Спасение

Экспертная группа

Я всегда недолюбливал Нью-Йорк. Местные столько шумят про не знающий сна город, провозглашая его чуть ли не центром человеческого мира! Надо же им как-то оправдать свою жизнь в тесных и непомерно дорогих квартирках – и это нынче, когда можно поселиться в любой точке планеты, благо дюжина хабов «Связи» доставит куда угодно. Ньюйоркцы славят шумную, яркую, волнующую жизнь города. Богема твердит: «Переживания, дру-уг мой!» – без них им не создать шедевров, а пешки корпораций, годами потеющие на низших должностях, доказывают тем свою преданность корпорации. На самом же деле работникам сервиса просто удобнее жить близко, а настоящим беднякам переезд не по карману. И, да, виновен, я живу в Сохо. Нет, я не из младшего персонала. Вот у меня на столе табличка: «Феритон Кейн, заместитель директора, отдел безопасности хаба „Экссолар-связи“». И если вы, прочитав ее, поняли, чем я на самом деле занимаюсь, вы умнее большинства людей.

Кабинет у меня на семьдесят седьмом этаже принадлежащей «Связи» высотки. Энсли Зангари пожелал иметь штаб-квартиру своей всемирной сети на Манхэттене и еще пожелал, чтобы все об этом знали. Не так много среди живущих таких, кто мог бы заполучить участок земли за Западной 59‑й, совсем рядом с площадью Колумба. Фасад старого отеля пришлось сохранить, превратив его в основание стадвадцатиэтажного чудища из стекла и карбона – не знаю, с какой стати: на мой вкус, его архитектура гроша не стоит, но городской совет внес отель в список достопримечательностей. Так что имейте в виду. Даже Энсли Зангари, богаче которого нет и не было, не переспорит городской совет по части «наследия».

Я не жалуюсь. Из моего кабинета открывается лучший вид на город и Центральный парк – такого не могут себе позволить простые сверхбогачи с Парк-авеню. Я даже развернул рабочий стол так, чтобы сидеть спиной к окну во всю стену. Чтобы не отвлекаться. Однако, обратите внимание, кресло у меня вращающееся.

В тот ясный июньский денек я стоял, как всегда завороженный видом – из тех, что испускают небесное сияние с полотен семнадцатого века.

Кандару Мартинес ввел в кабинет секретарь. Наемница корпорации одевалась в простое черное мини с пиджаком от какого-то среднего пошиба модного салона. Но держалась так, что наряд выглядел военной формой. Полагаю, она никак не могла расстаться с прошлым.

Мой альтэго, Санджи, подкинул мне фактов, а мои контактные линзы превратили их в красно-зеленую таблицу. Файл открыл мне не много такого, чего я не знал бы сам. В девятнадцать она поступила в военный колледж Героев в Мехико. После окончания участвовала в активных боевых действиях в составе гражданских Сил быстрого подавления. Затем ее родители погибли от взрыва бомбы-дрона, сброшенной какими-то борцами с империализмом и поклонниками анархии на вопиющий символ чужеземного экономического гнета – говоря по-английски: на итальянскую фабрику по производству дистанционного управления дронами, где работал ее отец. После этого уровень смертности ее противников при операциях вырос настолько, что «вызвал озабоченность» начальства. Ее отправили в почетную отставку в 2187 году. И с тех пор она работала как фрилансер на корпоративные службы безопасности – мрачное ремесло.

Во плоти она оказалась ста семидесяти сантиметров ростом, с короткими каштановыми волосами и серыми глазами. Не знаю, от природы серыми или генмодами – они не вязались с прочим наследством ее мексиканских предков. Тело-то явно было подправлено.

Она блюла фигуру – при ее роде занятий это необходимое условие выживания, – но стройность не относилась к толщине конечностей: руки и ноги имели основательную мускулатуру. Генмод или К-клетки, досье не сообщало. Мисс Мартинес оставила очень мало следов в Солнете.

– Благодарю, что отозвались на приглашение, – начал я. – Мне намного спокойнее, когда вы с нами.

Частично мои слова соответствовали истине. Мне было неуютно в ее присутствии, но ведь я знал, кого она ликвидировала за время службы.

– Из любопытства, – ответила она. – Ведь всем известно, как мало сотрудников в отделе безопасности «Экссолар-связи».

– И то верно. Нам бы, возможно, не помешали люди, не числящиеся в платежной ведомости.

– Вы меня заинтересовали, Феритон.

– Мой босс нуждается в защите – в серьезной защите. Мы здесь имеем дело с неведомым. Эта экспедиция… необычна. Найденный артефакт принадлежит чужим.

– Вы уже говорили. Оликсам?

– Не могу в это поверить.

Ее губы тронула легкая улыбка.

– Не стану скрывать, я весьма заинтересована. И польщена. Почему я?

– Из-за репутации, – солгал я. – Вы лучшая.

– Чушь.

– Серьезно. Мы вынуждены вести дело тихо: трое людей, отправляющихся с нами, представляют серьезные политические силы. И потому я искал человека с чистым досье.

– Опасаетесь, что соперники узнают, куда вы собрались? И что нашли?

– Больше, чем уже сказано, я смогу сообщить вам только в пути.

– И вы вычислили источник технологии? Потому и опасаетесь соперников?

– Дело не в новых технологиях и не в борьбе за рынок. Проблемы серьезнее.

– Вот как? – Она удивленно приподняла бровь.

– Вас полностью введут в курс дела после отправления. Как всех.

– Что ж, неплохая стратегия против утечек. Но я должна знать: находка проявляет враждебность?

