Через месяц они прибыли наконец к подножию монолита Дузвиллнававы. Они знали, что находятся на правильном пути, поскольку до них доходили слухи о гворлах, и им даже доводилось разговаривать с теми кто видел их издали.
— Не знаю, почему они ушли так далеко от рога, — недоумевал он. — Наверно они собираются спрятаться в пещере на поверхности горы и вернуться, когда поиски поутихнут.
— Или возможно, — добавила Хрисенда, — что у них есть приказ Господа сперва привести Кикаху. Тот так долго был как насекомое в ухе Господа, что Господь, должно быть, приходил в бешенство при одной мысли о нем. Может быть он хочет удостовериться, что Кикаху убрали с дороги, прежде чем снова послать гворлов за рогом.
Вольф согласился, что она может быть права. Возможно даже, что Господь собирался спуститься из дворца по тем же стропам, на которых он спустил гворлов. Это однако казалось маловероятным, так как Господь не захотел бы оказаться застрявшим здесь. Мог ли он довериться гворлам по части подъема его обратно?
Вольф посмотрел на ошеломляющие высоты континентальной ширины башни Дузвиллнававы. Она была, по словам Кикахи. по меньшей мере вдвое выше монолита Абхарплунты, поддерживающего ярус Дракландии. Она воспаряла на шестьдесят тысяч футов или больше, а существа, жившие на карнизах и в нишах, были точно такими же страшными и голодными, как и на других монолитах. Дузвиллнавава была бугристой, подвергшейся эрозии, иссеченой и щетинистой. В ее разрушенной поверхности имелась огромная выемка, придававшая ей вид темного разинутого рта. Великан казался готовым съесть всякого, кто посмеет его обидеть.
Хрисенда, тоже изучавшая дикие скалы и их невероятную высоту, задро— жала, но ничего не сказала. Она уже давненько бросила оглашать свои страхи.
Дело могло быть в том, что она больше не волновалась о себе, как подумал Вольф, а сосредоточилась на росшей в ней жизни. Она была уверена, что забеременела.
Он обнял ее одной рукой, поцеловал и сказал:
— Я хотел бы начать сейчас же, но мы должны несколько дней делать приготовления. Мы не можем атаковать это чудовище без отдыха и без достаточного запаса еды.
Три дня спустя, облаченные в прочную одежду из оленьей кожи и неся веревки, оружие, орудия для восхождения и бурдюки с едой и водой, они начали подъем. Вольф нес рог в мягком кожанном мешке, привязанном к спине.
Девяносто один день спустя они были на расчетной точке посередине пути.
По крайней мере на каждом втором шагу им приходилось сражаться с гладкой вертикалью, ненадежной и предательской скалой или с хищниками. Эти включали многостопную змею, встреченную ими на Тайяфайявоэде, волков с огромными цеплявшимися за скалы лапами, горную обнзьяну, топороклювов размером со страуса и маленькую, но смертельную рысь.
Когда они перевалили через верхний край Дузвиллнававы, то пробыли в пути сто восемьдесят шесть дней. Но ни он ни она не были теми же людьми, что вначале, ни физически, ни психически. Вольф весил меньше, но прибавил к своей силе намного больше выносливости и жилистости. На лице и теле он носил шрамы, полученные от рысей, горных обезьян и топороклювов. Его ненависть к Господу стала даже более интенсивной, ибо Хрисенда потеряла плод, прежде чем они достигли высоты в десять тысяч футов. Этого и следовало ожидать, но он не мог забыть, что им бы не пришлось совершать этого восхождения, если бы не Господь.
Хрисенда закалилась телом и духом благодаря испытанному ею прежде, чем она начала подъем на Дузвиллнававу. И все же дела на этом монолите были намного хуже, чем все прежнее, и она могла бы сломаться.
То, что она не сломалась, подтверждало первоначальные чувства Вольфа, что она создана в основном из прочной ткани. Воздействие тысяче— летия растительной жизни в Саду было сброшено как старая кожа. Хрисенда, покорившая этот монолит, во многом походила на женщину, умыкнутую из жестокой и требовательной жизни древних эгейцев. Только она была намного мудрее.
Вольф подождал несколько дней, отдыхая, охотясь, ремонтируя луки и изготовляя новые стрелы. Он также продолжал высматривать орлицу. У него не было контакта ни с одной из них с тех пор, как он разговаривал с Фтией в разрушенном городе у реки Гузирит. Никаких зеленотелых желтоголовых птиц не появилось, так что он неохотно решил вступить в джунгли. Как и в Дракландии, всю грань окружал пояс джунглей тысячемильной толщины.
