Сражение на Венере

I

На каждом документе стояло его имя «Капитан Дж. Фрайбург». Он так подписывался — «Дж. Фрайбург». Друзья называли его «Шкипом» или просто «Дж».

Он никогда не рассказывал, если не приходилось по службе, что означает это «Дж.» Он и прежде был к этому чувствителен, а теперь и вовсе стал прямо-таки суеверен.

Его звали Джона, и однажды он разбил корабль, а вот теперь он предчувствовал, что разобьет еще один. И он ничего не мог с этим поделать. Дело было не в умении, он был хорошим специалистом. Дело было в удаче. В этом полете он исчерпал все лимиты удачи и чувствовал, как ее последние капли утекают прямо из рук.

Свет в космическом корабле становился невыносимо ярким. Фрайбург чувствовал себя так, словно стоял в фокусе дуговых ламп. Приборы сияли, как зеркала, и не давали снять показания. Поручни сверкали, как добела раскаленные прутья, и любой заколебался бы, прежде чем взяться за них.

Но это был всего лишь свет, и ничего больше. Температура же не повысилась ни на градус, несмотря на то, что корабль сейчас находился на двадцать шесть миллионов миль ближе к Солнцу, чем их родная Земля, настолько хорошо работали кондиционеры.

Фрайбург сложил руки чашечкой вокруг хронометра, загораживая его от яркого света. По его расчетам, при существующем темпе торможения, корабль достигнет внешних облаков Венеры примерно через четырнадцать минут.

— Закрепите световые заслонки, — скомандовал он в микрофон.

Из динамика донесся голос помощника.

Медленно, слишком тяжелой при двух «g» рукой, Фрайбург потянулся к единственному иллюминатору его каюты, закрыл янтарный диск кварцевой крышкой и щелкнул защелкой. Моментально ярчайший свет, отражаемый Венерой, стал прохладного лимонного оттенка.

Фрайбург вспомнил, как в детстве, когда он плыл на атлантическом лайнере, они попали в плотный морской туман. Где-то неподалеку был еще один корабль. Лайнер медленно полз и отчаянно гудел без передышки. И в ответ со всех сторон из белой завесы тумана звучал такой же сигнал.

Мальчик представил себе взволнованного шкипера на мостике и не завидовал ему. Но он шкиперу доверял. Шкипер, подумал он, не занимал бы такую должность, если бы не имел достаточно квалификации. И они тогда прошли через туман без происшествий.

Теперь же он сам был шкипером другого корабля, собирающегося войти в непроницаемый слой облаков. На всех экранах видна лишь такая же плотная белая завеса. Но он сейчас в более трудном положении, чем тот морской капитан. Он не мог остановить свой корабль или резко изменить его курс. Он передал управление компьютеру. Тот имел дело с массой и скоростью корабля, массой Венеры и показаниями радара-альтиметра.

Он доверял компьютеру, но не альтиметру. На таком расстоянии его данные слишком приблизительны.

Стрелка нерешительно прыгала по делениям, каждое из которых означало сотню метров. Это было бы прекрасно, если бы они садились на Землю. Но здесь каждое деление могло значить больше, чем сотня метров на Земле.

Это весьма плохо для корабля, не говоря уж о команде.

Если бы он мог видеть поверхность, то чувствовал бы себя более счастливым, ведя корабль на ручном управлении. Но по последней теории, облака на Венере простираются почти до самой земли. Следовательно, корабль должен идти по приборам. А это означало — автопилот. Но он не чувствовал, что должен переложить свою ответственность. Экипаж считал, что капитан лично отвечает за их безопасность.

Все шло хорошо, пока у него было все на контроле, и он знал, что происходит. Вот только существовала тенденция неожиданно забрасывать его необъяснимыми явлениям. Из-за этого у него существовала глубоко закоренелая ненависть к неизвестному. Оно редко оказывалось в его пользу. Так что он доверял себе, но не своей удаче.

Свой первый корабль он потерял именно так. Прошла буря, он рискнул взлететь, но буря неожиданно помчалась назад, как фурия, и швырнула корабль о землю. Прочие несчастные случаи тоже происходили из-за неудачного выбора времени и странных обстоятельств.

Да, его имя было Джона.

И он терял самообладание и становился слишком старым для той жизни, которую вел. Если это последнее, самое опасное приключение закончится благополучно, он удалится на покой.

Вошел Джордж Старки, держась за поручни, со слегка подгибающимися коленями не из-за возраста, а из-за двух «g». Но Старки все равно должен уже испытывать кризис среднего возраста — исчезающий оптимизм и растущее беспокойство.

— Ну, шкип, начинаем… Третий и последний раунд.

Старки понятия не имел ни о какой дисциплине, но он и не был членом команды. Он был профессиональным исследователем: стойкий, находчивый и… удачливый. Он хорошо поработал на Марсе, так что имел право быть включенным в первую экспедицию на Венеру. В нем кипела неутолимая жажда узнать, «что находится за холмом». И это чистое любопытство снабжало его неослабевающей энергией.

Фрайбург не дал никакого ответа на прямой намек. Джордж взглянул на инфракрасный видеоэкран. На нем были лишь неопределенные пятнистые тени.

— Большая же от него помощь, — вздохнул он. — Если это лучшее, что он может показать, то я думаю, что облака действительно доходят до самой земли.

— Возможно, Старки, — согласился Фрайбург. — А возможно, это означает, что в облаках находятся толстые слои каких-то частиц.

— Атмосферная пыль?

— Кто знает? — пожал плечами Фрайбург. — Возможно, чистые химические элементы в виде порошка. Там много углекислого газа, но что там есть еще?

— Скоро мы узнаем, когда Фиркин получит образцы.

Джордж опустился в амортизационное кресло. Тормозные двигатели увеличивали тягу, говорить стало трудно, и оба замолчали.

Капитан вспомнил свой дом в Вермонте, крыльцо с креслом-качалкой и видом на лес. Джордж думал о Венере. Эти минуты взволнованного ожидания и были для него венцом жизни. И Джордж был возбужден до предела.

Венера была самой таинственной планетой в Солнечной системе, и все же, не считая Луны, она была самой близкой соседкой Земли. Марс тоже был интересен, но о нем знали слишком много, еще то того, как добрались туда. Было известно, что так называемые каналы — просто естественные трещины в земле. Было известно, что там нет никаких городов, никаких следов разумной жизни. Однако, жизнь там все же существовала — экспедиция отыскала там насекомых. Но пейзаж оказался довольно плоским — во всех смыслах, — так что мало чего оставалось добавить к астрономическим картам.

Венера оставалась тайной: сестра Земли в маске. Никто никогда не видел ее лица. Она могла быть уродливой сестрой — или же еще более прекрасной, чем Земля.

И Джордж стремился заглянуть ей под маску.

Капитан Дж. Фрайбург уставился на тусклый инфракрасный экран, потом на пылающую зеленым цветом радиолокационную картинку, пытаясь сложить их данные в какие-то внятные, конкретные контуры. Он боялся даже подумать о горных вершинах. Важно определить уровень моря. И, наконец, он решил, что, если правильно понимает экраны, под ними нет никаких возвышенностей.

Если бы нижняя кромка облаков заканчивалась не у самой земли, и оставалось пространство для маневра, он мог бы чего-то достигнуть, послав туда самолеты. А пока что ему оставалось лишь сидеть, наблюдать и позволять увеличивающейся силе тяжести стараться надвинуть амортизационное кресло ему на уши.

Потом они вошли в облака. Лишь чуть двигая глазами (было почти невозможно повернуть голову) Фрайбург мог охватить взглядом все экраны и иллюминатор.

Желтый свет становился янтарным и быстро перерастал в сумрак. Фотоэлемент откликнулся на это и включил внутреннее освещение. Ослепительный дневной блеск превратился в тусклое свечение. Облака были чем-то большим, чем просто водяным паром или углекислым газом.

На высоте 17 000 метров произошел первый взрыв. В рубке на секунду блеснул желтоватый отблеск. Корабль загудел, как гонг, и, казалось, отскочил куда-то вбок, содрогнулся и наклонился. Гироскопы тут же вернули его в исходное положение.

Потом то же самое произошло опять, но с другой стороны. Желтые вспышки, корабль скачет, как кролик, а снаружи раздаются глухие удары взрывов.

Было адски трудно инертно сидеть здесь, словно чучелу, неспособному даже говорить. У обоих стоял в глазах вопрос: Что происходит? Что идет не так, как надо?

Капитан думал: я неправильно расшифровал данные экранов и пытаюсь посадить корабль в жерло действующего вулкана. Вот она, удача Джоны…

Джордж думал: Из чего состоят эти облака? В них что, из-за трения началась какая-то химическая реакция?

Еще одна вспышка и снова резкий удар. Затем снаружи начало становиться светлее. Капитан понял это, хотя сосредоточил взгляд на высотомере.

11 000 метров.

У облаков все же имелась нижняя кромка, и корабль теперь вылетал из нее. Фрайбург украдкой взглянул на экран. Поверхность Венеры уже проглядывалась на нем, в тускло-сером свете, точно дождливым днем. Вдали по всему горизонту высились горы, увенчанные белыми шапками. А под ними раскинулась волнистая равнина, серовато-коричневая, но с проплешинами грязно-зеленого цвета.

И тут взгляд зафиксировал на экране далеко внизу белую вспышку. Из вспышки начал стремительно расширяться шар черного дыма, протягивая к ним неровные щупальца. Корабельные двигатели тут же раскромсали их в клочья.

В этот миг Фрайбург все понял. Вспышки были взрывами снарядов. Их обстреливала какая-то архаичная зенитная артиллерия или батарея управляемых ракет.

Причины могли быть безумными, но сам эффект вполне понятен. Фрайбург тут же успокоился. Теперь он видел, что происходит, и знал, как следует поступить — начать маневры уклонения.

Движением пальца на подлокотнике кресла он отключил автопилот, и одновременно ослабил ногу на педали, управляющей скоростью полета. К черту компьютер! Теперь он поведет корабль сам.

Корабль, выполняющий маневр торможения, внезапно устремился к земле, точно лифт. Тяжесть исчезла, и их на мгновение подняло с кресел.

— Летим… к… земле? — отрывисто спросил Джордж.

— Именно.

У капитана не было времени объяснять ему, не космонавту, почему нельзя мгновенно изменить направление движения ракеты в воздушном пространстве, чтобы уйти из зоны обстрела. Единственной возможностью было внезапно уйти вниз в надежде, что орудия, — если это вообще были орудия — потеряют вас. Возможно, где-то там существовала некая мертвая зона…

Но слишком мало шансов найти такую зону, они приближались к земле слишком быстро. Нога Фрайбурга снова уткнулась в педаль. Толчок выбил воздух из легких. Корабль дернулся, нога капитана сорвалась с педали. Он попытался одновременно возобновить дыхание и вернуть управление кораблем. Земля казалась ужасно близко. Корабль вошел в последний разрыв прежде, чем они достигли ее. Этого было достаточно, чтобы спасти их жизни, но удар сорвал их с кресел.

Корабль стоял на земле вертикально, неподвижно, носом вверх. Гражданские могли бы подумать, что все кончилось, все прекрасно, все в порядке, что, при необходимости, корабль может быстро взлететь и убраться отсюда ко всем чертям.

Но Джона Фрайбург знал, что он погубил еще один корабль.

Если бы только он не вмешался в управление, давая, таким образом, своей неудачливости шанс проявить себя, запрограмированный электронный мозг не забыл бы выдвинуть посадочное устройство — амортизатор с паучьими лапами.

А Джона Фрайбург забыл.

Конечно, он попал под огонь, неожиданно, в критический момент, но это не снимало с него ответственности. Фрайбург знал, в чем его вина — в полном служебном несоответствии.

Он также помнил удар по стабилизаторам корабля. Они не были рассчитаны на такое. Даже если они лишь немного погнуты, попытаться взлететь будет чистым самоубийством. Корабль начало бы вращать, и он бы вышел из-под контроля.

Фрайбург лежал на полу с закрытыми глазами. Он не хотел открывать их. Он чувствовал, как падает в пропасть страданий.

Джордж Старки подполз к нему, положил руку на лоб, потом стал ощупывать тело в поисках сломанных костей. Капитан вздохнул, нехотя открыл глаза и устало сел.

— Я в порядке, Джордж, — прошептал он и отметил, что впервые назвал исследователя по имени.

«А кто я такой, чтобы корчить из себя представителя власти?» — мазохистски подумал он.

Джордж критически посмотрел на него.

— Не будьте таким подавленным, кэп. Надеюсь, вы ни в чем не вините себя?

— Я забыл выдвинуть посадочное устройство, Джордж. Должно быть, я разбил стабилизаторы.

— Да? Но ведь мы угодили под обстрел, верно?

— Ну… Похоже на то.

— Ладно, тогда вы сделали единственную вещь, капитан. Вы спасли нас всех. Вы увели нас с линии огня. Да нас бы там разорвало на части. Возможно, у корабля немного погнуты стабилизаторы, зато он сел, а не валяется по кускам. Вы же не можете думать обо всем, когда все происходит так быстро.

— Капитан обязан всегда думать обо всем, — медленно отчеканил Фрайбург, потом встал и добрался до микрофона. — Эй, вы там?

Голос помощника слегка дрожал.

— Да, сэр.

— Как все? Кто-нибудь пострадал?

— Всего лишь несколько ушибов, сэр. Я еще не знаю о Фиркине… Как раз собирался пойти проверить.

— Хорошо.

Джордж включил экран внешнего обзора и стал смотреть на Венеру. Там было все спокойно. Серые облака висели над головой безо всяких просветов, насколько видел глаз. Они казались темными, полными влаги, словно в любой момент мог хлынуть дождь.

Но земля была сухой, желтовато-коричневой, местами покрытой редкой травой. Кроме того, она выглядела рябой от кратеров пяти, десяти и двадцати метров в диаметре. И никаких признаков жилья, никаких живых существ. Свет слишком слаб, чтобы отчетливо видеть горизонт, но вдоль него, казалось, простиралось какое-то темное пятно.

Капитан посмотрел через плечо Джорджа.

— Едва ли это место годится для проведения солнечного отпуска, — ухмыльнулся Джордж.

— Здесь мрачно… — Фрайбург чуть не добавил, мрачно, как у него на душе, но заставил себя замолчать. Он должен препятствовать распространению отчаяния, а не способствовать ему.

Динамик щелкнул и ожил. Голос помощника был еще более дрожащим.

— Сэр, Фиркин, кажется, мертв.

Фрайбург почувствовал, как еще один груз рухнул ему на плечи. Значит, теперь его назовут «убийца»? Это несправедливо, и в душе загорелось пламя негодования.

— Почему «кажется»? Вы что, не можете определить точно? Что там произошло?

— Не знаю, сэр. Думаю, вы должны сейчас же пройти в его каюту.

— Иду.

Капитану не нравился Фиркин, как человек, и, как человек, он был небольшой потерей. Самоуверенный, эгоистичный, скучный нытик, он поочередно то хвастал, то жаловался. Но как опытный, добросовестный аналитический химик, он являлся ценным членом экспедиции.

Джордж шел за шкипером по проходам и лестницам вниз. Помощник капитана стоял на страже у двери каюты Фиркина и выглядел взволнованным.

— Не входите, сэр. Просто взгляните в глазок.

Каюта Фиркина, которая одновременно являлась и его лабораторией, была герметична. В ней он должен был изучать венерианскую атмосферу. В двери имелось маленькое стеклянное окошко, в которое следовало заглянуть, чтобы понять, можно ли заходить в каюту. Фиркин ведь мог одеть защитный костюм, а вы были незащищены. И вы не могли знать, что может просочиться из нее в корабль.

Капитан заглянул в окошко. Фиркин был без шлема, значит, еще не начал работать. Он лежал на спине, очень тихий, но его лицо и тело исказила судорога. Рот полуоткрыт, как и глаза. Лицо иссиня-черное, влажная кровь испачкала его подбородок и запятнала пол. Но в этом нет полной уверенности, потому что по каюте струился белый туман, похожий на сигаретный дым, и видимость не слишком хорошая.

Однако, две вещи видно отчетливо. Разбитая кварцевая бутыль на полу. И зубчатый разрез во внешней стене каюты.

— Что вы думаете, Джордж? — спросил капитан.

Джордж в свою очередь оглядел каюту.

— Гм… Похоже, он, согласно плану, взял образец состава облака, но в каюту угодил осколок снаряда и разбил бутылку прямо у него под носом. Газ из облака, похоже, ядовитый: он кашлял кровью.

— Я согласен, — кивнул капитан. — И в каюте все еще остается немного газа: его можно увидеть. Вы правильно сделали, помощник, остановив нас у двери. Однако, у нас остается проблема. Теперь, когда наш специалист погиб, как мы определим, можно дышать наружным воздухом или нет?

— Не думаю, что он опасен сэр. По крайней мере, он не ядовит, — заметил помощник. — Взгляните сюда.

Он провел их по проходу туда, где во внешней стене имелась еще одна пробоина, сантиметров пять шириной, и через нее можно было выглянуть наружу.

— Я думаю, нас накрыло после того, как мы вышли из облаков, — сказал помощник. — Но нам это не повредило.

Джордж провел пальцем по отверстию и почувствовал дуновение воздуха. Тогда он понюхал его и фыркнул.

— Осторожно, — предупредил Фрайбург.

— Мне кажется, все в порядке. Состав близок к нашему, им можно дышать. Есть какой-то запах, и он несколько плотнее, чем земная атмосфера, потому что дует внутрь, чтобы уравновесить давление.

— Ну, хоть в чем-то нам повезло, — проворчал капитан. — Возможно, нам не понадобятся скафандры. Как радио? — обратился он к помощнику. — Спаркс уже связался с Землей?

— Нет, сэр. Оно… гм… немного разбилось при посадке. Спаркс возится с ним.

— Вот черт! — выругался капитан.

Венера ближе к Солнцу, чем Земля, и при подлете к ней связь с Землей становилась все хуже из-за помех, создаваемых потоками электронов от светила, пока статика совсем не прервала ее. А теперь Фрайбург не мог сообщить о том, что они все-таки сели на Венеру. С другой стороны, его отчет о случившемся при посадке тоже откладывался.

— Давайте выберемся наружу и оценим размеры ущерба, — скомандовал он с какой-то смесью облегчения и раздражения.

Воздух вполне годился для дыхания, но резкий запах заставлял кашлять. И повышенная плотность раздражала. Все время ощущалось, как воздух давит на барабанные перепонки, а окружающие говорили, казалось, на повышенных тонах. Все это, да серый свет, да нахмуренные облака сводили на нет небольшой душевный подъем, который давало немного меньшее тяготение.

Фрайбург хмуро осматривал раздавленные стабилизаторы.

— Чтобы привести их в норму потребуется больше недели, — проворчал он.

Джордж принес подзорную трубу и осмотрел окружающий горизонт.

— Вон в том направлении высокие горы, — сообщил он. — Километров, примерно, шестьдесят отсюда, я бы сказал. Все остальное, насколько я могу видеть, одна большая равнина.

— Равнина, — проворчал капитан. — А также и поле битвы. Эти отверстия в земле очень напоминают мне воронки. И они довольно свежие. Ну, я надеялся отыскать на Венере разумную жизнь, а теперь сомневаюсь, что мы будем этому рады. Должно быть, венерианцы — кто же еще? — обстреляли нас, но тогда они должны быть отсталой расой, раз палят из орудий, известных на Земле еще сотни лет назад. Так что мы может только радоваться, если уберемся живыми с этой проклятой планеты.

Джордж, хмурясь, уставился в подзорную трубу. Ему не нравились эти пораженческие разглагольствования. Не успели они прилететь на Венеру, а шкипер уже думает, как бы улететь с нее.

По трапу из корабля спустились еще трое из команды, горя желанием посмотреть на Венеру. Радиооператора оставили в покое на корабле, пусть чинит рацию и восстанавливает связь. Все стали бродить вокруг, осматривая ландшафт.

Капитан покопался в одном из больших кратеров и нашел металлические куски оболочки снаряда или бомбы. Конечно же, где-то здесь шла война.

Внезапно закричал, подзывая его, Джордж. Капитан подошел.

— А что вы скажете на это? — сказал Джордж, указывая куда-то рукой.

Это был совершенно прямой разрез в земле, сантиметра три-четыре шириной. Он тянулся в обеих направлениях, насколько хватало глаз, — простая прямая линия.

— Я прошел вдоль него. Он, вроде бы, не кончается, — показал Джордж.

— Странно, — пробормотал капитан. — Выглядит так, словно кто-то провел по земле гигантским ножом. Есть ли какие-нибудь параллельные отметки?

— Я ничего не увидел.

— Какой же дьявол держал этот нож? — спросил капитан. — Я имею в виду, если бы это был какой-то плуг, то должны остаться следы от колес или чего-то подобного.