– Нет. Пока нет. Затем вы и понадобились. Нам нужна большая сила в малом объеме. На всякий случай.

– Вы всё сильнее мне льстите.

– И последнее, для чего потребовалась наша встреча с глазу на глаз до того, как я представлю вас остальным…

– А вот это звучит угрожающе.

– Существуют протоколы первого контакта – весьма строгие. На них настаивает Оборона Альфа. На всем протяжении миссии мы будем отрезаны от мира – а никто из нас к такому не привык. В наше время, какая беда где ни приключись, можно позвать на помощь. Все рассчитывают, что спасатели прибудут в течение двух минут. Это каждому известно. Я считаю такую уверенность слабостью, особенно в данной ситуации. Случись беда – серьезная беда, – в действие вступят установленные Обороной Альфа протоколы первого контакта.

Кандара мигом ухватила суть. Я отметил легкую перемену в осанке. Шутки кончились, мышцы чуть напряглись…

– Если они враждебны, то не должны о нас знать, – сказала она.

– В плен не сдаваться. Никаких данных не загружать.

– Кроме шуток? – В ней снова прорезался юмор. – Боитесь вторжения пришельцев? Право, странно. На что, по мнению Энсли Зангари, они посягнут? На наше золото и наших женщин?

– Мы не узнаем, что они из себя представляют, пока не…

– С оликсами все оказалось в порядке. А у них на «Спасении жизни» была уйма антиматерии. Никакой другой конвенционный источник энергии не мог бы разогнать судно такого размера до приличной доли световой.

– С оликсами нам повезло, – осторожно заметил я. – Их религия внушила им совершенно отличные от наших приоритеты. Они только и хотят, что плыть в своем ковчеге по космосу до Конца Времен, где, как они верят, их ждет Господь. Они не стремятся к экспансии в новые звездные системы и биоформированию планет под себя: у них совершенно иные, чем наши, ценности. Думаю, мы по-настоящему поняли, что такое «чужие», только после их появления в системе Сол. Но, Кандара, вы в самом деле готовы поставить на кон выживание человечества, уповая на то, что все расы столь же благодушны, как оликсы? С их появления прошло шестьдесят лет, и торговля пока что была выгодна обеим расам. Превосходно, но мы обязаны учитывать, что рано или поздно можем встретить не столь милых пришельцев.

– Звездные войны – фантастика. В них нет смысла. Экономика, ресурсы, территории – все фуфло. Это теперь даже в гонконгских игровых сценариях не проходит.

– Однако такую возможность, как бы мала она ни была, следует учитывать. Мой отдел разработал сценарии, которые публике не представляют, – признался я. – Среди них есть и… тревожащие.

– Могу поспорить, что есть. Но в конечном счете все это – человеческая паранойя.

– Возможно. Тем не менее протокол секретности должен соблюдаться на случай, если контактный вид окажется враждебным. Вы готовы принять на себя такую ответственность? Я хочу быть уверенным, что на вас можно положиться, если сам я выйду из строя.

– Из строя! – Она умолкла, глубоко дыша, как будто наконец осознала, о чем идет речь.

Я и зачислил ее в миссию в расчете, что как раз ее отклонения от нормы обеспечат подлинную преданность и бесстрашие, достаточные для запуска процедуры самоуничтожения. Уговорить Юрия удалось без труда. Он никогда не оспаривал моих решений.

– Хорошо, – сказала она. – Если до того дойдет, я готова нажать красную кнопку.

– Благодарю. Да, а остальные трое… они, возможно, не поддержат…

– Да, это лучше оставить между нами.

– Хорошо. Тогда пойдем знакомиться.

Отдел безопасности «Экссолар-связи» занимает семь этажей подряд. Конференц-зал расположен на семьдесят шестом. Я провел Кандару вниз по широкой винтовой лестнице в центральной части высотки.

Конференц-зал с его двумя стеклянными стенами, естественно, находился в угловом помещении. Овальный стол из тикового дерева, стоящий посередине, обошелся в сумму, пожалуй, больше моего жалованья. В тот день вокруг него расставили пятнадцать стульев. У непрозрачных стен остались дополнительные, для мелких сошек. Чистая психология: те, кого пустили за стол со взрослыми, чувствуют себя важными персонами.

В зале уже ждали семеро, и ни один из них не занял места у стенки. Для меня имели значение только трое – представители реальной власти: Юрий Альстер, Каллум Хепберн и Алик Манди.

Юрий сидел на дальнем конце, рядом с ним поместился его ассистент и технический советник Луи. Юрий из настоящих ветеранов, родился в 2030 году в Санкт-Петербурге, громоздок и угрюм, как бывают только покинувшие родину русские. Добавьте сюда его возраст – и усомнюсь, что его губы еще способны улыбаться. Первую теломер-восстанавливающую терапию он прошел еще век назад, а после поддерживал в себе жизнь генными модификациями. Если это можно назвать жизнью: всех терапевтически восстановленных чаще называют «неумершими» – готовыми заплатить любую цену за продление существования. Я видал таких, которые разбогатели только на девятом десятке и тут-то обратились к медикам. Неприятное зрелище.

Юрия все эти процедуры законсервировали в возрасте около шестидесяти: круглое лицо его слегка расплылось, в редких песочного цвета волосах светились седые пряди, не поддавшиеся генмоду. Завершали облик глаза под тяжелыми веками: глаза человека, не доверяющего никому во всей вселенной.

