Глава 5 Дакар

Метаморфоза должна быть настолько глубокой и глобальной, чтобы все проблемы, возникшие перед земным обществом, были решены – и, естественно, в пользу западной цивилизации, как наиболее приемлемой модели. Все прочие народы и страны не обладают достаточной научной и технологической мощью, чтобы претендовать на роль лидеров. Их облик, культура и языки должны быть забыты.

«Меморандум» Поля Брессона,

Доктрина Вторая, Пункт Третий

Он лежал рядом с девушкой по имени Эри. Глаза ее были закрыты, светлые волосы рассыпались по изголовью ложа, щеки порозовели. Она спала.

За ночь – хотя считалось ли это время ночью?.. – стена у их постели стала прозрачной, сделавшись окном. Сквозь него он глядел на город. Еще слушал тихое дыхание девушки и плеск воды в фонтанах.

Город потрясал. В нем не было привычных зданий, крыш, деревьев, не было солнца и облаков, улиц с машинами, тротуаров, скверов и даже неба. Вдаль уходили сверкающие, будто отлитые из льда колонны – мощные, широкие, монолитные, соединенные друг с другом паутиной переходов, с повисшими над бездной площадками и яркими огнями, мерцающими там и тут. По временам эти огни вспыхивали, сливаясь в многоцветные полотнища, похожие на радугу или на северное сияние; краски скользили, менялись, складывались в какие-то неясные картины, символы, панно, пейзажи. Это происходило внизу, а выше тянулись над буйством красок и огней хрустальные столбы, подпиравшие верхнюю твердь этого странного мира. Она была блистающей и источавшей свет, однако не являлась небом. Неба не существовало, был потолок. Купол.

Он понимал, что сам находится в таком же здании-колонне, на огромной высоте, в трехстах или больше метрах от земли – точнее, от поверхности, служившей городу опорой. Но колонны уходили еще выше, много выше, до самого купола, смыкаясь с ним в почти необозримых далях. Там что-то кружило и растекалось плавными потоками, словно рой разумных мошек, летевших по делам: может, строить соты в улье, а может, собирать нектар.

«Летательные аппараты», – подумал он, со вздохом оторвавшись от этого зрелища. Потом лег на спину, стараясь не потревожить Эри, закрыл глаза и погрузился в раздумья. Шок, которым сопровождались его перемещение и первые шаги в этом мире, прошел; мысли, ясные и четкие, текли в привычном ритме, и не было в них ни страха, ни изумления, ни боли, а только уверенность, что он припомнит все и непременно со всем разберется. Разберется! Он был любопытен и упрям.

Сейчас он размышлял о языке. Видимо, это знание досталось ему в наследство от Дакара – язык был не чужд, и он владел им как родным. В какой-то мере это было объяснимо – он обнаружил массу русских слов, изменившихся, искаженных или оставшихся прежними; кроме того, имелись слова другого происхождения, наверняка немецкого, английского и, вероятно, из романских языков. В той, первой жизни он знал английский и немецкий хорошо, мог объясниться на французском, и это давало пищу его лингвистическим изысканиям.

«Новый язык, – думал он, – синтез всех известных европейских; возможно, на первых порах искусственный, но развивавшийся столетиями. Или даже тысячи лет, минувших с катастрофы…» В том, что катастрофа была, он не сомневался – какой-то жуткий катаклизм, природный или техногенный, загнавший в подземелья все население планеты, лишивший выжившее человечество если не знаний, то памяти о прошлом. Знания, несомненно, сохранились – чудо-город перед ним был ясным доказательством. Город, и все другие города, дороги-трейны, компьютерные голограммы и отсутствие болезней… Чтобы добиться такого, нужны ресурсы, знания и время. Все это, надо думать, было, и мир, поднявшись из руин, вновь обзавелся городами, транспортом, компьютерами. А также новым языком…