— Я ничего такого не нашел, шкип.

— Что же это может быть? Межа? Граница?

— Возможно. Не знаю. Думаю, единственный способ узнать состоит в том, чтобы проследовать по этой линии и посмотреть, где она кончится.

— Да, Джордж, и мы можем наткнуться на того, кто ее сделал. Не станем слишком спешить. Мы должны побыть здесь какое-то время, подождать и посмотреть, не придут ли сюда туземцы. Они не кажутся слишком дружелюбными. Возможно, нам понадобятся все, способные держать оружие, чтобы отбить нападение. Мы устроим командный пункт в одном из этих кратеров. У меня есть подозрение, что под землей мы будем в большей безопасности, и если…

Капитана прервал чей-то тонкий, резкий вопль, который становился все громче. Вся команда закричала, тыча куда-то руками. Что-то быстро передвигалось по равнине.

— Подзорную трубу! — рявкнул он, и Джордж поспешно вручил ее ему.

Но даже через трубу было трудно разглядеть в слабом свете мчащуюся к ним штуку. Капитан Фрайбург как-то раз видел, как оторвалось колесо гоночного автомобиля и помчалось само собой, гудя, как горн. Что-то подобное и катилось сейчас к ним примерно на такой же скорости, только это колесо было метров семь в диаметре. Одно колесо из мерцающего металла, сужающееся от центра к краю до тонкости лезвия. Оно походило на колесо от огромного ножа взбесившейся мясорубки.

— Все в кратеры! — закричал Фрайбург.

Возрастающий звук от колеса почти заглушил его голос. Он отчаянно махнул рукой, и команда побежала к отверстиям в земле. Когда он увидел, что все нашли себе убежище, то бросился вместе с Джорджем к ближайшему кратеру. Он был достаточно неглубокий, но колесо на такой скорости в любом случае перескочит через него, не задев их. Капитан не сомневался, что именно эта штука оставила странный след на равнине, и, насколько он помнил, след был не слишком глубоким.

Визг колеса заставил дрожать воздух, и земля, казалось, затряслась с ним в унисон. Фрайбург был рад этому, потому что так вышло проще скрыть собственную дрожь.

Они лежали, уткнув лица в землю, ожидая, пока колесо промчится мимо, но вой, сопровождаемый свистом, как от электрического вентилятора, продолжался.

И все это и не думало прекращаться.

Капитан с Джорджем осторожно подняли головы и выглянули из кратера. Колесо бежало по широкому кругу вокруг целой группы кратеров. Оно следовало своим курсом так стремительно, что казалось целым десятком туманных, мерцающих фигур семи метров в высоту.

Космический корабль стоял почти точно в центре этого круга.

— Это проклятое колесо само роет канавку! — закричал Джордж в самое ухо капитану.

Фрайбург решил, что не время дискутировать.

— Следуйте за мной! — рявкнул он и побежал к кораблю.

Джордж удивился, но выпрыгнул из кратера и побежал по дрожащей земле за капитаном. Из кратеров тут и там высунулись головы членов команды, вопросительно глядя на них. Фрайбург на бегу махнул им, чтобы скрылись обратно.

На корабле было немного потише.

— Найдите Спаркса! Отправляйтесь с ним в оружейку, — велел капитан, переводя дух.

Джордж кивнул. «Надеюсь, тот закончил с рацией», — подумал он, поднимаясь в радиорубку.

При подготовке экспедиции велись некоторые споры о том, должна ли первая экспедиция на Венеру лететь вооруженной или нет. Высказывалось огромное количество чепухи, поскольку никто не знал, воинственные венерианцы или мирные, гуманоиды или негуманоиды, чудовища или насекомые — и существуют ли они вообще.

Все соглашались лишь в одном пункте: нельзя брать никакого атомного оружия. Использование подобного могло начать то, что никогда не закончится.

С другой стороны, отдать экипаж корабля с голыми руками на ужин плотоядным динозаврам…

Легкое, ручное, но мощное оружие показалось всем золотой серединой. И, наконец, сошлись на старой доброй базуке. С ней просто управляться, и вся команда быстро прошла тренировку.

Но надеялись, что в ней не возникнет необходимость.

Джордж нашел Спаркса глядящим в иллюминатор и пытающимся понять, что происходит снаружи. По пути к оружейке он приложил все усилия, чтобы быстренько обрисовать Спарксу картину происходящего.

Капитан распаковал треногу и ствол базуки.

— Я понесу это, — сказал он, — а вы по два магазина каждый.

Коробки были тяжелые на Земле, да и здесь не такие уж легкие. Джордж, идущий сразу за Фрайбургом, закричал:

— Вы что-нибудь увидели там, шкип?

— Нет, — ответил Фрайбург. — Нужно попытаться остановить это чертово колесо.

Когда они вышли из корабля, внушающие страх звуки колеса снова с полной силой ударили по ушам. Капитан принялся устанавливать треногу в нескольких метрах от входа. Джордж и радиооператор свалили коробки рядом, открыли и подготовили плавкие предохранители снарядов.

Возможно, сыграло роль воображение, но Джорджу показалось, что колесо немного замедлило скорость. По крайней мере, по периметру вроде бы стало меньше его двойников. Но периметр все еще был явно непроходим. Если кто-нибудь попробовал бы перебежать через него, то бешено несущееся колесо вполне могло разрезать смельчака пополам.

Капитан возился с треногой, но отклонил предложенную нетерпеливым Джорджем помощь.

Спаркс, зачарованно пялящийся на колесо, внезапно закричал:

— Оно приближается к нам!

Джордж бросил взгляд в его сторону. Все верно. Вырытое колесом углубление стало уже мелкой траншеей и неуклонно расширялось в их сторону, расчищаемое острой кромкой колеса.

Он вспомнил рассказ Эдгара По «Колодец и Маятник», и это воспоминание не прибавило ему радости.

Капитан пнул ученого в лодыжку и проревел:

— Снаряды! Быстро!

Джордж выложил восемь снарядов в линию и вставил первое в трубу базуки.

Фрайбург стал целиться в середину периметра, по которому носилось колесо.

Свист! Таща за собой шлейф огня и дыма, первый снаряд вылетел из заколдованного круга.

Свист! Свист! Свист! Еще три снаряда ушли один за другим.

Заряды проходили сквозь стену, словно это только марево, падали на землю и взрывались в полукилометре далее.

Свист! Свист! Свист! Сви… Взрыв!

Все бросились на землю, поскольку мимо завизжала шрапнель. Последний снаряд попал в цель. И немедленно вой стал вдвое тише.

Они осторожно подняли головы. Стена стали была все еще там, но уже не такая монолитная. Теперь можно было разглядеть огромный диск с группой источников дневного света, вращающихся вокруг ступицы. Это было единственное отверстие возле центра, но вращение колеса заставляло его казаться целой группой.

Само же колесо оказалось отброшено к противоположной стороне траншеи, которую рыло.

Прежде чем кто-то успел сказать хоть слово, раздался рев, словно рядом взлетал авиалайнер. И внезапно позади них, сотрясая землю, появилось большое облако черного дыма. Осколки снаряда отчаянно разорвали воздух.

Все это случилось в опасной близости.

Фрайбург оставил базуку.

— Прячьтесь! — крикнул он и нырнул в ближайший кратер.

И тут ад вырвался на свободу.

К ним с завываниями полетел целый залп снарядов. Земля загудела, точно гигантский барабан. Всех троих в кратере перемешало, как игральные кости в коробке. Появились густые облака желтого газа, заставившие людей беспомощно кашлять. Всюду стоял запах сгоревшего пороха. Градом сыпалась шрапнель.

Наконец, все прекратилось, но в ушах продолжало звенеть от происшедшего. И они с трудом различили гул колеса. Теперь он превратился в простой треск.

Джордж вытер слезы и пот со щек.

— Добро пожаловать на Венеру, планету Любви, — хрипло пробормотал он.

Спаркс ничего не ответил. Он сильно прокусил губу и теперь прикладывал к ней окровавленный носовой платок.

Фрайбург осторожно высунулся из кратера и помахал рукой, тщетно пытаясь разогнать остатки желтого газа.

— Ни черта не видно, — проворчал он. — Ну вот, теперь немного яснее… Там что-то движется. Джордж, дай-ка твою подзорную трубу…

Джордж протянул ему трубу. Слышался отдаленный хруст, перекрывающий жужжание колеса.

— Танки, — сказал капитан, всматриваясь. — Ну, это все объясняет. Танки старого образца, с пушками… Ну, прямо Средневековье.

Он медленно поворачивал трубу, осматриваясь по сторонам.

— Мы окружены, — сказал он, наконец. — Они приближаются. Сжимают кольцо, чтобы проще было уничтожить нас.

II

— Я за базукой! — закричал Джордж.

— Бесполезно, — невнятно пробормотал Спаркс. — Она получила прямое попадание. Ее разнесло на куски.

— На корабле есть еще, — огрызнулся Джордж.

— Оставайся на месте, — приказал Фрайбург, — или на куски разнесет тебя. Не стоит и пытаться. Я насчитал двадцать пять танков, а позади них вообще какой-то механический монстр. Погляди сам.

Джордж взглянул в подзорную трубу. Колесо, непрерывно бегущее по периметру, заставляло все, находящееся вне его периметра, мигать. Но Джордж увидел танки меньше чем в километре отсюда. С низкой посадкой, широкими треками и приземистыми башенками, они, казалось, прижались к земле. Они медленно ползли вперед, и все орудия были нацелены прямо на корабль.

А за ними возвышалась громадная торпеда на колесах, метров пятидесяти длиной. Нос ее цилиндрического тела резко заострялся, а вся она казалось выполненной из какого-то тусклого металла, со стабилизаторами по бокам и стремительно вращающимися колесами.

Из хвоста торпеды вырывалась струя белого, раскаленного газа.

— У нее реактивный двигатель, — заметил Джордж. — Я бы предположил, что это мобильный, бронированный командный пункт, который управляет всем полем боя. Да эта проклятая штука почти так же велика, как наш корабль!

— Я думаю, вы правы, Джордж, — согласился Фрайбург. — Нам противостоит целая механизированная армия. У нас нет ни малейшего шанса. Мы должны поднять белый флаг и попытаться начать переговоры. Во всяком случае, я хотел бы узнать, что они имеют против нас, прежде чем нас уничтожат… Эй, они прекратили движение. Интересно, почему?

Все с волнением ждали. Не остановилось только колесо, по-прежнему мчащееся по периметру, но даже его свист превратился в тихие вздохи. И скорость его тоже упала, так что теперь отчетливо проглядывалось отверстие в центре.

Затем колесо остановилось, его по инерции повело в сторону, конструкция упала на бок и осталась неподвижно лежать.

— Оно выполнило свою цель, — сказал капитан, снимая куртку. — Пожалуй, оно было нужно затем, чтобы не дать нам разбежаться, пока не подтянутся основные силы. Вы заметили воздушные желобки на ступице? Мы уничтожили часть их, когда попали в колесо, но остальные уцелели. Именно из них несся этот вой, чтобы ошеломить и деморализовать нас. Это как древние японские воины, вопящие: «Банзай!»

— Не думаю, что мне нравятся эти венерианцы, — нахмурился Спаркс.

Губа его перестала кровоточить, и он не хотел шевелить ей.

— Да мне тоже, — ответил Фрайбург. — Но все равно мы должны вести себя разумно. Нравится или нет, но мы должны постараться выглядеть дружелюбными. Жесткое поведение ничем нам сейчас не поможет.

— Это чисто земное понятие, — скептически произнес Джордж, когда капитан принялся размахивать белой рубашкой. — Они могут нас просто не понять…

Банг! Банг! Банг! Три снаряда с ревом прилетели и разорвались около корабля.

Капитан поспешно убрал рубашку.

— Это что-то означает. Очевидно, нас неправильно поняли.

Спаркс издал невнятный звук.

— Корабль! — простонал он.

Все повернулись. Снаряды разорвались возле поврежденных стабилизаторов и оторвали их от земли. Корабль заскрипел и начал клониться на бок. Теперь он походил на Пизанскую башню и продолжал клониться все ниже.

— Раздавит! — крикнул Джордж.

Но им повезло. Корабль клонился в сторону, пока не рухнул, подпрыгнул и прокатился несколько метров. Над ним широким коричневым облаком взметнулась и стала медленно оседать пыль. Больше не было никакого движения. Упавший корабль лежал столь же неподвижно, как и упавшее колесо.

Рубашка оказалась капитану полезной лишь для того, чтобы вытереть ею пот со лба.

— Последний штрих, — сплюнул он. — Теперь вы уж точно можете списать свою радиостанцию в лом, Спаркс.

Радиооператор молча кивнул. Ее нижняя губа снова кровоточила — он прикусил за то же место.

Все резко повернули головы в другую сторону, потому что со стороны равнины раздался громкий рев.

— Черт побери, здесь явно не место для отдыха, — чертыхнулся Фрайбург. — Мне что-то не по себе. И что там на этот раз?

— Бронированный командный пункт, — ответил Джордж, стараясь выглядеть твердым. — Он пулей летит к нам.

И действительно, большая торпеда неслась к ним с реактивным ревом. Они видели лишь ее острый нос. Она мчалась сквозь кольцо неподвижных танков, и земля тряслась под ее бешено вращающимися металлическими колесами.

— Все вниз, — устало скомандовал Фрайбург.

Он устал пребывать в своеобразном эпицентре землетрясения, когда все вокруг постоянно носилось и нападало с шумом, ревом и взрывами. Падение корабля стало последней каплей, и капитан впал в состояние циничного отчаяния.

Рев оборвался, раздался рвущий нервы визг, словно нажали на гигантские тормоза. И наступила тишина. А потом послышался хруст земли, размалываемой двадцатью пятью двинувшимися одновременно танками.

Джордж поймал остекленевший взгляд Фрайбурга и криво усмехнулся ему. Фрайбург попытался ответить тем же, но губы не повиновались.

— И сколько это будет продолжаться? — мрачно спросил он.

Джордж не ответил. Наступила такая неожиданная тишина, что сама по себе казалась шумом.

Но капитана уже ничто не волновало. Он просто тупо ждал дальнейших событий. Спаркс тоже сдался и неподвижно лежал на боку, прижав к губам пропитанный красным платок.

Но любознательность темпераментного Джорджа не угасла. Он выглянул из кратера — и был несказанно удивлен, поскольку танки, все до единого, отказались от наступления. Они развернулись и отступали, длинные стволы орудий нацелились в противоположную сторону. Кораблю и землянам они открыли свои явно незащищенные спины.

И громадная торпеда на колесах тоже разворачивалась, показывая им свою заднюю часть. Она не доехала до них метров двести и теперь замерла, словно в ожидании чего-то. Только вокруг ее хвостовой части дрожал нагретый воздух. Вообще это был точно пейзаж, нарисованный в мрачных тонах, с нависающими, неподвижными, свинцовыми облаками.

Джордж вопросительно взглянул на своего капитана.

Капитан, прищурившись, пристально посмотрел на него в ответ.

— Теперь мне понятно, что все это лишь игра, — проворчал он. — Теперь они хотят, чтобы мы преследовали их. Черт с ними! Пойду посмотрю, как там остальные.

Он отказался от помощи Джорджа, вылез из ямы и не спеша пошел к кратерам, где пряталась остальная часть команды. Одного кратера вообще не стало. Его засыпало, и он превратился в братскую могилу. Во втором лежали помощник и еще один член команды. Вокруг них разбросало, как уличный мусор, массу осколков шрапнели, но оба казались целы.

— Проснитесь, мужчины, — бросил капитан. — Время обедать.

Он стоял на гребне кратера, хорошо видимый со всех сторон, но его это больше не волновало. Судьба всю жизнь использовала его в качестве мишени, а сейчас он впервые мог признаться себе, что на него не обращают внимания.

Помощник медленно приподнял грязное лицо. Снаряды не раз разрывались возле его убежища, много раз наплывали потоки густого газа, и на его щеках были светлые борозды от слез. Возможно, он плакал. А может, слезы текли только от действия газа.

— Милман мертв, сэр, — прошептал он.

— Вы уверены? — нахмурился капитан. — Он вроде бы цел.

— Всего лишь крошечный осколок. Точно в правый глаз.

Капитан Джона Фрайбург вздохнул.

— Баркер и Хайнц тоже мертвы. И похоронены. Так что нас осталось всего четверо. Именно столько нужно для бриджа. У вас есть карты?

Помощник сел прямо.

— Нет, сэр. — Он был озадачен этими циничными словами.

Джордж как раз подошел к ним, все слышал, но не был удивлен. Он понимал состояние Фрайбурга.

Он обследовал Милмана, тело которого походило на камень, мертвое и быстро остывающее. Потом выбрался из кратера и стал осторожно разглядывать окрестности в подзорную трубу. Там было столь же оживленно, как на кладбище после ливня.

Фрайбург уселся на край кратера и стал лениво покачивать ногами, набивая трубку.

— Отдохните здесь немного, шкип, — сказал Джордж. — А я пока сбегаю к этому командному пункту, посмотрю, может, сумею вступить в контакт и пойму, что здесь происходит, кто и против кого воюет.

Фрайбург рассеянно кивнул, занятый трубкой.

— Можно, я с вами, мистер Старки? — спросил помощник.

— Конечно, друг.

Они оба направились к длинному, тускло мерцающему корпусу торпеды. Спаркс поколебался и присоединился к ним. На его подбородке засохла кровь.

— Попробуем установить перемирие? — поинтересовался он.

— Как? — ответил Джордж. — Просто будьте готовы упасть на землю, если что-то начнет происходить.

Но ничего не происходило. Они подошли к этому монстру на колесах. Не было никаких признаков люков или иллюминаторов, а когда они пошли вдоль него, то увидели, что корпус сплошной, лишь из спины чудища, поближе к носу, торчат несколько коротких гибких прутьев — точь-в-точь антенны.

Джордж встал на цыпочки, схватил один из прутьев и потянул. Прут легко согнулся, а затем распрямился, когда Джордж выпустил его. Чудовище не казалось оскорбленным или в какой-то степени потревоженным. Оно полностью проигнорировало его.

Тогда Джордж поднял камень и несколько раз ударил им по корпусу. Помощник и Спаркс осмотрительно отступили назад, чтобы их не задело, если чудище вдруг решит тронуться с места. Но ничего не произошло.

— Никого нет дома, — съязвил Джордж, выбросив камень. — Или они играют в опоссума, наблюдая за нами — может, в корпусе есть какие-то односторонние экраны.

На всякий случай, если это было так, он дружелюбно помахал руками. Торпеда оставалась совершенно безразличной. Джордж махнул рукой.

— Ну, может, у водителей танков будет что нам сказать. Давайте, пойдем к ним.

Они поплелись по сухой земле к ближайшему танку, внутренне сжимаясь от ожидания, что вот сейчас он развернется и направит на них пушку (длинный ствол торчал прямо из корпуса, а не из башенки, слишком маленькой для того, чтобы нести орудие). Но все танки остались неподвижными.

Однако, они были более многообещающими, чем торпеда без окон, без дверей. Потому что в каждой башенке была крышка люка с ручкой. Джордж, к которому вернулась храбрость, вскарабкался на первый танк и попытался открыть люк. Это оказалось очень просто. Крышка поднялась после первого же поворота ручки.

Джордж заглянул вниз и увидел тыльный конец орудия. Там нашлось определенно зарядное устройство с автоматической подачей снарядов. Еще имелся радар с крошечным экраном. И было водительское сидение, вполне пригодное для человека, с удобно расположенной приборной панелью, включая видеоэкран.

Там было все — кроме водителя.

Тем временем Спаркс и помощник осмотрели другие танки и вернулись с тем же ответом. Во всех танках отсутствовали водители.

— Итак, что произошло с водителями? — задал вопрос Спаркс.

— Они не могли убежать — мы бы это заметили.

— Может быть, они очень маленькие и спрятались к черту в карман? — сказал помощник, делая попытку сострить, чтобы скрыть свое разочарование.

— Хотя танки и оборудованы водительскими местами, должно быть, они управляются дистанционно, — предположил Джордж.

— Вопрос в том, где эти операторы? Спрятались в той сигаре на колесах? А может, сидят в некоем Центре где-нибудь у линии горизонта?

— Держу пари, что они в сигаре, — высказался помощник. — И прячутся там. Потому что потерпели неудачу. Смотрите, этот хотдог на колесах прибыл, чтобы поубивать всех нас. Затем передумал и развернулся, чтобы уехать обратно. Но тут у него разрядились батареи или что-то в этом духе. И все танки остановились, потому что управлялись из этой штуки. Они застряли здесь, потому что у них кончилась энергия. И может быть, прямо сейчас они перезаряжают свои батареи. Мы узнаем об этом, если они внезапно включатся.

— Хорошая теория, — согласился Джордж, почесывая голову. — А что вы думаете об этом знаке?