Впрочем, для Юрия вечные пятьдесят с лишком – не так уж плохо. Помимо окаменевшего лица, у него наверняка заменены многие органы. Прежде всего, ни одна печень не перенесла бы купания в таком количестве водки. И все органы – наверняка протезы, распечатанные на биопринтере из клонированных клеток. Такой ксенофоб (да еще и сноб), как он, не согласился бы на К-клетки. Биотехнологии – основной предмет торговли между оликсами и человечеством: химически и биологически совместимые с человеческим организмом клетки, из которых собираются органы и мышцы, сравнительно дешевы в сравнении с генными модификациями и печатью стволовых клеток. По слухам (на мой взгляд, необоснованным), они несколько уступают медтехнологиям человечества. Зато их доступность миллионам, которым прежде такое было не по карману, стала величайшим социальным достижением с тех пор, как корпорация «Связь» обеспечила универсальные и общедоступные перевозки через сеть хабов-порталов.

Я уважительно кивнул Юрию. Что ни говори, он мой босс, и вся экспедиция – его затея. А для меня лично – потрясающий шанс.

Луи, как всегда, напялил до смешного дорогой костюм, словно заглянул к нам прямиком с Уолл-стрит. Что не слишком далеко от истины, учитывая, что он правнук Энсли (один из многих). Двадцать восемь лет, и всегда готов поведать вам о новенькой степени в области квантовой физики, полученной в Гарварде – честным трудом, а не за деньги, не забудет добавить он. Прямо сейчас он отчаянно доказывает, чего стоит, пробиваясь наверх в корпорации с самых низов – как все. Разве не каждый в двадцать восемь лет с ходу получает место при главе отдела? Самый обычный парень, улыбчивый, не прочь выпить с коллегами после работы и почесать язык о начальстве.

Любопытно, что Каллум Хепберн выбрал место рядом с Юрием. Он уже двадцать минут как прибыл из системы Дельты Павлина, основной базы утопийской цивилизации. Хепберн теперь был у них главным специалистом по разруливанию проблем, и прорезавших его лицо морщин не смягчили ни генмод, ни возраст. Густая копна волос блестела яркой сединой, свойственной всем рыжим, – не то что тусклый серый цвет, маячащий впереди у большей части человечества. В глубине его серо-голубых глаз мне мерещилось серьезное недовольство. Из слов Энсли я понял, что Каллум не слишком рвался в экспедицию. Предполагается, что в идеальной демократии утопийцев никто никому не приказывает, на каком бы уровне гражданства они ни стояли (а Каллум на второй ступени сверху). Так что Энсли Зангари пришлось задействовать цепочку услуга-за-услугу по принципу домино, чтобы достучаться до Эмильи Юрих – поскольку Эмилья у них ближе всего к тому, что можно назвать лидером, и, стало быть, только она могла надавить на Каллума, заставив его вернуться на Землю.

И участие Юрия в составе экспедиции наверняка затруднило ей задачу. Эти двое не разговаривают с того времени, когда Каллум, скажем так, при интригующих обстоятельствах покинул корпорацию сто лет назад после своей официальной смерти.

Вообще-то с тех пор прошло сто двенадцать лет. Вот так. Долгий срок для затаенной обиды. Но Каллум ведь шотландец, а они, насколько я знаю, в суровости и упрямстве не уступают русским. То, что они оба, забыв о личном, готовы сотрудничать – хотя бы номинально, – кое-что говорит о найденном нами артефакте. С этими двумя в одном автобусе дорога будет нескучной.

Каллум привез с собой двух помощников с Дельты Павлина. Элдлунд явно с Акиты – главной планеты утопийцев, вращающейся вокруг Дельты Павлина. Как и все родившиеся в нынешней утопийской культуре, оне[2] принадлежит к полу омни: генетически модифицированому так, что оба пола сменяются у взрослых с тысячедневным периодом. Эта генмодификация закладывается в каждого утопийца, обеспечивая и укрепляя их фундаментально эгалитаристское мировоззрение – хотя поначалу, в 2119 году, нововведение вызвало жаркие споры. Моралисты старой школы и сторонники некоторых религий осуждали подобный экстремизм. Первые омни столкнулись с дискриминацией и даже с насилием, как всегда со стороны невежд, суеверов и перестраховщиков. Но, как водится, исключение со временем стало нормой. Сегодня Элдлунд и по земным улицам, пожалуй, может ходить без опасений. Конечно, оне будет привлекать внимание, но больше из-за роста: все омни вырастают высокими. Элдлунд на добрых пятнадцать сантиметров возвышалось над остальными присутствующими, и это при тощей фигуре бегуна-марафонца. О другом я бы сказал: хрупок, но в Элдлунд не было ни малейшей хрупкости – несмотря на очень миловидное личико с острыми скулами, подчеркнутыми искусно подбритой бородкой.

А еще я чувствовал, сколько затаенного недовольства в застывшей позе Элдлунд. Акитские утопийцы всегда были самыми рьяными проповедниками своего образа жизни, и я надеялся только, что это не станет проблемой. В досье Санджи оне числилось дипломированным тьюрингистом.

Вторым спутником Каллума оказалась Джессика Май, из нас из всех – величайший политический перевертыш. Она, уроженка Гонконга, в двадцать лет насквозь прониклась утопийской этикой, что дало ей возможность получить специальность экзобиолога на Аките, после чего Джессика совершила новый политический кульбит, позволивший зарабатывать грязные деньги капиталистов в культуре Универсалии. Я точно знал, что ей семьдесят четыре: мой альтэго подкинул данных, как только на нее упал мой взгляд. Она на эти годы не выглядела. Любопытно, в свое время она работала в службе безопасности «Экссолар-связи», где и заработала деньги на теломерную терапию в тридцать с небольшим. После одного закрученного дела Джессика пошла на повышение и вернулась на Акиту, где, со своим опытом, приземлилась прямо в их Бюро наблюдения за оликсами. Пять лет назад она доросла до старшего ассистента Каллума – и заметно было, что должность оставляла ей достаточно времени на занятия в спортзале. Будь я циником, сказал бы, что Каллум это одобрял.