Внутри этого пояса находилась земля Атлантиды. Она, включая монолит в центре ее, покрывала площадь, превышавшую Германию и Францию, вместе взятые.
Вольф поискал взглядом столп на вершине которого находился дворец Господа, поскольку Кикаха говорил, что его видно с грани, даже хотя он немного тоньше, чем любой из других монолитов. Он видел только огромный и темный континент облаков, разрываемых и скручиваемых молниями. Идаквиззурхруз был скрыт. И равным образом Вольф не мог увидеть его, когда бы ни поднимался на высокий холм или забирался на громадное дерево. Неделю спустя грозовые облака продолжали окутывать каменный столп. Это обеспокоило его, так как он не видел такой грозы за все три с половиной года, что пробыл на этой планете.
Прошло пятнадцать дней. На шестнадцатый они нашли на узкой, запол— ненной зеленью тропе обезглавленный труп. В ядре от него в кустах валялась покрытая тюрбаном голова хамшема.
— Абиру также мог пойти по следу гворлов, — сказал он. — Может быть,
гворлы прихватили его камни, покинув замок фон Элгерса, или, что более вероятно, он думает, что у них есть рог.
Через полторы мили они наткнулись на другого хамшема, с распоротым животом и развешенными внутренностями. Вольф попытался получить от него какие-нибудь сведения, пока не обнаружил, что тот зашел слишком далеко в потусторонний мир.
Вольф избавил его от мук, заметив, что Хрисенда даже не отверну— лась, пока он это делал.
После этого он заткнул за пояс нож и взял в правую руку ятаган хамшема.
Он почувствовал, что тот ему скоро понадобится.
Полчаса спустя он услышал впереди по тропе крики и вопли.
Они с Хрисендой скрылись в листве рядом с тропой. Выбежали Абиру и два хамшема со смертью, скакавшей за ними по пятам в образе трех приземистых негроидов с разрисованными лицами и длинными, причудливо выкрашенными в алый цвет бородами. Один из них метнул копье. Оно прочертило воздух, кончив путь в спине хамшема. Тот без звука рухнул лицом вперед и заскользил по мягкой влажной земле, словно спускаемый в вечность парусник, с копьем в качестве мачты.
Другие два хамшема повернулись, чтобы дать бой.
Вольф вынужден был невольно восхититься Абиру, который дрался с большим умением и мужеством. Хотя его спутник пал с копьем в солнечном сплетении, Абиру продолжал рубиться ятаганом. Вскоре двое дикарей были убиты, а третий поджал хвост. После того, как негроид исчез, Вольф бесшумно подошел сзади к Абиру.
Он ударил Абиру ребром ладони, парализовав ему руку и заставив его выронить ятаган.
Абиру был так поражен и напуган, что не мог даже говорить.
При виде вышедшей из кустов Хрисенды он еще больше выпучил глаза. Вольф спросил его, какова ситуация. После некоторых трудов, Абиру вновь обрел дар речи и начал говорить.
Как и предполагал Вольф, он преследовал гворлов со своими людьми и множеством шолкинов.
В нескольких милях отсюда он настиг их, или точнее, они настигли его.
Засада оказалась наполовину успешной, ибо в результате ее была убита или выведена из строя добрая треть хамшемов. Все это было проделано без потерь со стороны гворлов, метавших ножи с деревьев или из кустов.
Хамшемы сломались и побежали, надеясь дать отпор в лучшем месте дальше по тропе, если смогут найти такое. Затем и преследуемые и преследователи столкнулись с ордой четырех дикарей.
— И скоро прибегут новые искать тебя, — заключил Вольф. — Что насчет Кикахи и фунем Лаксфалька?
— Насчет Кикахи не знаю. Его с гворлами не было. Но идишский рыцарь был.
На миг Вольф подумывал убить Абиру. Ему, однако, не нравилось делать это хладнокровно, а также хотелось задать еще несколько вопросов. Он считал, что в Абиру таилось больше, чем тот прикидывался. Толкая Абиру вперед острием ятагана, Вольф направился дальше по тропе. Абиру возражал, что их убъют. Вольф велел ему заткнуться.