Он указал на белое «О», нарисованное на боку ближайшего танка.

— Отличительный знак подразделения, — ответил помощник. — У всех танков точно такое же «О».

— Или ноль, — добавил Спаркс. — Но более вероятно, что это просто круг. Не думаете же вы, что венериане используют наш алфавит или систему счета.

Но помощник пропустил его слова мимо ушей, к чему-то прислушиваясь. Послышалось отдаленное тяжелое гудение.

— Вроде как с неба, — решил Джордж. — Что-то похожее на самолеты.

— Нужно вернуться к кратерам, — занервничал помощник.

Они пошли назад. Грозно гудело уже прямо над головами. Космонавты оглядывались через плечо, но видели только серое небо.

Фрайбург сидел на том же месте, покуривая трубку. Если он и слышал гудение, то не придал этому значения.

— Привет, мальчики. Быстро же вы вернулись. Что-нибудь узнали?

— И да, и нет, — ответил Джордж. Гудение нервировало его, он то и дело посматривал вверх. — Под самыми облаками или даже в них, — сказал он, наконец. — Сомневаюсь, что они могут рассмотреть нас, да даже просто даже узнать, что мы существуем…

И в этот миг закончился спокойный период. С нарастающим воем вниз полетела первая пачка бомб. И два танка взметнулись в воздух, как игрушки, подброшенные капризным ребенком. Ударила взрывная волна. Все кинулись в углубление, где по-прежнему лежало тело Милмана, только капитан с удивленным видом остался сидеть на краю кратера. Джордж схватил его за ноги и утянул вниз.

— Моя трубка! — страдающим голосом воскликнул Фрайбург и попытался подхватить ее.

Снова началась бессмысленная война. Вдалеке раздались залпы невидимых зенитных орудий и ракетных батарей, палящих по невидимому в небе врагу. На сей раз танки и большая торпеда на колесах не приняли участие в бое, не считая того, что являлись мишенями для бомб.

Люди в кратере много слышали, но мало видели. Они были засыпаны кучами камешков, кашляли от серых ядовитых облаков дыма. С неба сыпались бомбы, но среди них попадались и бесформенные куски аэропланов, сбитых наземной артиллерией. Кругом все гремело, лился смертоносный ливень шрапнели, и не оставалось ничего другого, как только неподвижно лежать и молиться.

Затем гул, слабея, сместился на запад. Бомбежка поблизости прекратилась, хотя с запада все еще доносился унылый грохот.

И, наконец, опять все стихло.

Джордж встал, пересчитал всех по головам и облегченно вздохнул, потому что единственным мертвецом среди них был по-прежнему Милман. Остальные разглядывали ушибы, но единственная кровь сочилась из поврежденной ранее многострадальной губы Спаркса.

Фрайбург выглядел задумчивым, и Джордж понадеялся, что это хороший знак.

— Что мне действительно нужно, так это био-клей, но может, у кого-нибудь есть хотя бы запасной носовой платок?

Джордж отдал ему свой платок и высунулся из кратера. Все танки остались на местах, хотя некоторых сдвинуло взрывами, а четыре опрокинуло. Торпеда на колесах стояла на прежнем месте без видимых повреждений: возможно, у нее была броня которую не могли пробить осколки.

Где-то вдалеке Джордж уловил неясное движение, повернул туда подзорную трубу и громко простонал. Начиналась еще одна танковая атака.

Он предупредил остальных. Капитан только пожал плечами, помощник выглядел испуганным, а Спаркс принялся ругаться.

И внезапно ожили ближайшие танки, которые недавно атаковали их — все, кроме четырех опрокинутых. Загудели двигатели и они медленно поползли назад, образуя меньший, но более плотный круг. Затем остановились. Торпеда на колесах не сдвинулась с места.

— Вы что-нибудь понимаете? — спросил помощник.

— Сумасшедший дом, — выругался Джордж. — И знаете, что? Я не думаю, что ваша гипотеза о том, что у них закончилась энергия, была правильной. Они заняли круговую оборону, чтобы защитить нас. Бомбы проделали в их круге бреши. И теперь они сомкнули ряды, чтобы повысить свою обороноспособность.

Помощник почесал голову.

— Я этому не верю. Они первыми начали стрелять в нас. Так какого черта они должны переменить свои убеждения?

— Тогда придумайте свое объяснение, — хмыкнул Джордж.

Фрайбург ничего не сказал, но внимательно слушал, снова заинтересовавшись окружающим. Он внимательно смотрел на наступающие танки.

Но первыми открыли беглый огонь танки вокруг них. И для этого нашлась причина. Скоро стало ясно, что нападающие меньше в размере и более быстры, но и оружие у них, соответственно, меньшего калибра. Таким образом, крупные танки использовали свое преимущество в дальности стрельбы.

Однако, маленьких танков было вдвое больше. Они носились по полю, словно песчаные жуки, не давая в себя попасть. Тактика их выглядела простой. Они приближались, делали несколько быстрых выстрелов и зигзагами отходили подальше. Это не всегда сходило им с рук, несколько уже подбили.

Наблюдать за этим было увлекательно, но опасно. Снаряды летели во всех направлениях. Но люди в кратере держали полный нейтралитет, поэтому нелогично чувствовали себя в безопасности.

Но это ощущение длилось недолго. Маленький вражеский танк проник через брешь в защитном кольце (земляне уже стали разделять танки на «своих» и врагов) и ринулся к их кратеру, стреляя на ходу. Пули свистели над головами и барабанили по лежащему сзади космическому кораблю.

Этот танк уже приближался, но прежде чем снова успел открыть огонь, с сердитым ревом ракетных двигателей ожила гигантская торпеда на колесах.

Мгновенно набрав скорость, она буквально снесла с пути маленький танк, как бык сметает несчастного зазевавшегося пикадора.

Раздался звук, словно столкнулись две гигантские тарелки. Танк беспомощно опрокинулся на спину, точно черепаха, молотя по воздуху гусеницами. Чудовище на колесах с диким визгом тормозов сумело остановиться, продвинувшись по инерции не дальше длины собственного корпуса, и опять стало неподвижно.

— Эти парни в командном центре не зевают! — прокричал Джордж в самое ухо капитану.

Фрайбург кивнул и указал на беспомощный танк. Он что-то крикнул в ответ, но его фразу заглушил шум продолжавшейся вокруг битвы, и Джордж уловил лишь слово «Треугольник!».

Он внимательно взглянул на поверженный танк и увидел у него на боку большой зеленый треугольник, на том же месте, где у «их» танков нарисован белый круг. «Если я останусь в живых, — подумал он, — то непременно решу эту загадку». Обладатели белого круга безо всякой причины напали на только что севших землян. А затем, тоже безо всякой причины, стали защищать их от «зеленых треугольников». Тогда за что они сражаются? И кто эти воюющие стороны? Война идет по всей Венере, или это им посчастливилось угодить в самую гущу какой-то местной заварушки?

Внезапно все маленькие танки одновременно развернулись, словно повинуясь единой команде, и стремительно помчались назад, туда, откуда прибыли, оставляя позади клубы пыли и с дюжину своих товарищей, подбитых и горящих.

Защищающиеся танки прекратили стрельбу.

— Мы отбили атаку! — торжествующе произнес Фрайбург.

— Мы? — эхом отозвался Джордж. — Кто это «мы»?

— Хороший вопрос, — кивнул Фрайбург, оглядывая картину бегства, и внезапно застыл. — Ага! Джордж, трубу!

Джордж подал подзорную трубу.

— Это еще не конец, — сказал немного погодя Фрайбург. — Если вообще не начало конца. По крайней мере, выглядит именно так.

Джордж напряг зрение, пытаясь рассмотреть то, что увидел капитан, и где-то у самого горизонта уловил темное пятнышко, которого там прежде не было.

— Что это, шкип?

— Это — дедушка всех танков, мой мальчик. Раз в пять побольше наших здешних друзей. И гораздо выше, чем то проклятое колесо — не меньше десяти метров, думаю. Должно быть, он адски тяжелый, и непонятно, почему вообще не увязает в земле. И он движется в нашем направлении. Не очень быстро, скорее, медленно. И выглядит очень мрачным. Единственное, остается надеяться, что у него нет собратьев.

— Может, он идет нам на помощь? Возможно, это именно он спугнул танки с треугольниками?

— Хотел бы я думать так же, Джордж, но, боюсь, не все так просто. Те мелкие скоты мчатся к нему, как детишки, к матери. Возможно, он — их мать. Во всяком случае, он в них не стреляет. Что-то в его облике напоминает мне о большом пауке женского пола и его выводке. Теперь они грудятся позади него — как детишки виснут на материнском переднике… Да, Джордж, все бесполезно. На нем их знак: старый веселенький зеленый треугольник. Так что у нас впереди большая головная боль. У вас случайно нет аспирина?

Он с улыбкой протянул Джорджу трубу. Джордж с любопытством взглянул на него.

— Кажется, вы приободрились, шкип? Какое-то время я боялся, что вы сдались.

— Так и было, Джордж, но я ожил… Теперь я понимаю, что происходит. Сперва мне казалось, что все и всё против нас. Но когда парни в командном пункте решили нас защищать, мне стало гораздо лучше. Приятно узнать, что хоть кто-то на твоей стороне. Но теперь, боюсь, пошла серьезная игра.

— Понятно, — сказал Джордж и подумал, что был свидетелем какого-то странного психологического грима Фрайбурга.

Фрайбург терпеть не мог отсутствия самостоятельности, а также ответственности за все происходящее, когда он совершенно беспомощен и не может ничего изменить. Сейчас он был по-прежнему беспомощен, но хотя бы не один: неизвестный командующий в штабе на колесах принял их под защиту. Фрайбург приобрел союзника своего уровня. Казалось, он забыл, что двое из экипажа убиты именно танками с белыми кругами, иначе бы он расценил их действия просто как ошибку…

Спаркс и помощник присели у основания кратера, бледные, утомленные сражением.

Вдалеке прозвучал тяжелый удар. Это был первый выстрел танка-чудовища. В воздухе завыл снаряд крупного калибра. Джордж бросился на землю возле помощника и почувствовал, как тот дрожит в ожидании взрыва.

И взрыв не заставил себя ждать. Снаряд промахнулся и упал метрах в трехстах позади их корабля. С треском, словно лопнула все земля, в тоскливое небо взлетел огромный фонтан коричневой грязи. Вокруг все заволокло черным дымом.

Ничуть этим не испуганный, Фрайбург остался на гребне кратера, наблюдая за происходящим.

Танки с белыми кругами начали стрелять, до упора подняв длинные стволы орудий.

— Наши снаряды не долетают, — сообщил Фрайбург. — Он остановился вне досягаемости и собирается расстреливать нас оттуда.

Еще один удар, снова вой с нарастающей амплитудой, а затем грохот взрыва. И снова перелет, но на этот раз снаряд упал ближе.

Спаркс искоса посмотрел на Джорджа. Глаза его были круглые и испуганные над носовым платком с красными пятнами, который он прижимал к лицу. «Они пристреливаются, — подумал Джордж, — и исправляют свои ошибки, так что только вопрос времени…»

Новый звук дернул их натянутые нервы. Это включились реактивные двигатели бронированного командного пункта. Они почувствовали, как задрожала земля, когда он тронулся с места. Все, даже Спаркс, взобрались на гребень кратера, чтобы посмотреть, не отступает ли он, бросив их на произвол судьбы.

Но, ревя двигателями и гремя колесами, чудовищная торпеда летела стрелой к громадному тусклому танку, застывшему вдалеке.

Она и не думала убегать, напротив, она продолжала их защищать.

Эмоционально взвинченный, Джордж почувствовал, как у него перехватило горло. Это был Давид против Голиафа, проявлявший бесполезную, безумную храбрость. Чудовищный танк был слишком велик и тяжел, чтобы его можно было смести с пути, как до этого торпеда на колесах смела маленькую танкетку. Пойдя на таран, торпеда бы только разбилась вдребезги, как налетевшая на скалу лодка.

«Нет, — подумал Джордж, — он не сделает такую глупость, он просто стремится потрепать им нервы. Он хочет выманить чудовищный танк вперед, как собака, выманивающая медведя прямо на охотника. Он будет бросаться на него, используя свою скорость, чтобы держаться вне опасности».

Используя внезапно появившиеся мелкокалиберные скорострельные пушки, гигантский танк прекратил стрельбу из главного орудия. Стремительно несущаяся к нему торпеда прошла сквозь огневой заслон неповрежденной, а затем повернула направо, словно собиралась объехать большой танк, но тут же резко сменила курс и напала на него с фланга.

Ее острый нос нацелился танку прямо в бок.

Возникла ослепительная вспышка, казалось, расколовшая и землю, и небеса.

Наблюдатели на какое-то время ослепли. Взрывная волна ударила их, сбила с ног и разбросала, как кегли.

Они, ошеломленные, поднялись на ноги. Эхо взрыва все еще катилось от горизонта.

Спарксу требовалась немедленная медицинская помощь. Его нижняя губа теперь превратилась в кусок сырого мяса, красного, как помидор. Он стонал от боли. В ход снова пошла рубашка Фрайбурга. Он порвал ее на грубые полосы и туго перевязал челюсть радиооператору, хотя это означало завязать ему рот.

Когда же они посмотрели на громадный танк, на его месте пылало пламя. Танк-монстр был разнесен буквально на части. Его башня, разорванная пополам, лежала в полукилометре позади, орудия были поломаны, как палочки, а в лобовой броне зияла громадная зазубренная щель. Теперь это был не танк, а просто груда металлолома.

Одно колесо командного центра было унесено назад и лежало неподалеку, совсем целенькое. Но это все, что осталось от торпеды, по крайней мере, Джордж не видел других обломков.

Маленькие танкетки, сгрудившиеся позади своего лидера, были разметаны, как мусор в бурю. Оставшиеся неповрежденными уносились сломя голову за горизонт.

Их же собственная охрана из танков с белыми кругами перестала стрелять и застыла.

Капитан отвернулся от поля боя.

— Да, это крутые ребята, — сказал он Джорджу. — Они катались на грузе динамита, и до поры до времени это их не беспокоило. Наверное, взорвались топливные баки…

— А мы даже не узнаем, кем они были… если они вообще существовали.

— Что ты хочешь этим сказать? — резко спросил Фрайбург.

— Ну, мы ведь только предполагаем, что у этой торпеды была команда, не так ли?

— Могу поставить свою жизнь на то, что там были люди, которые понимали, что делают, — заупрямился капитан.

Джордж не стал спорить. С одной стороны, как можно спорить, не зная фактов. С другой, очевидно, у Фрайбурга была эмоциональная потребность полагать, что венерианцы, принявшие его сторону, готовы были пойти на смерть, чтобы его защитить, что не вся планета враждебно настроена к землянам. Это покончило с его отчаянием и вернуло ему некую веру. Какая разница, правильная это вера или не правильная, раз она есть? И в любом случае, он мог оказаться прав.

Они от и до осмотрели свой корабль. Все внутри перенесло ужасный удар, но единственной, не подлежащей ремонту, оказалась радиоаппаратура. Стабилизаторы гротескно покорежились, но их можно выправить.

Самой большой проблемой осталось поставить корабль вертикально на хвост, в стартовое положение.

— Если бы только у нас были лебедки, — пробормотал Фрайбург.

К этому времени его помощник уже взял себя в руки и полностью пришел в себя.

— Может, мы могли бы как-то использовать танки, чтобы поднять корабль… — предложил он.

— Гм-м… — задумчиво протянул Фрайбург. — Я подозреваю, что все эти танки управлялись из торпеды, которую мы назвали командным центром. А поскольку ее разнесло на куски, то об этом нечего и говорить. К тому же, нужны тросы… а тросов у нас нет.

— Помню, я читал в старинных книгах о войне, — начал Джордж, — что танки часто вязли в болотах или в грязи. И что в обязательный комплект к ним входили тросы и лебедки, чтобы их можно было вытащить. Стоило бы повнимательней осмотреть эти штуки…

Они нашли у каждого танка позади специальный шкаф, в котором хранилось около пятидесяти метров смазанного стального троса — толстого и прочного.

— Похоже, кто-то ответил на наши молитвы, — проворчал Фрайбург. — Мы можем соединить их вместе. А если… если бы мы смогли каким-то образом запустить восемь-девять этих танков…

— Знаете, — сказал Джордж, — я все время думаю о водительских сидениях в них. Мне кажется, они указывают на то, что танки не всегда управлялись дистанционно. Возможно, и теперь в них где-нибудь есть переключение на ручное управление. Я собираюсь найти его, а вы… отойдите на всякий случай подальше.

Он залез в ближайший танк.

Ни на одном из выключателей и рычагов не было ни надписей, ни значков, и Джордж начал действовать методом проб и ошибок. Со второй попытки он нашел рычаг движения вперед. Двигатель ожил и вздрогнувший танк двинулся вперед.

Он прополз пару десятков метров, прежде чем Джордж догадался, как его остановить. Поэкспериментировав еще немного, он понял, что средства управления на самом деле очень просты, и запомнил, что за что тут отвечает. Видеоэкран давал неплохой обзор.

Двадцать минут спустя он уже давал Фрайбургу первый урок вождения.

Капитан быстро освоился с танком, затем остановил его и сидел, задумчиво поглядывая на изображение упавшего космического корабля на видеоэкране.

— Нам понадобится две недели на то, чтобы исправить стабилизаторы, — пробормотал он, наконец. — Даже если на нас опять не нападет банда с треугольниками и нас оставят в покое, всегда существует опасность, что этим танкам взбредет в голову убраться туда, откуда они пришли, а ведь мы собираемся их использовать. Интересно, есть ли какой-нибудь способ выключить у них дистанционное управление?

— Можно попробовать, — ответил Джордж.

Поэкспериментировав, они обнаружили, что если снять одну из антенн, то двигатель танка останавливается и все его приборы становятся мертвыми.

— Так, — промычал Джордж. — Дистанционное управление выключить можно, но это значит, что ручное управление тоже становится бесполезным. Фактически, если вы управляете танком, то должны быть готовы к тому, что в любой момент управление могут перехватить дистанционно.

— Здорово будет, если это произойдет, когда мы станем поднимать корабль, — заметил Фрайбург. — Это вызовет первоклассную катастрофу. Послушайте, Джордж, я хочу, чтобы вы связались со Ставкой Белого Круга, кем бы они ни были и где бы ни находились. Я знаю, вы жаждете полетать вокруг на вертолете и получше рассмотреть Венеру. Таким образом, вы можете полетать с определенным заданием.

— Было бы здорово, шкип. Но как мне начать с ними общаться, чтобы они сперва не сняли с меня скальп?

— Скажите им, что мы ценим их защиту и надеемся, что они продолжат в том же духе. Скажите, что мы прилетели с миром. Спросите, не возражают ли они, если мы позаимствуем их танки, чтобы установить корабль вертикально. Скажите, что мы были бы благодарны за любую помощь, которую они могут предложить нам. Может, у них есть передвижные мастерские? И еще скажите им, какое впечатление на нас произвело действие их товарищей, которые пожертвовали собой, чтобы спасти нас.

— Конечно, шкип, я сделаю это. Я не стремлюсь покинуть Венеру, не встретив венерианцев и не осмотрев подробнее окрестности. А теперь давайте выгружать вертолет.

Сделать это получилось легко. Вертолет был разобран на части, хорошо упакован, поэтому остался неповрежденным. Раньше его части пришлось бы спускать из люка на землю, но теперь, когда носовой люк корабля оказался почти на уровне земли, это напоминало разгрузку железнодорожного товарняка.

Люди собрали вертолет и изменили наклон лопастей винтов так, чтобы они справлялись с более плотным воздухом. Вертолет взлетел неуклюже, но Джордж вскоре разобрался в изменении режимов, и все пошло как по маслу. Описав широкий круг, он не увидел поблизости никаких танков, ни дружеских, ни вражеских, и вернулся.

Тем временем остальные приготовили запас пищевых концентратов и проверили Телео.

Телео помог превратить Землю в Единый мир с одним языком. Выглядел он просто, хотя простым не являлся. Это была легкая ермолка, связанная двойным кабелем с маленькой коробочкой, закрепленной на поясе. Единственное управление — двухконтактный выключатель.

Двое или несколько человек могли общаться через Телео, даже если говорили на разных языках. Поскольку мысли являются электрическими импульсами клеток головного мозга, Телео принимал их, измерял и передавал на коротких волнах. Или мог получать такие импульсы — как двухстороннее радио. Принятые импульсы становились в приемнике мыслями, которые интерпретировались на языке получателя.

Причем Телео имел дело только с сознательными мыслями, подсознание оставалось ему недоступным.

Диапазон действия Телео составлял всего лишь три метра. В этом были и преимущества, и недостатки.

Джордж решил взять шесть комплектов, упакованных в ранец.