Язык как язык, ничего удивительного, если не считать, что многие слова пропали. Вернее, не слова – понятия… Исчезли обозначения ландшафта – степь, прерия, саванна, горы, скалы; моря, океаны, озера и реки заменило слово «водоем», а пространства, пригодные для передвижения, назывались щелью, полостью или тоннелем. Термины «луг» и «поле» тоже отсутствовали, слово «лес» имело другой смысл, связанный не с множеством деревьев, а с этим городом колонн-стволов, площадок-листьев и переходов-ветвей. Исчезли названия месяцев и дней недели, диких животных и птиц, кое-каких предметов обихода, деталей одежды; ряд будто бы знакомых слов соответствовал новым понятиям, смутным или совсем неясным, обозначавшим не то, к чему он привык. «Видимо, следствие подземной жизни и перемен в технологии и быте, – мелькнула мысль. – Иная среда, не природная, людской искусственный муравейник… Любопытно, сколько здесь народа? Миллион? Пять, десять миллионов?»

На мгновение ему показалось, что он задыхается в этом замкнутом пространстве без неба, солнца, облаков и звезд, но приступ был недолгим. Глубоко втянув воздух, он коснулся обнаженной груди, потом живота: кожа была гладкой, мышцы – сильными, упругими. Молодость, здоровье… То, что не ценишь, пока имеешь, и что не купишь за любые деньги… Может быть, это дается в обмен? За то, что теряешь, перебираясь в чужое тело?

С минуту он прикидывал, был ли обмен справедливым. Пожалуй, нет; он мог еще смириться с мыслью, что выпал из своей эпохи и не вернется в нее никогда, но память о жене и сыне терзала душу раскаленными клещами. Будь они с ним, он, наверно, согласился бы обменяться… Была б его воля, он забрал бы их с собой, обоих или хотя бы жену… Она должна быть с ним… она, не Эри и не та другая девушка, что прячется в хрустальном саркофаге… такая странная…

Любопытство победило боль. Он потихоньку сполз с ложа, собираясь одеться и провести кое-какие изыскания, но Эри зашевелилась, открыла глаза и села, скрестив голые ноги. Воспоминания о минувшей ночи нахлынули на него, заставив покраснеть.

Эри закинула руки за голову, потянулась.

– Давно проснулся, Дакар?

– Нет.

Секунду они смотрели друг на друга. Глаза у Эри были синими, волосы цвета золотой соломы падали на грудь. «Красиво, но не то», – подумал он. Ему нравились шатенки с карими глазами, такие, как его жена.

Губы девушки дрогнули.

– Что с тобой, Дакар?

– Я не Дакар, я Павел, – тихо произнес он. – Я же тебе говорил.

– Говорил, перед тем как мы уснули. Странное имя… Ты хочешь, чтобы я так тебя звала?

– Я хочу выпить. Чего-нибудь покрепче.

Грациозно соскользнув на пол, она направилась к холодильнику, сдвинула панель. Эри была нагой, и он мог убедиться в том, что уже знали его руки: крупная сильная женщина с точеной фигурой, широкими бедрами и полной грудью. Валькирия! Таких он всегда побаивался, предпочитая маленьких, изящных, хрупких. Но у Дакара, вероятно, были другие вкусы.

– Здесь только сок и оттопыровка, – сказала Эри, заглядывая в холодильник. – Хочешь вина?

– Да.

Она что-то сделала, куда-то нажала или ткнула пальцами. Раздался тихий звон, и тут же, зашелестев, выдвинулся прозрачный контейнер с небольшим цилиндром.

– Держи!

Он поймал цилиндрик и с любопытством осмотрел его. Поменьше стакана, темно-зеленый и блестящий, с изображением ветви и надписью «Хика-Фрукты». На торце нарисована слива, и рядом с ней – углубление, будто для пальца. Надавив, он почувствовал, как рвется тонкая пленка, затем поднес сосуд ко рту и выпил.

– Это вино? – Напиток был слабее шампанского. – Сколько в нем градусов, Эри?

Она уже сидела рядом, хмурясь и покачивая светловолосой головой.

– Шутишь, дем инвертор? Какие, к Паку, градусы? И почему в вине? Там, насколько мне известно, сахар, сок и спирт.

– Спирта не долили, – усмехнулся он. Потом, собравшись с духом, взял ее за руки и вымолвил: – Послушай, Эри… только не перебивай… Я должен кое-что тебе сказать… что-то очень важное…

Конечно, она перебила. Ночью он выяснил, что Эри – девушка темпераментная, к тому же женщины во все времена одинаковы.