Через несколько минут они услышали крики и вопли сражавшихся людей. Они перешли через мелкий ручей и оказались у подножия крутого высокого холма.
Он был таким каменистым, что его покрывало сравнительно мало растительности. Вдоль тропы вверх по холму лежали следы боя — мертвые и раненные гворлы, хамшемы, шолкины и дикари. Почти на самой вершине холма, прижавшись спиной к V-образной стене, и под навесом, образован— ным двумя большими валунами, черных сдерживали трое. Это были гворл, хамшем и идишский рыцарь. Даже когда Вольф и Хрисенда бросились вверх по склону, хамшем пал, пронзенный несколькими наконечниками копий разме— ром с лопату. Вольф велел Хрисенде вернуться. В ответ она вставила в лук стрелу и выстрелила. Дикарь в арьергарде толпы упал назад с торчащим из спины древком.
Вольф мрачно улыбнулся и начал орудовать собственным луком. Они с Хрисендой выбирали только тех, кто находился дальше всех в тылу, надеясь перестрелять побольше, прежде чем заметят те, кто впереди. Им сопутствовал успех, пока не пал двенадцатый. Один дикарь случайно оглянулся и увидел, что воин позади него свалился. Он заорал и дернул за руки тех, что находились ближе всех.
Эти немедленно затрясли копьями и кинулись бегом вниз к холму у парочке, оставив большую часть своего отряда атаковать гворла и идше. Прежде чем они одолели половину склона холма, пало еще четыре дикаря.
Еще трое перекувырнулись через голову и покатились, проткнутые стрелами. Оставшиеся шестеро потеряли рвение подойти на дистанцию ближнего боя. Остановившись, они бросили копья, которые были запущены с такого расстояния, что лучники без труда увернулись от них. Вольф и Хрисенда, действуя с хладнокровием и умением, рожденными большой практикой и опытом, застрелили еще четырех.
Двое уцелевших побежали, вопя, обратно к своим собратьям.
Ни тот, ни другой не сумели до них добраться, хотя один был только ранен в ногу.
К тому времени пал и гворл. Фунем Лаксфальк остался один против сорока. Он имел небольшое преимущество, заключавшееся в том, что они не могли добраться до него только по двое за раз.
Стены из валунов и баррикада из трупов не давали другим навалиться на него всей оравой. Фунем Лаксфальк, размахивая окровавленным ятаганом, громко пел какую-то идишскую боевую песнь.
Вольф и Хрисенда нашли частичное укрытие за двумя валунами и возобновили свою атаку с тыла. Пали еще пятеро, но тут у обоих опустели клочаны.
— Вытаскивай стрелы из трупов и используй их вновь, — скомандовал Вольф. — Я собираюсь помочь ему.
Он подобрал копье и побежал наискось вверх по холму, надеясь, что дикари будут слишком заняты, чтобы увидеть его.
Когда он обогнул холм, то увидел двух дикарей, пригнувшихся на вершине валуна. Им не давал прыгнуть на спину идше навес из двух грубо сложенных валунов. Но они дожидались минуты, когда он выйдет слишком далеко из-под его защиты.
Вольф швырнул копье и попал одному в ягодицы. Дикарь закричал и навернулся со скалы вперед, надо полагать, на своих собратьев внизу. Другой встал и развернулся как раз вовремя, чтобы получить нож Вольфа в живот. Он упал спиной со скалы.
Вольф взял небольшой валун и поднял его на верх одного из огромных валунов и влез следом за ним. Затем он снова взял валун, поднял его над головой и подошел к переднему краю огромного валуна. Он заорал и бросил его в толпу. Они подняли головы как раз вовремя, чтобы увидеть опускав— шийся на них камень. Он подробил кости по крайней мере троим и покатился вниз по холму. При таком повороте событий уцелевние в панике убежали.
Наверное они подумали, что должны быть и другие, кроме Вольфа. Или от того, что они были недисциплинированными дикарями, они потеряли боевой дух, увидев, что понесли уже слишком большие потери. Зрелище стольких застреленных позади них тоже, должно быть, прибавило им страху.
Вольф надеялся, что они не вернуться. Чтобы подлить масла в огонь их страха, он спрыгнул вниз, снова поднял валун и отправил его грохотать вниз по склону следом за ними.
Он подпрыгивал и подскакивал, словно гонящийся за зайцем волк, и действительно ударил еще одного, прежде чем достиг подножья.