— Если я действительно повстречаюсь с венерианцами, — сказал он, — то надеюсь, у них окажутся головы, на которые можно это надеть.

Он проверил груз, обменялся рукопожатиями и попрощался с остальными.

— Держитесь подальше от облаков, — предупредил его Фрайбург. — Помните, они ядовиты. Ищите белые круги и избегайте зеленых треугольников. Удачи, Джордж!

Джордж взлетел и стал медленно набирать высоту. Лица оставшихся превратились в белые пятнышки, а затем и вообще исчезли. Космический корабль уменьшался, пока не превратился в брошенную на землю палку. Палка уплыла назад и затерялась вдали. Неясное пятно впереди на горизонте превратилось в гряду остроконечных гор с белыми вершинами.

Вскоре он пролетел между пиками и спустился в пустынную долину. Равнина внизу простиралась во все стороны. Видимость оставалась неважной.

Джордж опустил вертолет поближе к земле, ища дружественные механизмы или признаки белого круга. И почти сразу же увидел большое металлическое колесо, подобное тому, что создавало барьер вокруг корабля и его команды.

Оно деловито катилось вперед, пересекая равнину строго по прямой. Оно было одно-одинёшенько на равнине, но выглядело вполне уверенным в себе. Джордж решил последовать за ним, надеясь, что его конечная цель, чем бы она ни оказалась, будет из когорты белых кругов.

Однако, сверху колесо выглядело таким тонким, что Джордж вскоре потерял его из виду. Он стал кружить, мельком заметил его вдалеке, размером не больше серебряного доллара. Но оно было слишком далеко и двигалось слишком быстро, чтобы Джордж мог надеяться догнать его.

Тогда он стал искать другие, но колесо оказалось единственным объектом до тех пор, пока из облаков не выпал и не пронесся мимо реактивный самолет. При этом он стрелял, хотя, слава Богу, не попал в вертолет. Джордж на секунду ясно рассмотрел его: короткий фюзеляж, загнутые назад крылья. И на каждом крыле белый круг.

Сердце екнуло. Дружественный самолет. Возможно, он привел бы его к штаб-квартире командования. Возможно, он прибыл как раз для этого.

Дружественный самолет, изменив траекторию полета, направился теперь вертолету в лоб, недружелюбно плюясь реактивными снарядами. Беспорядок в мыслях Джорджа был отражениям беспорядка вокруг него.

Раздались оглушительные удары, все заволокло дымом. Джордж потерял контроль над вертолетом. Тот воспользовался этим и стал прыгать в небе, словно резиновый мячик. Зеленовато-коричневая равнина то занимала место облаков, то превращалась в стену сначала с одной, потом с другой стороны. Дым добросовестно старался закрыть весь обзор.

Джордж так и не понял, специально он нажал кнопку катапульты или нет. Но внезапно он оказался снаружи вертолета и стал падать. Потом автоматически раскрылся парашют, и его закачало под колеблющимся куполом.

Вертолет, почему-то без хвоста, летел по пологой дуге куда-то вбок, к земле. А его убийца исчез, очевидно, снова нырнув в облака.

Сердитый, изумленный, с ощущением, что его предали, Джордж наблюдал, как вертолет врезался в поверхность Венеры. Почему самолет с белым кругом подстрелил его?

По ошибке? Но у команды белого круга наверняка имелись рации. И информация о землянах к настоящему моменту должна была распространиться среди всех противоборствующих сил. Но тогда, выходит, пижонам с белыми кругами не до помощи каким-то там чужакам, и не стоит рассчитывать на них?

А может быть, они снова поменяли свое мнение относительно землян? Выходит, им ни на мгновение нельзя доверять.

Когда Джордж достиг земли, у него затекла нога. Местность выглядела почти так же, как и та, где приземлился их корабль. Мрачная равнина, усеянная кратерами от снарядов или бомб.

Но теперь Джордж был один, невооруженный, и ему казалось, что за ним охотятся обе стороны.

Он сбросил ремни парашюта и поплелся туда, где упал вертолет. Он должен попытаться спасти провизию. Гораздо меньше Джорджа заботила участь комплектов Телео. Сейчас это казалось не таким уж и важным. Независимо от того, имеются ли у венерианцев головы, стало ясно, что следует держаться от них подальше…

III

Мара вернулась со связкой сочных стеблей лууго даже раньше, чем Докс выпустил их из хорошо охраняемого склада. Она была стремительна, как всегда, но все же опоздала. Мать сидела на кровати с открытым ртом, словно требовала есть. Но она больше никогда не будет есть. Рот у нее открылся только потому, что отпала челюсть.

Мара взглянула на ее жирное, неподвижное тело и пожала плечами. «Хорошо, что кончилось рабство, — подумала она. — Я не голодаю, и никто не скажет, что я плохо выполняю свои обязанности».

Она рассеянно принялась грызть стебель. Она не чувствовала горя, только облегчение. Теперь она избавилась от бремени кормить эту прорву.

Теперь неплохо бы покинуть Фэми. Но с этим тоже проблема. Единственным известным ей способом покинуть Фэми был путь, которым пошла ее мать (она уверена, что очень неохотно) — отправиться по дороге Смерти.

Возможно, Липу и известны другие способы. Ему много что известно. Все еще грызя стебель, Мара пошла к его пещере. Лип сидел на корточках перед входом и что-то писал на полоске отбеленной ткани.

— Уходи, — сказал он, заметив Мару. — Даже моим ученикам нельзя находиться здесь, когда я сочиняю.

Она тихо присела, наблюдая за ним, и жевала.

— Дай мне стебель лууго, и можешь остаться.

Мара осталась бы в любом случае, но протянула стебель.

— Твоя мать умерла, — сказал Лип с набитым ртом.

Мара кивнула, не спрашивая о том, откуда он это узнал. Лип часто знал о событиях, о которых ему никто не рассказывал. Он был мистиком, провидцем, версификатором, хотя и очень ленивым. Из-за этих редких качество у него сложился круг приверженцев, которые воровали для него.

— Возьми, это для тебя, — и Лип протянул ей полоску ткани.

Мара медленно, с запинками прочитала то, что написано на ней:

— Стань моей «художницей», и я напишу тебе много таких стихов, — произнес Лип.

Мара тщательно сложила полоску и убрала в карман. Ее стоило сохранить. Ткань была редкостью. А полоска из хорошей ткани. Она может для чего-нибудь пригодиться.

Она покачала головой.

— Я хочу покинуть Фэми. Как это сделать?

— Есть только один путь: последовать за своей матерью.

Мара кивнула, спокойно соглашаясь.

— Все пути ведут к смерти, — напыщенно проговорил Лип. — А уйти отсюда — один из них. Все здесь скоро умрут, потому что по Фэми скоро пройдет ледник.

Мара снова кивнула и ушла. Возвращаясь через деревню Фэми, она озиралась. Эта широкая, плодородная горная долина с пещерами, лачугами и овощными грядками, эта странная ошибка природы на самом краю громадного ледника была единственным миром, который знала она, да и все здешние жители.

Их предки убежали сюда, в горы, ища убежище от безжалостной, бесконечной войны, охватившей большой мир.

Но война следовала за ними по пятам.

Аэропланы сбросили с неба огонь и гром, сдувая целые горные цепи. Путь обратно исчез в тех камнепадах. Оставив позади деревни настоящую пропасть.

А с другой стороны только ледник, почти нависающий над деревней, и до него было рукой подать. Он такой крутой и гладкий, что, спустившись по нему, уже невозможно подняться назад — если вообще вы бы пережили спуск.

А выше ледника снежные склоны уходили в бесконечные облака. Вероятно, по ним действительно можно достичь облаков — но лишь затем, чтобы встретить там смерть — дыхание облаков смертельно.

А на выступе-долине земля была хорошая. Выжившие предки решили остаться здесь, и сделали лучшее, что могли. Из своих автоприцепов они построили хижины, вырыли пещеры, распахали и засеяли землю, и назвали долину «Фэми», что означало просто «Дом».

Большинство людей было Дезертирами, и они принесли с собой армейские обычаи. Они так долго жили грабежами, что стали считать это единственным благородным способом добывания еды и собственности. Но чтобы жить таким образом, особенно среди соратников, требовалось все их остроумие и изобретательность.

Если вы слишком глупы, слабы или трусливы, чтобы стать настоящим вором, то должны трудиться, чтобы вырастить еду, смастерить посуду и все прочее для жизни. Однако, человека, вынужденного кормиться простым трудом, считали неудачником, несущим на себе социальное клеймо позора.

Маре повезло. Отец отца ее отца был армейским командиром, знал все уловки и хорошо обучил свое потомство.

Отец тоже хорошо выучил Мару. Фактически, она даже превзошла его, но никогда не воспользовалась этим.

Но однажды он попался в зернохранилище Фило. По закону, если вор попадался на краже, то хозяин имел право убить его. Таково правосудие: неудачники должны быть наказаны. Это единственный способ поддерживать воровство на высоком уровне, достойном названия «искусство», а сам вор носил титул «художник».

Таким образом, отца Мары казнили, а его последние слова Маре были: «Теперь мое бремя ложится на тебя. Следи, чтобы твоя мать никогда не голодала, а то тебя обвинят в этом».

Но мать была вечно голодна. Это было ее естественное состояние. Мара зарабатывала и давала ей вдвое больше еды, чем кто-либо еще имел в Фэми, но мать требовала еще и еще. Мара даже начала подозревать, что отец попался нарочно, потому что ему надоела такая жизнь.

Так что, когда вечером соседи положили голое (ткань слишком ценилась в Фэми) тело матери на краю ледника и дали ему церемонный толчок, Мара не чувствовала грусти, пока смотрела, как оно катился по леднику и стремительно превращается в пятнышко, которое тут же поглотил туман.

Потом Мара вернулась домой и долго трудилась над большим, набитым тканью матрасом, в который уже давно собирала трофеи от своих ночных походов (Это одна из причин, почему ткани в деревне не хватало). Закончила она его поздно вечером, затем тащила через спящую деревню к леднику. Она осторожно положила матрас на самый край церемониального пятачка, легла сверху и стала изо всех сил толкать…

И внезапно поехала на все возрастающей скорости в темноту.

Она буквально последовала совету Липа — и своей матери. Она была простой девчонкой и фаталисткой. Никакой другой житель Фэми не посмел бы сделать даже при свете дня то, что она небрежно проделала ночью.

Она лежала, распластанная, на шероховатой материи, и ветер хлестал по ней, как буря. Она понятия не имела о том, что находится впереди даже на расстоянии вытянутой руки.

Быстрое скольжение продолжалось довольно долго. Мара приспособилась к нему и даже стала задремывать, когда матрас серией толчков стал тормозить.

Затем он остановился. Мара встала и провела вокруг рукой. Почти во всех направлениях пальцы ее погружались в холодную воду. Тогда она разрезала матрас посредине и залезла в него. Вскоре она уже спала в тепле. Главная цель достигнута: она сбежала из Фэми. Теперь осталось дождаться утра, чтобы поглядеть, где она оказалась.

Она проснулась вскоре после рассвета и увидела, что ее постель балансирует на узкой косе из твердого снега. Рядом несколько более длинных языков ледника протянулись по отмели широкого озера, образованного их таянием.

У края озера она увидела четыре неплохо сохранившихся тела, в которых узнала жителей Фэми, умерших за последние несколько лет. Матери среди них не оказалось, и Мара предположила, что ее жирное тело по инерции унесло далеко в озеро. Где-то здесь, под слоем ледяного снега или воды, должны лежать кости ее предков и многих старых друзей.

Кроме озера здесь высились холмы. Мара обогнула озеро, прошла через них и долго спускалась вниз, пока к вечеру не оказалась на широкой равнине, где воздух был слишком теплым, даже угнетающим. Она уснула прямо на земле, а следующим утром съела последний из своих стеблей лууго и пошла через равнину.

Потом вдалеке она услышала грохот, а сверху донесся тяжелый гул, словно бы от невидимого самолета. Такие звуки часто можно услышать в Фэми. За всю ее жизнь они не причинили никому вреда, поэтому Мара их не боялась.

И она не испугалась, когда увидела высоко в небе недолгую схватку двух странных птиц, одна из которых полетела к земле, словно мертвый листок. Но ей стало любопытно, когда она увидела человека, планирующего вниз с небес, над которым было что-то вроде большого белого листа. У человека могла найтись еда — а лист походил на громадный кусок ткани. Так что она пошла туда, где, по ее суждению, он должен приземлиться.

И действительно, там она нашла брошенный парашют и пришла в восторг от тонкого, гладкого, невероятно красивого шелка. Она собрала его и связала шнурками. Вдалеке она увидела человека, бредущего к изувеченному телу упавшей птицы. Она положила тюк на голову и пошла за ним.

Джордж копался в обломках вертолета. Он нашел коробку с провизией и соорудил большой бутерброд. Откусив изрядный кусок, он положил остальное на расколотый фюзеляж и стал осматривать комплекты Телео. Они выглядели неповрежденными. Тогда Джордж потянулся за половиной бутерброда, но ее не оказалось на месте.

Он обернулся, решив, что бутерброд упал на землю, но тут же увидел, что это не так. На земле лежал его парашют, свернутый в тюк не больше подушки. А на нем сидела, поглядывая на него и доедая его бутерброд, молодая девушка с напряженным, красивым бледным лицом. На ней было лишь изорванное платье, обнажавшее руки и ноги. Черные, как уголь, волосы и невыразительные карие глаза.

— Ну, привет, — удивленно и заинтересованно сказал Джордж.

Девушка продолжала сидеть, жевать и смотреть на него.

— Ты голодна? — Джордж бросил ей второй бутерброд. Она аккуратно поймала хлеб, внимательно проследив, откуда Джордж его достал.

В свою очередь, Джордж смотрел на первого живого венерианца, которого видел землянин. «Если все они такие, — подумал он, — то все будет в порядке. У нее не только есть голова, у нее очаровательная головка, да и все остальное тоже на месте, причем чертовски привлекательной формы».

Джордж достал пару комплектов Телео и проделал тщательно продуманную пантомиму, имевшую цель заверить венерианку, что аппарат ей не повредит. Девушка сидела, спокойно приканчивая второй бутерброд, ее пристальный взгляд блуждал от него до коробки с провизией, и обратно. С полным безразличием она позволила ему надеть на ее черные волосы ермолку.

Проецирование мыслей на Земле давно стало практикой, столь же обычной, как речь, и могло быть описано, как речь.

— Как тебя зовут? — спросил Джордж.

— Мара, — ответила девушка, не показывая удивления от того, что обрела кроме дара речи способность общаться мысленно.

— Откуда ты, Мара?

Она махнула липкими пальцами в направлении туманных гор, затем поднесла их ко рту и тщательно облизала.

— Понятно. Я — Джордж. Я прилетел с другой планеты, с Земли.

Она ничего не спросила о нем. Слова «другая планета» вышли бессмысленными, они не создавали мысленного образа. Гораздо больше она заинтересовалась тканью парашюта.

— Я могу тебе отдать ее, — любезно предложил Джордж.

— Естественно. Она же моя.

— Было ваше — стало наше, да? — усмехнулся Джордж. — Послушай, Мара, ради чего вся это война. Ты на чьей стороне — белых кругов или зеленых треугольников?

Она ничего не ответила. Он не уловил от нее ни единой мысли, словно ее Телео выключили. Когда она чего-то не понимала или чем-то не интересовалась, ее ум, казалось, становился совершенно пустым.

— Ты не понимаешь? Круги. Треугольники. Вот, смотри.

Джордж схватил острый обломок вертолета и стал вырезать их на дерне. Пока он занимался этим, она совершила налет на продовольственную коробку и схватила горсть сухариков.

— Эй, Мара, так что тут идет за игра?

Она помолчала.

— Игра?

Она достала из кармана полоску ткани и протянула ему. Глядя на странные значки, Джордж только понял, что это надпись на незнакомом языке. Он вернул ей полоску и попросил прочитать вслух.

— Всего лишь бессмысленная игра, — прочитала она начало стиха.

Когда она закончила, Джордж выключил свой Телео и некоторое время сидел, задумавшись, затем снова включил переводчик, отнял у нее коробку с едой и сказал:

— Послушай, Мара, я буду выдавать тебе еду строго по норме. Однако, я дам тебе еще один сухарик, если ты скажешь мне, что означают эти дурные стишки?

Мара ответила, что знает не больше его, что означает стих, но Лип странный человек и… Она рассказала ему о Липе, о матери, о Фэми и истории поселка, о леднике и ее спасении.

Джордж дал ей обещанный сухарик и произнес:

— Жаль, что мой вертолет разбит. А то мы полетели бы в Фэми и побеседовали с твоим другом Липом. Кажется, ему многое известно.

— Да, он много знает. Он написал на ткани много таких стихов. Они предсказывали то, что потом происходило.

— Деревенский Нострадамус, да? Полезно иметь под рукой такого парня. — Джордж подумал, затем сказал: — Ну, он единственный лидер, которого я нашел. И раз он не идет к нам, тогда мы пойдем к нему сами.

— Но ледник очень скользкий, по нему не подняться.

Джордж закончил копаться в фюзеляже и достал оттуда целую охапку инструментов.

— Мы будем рубить ступени, — заявил он. — А теперь идем. У меня не так уж много времени.

Джордж не смог убедить Мару оставить парашют: для нее это была слишком драгоценная находка. Он нес коробку с едой, запасные комплекты Телео и подзорную трубу. Она следовала за ним, неся тюк с парашютом на голове. И они оба не снимали Телео.

Ледник оказался больше, чем Джордж решил вначале: шире, выше и круче. Шел пятый день их медленного подъема. Каждую ночь они вырубали нишу во льду, где спали, завернувшись в парашют. Но Джордж, даже в своем плотном, теплом костюме, страдал от холода.

Он поражался смелостью Мары. В одном только легком платье, смело ставя босые ноги на ледяные ступени, которые он вырубал, она поднималась за ним без единой жалобы или признаков утомления. И при этом она даже не спрашивала, зачем понадобилось такое трудное возвращение в Фэми, откуда она сбежала. Она имела дело только с сиюминутными фактами.

Джордж подозревал, что цепь ее рассуждений крайне проста: у этого человека есть еда — он, дурак, делится ею — поэтому, если я буду с ним, у меня будет еда.

На пятую ночь, когда они лежали в искусственной пещерке, Джордж решил поговорить с ней.

— Ты ведь не интересуешься войной, Мара, не так ли? Тебе все равно, являются ли носители белого круга нашими союзниками или нет?

— Да.

— И ты не хочешь возвращаться в Фэми?

— Нет.

— Ты идешь со мной только потому, что я кормлю тебя, а на равнине нет никакой еды?

— Хорошо, когда кормят. Раньше я всегда должна была кормить других.

Джордж вздохнул и почувствовал странную печаль. Он предпочел бы, чтобы она составила ему компанию просто потому, что он понравился ей. Конечно, приятно было встретить ее в этой холодной, тоскливой пустыне. Она оказалась не такой обременительной попутчицей, как, например, капитан Фрайбург, потому что была простая, легко управляемая, и не боялась настоящего или будущего. И он вдруг обнаружил, что в глубине души может думать о ней с мягкой улыбкой.

— Конечно, если бы я захотела, то могла бы забрать еду в любое время, — внезапно произнесла она.

— Нет, Мара, не можешь, — ответил Джордж. — Коробка заперта, а ключ лежит у меня в кармане.

Она ничего не ответила и какое-то время ворочалась, словно искала более удобную позу для сна. Джордж уже начал задремывать, когда вдруг подумал об оставшихся в космическом корабле. Как они там? Были ли еще нападения? Как движется работа по восстановлению стабилизаторов? Он отсутствовал почти неделю, и за это время там могло произойти все, что угодно.

И еще Джордж подумал, как он собирается возвращаться к кораблю? Если бы он сумел связаться с венерианцами с белым кругом, и если бы они оказались в соответствующем настроении, то могли бы снабдить его каким-нибудь транспортом. А вот если он их не найдет, обратная дорога будет весьма трудной.

Автоматический регистратор пути вертолета поломался во время падения. Так что Джордж имел весьма смутное представление о том, где находится корабль. Он лишь знал, что где-то там равнину пересекает горная цепь, а корабль лежит по другую ее сторону.

Но даже если бы он знал его точное местоположение, было бы трудно наметить путь даже при помощи подзорной трубы.

Он легко мог заблудиться и пройти мимо.

И опять-таки, на возвращение понадобятся недели. А за это время Фрайбург со своей паранойей может посчитать его мертвым и улететь на Землю.

Джордж прервал свои мрачные мысли, когда почувствовал, как что-то упало рядом на грубую подушку. Он протянул руку: это оказались сухарики из продовольственной коробки.

Он сел и уставился в темноту. Затем протянул руку и коснулся неподвижно лежащей Мары. Другую руку сунул в карман: ключ по-прежнему лежал там.