И наконец, Алик Манди. Наберите в словаре «коррупция», и получите его полную характеристику. Ублюдок неподдельного американского разлива. Род занятий: старший следователь ФБР по особым делам, место службы – столица. Хотите верьте, хотите нет, когда я затребовал по нему данные, возраст оказался засекречен. Парень – ходячая государственная тайна, все личные данные засекречены. Принадлежащий службе безопасности Ген 8 Тьюринг мог бы без труда хакнуть его досье, но копаться в базе ФБР – дело серьезное, и не только на взгляд федералов. Я бы накопал себе на задницу нюхачей, да и Юрий стал бы задавать вопросы. А мне требовалось, чтобы он считал себя главным в этой миссии. Бывают вещи, которые лучше оставить как есть.

Так или иначе, я догадывался, что Алику около ста десяти: он был не столько «неумерший», сколько из реанимированных трупов. Сразу видно. Гладкая, как пластмасса, кожа – следствие такого количества процедур, что лицевые мышцы способны отразить эмоции только под воздействием электрошока. И цвет лица, подозреваю, тоже генмод. У большинства афроамериканцев кожа светло-коричневая. Алик же черен, будто десять лет загорал на экваторе – темнее не бывает. И над телом поработали: сними с него рубашку, увидишь двадцатилетнего олимпийца: все мышечные протезы вылеплены и распечатаны в лучшей клинике Сан-Франциско. Я бы поставил немалые деньги и на то, что среди идеальных связок и мышечных волокон у него запрятана довольно агрессивная периферия.

Только вот… время и деньги на ветер. С первого взгляда на него каждому становилось ясно, что это старик, и ужасающе расчетливый старик.

Он был связан с глобальными политическими комитетами[3] метрополии – с богатыми старцами, истинными хозяевами Земли, заботившимися о том, чтобы универсализм – общепризнанная система демократического капитализма – держался крепко и не соблазнялся отступлением от своих ой-каких-святых принципов ради блестящих новеньких игрушек вроде утопизма.

Комитеты, как всякий на их месте, желали снять сливки с нашего артефакта. Алик был их глазами, присматривавшими за трофеем, а верность его обеспечивалась единственным надежным средством – основательным количеством долларов.

Я сел спиной к Центральному парку и милостиво улыбнулся.

– Благодарю всех, кто пришел, а также и всех, кого вы представляете и чье согласие позволило нам собраться здесь.

Алик нахмурился:

– Вы тут заправляете? Я думал, меня пригласили, потому что дело ведет Оборона Альфа.

– Теоретически так и есть, – признал я. – Они уполномочили нас вести это расследование. Но начальник экспедиции – мистер Альстер, я же главным образом администратор.

– Каждому свое место, а, Юрий? – ухмыльнулся Алик.

Бесстрастный взгляд Юрия пал на Алика с неизмеримых высот.

– Всегда.

По губам Алика я прочитал: «Чертов умник!»

– Что у нас в программе? – спросил Каллум.

– Отсюда мы отправляемся прямо на Нкаю в системе Беты Эридана. Транспорт для нас подготовлен. Время в пути от базового лагеря до артефакта должно составить около сорока восьми часов. Возможно, чуть больше.

– Ни хрена себе! – крякнул Алик. – Что так долго?

– Карантин, – лаконично объяснил Юрий. – Придется соблюдать полную изоляцию. Физическую и цифровую. Так что порталов к нему не открываем, добираемся по старинке наземным транспортом.

– Цифровая изоляция? – На застывшем лице Алика не отразилось ничего. И не надо было: тон оказался достаточно выразителен. – Скажите, пожалуйста, а доступ в Солнет с базы есть?

– Нет доступа, – ответил Юрий. – Протокол контакта Обороны Альфа.

– Мы не вправе рисковать. Уверен, в Вашингтоне это одобрят, – хитро усмехнулся Каллум.

– Научная группа уже на месте, – сообщил я и жестом обозначил трех ассистентов. – И мы рады дополнительному составу, прибывшему с вами.

– Дополнительный состав, – фыркнула Джессика. – Мы что, оркестр?

Они с Элдлунд обменялись взглядами и улыбками. Луи не заметил – он пялился только на меня.

– Вы получите полный доступ к данным, собранным учеными, – продолжал я. – И, если вас заинтересуют еще какие-то свойства артефакта, мы рассмотрим ваши вопросы в первую очередь. Фактически вы будете определять программу исследований.

– Сколько времени мы там проведем? – спросил Каллум. Я до сих пор различал в его речи абердинский выговор, хотя, судя по досье, он больше века не бывал в Шотландии.

– У нас две основные задачи, – объявил Юрий. – Первая: определить потенциальную опасность артефакта. Враждебен ли он и в какой степени. Вторая на основании первой: выработать рекомендации по ответу. Сколько это займет, столько займет. Годится такой ответ?

Алик, хоть и недовольный, все же кивнул.

– Больше ничего? – осведомился я. Как видно, вопросов ни у кого не имелось. – Отлично. Прошу за мной.

На семьдесят шестом располагалась дверь портала, ведущего прямо в хьюстонское отделение «Экссолар-связи». Алик Манди, в котором было сто восемьдесят восемь сантиметров роста, прошел за мной не сгибаясь, а вот Элдлунд пришлось слегка наклониться. Порталы корпорации «Связь» делаются стандартных двух метров пятнадцати сантиметров в высоту. Вероятно, Элдлунд могло бы и не нагибаться, но отрицать не приходится – оне высокие.

