Созвездие Волка. Начало

— Точно не в Торнхеме и не с теми, кто носит синюю форму, — задумчиво произнес он, потирая щетинистый подбородок.

В отличие от остальных мужчин, которым двухдневная щетина придавала неряшливый вид, мистеру Честертону она бесспорно шла. И он в полной мере отдавал этому отчет.

— Кстати, приношу свои соболезнования по поводу ваших родителей. Я полагаю, что для пятнадцатилетней девочки это был настоящий удар.

Лучше бы он промолчал или сказал что-нибудь гадкое, но мягкий тон и нотки заботы в голосе тронули меня за живое. На глазах проступили слезы.

— Спасибо, — дрогнувшим голосом ответила я и тут же возненавидела себя за проявленную слабость. Достаточно я тут натерпелась, и раз он работает в этой ужасной школе, то наверняка и сам не лучше таких, как миссис Джеймс или директор.

— Итак, расскажите мне про вашу прошлогоднюю программу, — попросил он, резко меняя больную для меня тему. — Очень важно, чтобы вы не отставали от остальных.

Сделав над собой усилие, я ответила уже более ровным голосом:

— Эээ… я не совсем помню, мистер Честертон. Честно говоря, мои оценки по биологии всегда оставляли желать лучшего.

Его глаза сверкнули.

— Ну, это мы постараемся исправить, — довольно произнес он, подвигая ко мне толстый учебник. — Мы с вашими одноклассниками остановились на семьдесят пятой странице, так что к следующему уроку настоятельно советую нас догнать.

Вот незадача.

— Также будьте добры ознакомиться с материалами прошлого учебного года, — еще одна толстая книга с глухим стуком плюхнулась на стол, — уверен, вы найдете там массу полезной информации, которая несомненно пригодится вам в этом году. На следующей неделе мы проверим, как у вас идут дела. И еще, мисс Леран, — он внимательно посмотрел на меня, — на случай, если у вас возникнут дополнительные вопросы по поводу учебного материала… и не только… Вы всегда можете обратиться ко мне.

С тоской осмотрев объемные книги, я засунула их подальше в сумку, отчего она сразу заметно потяжелела.

— Вообще-то, мистер Честертон, — протянула я, — у меня уже есть один вопрос. Что за соревнование, о котором утром говорила миссис Джеймс и которое вы упомянули в коридоре?

Учитель озабоченно потер переносицу. Казалось, что он что-то обдумывает.

— Всему свое время, мисс Леран, — наконец произнес он. — Сначала выучите то, что я просил, а потом мы побеседуем о соревновании.

— Но я хочу знать, — настаивала я. — Вы сказали, что я могу обратиться к вам с вопросами. Так ответьте мне.

Помедлив пару секунд, учитель слегка наклонился ко мне и тихо сказал:

— Алекс… Вы позволите мне вас так называть?

Я кивнула, отмечая про себя, что он назвал меня правильно. Незаметно для себя, я уже прониклась к нему недюжинной симпатией.

— Так вот, Алекс, чтобы я мог ответить на ваш вопрос, вам нужно узнать, кем вы на самом деле являетесь.

В комнате повисло звенящее молчание, нарушаемое лишь тиканьем настенных часов.

— Кем я на самом деле являюсь, — эхом повторила я, не веря своим ушам. — И кто же я, по вашему мнению?

Неужели я ошиблась, и мистер Честертон тоже немного не в своем уме?

— Вы присутствовали на утреннем построении? — ответил он вопросом на вопрос.

Я кивнула.

— И что вы оттуда поняли?

Я пожала плечами.

— Эта сухая карга миссис Джеймс сказала, что те, кто в чем-то провинились за год, примут участие в соревновании.

— А до этого?

Я снова пожала плечами.

— Не помню, кажется какая-то чушь про величие этой школы или что-то вроде того, — фыркнула я.

— Вы находите это смешным?

Я с удивлением посмотрела на учителя, но он оставался необычайно серьезным.

— Я думаю, что миссис Джеймс не в своем уме, — призналась я, гадая, что скрывается, за его серьезным выражением. — И может быть, не она одна. В этой школе все ведут себя странно.

Мистер Честертон встал и медленно прошелся по кабинету.

— Я так понимаю, что никто из ваших родственников пока не беседовал с вами на эту тему, — заключил он, вновь потирая подбородок.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, мистер Честертон, — медленно ответила я. — Мой дядя вряд ли обрадовался моему переезду сюда, как и его ведьма-жена. Все, что я от нее слышала, это угрозы запереть меня в подвале, если я что-то натворю.

— Так-так, — задумчиво произнес он, все еще не отрывая от меня взгляд. — И вы никогда не слышали об этой школе от своих родителей?

Я отрицательно мотнула головой.

— Вряд ли мои родители вообще что-нибудь знали об этой дыре, — сказала я, не понимая куда он клонит. — Я училась в лучших в мире школах, и готова поспорить, что про

эту

не знает никто, кроме съехавших с катушек жителей этого странного городка.

Мистер Честертон сделал круг по комнате и снова сел напротив меня.

— Первое впечатление бывает обманчиво, — загадочно произнес он. — Ты совершенно права, о нас мало кто знает. Но причина кроется не в том, что ты думаешь, а в том, что учиться здесь могут лишь самые особенные. Алекс, совсем скоро ты узнаешь, что в этой школе обучение значительно отличается от того, к чему ты привыкла. И тогда все станет на свои места.

Ну вот, и он туда же.

— Конечно, мистер Честертон, я уверена, что ваша «великая» программа куда лучше, чем, скажем, в Кембридже. Особенно, когда речь идет о наказаниях, за которые некоторых учителей уже давно должны посадить в тюрьму. Мне пора, — не дожидаясь его разрешения, я подхватила сумку и вышла из кабинета.

К моему огромному облегчению, Джейк не остался поджидать меня за дверью. Захватив плащ из гардероба, я вышла на улицу. На школьном дворе и стоянке было совершенно пусто — все уже давно разошлись по домам.

По дороге я размышляла о странных, лишенных всякого здравого смысла словах мистера Честертона. Я рассчитывала получить ответ, но он лишь еще больше меня запутал, поддержав слова миссис Джеймс. И в данный момент я серьезно сомневалась в своей симпатии к нему. Второй загадкой оставалась таинственная женщина на картинах. Неужели она мне просто привиделась? Если так, то у меня серьезные проблемы.

Поднимаясь в свою комнату, я посмотрела туда, где впервые увидела портрет, но прикрытая тканью картина исчезла. Это только подтвердило мои худшие опасения насчет своего психического здоровья. Буду считать, что мне показалось, иначе и правда сойду с ума.

Раздевшись в ванной, я первым делом осмотрела в зеркале спину. Красный след от указки рассекал ее от лопатки до лопатки. Безумно захотелось забиться куда-нибудь в угол и пожалеть себя, но я сдержалась. Если позволю ненавистной миссис Джеймс сломить меня, то стану такой же бездушной марионеткой, как мои одноклассники. А этого я никак не могла допустить.

Дождь, который шел всю первую половину дня, уже прекратился; все за окном снова затянуло серым, плотным туманом. Он поглотил без остатка все живое и неживое за стеклом. Невозможно было рассмотреть даже толстый старый вяз, росший прямо за моим окном — его раскидистые, голые ветви полностью исчезли в густой, серой мгле.

«Если такая погода стоит здесь большую часть года, — подумала я, с тоской отворачиваясь от окна, — то сложно не потерять рассудок».

В голове снова всплыл утренний план насчет разговора с теткой. Но принесшая ужин Марджи сказала, что ее нет дома.

— Передай ей, что мне нужно сказать ей кое-что очень важное.

Старая горничная недовольно цокнула. Она бы предпочла, чтобы я с благодарностью принимала ее подачки, которые в этом доме называли едой, и раз и навсегда заткнулась.

— У миссис Беатрис полно забот, ей не до пустых разговоров с тобой, — проворчала она. — Не смей донимать ее своими глупостями.

— Это в ее же интересах, — непреклонным тоном ответила я. — Ей стоит меня выслушать.

Оставшись в одиночестве, я вытащила тяжелые книги из сумки и бросила их на стол. Пусть собирают пыль. Если мистер Честертон рассчитывает, что я собираюсь зубрить весь материал, которым он меня снабдил, то он серьезно ошибается на мой счет.

За окном медленно расползлась темнота, но моя тетка так и не появилась. Или старая горничная не стала передавать ей мои слова, или она их просто-напросто проигнорировала. Я подумала, может забарабанить в дверь и потребовать сюда тетку сейчас же, но такая напористость могла только все испортить. Чтобы ее убедить, лучше не ссориться. «Ничего, — заверила я себя — завтра я обязательно уловлю момент».

Когда я уже собиралась залезть в кровать, снаружи донеслись негромкие голоса.

Подойдя к окну, я тихонько растворила его и выглянула наружу. Говорящих было несколько, но уже стемнело и рассмотреть их с моего угла было почти невозможно.

— Нас просто завалили заданиями. Я не знаю, как мы должны показывать себя на тренировках, если их так мало, а нам не позволяют тренироваться за пределами школы, — раздался недовольный голос моей кузины.

— Ну, в прошлом году это не помешало тебе попасть на соревнование, — хмыкнул какой-то парень. — Хоть ты и была там самой младшей. Дааа, Эвелин и Соланж тогда показали себя… Ваша группа недаром заняла третье место. Их трюки со змеями были одни из самых лучших, о них до сих пор говорят. Тот желтый потом еле отошел, до сих пор хромает.

— Пусть скажет спасибо, что он вообще может ходить, — пискляво отозвалась Николь, и четверка противно захихикала.

— А Камилла! — воскликнул другой женский голос. — Она и ее группа заняли второе место! До сих пор мурашки пробирают, когда вспоминаю, как визжала та девчонка.

С их стороны послышались восхищенные вздохи.

— Да, Камилла хороша, — присвистнул второй парень с сиплым голосом. — И Эрик с Диланом отлично постарались. Интересно, как они как они выступят в этом году. Эх, я приложу все силы, чтобы в этот раз попасть в список.

— Против Джейка у них все равно нет шансов, — завистливо возразила Николь.

— Эй, поаккуратнее. Если Камилла тебя услышит, ей это не понравится, — на какое-то мгновение голоса прервались, а затем снова зазвучали, но намного тише.

Мне пришлось вылезти с окна почти на половину, чтобы расслышать продолжение разговора. Для надежности я ухватилась за старый, наполовину прогнивший сук, который опасно хрустнул под моим весом. К счастью, четверка была слишком увлечена беседой и не обратила на звук никакого внимания.

ама подо мно

— Кто может соперничать с тем, кого обожают все учителя? — обиженно протянула Николь. — Ты сам знаешь, что ему всегда достается все самое лучшее.

— Никто и близко не обладает такими способностями, как Джейк. К тому же, если он и дальше будет так же показывать такие вещи, то я не против, — снова послышался сиплый голос. — Недаром он занимает первое место уже два года подряд. Более того, ходят слухи, — он понизил голос, и я изо всех сил напрягла слух, — что когда-нибудь он заменит самого директора.

Окружающие громко присвистнули.

— А я слышала, что его отец мечтает взять его к себе в правительство, — возразила вторая девушка. — Если бы мне такое предложили, я бы ни секунды не раздумывала. Сам подумай, что здесь делать? Беспросветная скукотища! Я, например, после школы сразу уеду куда-нибудь в цивилизацию.

Я не могла внутренне с ней не согласиться.

— Как будто ты не знаешь, какой властью обладает директор, — оборвал ее сиплый голос. — На месте Джейка я бы хорошенько все взвесил.

— Но ты не на его месте, — зло парировала она. — Что касается меня, то после школы я не задержусь здесь ни на минуту. Мне нет дела до всех этих игр.

— Ну еще бы! Все, что тебя волнует, это дурацкие шмотки или очередной поход в салон. Хорошо, что от такого количества силикона твои губы еще не съехали куда-нибудь в сторону, — едко усмехнулся он, выпячивая губы, чтобы подразнить ее.

— Пошел к черту, — взвилась она.

Перепалка набирала обороты, и каждый старался как можно сильнее уколоть другого. Пока они спорили, Николь и второй парень молча курили в стороне.

— А где Майк? — наконец поинтересовался он. Видимо, ему надоела эта брань и он хотел сменить тему.

— Понятия не имею, — протянула Николь скучным голосом. — Ты его знаешь, он не особо любит компании, даже не пошел на вечеринку к Камилле в эти выходные. Я сама чуть вырвалась. Пришлось упрашивать родителей, чтобы отпустили меня пораньше с этого дурацкого ужина, который все равно никому не нужен, — затараторила она, но поняла, что ее жалобы никого не интересуют и нехотя вернулась к прежней теме. — Майк… наверное, сидит сейчас за какой-нибудь заумной книжкой или что-нибудь в этом духе.

— Не понимаю я его увлечения книгами.

— И не говори. Это на него недавно нашло, — ответила она и резко прикусила язык, как будто почувствовала, что сболтнула лишнее. Но ее собеседник ничего не заметил.

— Он уже выбрал, с кем будет в группе в этом году? — с интересом спросил он, делая очередную затяжку.

Она еще не отошла от своего ответа, и, казалось, вопрос смутил ее еще больше.

— Не знаю, времени еще предостаточно.

— Да уж, это верно. Еще два семестра впереди. Я, кстати, хотел спросить. Это правда, что некоторые поговаривают…

Он не договорил, как Николь резко заторопилась домой.

— Давай потом. Моросить начинает, время расходиться. Не хочу испортить прическу, а то Ванесса над ней сегодня долго старалась, — поспешила она закруглить разговор.

Несмотря на то, что остальные проглотили отговорку, меня не покидало ощущение, что она сделала это нарочно. В темноте замелькали брошенные на землю окурки, и вся компания, кроме Николь, направилась к воротам. В вскоре их голоса окончательно умолкли вдали.