Хрисенда из-за своего валуна выпустила в дикарей еще две стрелы.
Вольф повернулся к барону и обнаружил, что тот лежит на земле. Лицо его было серым, а из раны вокруг вогнанного ему в грудь копья хлестала кровь.
Вы! — слабо произнес он. — Человек из другого мира. Вы видели, как я бился?
Вольф подошел к нему, чтобы изучить рану.
— Видел, ты бился, словно один из воинов Иешпа, друг мой. Ты бился так, как я никогда не видывал прежде. Ты, должно быть, убил по меньшей мере двадцать врагов.
Фунем Лаксфальк сумел чуть улыбнуться.
— Двадцать пять. Я их считал.
Затем он широко улыбнулся и промолвил:
— Мы оба чуть-чуть округлили истину, как сказал бы наш друг Кикаха. Но не слишком сильно. Это был великолепный бой. Я только сожалею, что мне приходилось сражаться без друзей и без доспехов в одиноком месте, где никто никогда не узнает, что фунем Лаксфальк прибавил чести своему имени, даже если бой этот был против оравы воющих голых дикарей.
— Узнают, — пообещал Вольф. — Настанет день, и я расскажу.
Он не давал ложных слов утешения. И он, и идше знали, что смерть была за поворотом, нетерпеливо вынюхивая конец пути.
— Ты не знаешь, что случилось с Кикахой? — спросил Вольф.
— А, с этим обманщиком! Он однажды ночью выскользнул из цепей. Он попытался освободить и меня тоже, но не смог. Затем он и сделает, но прибудет слишком поздно.
Вольф посмотрел вниз по склону.
Хрисенда поднималась к нему с несколькими извлеченными из трупов стрелами. Черные перегруппировались у подножия и оживленно толковали между собой. Из джунглей вышли и присоединились к ним другие. Свежие увеличили численность до сорока.
Их возглавлял человек, разодетый в перья и носивший отвратительную деревянную маску. Он вращал трещеткой, прыгал и, казалось, толкал им речь.
Идше спросил у Вольфа, что происходит. Вольф сказал ему.
Идше говорил так слабо, что Вольф должен был приложить уго чуть не к самому рту рыцаря.
— Моей самой дорогой мечтой, барон Вольф, было сражаться однажды бок о бок с вами. Ах, какую благородную пару рыцарей мы бы составили в доспехах и размахивая нашими… Это конец.
Губы его стали безмолвными и синими. Вольф поднялся снова посмотреть вниз по склону. Дикари двигались вверх, а также развертывались, чтобы предотвратить бегство. Вольф взялся за работу по стаскиванию тел и сваливанию их, образовывая вал.
Единственной надеждой было разрешить проход только одному-двум для атаки за раз. Если они потеряют достаточно людей, то могут поостыть и убраться восвояси. Он по-настоящему этого не думал, так как эти дикари показали замечательную настойчивость, несмотря на то, что должно было являться для них ошеломляющими потерями.
Они также могли отступить ровно настолько далеко, чтобы подождать, пока голод и жажда не выгонят Вольфа и Хрисенду из их убежища.
Дикари остановились на полпути к вершине, чтобы дать тем, кто обхо— дил холм, время расположиться. Затем, по крику человека в деревянной маске, они стали лезть как можно быстрее на холм. Двое оборонявшихся не сделали никакого хода, пока брошенные копья не зазвенели о края валунов или не вонзились в баррикаду из мертвых.
Вольф выстрелил дважды, а Хрисенда — три раза. Ни одна стрела не прошла мимо цели. Вольф выпустил свою последнюю стрелу. Она ударила по маске вождя и сшибла его спиной вниз с холма.
Миг спустя он бросил маску. Хотя лицо его кровоточило, он возглавил вторую атаку.
Из джунглей поднялось странное завывание. Дикари остановились, обернулись и смолкли, уставясь на окружавшую холм зелень. Снова откуда— то из леса донесся поднимавшийся и падавший крик.
Внезапно из джунглей выскочил бронзоволосый юноша, одетый только в набедренную повязку из леопардовой шкуры. В одной руке он держал копье, а в другой — длинный нож.
Вокруг плеча у него было намотано лассо, а на другом плече висели на ремне колчан и лук. За ним из леса хлынула масса громадных, длинно— руких, грудастых и длиннозубых обезьян.