– Важное? Важное, значит! – Ее глаза сверкнули подозрением. – И что же такое ты хочешь мне сказать? Бросить меня собираешься, манки отвальный? Чтоб с куклой развлекаться? С той дрянью…

Он закрыл ей рот поцелуем. Эри, кажется, опешила. Яростный блеск зрачков погас, девушка придвинулась поближе, обняла его за шею. Целоваться она умела.

– Ну… вот… – выдохнул он через минуту. – Видишь, я не хочу тебя бросать. Прежде всего ты очень милая… ну, и еще – если бы я с тобой расстался, это было бы катастрофой. Для меня.

– Даже так? – Эри удивленно моргнула. – Почему?

– Потому что ты очаровательная женщина и ценный источник информации. Видишь ли, солнышко, я знать не знаю, что такое кукла и отвальный манки. Я не смогу открыть дверь в эту комнату, сесть в лифт или заказать вина. Я не умею пользоваться этими штуками. – Он кивнул на их браслеты, валявшиеся в кресле вместе с одеждой. – Правда, вчера я научился пускать душ и общаться с твоим фантомом… с синтетом… Надеюсь, ты меня научишь остальному?

Рот Эри приоткрылся, глаза округлились.

– Ты… ты смеешься надо мной, Дакар?

– Павел, – мягко поправил он. – Дакара больше нет, моя хорошая. Остались от него какие-то инстинкты в подсознании, осталась речь и, может быть, условные рефлексы и привычки… ну, еще это тело, конечно. Но разум тут другой. – Он прикоснулся ко лбу. – Разум, память, знания, душа… Они принадлежат другому человеку. Мне, Павлу Лонгину.

Девушка начала бледнеть. Кровь отхлынула от ее щек, глаза распахнулись еще шире, пальцы сжались в кулаки. «Крепкие кулачки, ничего не скажешь, – отметил он. – Интересно, чем занимается Эри? Тело литое, словно у поклонницы бодибилдинга…»

– Ты ездил в Пэрз, и там с тобой что-то случилось, – хрипло промолвила она. – Что-то нехорошее… Случалось ведь прежде, после «шамановки» и «отпада»… Может быть, тебя убили, а потом клонировали?.. Бред, что я говорю… ты ведь не безмозглый! Ты разговариваешь и даже… – Бросив взгляд на смятую постель, Эри схватила его за плечи и встряхнула. – Что случилось в Пэрзе? Говори!

– Полегче, детка… По утверждению местного медика, Дакар перебрал «веселухи» и ему поставили пситаб. Затем, я думаю, сунули в поезд и отправили домой. Он очнулся в трейне… то есть я… Потом меня вытащили из вагона люди в серебряных масках, что-то проверили, сказали: вы Дакар, инвертор Лиги Развлечений из Лилового сектора. Я не знаю, кто такой инвертор, и об этой Лиге слышу в первый раз! В поезде у меня что-то случилось с головой – туман, провалы в памяти, но все прошло, когда удалили пситаб. Врач удалил, Арташат…

Кажется, Эри немного успокоилась.

– Я его знаю, он из нашего ствола. Может быть, нужно к нему обратиться? С тобой ведь и раньше…

– Нет! – выкрикнул он и повторил тише: – Нет. Врач снова прилепит мне пситаб, а это не согласуется с моими планами. Ни пситаб мне не нужен, ни транквилизаторы, ни курс ментальной терапии, черт бы ее побрал! Не позволю сделать из меня кретина!

– Дакар…

– Павел.

– Хорошо, Павел! – Руки Эри по-прежнему лежали на его плечах. – Говоришь, ты не Дакар? Говоришь, другой человек в его теле? Хочешь, чтоб я в это верила? – С каждой фразой она трясла и дергала его, точно набитый ватой мешок. – Чтоб купол на тебя обвалился! Эти, в серебряных масках, охрана ВТЭК, считали твой гарбич… Прямо отсюда! – Она показала пальцем на правый висок. – Если ты не Дакар, то кто? Ведь гарбич не подделаешь!