Я посмотрела туда, где все еще стояла моя кузина. Ее нескладная, с короткими, толстыми ногами фигура еще виднелась в сумраке поросшего сорняками двора. Казалось, она забыла и про усиливающийся дождь и про новую прическу; ее сгорбленная спина ссутулилась еще больше, словно прогнулась под гнетом тяжелого груза, ведомого только ей.

Простояв так еще пару минут, она вдруг резко обернулась. Не ожидая такого поворота событий, я шарахнулась назад в комнату, больно ударившись о раму. Заметила?

Потирая затылок, я осторожно прикрыла окно, метнулась в ванну и включила душ. Комната Николь находилась рядом с лестницей, но благодаря плохой изоляции стен, звук воды будет слышен во всем коридоре. Слабая отговорка, но лучше, чем быть уличенной в подслушивании. Я постояла еще несколько минут, но никто не ворвался в мою комнату и не набросился на меня с обвинениями.

«Фуух, значит, пронесло», — с облегчением подумала я, выключая воду и переодеваясь в пижаму. Но сгорбившийся, поникший вид моей кузины еще долго стоял перед глазами, мешая заснуть.

Утро встретило меня промозглым холодом. Близился всего лишь конец октября, но суровый климат этих мест уже давал себя знать. Кутаясь в тонкий плащ и застегнув воротник до самого верха, я гадала, что же будет зимой. Хотелось надеяться, что к тому времени меня уже здесь не будет.

У ворот школы я увидела одиноко бредущую Хлое.

— Привет, — махнула я ей.

— Привет, — ответила она, радостно улыбаясь. Наверное, подумала, что зайти в школу со мной будет безопаснее, чем одной: красные не слишком обращали внимание на учеников в синей форме, считая их скучными занудами. Однако судя по моим последним стычкам с представителями красных, я сильно сомневалась, что это правило распространяется и на меня.

— А где Джин? — поинтересовалась я. — Разве вы не ходите в школу вместе?

Хлое насупилась и отвернулась.

— Иногда ей надо прийти раньше, поэтому я хожу одна.

— Раньше, чем это идиотское утреннее построение? Зачем?

Неужели, мои ботаники-одноклассники собираются, чтобы покорпеть над учебниками еще до начала занятий?

— Я не знаю, Джин никогда мне ничего не говорит. Только… — она запнулась. — Мне надо идти

Не сказав больше ни слова, она примкнула к желтой толпе, направляющейся на школьный двор.

Старая экономка знала, что говорит. Когда не было дождя, утренние построения проходили именно там.

Огромное поле, которое простиралось перед гладким как черный лед озером, напоминало шахматную доску: темные и светлые квадраты коротко подстриженной травы сменяли друг друга так, что в глазах вскоре зарябило. Края поля тонули в утреннем тумане, поглотившем огораживающие школу высокие живые загороди. Плотный туман нависал и над озером, скрывая от посторонних глаз его дальний берег.

К моему огромному облегчению, миссис Джеймс не появилась на утреннем построении. Вместо нее вышла мисс Белл в красивом сером платье, на которое была наброшен теплое белое пальто с высоким воротничком. Высокопарных речей о величии школы тоже не последовало. Вместо этого, она тихо поприветствовала учеников, посоветовала уделять внимание учебе и пожелала всем хорошего дня.

У входа в класс я заметила бледную как снег Джин. Не здороваясь, она проскользнула на свое место и достала учебник по физике. Ну и ладно. Твердо уверовав, что жизнь в глуши повлияла не в лучшую сторону на мозги здешних жителей, я решила больше ни с кем не идти на контакт.

Больше книг на сайте - Knigolub.net

Когда список имен был наконец оглашен, мистер Броуди (его имя я прочитала на учебнике, который Джин подвинула на середину парты) приступил к лекции о законах Ньютона. Я заметила его привычку нервно проводить рукой по зализанным назад волосам, как будто он хотел убедиться, что их и без того нелепый вид не нарушает ни один выбившийся волосок. Ученики склонились над своими тетрадками и торопливо записывали.

После всего пережитого мистер Броуди занимал второе место в моем списке самых мерзких учителей. Первое место я с почетом присудила миссис Джеймс, а вот с третьим местом я пока не определилась. Может тот противный старикашка, который вел вчера географию? Кажется, его звали мистер Скруп. Старый, сгорбленный брюзга, который плевался слюной так, что забрызгал весь свой стол и сидящих спереди учеников. Хорошо, что меня посадили подальше от первых парт, иначе пришлось бы возводить впереди себя плотину из учебников. Он был единственным учителем, который совершенно не обратил на меня внимания. Не удивлюсь, что он настолько стар, что даже не заметил, что в классе появилась новая ученица.

Мои размышления прервал удар указки по плечу. Потирая пострадавшее место, я подняла глаза и увидела склонившегося надо мной учителя. Его маленькие глаза сощурились, превратившись в узкие щелочки; на лице играла противная ухмылка.

— Я вижу, мисс Леран, что пока остальные ученики старательно записывают материал, вы увлечены чем-то, что, по вашему мнению, намного важнее Ньютона. Будьте любезны, покажите нам, чем вы занимались до сих пор.

Не дожидаясь моего ответа, он выхватил мою тетрадку и пролистал ее, пока не дошел до страницы с рисунками дома, которыми я старательно занималась на прошлом уроке. Его губы тут же расползлись в гнусной улыбке, а левый глаз вновь нервно дернулся.

Я попыталась вырвать тетрадку из его цепких рук, но он проворно поднял ее вверх и прошествовал к доске.

— Оказывается, бедняжка мисс Леран скучает по дому, — язвительно промолвил он, открывая страницу с рисунком и демонстрируя его классу. Я почувствовала, как пульсация в моих висках усиливается, превращаясь в барабанную дробь. — Как трогательно, не правда ли, класс?! — театрально воскликнул он без капли сожаления в голосе. — А у вас талант к рисованию, мисс Леран. Жаль, что в этой школе он вам не понадобится.

Он швырнул тетрадку одному из учеников на первой парте и приказал передать ее мне.

От пережитого стыда мне хотелось провалиться сквозь землю, а щеки пылали от ненависти к мистеру Броуди. Я поспешно спрятала тетрадку в сумку и больше не поднимала глаз до конца урока.

Негодование по поводу произошедшего на физике не отпускало меня на двух последующих уроках по языку и литературе. К моему облегчению, никто в классе и не думал насмехаться над моими рисунками. А ведь сделай мистер Броуди то же самое на утреннем построении, красные не забыли бы мне такого до конца года.

Когда подошло время ланча, то вместо того, чтобы спуститься вместе со всеми в столовую, я заскочила в женский туалет. Лучше переждать и спуститься, когда Камилла и ее компашка уже уйдут. Поесть нормально без того, чтобы ко мне приставали — это все, о чем я мечтала. Ведь рассчитывать на что-то съедобное дома не приходилось.

Но спустившись в столовую, я поняла, что поторопилась. Как я и думала, большинство учеников в красной форме уже закончили обедать. Но вместо того, чтобы подняться к себе в классы, они столпились в центре столовой, образуя плотный полукруг. К счастью, они были заняты чем-то своим, и никто не обратил на меня внимания.

Стараясь действовать как можно быстрее, я набрала тарелку еды и выбрала приглянувшееся мне место за колонной. Она почти полностью меня скрывала, что давало мне возможность пообедать практически незамеченной. С моего угла было видно, как ученики в синих формах в спешке покидают столовую, в то время как многие из желтых остались сидеть, а на них сыпался град еды. Похоже, что, заскучав, красные устроили своеобразное состязание: при каждом удачном попадании комка макарон, отбивной или куска морковного пирога, которые расползались по волосам учеников в желтой форме или попадали им прямо в лицо, красные довольно кричали и засчитывали себе очки.

Сборище недоумков. Я поискала глазами Хлое, но ее нигде не было. Должно быть, сестренка Джин успела выскользнуть до того, как все началось. Выглянув из-за колонны, я увидела, что Джейк сидит за своим столом рядом с Камиллой. Она звонко хлопала в ладоши и подбадривала остальных, а он лишь наблюдал за происходящим, небрежно откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди. Недалеко от них сидели Майк с непроницаемым лицом, и Николь, не принимающая участия в бросании еды, но стремящаяся ни в чем не уступать остальным. Покрасневшее лошадиное лицо моей кузины было перекошено от возбуждения — она сделала ставку и теперь воодушевленно подбадривала хихикающих загорелых, как два зажаренных банана, близняшек, которые повсюду ходили рядом с Камиллой. Сегодня в их коротких стрижках мелькали оранжевые и фиолетовые прядки, а длинные челки спадали прямо на глаза. Они брезгливо перебирали объедки, стараясь выбрать то, что принесет им наилучший результат, который определялся «сочностью» попадания.

Напротив, не смея шелохнуться, сидели несчастные жертвы. Они сгорбились, но не смахивали с себя куски еды, которые оставляли противные жирные пятна на желтой форме, застревали в волосах или стекали по лбу на нос и плюхались на стол, создавая перед каждым из них горку объедков. По ее высоте можно было определить, кому из них уже как следует досталось.

— Давай, Эрик, твоя очередь, — громко прокричала Камилла, подбадривая белобрысого парня, который вчера утром чуть не задавил Хлое у ворот школы и чья ручища прижимала меня к буфету в мой первый день в школе.

Он замахнулся куском ветчины, который по его расчетам должен был красиво распластаться по лицу тощего рыжего парня моего возраста, но промазал, хоть тот и не думал уклоняться. Он лишь крепче сжал кулаки и посмотрел на стол перед собой, едва сдерживая слезы. В его растрепанных рыжих волосах застряли комки еды — снаряды Эрика, которые уже достигли своей несчастной жертвы.

Ожидающие своей очереди ученики насмешливо заулюлюкали. Похоже, горилла Эрик еще ни разу не промахнулся.

Взвыв от негодования по поводу собственной неудачи, он схватил тарелку с наваленными вперемешку кусками вишневого пирога и ванильного пудинга, ринулся к рыжему парню и, схватив его за волосы, ткнул лицом прямо в гору объедков. Беднягу начало трясти, но здоровенные, мускулистые руки не отпускали его, пока еда на тарелке окончательно не превратилась в кашу.

Мне стало жалко парня, но я приняла твердое решение не вмешиваться. Я их не знаю и это не мои заботы. «В конце концов, если эти слабаки готовы безропотно терпеть подобные унижения, то так им и надо», — утешила я себя. Но мои глаза не могли оторваться от происходящего в столовой.

Вдруг какая-то девушка в желтой форме выскочила из-за стола и повисла на руке Эрика.

— Оставь его, пожалуйста, оставь, — рыдая прокричала она.

— А ну уйди, — он грубо оттолкнул ее, от чего она отлетела от него, как мячик, и упала на пол.

— Ну что, Тэйлор, будешь умолять о пощаде, или это за тебя будет делать твоя безмозглая подружка? — он поднял голову парня с тарелки и повернул его так, чтобы он видел всхлипывающую на полу девушку. Видимо, она сильно ударилась, потому что так и осталась сидеть на полу, спрятав мокрое от слез лицо в ладони.

— Пожалуйста, не трогай ее, — не отрывая от нее глаз, пробормотал парень.

— Не слышу. Мне показалось, или где-то тут пискнула мышь? — проревел Эрик, и красные зашлись от хохота. Некоторые схватились за животы и громко затопали.

— Пожалуйста, оставь нас в покое, — срывающимся голосом повторил Тэйлор.

— Так бы раньше, герой, — на радость красным Эрик влепил ему звонкую оплеуху. — В следующий раз я хочу слышать твое нытье намного раньше, иначе назначу твою подружку своей любимой целью на соревновании, а ты знаешь, что это означает, — злорадно прорычал он и напоследок запихнул в рот Тэйлору кусок торта, отчего тот чуть не задохнулся.

Через несколько минут должен был прозвенеть звонок на урок, поэтому веселье в столовой постепенно затихало. Камилла провозгласила Эрика победителем соревнования и довольно погладила своего телохранителя по руке, от чего тот почти замурлыкал. Всю дорогу до двери столовой он бил себя в грудь кулаком и принимал сыплющиеся на него со всех сторон поздравления.

Спрятавшись за колонной, я подождала пока они пройдут, а потом нерешительно подошла к Тэйлору, который заботливо помогал своей девушке подняться. Его руки тряслись, в глазах стояли слезы.

— Вот, возьми, — я протянула ему салфетки, которые до этого прихватила с буфета.

Он непонимающе уставился на меня, как будто я нарушила невидимые границы, которые до меня никто и никогда сознательно не переступал. Скорей всего, так оно и было.

— Спасибо, не надо, — неразборчиво промямлил он. Но его девушка проворно схватила протянутые салфетки, встала на цыпочки и начала оттирать его щеку, к которой прилип вязкий соус.

Внезапно я почувствовала себя неудобно из-за того, что не вмешалась. Та забота и смелость, которую проявила эта миниатюрная, хрупкая девушка перед таким громилой, как Эрик, заслуживали восхищения. Я хотела сказать, что сожалею, но передумала и вышла из столовой.

Урок истории вела мисс Белл. Лекция посвящалась закату Римской империи, и я наконец-то отвлеклась от неприятных мыслей о том, что произошло сегодня в столовой. Благодаря большому проектору, картины исторических битв вставали перед глазами, унося меня в совершенно другой мир, в который я с радостью и облегчением окунулась.

После звонка мисс Белл поманила меня и Джин, и мы обе подошли к ее столу.

— Твои книги готовы, дорогая, — обратилась она ко мне. — Я попрошу мистера Харриса, нашего завхоза, доставить их сегодня к тебе домой, — ее тихий приятный голос не отражал никаких эмоций.

— Хорошо, мисс Белл, спасибо, — с облегчением ответила я, подумав, что мне не придется тащить весь этот груз самой. Хватило вчерашних двух книг по биологии, которые по размеру не уступали энциклопедиям.

Но едва я собиралась направиться к выходу, как мисс Белл подняла руку и дотронулась до моих волос. Я подумала, что она собирается возмутиться моей небрежной косой, которая выглядела как сплошной беспорядок по сравнению с ее идеальной прической. Но вместо этого она лишь слегка пробежалась по ним тонкими пальцами. В ее глазах не было ни капли упрека. Только грусть.