При виде их дикари громко закричали и попытались убежать за холм, но с другой стороны появились другие обезьяны. Две колонны, словно волосатые челюсти, сомкнулись на черных.
Бой был коротким. Некоторые обезьяны пали с копьям в животах, но большинство черных побросало оружие и попыталось убежать или же согну— лись, дрожавшие и парализованные. Сбежало только двенадцать.
Вольф, облегченно улыбаясь и смеясь, осведомился у человека в леопардовой шкуре:
— И как же тебя зовут на этом ярусе?
Кикаха улыбнулся в ответ.
— Я дам тебе шанс угадать, но чур с первого раза.
Улыбка его умерла, когда он увидел барона.
— Проклятие. Мне потребовалось слишком много времени, чтобы найти обезьян, а потом найти вас! Он был хорошим человеком, этот идше. Мне нравился его стиль. Проклятие! Так или иначе, я обещал ему что если он погибнет, я отвезу его кости в замок предков, и это обещание я сдержу, однако не сейчас. Мы должны уделить внимание одному делу.
Кикаха подозвал нескольких обезьян и представил им Вольфа.
— Как ты можешь заметить, — сказал он Вольфу, — они сложены больше наподобие твоего друга Ипсеваса, чем истинных обезьян. Ноги у них слишком длинные, руки слишком короткие. Подобно же Ипсевасу и в отличие от больших обезьян любимого автора моего детства, они обладают мозгами людей. Они ненавидят Господа за то, что тот с ними сделал. Они хотят не только отомстить, они хотят получить шанс снова погулять в человечес— ких телах.
Только тут Вольф вспомнил про Абиру. Его нигде не было видно. Очевидно он ускользнул, когда Вольф бросился на помощь фунем Лаксфальку.
Той ночью, сидя у костра и поедая жаренного оленя Вольф и Хрисенда услышали об имевшем место в Атлантиде катаклизме.
Все началось с нового храма, который принялся строить радамант Атлантиды. Внешне башня строилась к вящей славе Господа. Она должна была подняться выше, чем любое когда-либо известное на планете здание.
Чтобы воздвигнуть храм, радамант мобилизовал все свое государство. Он продолжал добавлять этаж к этажу, пока все не стало выглядеть так, словно он хотел добраться до самого неба.
Люди спрашивали друг друга, когда же наступит конец работе. Все были рабами, имевшими на уме только одну цель: строить. И все же они не смели говорить открыто, ибо солдаты радаманта убивали всех, кто возражал или не мог трудиться. Затем стало очевидным, что в безумной голове радаманта было еще кое-что, кроме храма. Радамант намеревался воздвиг— нуть средство штурмовать сами небеса, дворец Господа.
— Здание высотой в тридцать тысяч футов? — недоверчиво переспросил Вольф.
— Да. Это невозможно сделать, конечно, во всяком случае, с имею— щейся в Атлантиде технологией. Но радамант был безумцем. Он действите— льно думал, что может это сделать. Может быть, его поощрило то, что Господь много лет не появлялся, и он подумал, что может быть, слухи об исчезновении Господа верны. Конечно вороны говорили ему иное, но он мог счесть, что они лгут, чтобы защитить себя.
Кикаха сказал, что опустошительные явления природы, уничтожающие сейчас Атлантиду, были доказательством большего, чем отомщение Господа за гордыню Радаманта. Господь, должно быть, раскрыл наконец секреты того, как управлять некоторыми устройствами во дворце.
Исчезнувший Господь принял меры предосторожности против манипули— рующего силами нового постояльца.
Но новый Господь сумел наконец-то узнать, где находится управление вызыванием бурь.
Доказательства: гигантские ураганы, торнадо и непрерывный дождь, причесывающие страну. Господь, должно быть, затеял избавить этот ярус от всякой жизни.
Прежде чем достичь края джунглей, они встретили приливную волну беглецов. Они рассказывали о сдутых домах и больших сданиях, о людях подхваченных, унесенных и разбитых ветрами, о потопах, лишавших землю деревьев и всякой жизни и даже смывавших холмы.
К тому времени отряд Кикахи начал нагибаться идя против ветра.
Вокруг них сомкнулись тучи, их хлестал дождь, а со всех сторон ослепляли и трещали молнии.
