне компанию.
Офицер снова повернулся к Дону.
— Ну, тогда все в порядке. А все-таки я помечу насчет вас в своем блокноте на случай, если вас все-таки придется переместить.
Он взглянул на часы и выругался.
— Если мы сейчас же не взлетим, придется отложить старт на завтра. Он козырнул и покинул отсек.
Последний предупредительный сигнал был передан по системе оповещения, потом хриплый голос произнес:
«Обращение ко всей команде: позаботьтесь о том. чтобы все были пристегнуты! Приготовьтесь к старту!»
Потом послышалась мелодия гимна Леконта «Поднимается корабль». Пульс Дона участился. Его состояние граничило с экстазом. Ему очень хотелось снова очутиться в космосе, ведь он считал его своей родиной. Все плохое, что произошло с ним, ушло в его сознании на задний план, исчезло, и даже воспоминания о школе и о Лэйзи стушевались.
Гимн закончился аккордом, имитирующим рев ракетных сопел, и в этот момент он слился с настоящим ревом. «Дорога славы» оторвалась от земли… и понеслась вверх, в чистое небо.