Я застыла. Магия этого прикосновения трепетом отозвалась в моем сердце, и у меня захватило дух. Еще немного и я бы разрыдалась и бросилась в ее объятия, но тихий голос вернул меня в действительность.

— Можешь идти, — ласково улыбнулась она, убирая руку. Волшебство момента рассеялось.

— Кстати, мисс Белл… — почти прошептала я, изо всех сил сдерживая переполнявшие меня эмоции.

— Да?

— Мистер Честертон уже дал мне учебник по биологии. Так что еще одна книга мне не понадобится.

— Правда? — на ее утонченном лице промелькнуло неподдельное удивление — Значит, он отдал тебе

свой

учебник.

— Ну хорошо, я тогда пойду, — нерешительно протянула я, не понимая, что ее так удивило.

Она кивнула и перевела свое внимание на Джин.

На выходе из кабинета я слегка замешкалась, чтобы услышать, зачем мисс Белл понадобилась моя соседка. Но обе сохраняли гробовое молчание. Попридержав дверь, я увидела, как мисс Белл склонилась над рукой Джин с маленьким пузырьком, в котором плескалась янтарная жидкость. К сожалению, ее спина мешала мне как следует рассмотреть, что там происходило. Джин издала громкий стон, и ее лицо исказилось от боли, когда наши глаза встретились. По мертвенно-бледному лицу не переставая лились крупные слезы, а посиневшая губа была прокусана почти до крови. Второй раз за этот день где-то внутри меня зашевелился неприятный клубок, и я поспешила прикрыть дверь. «Что бы там не случилось, это не мое дело», — твердо сказала я себе. Но отогнать от себя ее образ было непросто.

На политологии я старалась не смотреть на бледную, как снег, Джин. Она не проронила ни слова по поводу того, что случилось в кабинете истории, но иногда неосознанно проводила пальцами по руке и еле заметно вздрагивала.

Этот урок, на удивление, оказался самым интересным из всех. Невысокий, седой учитель говорил с явным немецким акцентом, который выдавал его европейское происхождение.

— Александра Леран, — произнес он, дочитывая список. — Мадемуазель случаем не француженка?

— Мой отец родом из Франции, — смущенно пробормотала я, почувствовав к нему необычный прилив симпатии.

— Какая прелесть! — восхитился он непонятно чему. — Карл фон Рихтер родом из Австрии к вашим услугам, — он комично шаркнул ногой и раскланялся.

Его шутливый тон и свойственная европейцам галантность существенно выделялись на фоне остальных учителей. Впрочем, как и манера вести урок. Я ожидала очередной скучный и сухой монолог, но вместо этого учитель энергично прохаживался по классу, обращался к ученикам за ответами и трагично закатывал глаза к потолку каждый раз, когда получал неправильный ответ.

— Мистер Клиффорд, — обратился он к сидящему на соседней парте парню, у которого я спросила про соревнование, — будьте так добры перечислить нам авторов, которые способствовали освобождению политики и политической мысли от веяний религии и церковной морали.

Парень замялся. Ответа он явно не знал.

— Смелее, Клиффорд, я вас не съем, — подбодрил парня учитель, положив ноги на стол и приглаживая белые как снег усы. — Вы учили домашнее задание?

— Да, сэр, — сдавленно ответил он.

— Тогда вы должны знать ответ на этот довольно простой вопрос, — продолжал настаивать учитель.

Парень нервно теребил ручку и сосредоточенно морщил лоб в надежде вспомнить материал.

— Макиавелли, — шепнула я ему, прикрыв рот ладонью, чтобы мой шепот не прозвучал слишком громко.

Я была уверена, что он расслышал мои слова, но почему-то продолжал молчать. Наверное, сомневался, что может услышать что-нибудь умное от такой, как я.

— Ах, Италия, великолепная страна, просто великолепная, — мистер фон Рихтер подскочил со стула и принялся энергично расхаживать перед классом. — Родина великих художников, философов и политических деятелей, равных которым нет и не было во всем мире.

Он остановился и развел руки.

— Макиавелли! — воскликнул он. — Макиавелли, Клиффорд, — он с укором посмотрел на смущенного парня. — Вам следовало воспользоваться подсказкой мадемуазель Леран. Сколько, однако, знаний в этой прелестной головке!

Я покраснела. Еще никто не хвалил меня подобным образом, и уж тем более за мои знания, которых на самом деле было не так много. Про Макиавелли мне рассказывал Роберт во время нашей экскурсии по Флоренции.

Учитель продолжал смотреть на меня, и пауза уже затянулась. От смущения я опустила глаза и втайне мечтала провалиться сквозь землю. Ну же, пусть скажет что-нибудь или сменит тему, только не таращится на меня с таким дурацким умилением.

На помощь мне пришел спасительный звонок.

— Свободны! — радостно провозгласил учитель. Похоже, энтузиазма у него хоть отбавляй.

Домой я почти бежала. Дул ледяной ветер, от которого я промерзла до самых костей.

В прихожей никого не было. Я подошла и заглянула в гостиную. Пусто.

Отлично, надо найти телефон.

Я осмотрелась. Гостиная, в которой я уже успела побывать на выговоре по поводу прогула, была заставлена старомодной, местами протертой мебелью. И зачем тетке все это старье? Я представила, что бы сказала на это моя мама, которая отличалась отменным вкусом во всем, что касается дизайна интерьера.

Я обошла все тумбочки, но телефона нигде не было. Что за черт? Где же он? Неужели в дядином кабинете?

— Что ты тут делаешь? — резкий теткин вопль заставил меня подскочить.

— Искала телефон, — как можно более спокойным тоном ответила я, вспоминая о том, что лучше не ссориться. — Мне нужно позвонить, так как мой не работает.

Теткина физиономия побагровела. Она схватила меня за руку и потащила за собой к лестнице.

— Вы не имеете права, — упиралась я, но ее костлявая рука словно превратилась в камень. — Пустите, я должна позвонить. Я не хочу здесь больше оставаться.

— И кому же ты собралась звонить? — прошипела она, останавливаясь и испепеляя меня взглядом. — Если ты забыла, то твои родители мертвы. Никому больше нет до тебя дела.

Ее слова задели меня за живое, но я не сдавалась.

— Ошибаетесь! — закричала я. — Когда Роберт узнает, где я, он непременно приедет и заберет меня отсюда.

Разъяренная гримаса на ее лице сменилась ехидной улыбкой. Она отпустила меня и уперла руки в бока.

— Вопреки тому, что ты о себе возомнила, твое местонахождение не является государственной тайной, — ее глаза засверкали таким удовольствием, что у меня пробежал мороз по коже. — Если бы на свете был хоть один человек, которому ты нужна, то он мог бы обратиться в социальную службу и получить твой адрес или телефон. Поверь, я бы с удовольствием сплавила тебя с рук, но, к большому сожалению для меня, таких нет и никогда не было.

— Я хочу позвонить, — упорно прошептала я, отказываясь верить ее словам. «Нет, не может быть, это неправда», — отбивало мое сердце.

— Ты что глухая? Ты думаешь, твоему Роберту, или как его там, — она словно выплюнула его имя, — есть до тебя дело? Все, кого ты знала, общались с твоими родителями исключительно из-за их денег и влияния. А теперь, когда их нет, думаешь, хоть кто-то вспомнит об их никчемной дочери?

Мне показалось, что я падаю куда-то в темноту.

— Вот-вот, — удовлетворенно хмыкнула она при виде моего застывшего лица, — теперь до тебя наконец-то дойдет, что у тебя никого и ничего нет!

Она впихнула меня в комнату и громко захлопнула дверь, заперев ее на замок.

Опустившись на кровать, я подтянула колени и спрятала лицо в ладони. Мир вокруг меня рушился. Эта боль была такой сильной, что я почти ощутила ее физически, и сердцу вдруг стало тесно в груди от терзавшего его горя.

Роберт ни разу не появился в нашем доме после похорон. Неужели тетины слова оказались жестокой правдой, в которую я упорно отказывалась верить? Когда моих родителей не стало, то прежних знакомых как ветром сдуло. Никого не интересовала судьба оставшейся в одиночестве девочки. Никому не пришло в голову спросить, что с ней теперь будет.

Я вспомнила, как стояла там одна, окруженная одетыми в черное, чужими людьми, которые пришли на похороны. Большинство из них я видела в первый раз. Никто не обнял меня, никто не выразил сочувствие. Словно выполнив неприятную обязанность, они сухо выразили соболезнования и разошлись сразу после того, как все закончилось. Я же стояла еще долго, уперев взгляд в гробы из красного дерева и не обращая внимания на усиливающийся дождь, пока теплая рука священника не легла на мое плечо и не увела меня с кладбища. Сейчас леденящая пустота, которую я впервые испытала на похоронах, навалилась на меня с новой силой.

Я пролежала так до самой темноты, проигнорировав ужин.

— Будешь привередничать, вообще ничего не получишь, — недовольно поджала губы Марджи, забирая нетронутые тарелки.

Когда дверь за ней закрылась, я подошла к окну и растворила его настежь. В комнату со свистом ворвался холодный ветер. С трудом подавив инстинктивный порыв вернуться в глубину комнаты, я выглянула вниз. Черная промерзлая земля говорила о том, что приземление может оказаться смертельным. Но сейчас мне было все равно.

Уцепившись за карниз, я вылезла с окна и осторожно перебежала по старой толстой ветке прямо в объятия старого, разросшегося дерева. С легкостью соскользнув вниз, я протиснулась сквозь небольшую щель в старом заборе, обогнула густые ели и оказалась на опушке леса. Не оглядываясь, я быстро зашагала вперед, к темным стволам деревьев. Опавшие, сухие листья шелестели под ногами, а наверху желтая луна медленно ползла по черному небу, освещая мне путь.

Я не знала, куда бреду и сколько смогу продержаться без теплой одежды, но меня это больше не заботило. С исчезнувшей надеждой выбраться отсюда ушел и страх. Подальше от них. Подальше от этого места.

Таинственная ночная тишь леса неслышно обступала меня со всех сторон. Под ногами уверенно расползшийся во все стороны чернильный мрак по-хозяйски окутал землю. Чем дальше я шла, тем больше теснились черные стволы, создавая непроходимую чащу, и в некоторых местах мне приходилось с боем продираться через заросли. Я спотыкалась и падала, каждый раз рискуя подвернуть ногу. Но вставала и шла дальше, цепляясь за старые сучковатые стволы деревьев и местами попадающиеся мне молоденькие ели.

Через полчаса ходьбы я уже выдохлась, а руки были ободраны почти до крови. Сделав последнее усилие, я прорвалась через кусты и упала на открытое пространство, покрытое высохшей желтой травой. Сил совершенно не осталось. Лес как будто нарочно задерживал меня, не давая двигаться вперед.

Я повернулась на спину и попыталась отдышаться. Сколько я шла? Полчаса? Может чуть-чуть больше? Учитывая, что передвигаться в лесу было трудно, я вряд ли отдалилась на приличное расстояние, и тут меня смогут легко обнаружить. «Если, конечно, вообще кто-то примется меня искать», — уколола мысль. Я и вправду никому теперь не нужна. Мои родственники только вздохнут с облегчением, если я затеряюсь в этом темном, холодном лесу.

В голове живо возник образ, как к моему замерзшему на смерть телу крадутся стаи худых, голодных падальщиков; они осторожно принюхиваются и понимают, что опасности уже нет. Их голодные глаза сверкают все ближе и ближе, я почти ощутила на шее их смрадное, звериное дыхание. Завтра вся школа будет гудеть только о том, что меня разорвали на части.

Нет уж, отдохну и двинусь дальше. Еще рано останавливаться. Если и сдохнуть, то подальше от этого мерзкого городка. Пусть никто никогда не узнает, что со мной случилось.

Мое прерывистое дыхание паром струилось в воздухе, а промерзлая земля приятно холодила измученное тело.

Как же я устала.

Луна скрылась, и на небе выступили звезды. Здесь они выглядели совершенно по-другому — больше, ближе, ярче. Казалось, протяну руку и смогу дотронуться до них. Они мерцали и вздрагивали, словно пригоршня бриллиантов, случайно разлетевшихся по черному небу. Я попыталась найти знакомые созвездия, о которых в детстве рассказывал мне Роберт. Мысль о нем обожгла и тут же отступила. Наверно, я больше не в состоянии ничего чувствовать. Все чувства будто притупились, а внутри возникла постепенно разрастающаяся, черная пустота. Совсем как тогда, под непрекращающимся дождем на похоронах.

Только не снова. Я не смогу пережить это еще раз. Сначала я потеряла родителей, а теперь и того, кого считала единственным другом на земле. Только теперь эта потеря казалась еще более острой.

Звезды поблескивали. Некоторые из них внезапно зажигались и тут же меркли, словно уступая место новым, ослепительно ярким вспышкам. Я успела подумать, что впервые вижу такую красоту, когда мои веки медленно закрылись от навалившейся усталости.

Напротив меня стоял белый волк. Никогда еще в своей жизни я не видела такого красивого и огромного животного: роскошная белая шерсть отливалась неестественным блеском и сливалась с окружающим нас снегом, а в синих глазах светился почти человеческий разум. Мышцы зверя были напряжены, выдавая его могучую животную силу. В голове возникла мысль, что если бы он захотел, то мог убить меня одним ударом лапы.

Странно, но я совсем не испытывала страха. Его присутствие словно наполняло меня невидимой жизненной силой — мои ноющие от усталости мышцы вдруг напряглись, слух и зрение резко обострились и приобрели глубину, недоступную простому человеку. Можно было расслышать, как шелестит ветер в чернеющих вдали деревьях, и как осторожно крадется лиса между припорошенных снегом кустов.

Ощущения были такими новыми, что от переполнявшего меня восторга вдруг закружилась голова. Все проблемы, занимающие меня до этого, разом отступили на второй план, и я впервые за долгое время почувствовала удивительную легкость. Окружающий меня мир вдруг стал другим, неизведанным и по-животному естественным, словно я смотрела на него глазами этого громадного зверя.