Мы вышли в круговой хаб с еще четырнадцатью дверями порталов по окружности. Сквозь стеклянный купол сияло раннее утро. Кондиционеры шумно воевали с техасской жарой и влажностью. Наши ап-троллы ждали посреди хаба: в их метровой высоты жемчужно-белые цилиндры с очень гибкими колесами загрузили все наши личные вещи. Санджи заставил мой ап-тролл пискнуть и открыться. Луи, конечно, потребовалось две штуки. Чтобы не помять модных рубашек.

Я по часовой стрелке прошел вдоль стены, избегая заглядывать в двери. Одни вели в чистенькие вестибюли жилых домов, другие открывались прямо в большие и пустые на первый взгляд конференц-залы.

Дверь в отдел экзонауки и экспедиций «Связи» была пятой. Остановившись перед ней, я дождался, пока подтянутся остальные со своими ап-троллами, и вошел.

Учитывая, что межзвездные путешествия – самое славное достижение человечества, здание отдела «Э-С» на удивление заурядно. Бетон, карбон и стекло – точь-в-точь как тысячи других деловых зданий в хьюстонской технологической зоне. В его вестибюль открывалось пять портальных дверей, все снабженные барьерами службы безопасности – тонкими серебристыми стержнями, расположенными так тесно, что исключали физическое просачивание. Это что касается видимых препятствий. Другие меры безопасности не бросались в глаза, зато были смертельно опасны (корпорация очень нервно восприняла инцидент стадвенадцатилетней давности, превративший Каллума из доброго лояльного сотрудника компании в полноценного утопийца). Заведовавший охраной здания Ген 8 Тьюринг допросил Санджи и просканировал всех. Затем стержни втянулись в пол.

Джованни, начальник экспедиции с Беты Эридана, ждал на той стороне. Он здорово нервничал перед таким множеством альфа-визитеров в своих владениях. Представился, неуверенно пожал руки и наконец вымолвил:

– Пожалуйста, сюда.

Он провел нас по длинному коридору с картинами разных звездных скоплений и безрадостных экзопланетных ландшафтов. Ап-троллы покорно катились за нами. Немногочисленные сотрудники «Экссолара» окидывали нас любопытными взглядами: большинство здесь знало Юрия в лицо. Просто удивительно, как часто у людей, столкнувшихся с властью такого уровня, становится виноватый вид.

– Что тут за планета? – поинтересовалась Кандара.

– Икая? Довольно типичная, если бывают типичные экзопланеты, – ответил ей Джованни. – Что вам сказать: диаметр десять тысяч триста километров, сила тяжести выходит девять десятых – от земной. Тридцатисемичасовые сутки, не очень удобно для наших суточных ритмов. Атмосферное давление две тысячи Паскалей, это два процента земного на уровне моря; состав в основном углекислота, следы аргона, азота и диоксида серы. Обращается на пяти с половиной а. е.[4] от Беты Эридана, так что здесь холодно-холодно-холодно. Тектоническая активность минимальная, то есть вулканов нет. Лун тоже нет. Терраформировать эту малютку никто не собирается.

– И местных форм жизни нет?

– Ни в коем случае, – ухмыльнувшись ей в лицо, ответил Джованни.

– А другие планеты, кроме Нкаи, у Беты Эридана имеются?

– Три. Две маленькие твердые – обе ближе к Эридану, горячие, как Меркурий, и не вращаются – приливные силы остановили, – так что на дневной стороне кирпичи плавятся. Один маленький газовый гигант, на пятнадцати а. е. от звезды, в сравнении с ним на Нкае тропики.

В конце коридора перед нами открылись тяжелые двери, за которыми обнаружился ничем не примечательный холл. Джованни прямо-таки пронесся к другим таким же дверям на противоположной стороне. Выходная камера, ведущая на Нкаю, удивительно напоминала промышленный склад. Гладкий до блеска бетонный пол, покрытие стен из голубовато-серого композита, черная композитная крыша прорезана развешанными вдоль проходов светящимися полосками. По всей длине металлические стеллажи в три раза выше Элдлунд, на полках белые пластиковые контейнеры и здоровенные металлические коробки. Вдоль полок катился грузовой ап-тролл, то ли принявший поклажу у наружных дверей и везущий ее на должные места, то ли собиравший аппаратуру с полок, чтобы доставить к порталу на дальнем конце.

За длинными окнами в одной стене открывались лаборатории по анализу образцов. Лаборанты в изолирующих костюмах двойной защиты бродили вдоль рабочих столов, заставленных дорогостоящим оборудованием, наблюдая за всем сквозь пузыри шлемов.

– Точно здесь нет никакой жизни? – поинтересовалась, заглянув в лабораторию, Кандара. – Похоже, вы очень серьезно относитесь к карантинным требованиям.

– Стандартная процедура, – возразил Джованни. – На выдачу предварительного удостоверения об отсутствии автохтонных микроорганизмов от сенатского агентства экзобиологии Сол уходит от семи до двенадцати лет. Лично я считаю, что хорошо бы увеличить срок до пятидесяти и учетверить количество изученных образцов – без этого ни одно учреждение не должно бы выдавать никаких свидетельств. Но то я. Мы год от года обнаруживаем весьма любопытные образцы микробов на совершенно негостеприимных планетах.

Кандара озиралась, словно запоминала обстановку.

– И есть вероятность, что вы что-то недосмотрели на Нкае?