– Гарбич… – повторил он. – Кажется, мусор на английском? Что это такое, Эри?

– Это на сленге, а по-нормальному – личный код. Имя, место и дата рождения и генетическая карта. Неповторимая и уникальная! Вводится в мозг в инкубаторе. Ты еще сиропчик не сосал, когда тебе ее всадили… Кого ты хочешь обмануть, Дакар?

– Павел! – рявкнул он. – И перестань трясти меня, женщина! Я ведь сказал: кое-что осталось от Дакара… плоть и кости и этот мусор в голове… Но остальное – мое! Я прожил пятьдесят семь лет, учился в университете, работал, был физиком, потом писателем и помню, что со мною было! Помню сына и жену и сотни людей, коллег, приятелей, знакомых… помню свой дом и город и другие города – в России, Штатах, Испании, Чехии, Польше… Помню, чем болел и как подыхал от нефропатии… Все помню! Рассказать тебе об этом?

Вспышка ярости обессилила его. Он уткнулся лицом в ладони и не сразу понял, что Эри уже не трясет, а нежно гладит его плечи.

– Хорошо, пусть так… Скажи, откуда ты взялся?

– Из прошлого, – глухо пробормотал он, – из двадцатого века. Точнее, из самого начала двадцать первого. Две тысячи второй год, Земля, Россия, Петербург. Это город в дельте Невы, на берегу Финского залива.

Видимо, она не поняла, переспросила:

– Город на Поверхности?

– Да.

– Но на Поверхности никто не живет. Кажется, люди там никогда не обитали… даже в прошлом…

– Ты ошибаешься, солнышко.

Он замолчал, но тут же вновь заговорил, с трудом выдавливая слова:

– Не знаю, как это получилось, и не могу объяснить… Я чужой здесь, Эри, понимаешь? Я будто совершил путешествие во времени, но не в телесном обличье – странствовал мой разум, моя личность, мое «я». Что послужило причиной этому? Не имею понятия, не могу представить… Удивительно, не так ли? Даже страшно… Человек связан со своей эпохой такими крепкими узами, что их, казалось бы, не разорвать и не разрушить. Его представления о мире, знания, опыт, понятия о добре и зле – все, что составляет индивидуальность, все приковано цепью времен к определенным событиям и датам, жизням других людей и их деяниям… Как можно рассечь эту связь? И почему? Зачем? С какой-то целью или случайно? Не знаю… Но я – здесь, и значит, такое возможно. – Он покачал головой и вдруг с внезапной надеждой уставился на Эри: – Какие-то эксперименты ваших ученых? Наука, несомненно, прогрессирует и…

– Мне ничего не известно о науке и ученых, Дакар… то есть Павел. – Наморщив лоб, она печально и задумчиво глядела на него. – Я даже слов таких не слышала – ученые, наука… Есть ученики, и я была одной из них. Теперь я Свободный Охотник.

– Что это значит?

– Я выполняю поручения различных фирм и частных лиц, когда у них возникают проблемы… неприятные проблемы.

– Например?

– Например, есть человек с необычным даром, ценный для своих патронов. Приносит хорошие доходы, – пояснила Эри и усмехнулась. – Но голова у него не в порядке – то драку затеет, то кого-нибудь убьет в подлесной оттопыре… За таким надо приглядывать.

– Ты это обо мне?

– Может быть.

– Я… этот Дакар… убил кого-нибудь?

Эри неопределенно повела плечами.

– Ну, черт с ним, с Дакаром! Хотя погоди… Талант у него, говоришь? Какой?

– Ты – инвертор. Один из лучших в Мобурге. Наверное, самый лучший.

С минуту он размышлял, глядя в пол, затем поднялся, подошел к креслу, попробовал натянуть лежавшее там одеяние. Эри скользнула следом, помогла. Одежда оказалась непривычной – ни белья, ни носков, только облегающий комбинезон, слишком яркий и пестрый.