Стоя посреди покрытого снегом поля, волк настороженно принюхивался к ветру, словно чуял какую-то далекую угрозу. Внезапно тучи сгустились, вокруг резко стемнело, и нас накрыла снежная метель. Прикрывая лицо от кружившего в воздухе снега, я пыталась разобрать его очертания, но волк уже развернулся и огромными прыжками мчался в сторону леса.

— Подожди, — крикнула я, стараясь перекричать вой ветра, — Пожалуйста, подожди.

Но было поздно — огромный зверь уже скрылся вдали.

Внутри поднялась знакомая волна гнетущего одиночества. Я попыталась последовать за исчезнувшим в белой дали животным, но голые ноги проваливались в снег, а разрастающийся ураган откидывал меня назад. Голова будто налилась свинцом, а прежнее чувство уверенности сменилось отчаянием и тоской.

Мороз больно жёг нежную обнаженную кожу, и окружающий меня мир постепенно блекнул. Я слышала, что когда замерзаешь, то не чувствуешь боли — эта мысль меня немного утешила. Онемение, постепенно охватывающее мое тело, и правда было почти безболезненным. Напротив, теперь ощущения были приятными и ненавязчивыми, только внутри появилась тяжесть. Я посмотрела вниз. Нарастающие вокруг сугробы манили, словно теплая постель, суля забвение и сон, в котором больше не будет одиночества. Сил сопротивляться почти не осталось. Невыносимо захотелось прилечь и провалиться в теплые, обволакивающие объятия снега.

Но не успела я опуститься на снег, как истошный крик где-то над самым ухом выдернул меня из белой пелены сознания. Пробуждение было резким, почти болезненным, а кожа под одеждой неприятно покалывала.

Что это было?

Я с трудом разлепила глаза и попыталась определить источник шума. С ближайшего дерева на меня таращилась большая полярная сова. Ее яркие желтые глаза горели огнем в темноте окружающего леса; она недовольно взмахивала белыми с темными крапинками крыльями и продолжала кричать, будто прогоняла меня с этого места.

Тело все еще болело, и, сделав почти нечеловеческое усилие, я попыталась сесть. Руки и ноги уже превратились в ледышку и с трудом меня слушались. Но истошные вопли резали слух, словно лезвие, и все внутри молило о том, чтобы это наконец прекратилось.

Кое-как поднявшись с земли и размяв затекшие ноги, я осмотрелась. Небольшая, залитая лунным светом полянка напоминала оазис посреди темного, мрачного леса. Впереди, словно стена, выстроились голые стволы деревьев, окруженные со всех сторон колючими кустарниками. Сил продираться дальше уже не осталось, и, прикрыв уши руками, я побрела по направлению к дому. На этот раз чаща как будто расступилась, принимая меня назад.

Ноги сами несли меня, и обратную дорогу я нашла относительно легко. Выступивший за высокими елями дом окутывала сонная тишина — все уже давно легли спать и мое отсутствие никто не заметил. «Или заметил, — устало подумала я, — но решил, что если я замерзну в лесу, то для всех будет только лучше».

С трудом вскарабкавшись вверх по дереву, я с шумом ввалилась в комнату и, сбросив грязную форму, голышом нырнула под одеяло. Меня трясло, руки и ноги почти не слушались. Голова гудела, а в затылке словно застряли тысяча маленьких иголок.

С постепенно возвращающимся теплом пришла боль от полученных в лесу царапин. Терпеть было невыносимо, и я доковыляла до ванной, чтобы замыть раны. Горячая вода уносила остатки налипшей земли, и я аккуратно промыла свежие царапины мылом, чтобы убить попавшие в них бактерии.

Когда я закончила, то с удивлением заметила, что за окном уже светает. Странно, но мне казалось, что меня не было всего пару часов. Сколько же времени я провела на той поляне? Перед глазами вновь возникли синие глаза волка — и по телу пробежала странная дрожь.

Грязную форму я застирала и высушила феном, чтобы не оставить никаких следов своего ночного приключения. Кроме пары зацепок, она была совершенно целой, и я подумала, что мне повезло: изорванная в клочья форма не только вызвала бы ненужный интерес, но и за нее мне бы как следует досталось. Когда старуха принесла мне завтрак, я была уже одета и причесана.

Весь остаток недели я проходила в школу, словно зомби, ни с кем не разговаривая и ни на кого не обращая внимания. К счастью, учителя были заняты чем-то другим. Они выглядели озабоченными, и, закончив урок, поспешно покидали классы, исчезая либо на третьем этаже, либо в школьном подвале, в который вела большая винтовая лестница, скрытая за большими железными воротами рядом с раздевалкой. Несколько уроков и вовсе отменили. Только мистер Честертон умудрился поймать меня в четверг после сдвоенного урока биологии, чтобы спросить, как продвигается домашнее задание.

— Хорошо, — соврала я, стремясь избежать нудных нотаций по поводу невыученного материала.

— Что ж, отлично, — ответил он, внимательно рассматривая меня. Почему-то мне показалось, что он мне не поверил, но не стал настаивать.

— Вы неважно выглядите, мисс Леран, — заметил он, собирая вещи. — Вам следует внимательнее следить за своим здоровьем.

— Я в порядке.

— Мистер Честертон, все ждут только вас, — заглянула в кабинет высокая худющая школьная секретарша с выпирающим из маленькой блузки бюстом. У нее были все параметры, чтобы стать успешной моделью, но вместо этого она почему-то работала здесь. — Собрание уже началось.

— Передайте им, что я буду через минуту, — вежливо попросил он.

Секретарша недовольно сморщила свои пухлые, щедро намазанные красной помадой губы и исчезла в коридоре.

— Отправляйтесь домой и отдохните, Алекс, — он задержал на мне проницательный взгляд. — Прогулки на свежем воздухе в это время года чреваты воспалением легких.

Мне показалось, или в его голосе проскользнула ирония?

— Скажите об этом моим так называемым родственникам, которые заставляют меня каждый день ходить в школу пешком, — ответила я. — А, впрочем, не трудитесь. Их это вряд ли волнует, — и, хлопнув дверью, вышла из класса.

Глава 4. Наказание

К сожалению, мистер Честертон оказался прав. Я окончательно заболела. На выходные меня замучил дикий кашель; недовольно ворчавшая Марджи разожгла в моей комнате камин и принесла сироп, по вкусу напоминающий карамель. Видимо, тетка не хотела, чтобы ее обвинили в том, что я заразила полшколы. Я надеялась, что болезнь позволит мне пропустить несколько дней, но лекарство подействовало чересчур быстро, и в понедельник меня снова отправили на занятия.

Утреннее построение уже второй понедельник подряд вела миссис Джеймс в неизменно строгой, черной водолазке, на которую было наброшено драповое пальто. Похоже, честь начинать новую неделю принадлежала именно ей. На этот раз на ее лице проступала легкая тень нервозности, и вместо высокопарных речей о величии школы, она лишь коротко приказала соблюдать дисциплину и отправила всех по классам.

Поднимаясь по лестнице, я увидела, что некоторых учеников в желтой форме задержали. Трясясь и всхлипывая, они направились за мистером Броуди и исчезли в воротах, ведущих куда-то на нижний этаж.

— Знаешь, куда ведет тот проход? — услышала я над собой голос Камиллы. — А, впрочем, да, я забыла! Ты ведь даже не знаешь о соревновании. Куда уж тебе знать, что происходит в подвале.

Близняшки за ее спиной противно захихикали.

— Почему бы тебе не спросить свою соседку? — продолжила она, рассматривая свои накрашенные розовым лаком ногти и демонстрируя изящные длинные пальцы. На одном из них красовалось кольцо из белого и розового золота. Должно быть, сделано на заказ, потому как точь-в-точь повторяло форму льва на ее кофте. Я заметила, что, помимо интерьера школы, этот символ часто повторялся у красных в самых неожиданных местах. А недавно, Эрик выбрил его себе на затылке, отчего красные помладше его просто боготворили.

— Зачем спрашивать? Лучше попробовать самой, — ехидно поддакнула одна из близняшек.

— Это можно устроить, — довольно прорычал Эрик, и вся компашка, громко гогоча, отправилась вверх по лестнице.

Когда я зашла в класс, все уже сидели на своих местах. Как обычно, никто ни с кем не разговаривал. Теперь мне было это только на руку. Я тоже держалась особняком и больше всего хотела, чтобы и красные оставили меня наконец в покое.

Пока я стоя раскладывала вещи, в класс зашла миссис Джеймс, и мне не пришлось специально перед ней вставать. Буду делать так всегда, но вскакивать, как остальные — ни за что. Лучше уж вернуться на ту поляну и замерзнуть на ней навсегда.

Остальные ученики в классе как по команде вскочили, и я тихо хмыкнула. Она была единственной из учителей, которая это требовала, поэтому моя ненависть к ней только усилилась. Если это еще вообще было возможно.

— Садитесь, — не поднимая головы, она раскрыла учебник на нужной странице. — Домашнее задание, — коротко приказала она, и весь класс дружно открыл исписанные формулами тетрадки.

Вскинув голову, миссис Джеймс прошествовала через класс, заглядывая в раскрытые перед ней листки.

Перед моей партой она остановилась.

— Откройте тетрадку, мисс Леран, — процедила она. Ее сухие руки крепче сжали тонкую указку.

— Там ничего нет, — ровным тоном ответила я.

Тонкие крылья ее ноздрей едва заметно расширились.

— Подтяните рукав до локтя и вытяните руку, — приказала она, постукивая по ладони тонкой указкой.

Я послушно выполнила ее приказ. В какой-то мере мне этого даже хотелось. Я надеялась, что физическая боль поможет заглушить тоску, которая глодала меня изнутри и от которой нестерпимо хотелось выть.

Указка со свистом опустилась на нежную кожу, оставляя красный след. Затем — снова и снова. После десятого удара миссис Джеймс остановилась и указкой приподняла мой подбородок, заставляя посмотреть ей прямо в глаза. Видимо она ожидала увидеть слезы, потому что через секунду удовлетворение в ее глазах сменилось злостью. Она отошла от моей парты и приступила к зачитыванию лекции.

Я посмотрела на свою руку. Кожа на месте, куда опустилась указка, набухла и налилась красным, но вожделенного облегчения я не почувствовала. Внутри меня словно что-то умерло, и возникший откуда-то ледяной ком заглушал все остальные чувства.

На биологии мистер Честертон спрашивал всех, кроме меня. Несколько раз я чувствовала на себе его взгляд, но не отрывала глаз от парты, пока не прозвенел звонок. К счастью, он не стал задерживать меня на перемене, и, смешавшись с остальными, я послушно направилась в сторону столовой.

Однако стоило мне приблизиться лестнице, как с той стороны донеслись громкие крики. Вокруг замелькали испуганные лица ребят в желтой форме. Они тоже учились на втором этаже, но в другой части здания, и во время ланча мы пересекались в небольшом холле, который соединял обе части здания и выводил на лестничный пролет. Я отметила, что несмотря на то, что у некоторых ребят братья и сестры носили желтую форму, они никогда не переговаривались и не проводили время вместе в пределах школы.

Сейчас, услышав крики, самые младшие из желтых испуганно разворачивались назад. Я заметила, как Джин молча сделала Хлое знак, и она скрылась вслед за остальными. Похоже, что-то случилось, и Джин не хотела, чтобы ее сестра тоже попала в неприятности.

Стоило мне приблизиться к лестнице, как я сразу же увидела причину шума. Недалеко от меня группа красных во главе с Эриком окружили какую-то девушку в желтой форме. Склонившись над ней с разъярённой физиономией, Эрик одной рукой держал ее за шею спиной к ступенькам. Остальные смеялись и выкрикивали в ее сторону обидные прозвища. Никто из проходящих мимо учителей и учеников и не думал вмешаться в происходящее. Разноцветная толпа плавно текла вниз по лестнице, не обращая никакого внимания на раздававшиеся сверху крики. Как будто такие зрелища были здесь не редким явлением, и все уже давно к ним привыкли.

— Птички мне напели, что ты плохо обо мне отзываешься, — прорычал Эрик, удерживая под наклоном изо всех сил цепляющуюся за него девушку.

— Я ничего плохого не говорила. Пожалуйста не надо, — слабо пролепетала она. Сильные пальцы Эрика сильно сжимали ей горло.

— Птички говорят, что это не так, — он встряхнул ее и наклонил еще больше над лестницей. — Они проворковали, что ты употребила нелестное слово по отношению ко мне. А ну, давай, повтори его мне в лицо, — рявкнул он.

— Пожалуйста, пожалуйста, — хриплый голос был еле слышен. Она задыхалась, но хваталась за его руку, чтобы не упасть.

— Я так и думал, — прорычал он, — кишка тонка.

Его большие пальцы разжались, и девушка кубарем полетела вниз, натыкаясь на спускающихся вниз учеников. Никто не удержал ее, никто не подал ей руку, чтобы смягчить падение.

Спускаясь, я смотрела, как она вытирает раскосые глаза разорванным рукавом свитера — должно быть, зацепилась за что-то во время падения. Ученики обходили ее стороной, некоторые в красной форме специально наступали на ее разлетевшиеся учебники и тетрадки, оставляя на них грязные следы. Удивительно, что она вообще не сломала себе шею.

Достигнув конца ступенек, я нагнулась, чтобы поднять отлетевшую в мою сторону книгу, но чья-то нога в сверкающем черном ботинке прижала ее к ковру. Подняв голову, я увидела над собой багровую физиономию Эрика.

— Тебе что надо? Хочешь оказаться на ее месте? — проревел он, хватая меня за косу и прижимаясь к моему лицу почти вплотную.

Я попыталась отстраниться, но он крепко держал меня за волосы. От него сильно несло резким дорогим парфюмом, как будто он вылил на себя целый флакон, и на миг мне стало страшно, что я сама пропитаюсь этим отвратительным запахом. Словно почувствовав мой страх, он сильнее прижал меня к себе, и ярость в его глазах вдруг сменилась похотливым блеском.