– Нет. На Бете Эридана высаживались по стандартной процедуре, как по учебнику. «Кавли» два месяца тормозился от восьми десятых световой. В систему корабль прибыл в феврале этого года. Через его портал мы забросили полк астрономических спутников. Пока все как положено: мои люди свое дело знают. – Джованни махнул рукой в сторону полукруглого помещения, последнего в ряду лабораторий и ближайшего к порталу на Нкаю. Там располагался центр управления с двумя рядами больших голографических окон высокого разрешения вдоль изогнутой стены. Некоторые столы были снабжены экранами поменьше, старшие научные сотрудники со свитой аспирантов пускали слюни над видами странного темного полумесяца планеты и орбитальных курсов, сменяющихся таблиц с данными, звездными картами и радужными графиками, на мой взгляд напоминающими неудачные творения абстракционистов.

– Мы сразу приняли сигнал. Трудно было бы не заметить. Он шел в широком диапазоне, маломощный, зато непрерывный.

– Сигнал? – удивленно тявкнул Алик. – Об активности артефакта речи не шло. В какую жопу вы нас засылаете?

Джованни обиженно зыркнул на Юрия.

– Не знаю. У меня допуска нет.

– Продолжайте, пожалуйста, – попросил его я. – Вы поймали сигнал, и что дальше?

– Это оказался просто сигнал маяка с четвертой планеты – Нкаи. Мы, следуя протоколу, уведомили Оборону Альфа. С орбиты отправили автоматизированный посадочный модуль, он приблизился к источнику на допустимое карантинными правилами расстояние. Как только он установил на поверхности портал, мы начали отправку оборудования. – Джованни указал на большой круглый портал в конце выходного шлюза. – Я никогда еще не разбивал базового лагеря в такой спешке. Чуть ли не первой мы выслали разведочную машину на двенадцать персон. Управлявший ею сотрудник безопасности «Экссолар» и двое из Обороны Альфа поехали к артефакту и немедленно вернулись. Это было десять дней назад. Не успел я оглянуться, как Альфа объявила экспедиции высшую степень секретности, и мне приказали выслать подсобную базу. Это шутка: на самом деле она лучше базового лагеря. Черт побери, на ней даже лазарет имеется. Тягач подтянул ее к артефакту, техники установили. Они только вчера вернулись. Группа предварительных исследований отправилась неделю назад, с ней грузовики с научной аппаратурой. А теперь прибыли вы, и мне приказано обслуживать вас вне очереди.

– Сожалею, – сказал Луи.

– С какой стати? – удивился я. – Каждый делает свою работу.

Малыш вспыхнул, но ума заткнуться у него хватило.

Джованни подвел нас прямо к пятиметровому порталу. Большего диаметра их почти что и не делают: этот был круглый, к нижней кромке вела металлическая дорожка, по которой мог свободно проехать ап-тролл. Под дорожкой тянулись и уходили на Нкаю пучки толстых проводов и шлангов. По обе стороны стояли по три охранные колонны, под их пепельно-серой поверхностью скрывалось грозное оружие. Помоги господи чужаку, который попробует прорваться сюда без разрешения Энсли.

Впрочем, до этого все равно бы не дошло. Появись по ту сторону какой пучеглазый спрут, Ген 8 Тьюринг за миллисекунды обрубил бы питание портала.

Я выглянул в широкое круглое отверстие. Оно открывалось прямиком на тридцатиметровый геодезический купол, тоже набитый стеллажами с техникой. По обе стороны на столбиках немного выше пояса держались мультисенсорные сферы, позволявшие Ген 8 Тьюрингу сканировать любой приблизившийся объект.

– Вот. – Джованни с гордостью простер руку к порталу. – Все готово. Добро пожаловать в мир иной.

– Спасибо.

Я вслед за ним поднялся по наклонной дорожке. Поравнявшись с кромкой портала, не сумел сдержать легкого беспокойства. Сейчас до базового лагеря на Нкае мне было меньше метра – «один шаг», как гласила знаменитая первая реклама «Связи». Шаг длиной в восемьдесят девять световых лет.

В обычные связующие порталы земной сети хабов я проходил, не моргнув глазом. Самые дальние из них вели за океан, тысяч на шесть километров. Но… восемьдесят девять световых лет? Невозможно не прочувствовать, сколько времени и сил ушло, чтобы покрыть этот немыслимый разрыв.

Задолго до 2062‑го, когда Келлан Риндстром из ЦЕРН доказал квантовую пространственную запутанность, мечтатели выдавали полуфантастические проекты звездных кораблей. Они предлагали добывать на Юпитере гелий‑3, который мог послужить топливом для импульсного термоядерного двигателя, позволившего бы вести разведку ближайших звезд. Корабль для этого требовался величиной с небольшой городок. Или солнечные паруса размером с целую губернию и толщиной в молекулу унесли бы судно к звездам. Или лазерная пушка величиной с небоскреб разогнала бы корабль с парусами поменьше. И еще ракеты на антиматерии. И пузырь Алькубьерре. И квантовый вакуумный плазменный двигатель…

Открытие Риндстрома загнало всё это в те папки, на которых история написала: «Хитроумные изобретения, так и не вышедшие из стадии проекта». Если две физические локации можно соединить посредством портала квантовой запутанности, многие проблемы попросту отменяются.