– Побриться бы… – Ощупав щеки, он убедился, что в этом нет необходимости. Есть тоже не хотелось, и мочевой пузырь не предъявлял претензий. Странно…

Он повернулся к девушке – та облачалась в свой наряд, бывший на удивление скудным. Передник спереди, передник сзади, поясок и что-то вроде лифа – непонятно, на чем держится… Но держалось прочно.

– Ты мне не веришь? Нет?

Она прищурилась, в сомнении сдвинула брови, но ничего не сказала. Он вздохнул.

– Ладно, я понимаю… Мне тоже не верится в чертовщину вроде переселения душ, однако душа моя тут и жаждет знаний. Давай считать, что это такая игра: я спрашиваю, ты отвечаешь. Договорились?

– Договорились, – хмуро выдавила девушка. Подвинув кресло к стене с камином-миражом – так, чтобы видеть комнату, – Эри забралась в него, поджала ноги. Фантомные языки огня плескались и танцевали у самых ее колен; казалось, она горит и не сгорает. Лицо ее было напряженным, даже мрачноватым, словно она заранее готовилась к неприятностям.

Он стукнул ладонью о крышку стола.

– Из чего это сделано, Эри?

– Из хитина.

– Хитин, вот как… Я думал, кость или черепаший панцирь… Здоровые у вас жучки! А там что?

– Там твой терминал.

– Для чего он мне?

– Для работы. Клипы записывать.

– Откуда я беру их, эти клипы?

– Из своей дурной башки! – прошипела Эри. – Сочиняешь!

– Значит, сочиняю… Там сочинял и здесь сочиняю… Видно, судьба! – Он покрутил головой и осторожно поинтересовался: – Скажи-ка, а эта вчерашняя красотка… голая, из саркофага… кто она такая? Или что?

Эри подскочила в кресле, едва не свалившись в камин. Глаза ее вспыхнули гневом.

– Брось меня дурачить! Хочешь сказать, одалиски никогда не видел? Куклы паршивой?

– Кукол видел, но не живых. Одалисок… хм… тоже, пожалуй, видел, по телевизору, но не таких, как эта. Больно уж неразговорчивая, хотя и шустрая… Она – человек?

Возмущенно фыркнув, Эри повторила:

– Человек, как же! Ты что, сам не заметил разницы?

– На ощупь – нет. Теплая, мягкая и…

– …тупая тварь! Их клонируют. Да… Павел! Штампуют в ГенКоне, как мебель, одежду или посуду, и продают! Болванам вроде тебя!

Он насупился, погрозил девушке пальцем:

– Не путай меня и Дакара! Дакар, возможно, был болваном, но я отношусь к другой весовой категории! Я из тех, кто хочет знать, так что игра продолжается. Что такое ГенКон?

– Концерн Генной Инженерии. Производит биотов, биочипы, различные органы и протезы. Еще – джайнтов и одалисок.

– И эти одалиски… для чего они?

– Будто не знаешь! – Мышцы Эри напряглись, зубы блеснули в угрюмой усмешке. Ему показалось, что сейчас она львицей прянет с кресла и вцепится в горло. Возможно, разорвет напополам…

– Теперь знаю. Безмозглые суррогатные женщины для сексуальных утех, твои конкурентки… А суррогатные мужчины тоже есть? Вместо фаллоимитаторов?

– Такие куклы не получаются, – мрачно сообщила Эри. – Сделать их в принципе можно, но с нервной системой какие-то сложности. В общем, не стоит у них.

– А с женщинами, значит, сложностей нет… нет сложностей… – Хмурясь и беззвучно шевеля губами, он прошелся по комнате от окна к голографической завесе – стены сбегались, словно желая загнать его в угол. Потом внезапно выкрикнул: – Мерзость! Какая мерзость! Сотворить живую неразумную игрушку! Надругаться над самым святым, над самым, самым… – Остановившись у панели, за которой прятался хрустальный саркофаг, он злобно пнул ее ногой. – А это что такое? Этот гроб, куда ее засунули?

Его реакция поразила Эри – она моргнула с недоуменным видом, затем ноздри девушки затрепетали, зрачки расширились. Похоже, от ее раздражения не осталось и следа – теперь, приподнявшись в кресле, она смотрела на него, словно на пришельца из бездн Галактики или марсианина о трех ногах. Весьма вероятно, так оно и было.