— Да? — спросила Мара, не шевелясь.

— Я что, оставил коробку незапертой? — спросил Джордж.

— Нет. Но мне не нужны ключи. У меня свои способы.

— О-о…

Джордж откинулся на спину. Что-то не так было с анализом рассуждений Мары. Ей следовало забрать еду и раствориться в ночи. Это было бы естественно, поскольку воровство являлось ее профессией. Они поспорили об этике честной работы как противоположности честному воровству. Джордж объяснил ей моральный кодекс Земли, но Мара не впечатлилась им.

— Мара, — спросил Джордж, — ты ведь могла украсть еду и покинуть меня. Почему ты не сделала этого?

— Тогда мне пришлось бы самой нести еду, а коробка тяжелая.

Джордж ощутил разочарование.

— Значит, все дело лишь в этом? Я не нравлюсь тебе?

— Ты нравишься мне.

— Интересно, и чем же?

— Ты не хочешь, чтобы я воровала для тебя. Все, кого я знала, кроме моего отца, думали, что единственный смысл моего существования в том, чтобы быть их «художницей». Ты не предъявлял мне таких требований. Поэтому нравишься мне.

— Гм-м… — все еще неудовлетворенно протянул Джордж. — Ты тоже нравишься мне, Мара. Спокойной ночи.

Он повернулся на другой бок, но долгое время не мог уснуть, лежал и думал о том, чем же нравится Мара ему самому.

Утром они дошли до того места, откуда могли увидеть Фэми. Вернее, могли бы увидеть, если бы там нашлось на что смотреть. Джордж через подзорную трубу искал место, на которое указывала Мара, и не мог различить ни следа этого выступа. По нему пронесся ледник и теперь лежал, точно гигантское белое кружевное полотнище, задрапировавшее пропасть более чем километровой глубины.

— Лип сказал, что это вскоре произойдет, — невозмутимо заметила Мара.

— Тогда он просто дурак, раз остался там, — расстроился Джордж. — Он сам и мешок его книг похоронены там навсегда. Мы не сможем убрать весь этот лед. Так что, я думаю, война навсегда останется тайной.

Его просто взбесили пустая трата времени и сил, мысли о том, что ему предстоит еще долгий спуск — а что потом? Куда пойти? Где эти, с белыми кругами? От кого он получит помощь?

Пока он впустую тратил время, расхаживая взад-вперед, яростно пиная ледышки и громко ругаясь, Мара спокойно приняла создавшуюся ситуацию. Она сложила парашют широкой, плоской подушкой. Потом взяла тяжелую коробку с провизией и столкнула ее вниз по леднику. Джордж попытался схватить ее, но не успел. Коробка моментально набрала скорость и пулей исчезла вдали.

Тогда Джордж переключил свой гнев на Мару.

— Какого черта ты это сделала?

Мара села на шелковую подушку, вцепилась в нее одной рукой и похлопала рядом с собой другой, показывая жестами, чтобы он присоединился к ней.

Когда Джордж понял, что она хочет, его потрясла ее идея. Она не собиралась тратить массу времени, спускаясь прежней дорогой. Она собиралась пройти тем же путем, что и тогда, когда сбежала из деревни, и ждала, что он поедет с нею. В первую секунду он хотел отказаться, но его страх был уничтожен ее удивлением и даже презрением. Тогда Джордж аккуратно сел рядом с ней.

— Ладно, поехали. Я всегда хотел запулить себя в Ниагару.

Они покатились, лежа на спине, самым коротким путем. Затем Джордж почувствовал, что они больше не скользят, а падают. Он бросил взгляд на вздымающиеся по бокам в облака высокие крепостные стены гор, быстро несущиеся назад, и желудок его прыгнул куда-то в горло. От потоков холодного воздуха мерзли щеки.

Джордж понял, что нет никакого способа нажать на тормоза, и ему стало совсем плохо. Он сильнее вцепился в Мару, закрыл глаза и стал ждать, чем все закончится.

Прошла, казалось, целая жизнь, пока не наступил конец.

На него нахлынула и поглотила целая стена ледяной воды. Джордж задохнулся и стал метаться, внезапно утратив все умение ориентироваться. Вода, казалось, втыкалась сосульками в глаза, нос и уши. А потом Джордж обнаружил, что стоит по грудь в озере, задыхаясь, как вытащенная на берег рыба.

Рядом по шею в воде стояла Мара, откидывая назад мокрые волосы. Потом она поправила на голове ермолку с Телео. Торжествующая улыбка внезапно осветила ее лицо, когда она заметила его. Он попытался заговорить, но тут же задохнулся — вода парализовала его холодом. Он жестом позвал ее и повернулся к берегу, а когда обернулся, Мара была на прежнем месте, бредя в воде маленькими кругами.

Затем она внезапно по-утиному нырнула и исчезла.

Джордж прождал секунд тридцать, но Мара не появлялась. Полуиспуганный, полурассерженный, он пошел было к тому месту, где только что стояла девушка. Но тут она выскочила из воды на несколько метров ближе к берегу, что-то сжимая в руках. Это была коробка с едой. Джордж пошел помочь ей.

— Т-ты л-ледян-ная, к-как р-рыба, — попытался сказать он, стуча зубами от холода.

Она не поняла. Только на берегу Джордж обнаружил, что потерял свой Телео. Тогда он достал из водонепроницаемого ранца новый комплект. Но, не успев обсохнуть, Мара решила вернуться в воду и забрать парашют.

— Оставь его, — бросил Джордж. — После такой поездки он наверняка весь в дырах. А пропитавшись водой, весит теперь не меньше тонны. Я подарю тебе новый, когда мы найдем корабль.

От такого щедрого обещания она стала совершенно счастливой, лицо ее засияло. Влажное платье облепило округлости тела, и внезапно на Джорджа нахлынуло желание. Он схватил ее, прижал к себе и поцеловал крепко, почти что яростно. Она ответила на поцелуй столь же отчаянно.

Между поцелуями он лепетал ей какие-то глупые обещания:

— У тебя будет одежда по лучшей парижской моде… Шелковые платья, меховые манто… Драгоценности и много такого, о чем ты даже и не мечтала…

Мара хихикала, как ребенок, и ласкала его, как опытная женщина.

Вокруг лежали останки ее предков, как прошлая любовь, или как воспоминания, или как обещание жизни…

Днем они выбрали новое направление.

Вместо того, чтобы возвращаться по долине к знакомой Джорджу равнине, они стали подниматься по холмам на западе, ища место, откуда будет хороший обзор. И они нашли его на гребне самого высокого холма и, взявшись за руки, стали всматриваться вперед. А потом рука Джорджа сжалась сильнее, и он показал куда-то свободной рукой.

Там, среди скал и утесов, стоял обособленный пик. В отличие от других скал, растительность цеплялась за его практически отвесные стены. Пик высился над искусственно выровненным полем, окруженным редким подлеском, возле которого стоял длинный дом, серовато-коричневый, с плоской крышей, многочисленными окнами и нависающими портиками.

— Под зеленеющей башней… Дом из кирпичей, — медленно процитировал Джордж.

Что это, простое совпадение, что они наткнулись на дом, похожий на описанный в стишке Липа? Или Лип в своих стихах действительно предсказывал будущее?

— Пойдем, Мара, — проговорил, наконец, Джордж. — Давай-ка посмотрим, дома ли нынче Сенильд?

Она кивнула, улыбнулась и вместе с ним стала весело спускаться с холма.

— А вот здесь, — добавил Джордж, когда они уже подходили к дому, — когда-то был парк.

— Ага, — кивнула Мара, пристально оглядываясь вокруг: по инкрустированным какими-то рисунками каменным скамейкам, заросшим дорожкам, заглохшему декоративному пруду и всему остальному, задавленному дикой растительностью.

В дальнем конце парка стоял дом, почти такой же высокий, как скала позади него. Мара заметила, что зеленый цвет пику придавали густые растения с широкими листьями. Но на доме с его забавными портиками ничего не росло.

Джордж заметил, что Мара на пару шагов опередила его по главной дороге к дому. Но это не она ускорила шаг, а он пошел медленнее из чувства предосторожности. И тут же гордость заставила его нагнать девушку.

Они подошли к большому причудливому металлическому фонтану. Его покрывала ярь-медянка, а окружающий бассейн был пустой и совершенно сухой. Джордж удивился тому, как походил этот венерианский парк на земной. Он подумал, что точно так же может выглядеть парк Версаля после столетнего запустения.

Когда они проходили мимо фонтана, тот внезапно, без предупреждения, выбросил поток грязной воды далеко за пределы бассейна и окатил их в ног до головы.

Джорджу показалось, что он услышал где-то в доме тонкий, высокий смех. С негодованием озираясь, он вытер лицо. Он ненавидел, когда из него делали дурака. А Мара хихикала.

— Здесь живет какой-то шутник, — проворчал Джордж. — Но когда я доберусь до него, он забудет свои шуточки.

Вода оказалась кислой и вонючей. В ботинках захлюпало. Рядом с дорожкой стояла каменная скамейка, и Джордж сел на нее с намерением снять обувь и вылить из нее воду. Скамейка под ним бесшумно и плавно ушла в землю, и Джордж повалился на спину, болтая ногами в воздухе.

Тихий смех из дома заглушил взрыв хохота Мары.

С багровым от ярости лицом Джордж вскочил, бросил на веселившуюся Мару бешеный взгляд и поспешил к дому. Ему хотелось немедленно найти шутника и свернуть ему шею.

Дорожка под ногами поросла густым мхом, и с каждым шагов мох становился все более мягким, липким и клейким. Ноги Джорджа погрузились в него по лодыжки.

Джордж упрямо пытался идти вперед, но мох не пускал. Пришлось идти, точно в замедленной съемке, при каждом шаге стряхивая его с ноги и стараясь сохранить равновесие. И вскоре Джордж понял, что не может продвинуться дальше ни на шаг.

Тогда он сошел с дорожки на твердую землю. Его достоинству был нанесен сильный удар. Мара бежала к нему по краю, но он не глядел на нее. Он попытался очистить ноги от мха, но тот тянулся, как прилипшая жевательная резинка, и Джордж только усугублял свое положение.

Невидимый наблюдатель все время хихикал. Усмехаясь, Мара достала нож и срезала или соскоблила большую часть этого мха.

Когда она закончила, из дома на унылый дневной свет вышел человек. Он казался низеньким и широким в монашеском одеянии, завязанным на талии. У него были красные щеки, а на вид лет пятьдесят. Рот у незнакомца был приоткрыт, а большие бледные глаза без страха смотрели вперед.

Выглядел он глупым и безопасным, и что-то произнес слабым, резким голосом Джорджу, который лишь хмурился на него. Мара ответила на том же языке, и у них завязалась беседа.

— Это Сенильд, — повернулась, наконец, Мара.

— Я так и думал, — мрачно ответил Джордж.

Он понял, что если хочет получить от этого дурня информацию, то глупо начинать с конфликтов. Поэтому приложил усилия и загнал свою уязвленную гордость в самый дальний уголок души.

Вытащив из ранца запасной Телео, он кивнул Маре:

— Расскажи про него Сенильду.

— Уже, — ответила Мара, забирая Телео. Она по-прежнему на пару шагов опережала Джорджа.

— Когда-то, давным-давно, я изобрел подобное устройство, — сказал Сенильд, надев Телео.

— В самом деле? — поинтересовался Джордж. — И где же оно теперь?

— Я его выбросил, — небрежно махнул рукой Сенильд. — Я выбрасываю все свои игрушки. Надоедают… Однако, я рад, что вы пришли и позволили мне немного поиграть с моим садом. Я уже много лет не могу найти для этого жертву. На планете, знаете ли, осталось очень мало людей. Наверное, я переусердствовал.

— Переусердствовали в чем?

— В войне. Это игра, в которую я играл прежде.

— Игра… Бога ради, вы называете это игрой?!

— Все лишь бессмысленная игра… — процитировала Мара.

Джордж вспомнил убитых товарищей и едва справился с гневом.

— Игра, в которую вы играли прежде? Но мне кажется, эта игра все еще продолжается.

— Ну, да, и будет продолжаться, я думаю, еще пару столетий, пока все эти штуки не разобьют друг друга, — хмыкнул Сенильд. — Мне они надоели, и я просто позволил им действовать самостоятельно. Чисто автоматически, знаете ли.

— Вы хотите сказать, что все эти танки и самолеты беспилотные?

— Естественно.

Джордж подумал о Фрайбурге и его вере в союзников с белым кругом. Он вспомнил свои эмоции, когда торпеда на колесах помчалась защищать их. Страшно было осознать, что все это действовало автоматически. Джордж почувствовал, что с ним сыграли злую шутку.

— Какого черта вы позволяете им разносить все вокруг? — грубо спросил он.

— Почему бы и нет? — пожал плечами Сенильд. — Это не имеет никакого значения.

— А для меня имеет! — рявкнул Джордж. — Вы чуть было не убили меня. Вы убили нескольких моих товарищей и, кто знает, может к настоящему моменту убиты уже все остальные. Вы можете остановить это?

— Да, если захочу.

— Тогда остановите прямо сейчас, будь вы прокляты.

— А почему я должен из-за вас останавливать свою игру? — раздраженно спросил Сенильд.

Джордж выхватил у Мары нож.

— Потому что я убью вас, если вы не сделаете этого.

— Дорогой друг, вы не смутили меня ни в малейшей степени. Я хороший целитель. Фактически, все мои раны заживают немедленно, так что вы не можете причинить мне боль или убить. Я, видите ли, бессмертен.

— Сейчас мы это проверим, — мрачно прорычал Джордж, шагнув к нему с ножом с руке.

Но Мара схватила его за руку.

— Нет, Джордж, насилие здесь не поможет. Всегда есть способ получить то, что вы хотите, не создавая проблем. Жестокость не заменяет ума.

Сенильд посмотрел на нее с некоторым одобрением.

— А ты не только красивая молодая девушка, ты, также, весьма разумна. Джордж — что за странное имя?! — отдай мне свою девушку, и я выключу войну.

Вместо ответа Джордж влепил ему хук слева, целясь в солнечное сплетение, и Сенильд отскочил, точно резиновый. Его тусклые глаза загорелись, и он слюняво улыбнулся.

— О, новая игра! Как вы ее называете? И что теперь делать мне?

Джордж застонал.

— Ладно, Мара, теперь твоя очередь пошевелить мозгами.

— Может, ты покажешь нам свой дом, Сенильд? — спросила Мара. — У тебя есть еще здесь такие штуки, как фонтан?

— Да, много. Раньше я так забавлялся с посетителями. Конечно, я не могу показывать их все сразу — это испортило бы впечатление. Я бы хотел, чтобы вы сами наткнулись на них. Вы будете так удивлены. Пойдемте…

Мара пошла с ним в дом. Джордж пожал плечами и последовал за ними. Он внимательно смотрел, куда ступает Сенильд, и шагал точно след в след, поскольку хотел избежать клейких участков.

Порог дома вел себя совершенно нормально, когда проходили Сенильд с Марой, но тут же ушел из-под ноги Джорджа, и он полетел по скату куда-то в темноту, слыша позади раскаты смеха.

В конце пути его поджидала все та же липкая штуковина.

Джордж лежал в темноте, беспомощный, как насекомое на клейкой бумаге для ловли мух, и пытался придумать какой-нибудь способ прикончить этого старого маньяка.

Потом он подумал, жив ли еще Фрайбург? «Если шкипер все еще жив, — прикинул Джордж, — то надо надеяться, что он ждет моего возвращения с дружелюбными и умными венерианцами, готовыми прийти нам на помощь. Слава богу, Фрайбург не знает о том, что происходит, о том, как бесстрашный исследователь Джордж Старки падает и дурачится, точно клоун в цирке, в безумном мире Льюиса Кэрролла».

Вспыхнул свет. Джордж лежал в совершенно пустом подвале, где лишь вдоль стены стояли скамейки. Очевидно, в счастливые времена Сенильда они предназначались для гостей, желающих поглазеть на участь своих менее неудачливых компаньонов.

Потом появился Сенильд с глупой усмешкой, и Мара, вновь разразившаяся переливами смеха.

Глядя на нее, Джордж нахмурился.

— Ты разочаровываешь меня, Мара, — пробурчал он. — Я думал, ты уже взрослая. А в этой детской клоунаде нет ничего забавного.

— Все зависит от того, с какой стороны ты наблюдаешь эту сцену, — захихикала девушка.

— Что же касается вас, глупый, маленький, толстый дурачок, — обратился Джордж к Сенильду, — то вы ведете себя не по возрасту. Во всяком случае, сколько же вам лет?

— По моему, тысячи три, может, четыре, — ответил Сенильд. — Память у меня уже не та, что раньше, так что не могу сказать точно. И, разумеется, годы на Венере немного короче, чем у вас.

— Я не верю ни единому его слову, — грубо сказал Джордж. — Освободи меня.

— Всенепременнейше… — Сенильд нажал скрытую кнопку. В отверстиях на полу запузырилась какая-то жидкость. Это оказался растворитель, освободивший Джорджа из липкого плена.

Представление продолжалось. Дом был переполнен такими же идиотскими розыгрышами. Дверные ручки оставались в руке, или рука приклеивалась к ним, или они били током. Лестница превращалась в гладкую наклонную поверхность, сбрасывающую вас обратно к подножию. Цветы выпускали из себя облако пыльцы, вызывающей неудержимое чихание. Пол в коридорах начинал перемешаться под ногами назад, так что, в каком бы направлении вы ни пошли, приходилось шустро перебирать ногами, чтобы оставаться на месте.

Джордж молча преодолел весь этот цирк. Ему становилось немного легче, когда Мара тоже попадала в какую-нибудь глупую западню.

Наконец, все закончилось. Так и не встретив на пути ни единой живой души, они вошли в зал, обставленный с восточной роскошью. Стулья, ковры и диваны здесь были мягкими и встретили их многоцветной гаммой, потому что в окна бил яркий солнечный свет, заставляя пылать шелка и атласы.

— Солнце? — с любопытством спросил Джордж и подошел к окну.

Окно выглядело, словно покрытое толстым слоем изморози: Джордж не увидел неба — а только белую матовую белизну. А в центре яркий диск, похожий на солнце, сияющее сквозь густой туман.

— Это мое личное солнце, — тонким голосом сказал Сенильд.

— На деле маленькая штучка, но она будет светить вечно, и свет ее по качеству не отличается от солнечного. Знаете ли, став старше, мне не хочется уже ничего, а только нежиться здесь в солнечном свете. Последние годы я вообще не выходил из этой комнаты. Слишком уныло там под облаками. Я иногда даже сожалею, что отключил эту планету от солнца, потому что она стала угнетающим меня местечком.

— И чем вы развлекаетесь теперь? — задал вопрос Джордж.

Мара опустилась на диван, и подушка громко запищала под нею. Сенильд глупо захихикал.

Раздражение Джорджа возросло. Он схватил Сенильда за плечи и стал трясти.

— Слушайте сюда, я хочу знать, что вы еще понаделали с этой несчастной планетой. Я хочу получить от вас подробный отчет о проделанной бессмысленной работе. Ничего не скрывайте и не воображайте, что я не могу причинить вам вреда. Могу! Я поселюсь в вашем доме и стану бездельничать здесь с Марой. И куда тогда денетесь вы, старый сибарит, без ваших забав, солнечного света и мягких подушек?

Какой-то время он тряс вопящего Сенильда, точно пустой мешок. А в следующий момент Джордж оказался лежащим на спине на ковре, а мозги его пребывали в более сумрачном состоянии, чем венерианское небо.

Постепенно он пришел в себя. Мара лежала рядом с ним, очевидно, без сознания. Джордж подполз к ней и, когда осторожно дотронулся, девушка с ошеломленным видом приподнялась на локтях.

— Все в порядке? — прошептал Джордж.

— Наверное. Джордж, мне показалось, что он убил вас, и я нанесла ему удар прямо в сердце. А затем… Не знаю, что затем произошло.

На ковре между ними лежал нож. Они подняли головы.

Сенильд стоял рядом, держал язык за зубами и выглядел не так глупо.

— Возьмите свою игрушку назад, моя дорогая. Я же говорил вам, что все это бесполезно. Столько людей пробовало убить меня прежде, в конце концов, это стало просто утомительным. Поэтому я ношу при себе устройство, которое при малейшем прикосновении ко мне создает электрическое поле, поражающее любого, кто трогает меня. Жизнь так скучна без забав.

Но он при этом не улыбался. И они тоже.