— Хотя нет, для тебя, куколка, у меня найдется что-нибудь получше, — его противный рот скривился в плотоядной ухмылке, а вторая рука скользнула вниз по моей спине.

За его спиной его напарник и двое других качков в красной форме довольно присвистнули.

— Дай угадаю, она назвала тебя придурком, потому что это единственное слово, которое тебя характеризует лучше всего, — зло отозвалась я, со всей силы пнув его носком сапога в голень. Прием, который всегда спасал меня от перебравших и навязчивых парней на вечеринках.

Как я и рассчитывала, Эрик взвыл и отпустил мои волосы. Его напарник сделал было шаг в мою сторону, но сверху раздался знакомый голос со немецким акцентом.

— Довольно, мистер Брэдберри, идите в столовую, — Карл фон Рихтер смотрел на Дилана со второго этажа, его пышные усы слегка подрагивали.

Эрик уже обрел способность говорить. Его красная физиономия побагровела еще больше.

— Она посмела меня ударить, — заревел он, указывая на меня пальцем. — Это ей так просто с рук не сойдет.

— Она будет наказана со всей строгостью, — холодно отрезал учитель, спускаясь к нам. — А вам следует поработать над своими слабыми местами, чтобы в следующий раз вас снова не застали врасплох.

— У меня нет слабых мест, — со злостью прорычал Эрик. — Эта маленькая шлюшка просто еще не в курсе, как ей стоит себя вести. Что ж, я преподам ей урок, — сказал он, грозно сделав шаг в мою сторону.

Ожидая, что он снова меня схватит, я отшатнулась и тут же налетела на кого-то сзади.

— Давать здесь уроки — не ваша привилегия, мистер Чэндлер, — холодно заметил учитель, остановившись напротив нас. — Смею вас уверить, что мадемуазель понесет наказание за свое неразумное поведение, — он продолжал смотреть только на Эрика, который сейчас больше походил на бешеную собаку. — А теперь всем разойтись, представление окончено.

Эрик поднял разъяренный взгляд на кого-то за моей спиной, как будто искал поддержки.

Я замерла на месте и не отводила от него глаз, боясь пропустить его следующее движение, если он вдруг не послушает учителя. Но вместо этого он лишь смерил меня убийственным взглядом и отошел.

Только сейчас я заметила, что на нас смотрят. Однако слова учителя подействовали, и толпа неохотно потекла по направлению к столовой. Красные оглядывались на меня и тихо шептались. Эрик с Диланом прорывались вперед, словно разъяренные быки, отталкивая всех на своем пути, и им вслед доносились возмущенные возгласы задетых ими учеников в красной форме. Попавший им под руку мальчуган лет семи в желтой форме отлетел и ударился о чугунную дверь. Из носа у него потекла кровь, но, вместо того, чтобы заплакать или пожаловаться, он лишь вытащил белый платочек и приложил его к лицу. Наверное, для него это было не впервой.

— Глупо, очень глупо, Александра, — раздался над ухом знакомый бархатный голос.

Так вот на кого я налетела! Оказывается, все это время он стол позади меня и смотрел на разыгрывающееся перед его глазами представление.

— Могу треснуть и тебе, так что не подходи слишком близко, — зло ответила я, чувствуя дыхание Джейка на своей макушке. Все во мне бурлило, и сейчас я серьезно рассматривала возможность, а не вмазать ли в его самодовольную физиономию с разворота.

— Держись от них подальше, — резко произнес он, кивая на желтую форму испуганно взирающей на него снизу девушки. — Иначе сама можешь пострадать.

Под его ледяным взором она еще больше скрючилась и потупила заплаканные глаза в пол.

— Помнится, я уже сказала, что думаю о твоих советах, — огрызнулась я, поспешно отстраняясь от него.

— На этот раз, это далеко не совет, — холодно ответил он и, перешагнув через разбросанные по полу книги, последовал за всеми в столовую.

Злосчастная книга, из-за которой начался весь сыр-бор, все еще валялась на полу. Я подняла ее, стряхнула пыль от ботинка Эрика и молча подала сидевшей на корточках девушке. Она уже перестала плакать и подняла испуганные глаза на меня. Выглядела она моей ровесницей, но, в отличие от меня, носила желтую форму. Ее иссиня-черные волосы растрепались после падения, а простые деревянные палочки, удерживающие ее прическу, теперь беспорядочно торчали в разные стороны. Она не двинулась и продолжала в оцепенении смотреть на меня, словно я только что прилетела сюда с другой планеты.

Склонившись, я сунула книгу в ее лежащую на коленях руку и зашагала в сторону столовой.

— Лин, — прошептала она мне в спину. — Меня зовут Лин.

Несмотря на инцидент в коридоре, в столовой царил необыкновенный порядок. Причиной тому были учителя, для которых накрыли отдельный стол недалеко от красных. Впервые я видела, что они обедают во время всеобщего перерыва, и вид мистера Броуди и миссис Джеймс не прибавил мне аппетита.

Накладывая еду, я заметила, что меня сторонятся. Стоило мне только подойти к стойке с салатами или мясом, как синих сдувало оттуда, словно ветром, а красные вели себя агрессивно, стараясь толкнуть меня локтем или наступить на ногу.

Не обращая на них внимания, я наложила себе обед и присела на свое место за колонной. Присутствие учителей подействовало сдерживающе на обоих громил, которые сидели рядом с Джейком и что-то рьяно ему доказывали, кивая в мою сторону. На его лице была написана скука, и он лишь изредка что-то им отвечал. Рядом с позеленевшей от злости миной сидела Камилла, окруженная своими одноклассниками. Они предпринимали попытки ее разговорить, но ее накрашенные светло-розовой помадой губы были плотно сжаты. Похоже, ей не понравилось, как я обошлась с ее белобрысым качком-телохранителем. Близняшки восковыми фигурами застыли по обе стороны от нее, то и дело бросая на меня злые взгляды из-под длинных челок.

За учительским столом царило гробовое молчание, лишь Карл фон Рихтер не переставал восхищаться запеченной в яблоках уткой, которую подали специально учителям.

Кое-как проглотив пару кусков мяса — кровь внутри еще бурлила, и еда просто не лезла мне в горло — я выкинула нетронутые остатки, и, ни разу не взглянув по сторонам, вышла из столовой.

На географии в класс заглянула секретарша Кимберли. Виляя стройными бедрами, обтянутыми в короткое, вызывающее платье, она подошла к мистеру Скрупу и протянула ему записку. Пока он напяливал очки, пытаясь разобрать, что там написано, она свысока оглядела класс. На ее лице читалось презрение, говорившее о том, что она предпочитала оставаться на третьем этаже, а не приносить записки в класс неудачников, коими мы, по ее мнению, являлись.

— Мисс Леран, вас вызывают к директору, — пробрюзжал учитель, наконец оторвав записку от глаз.

Ох, ну вот она знакомая фраза. Сколько раз я ее слышала? Десятки, сотни?

Я встала и собрала вещи.

— Пошли, — презрительно хмыкнула Кимберли, свысока оглядев меня с ног до головы. Мне показалось, что ей крайне не понравилось то, что она увидела.

Когда до приоткрытой двери кабинета оставалось всего несколько метров, послышались голоса.

— У девочки сейчас тяжелый период, — узнала я голос мистера Честертона. — Ее поведение — это всего лишь результат пережитого стресса. Если вы будете давить на нее и дальше, то станет только хуже, поверьте мне.

— Ее наглость не имеет никакого отношения к стрессу, вы знаете это не хуже меня, — перебила его миссис Джеймс. — Вы не могли не заметить сходство, — яда в ее голосе заметно поприбавилось.

— Нужно ввести ее в курс дела, — проигнорировал ее учитель биологии, обращаясь к кому-то третьему. — Мало того, что я не разделяю выбор формы, я крайне удивлен, что никто до сих пор этого не сделал.

— Это было моим решением, — раздался властный голос директора. — И я не потерплю вашу критику.

— Конечно же, никто не ставит ваш авторитет под вопрос, — спокойно возразил мистер Честертон. — Меня не меньше вас волнует благополучие и процветание нашей школы, поэтому я настоятельно прошу вас предоставить девочку мне. В противном случае, боюсь, что ее уязвимый сейчас рассудок может просто с этим не справиться, и мы никогда не узнаем…

— Кхм, кхм, — распахнула приоткрытые двери секретарша, и глаза всех троих обратились в мою сторону.

Кимберли пихнула меня в спину так, что я буквально вылетела на середину кабинета, и с кошачьей грацией прошествовала за мной.

— Мистер Шелдон, — проворковала она, стреляя томным взглядом в сторону директора.

При виде меня губы директора сложились в прямую линию, а миссис Джеймс посмотрела на меня с нескрываемой неприязнью. Я ответила ей тем же.

Не отрывая от меня взгляд, директор махнул рукой, и секретарша вышла, томно покачивая бедрами.

— Мисс Леран, как вы объясните ваше сегодняшнее поведение? — спросил он, постукивая ручкой по столу.

— Не имею намерения вам ничего объяснять, — холодно ответила я. Я вспомнила, что после первого и единственного раза, когда я побывала в этом кабинете, на меня обрушились пощечины. Пусть лучше сразу приступят к наказанию, но оправдываться перед ними я не буду.

Миссис Джеймс возмущенно сжала свои тонкие губы.

— Позвольте мне заняться ей. Я быстро научу ее, как нужно отвечать, — обратилась она к директору, но он сделал жест, приказывая ей замолчать. Затем снова повернулся ко мне:

— Ваше высокомерие мы с легкостью с вас выбьем, мисс Леран, — с ледяной интонацией изрек он. — Для вас же будет лучше, если вы начнете проявлять благоразумие и будете вести себя соответствующе школьным правилам.

Его недвусмысленные намеки на дополнительные физические наказания только подогрели накопившуюся во мне злость. Кровь прильнула к голове.

— Ну хорошо, будем считать, что ваша поучительная речь меня убедила — я вам все объясню, — зло ответила я. Мистер Честертон едва заметно покачал головой, но я не обратила на него внимания. Ненависть к миссис Джеймс и директору закипела во мне с новой силой, и я больше не могла ее сдерживать.

— Один из ваших ненаглядных любимчиков получил сегодня хорошего пинка, и мне это понравилось. С превеликим удовольствием сделаю это снова при первой же удобной возможности. А что касается ваших дурацких угроз, то вам меня не сломать, — выпалила я с ненавистью. Если бы чувствами можно было убивать, то в этой комнате было бы уже два трупа.

— Думаю, тут вы ошибаетесь, — мрачно ответил директор. Он выпрямился в своем роскошном кресле и не отводил от меня взгляд. — Очень скоро вы увидите, что ваш мятежный дух испарился, как дым. Это всего лишь вопрос времени, — бесстрастным тоном заключил он.

— Нет, это вы ошибаетесь! — Я стиснула кулаки. — Я скорее умру, чем позволю вам мной помыкать!

Директор одарил меня долгим взвешивающим взглядом.

— Что ж, и это возможно — наконец сказал он, откинувшись на спинку своего кресла. В его прищуренных глазах зажегся жесткий огонек. — Глупая маленькая девочка, которая наивно решила, что сможет играть со мной в эти игры. Твоя глупость будет тебе дорого стоить.

Мистер Честертон предпринял попытку вмешаться, но директор его оборвал.

— Займитесь ей, — кивнул он миссис Джеймс, и та с довольным видом поспешила вывести меня из кабинета.

По пути она заглянула в кабинет секретарши, и приказала объявить всем явиться во внутренний холл. Школьные динамики тут же загудели — Кимберли довольно выполнила приказ.

После того, как ученики и учителя собрались внизу, миссис Джеймс вытащила меня на середину зала и задрала рукав свитера, обнажая свежие утренние полоски от указки.

— Мисс Леран считает, что местные правила на нее не распространяются, — громко сказала она, подняв мою руку вверх, чтобы все могли хорошенько ее рассмотреть. Со стороны красных послышались довольные хмыканья, а физиономии Эрика и Дилана скривились в злорадной усмешке.

— Она не только позволяет себе отлынивать от домашних заданий, но и ведет себя дерзко и непочтительно по отношению к учителям и нашим лучшим ученикам. А сегодня ее наглость перешла всякие границы, когда она нарочно ударила другого ученика.

— Бедняжка, — сквозь зубы процедила я.

Миссис Джеймс отпустила мою руку и с размаху влепила мне пощечину. Ряды учеников в красной форме тут же отозвались бурными вскриками.

— Идите сюда, мистер Чэндлер, — под подбадривающие крики своих Эрик вышел в середину круга и подошел ко мне. Его губы были растянуты в жестокой ухмылке. — Возьмите ее руку.

— Сейчас ты получишь, — шепнул он мне, хватая меня за предплечье и выставляя мою руку вперед. — Пожалеешь, что родилась на свет.

В нос снова ударил резкий запах парфюма, который я усиленно пыталась забыть, и меня затошнило.

На балкончике второго этажа я заметила мистера Честертона. Его лицо было нахмурено, а в глазах стоял немой укор. Он хотел остановить меня в кабинете директора, но я его не послушалась. Впрочем, какая разница. Они все равно бы меня наказали. По крайней мере, я высказала им то, что думаю.

Я перевела глаза на предвкушающих мое наказание красных. «Плевать на вас, — пронеслось у меня в голове, — наслаждайтесь своим представлением, но я не доставлю вам удовольствия видеть, как я плачу».

Впереди всех, потирая худые руки, стоял мистер Броуди. На его отталкивающем, болезненном лице читалось почти садистское наслаждение. Его широко раскрытые глаза уставились на меня, не моргая, а кончик языка то и дело проводил по раскрытым, обескровленным губам, словно сдерживая ужасную, томящую его жажду.

Почувствовав прилив отвращения, я отвела взгляд.

— Просите прощения, мисс Леран, — сказала миссис Джеймс, проводя кончиками пальцев по тонкой указке.

— Ни за что.

Первый удар опустился на свежие утренние полосы, и вспышка тупой боли обожгла меня изнутри. Я крепче стиснула зубы, но не проронила ни звука.