– Там криоблок и упаковочный контейнер… Я не очень разбираюсь в этом, Павел… Там устройство, которое поддерживает жизненные функции и…

Он резко повернулся.

– Вот что, милая: я хочу, чтобы этот контейнер убрали. Вместе с… с содержимым. Это можно как-нибудь устроить?

Из горла Эри вырвался то ли вздох, то ли всхлип. Она поднялась, сделала несколько шагов, медленно вытянула руки и, точно слепая, стала ощупывать его лицо. Пальцы девушки были прохладными, нежными и в то же время сильными; они скользили по лбу и щекам, спускались к подбородку, трогали губы. Ласка?.. «Нет, – подумалось ему, – что-то с нею происходит – вон виски в испарине и бледность…»

– Ты не Дакар… – пробормотала Эри. – Глаза Дакара, лицо Дакара, тело Дакара, но ты не Дакар… Ты думаешь и говоришь иначе… Дакар любил одалисок, любил оттопыровку и терпеть не мог вина. Для Дакара главным был сам Дакар, его удовольствия, прихоти, капризы. И он никогда не звал меня милой… Ни милой, ни солнышком… Это ведь очень древнее слово, да?

– Рад, что оно не забыто, – вымолвил он. – Кажется, ты начинаешь мне верить? Поверишь ли окончательно, если я расскажу тебе кое о чем? Про свою семью, родителей, работу, про наши города и мир, который помню? Еще – о солнце и звездах, горах и озерах, равнинах и настоящем лесе из живых деревьев? Лето я проводил в дачном поселке, в Карелии… там были сосны, огромные сосны с золотой корой… белки, синицы, дрозды… Однажды на болоте мы с сыном встретили лосенка…

Кажется, она понимала не все – отсутствие нужных терминов он восполнял русскими словами. Это получалось как-то само собой, автоматически и без усилия; привычные слова вплетались в речь, словно нити в златотканую парчу, не искажая узора и лишь делая его ярче и богаче. Он почти успокоился и думал сейчас о том, что если девушка поверила ему, то, вероятно, поверят и другие. Но нужно ли стараться, чтобы преуспеть в подобном начинании? Хороший вопрос! Мир, в котором он очутился, был странноватым и, уж во всяком случае, не походил на рай; к тому же не исключалось, что он представляет угрозу для этого мира. Павел слишком мало знал о нем и потому не мог представить, куда заведут рассказы о соснах, белках и синицах. Вполне вероятно, в камеру или в психушку.

«Книги, – мелькнула мысль, – книги или компетентный человек. Лучше всего то и другое. Черпающий из разных источников быстрее познает истину… Только где они, эти источники?»

Он подвел Эри к креслу, усадил, сел напротив и машинально забарабанил пальцами по столику. Его поверхность отзывалась резкими звонкими звуками, будто тонкий медный лист.

– Ты знаешь, что такое книги?

– Д-да. – Голос ее дрожал – видно, еще не справилась с волнением. – Листы из пластика, на которые нанесены слова, много слов – так что получаются всякие истории. Их можно читать. Древний способ передачи информации.

Древний, отметил он и спросил:

– Что у вас вместо книг? Видеофильмы? Компьютерные бродилки и стрелялки?

– Клипы. Бустеры на одного и на двоих, клипы с музыкой, со всякими зрелищами или историями, как в старых книгах. Ты… Дакар… он не делал бустеров и музыкальных клипов. Он сочинял истории, для развлечения.

– Учебные клипы тоже есть?

– Только в инкубаторах и в фирмах, в их центрах профессиональной подготовки, но, если нужны какие-то сведения, их можно запросить с терминала. Городской пьютер найдет их в общепланетной сети.

Он криво усмехнулся и пробормотал:

– Сожалею, но в справочных файлах эти названия не значатся, дем Дакар… Не сомневаюсь, что в этой сети много полезного, но ответов на свои вопросы я не нашел. Во всяком случае, не на все вопросы… Может быть, ответит человек? Историк, социолог, политолог? Имеются они у вас?

Эри покачала головой:

– Никогда не слышала о таких профессиях.