И все же для разгона звездолета до заметного процента скорости света требуется феноменальное усилие, а ведь современные корабли корпорации могут похвастаться восьмидесятью процентами световой. До Рингстрома кораблям пришлось бы запасать на борту огромное количество энергии и реактивной массы. Сейчас достаточно всего лишь забросить в солнце идеальную сферу портала. Метан или плазма устремляются в его дыру с почти релятивистскими скоростями. Между тем выход из портала закрепляется на оси магнитного конуса, направляющего плазму в ракетные дюзы. Через портал можно прогнать неограниченное количество солнечной плазмы, а масса звездолета совсем не велика: всего лишь портал и сопла, модуль управления и портал поменьше для связи с пунктом управления миссией. Такой разгоняется быстро.

Достигнув той или иной звезды, он тормозит, выходит на орбиту и устанавливает порталы связи с Солнечной системой Земли. После этого можно высылать туда готовые к сборке астероидные промышленные комплексы. За считаные дни налаживается добыча минерального сырья и производство. Первые бригады строят жилье для рабочей силы, та изготавливает следующее поколение кораблей, которые улетают к новым звездам. Процесс идет почти по экспоненте. А в кильватере звездолетов остаются свежеоткрытые планеты, созревшие для терраформирования.

К тому времени, когда дело дошло до строительства и отправки кораблей с Земли, корпорация «Связь» уже сотню лет числилась среди крупных игроков. Каждая новая обжитая Универсалией звезда становилась богатым источником дохода. Бета Эридана – дальняя из звезд, до которых дотянулось человечество. Восемьдесят девять световых лет.

Один шаг.

Выйдя из портала, я сразу ощутил падение силы тяжести. Не настолько, чтобы выбить из равновесия, но все же по дорожке от дверей я спускался с осторожностью.

Купол оказался уменьшенной копией выходной камеры на Земле: был до потолка уставлен контейнерами и оборудованием. Часть полок отвели жизнеобеспечению: большим круглым цистернам, воздушным фильтрам, насосам, трубкам, квантовым аккумуляторам, термообменникам – всему, что поддерживает человеческую жизнь во враждебной среде. Если основной портал и многочисленные аварийные почему-то закроются, вся эта техника при нужде позволит персоналу базы прожить несколько лет.

Санджи подключился к сети базового лагеря и выплеснул мне на контактные линзы схемы местности. Твердыня корпорации расположилась треугольником: от главного купола радиально расходились переходы к трем куполам поменьше.

– Обычно в таких экспедициях полно геологов и экзобиологов, – объяснял Джованни по пути к одному из трех шлюзов. – Но сейчас мы свели состав к абсолютному минимуму. Ведем сбор простейших образцов, а в остальном полевые выходы прекратили. На сегодняшний день здесь только техническая поддержка и ваши безопасники.

Он подвел нашу компанию к шлюзу, достаточно вместительному для всех нас, включая ап-троллы. Открывшийся после шлюзования переход представлял собой простую металлическую трубу с лампами-полосками и кабелем над головой. Несмотря на все слои изоляции, стены чуть туманились от конденсата – свидетельство того, как холодна Нкая.

В гараже драло горло от запаха серы. И тоже веяло холодом. Впрочем, мне было не до того: я разглядывал приготовленную для нас машину. Экспедиционный «Рейнджер» расположился в помещении, как дракон в своем уютном логове. Я, как все мои современники, совершенно незнаком с наземным транспортом. Машина выглядела обалденно внушительной. Она состояла из трех секций. Переднюю – слабо светящееся зеленое яйцо – занимали кабина и двигатель. На тупом носу, прямо под ветровым стеклом, пристроились фары, похожие на глаза насекомого; небольшие датчики на штативах облепили нижнюю часть толстой щетиной. На обоих бортах блестели зеркальным серебром четыре тонкие полоски радиаторов – казалось, конструктор из озорства пристроил машине ракетный фюзеляж.

За кабиной, на основательной соединительной муфте, держались две цилиндрические пассажирские секции. В стенах из той же металлокерамики виднелись прорези окон.

Каждая секция двигалась на шести толстых колесах с электрическим осевым мотором для каждого. Эти бандуры были с меня ростом, а узор протекторов в ладонь глубиной.

Все одобрительно заулыбались, даже Алик выдавил заинтересованную улыбочку. Я был как все. Мне захотелось поводить этого зверя – думаю, почти вся наша команда разделяла мое желание. Только никому такой удачи не выпало. Джованни познакомил нас с Саттоном Кастро и Би Джайном – водителями «Трейл-рейнджера».

Оказавшись внутри, я убедился, что Юрий велел распечатать «Рейнджер» специально для нас. Едва ли обычные научники «Экссолар-связи» раскатывают по новым планетам с таким комфортом. В задней секции имелись спальные капсулы со шкафчиками под каждый ап-тролл. Заглянув в одну из расположенных перед спальнями умывальных кабинок, я обнаружил чудеса многофункциональной техники и компактные шкафчики для обеспечения любых нужд, от туалета до душа. Еще был миниатюрный камбуз, где мы застали загрузку в холодильник упаковок с изысканными кушаньями.

Кают-компания с роскошными и удобными креслами занимала большую часть средней секции. Как только водители ушли в кабину, все расселись по креслам. Вошли два стюарда, спросили, не желаем ли мы поесть или выпить. Все это немножко походило на сон. Я смотрел старые видео с перелетами на самолетах и одно с путешествием в Восточном экспрессе. На минуту мне поверилось, что портал вместо Нкаи перенес нас в двадцатый век. Путешествие в глубь истории.

Должен признать, был в этом свой шик. Не отнимай такой способ перемещения до смешного много времени, я мог бы и привыкнуть.

– Герметизация через две минуты, – объявил Саттон Кастро по общей связи.