— Больше никогда не угрожайте мне, Джордж (фу, какое глупое имя!), — продолжал Сенильд. — Не пытайтесь применить силу ко мне или к моим вещам. Ничего из этого не выйдет, а вы можете убить себя. Все, что у меня есть, в некотором роде защищено. Я человек осторожный. А теперь сядьте поудобнее, и я расскажу вам историю. Свою историю. Все равно вы не уйдете отсюда, не выслушав ее. Всем нужна аудитория, а у меня так долго не было слушателей…

IV

— Природа допускает много грубых ошибок, — начал Сенильд, — и одна из них, как я всегда думал, заключается в том, что людям приходится умирать. Одноклеточные существа просто делятся пополам, те в свою очередь пополам, и так далее. Но все их части продолжают жить. Любое из одноклеточных, можно сказать, потенциально бессмертно. Вы можете взять ткань любого человека или животного и держать ее неопределенно долго в надлежащей питательной среде. Отдельные клетки или их небольшие группы могут жить бесконечно. Но как только они соединяются в многоклеточный организм, например, в человека, как он умирает. Почему? Ведь единственная разница-это размер. Размер группы. Как только группа вырастает больше определенного ей размера, она идет к гибели.

— Критическая масса, — пробормотал Джордж.

— Вы знаете об атомной энергии? — немного заинтересованно спросил Сенильд. — Да, конечно же. Скажите, а вы уже делали какие-нибудь восхитительные атомные бомбы?

— Не лично я, — сказал Джордж.

— Когда-то это были мои любимые игрушки. Какое зрелище! Но даже они надоели мне… Эти игрушки разбросаны по всей планете, но я давно уже не беру на себя труда выйти и поискать их. Где-нибудь наверняка хранится большой их запас… Я думаю…

— Наши астрономы регистрировали некоторые ваши взрывы, — перебил Джордж. — Большие атмосферные беспорядки, сосредоточенные в отдельных местах. В ноябре 1985. В июне 1927 года обсерваторией на горе Уилсона. И еще в феврале 1913 года.

— В самом деле? — безразлично пробормотал Сенильд.

— Не знаю, о чем вы оба талдычите, — вмешалась Мара. — Почему бы не продолжить рассказ о бессмертии?

— В настоящее время у меня развивается рассеянность, — признался Сенильд. — Так на чем я остановился?

Мара напомнила ему, где.

— Я обнаружил, — продолжал Сенильд, — что причина состоит в том, что продолжительность жизни напрямую связана с прохождением через живую клетку космического излучения Вселенной. Так что, чем больше рост организма, тем меньше внутренние клетки получают этого живительного излучения. Они запираются внутри организма и отключаются от солнечного света и космического излучения.

— Все равно я не понимаю, что вы несете, — надулась Мара.

— Лет пятьдесят назад на Земле, — задумался Джордж, — человек по имени… гм… Бенедикт… да, Г. М. Бенедикт, пришел к тому же заключению после изучения причин старения растений.

— А он продолжал исследования?

— Чего именно?

— Я продолжал. Природа ошиблась в структуре протоплазмы. Я ее исправил. Небольшая инъекция в вену вечного растворителя, который циркулирует по крови и уменьшает плотность белков. Клетки человеческого тела специализированы. Они неподвижно находятся на одном и том же месте и постоянно омываются кровью. Неподвижность и специализированность приводит к смерти. Мои же соматические клетки свободные, жидкие, амебообразные. Когда они чувствуют потребность всплыть на поверхность, то так и делают. Конечно, двигаются они медленно, но все же двигаются. Кроме того, они универсальные и все время меняют свои функции. Я мог бы сделать вас бессмертными, если бы принял такое решение, но не буду. Вы простые безопасные люди. Зачем мне обрекать вас на кошмарную скуку, которую терплю я?

— Что, это настолько ужасно? — спросил Джордж.

— Молодой человек, я миллионы раз испытывал все удовольствия: от обычных чувственных удовольствий до более редкого удовлетворения трудом или аскетизмом, интеллектуальные удовольствия и удовольствия физические, удовольствия от удовлетворения жажды, власти, смирения или мученичества. И исчерпал все. Моя жизнь утратила необычность. Повторение удовольствия не увеличивает само удовольствие. Вспоминая прошлое, я понимаю, что самым счастливым временем моей жизни было то, когда я ребенком был увлечен какой-то игрой. Так что я пытаюсь вернуть хотя бы часть этого удовольствия теми детскими шалостями, которые вы осуждаете. Вы должны не сердиться, а пожалеть меня.

— Мне вас жаль, — согласилась Мара.

Но с Джорджем вышло не все так просто. «На что, черт побери, жаловаться Сенильду? — подумал он. — У него же есть все».

— Мара, в вас есть кое-что еще, помимо ума и красоты, — сказал Сенильд. — Вы — нечто редкое. Мне не очень нравятся люди.

Если бы вы прожили столько, сколько я, то утратили бы все иллюзии о людях. У большинства из них мелкие душонки, и они слышат лишь мелодию своих личных интересов.

— Джордж не такой. Он дает мне еду, — возразила Мара.

Но Сенильд ее не услышал: он размышлял о себе.

— Мальчишкой я любил играть игрушечными солдатиками и организовывать небольшие войны. Став скучающим бессмертным, я подумал, что может быть забавно снова поиграть в войну — с живыми людьми. Потому что большинство людей — просто марионетки. Как легко играть на их страхах, тщеславии и жажде власти! Я хорошо проводил время, изобретая все новое оружие, тактику нападения и защиты, а затем наблюдая, как людишки применяют их — от имени того или этого, в местных стычках, национальных войнах, затем идеологических войнах и, наконец, в единой всепланетной гражданской войне. Что вы там искали, Джордж, штаб белого круга? Это я. И я же — командующий.

— Думаю, что вы также и штаб зеленого треугольника?

— Снова верно. Я — командующий. Раньше, генералы обеих сторон приезжали ко мне для получения приказов, думая, что я командую только их стороной. Это развлекало меня: они были такими жестокими, серьезными, добросовестными и так хотели быть благородными. И они всегда благодарили меня за руководство. Сейчас я уже забыл, что означают их глупые символы, наверное, какой-то «изм», Тот или Этот Образ жизни. — Сенильд рассмеялся булькающим смехом. — Я постоянно давал новое оружие в руки одной стороны, а затем другой. Битва танков против колесных торпед, атомные бомбы против нервно-паралитических газов… Наконец, я устал от людишек и их мелких интриг. Я был сыт по горло их ревностью и мелочной борьбой за мое расположение. Я стал больше уважать машины: по крайней мере, они не грызлись между собой, точно крысы. А так называемые люди становились ненужными в этой механизированной войне. Затем я изобрел оружие, которой само обнаруживало, опознавало и поражало цели. После этого люди стали помехой, прячущейся за машинами в надежде, что уцелеют. Они просто мешали, а когда не успевали вовремя прятаться, то забивали нужное машинам пространство своими грязными телами.

— Любите же вы людей, — саркастически вставил Джордж.

Сенильд не обратил на него внимание.

— Тогда я решил обойтись вообще без людей и любезно подарил обеим сторонам газ мекнитрон. Они наполнили им планету и любезно истребили себя почти полностью. Остались изолированные кусочки, такие, как деревня Фэми. Механическая война продолжалась — и длится до сих пор. Но я потерял интерес даже к ней. Теперь я в основном сплю, загораю и жду, когда на небо вернется настоящее солнце.

— Настоящее солнце? — эхом отозвалась Мара.

— Уже очень долго облака мекнитрона медленно поднимаются вверх. Теперь они поднялись на такую высоту, что их касаются лишь самые высокие горы. И они продолжают подниматься и рассеиваться. Меньше, чем через тысячу лет, настоящее солнце станет прорываться сквозь них. И когда-нибудь это снова будет такая небольшая солнечная планетка. Я действительно люблю солнце.

— Ваш мекнитрон, — с нажимом сказал Джордж, — убил члена нашего экипажа, когда корабль проходил через облака.

— В самом деле? — протянул Сенильд и зевнул.

— Я, конечно, не жду, что вы разрыдаетесь, — продолжал Джордж.

— Однако, пока вы еще не заснули, не могли бы вы объяснить, почему танки с белыми кругами сначала напали на нас, а потом внезапно переключились и стали защищать нас от танков с зелеными треугольниками.

Сенильд нахмурился.

— Странная история. Расскажите подробнее, что произошло.

Джордж подчинился.

— Понятно, — произнес, наконец, Сенильд. — Возможно, вы заметили, что танки белого круга и треугольника, а также другие машины построены по разным проектам и имеют разные размеры. Это специально так сделано. У каждом машины в банке памяти заложены схемы всех машин, включая и самолеты, принадлежавшие к их блоку. Если танк обнаруживает радаром или видеоэкраном другую машину, то он ищет в банке памяти соответствующую образцу схему. Если там нет такого образца, это означает, что данный танк — враг.

— И что?

— Когда ваш космический корабль приземлился, он встал вертикально. У танков белого круга нет в памяти вертикальных образцов. Поэтому они открыли огонь. Но их снаряды повалили ваш корабль в горизонтальное положение, так что он стал напоминать торпеду на колесах — достаточно для того, чтобы его опознали как «своего». Точно так же танки с зеленым треугольником опознали его как врага. Теперь вы понимаете?

— Да, понимаю. А на чьей стороне большие стальные колеса?

— Ни на чьей. Они борются со всем, что движется. Я добавил их просто ради разнообразия. Они относятся к тому времени, когда люди еще существовали, и использовались для того, чтобы разнести людишек в пух и прах, или напугать до смерти, или просто заставить оставаться на месте, пока их не накроет артиллерия.

— У вас громадное чувство юмора, Сенильд. Если бы я… — внезапно Джордж замолчал, потому что ему в голову пришла ужасная мысль. — Послушайте, — быстро затараторил он, — когда я покинул своих друзей, они планировали вернуть корабль в вертикальное положение — и собирались использовать для этого танки с белыми кругами.

Сенильд громко рассмеялся.

— Кстати, о моем чувстве юмора, Джордж. Вот уж они удивятся! Представляете, в тот момент, когда танки закончат работу, они снова распознают корабль, как вражеский, и нападут на него.

Джордж почувствовал, как у него судорогой скрутило живот. Даже не при мысли о капитане и остальных — хотя он думал о них. У Сенильда существовал пунктик насчет людей. Он ненавидел их. А ведь если корабль будет уничтожен, он, Джордж, навсегда останется на этой мертвой планете во власти всемогущего, аморального бессмертного.

— Вы говорили, — быстро продолжил Джордж, — что управляли войной отсюда, из штаба. Правда ли, что все военные машины могут приводиться в действие прямо отсюда?

— Да, по радио.

— Тогда, Бога ради, сделайте это прямо сейчас. Если еще не поздно, то это спасет корабль и моих друзей.

— О, нет, я не могу этого сделать.

— Что? Почему не можете? Вы же сказали, что война больше не имеет для вас значения!

— Все верно, Джордж. Но тогда мне пришлось бы подняться на верхний этаж и заняться всеми этими кнопками и переключателями. Это утомительно. Кроме того, я очень не люблю подниматься по лестнице.

У Джорджа опять зачесались руки, но он вовремя вспомнил про удар молнии, защищавший старика.

— Тогда пойду я, — решительно сказал он. — Где это? И что мне там сделать?

— Вы никогда не найдете диспетчерскую — есть там парочка секретных панелей, и все виды устройств безопасности. А, кроме того, я не хочу, чтобы вы совали туда свой нос…

Зазвонил висевший высоко на стене звонок.

— Ах! — воскликнул Сенильд. — Какой сегодня удачный день! У меня еще один гость. Кто же это может быть? Пойду посмотрю.

Он вышел из зала. Джордж и Мара уставились друг на друга. Джордж взмахнул рукой.

— Я просто схожу с ума от желания убить человека, которого не могу убить! Куда теперь пошел этот старый дурак?

— Лучший способ узнать, это последовать за ним, — спокойно заметила Мара и вышла из зала.

Джордж отправился за ней по пятам, ему тоже стало любопытно, кто мог там прийти.

Сенильд стоял в похожем на мрачную пещеру вестибюле и глядел в сад. По дорожке к фонтану приближалась далекая фигурка человека. Сенильд весь дрожал от предвкушения ликования.

Джордж достал подзорную трубу. Вновь прибывший был ничем не примечательным человеком, старым, высохшим, не твердо держащимся на ногах, в такой грязной тунике, что невозможно определить ее первоначальный цвет. Однако, он выглядел непринужденным, шел медленно и спокойно. Когда фонтан включился в нужный момент, он продолжил идти, не меняя темпа, только лицо его стало выражать отвращение.

Мара захотела посмотреть в подзорную трубу, и Джордж передал ее девушке.

— Это Лип, — без удивления отметила она.

Сенильд взглянул на нее и спросил, что это у нее за инструмент. Или он никогда не видел биноклей и подзорных труб, или они вышли из употребления на Венере так давно, что он забыл о них. Мара подала ему трубу. Сенильд был очарован и в нее наблюдал за Липом.

Тот не стал садиться на скамейки, а когда приблизился к липкому участку дорожки, то словно предвидел его существование и тщательно обошел стороной. Сенильд прямо вздохнул от разочарования и прошептал:

— Порог поймает его.

Но Лип не стал перешагивать через порог, а прошел сквозь боковой проем портика.

Мара поздоровалась с ним на их языке. Телео передал это, как: «Привет, Лип».

Лип небрежно ответил.

— Нет, я только что пришла сюда, — сказала Мара. — Я возвращалась посмотреть на Фэми, но тебя уже там не было.

Джордж достал еще один комплект Телео, вручил его Липу, Мара объяснила, для чего это нужно, и провидец надел ермолку. Сенильд наблюдал за Липом, надувшись, всем своим видом показывая, что этот сверхосторожный пришелец весьма его разочаровал.

— Я предупредил всех, что грядет ледник, — начал Лип. — Естественно, мне поверили, но абсурдно понадеялись, что все обойдется. Так что все остались в Фэми. Но я не хотел умирать, поэтому спустился по леднику тем же способом, что и ты, Мара. Затем я блуждал в предгорьях, разыскивая этот дом. Я знал, что он существует, но мог определить его местоположение лишь весьма приблизительно. Я шел очень долго и проголодался. Сильно проголодался. Здесь есть еда?

Сенильд потерял к Липу всякий интерес и забавлялся с подзорной трубой.

— У меня есть немного еды, — вступился Джордж. — Пройдемте внутрь.

Сенилдьд наверняка услышал, но не стал возражать. Он вышел в сад и стал рассматривать окрестности в подзорную трубу. Джордж прошел в зал и открыл коробку с едой. Лип громко захрустел сухариками.

— Почему вы пришли сюда? — спросил Джордж.

— Я полагал, что здесь может быть Мара. Я хотел найти ее.

— Зачем? — удивилась Мара.

— Когда мои глупые ученики исчезли подо льдом вместе со всеми остальными, — ответил ей Лип, — у меня не осталось никого, кто бы воровал для меня. Ты, Мара, была лучшей «художницей» в Фэми, и я надеялся, что ты согласишься красть для меня. У Сенильда должно быть где-то в доме много еды.

— Возможно. Но мы ничего такого не видели, — произнесла Мара. — А почему я должна красть для тебя? Почему ты не крадешь для себя сам?

— Мой талант заключается в уме, — печально сказал Лип. — Я живу, чтобы думать. Идеальным существованием для меня было бы бесконечное размышление. Я, знаешь ли, довольно непрактичен. Я умру с голоду, если не найдется кто-то, кто станет давать мне еду.

— А что вы можете дать взамен? — спросил Джордж.

— Плоды моих знаний. У меня дар знания вещей, своего рода ясновидение. Оно непостоянно, фрагментарно. Я не могу им управлять. Странные обрывки всплывают у меня в уме, пока я медитирую. Иногда они полезны мне самому, иногда — другим. Но чаще они ни с чем не связаны и потому бесполезны. Я могу принимать лишь то, что касается меня. Иногда информация неопределенна, как местоположение этого дома — и никакими усилиями я не могу ее уточнить.

— Выходит, вы — экстрасенс? — уточнил Джордж. — Такие способности известны на моей планете. Некоторые земляне обладают ими. Это проверено экспериментами, но, как вы и сказали, они слишком фрагментарны, обрывочны.

— Так вы прилетели с другой планеты? Это уж слишком для моих способностей — я этого даже и не предполагал.

Джорджу всегда нравились люди откровенные и здравомыслящие. И он принялся рассказывать Липу о Земле и людях, о полете на Венеру и о том, что произошло здесь, начиная с приземления.

— Поскольку мы с Марой любим друг друга, — закончил он, — я хочу забрать ее с собой на Землю. Поэтому мне жаль, но она не станет вашей личной «художницей». Но у меня есть лучшее предложение. Отправляйтесь с нами на Землю. Настоящие живые венерианцы здесь редкость. Вы были бы моим ценным призом — но не пленником. Понимаете, вы могли бы совершенно свободно медитировать или делать все, что захотите. Обещаю, что земляне позаботятся о вас, будут уважать вас, слушать ваши речи и уж наверняка кормить.

Старик подумал, затем кивнул:

— Выбор у меня невелик. Я должен идти туда, где есть еда. Быть голодным ужасно, это мешает мне сосредотачиваться.

— Вот и прекрасно, — обрадовался Джордж. — А теперь послушайте, Лип. Где-то в этом доме есть комната с выключателями, управляющими этой идиотской войной. Можете ли вы увидеть, где она, а затем… — Он замолчал, потому что вошел Сенильд.

— Эта подзорная труба — самая замечательная игрушка, Джордж, — добродушно улыбнулся Сенильд. — Что я могу дать вам за нее? Вы готовы к сделке? Вам действительно нужна эта девочка Мара? Знаете ли, на этой планете есть и другие прекрасные девушки, и я могу найти для вас любое количество…

— Заткнись, — грубо перебил толстяка Джордж.

Мара больно ущипнула его. Джордж вопросительно поглядел на нее. Он понял, что она таким образом намекнула ему на поворот выключателя, повернулся к Сенильду и отрывисто произнес:

— Выключите войну, и вы получите подзорную трубу.

— И это все? — нетерпеливо спросил Сенильд. — Хорошо, сделка заключена.

— Я хочу удостовериться, что вы сдержали свое слово, — настаивал Джордж. — Я хочу увидеть, как вы это делаете.

— Конечно, — бесцеремонно бросил Сенильд.

Джордж поднялся с дивана, все еще держа в руках сухарик, и протянул его Сенильду.

— Еще я добавлю это.

— Что это?

— Хорошая еда. Питательная и может долго храниться.

Сенильд отстранил руку.

— Я никогда не ем. По крайней мере, последние тысячелетия. Физическое бессмертие полностью изменяет метаболизм. Я получаю все, что нужно, прямо из окружающей среды, без этой ужасной — уж извините — промежуточной процедуры.

Лип сидел выпрямившись, насторожив уши, точно животное. Джордж, неправильно поняв его реакцию, отдал ему сухарик.

— Ну что ж, счастливчик, — повернулся он к Сенильду. — Давай-ка пойдем к той ужасной лестнице.

Мара присоединилась к ним.

— Вы с нами, Лип? — спросил Джордж.

— Не сейчас… Я чувствую, что наступает время медитации. Мне нужно побыть одному какое-то время.

Сенильд тяжело поднимался по лестнице. Несмотря на то, что его организм был совершенно здоров, столетия недостатка физических нагрузок сделали свое дело. Но в одном он оказался прав: Джордж никогда бы не нашел диспетчерскую. Верхний этаж походил на китайскую головоломку: тут и там попадались раздвижные панели, тайные ходы в тайных ходах, скрытые пружины, которые срабатывали, только если предварительно нажимали другие скрытые пружины.

Сама диспетчерская, когда они, наконец, добрались туда, была заполнена пультами управления. Всюду мигали огоньки, отовсюду доносилось гудение электроприборов. Приборы, напоминающие устройства биржевых маклеров, непрерывно печатали какие-то сообщения на лентах, которые рывками двигали ряды шпулек.

— И все в разных кодировках. Которых я уже и не помню, — глупо усмехаясь, указал на них Сенильд. — Конечно, я могу прочитать их, если уж очень захочу, но это не просто.

— И где-нибудь на них есть местоположение моего корабля? — спросил Джордж.

— Почти наверняка. Знать бы только, где именно. Я не могу расшифровать ни слов, ни даже чисел.

Джордж промычал что-то среднее между недоверием и разочарованием.

Сенильд начал хвататься за выключатели. Сначала один за другим, затем целыми группами гасли индикаторы и останавливались машины сообщений. Гул медленно слабел, а затем все стихло и встало неподвижно.

— Вот и все, — опустил руки Сенильд.

Джордж вздохнул. Облегчение показалось ему дуновением теплого ветерка. Он сделал все, что возможно, дыбы спасти капитана и экипаж — и себя самого, в том числе.

— Спасибо, а теперь позвольте нам уйти.

Они пошли через лабиринт секретных проходов, которые Сенильд методично закрывал за ними. Когда вернулись в зал, Лип продолжал сидеть неподвижно.

— Ну и как, предсказатель, вас посетило какое-нибудь вдохновение? — вежливо спросил Джордж.