– Но система власти не может без них функционировать! Подобные люди нужны любому правительству, да и само правительство включает их! Как же иначе?

Снова отрицательный жест.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, Дакар… то есть Павел. Паком клянусь, не понимаю! Есть Служба Общественных Биоресурсов, есть ВТЭК, ГенКон и тысячи компаний, фирм, союзов, корпораций… Но я никогда не слышала о правительстве. Возможно… – Эри призадумалась на секунду, – возможно, я попрошу одного человека, чтобы он поговорил с тобой. Крит постарше меня и знает намного больше… думаю, не откажет… когда-то мы были партнерами…

Тень промелькнула на ее лице, и он догадался, что расспрашивать об этом не надо. Кажется, термин «партнер» означал теперь нечто большее, чем прежде – друг, возлюбленный или, может быть, просто близкий человек. Так или иначе, Эри его потеряла. Почему? Ну, есть множество причин, по которым люди расходятся…

Он поднялся и снова начал описывать круги по комнате. Потом спросил:

– Не посмотреть ли нам какой-нибудь клип – из тех, сочиненных Дакаром? Любопытно, на что это похоже…

Покинув кресло, Эри направилась к шкафу рядом с одежным и вытащила маленький пестрый цилиндрик. Таких цилиндров величиной с мизинец тут было сотен пять или шесть – они торчали в обоймах-держателях, напомнивших ему заставленные книгами полки. Другие предметы не вызывали знакомых ассоциаций – какие-то плоские коробки, разноцветные баллончики, что-то вроде ошейников и поясов из металлических бляшек. Внизу валялись маски и странно изогнутое сиденье без ножек, зато с ремнями и объемистой сумкой, прикрепленной позади.

– Что за штука? Эта, вроде седла?

– Седло и есть. Седло для биота, – пояснила Эри, кивая на диван: – Сядь там, будет лучше видно.

Он послушно шагнул к мягкому ложу, присел, наблюдая за девушкой. Руки Эри порхали над фонтанчиком, и ему показалось, что она опускает цилиндр прямо в водную струю, в отверстие, из которого била вода – такая же, видимо, иллюзорная, как огонь в камине. Журчание фонтана смолкло, затем потускнел свет в комнате, и большое окно затянулось серым непроницаемым туманом.

– Эти фонтанчики… – произнес он, приподнимая брови.

– Голографические проекторы полного присутствия. Они у тебя… то есть у Дакара… года четыре. Дорогая вещь, сто шестьдесят монет! Не помнишь?

– Должно быть, богатый парень этот Дакар, – буркнул он вместо ответа. – Случайно не из новых русских?

Комната исчезла, сменившись обширным темноватым пространством. По левую руку – склон, очень крутой, изрезанный трещинами и пещерами, переходивший в каменные своды, незримые, но ощущавшиеся где-то во мраке. Справа, впереди и позади тянулись завалы из камней и щебня, обломки покрытых ржавчиной балок, колес и труб, груды мусора, рассеченные оврагами и траншеями, остатки непонятных, титанической величины машин. Эта свалка, в которой гранит был перемешан с битым или раздавленным пластиком и ржавой металлической трухой, уходила на многие километры и, кажется, не являлась безжизненной – что-то шелестело среди мусорных куч, потрескивало, бормотало. Люди? Животные? Подземные хищные твари? Этого он сказать не мог, но чувствовал нависшую над ним угрозу.

– Отвалы… – прошептала Эри, прижимаясь теплой упругой грудью к его спине. – Отвалы, клип о Черном Диггере Дуэро, один из самых лучших… Смотри, что будет…