Санджи подкинул мне схему гаражного шлюза, показал, как закрываются обе двери и проходит предстартовая проверка герметичности. Я об этом не просил, но Санджи – адаптивный альтэго – почти не уступает интеллектом старому Ген 6 Тьюрингу и неплохо предсказывает, чего мне захочется и что понадобится. Считывание моей медпериферии наверняка показало возрастание частоты пульса, небольшой всплеск адреналина и повышение температуры кожи. Его ядерные алгоритмы толковали это однозначно: нарастающая тревожность. Вот Санджи по-своему и старался меня успокоить, показывая, как гладко работают все системы.

Купол гаража откачивал из себя атмосферу.

– Доступ к сети машины, – беззвучно шепнул я. Периферийные волокна, протянувшиеся вдоль иннервирующих мои связки нервных пучков, подхватили импульсы, и Санджи подключился к сети «Трейл-рейнджера». – Дай информацию с наружной камеры.

Закрыв глаза, я просмотрел визуальные данные. Большая дверь перед «Рейнджером» открывалась, поднимаясь на петлях.

Снаружи было темно. Серое небо крышкой накрыло ржавую каменистую равнину. От мелкой пыли, зависшей в сильно разреженном воздухе, все казалось туманным. Но я все же различал крохотные смерчики, гуляющие по столовой горе из метаморфических пород, засасывая в себя песчаные спиральки.

Острые, как на картинке, горы рвали на куски восточный горизонт. Завораживающее было зрелище. Девственная земля, пустынная и чужая.

«Трейл-рейнджер» покатился вперед. Я ощущал движение, плавное покачивание на подвесках, словно яхта плыла по спокойным волнам. А потом покрышки врезались в реголитное крошево, взметнув фонтаны мелкого гравия.

Я открыл глаза, и Санджи прервал трансляцию с камеры. Юрий, Каллум и Алик, как и я, смотрели картинки движения по сети, а Кандара с тремя ассистентами предпочли встать к длинным окнам, любуясь пейзажем в реале. Полагаю, тут бы уместно порассуждать о возрастных различиях.

Вскоре купола базового лагеря превратились в белые точки на горизонте. «Рейнджер», помурлыкивая, делал пятьдесят километров в час и лишь иногда притормаживал, поднимаясь на гребень. Саттон с Би держались линии вешек, выставленных первопроходцами на каждых четырех километрах маршрута: их красные маячки ярко мигали на фоне тусклого камня.

К нам опять заглянули стюарды, приняли заказы на напитки. Я попросил горячего шоколада. Остальные в большинстве – спиртное.

– Ну вот, – заговорил Алик. – Мы вышли из зоны покрытия базового лагеря, нет доступа в Солнет. Что за хрень нас ждет?

Я покосился на Юрия. Тот кивнул.

– Могу предоставить отчеты первой группы, – заметил я, приказывая Санджи открыть им файлы.

Все сели и с закрытыми глазами принялись просматривать данные.

– Космический корабль? – ошеломленно вырвалось у Каллума. – Шутки шутите?

– Хорошо бы так, – ответил Юрий, – но это действительно космический корабль.

– Давно он там? – спросил Алик.

– По предварительным оценкам – тридцать два года.

– И цел?

– В разумных пределах. Он не разбился, хотя посадка могла быть жесткой и причинить повреждения.

– Меня размер удивляет, – вставило Элдлунд. – Маловат для космического корабля.

– Его двигатель – если это двигатель – не требует реактивной массы. Мы полагаем, он работает с экзоматерией.

– Генератор червоточин? – вскинулся Каллум.

– Пока неясно. Будем надеяться, к нашему прибытию ученые получат какие-то результаты. Они опередили нас на неделю.

– И никаких признаков, говорящих, кто его построил? – задумчиво спросила Кандара.

Мы с Юрием переглянулись.

– Нет, – ответил я. – Хотя кое-что… груз уцелел. Во всяком случае, сохранился.

– Груз? – насупилась она. – Это в каком файле?

– По грузу нет сведений, – объяснил Юрий. – Оборона Альфа категорически требует исключить возможность утечек по данному вопросу.

– Хуже чужого корабля? – удивился Каллум. – Ничего себе.

– Итак? – подняла бровь Кандара.

Я набрал в грудь воздуха.

– На борту имеется несколько биомеханических модулей, безусловно представляющих собой анабиозные камеры или… черт, сами увидите. В общем – в них люди.

– Да вы мне голову морочите! – рыкнул Алик.

– Опять же, нет, – возразил Юрий. – Кто-то тридцать два года назад забрал людей с Земли и доставил их сюда. Выводы не предвещают ничего хорошего.

Я улыбнулся Кандаре.

– Вы все еще считаете нас параноиками?

В ответ она обожгла меня взглядом.

– Сколько человек? – Судя по голосу Элдлунд, оне было серьезно потрясено.

– Семнадцать, – ответил я.

– Живые? – поспешно спросила Джессика.

– Механизмы анабиозных камер, по-видимому, в рабочем состоянии, – дипломатично сформулировал я. – Половину высланной нами научной группы составляют медики. К моменту прибытия мы получим более определенный ответ.

– Чтоб меня, – бросил Алик, щедро наливая себе бурбона из графинчика резного хрусталя. – Мы в восьмидесяти девяти световых годах от Земли, а они прилетели сюда тридцать лет назад? На сверхсвете?

– Неизвестно. Но вероятно.

Я следил за ними. Каллум, Юрий, Кандара и Алик мерили друг друга взглядами, всматривались в лица, пытаясь за потрясением и недоумением различить фальшивку. И никто не выдал себя.

Я до сих пор не знаю, кто из них был пришельцем.