Лип задумчиво посмотрел на него.

— Да. Я думал о вашем космическом корабле, и внезапно в уме вспыхнули его точные координаты.

Лицо Джорджа просияло.

— Великолепно! Вы действительно умный, Лип. И где находится корабль?

— Телео дает несколько значений слову умный, — заметил Лип. — Вы правы в том смысле, что у меня хорошо развит инстинкт самосохранения.

— Конечно… как и у всех нас. Естественно, в ваших интересах помочь найти корабль, чтобы полететь с нами на Землю.

— Мне уже не особенно хочется на Землю, — задумался Лип. — Если я полечу с вами, то буду все время хорошо питаться. Но меня будут постоянно изматывать и докучать, чтобы использовать мой дар, превратить меня в общественную гадалку. Я — старик, мне осталось жить не так уж много. Поэтому меня раздражает, когда мне мешают размышлять. Меня всегда раздражало, что приходилось тратить массу времени для получения еды. Нет, я готов добровольно передать свое место на корабле Сенильду.

— Чтобы полететь на Землю? — удивленно спросил Сенильд. — С чего вы решили, что я хочу полететь на Землю?

— Вы исчерпали все удовольствия Венеры, — спокойно ответил Лип, — и теперь вы смертельно скучаете. На Земле должны существовать новые неисчислимые удовольствия, каких вы никогда не испытывали и о каких даже не грезили. С другой стороны, земляне очень мало живут. С вашей мудростью, знанием, опытом, властью и неуязвимостью вы быстро станете их правителем — бессмертный неизбежно должен повелевать простыми смертными.

Мара рассмеялась над его холодной логикой.

Джордж побагровел от гнева и, запинаясь, воскликнул:

— Вы… вы оба дадите сто очков вперед самому Маккиавели! Я не пущу вас теперь на борт корабля даже ради спасения собственной жизни!

— Вы не сможете улететь, поскольку не сумеете в одиночку найти корабль, — тихо продолжил Лип. — Могу вас уверить: он очень далеко отсюда. Потребуются недели, чтобы добраться до него, даже если вы будете идти в нужном направлении. В противном же случае, вам понадобятся годы.

— Вы укажете нам направление, а взамен мы возьмем на корабль Сенильда, чтобы он улетел с нами на Землю, — проницательно заметила Мара. — И за это вы хотите, чтобы Сенильд сообщил вам тайну бессмертия, не так ли?

— Все правильно, — кивнул Сенильд. — Я уже говорил, что ты умна, Мара. Очевидно, ты более умна, чем этот выживший из ума провидец, который решил, что может торговаться со мной.

— Я хочу стать бессмертным, — настаивал Лип, — чтобы погрузиться в размышления, не отвлекаясь на поиски еды!

— Чепуха! — рявкнул Сенильд. — Ты станешь так же скучать, как и я, и жаждать смерти, как часто жажду ее я. Бессмертие — это проклятие. Я буду добр и спасу тебя от него.

— Тоже мне, альтруист, — саркастически хмыкнул Лип. — Правда в том, что ты ревнуешь всех к своей уникальности, Сенильд. Ты боишься конкурентов. Фактически, тебе нечего бояться меня. Единственная власть, которую я ищу, кроется в лабиринтах моего разума. В голове каждого человека таится целая вселенная. И каждый человек может постигать ее с помощью простых размышлений — если только будет жить достаточно долго.

— Я жил достаточно долго, — обиделся Сенильд, — но не обнаружил ничего стоящего вечной жизни.

— Я говорил об уме человека, — презрительно возразил Лип. — Твой же разум младенческий и никогда не повзрослеет. Смышленый младенец с некоторыми техническими способностями — вот кто ты такой. Эмоционально, духовно, нравственно и интеллектуально ты остался незрелым младенцем с единственной потребностью — получать чистое удовольствие. В тебе нет ни бесконечного спокойствия, ни стремления к созерцанию. Не удивительно, что тебе надоело жить. Благо бессмертия потрачено на тебя впустую. Так дай же его мне. Я знаю, как его использовать. А ты отправляйся на Землю и купайся в своих детских забавах. Возможно, земляне оценят твои неожиданно включающиеся фонтаны и пищащие подушки. Там ты станешь ходить в детский сад, где тебе самое место.

Дряблые губы Сенильда отвисали все больше, но внезапно он мрачно сжал их. Его блеклые глаза засияли ненавистью. Лип высказал ему правду, неприятную правду.

— Мне вообще не стоило бы отвечать такой злобной твари, как ты, — зашипел он на Липа. — Земля не сможет предложить мне никаких удовольствий, сравнимых с теми, что я испытаю, глядя, как ты подыхаешь от голода. Никто не смеет сказать мне такое и остаться безнаказанным. Ты больше всего боишься голода и смерти. Ладно — тогда ты испытаешь и то, и другое… причем очень медленно. А чтобы доказать, что твое так называемое преимущество не стоит ни гроша, я сам найду корабль. Джордж и Мара, идите за мной.

Он привел их в крыло дома, которое они еще не посещали. Они проследовали за ним через дверной проем в помещение, обширное, как авиационный ангар. Почти все пространство занимал самый громадный танк из всех, когда-либо виденных Джорджем — ученому даже пришлось вытянуть шею, чтобы увидеть верхушку. Танк был даже больше того, с зеленым треугольником, который разрушила торпеда на колесах. Но на этом не было ни знаков различия, ни оружия. И он имел совсем другую конструкцию, с высокой башней, увенчанной наблюдательной площадкой, обнесенной перилами.

— Моя боевая колесница, — похвастался Сенильд. — Я ездил на ней, чтобы самому наблюдать за сражениями. Его схема есть в памяти и белых кругов, и зеленых треугольников, так что и те, и другие определяют его, как «своего». А на случай ошибочных попаданий он хорошо бронирован. Он может противостоять чему угодно, кроме колесной торпеды. С ним у меня не было никаких проблем, и я оставался на площадке даже во время самых жарких сражений.

— Мне кажется, у вас прямо масса хлопот, чтобы оберегать свое бессмертие, — сухо заметил Джордж.

— Если бы в меня попал снаряд, — серьезно ответил Сенильд, — то понадобилось бы много времени, чтобы вырасти снова.

Джордж содрогнулся, представив себе такое зрелище, и подумал, а уж не пытается ли Сенильд одурачить их или себя самого. Должны же быть пределы у его бессмертия.

Сенильд нажал рычаг. Дальняя стена раскололась на две створки громадных дверей, которые начали открываться, обнажая серый венерианский пейзаж.

— Вероятно, поиски займут несколько дней, — прикинул Сенильд. — Я чуть было не забыл, что вам обоим необходимо питаться. Вам придется пойти и взять с собой часть своей провизии, Джордж.

Джордж ушел. Когда он вернулся с коробкой в руках, танк уже стоял в заросшем саду с ровно стучащим двигателем. Сенильд и Мара ждали его на наблюдательной площадке. Джордж поднялся к ним по стальным ступенькам, неловко зажав коробку под мышкой.

— Ты оставил еду для Липа? — спросила Мара.

— Разумеется, нет, — раздраженно ответил Джордж. — После того, как он пытался продать нас? Кроме того, у нас пока нет гарантий, что мы отыщем корабль. Если мы потерпим неудачу и вернемся, возможно, голод к тому времени смягчит Липа. И если мы помашем у него перед носом пакетом с едой, он сдастся и сообщит нам, где искать корабль.

— Лип не сдастся так легко, — покачала головой Мара.

— Я тоже, — буркнул Джордж.

Сенильд слушал их, праздно перебирая указатели на дисках, затем сказал:

— Все, что нам нужно от Липа, так это два числа — координаты, которые необходимо набрать на этих дисках. Тогда мы сможем расслабиться, потому что колесница доставит нас туда автоматически. Вероятно, мне все же придется помучить его, — тусклые глаза Сенильда начали стекленеть, а язык облизал толстые губы.

— Давайте поедем, — поспешно предложил Джордж.

V

Очень долго громадный танк, систематически прочесывая квадрат за квадратом, грохотал гусеницами по поверхности планеты.

Плохая видимость заставляла их колесить взад-вперед, чтобы ничего не пропустить. Сенильд очень дорожил подзорной трубой и не выпускал ее из рук.

Джорджа нервировала медленная скорость их танка.

— Черт побери эту штуку. Почему бы вам не выбрать что-нибудь побыстроходнее, например, колесную торпеду? — обратился он к Сенильду.

— Потому что у них нет мест для пассажиров. Потому что, в отличие от этого танка, они не предназначены для свободного перемещения. Чтобы привести их в действие, мне пришлось бы снова запустить войну. И еще потому, что торпеды — главная мишень для всех вооруженных сил с треугольниками. Достаточно причин?

После однообразной недели бесплодных усилий, Сенильд заскучал и повернул колесницу к дому. Джордж попробовал спорить, но Сенильд уперся:

— Я не хочу, чтобы Лип умер, пока я тут зря трачу время. Я хочу сперва позабавиться с ним.

Джордж подумал, что у Липа было достаточно времени, чтобы одуматься. Возможно, к настоящему моменту он уже готов говорить.

Но он ошибался. Лип выглядел слабым только физически. Но когда Сенильд и Джордж стали соблазнять его едой, он лишь слегка улыбнулся им в ответ.

— Вы знаете мои условия.

— Даю тебе время до завтрашнего заката, — пригрозил Сенильд. — Надеюсь, ты не умрешь к этому моменту. А затем я покажу тебе некоторые из своих старых игрушек. Вот это электронабор для пыток током. Это глазной магнит — он может медленно вытащить твои глаза. А этот маникюрный набор предназначен для пальцев ног. Кстати, тебе когда-либо плющили пальцы гидравлическим прессом? Это может быть проделано мастерски, и уверяю тебя, что я в этом деле художник.

Джордж почувствовал тошноту, но промолчал. Он надеялся, что Лип сдастся и заговорит, но в любом случае он не позволит мучить старика.

Мара задумчиво поглядела на Сенильда и тоже ничего не сказала.

Ночью Джордж уснул, используя коробку с едой в качестве подушки. Мара всегда хорошо отзывалась о Липе, и Джордж ей не доверял.

Посреди ночи Мара подползла к Липу с охапкой пакетиков с едой.

— Спасибо, детка, — пробормотал он и съел все без остатка. — О, Мара, ну почему мой разум находится в проклятой зависимости от еды? — вздохнул он после трапезы. — Почему мы не можем питаться одним воздухом, как Сенильд? Почему ты украла для меня еду, детка?

Они разговаривали шепотом на своем языке, выключив Телео.

— Я женщина. Я не так тверда, как мужчина. И я благодарна тебе. В Фэми ты часто давал мне хорошие советы — просто так, без всякой платы. Я не могу позволить тебе умереть. Почему ты не попытаешься украсть для себя сам, Лип? Это же так легко…

— Джордж спит с головой на коробке. Это невозможно.

— Вовсе не невозможно. Я просто поддерживала его голову, пока открывала коробку.

— Я не гожусь для таких подвигов… Мара, а ты украдешь для меня снова?

— Я… не уверена. В коробке осталось очень мало пакетиков, а Джордж не должен голодать.

— Я не имею в виду еду. Пока вас не было, я обыскал дом — и физически, и мысленно. Наверху есть стальная комната, а в ней — как я предугадываю, хранится запечатанная бутылка, содержимое которой дарует бессмертие. Сенильд хранит ее на всякий случай. Нужна лишь маленькая доза, но стальная дверь заперта и окружена ловушками с острыми зубами, которые могут откусить руку, или с отравленными стрелами, вылетающими из потайных гнезд… Я знаю, где все они расположены. Но я не знаю, как их обезопасить. А ты знаешь, потому что такие ловушки использовались в Фэми. Такая квалифицированная воровка, как ты, плюс мои знания — мы смогли бы преодолеть их. Тогда мы могли бы стать бессмертными и бросить вызов этому несчастному Сенильду.

— Я не хочу быть бессмертной, — отрезала Мара. — С другой стороны, я не хочу и умирать. А Сенильд попытается меня убить, когда обнаружит, что я сделала.

— Если ты сумеешь скрыть следы, он не обнаружит этого еще очень долго. А тем временем вы оба должны убежать.

— Но почему я должна рисковать для тебя? Что я получу взамен?

— Я не прошу, чтобы ты сделала это задаром. Взамен я сообщу вам координаты корабля. Тогда вы с Джорджем сможете уехать в боевой колеснице Сенильда — единственном транспортном средстве, и он не сумеет догнать вас.

— А если сумеет?

— Нет, Мара, ты слишком высоко его ценишь. Тело его бессмертно, но разум впадает в детство. Я вижу все симптомы этого: частые ошибки памяти, рассеянное внимание, припадки раздражительности… Человек, который так и не вышел из детства, всегда склонен к раннему распаду личности. Через несколько лет Сенильд превратится в полного идиота, забудет даже, как его зовут, и будет слоняться кругом, не в силах умереть.

Мара содрогнулась.

— Это ужасно!

— Но это факт. Ну, так как, Мара?

— Я сделаю это, — решила она, помолчав несколько секунд, и сразу же принялась за дело.

Лип отвел ее к двери стальной комнаты наверху и рассказал о ловушках. Мара ощупала дверь кончиками своих чувствительных пальцев, потом осторожно исследовала ножом.

— Я уверена, что смогу обезвредить ловушки и открыть замок, — произнесла она, наконец. — Но мне нужны нитки.

В ее руке блеснул нож, и прежде, чем Лип понял, что она хочет сделать, он лишился одного рукава своей туники, из которой Мара стала вытягивать нити.

— Мне нужна вода, — неожиданно сказал Лип и спустился вниз. Вернувшись некоторое время спустя, он принес с собой две фляжки, одну пустую, другую с водой.

Мара к тому времени обезвредила ловушки и держала дюжину нитей, вставленных в замок, ловко управляя ими, точно кукольник. Скоро почти одновременно раздались три щелчка.

— Открыто, — объявила девушка.

Лип вздохнул, сунул фляжки в карманы, взялся обеими руками за ручку двери и резко потянул.

Тяжелая дверь распахнулась, и на них накатило облако желтого тумана. Его запах ударил в ноздри, на глаза навернулись слезы. Несколько ужасных секунд удушья они думали, что угодили в последнюю ловушку и комната наполнена ядовитым газом под давлением.

Но затем газ, более тяжелый, чем воздух, начал оседать, сначала до пояса, потом до колен, и медленно поплыл над полом к выходу.

А они остались, задыхающиеся, полуослепшие, но живые.

— Прости, Мара, моя способность пропустила эту ловушку, — прохрипел Лип. — Надеюсь, это последняя.

— Почему газ не убил нас? — кашляя, спросила Мара.

— Может, он обладает замедленным действием, — прошептал Лип.

— Но это нас спасет.

И он указал рукой вперед. В комнате, уже почти свободной от похожего на туман газа, оказался серый металлический стол. На нем стояла стеклянная бутылка в три четверти литра, полная бесцветной, как вода, жидкости.

— Эликсир жизни, — сказал Лип, подходя к столу.

Довольный осмотром, он аккуратно перелил жидкость в пустую фляжку, а бутылку заполнил до прежнего уровня водой из второй фляжки и поставил на место.

— Надеюсь эта уловка не заставит его появиться, — улыбнулся Лип, — на первый взгляд, ничего не тронуто, только газ выпущен из комнаты.

Он рассовал фляжки по карманам, вышел из комнаты и стал наблюдать за Марой, удаляющей из двери нити.

— Я не могу оставить их здесь, — сказала девушка. — Когда мы закроем и снова запрем дверь, у него не будет причин ничего заподозрить…

— А я все-таки заподозрил, — раздался голос Сенильда прямо позади них.

Они обернулись. Сенильд тихонько поднялся по лестнице и стоял за ними, усмехаясь.

— Я всегда был подозрительным, — продолжал он. — Отсюда все мои механические сторожевые псы. Вы, кажется, заткнули пасти большинству из них, Но, думаю, газ удивил вас. Это безопасный газ — я вовсе не хотел, чтобы из-за какого-то глупого ворья по дому расплывался ядовитый газ. Не то, чтобы это повредило мне, но раньше у меня бывали гости… Нет, это всего лишь вонючий газ, нужный, чтобы поднять тревогу. Ему достаточно попасть вниз, чтобы я почуял его и проснулся — я всегда чутко сплю. Конечно, я понял, что кто-то пытается украсть мой эликсир. А теперь отойдите.

Они попятились, и Сенильд подошел к двери, чтобы осмотреть комнату.

— Отлично, — осклабился он, увидев бутылку на столе. — Я поймал вас прежде, чем вы…

Мара всем весом ударила его плечом в спину, прежде чем он успел включить свою защиту. Сенильд пошатнулся и рухнул внутрь комнаты, упав на стол. Стол опрокинулся, бутылка слетела на пол и разбилась.

Его сердитый крик оборвался, когда Мара и Лип вместе захлопнули тяжелую стальную дверь. Она автоматически заперлась быстрым тройным щелчком.

Лип с Марой обменялись улыбками.

— Это, — отдышался Лип, — весьма упрощает ваше спасение. Теперь Сенильд не сможет воспользоваться никакой боевой машиной, чтобы гнаться за вами. Он навсегда останется в доме и будет здесь гнить.

— О, Лип, ты не можешь быть таким жестоким!

Мару ошеломил образ Сенильда, заключенного, как в тюрьму, в пустую комнатку и даже неспособного умереть.

— По-моему, ты забыла, что он собирался морить меня голодом и до смерти замучить пытками.

— Нет, но ты должен сделать скидку на его возраст и распад сознания. Ты же сам говорил, что он теперь как ребенок. Обещай освободить его после того, как мы с Джорджем улетим на Землю в космическом корабле.

Лип поколебался, затем пожал плечами.

— Ладно, обещаю.

— Но ты обещал мне кое-что еще…

— Ты имеешь в виду координаты. О, да, это очень просто. Пять три восемь два и девять девять четыре пять.

Мара постаралась запомнить цифры, затем быстро спустилась в зал. Газ, от которого не осталось и следа, похоже, был уже слишком слаб, чтобы потревожить Джорджа, который все еще крепко спал, опустив голову на коробку с едой.

Мара потрясла его и, когда он проснулся, в общих чертах обрисовала ситуацию, хотя сонный мозг ученого не сразу воспринял информацию.

Наконец, Джордж промолвил:

— Нужно убираться отсюда сейчас же. Ждать, пока наступит день, опасно. Сенильд любит держать в рукаве запасных тузов и вполне способен вытащить из той же шляпы еще одного кролика.

— Вы уверены, что сумеете вести колесницу? — спросил Лип, входя в зал.

— Я знаю, как тронуть ее с места и остановить. Она начинает ехать, когда на карте установлены нужные координаты, а мы теперь знаем их, — ответил Джордж. — Пойдем, Мара.

Он поднял коробку, затем нахмурился. Коробка явно полегчала. Джордж открыл ее и уставился на оставшиеся пакеты с едой.

— Мара! — сурово покачал он головой.

— Нам хватит еды, чтобы добраться до корабля, — быстро пробормотала она. — А там у вас нет проблем с питанием. А Липу продукты здесь больше не потребуются.

Лип достал из кармана фляжку, потряс и улыбнулся.

— Это вся пища, в которой я буду когда-либо нуждаться.

Военная колесница Сенильда ехала всю ночь, светя прожекторами перед собой. И хотя было холодно, Джордж оставался на смотровой площадке. Он знал, что впереди еще долгий путь и что колесница едет медленно. Так что он не мог ожидать увидеть корабль, по крайней мере, до наступления дня. Но тревога не покидала его, он все равно бы не уснул.

Мара спокойно спала в нижней каюте.

Капитан Дж. Фрайбург поднялся на рассвете и оглядел окрестности. Вокруг ничего не изменилось. Корабль лежал на боку, стабилизаторы были выправлены и всё восстановлено, кроме радио. Все работы завершили раньше его пессимистического графика.

От корабля до танков с белыми кругами, расставленными по дуге, протянули тросы. Все было готово, чтобы поставить корабль в вертикальное положение.

Существовала лишь одна помеха. Примерно неделю назад они обнаружили, что ни один танк не работает. И с тех пор ни один самолет не появился в небе, не замечен никакой движущийся транспорт, и они не услышали никаких орудийных залпов.

Ежедневно, ежечасно они проверяли танки. Но те оставались мертвыми.

Этим утром Фрайбург уже привычно залез в танк и повернул выключатель двигателя. Затем пощелкал другими переключателями. Все без толку. Никакой реакции. Фрайбург почувствовал, что теряет надежду.

Он действительно потерял надежду на возвращение Джорджа Старки. Фрайбург был уверен, что исследователь погиб. Однако, в силу привычки, внимательно осмотрел унылое небо. Ни единого пятнышка, которое могло бы превратиться в вертолет.