Бывали периоды, когда дождь и молнии прекращались. Высвобожденная Арвуром энергия растрачивалась, прежде чем опять выпустить ее, требова— лось нарастить новые силы. В эти периоды сравнительного затишья отряд продвигался вперед, хотя и медленно. Они переправлялись через вздувшиеся реки, несшие обломки цивилизации: дома, деревья, мебель, колесницы, трупы мужчин и женщин, детей, собак, лошадей птиц и диких животных.
Леса были выворочены с корнем и разбиты ударами молний.
Все долины бурлили водой, все впадины были заполнены, а воздух наполняла удушающая вонь.
Когда их путешествие было немногим больше чем наполовину завершено, тучи начали рассеиваться. Они снова оказались под солнцем, но на безмолвной от смерти земле. Только рев воды да крик каким-то образом уцелевшей птицы разбивали каменную тишину. Иногда у них пробегал по спине холодок от воя сошедшего с ума человеческого существа, но их было мало.
Унесло последнюю тучу. Перед ними засверкал белый монолит Идаквиз— зурхруза в трехстах милях на равнине без горизонта.
Город Атлантида — или то, чтоот него осталось — находился на расстоянии ста миль. Им потребовалось двадцать дней, чтобы добраться через обломки до его окраин.
— Может, ли Господь увидеть нас? — спросил Вольф.
— Мог бы, я полагаю, с помощью какого-нибудь телескопа, — ответил Кикаха. — Однако я рад, что ты спросил, потому что нам лучше начать путешествовать по ночам. Даже и так мы будем замечены ими.
Он показал на пролетавшего ворона.
Проходя через развалины столицы они двигались неподалеку от имперс— кого зоопарка Радаманта. Там все еще осталось на месте несколько прочных клеток, и в одной из них содержалась орлица. На заплеванном дне валялось множество костей, перьев и клювов. Орлицы в клетках избегали голодной смерти, поедая друг друга.
Единственная уцелевшая сидела истощенная, слабая и несчастная на самом высоком насесте.
Вольф открыл клетку и поговорил вместе с Кикахой с орлицей Армони— дой. Сперва Армонида хотела одного — напасть на них, хоть и была ослабленной. Вольф бросил ей несколько кусков мяса, а затем двое друзей продолжили свой рассказ.
Армонида заявила, что они — лгуны и имеют на уме какую-то человечес— кую, и следовательно, дурную цель.
Когда же она выслушала рассказ Вольфа до конца, и он указал ей, что им незачем было освобождать ее, она начала верить. Когда Вольф объяснил, что он придумал план, как отомстить Господу, тусклость в ее глазах сменилась острым светом.
Мысль действительно напасть на Господа, и наверно успешно, была большей пищей, чем само мясо. Она оставалась с ними три дня, отъедаясь, набираясь сил и точно запоминая, что именно она должна сообщить Подарге.
— Вы еще увидите смерть Господа, а новые, юные и прекрасные девичьи тела будут вашими, — пообещал Вольф, — но только если Подарга поступит так, как я ее прошу.
Армонида пустилась в воздух с утеса, устремилась вниз, захлопала своими размашистыми крыльями и начала взлетать.
Вскоре зеленое небо поглотило зелень ее перьев. Ее красная голова стала черной точкой, а затем и она пропала.
Вольф и его отряд оставались в буреломе павшего леса до ночи, прежде чем отправиться дальше. К этому времени, благодаря какому-то тонкому процессу, Вольф стал номинальным лидером. Раньше Кикаха, с одобрения всех, держал поводья в своих руках.
Случилось что-то, давшее Вольфу власть принимать решения, но Вольф не знал что, ибо Кикаха оставался таким же шумливым и энергичным, как и прежде. Переход капитанского звания не был преднамеренным усилием со стороны Вольфа. Все выглядело так, словно Кикаха ждал, пока Вольф не узнает от него все, что можно, а затем передал ему жезл.
Они путешествовали строго в ночное время, когда они видели очень мало воронов. Очевидно, в этом районе в них не было нужды, поскольку он находился под пристальным наблюдением самого Господа. Кроме того, кто бы посмел сюда вторгнуться после того, как был столь катастрофически выражен гнев Господа?
Прибыв к огромной опрокинутой массе башни радаманта, они укрылись в развалинах. Тут имелось больше чем достаточно металла для плана Вольфа. Их единственными проблемами были добывание достаточных запасов пищи и попытки скрыть шум от пилки и ковки и пылание их маленьких кузниц. Первая была разрешена, когда они нашли склад зерна и сушеного мяса.