— Просите прощения, — повторила она, замахиваясь для нового удара.

— Нет.

Второй удар рассек мою руку, оставляя очередную красную полосу, но я даже не пискнула.

На лицах красных отразилась злость. Они ожидали, что я буду умолять о прощении, но не на ту нарвались. Несмотря на обжигающую боль в руке, я почувствовала, как меня переполняет волна удовлетворения. Но она длилась недолго.

— Розги, — донесся до меня холодный голос миссис Джеймс, и я с ужасом увидела, как указка в ее руках сменилась заботливо поданными ей короткими плетьми. Вырезанные из черной кожи, они крепились к переплетенной под стать рукоятке и напоминали живую извивающуюся змею, которая вот-вот вопьется в мою израненную руку.

Какая-то женщина с красными волосами и надменным взглядом, в сапогах из кожи аллигатора, поднесла миссис Джеймс глубокую чащу, в которой поблескивала черная жидкость.

— Знаешь, что это? — услышала я над собой голос Эрика. — Эта жидкость действует как кислота, но предотвращает потерю сознания, — злорадно прошипел он мне в ухо. — Так что не надейся отключиться, придется терпеть до конца.

Когда смоченные в черной воде, переплетенные розги со свистом опустились на мою истерзанную руку, я с трудом подавила рвавшийся наружу крик. Боль была такой яркой и жгучей, как будто кожа в том месте разорвалась и лопнула. Но с трудом приоткрыв глаза, я увидела, что она лишь набухла и покрылась уродливыми багровыми пятнами.

Красные неистовали. Подняв полные ненависти глаза, я оглядела их одушевленные ряды. Большинство из них смеялись, указывая пальцами на мою руку. Некоторые достали телефоны и снимали происходящее на видео. Среди их довольных лиц выделялось только одно. В глазах Майка, моего холодного и отстраненного кузена, стояла боль.

Не успела я как следует удивиться, как на мою руку обрушился новый удар, и я крепко зажмурилась, подавляя стон. Потом третий, четвертый и пятый. Каждый из них был больнее предыдущего, и я сильнее прикусила губу, чтобы на радость им не завопить от боли. Измученная кожа саднила, черная кислота, капающая с прутьев, разъедала раны и вызывала уродливые волдыри. Колени подкосились, но железная хватка Эрика удерживала меня на весу.

— Достаточно на сегодня, — услышала я жесткий голос директора откуда-то сверху, но была не в силах поднять голову, чтобы посмотреть ему в глаза. В его ненавистные бессердечные глаза, которые равнодушно наблюдали за тем, как безжалостно исполняют его приказ.

— Миссис Джеймс, мистер Броуди и мистер Честертон, вы нужны мне в зале заседаний. Остальные могут расходиться по домам. Последнего урока не будет.

Ручищи Эрика наконец-то отпустили меня, и я упала на колени. Во рту расползался соленый привкус крови от прокушенной губы. Изувеченная рука воспалилась и болела, и я изо всех сил прижала ее к груди.

Окружающие меня ученики медленно потекли обратно в классы, чтобы собрать вещи. Красные довольно переговаривались, синие молчали, а желтые шли с поникшими головами.

— Погоди, то ли еще будет, когда мама узнает, — услышала я над собой писклявый голос Николь. — Лучше б ты тоже умерла. Какой позор, теперь из-за тебя должны страдать мы, — прошипела она, толкнув меня в согнутую от боли спину.

«Лучше бы ты тоже умерла». Да, лучше бы я умерла, чем выносить все это.

Дома тетка не преминула выполнить обещанное и заперла меня в подвале.

— Жалкое ничтожество, — вопила она, волоча меня за волосы и швыряя в темноту подвала. — Мы дали тебе крышу над головой, а ты отвечаешь нам такой неблагодарностью?! Будь ты проклята, мерзкая девчонка.

Скорчившись на холодном полу и поджав под себя болезненно саднящую руку, я думала о родителях. Вспоминали ли они обо мне в тот момент, когда грузовик с пьяным водителем снес их машину с дороги прямо в крутой обрыв? Видели ли мое лицо? Жалели ли о всех тех годах, в течение которых мы виделись только по праздникам? Я часто завидовала тем, у кого были братья и сестры. Если бы у меня только был кто-то, кому было бы не все равно, кто любил бы меня, радовался и грустил вместе со мной, мне было бы ради чего жить.

Весь последующий месяц учителя то и дело отменяли уроки. Мистер Честертон куда-то пропал, и вместо сдвоенной биологии в четверг нам впихивали пропущенные уроки или вовсе отпускали домой. Ту женщину с огненно-красными волосами, которая принесла к розгам кислоту, звали Стефани Аттвуд, она оказалась преподавательницей философии.

— А, мисс Леран, вы имели наглость пропустить мой урок в первый же ваш день в школе, — с сарказмом сказала она, и я вспомнила, что провела то время в женском туалете, пытаясь поймать сотовую связь. — Надеюсь, кислота не сильно прожгла вам руку.

Я упорно отказывалась делать домашние уроки по химии, и в те дни, когда урок все-таки состоялся, миссис Джеймс шла к моему столу с выставленной наготове указкой. Моя правая рука уже превратилась в какое-то кошмарное кровавое месиво. Пузыри, вызванные кислотой, полопались, а новые раны не давали зажить старым. К своему счастью, я почти перестала ее чувствовать, и новые удары не доставляли мне такой боли, как раньше.

Благодаря красным, видео с моим наказанием теперь заняло центральное место в окне рядом со школьным чатом, чтобы каждый желающий мог сразу же его просмотреть. Они шутили и смеялись, каждый старался написать что-нибудь особенно мерзкое, словно соревновались между собой, кто больше меня унизит. Кто-то даже вырезал тот момент, когда первая розга опустилась на мою руку, и мое лицо исказилось от боли. Этот ролик стал настоящим хитом и вызывал бурю восторженных отзывов.

Единственными из красных, кто не принимал участия в обсуждении, были Джейк и Майк. В отличие от остальных, Джейк не проявлял никакого интереса к наказанию. Его не было тогда в зале — должно быть, считал все это пустой тратой своего драгоценного времени. Что касается Майка, я хорошо помнила его странный, полный боли и отчаяния взгляд, с которым он смотрел на все происходящее, но он упорно продолжал игнорировать меня, и я решила, что что-то напутала. Наверно, ему просто стало плохо при виде крови.

Странно было смотреть на все это со стороны. Словно я стояла там, рядом со своими отчужденными одноклассниками, на чьих лицах не выступило ровно счетом ничего. Или они правда ничего не чувствовали, или хорошо скрывали свои эмоции. Только в глазах учеников в желтой форме стоял неподдельный страх и даже немного сострадания. За столько лет унижений и физических наказаний они хорошо представляли себе, что я чувствовала в этот момент.

Я присела на стул и промотала мышкой. Рядом со всеми отзывами в чате стояли красные ники и светилась угрожающе раскрытая пасть льва. Никто из моих одноклассников не отреагировал на ролик. Они по-прежнему меня сторонились, но теперь я чаще ловила на себе их взгляды, особенно со стороны Джин и парня с соседней парты.

«Смотрите, как она съежилась», — загорелся в чате чей-то незнакомый ник, и в окне рядом ролик застыл на том самом месте, где я опустилась на колени и прижала руку к груди.

В чате запрыгали довольные смайлики.

«Вот и она стоит на коленях, — всплыл ник Эрика, — и это только начало. Я еще доберусь до этой уродливой, тощей паршивки, когда рядом не будет учителей. И тогда она действительно узнает, что такое боль».

«Не забудь снять это на видео, — тут же отреагировала Камилла. — Я думаю, многие захотят на это увидеть».

Со всех сторон мгновенно всплыли восторженные реакции. Красным понравилась идея.

«И что ты сделаешь, Эрик? — спросил кто-то с ником Кэйл. — Ты знаешь, что мы не трогаем синих. У тебя могут быть неприятности».

«Ха-ха, что ты хныкаешь, Кэйл? — встрял Дилан. — Нам никто ничего не сделает. Учителя на нашей стороне».

«Ну да, — согласился тот, — но, когда дело касается их же запретов, они относятся к этому серьезно».

В чате разгорелся жаркий спор.

«В любом случае, на эту мерзавку взъелись уже несколько учителей, так что я думаю, что они будут только рады, если она получит еще один урок», — написала Камилла, и подавляющее большинство с ней тут же согласилось.

«Поддерживаю, — всплыл ник Николь. — Из-за нее я чувствую себя не в своей тарелке. Как будто я виновата, что она свалилась нам на голову», — в конце предложения светилось несколько жалобно хныкающих смайликов. Я представила свою кузину, сидевшую сейчас всего в паре комнат от меня перед своим экраном. Неужели у нее нет ни капли сострадания к тому, что я пережила. Да что они за люди?

Чат тут же отреагировал утешающими, теплыми отзывами. Красные пытались поддержать «свою».

«Никто тебя не обвиняет, Никки, — вновь засветился ник Камиллы. — Все прекрасно понимают ваше нелегкое положение».

«В семье не без урода», — поддакнул Дилан и поставил хохочущий смайлик.

Моя кузина послала им кучу благодарных сердечек.

«К тому же, — продолжала Камилла, — нам не помешает маленькое развлечение. В прошлом году я чуть дожила до соревнования. Не понимаю, почему бы их не проводить два раза в год. Было бы куда веселее».

«Это точно, — поддержал ее Эрик. — Я думаю, мы должны поднять эту тему перед учителями. А что касается развлечения, Камилла, ты знаешь, что я сделаю все, чтобы ты осталась довольна». В конце Эрик поставил огромное пульсирующее сердечко.

«И я», — тут же добавил Дилан, и Камилла по-королевски одарила обоих довольными смайликами.

«Насчет уродины, это ты загнул, Эрик. Просто злишься, что она тебя отшила», — цинично заметил кто-то по имени Райн. Он появился вдруг, словно только присоединился к разговору.

«Еще чего, я бы в ее сторону и не посмотрел, — Эрик поставил большой блюющий смайл, но похоже, что замечание его разозлило. — Сдалась мне эта серая мышь. Они все там такие».

«Не глупи, она очень даже ничего, — поддержал Райна кто-то по имени Крис. — Даже Джейк сказал, что жаль, что ее определили к синим».

Я вспыхнула, а в чате воцарилась зловещая тишина. Никто не знал, как на это реагировать.

«Вечеринка сегодня как обычно в девять?» — почувствовав надвигающуюся бурю, кто-то по имени Селин решила благоразумно перевести разговор в другое русло.

«Ох, мы должны были получить наши новые платья, но дизайнер замешкался, и они придут только на следующей неделе. Нам с Соланж совершенно нечего надеть!» — поддержала ее некто по имени Эвелин. Я сделала вывод, что это одна из близняшек.

Разговор в чате понемногу возобновился, но прежняя оживленность сменилась осторожными реакциями. Мое имя больше не упоминалось, словно красные специально не хотели затрагивать эту тему. Но Камилла все равно молчала.

Я отошла от стола и присела на диванчик возле камина. С тех пор, как я заболела, дядя велел Марджи поддерживать в комнате огонь. Странное решение для того, кто явно был бы не прочь от меня избавиться, но я решила, что он просто не хочет разоряться на лекарства. Старая горничная не стеснялась громко возмущаться при мне его решением, прибавляющим ей хлопот, но возражать открыто не осмелилась. С тех пор каждый вечер она являлась в мою комнату, чтобы подбросить на ночь свежие дрова и громко поворчать. Но я ее игнорировала. В своем умении не обращать на них внимание я совершенствовалась с каждым днем.

С трудом дождавшись, пока на старых часах на стене пробило восемь, я подскочила и подошла к шкафу. Настало время семейного ужина, и старая экономка больше не заглянет ко мне в комнату. Это было мне на руку. С того раза, как я впервые побывала в лесу, теперь каждое воскресенье я возвращалась на ту поляну. Воскресный ужин был идеальным временем для того, чтобы выбраться с дома: дядя и тетя придавали ему большое значение и, несмотря на визгливые протесты Николь, предпочитающей сбежать на какую-нибудь вечеринку, требовали, чтобы вся семья собиралась за столом. Кроме меня, конечно. Я в их семью не входила. Марджи в этот вечер была занята приготовлениями внизу, что давало мне возможность незаметно для всех сбежать через окно.

Я надела теплые лосины, натянула поверх вязаные гетры и сунула ноги в меховые сапожки, которые купила прошлой зимой на распродаже. Зная мою антипатию к настоящему меху, их выбрал для меня Роберт, а мои чрезвычайно подкованные в плане моды подружки презрительно фыркали на то, что они не от какого-нибудь крутого дизайнера. Но я знала, что на самом деле они мне завидуют. Сапожки были великолепны: мраморный искусственный мех по всей длине был перетянут ремешками, благодаря чему сапоги совершенно не казались объемными и плотно облегали ногу. Затем просунула больную руку в теплую кофту и накинула пуховик — настал декабрь, и температура вечером опускалась значительно ниже нуля. Привычно спустившись вниз по старому вязу, я проскользнула через знакомую щель в деревянном заборе и зашагала в лес.

Раньше я никогда не бывала в настоящем лесу, а теперь это было единственное место, где я чувствовала себя свободной. Я научилась обходить заросли и с легкостью находила дорогу между деревьями. Лес словно знал, что я не собираюсь больше сбегать, и не задерживал меня, предоставляя меня укромные тропы к моей цели.

Знакомая поляна встретила меня побитой первыми заморозками травой. Я вытащила припрятанное в кустах покрывало, расстелила его и улеглась на спину, заложив руки за голову.

Здесь пустота, которая надежно поселилась внутри меня, отступала, давая возможность насладиться окружающей тишиной. Я вдыхала хвойный запах, закрывала глаза и представляла, что нахожусь где-то на краю мира, вдали от всего этого кошмара. Каждый раз я нарочно искала падающую звезду и загадывала желание. И каждый раз оно было одинаковым — я хотела еще один шанс все исправить. При каждом удобном случае тетя едким голосом замечала, что это я довела своих родителей до аварии. Николь поддерживала и шипела, что в наказание меня должна была постигнуть та же судьба. Возвращаясь домой после школы, я старалась как можно быстрее проскользнуть в свою комнату, лишь бы не наткнуться на кого-то из своих родственников. Там меня никто не трогал, и я была предоставлена сама себе, но тетины обвинения все больше закрадывались в сердце, и постепенно я сама в них поверила.