Зевая, к нему подошел помощник.

— По-прежнему ничего, сэр?

— Нет. Перемирие продолжается. А может, война закончилась раз и навсегда. И боюсь, это означает и наш конец, если мы не сможем найти командование войсками «белого круга». Я подожду еще пару дней, но если танки не заработают, то вам придется взять с собой Спаркса и отправиться на поиски штаба.

— Есть, сэр, — невесело козырнул помощник.

В ярком свете искусственного солнца тощее, как скелет, тело Липа, неподвижно лежащее на диване, больше походило на труп, покоящийся на катафалке. Но внутри его горела вечная жизнь, а мысли пронзали Вселенную.

Он думал о темной бездне, откуда взялись все звезды и Галактики. О минералах и элементах, медленно передвигающихся в коре Венеры. О клетках его собственного тела. Об электронах и протонах, электромагнитных волнах и прочих силовых полях…

Но в его размышления внезапно грубо вторгся Сенильд.

Сенильд, который казался Липу наименее важным из этих видений и который исчез, теперь вернулся, знаменуя собой куда больше, чем все чудеса бесконечного космоса.

Он сбросил Липа с дивана на пол и несколько раз пнул ногой.

Лип подумал, что медитировать в таких условиях несколько затруднительно, и сел на полу.

— Ты, грязный маленький интриган, ты помог им сбежать! — ревел Сенильд. — Они укатили на моей колеснице, а в ней осталась подзорная труба!

Он бушевал и громогласно горевал о пролитом (как он думал) эликсире, о своем заключении, о потере Мары, которую он намеревался оставить себе. Но больше всего его рассудок туманила потеря вещи, которую он считал своей — этой новой игрушки, подзорной трубы.

— Джордж нарушил сделку! — вопил он. — «Выключите войну, и я отдам вам подзорную трубу», так он сказал. Ты же слышал это, Лип. И вот теперь он забрал у меня подзорную трубу. Ну, хорошо же, тогда я верну войну. И уж на сей раз это будет война-войнища! Я разнесу на куски всю планету!

И он направился к лестнице.

Лип встревожился. Он также заключил сделку, в результате которой Джордж и Мара должны были улететь на Землю. Но если снова начнется война, то космический корабль может быть уничтожен прежде, чем они доберутся до него.

Он вскочил на ноги и побежал за Сенильдом, безуспешно крича:

— Подожди!

Он настиг толстяка, пыхтящего на лестнице, и схватил его за плечи. И тут же сделал открытие, полетев по ступенькам вниз тормашками. Бессмертие не защищало от электрического разряда.

Сенильд повернулся, сверкая глазами, и направил на него пистолет.

— Ты мне надоел, проклятый дурак!

Бац! Радиоактивная игла вонзилась в грудь Липа, распластавшегося у подножия лестницы. Но он ничего не почувствовал и вскочил на ноги.

Глаза Сенильда расширились от удивления.

Бац! Бац! Еще две иглы попали в цель с тем же успехом.

— Ты не сможешь убить меня, Сенильд, — произнес Лип. — Теперь мы находимся в равных условиях, так что давай, обсудим все рационально. Не начинай войну. Я обещаю, что так или иначе верну подзорную трубу.

— Ты украл мой эликсир! — с пеной у рта завопил Сенильд. — Ты украл его! Не говори мне об обещаниях! Я не желаю больше слышать обещаний! О, как меня обманули! — Он продолжал взбираться дальше по лестнице, издавая громкие стоны от жалости к себе. — Я старый дурак… Меня обманули, ограбили, избили, бросили в камеру, предали со всех сторон…

Лип бежал за ним, но Сенильд первым достиг конца лестницы и, все еще мучительно стеная, щелкнул каким-то переключателем. Лестница мгновенно превратилась в крутую наклонную плоскость, и Лип опять покатился к ее основанию. К тому времени, как он нашел другой путь на верхний этаж, Сенильд уже скрылся в своей потайной диспетчерской.

И почти сразу же вдалеке послышались залпы орудий и загремели взрывы. Война началась снова.

Лип присел на корточках в коридоре и попытался проникнуть своим умом в тайны скрытых проходов и фальшивых стен. Но его неуправляемая способность показала ему вместо этого потайную дверь в одной из стен стальной комнаты, где прежде хранился эликсир. Он даже увидел комбинацию замка, которую, прежде, чем ему удалось освободиться, много часов пытался вспомнить страдающий провалами памяти Сенильд.

Но ясновидение упрямо отказывалось даже намеками показать ему путь в диспетчерскую. Лип понял, что слишком перенапрягается, а нахрапом здесь не возьмешь. Он должен расслабиться и позволить ясновидению плыть своим собственным своенравным курсом.

Но вместо этого Лип продолжал задаваться вопросом: ну, предположим, я найду путь в диспетчерскую. Я все равно не смогу ничего сделать с Сенильдом. Я даже пальцем не могу его тронуть. Я не могу закончить то, что начал он. Я не могу закончить то, что начал я…

Лип почувствовал вспышку предчувствия. Теперь уже не было пути назад. Он вступил на дорогу с односторонним движением. И когда-нибудь… Когда-нибудь…

Наступил день. Боевая колесница катила по однообразной венерианской равнине. Джордж нашел свою подзорную трубу, которую оставил здесь Сенильд, и не отрывался от нее, надеясь увидеть впереди корабль.

Мара бодрствовала вместе с ним.

— Послушай, — внезапно сказала она.

Оба прислушались. Постепенно сквозь гул двигателя и бряцанье гусениц прорвался быстро нарастающий гул.

— Самолеты! — воскликнул Джордж. — Война опять началась! Должно быть, Сенильд освободился.

Небо превратилось в великолепный резонатор для тысяч самолетов. Их гудящий хор повторял зловещий рефрен: дуу-ум, дуу-ум, дуу-ум… Это был самый страшный звук, какой Джордж когда-либо слышал. Внутри у него все похолодело.

С воем понеслись к земле бомбы…

Капитан Фрайбург и его команда услышали гул самолетов и далекую бомбежку. Они бросились к танкам. Возобновление войны означало, что танки должны ожить. Так оно и случилось.

— Это наш последний шанс, — обратился Фрайбург к своим товарищам. — И мы не можем позволить себе упустить его. Ради всего святого, придерживайтесь составленного мною плана. Не думайте о взрывах, просто сосредоточьтесь на выполнении своей работы. Не забудьте поставить танки на первую передачу. И избегайте рывков — тросы могут не выдержать. Наблюдайте по видеоэкранам за моим танком. Когда я подниму это — начинайте. Когда я заторможу — быстро останавливайтесь.

«Это» было старой рубашкой Фрайбурга, на сей раз привязанной, как флаг, к длинной антенне.

Все заняли свои места. Двигатели ровно заурчали. Фрайбург вытолкнул антенну через открытый люк над своей головой. Танки медленно тронулись с места, тросы натянулись.

Корабль громко застонал, между ним и землей показалась полоска дневного света. Все тросы выдержали. Подъем начался хорошо.

Война бушевала вокруг колесницы, которая ни на метр не отклонялась от заданного курса. Никто специально не целился в нее, потому что в банках памяти у всех сторон она определялась, как «свой». Но в воздухе было полно снарядов, и некоторые разрывались в опасной близости.

Громыхающего монстра догнала несущаяся как экспресс торпеда на колесах. Из ее реактивного двигателя вырывалась раскаленная добела струя газов. Она непрерывно стреляла.

Вокруг нее сновало множество танкеток, иногда подбиравшихся так близко, что, казалось, столкновение неизбежно, но всегда в последний момент им удавалось убраться с дороги гиганта. Весь горизонт усыпали вспышки выстрелов.

Главную опасность представляла бомбежка. У Джорджа сложилось впечатление, что она становилась довольно хаотичной, словно Сенильд в диспетчерской бешено щелкал переключателями и нажимал кнопки, надеясь хотя бы случайно попасть в космический корабль.

Джордж заставил Мару спуститься вниз, но сам остался на площадке, обозревая бушующую равнину…

Напрягающиеся изо всех сил танки, точно собаки на поводках, продвигались вперед с трудом, но ни один из них не останавливался. Корабль достиг критической точки наклона в сорок пять градусов. Когда они минуют ее, центр тяжести переместится и задача станет гораздо легче.

46… 47… 48… 49… 50 градусов наклона. Тросы держались.

Растопыренные лапы посадочного устройства готовились принять на себя тяжесть корабля…

Высоко над ними то и дело проносились громадные снаряды каких-то дальнобойных орудий, устремленные к неизвестным целям. Безумная бомбежка сдвигалась к северу, и Джорджу с Марой уже стало безопасно вести наблюдения с открытой площадки.

Потом они услышали доносившийся откуда-то спереди далекий визг. Джордж направил туда подзорную трубу и увидел странное сооружение, вертикально стоящее на равнине. Его окружали какие-то механизмы, и от него, словно паутина, тянулись во все стороны какие-то тросы. Они все сходились на вершине сооружения, где присутствовали какие-то колеса, вращающиеся со страшной скоростью.

Пока Джордж разглядывал эту картину, изнутри сооружения выдвинулся раздвоенный рычаг, который прошел вдоль оси одного из колес и выбил его из креплений. Колесо полетело на землю и, оставаясь вертикально, быстро покатилось куда-то в сторону. Окружавшие сооружение колеса стали поочередно покидать свои места и катиться по своим делам, так что визг начал понижаться в тональности.

Колеса с воем катились по равнине в разные стороны.

Джордж передал подзорную трубу Маре.

— Посмотри-ка, что там происходит.

— Интересно, — задумчиво произнесла она через некоторое время.

— Да, интересно, если смотреть на это с бронированной колесницы, — ответил Джордж.

— Так это одно из тех туманных колес, о которых ты мне рассказывал? — спросила Мара.

— Да. Хорошо, что они не преграждают нам путь.

Они поочередно смотрели, пока последнее стальное колесо не сорвалось с места и не исчезло вдали. К этому времени пусковая установка уже превратилась в смутное пятно и вскоре тоже исчезла из виду.

Джордж печально вздохнул. Мара утешила его поцелуем. Какое-то время они обнимались, затем Джордж обратил внимание на пейзаж впереди и почти сразу же воскликнул:

— Черт меня побери!

Он увидел космический корабль. Тот находился еще очень далеко, всего лишь темное пятнышко в тумане. На таком расстоянии тросы было невозможно разглядеть, и Джорджу казалось, что корабль волшебным образом застыл под углом в двадцать градусов к перпендикуляру.

Конечно, Джордж сразу же понял, что происходит-то самое, что он должен предотвратить. Казалось, целую жизнь назад он, Фрайбург и помощник капитана обсуждали возможность установки корабля вертикально при помощи тросов.

И еще Джордж ярко вспомнил предсказание Сенильда: «Как только танки закончат работу, они опознают корабль, как „чужой“ и откроют по нему огонь».

Он подавил панику и стал всматриваться, изо всей силы напрягая глаза. И вскоре он различил танки, дугой расположившиеся вокруг корабля, и даже тянущиеся от них ниточки тросов. Он только не мог понять, неподвижен ли корабль или неощутимо медленно поднимается.

Он ударил кулаком по перилам площадки.

— Если бы только мы могли заставить этот ящик двигаться быстрее!

— А что тебя тревожит? — спросила Мара.

Джордж коротко объяснил ей, в чем дело.

Мара взяла подзорную трубу.

— Мои глаза острее твоих, Джордж, — сказала она и через некоторое время добавила: — Боюсь, что корабль продолжает подниматься. Очень медленно, но безостановочно. И если он будет продолжать в том же темпе, а мы не сумеем увеличить свою скорость, то он встанет вертикально прежде, чем мы доберемся туда. Это вопрос простых…

Для Мары Телео перевел этот термин, как «расчетов», а для Джорджа, как «арифметика».

— Как же их предупредить? — с мукой в голосе простонал Джордж.

— Они уже должны заметить нашу колесницу, — прищурилась Мара. — Возможно, они прекратят подъем корабля и спрячутся.

Но прежде, чем капитан увидел колесницу на видеоэкране, приборы его танка засекли ее прибытие по дрожанию почвы. Однако, танк не сделал ни малейшей попытки, чтобы приготовиться к сражению, и по-прежнему стоял на ручном управлении.

Фрайбург задался академическими вопросами: «Почему? Этот механизм принадлежит какой-то нейтральной силе? Каким-то нормальным венерианцам, которые направляются к ним, чтобы помочь?»

Или он опять обманывает себя, принимая желаемое за действительность?

Может быть, это какая-то новая уловка нападающих?

Космический корабль поднимался теперь быстрее. Если бы Фрайбург сейчас отдал команду остановиться, тросы могли не выдержать и лопнуть.

Фрайбург взглянул на висящую на его антенне вместо флага белую рубашку. Он знал, что люди в танках наблюдают за ней, готовые дать по тормозам в тот момент, когда он уберет ее.

— Черт! — выругался он и оставил рубашку на месте.

Первым делом нужно установить корабль вертикально, в устойчивое положение. И тогда можно уделить внимание приближающемуся механизму, чем бы он ни оказался.

Корабль продолжал подниматься.

69… 70… 71… 72… 73… 74 градусов наклона.

Джордж с Марой замахали руками, чтобы привлечь к себе внимание, но чувствовали, что это бесполезно. Они еще слишком далеко.

Теперь Джордж и сам видел, что корабль продолжает подниматься. Ему оставалось меньше двадцати градусов до точной вертикали, может, градусов пятнадцать…

Через несколько минут полезные и послушные танки закончат свою работу, развернутся и откроют огонь по кораблю. И нанесут ему непоправимый ущерб. Тогда все будет кончено. Выжившие люди останутся на Венере почти без шансов на спасение, и совсем уж без шансов найти здесь пищу… Они или умрут от голода, или их уничтожит безумная военная кампания Сенильда.

Колесница неуклонно везла их вперед, и так же неуклонно поднимался космический корабль землян.

78… 79… 80… 81… 82 градуса.

Капитан Фрайбург был напряжен, как любой из тросов, связывающих танк с кораблем. Сейчас в любой момент центр тяжести переместится и мгновенно поставит корабль вертикально без дальнейшей помощи.

Он сердито взглянул на приближающуюся бронированную машину, совершенно неуместную в такой критический момент, и отметил, что на ней нет никакого видимого вооружения. Так же он не увидел на ней ни кругов, ни треугольников. Возможно, она не собирается причинить им вред. Но все равно не вовремя она тут появилась.

Но в ситуации, в которой они находились, ничто не происходит вовремя, а скорее, наоборот.

Затем Фрайбург увидел, как что-то мельтешит на самой вершине громадного, безобразного механического чудища. Пятнышко. Точнее, два пятнышка. Люди?

«Черт побери, — выругался Фрайбург, — ничто меня сейчас не остановит». Слишком часто он терпел неудачи из-за неожиданного, несвоевременного вмешательства внешнего мира в его планы. Всю жизнь он сносил эту несправедливость.

Но на сей раз ничто не должно ему помешать. Фрайбург стиснул зубы и продолжил управлять танком, следя, чтобы тросы были постоянно натянуты.

84… 85… 86 градусов.

Откуда-то издалека донесся и тут же оборвался тоненький крик.

Страшный толчок чуть не выбросил его с водительского сиденья. Танк Фрайбурга отскочил на несколько метров назад. Капитан резко нажал на тормоза и громко закричал, выплескивая в крике весь гнев и отчаяние.

Судьба по-прежнему была против него, и опять нанесла неожиданный удар.

Фрайбург опустился на свое место, перед его внутренним взором мир стал мрачно-серым и траурно-черным. Он набил трубку, глубоко затянулся… и, словно очнувшись, выглянул наружу.

Космический корабль слегка развернулся, отбросив назад все танки, кроме одного, оставшегося на месте. Это был танк помощника капитана.

Сам помощник стоял возле него, держа в руках конец оборванного кабеля. Лицо у него побелело, и он глядел то на надвигающуюся на них громадную колесницу, то на свой танк, совершивший ошибку.

— Эй! — закричал ему Фрайбург, по-детски пытаясь переложить на помощника хоть часть своей вины. — Вы же обещали, что тросы выдержат!

Помощник покачал головой, снимая с себя всяческую ответственность, и показал куда-то себе под ноги. Фрайбург взглянул туда и в растерянности увидел новую, совершенно прямую дорожку-канавку, только что проделанную громадным стальным призрачным колесом. Он тут же понял, что это оно пронеслось между танком помощника и кораблем, перерубив по пути трос. И еще Фрайбург понял, что колесо выпустила приближающаяся к ним громадная машина.

Капитан погрозил ей кулаком, понимая, что бесполезно пытаться обстреливать его из того маломощного оружия, что находилось в их распоряжении.

И в любом случае, уже слишком поздно, чудовищная машина уже придвинулась к ним почти что вплотную…

И внезапно остановилась. Мотор замер, наступила звенящая тишина. И затем Фрайбург увидел на самом ее верху Джорджа Старки и какую-то странную девушку.

Многое предстояло объяснить, но сейчас для этого не место и не время. Где-то вдалеке эскадра бомбардировщиков сбросила на равнину груз бомб, а в дыму их разрывов нестерпимо визжало еще одно стальное колесо.

— Это Мара, — поспешно представил Джордж. — Она моя девушка, и она на нашей стороне. И больше с нами нет никого. Поймите, шкип, все танки, бомбардировщики и прочая техника — все против нас. У нас нет здесь друзей. Военной техникой управляет сумасшедший командующий — мы поговорим о нем позже. А сначала быстро положите корабль обратно на землю.

— Что? — сморщился Фрайбург. — Мы же почти подняли его. Он бы уже стоял, если бы это чертово колесо не перерезало кабель.

— Вам просто очень повезло, — отчеканил Джордж. — Наверняка все это время на вашей стороне было мое провидение. Но об этом я расскажу позже. Сейчас же, ради Бога, сделайте, что я сказал! У нас нет времени на споры. В любую секунду командующий может перехватить управление танками и погнать их назад. Если он сделает это, корабль снова упадет и разобьется. И на этот раз, вероятно, окончательно.

Фрайбург не стал больше спорить. Он отдал приказ, и экипаж, управляя танками, медленно опустил корабль в горизонтальное положение.

— А теперь, — скомандовал Джордж, — отсоедините у танков антенны. Тогда они не смогут напасть на нас.

— Но тогда мы не сможем поднять корабль, — возразил помощник капитана.

— Верно, — согласился Джордж, показывая на громадную колесницу. — Мы не сможем управлять танками, но на этой штуковине нет дистанционного управления, которое можно перехватить. А силы тяги у нее побольше, чем у всех этих танков, вместе взятых.

— Приступайте к делу! — зарычал Фрайбург на помощника.

Даже когда они, в конце концов, заперлись в корабле, снаружи доносились звуки бесконечного сражения. Налетали волны самолетов, подвергая равнину систематической бомбардировке. И был бы лишь вопрос времени…

Взревели двигатели корабля, он поднялся на хвосте из пыли и дыма, на секунду замер, затем, набирая скорость, устремился в низкие облака, насыщенные ядовитым мекнитроном. Корабль невредимым прошел сквозь них и выпрыгнул, точно лосось из воды, в яркий солнечный свет, по которому люди так соскучились.

Когда они уже были далеко в космосе, где и Земля казалась лишь яркой точкой, а Венера походила на шарик из шерсти ягненка: такая белая, пушистая и безопасная, Джордж все еще рассказывал свою историю остальным.

Притихшая Мара смотрела на свою планету — шарик, плывущий в бездонной черноте космоса.

Неожиданно она вскрикнула, тыча в экран рукой. Белый шарик внезапно запятнали многочисленные яркие точки, словно веснушки на лице ребенка.

Все молча смотрели, как точки расплываются бледнеющими пятнами, и пробовали представить себе масштабы вызвавшей их катастрофы.

— Сенильд окончательно свихнулся, — подвел черту Джордж. — Это же широкомасштабная атомная война. Я представить себе не могу, как они с Липом ее переживут, несмотря на свое бессмертие.

— Возможно, земляне когда-нибудь снова полетят туда и побеседуют с победителем — если таковой отыщется, — ответил Фрайбург.

— Знаете что? — усмехнулся Джордж. — Это буду не я. Теперь я мечтаю лишь о трубке, кресле-качалке и шлепанцах.

— Что ты имеешь в виду, Джордж? — вопросительно посмотрела на него Мара, сбитая с толку дословным переводом Телео.

Джордж прижал девушку к себе.

— Скоро ты это увидишь, дорогая. Знаешь, у меня никогда раньше не было собственного дома. И я с нетерпением мечтаю о нем.

Она ответила на его поцелуй, как всегда, неистово. Смущенный Фрайбург отвернулся и стал смотреть на уменьшающийся шарик Венеры, который все больше покрывали темные облака разразившейся на ней катастрофы.

Но Джордж и Мара уже и не думали о Венере.