Многое из припасов было уничтожено огнем, а потом водой, но осталось вполне достаточно, чтобы они могли протянуть несколько недель. Со второй управились, работая глубоко в подземных помещениях.
Прорытие траншеи заняло пять дней — период не волновавший Вольфа, потому что он знал, что пройдет некоторое время, прежде чем Армонида доберется до Подарги, если она вообще достигнет своей цели. Многое могло случиться с ней по пути, особенно нападение воронов.
— Что если она не сумеет долететь? — спросила Хрисенда.
— Тогда нам придется придумать что-нибудь еще, — ответил Вольф.
Он погладил рог и нажал на его семь кнопок.
— Кикаха знает врата, через которые он прошел, когда покинул дворец. Мы можем вернуться через них. Но это было бы безрассудством. Нынешний Господь не так глуп, чтобы не оставить там тяжелой охраны.
Прошло три недели. Запас пищи настолько уменьшился, что приходилось отправлять за дичью охотников. Это было опасно даже ночью, так как нельзя было сказать, когда может поблизости оказаться ворон. Более того, при всем, что знал Вольф, у Господа могли быть приборы, позволявшие видеть ночью столь же легко, как и днем.
В конце четвертой недели Вольф вынужден был отказаться от рассчетов на Подаргу. Либо Армонида не добралась до нее, либо Подарга отказалась слушать.
Той самой ночью, когда он сидел под прикрытием огромной пластины из согнутой стали на луну, он услышал шорох крыльев. Он взглянул во тьму. Вдруг лунный свет блеснул на чем-то черно-белом, и перед ним очутилась Подарга. За ней виднелось много крылатых силуэтов и блеск луны на желтых клювах и светившихся красным огнем.
Вольф провел их вниз по туннелям в большое помещение. В свете костерков он снова посмотрел на трагически прекрасное лицо гарпии.
Теперь, когда она думала, что сможет нанести Господу ответный удар, она действительно выглядела счастливой.
Ее стая принесла с собой пищу: поэтому, пока все ели, Вольф объяснил ей свой план.
Когда они обсуждали детали, один из обезьян, часовой, привел человека, пойманного им, когда тот крался по руинам.
Это был хамшем Абиру.
— Это несчастье для тебя и огорчительное событие для меня, — сказал Вольф. — Я не могу просто связать тебя и оставить здесь. Если ты сбежишь и вступишь в контакт с вороном, Господь будет заблаговременно предупрежден. Ты должен умереть, если сможешь убедить меня в обратном.
Абиру огляделся вокруг и увидел только смерть.
— Отлично, — сказал он. — Я не хотел говорить и не стану говорить перед всеми, если смогу избежать этого. Поверь мне, я должен поговорить с тобой наедине. Речь идет настолько же о твоей жизни, насколько и о моей.
— Ты не можешь сказать ничего такого, что нельзя сказать перед всеми, — ответил Вольф. — Говори.
Кикаха приблизил рот к уху Вольфа и прошептал:
— Лучше сделай, как он говорит.
Вольф был поражен. К нему вернулись сомнения насчет истинного лица Кикахи. Обе просьбы были такими странными и неожиданными, что у него на миг возникло чувство странности.
Он казалось уплывал от них всех.
— Если никто не возражает, я выслушаю его наедине, — сказал Вольф.
Подарга нахмурилась и открыла рот, но прежде чем она смогла что-либо сказать, ее перебил Кикаха.
— Великая птица, теперь настало время для доверия. Ты должна верить в нас, доверять нам. Неужели ты хочешь упустить свой единственный шанс отомстить и получить обратно свое человеческое тело? Ты должна содействовать нам в этом. Если ты вмешаешься — все потеряно.
— Я не знаю, о чем тут собственно речь, — сказала Подарга, — но чувствую, что меня каким-то образом предают. Но я сделаю, как ты говоришь, Кикаха, потому что я знаю тебя и знаю, что ты злейший враг Господа. Но не испытывай чересчур моего терпения.
Затем Кикаха прошептал Вольфу нечто еще более странное:
— Теперь я узнаю Абиру. Меня одурачили эта борода и краска на коже, плюс то, что я двадцать лет не слышал его голоса.
Сердце Вольфа часто забилось от неопределенного опасения.
Он взял ятаган и проводил Абиру, чьи руки были связаны за спиной, в маленькую комнату. И здесь Вольф выслушал Абиру.