Я вздохнула и посмотрела наверх. Может быть, если бы я не делала столько глупостей и раз за разом не разочаровывала родителей, они бы любили меня больше, и мы были бы нормальной семьей, которая тоже собирается вместе за столом. Если бы в тот злосчастный вечер они остались дома со мной, а не поехали бы на очередной ужин в поддержку какого-то дурацкого фонда, то были бы сейчас живы. Я с ужасом вспоминала, что в тот вечер кричала, как я их ненавижу и что предпочла бы родиться в другой семье. Каждый раз при мысли о том, что это были последние слова, которые они от меня услышали, у меня сжималось сердце.

Иногда я думала и о Роберте. Вспоминала его теплые, участливые глаза, сильный, светлый голос, и особенно широкую улыбку при каждой нашей встрече. Раньше я часто думала, что он был мне больше отцом, чем мой собственный. Как же я ошибалась на его счет. Тетя оказалась права — он всего лишь использовал меня в своих интересах. А я, наивная дурочка, безотчетно ему верила. Больше я не сделаю такой ошибки. Никогда больше я не буду никому доверять.

Я настолько погрузилась в грустные воспоминания, что не сразу обратила внимание на раздавшийся спереди звук — где-то рядом хрустнула ветка. Через пару секунд хруст повторился. Кто-то медленно двигался в мою сторону.

Я подскочила и вгляделась в темные, густые заросли, ожидая увидеть горящие глаза хищника. Волки? Медведи? Кто еще может водиться в этих краях? На небе всплыла луна, но ее света было недостаточно, чтобы разглядеть что-то в темноте окружающего меня леса. Я впервые пожалела, что не додумалась разжигать костер, чтобы отпугивать диких зверей, которые рыскали в округе в поисках пропитания. Но раньше они меня не беспокоили, и мне не хотелось, чтобы дым затмевал запах леса, который я с таким наслаждением вдыхала.

Я машинально огляделась в поисках чего-нибудь, что можно использовать как оружие, но вокруг меня не было ни одной ветки. Прикинув, что до леса где-то пятьдесят-шестьдесят шагов, я поняла, что зверь успеет наброситься на меня прежде, чем я доберусь до первого дерева и попробую на него влезть. Да еще и с одной здоровой рукой.

Внезапно меня осенила другая мысль. А может, это Эрик с Диланом выследили меня, чтобы исполнить задуманную месть вдали от всех? Это было бы идеальным местом для них — отдаленное и безлюдное, ни души вокруг. Ни одного свидетеля расправы. Дерево тут не поможет, и убежать от них двоих я не успею.

Не зная, что лучше предпринять, я медленно попятилась в сторону леса.

Луна скрылась за облаком, и на какое-то мгновение поляна погрузилась в кромешную тьму.

Оказавшись в полной темноте, я с трудом подавила инстинктивный порыв броситься бежать. В окутавшем меня мраке ужас вдруг стал вполне осязаемым, и все внутри говорило — беги. Но решив, что такое поведение только спровоцирует нападение хищника, я сделала над собой почти нечеловеческое усилие и застыла на месте. Сердце колотилось, как сумасшедшее, но я не двигалась.

Когда луна снова осветила поляну, увиденное заставило меня окаменеть от ужаса. Мне навстречу из чащи медленно, постепенно вступая в лунную полосу, двигался огромный волк. Выглядел он точь-в-точь, как в моем сне: роскошная белая шерсть отливалась серебром в лунном свете, под ней играли и перекатывались стальные мускулы, синие, почти человеческие глаза смотрели прямо в мои. Только сейчас я была твердо уверена, что все происходит наяву.

Я почувствовала, как страх сковывает меня помимо воли. Что делать? Бежать? Взобраться на дерево? Кинуться на землю и прикинуться мертвой?

Но прежде, чем я успела что-то предпринять, я вдруг перенеслась… В прошлое? Будущее? Я не успела понять. Ужас внутри меня вдруг стал и моим, и чужим одновременно. Дрожащие руки больше не принадлежали мне, а краем глаза я уловила на рукаве что-то красное. Кровь? Но стоило мне посмотреть вниз, как я поняла. Это была не кровь. На мне был плащ, точно такой же, как носят красные.

Этого не может быть!

Но в ту же секунду наваждение исчезло, словно серебристая дымка, скрывшаяся в темноте леса так же внезапно, как и появилась.

Что это было? Воспоминание? Мое ли?

Времени размышлять об этом не было. Я вновь подняла глаза на огромного хищника, который полностью выступил из тени деревьев — и остатки здравого смысла в одночасье меня покинули. Гонимая накатившей паникой и адреналином, который тут же выплеснулся в кровь, я развернулась и опрометью кинулась прочь. Только бы успеть. Вот я уже посреди знакомых сосен, бегу что есть силы в сторону дома. С каждой секундой я была уверена, что почувствую, как волк сбивает меня с ног, и его зубы вонзаются в шею, но каким-то чудом этого не происходило. Добежав до дома, я буквально взлетела по дереву в комнату и захлопнула за собой окно. Дыхание сбилось от быстрого бега, руки дрожали, а сердце колотилось так быстро, будто хотело выпрыгнуть из груди.

Отдышавшись и немного придя в себя, я осторожно выглянула во двор. Справа единственный фонарь освещал мощеную дорожку, ведущую от деревянной калитки к дому. С моего угла ее было почти не видно, но тусклый свет фонаря немного падал и на мою сторону, давая возможность разглядеть заброшенную часть двора под моим окном. Там было пусто. Волк не стал преследовать меня до самого дома.

Я с облегчением вытерла вспотевший лоб и скинула теплую одежду.

И чем я только думала, гуляя по ночам в лесу? Конечно же тут рыщут хищники в поисках еды. А волков, наверно, вообще немерено.

Тогда почему я до сих пор жива?

Я ощупала себя, стараясь обнаружить разорванную одежду — признак того, что волк все-таки попытался меня схватить. Обезумев от страха, я бежала, как ненормальная, и могла просто-напросто не заметить укус. Но следов огромных зубов нигде не было. «К тому же, если бы такая громадина впилась в меня зубами, то одной разорванной одеждой я бы точно не отделалась», — уверила я себя. Зверюга была вполне способна вырвать с меня кусок мяса, не прилагая к этому особых усилий. «Если бы нашла мясо на моих костях», — усмехнулся мой внутренний голос, приводя меня в чувство.

Переодевшись в теплую пижаму, я залезла под одеяло, но еще долго не могла уснуть.

Мысли о волке не отпускали меня всю следующую неделю, и я продолжала гадать, как мне удалось уйти с той поляны живой. Так как интернета и телевизора не было, единственным источником информации были книги по биологии, которые дал мне мистер Честертон. Придя со школы в понедельник, я обернула ноющую после урока химии руку во влажное полотенце и пролистала содержание. Глава о волках оказалась толще, чем я предполагала и была вся исписана чернилами. Должно быть, пометки, которые делал для себя учитель биологии.

Мистер Честертон уже вернулся и как-то странно посматривал на меня на биологии.

— Задержитесь, мисс Леран, — сказал он после того, как прозвенел звонок.

Дождавшись, когда все ученики покинут класс, он захлопнул дверь и повернулся ко мне.

— Мне очень жаль по поводу того, что произошло, — сказал он, намекая на мое наказание. — К сожалению, возникло одно срочное поручение, и мне пришлось немедленно уехать.

Его теплые глаза излучали соучастие, но меня было этим не пронять. Я молчала.

— Как твоя рука? — откинув формальности, он протянул ко мне руку. — Позволь мне взглянуть.

Я отшатнулась.

— Какая вам разница, — мой голос прозвучал грубо, но так ему и надо. Он не сделал ничего, чтобы предотвратить это ужасное представление, которая устроила миссис Джеймс по приказу директора. Он — один из них, и я не видела причины больше с ним общаться.

Учитель опустил руку, но его глаза продолжали лучиться теплотой.

— Я искренне сожалею о том, что случилось, Алекс, — произнес он, не обращая внимания на мою грубость. — Если бы ты только послушалась меня тогда в кабинете директора…

— Не переживайте, — резко перебила я его. — Мне не нужна ваша помощь.

Мистер Честертон слегка наклонил голову.

— Алекс, я тебе не враг, — мягко ответил он. — Более того, я надеюсь, что в один день мы станем друзьями.

Я презрительно скривила губы.

— Зачем вам это? Если вы не ослепли, то я ношу синюю форму, и насколько я уже успела заметить, со мной никто не хочет дружить. Отправляйтесь к своим красным любимчикам, а меня оставьте в покое.

— Я понимаю, что ты сейчас злишься, — учитель с завидным упорством игнорировал мой грубый тон. Его лицо по-прежнему выражало сожаление. — Всего этого можно было бы избежать, если бы ты просто держала себя в руках.

— Ничего вы не понимаете, — вконец разозлилась я. — Вы такой же, как они. А что касается всего произошедшего, то я даже рада, что у меня была возможность высказать им в лицо все, что я думаю о ваших ненаглядных любимчиках. И если бы вы каким-то волшебным образом повернули время вспять, то я все равно сделала бы то же самое.

Мистер Честертон тяжело вздохнул и поправил свой серый пиджак.

— Ты обладаешь недюжинным талантов наживать себе врагов, Алекс, — печально улыбнулся он. — Но уверяю тебя, как бы ты не старалась, я всегда буду на твоей стороне. Надеюсь, вскоре ты изменишь свое ошибочное мнение обо мне. А что касается директора и миссис Джеймс, я не поддерживаю их методы… кхм… воспитания, но, увы, ничего не могу изменить в одиночку, — тихо произнес он.

Мои щеки вспыхнули.

— Конечно можете, — отчаянно воскликнула я, не обращая внимания на его жест говорить потише. — Хватит одной вашей жалобы в министерство образования Канады, чтобы эту школу прикрыли навсегда. Вы знаете, что за такие наказания миссис Джеймс и директора могут спокойно отправить в тюрьму!

Учитель хмуро покачал головой.

— Все намного сложнее, чем ты думаешь, Алекс. У этой школы могущественные покровители, которые находятся повсюду, включая местное министерство образования. Боюсь, что моя жалоба ничего не изменит. Наоборот. Если кто-то осмелится выступить открыто, то для некоторых учеников, — он слегка кивнул, делая намек на мою форму, — может стать только хуже.

— Я вам не верю!

Наверняка он только пытается меня запугать, чтобы я и не думала о мести. В конце концов, если все это всплывет наружу, достаться может и ему и тогда его учительской карьере конец. Этот скандал коснется и остальных, кто здесь преподает.

— Очень жаль, но сейчас я полностью с тобой откровенен. Даже больше, чем мне дозволено, — вздохнул он.

Говорил и выглядел он искренне, и я почувствовала себя неудобно. Может, не стоило с самого начала быть с ним такой грубой…

— Что бы вы не говорили, я все равно не собираюсь смиряться с таким отношением ко мне. И не буду вести себя так, как они хотят, — твердо сказала я, немного смягчив тон.

Прозвенел звонок на урок, и я взяла сумку, но мистер Честертон подхватил меня за руку.

— Они найдут способ сделать тебе больно, Алекс, — сказал он, его лицо выражало беспокойство. Неужели он правда волновался за меня?

— Вы ошибаетесь, — возразила я, стараясь отогнать от себя эту мысль. — Они могут хлестать меня розгами хоть целый день, но без толку. Все их наказания не достигают цели.

Взгляд мистера Честертона стал еще серьезнее.

— У них в запасе есть и другие методы. Куда более жестокие и эффективные, Алекс. Боюсь, что все, что ты видела, это только начало.

— Им никогда не сделать мне больно, мистер Честертон, потому что я больше ничего не чувствую, — возразила я.

Он склонился надо мной и посмотрел мне прямо в глаза.

— На твоем месте, я бы не был так в этом уверен, — хмуро заметил он, прежде чем наконец меня отпустить.

Я вздохнула и нашла нужную мне страницу.

«Волк (лат. Canis lupus) — вид хищных млекопитающих из семейства псовых, — прочитала я. — Как показывают результаты изучения последовательности ДНК и дрейфа генов, он является прямым предком домашней собаки, которая обычно рассматривается как подвид волка».

Пока ничего интересного.

«Волк — самое крупное современное животное в своём семействе: длина его тела (без учёта хвоста) может достигать 160 см, длина хвоста — до 52 см, высота в холке — до 90 см; масса тела может доходить до 86 кг».

Не надо быть спецом в биологии, чтобы понять, что тут что-то не сходится. Тот волк на поляне выглядел куда крупнее. Ростом он был ненамного ниже меня, и даже невооруженным глазом было понятно, что его вес легко переваливает за сотню. Прямо как в том сне.

Я задумалась. Сон сном, а судя по учебнику, в реальности таких огромных волков просто не может быть. Что-то тут не сходится.

Склонившись над книгой, я запустила пальцы в волосы и попыталась найти логичный ответ, но его не было. Вдруг меня обожгла безумная догадка —

а что если мне просто показалось

? Сначала исчезающая женщина на картине, а теперь несуществующий в природе волк… Раз у меня уже были галлюцинации, то они вполне могли вернуться снова. Тем более, что в последнее время я постоянно испытывала слабость из-за нарывающей при отсутствии лечения руки. «Это бы объяснило, почему этот сверхъестественный волк за мной не погнался», — воодушевилась я.

Все это мне привиделось!

Произошедшее в лесу постепенно обретало смысл. В первый раз я увидела этого волка, когда уснула на поляне, а потом взяла и вообразила его. Точнее, мой не на шутку разыгравшийся мозг.