Появился мужчина – высокий, мощный, в кожаных доспехах, с огромным топором в руке; за ним бежала полунагая девушка. Лица их были знакомы: воин – вылитый Дакар, только со шрамом от уха к подбородку, который, надо думать, являлся знаком мужества; девица, несомненно, Эри – стройная и синеглазая, с гривой рассыпавшихся по плечам светлых волос. У нее тоже был топор, но поскромнее. Выскользнув из каньона между двух мусорных куч, пришельцы быстро направились к пещерам. Щебень скрипел и визжал под их ногами, ржавая пыль кружила в воздухе, черный зев расселины надвигался, готовый заглотить их, словно чудовищная пасть. Ему, зрителю, вдруг стало ясно, что эти двое бегут, спасаются; каким-то неведомым образом он ощутил рукоять топора в ладони, струйки пота на висках и затхлый запах свалки. Еще он услышал шорох шагов за спиной, и этот звук вселял уверенность и отвагу: она с ним… она прикрывает его… так, как и положено партнеру… его возлюбленной…

– Сейчас, сейчас… – шептала Эри – та, настоящая, сидевшая рядом и крепко обнимавшая его. Ее сладкий аромат пробивался сквозь запахи свалки.

В темноте расселины что-то зашевелилось, блеснули алые глаза, полуметровые клыки, страшная морда нависла над беглецами, вскрик Эри слился с воплем девушки-беглянки и гневным рыком воина. Он перехватил топор обеими руками, занес над головой, ударил; брызнула кровь, череп треснул под лезвием, пещерное чудовище завыло – жутко, протяжно. Сзади кто-то откликнулся, сородичи твари или иные существа, которые гнались за беглецами; их рев и вопли эхом раскатились под высоким сводом. Воин в яростном безумии рубил и рубил визжавшего монстра, девушка помогала, ловко орудуя топором, тварь готовилась издохнуть, но тут на ближнем мусорном холме возникли чьи-то смутные фигуры. Свистнул камень, потом другой и третий, он ощутил удар в плечо, дернулся и крикнул:

– Хватит! Остановить трансляцию!

Видимо, это были нужные слова: монстр, беглецы и их враги пропали, за ними растаяла гигантская пещера-свалка, а вместе с ней исчезло чувство сопричастности. Уже знакомые предметы проступили сквозь редеющую мглу, вернув их из сказки в реальность: стол с креслами, камин с неугасимым огнем, журчащие фонтанчики, молочно-белый потолок, окно. Тоже сказка, если припомнить, куда он попал – в какой мир и в чье тело.

Эри над ухом пробормотала:

– Ну, вот… Даже не посмотрели, как Дуэро бьется с манки… Разве тебе не интересно?

– Чукча не читатель, чукча писатель, – вымолвил он со вздохом и, поймав ее недоуменный взгляд, добавил: – Ничего нового, солнышко, по крайней мере, для меня. Отважный герой с красоткой-подругой делают дракону харакири… Кровь, топоры, сопли, вопли и хруст костей… Знаешь, сколько я сочинил таких историй? Лучше уж не вспоминать…

– Сочини еще, – сказала Эри. – Я знаю, у тебя получится. Не хуже, чем у Дакара.

– Может быть. Пища, кров, здоровье и муза-вдохновительница… Что еще нужно писателю? Рюмку коньяка и лимон на блюдечке…

Он поднялся и, приблизившись к рабочему столу, осмотрел торчавшие из него рукояти и диск, вмонтированный в пол, хмыкнул и повернулся к девушке.

– Вот что, Эри… Этот Крит, партнер твой бывший, – с ним можно повидаться? Посидеть в каком-нибудь теплом местечке, выпить, о жизни потолковать… Есть ведь у вас такие места? Бары, кафе, кабаки? Уверен, есть! Можно забыть про Эйнштейна и Ньютона, но не дорогу в кабак. Кабак, он вечен, как разговоры о главном: что делать и кто виноват… Интересные вопросы, верно? Хотелось бы мне с ними разобраться…

– Я свяжусь с Критом, свяжусь обязательно, но не сейчас. Крит в Мобурге и никуда не денется. Лазает, должно быть, по щелям или спускает монету с одалисками. – Сложив руки на коленях, Эри задумчиво смотрела на него. – С Критом мы спешить не будем, найдутся дела поважней. Ну-ка, подойди ко мне… ближе, еще ближе… наклонись…

– Эй, что ты задумала? – воскликнул он, чувствуя, как ее пальцы ищут застежку под воротником.

– Прощай, Дакар, здравствуй, Павел, – прошептала Эри. – Назови меня солнышком…

Загрузка...