В памяти вновь всплыла та ночь на поляне, и где-то в животе шевельнулся неприятный клубок. Все казалось таким явным, что по коже побежали мурашки.

«Нет, — я твердо тряхнула головой, — этого не было. Мне просто показалось».

Случилось то, чего я больше всего боялась — в этом месте я постепенно сходила с ума.

Во вторник на первом уроке физики мистер Броуди устроил лабораторную, и работать нужно было в паре. Джин принесла прибор и начала делать мерки, незаметно показывая пальцем у себя в тетради, что мне следует переписать. Все в классе работали в полном молчании, лишь изредка шепча соседу по парте, что нужно принести из лабораторной комнаты. Несмотря на окружающую тишину, я отметила, что работали они слаженно. Каждый знал, что делать и ни у кого не возникало вопросов по поводу задания. И в отличие от меня, никто не заглядывал в тетрадку к соседу.

— А, мисс Леран, опять витаете в облаках, — услышала я за собой хриплый голос мистера Броуди. Пока я осматривала класс, он подошел и встал позади меня.

Я не ответила. За последний месяц я игнорировала все замечания в свою сторону, включая учителя физики, который каждый раз находил к чему придраться.

— Наверное, вы считаете себя умнее всех в этом классе. Вы слышите, класс? — обратился он к моим одноклассникам, которые нехотя оторвали головы от тетрадки. — Мисс Леран наивно полагает, что она лучше вас всех, и ваши задания ее не касаются. Зачем трудиться и что-то учить, когда можно списать у соседки! Я прав, мисс Леран?

Я молчала. Побледневшая Джин прекратила писать и смотрела прямо перед собой, боясь повернуть голову.

— Увы, списывание в этой школе не поощряется, — громко продолжал он, и класс застыл в напряжении. — Ладно наивная мисс Леран, которая уже успела доказать, что она презирает учебу и ваши старания преуспеть, но вы-то, мисс Холливер, уже должны это знать? — ехидно обратился он к Джин.

Услышав свое имя, моя соседка вздрогнула. Ее тонкие пальцы напряженно сжали ручку, которая нагнулась так, что почти треснула пополам. Она прятала глаза, но по ее несчастному виду я поняла, что она уже пожалела о том, что дала мне списать.

— Я ее заставила, — я подняла голову и повернулась к нависшему над нами мистеру Броуди. — Она тут не при чем.

Учитель издал короткий, скользкий смешок, от которого все в классе вздрогнули.

— Будьте любезны, поведайте нам, каким образом вы это сделали? Думаю, это прольет свет на ваши дополнительные качества, которые до сих пор оставались незамеченными, — его губы злорадно скривились, и он вылупил на меня немигающие глаза, требуя ответа.

— Пригрозила, что побью ее после школы, — стиснув зубы, процедила я.

Парень на соседней парте кинул на меня странный взгляд.

— О, вашу склонность к физическому насилию вы уже успели нам продемонстрировать, — маленькие глазки мистера Броуди забегали от удовольствия. — Но я уверен, что мисс Холливер, которая учится в этой школе с самого начала и знает, что такое настоящее наказание, вряд ли можно этим испугать. Так что же вы сделали, мисс Леран? — злобно спросил он, склоняясь над моей партой и хватая больную руку, отчего я едва не закричала. Большую часть времени я ее не чувствовала, но резкая хватка мистера Броуди снова вызвала болевой спазм, от которого отбило дыхание.

Больно прикусив губу, я не могла вымолвить ни слова. Его костлявые пальцы сжимали больное место сильнее и сильнее; мне показалось, что еще чуть-чуть — и я потеряю сознание. Пульсирующая боль нарастала с каждой секундой.

— Я слышал, как она угрожала расправой ее сестре, — послышался голос откуда-то сбоку.

На секунду позабыв о боли, я в смятении посмотрела на сидящего на соседней парте парня, который стоял рядом на моем первом построении.

На лице учителя промелькнуло удивление, но он тут же пришел в себя.

— Это правда? — процедил он, обращаясь ко мне.

Но я упрямо стиснула зубы.

— Она сказала, что сделает ей так больно, что она неделю не сможет ходить, — вновь ответил за меня голос сбоку.

Мое горло перехватило от возмущения, но в этот момент я могла думать только о том, чтобы мистер Броуди наконец-то меня отпустил.

Это подействовало. Убежденный неожиданным лжесвидетелем, учитель принял мое молчание за согласие.

— Вы меня удивили, мисс Леран. Вот уж не думал, что вы проявите себя в угрозах и манипулировании, — холодно ответил он и отпустил меня.

Когда прозвенел звонок, он первым покинул класс.

— Я этого не говорила! — зло сказала я, когда боль в руке немого утихла. Окружающие ученики покосились в нашу сторону. Не знаю, поверили ли они в эту нелепую ложь, но я не собиралась допускать, чтобы на меня так нагло наговаривали.

Парень кинул на меня беглый взгляд.

— Конечно, говорила, — в его голосе послышался холодок. — Не забывай, что я сижу рядом и все слышу.

Он смахнул вещи в сумку и быстро вышел из класса.

Я оглянулась на Джин. Не обмолвившись со мной ни словом, она последовала за ним.

Я хотела крикнуть ей, что никогда бы не сделала Хлое больно, но почувствовала внутри неудержимый спазм. Едва я добежала до туалета, как меня вырвало.

Вытерев рот и быстро ополоснув лицо, я осмотрела руку. Страдающая вновь и вновь рука набухла, и я почти не могла шевелить пальцами. Даже записывать лекции теперь приходилось левой, из-за чего мои тетради покрылись сплошными каракулями, в которых было трудно что-либо разобрать. Сейчас костлявые пальцы мистера Броуди вызвали новый кровоподтек, и рука ныла даже под струей ледяной воды, под которую я ее подставила.

На ланч я не пошла. Осторожно опустив рукав кофты, я закрылась в крайней кабинке и прислонилась лбом к холодной стене. Рвота и ноющая боль в руке притупили голод, позволяя мне протянуть до едва теплого бульона, которым Марджи пичкала меня по вечерам. В последнее время я все реже и реже показывалась в столовой, пока наконец не прекратила туда ходить. Красные стали еще более агрессивными и не давали мне прохода, стремясь задеть или даже ударить по больной руке. А этого я как раз стремилась избежать.

Все это происходило под шумные одобрения Камиллы и кучки ее приспешников, которые после всего произошедшего возненавидели меня больше остальных. «Надо было тогда промолчать», — тоскливо подумала я, вспоминая о стычке в столовой в самом начале. Но разве это что-нибудь бы изменило? Мой не в меру длинный язык все равно дал бы себя знать.

После того случая на лестнице Эрик с Диланом кидали на меня злобные взгляды и при каждой возможности намекали на скорую мучительную месть. Однако мое публичное наказание и всеобщие насмешки над роликом в чате постепенно остудили им пыл; и они снова обратили свое внимание на учеников в желтой форме. Те были куда интереснее: они кричали и умоляли всякий раз, когда попадали под их тяжелую руку. В чате то и дело всплывали ролики с новыми издевательствами — фантазии красных не было предела. Но мне поражало то, что никто из несчастных и замученных жертв не пытался оказать сопротивление своим мучителям. Иногда мне казалось, что они просто благодарны за то, что с ними не случилось ничего хуже, чем колкие насмешки, пощечины, оплеухи и другие издевательства, которые воспринимались чуть ли не с благодарностью. Привыкнув с детства всегда давать сдачи, я не могла этого понять.

Последние два урока длились словно вечность. Карл фон Рихтер изо всех сил старался меня расшевелить, но я не отвечала. После того публичного наказания я возненавидела и его.

— По-моему класс срочно нуждается в ваших подсказках, мадемуазель Леран, — воскликнул он, трагично разводя руки после очередного неправильного ответа. Несмотря на то, что остальные ученики старательно выполняли домашние задания, каверзные вопросы учителя каждый раз заставали их врасплох.

Я же продолжала упрямо хранить молчание.

Дома я раскрывала учебник по биологии и читала про волков. И хотя я твердо уверовала, что тот волк на поляне был всего лишь галлюцинацией, возникшей в моем воспаленном мозгу, что-то никак не давало мне покоя.

Близился конец недели, и я с нетерпением ждала воскресенья. С одной стороны, я до смерти боялась возвращаться на ту поляну. Галлюцинация или нет, все это было очень странно. А вдруг мне вовсе не показалось? Кто знает, какие другие страшные зверюги водятся в этих древних, непроходимых лесах.

Но что-то неумолимо тянуло меня проверить свою догадку. К тому же, я не хотела лишаться единственного места в мире, где я чувствовала себя хорошо.

Когда наконец-то послышался долгожданный звон посуды внизу — Марджи накрывала стол, я оделась и подошла к окну.

Я медлила. А что если мне это не показалось, и волк все еще там в лесу? В этот раз он не погнушается моими костями — такой громадине постоянно нужна еда, даже такая тощая, как я. Если один раз мне удалось убежать, то нет никакой гарантии, что получится снова. Разве стоит вновь искушать судьбу?

Я постояла и сделала шаг назад.

«А что мне терять?» — думала я, нервно расхаживая по комнате туда-сюда и машинально потирая больную руку. Лучше быстрая смерть от зубов хищника, чем постоянный голод и издевательства.

Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, я открыла окно и вылезла наружу. С каждым разом спускаться было все труднее. Правая рука меня совершенно не слушалась, а цепляться одной левой было тяжеловато. Прижавшись щекой к шершавой коре, я медленно сползла вниз и пролезла через отверстие в загороди.

В лесу стояла привычная тишина. Спрятав нос в теплый шарф — с каждым днем температура опускалась все ниже и ниже — я осторожно продвигалась между деревьями, стараясь не издавать лишнего шума. Но сухие ветки и побитые морозом опавшие листья усложняли мне задачу: мои легкие, аккуратные шаги издавали такой громкий хруст, будто по лесу шагал великан. Если поблизости были звери, то они точно слышали приближение чужака.

Когда до поляны оставалось несколько шагов, я остановилась. Пока нет гарантии, что тут безопасно, лучше проявить осторожность. Я тихо прокралась к самому широкому дереву, которое оказалось высоченной сосной, и понаблюдала за окружающими поляну деревьями. Где-то в лесу прокричала сова, но ничего необычного я не услышала. Все было, как и прежде.

Я медленно сократила оставшееся расстояние, стараясь ступать как можно тише. Подкравшись к знакомому кусту, я снова осмотрелась. Поляна была залита лунным светом и совершенно пуста. За ночь выпал снег, поэтому сейчас она выглядела совершенно не так, как я ее помнила — я словно очутилась тут в первый раз. Однако в этом был и плюс. На снегу можно увидеть следы побывавших здесь зверей и слинять, пока еще не поздно. Я приподнялась на цыпочках и оглядела покрывающий поляну снег, но никаких следов не увидела — за прошедший день никто сюда не заглядывал. Прошло еще несколько долгих минут, но ничего не изменилось.

Рука машинально потянулась к тому месту, где я прятала покрывало, но нащупала пустоту, и я вспомнила, что оно осталось на поляне: пустившись прытью в прошлый раз, я совершенно про него забыла. Хорошо хоть дожди прекратились, иначе пришлось бы его выкинуть. Мокрое и прогнившее, оно было бы совершенно бесполезным.

Осторожно осматриваясь по сторонам, я сделала несколько шагов к тому месту, на котором обычно сидела. Как я и предполагала, край покрывала выглядывал из-под снега. Я отряхнула его и прижала к груди, готовая в любой момент пуститься наутек. Но вокруг было тихо. Лес по-прежнему хранил таинственное молчание.

Ну и отлично. К черту этого волка. Пусть убирается с моей головы или поищет себе другую поляну. Ему придется постараться, чтобы меня прогнать.

Я запахнула съехавший от прятанья по кустам шарф и подправила варежки. Затем, вконец осмелев, расстелила одеяло и села, прогоняя все мысли о волке прочь.

Приятно было побыть здесь в полном одиночестве. Тут я старалась не думать о школе или доме, а просто сидела или лежала, разглядывая звездное небо и стараясь не пропустить падающие звезды, чтобы снова загадать свое желание. Но сегодня как назло не было ни одной. Все звезды застыли на своих местах и лишь изредка слабо вздрагивали.

И хотя первые полчаса на поляне я усердно отгоняла от себя это ощущение, в конце должна была признать — что-то изменилось. Даже привычная тишина леса стала другой.

Внутри меня медленно нарастало непонятное разочарование. Я надеялась, что, вернувшись на поляну почувствую привычное облегчение, которого с таким нетерпением ждала каждую неделю. Но вместо этого внутри медленно нарастало ощущение, что я упустила нечто важное. И я никак не могла понять, что. Разве я не должна была радоваться, что волк оказался просто выдуманным? Однако эта мысль почему-то меня совершенно не ободряла.

Поерзав на одеяле еще какое-то время, я скомкала его раньше обычного и снова спрятала под кустом.

Домой я брела с тяжелым чувством. Вот уже месяц ночные прогулки были моей единственной отдушиной, но сейчас я чувствовала только досаду. Завтра начнется новая неделя, и мне снова придется идти в эту ужасную школу. Я попробовала прогулять пару уроков — сначала мне показалось, что лучше уж сидеть взаперти, чем каждый день видеть ненавистных учителей. К тому же я надеялась, что меня наконец-то исключат. Но вместо того, чтобы просто молча отправить меня в подвал, тетка каждый раз начинала свою тираду о том, как я довела своих родителей до самоубийства и придумывала все новые колкости, которые задевали меня до глубины души. И в конце концов я решила выбрать наименьшее из зол — ходить в школу и держаться от всех подальше. Исключать меня почему-то не торопились.

Когда вдалеке показалась знакомые ели, прикрывающие прощелину в деревянном заборе, сбоку от меня промелькнула едва различимая тень. Но не успела я повернуться, как она тут же исчезла за деревьями.

Застыв, я всмотрелась в темноту. Деревья здесь уже поредели, но за припорошенными первым снегом кустарниками вполне мог притаиться какой-то зверь.

Прошло несколько секунд, но все было тихо. Наверное, показалось.