Я работала осторожно, обдумывая каждый штрих, представляя вид на странице. Кончик пера шуршал по пергаменту. Штрихи были чуть неровными из-за пера. Так даже выглядело лучше. Скрывало факт, что я никогда раньше не рисовала игуану.

Я изобразила спину и хвост плавно изогнутыми, лапы с когтями и тело я рисовала, вспоминая несколько иллюстраций, что я видела. Я нарисовала чешуйки, добавила деталей морде, обводя все четче в стиле мамы. Несколько пузырьков и линий показали, что игуана плывет.

Я отклонилась и осмотрела рисунок. Это не попало бы в памфлет по биологии, но картинка была неплохой. Я постучала пером по губам. Жаль, я не прочитала больше «Ныряющего зверинца», чтобы понять, как строились там куплеты. Через миг я придумала кое-что и написала в уголке:

Я слышала о ящерице, что плавает в море.

Вы тяните, каждый свой трос.

Она плавает, хотя мы в это не верили.

Поднимайте, а потом вниз.

Я покраснела из-за детской работы, закрыла бутылочку чернил и вернула все на полку. Я осторожно поставила рисунок на камин. Он казался маленьким и глупым на большом открытом месте, и я не знала, позволят ли Кольму побывать в комнате, или слуга сметет пергамент и выбросит. Я повернулась, оставив игуану там, забрала кольцо и письма. Я спрятала их в карман, оглядела комнату, холодную и тихую, а потом пошла к коридору.

Я послушала у двери пару мгновений, не хотелось объяснять свои действия страже. Когда я убедилась, что там все чисто, я выскользнула за дверь.

Стража стояла на площадке, но спиной ко мне. Я старалась шагать громче, чтобы они услышали. Один оглянулся и вскинул брови.

— Что вы здесь делаете? — спросил он.

— Я помогала королеве Моне, — сказала я. — Но я закончила, а теперь вернусь в гостевое крыло. Или лучше кому-то сопроводить меня?

Страж замешкался.

— Нет, — сказал он. — Королева не приказывала сопровождать вас, части замка, где вам лучше не быть, защищены. Но я впущу вас снова в это крыло без разрешения королевы.

— Понимаю. Спасибо, — я миновала их и спустилась по лестнице, поговорив так и со стражей в конце лестницы. Я пошла в крыло целителей, но там было темно и пусто, и я пошла в гостевое крыло. Там тоже было темно, у двери Селено не было стражи. Я замешкалась и прошла внутрь.

Окно, которое Селено разбил, чтобы отвлечь стража, заколотили досками, холод проникал сквозь них. Я пошевелила угли в камине, пытаясь вызвать жар в комнате, а потом осторожно разложила свои письма на кровати. Я осмотрела каждое, вспоминая эмоции, с которыми их писала. Первое было написано с едва сдерживаемым потрясением, я все еще справлялась с потерей озера Люмен, не хотела верить, что мне вдруг пришли такие поразительные новости. Второе было связным, полным пыла. А третье… оно было самым длинным, полным надежды, планов и обещаний, дипломатичным, но со страстным оптимизмом, которого не было в других.

Я выложила четвертое, короткую и напряженную записку, объясняющую, что последнее письмо опоздало, и мы уже отправили посла в озеро Люмен. Я разгладила последнее на одеяле. Когда вернется Селено и остальные, я покажу ему каждое, покончу с вопросами о моих ошибках. Меня не заботил результат. Я не надеялась на прощение или доверие. Я просто хотела, чтобы он все понял.

Сначала я расхаживала, чтобы не уснуть, ходила из одного конца комнаты в другой с тревожными мыслями. Ноги стали цепляться за ковер, все расплывалось перед глазами от усталости, и я села на край кресла. Я заставляла себя думать о чем-то научном, этим оказалась моя работа. Хоть это было годы назад, я все еще помнила методы и описание. Когда я добралась до выводов, я поняла, что голова лежит на спинке кресла. А часть с вопросами смешалась с игуанами и песней на корабле:

Я жду, глядя на бурю.

Вы тяните, каждый свой трос.

В одиночку в буре хуже.

Поднимайте, а потом вниз.

Когда глаза снова открылись, шторы на окне озарял серый свет, Селено сидел на кровати, скрестив ноги, и читал мои письма, держа их в руке.

Я выпрямилась слишком быстро, шея заболела. Я резко вдохнула, он поднял голову.

— Доброе утро, — сказал он.

Я расправила плечи и выбралась из кресла.

— Когда ты вернулся?

— Пятнадцать минут назад. Думаю, Элламэй хотела приковать меня к кровати, но корабли близко, так что она занята, — он пошевелил сапогами. — Приятно двигаться свободно.

Я стояла в паре шагов, изучала его взглядом. Он был в одежде из пещеры, но чистой и выглаженной. После нескольких дней в мокрых ночных рубашках Люмена было приятно видеть его в черном болеро и с темно-красным поясом. Он напоминал себя сильнее, чем за недели, и дело было не в одежде. Его щеки были румяными, может от часов на зимнем воздухе. Его волосы свободно обрамляли голову.

— Ты смотришь на меня, как на образец под стеклом, — сказал он.

Я встряхнулась, смущенная резким пробуждением и его переменой.

— Я не ожидала… ты хорошо выглядишь.

— Я ощущаю себя ужасно, — сказал он спокойно, шурша моими письмами. — Меня три раза стошнило, два раза по пути наверх, и один раз на спуске. В голове словно гнездо голубей, и я бы проспал еще месяц, — он прищурился, глядя на страницу. — Но почему-то сейчас меня это не беспокоит, — он поднял голову, взгляд был ясным. — Я видел петроглифы, Джемма.

Я замерла, он опустил письма и похлопал по матрасу рядом с собой.

— Сядь со мной, — сказал он.

Я помнила наш прошлый разговор, но обошла кровать и устроилась рядом, оставив между нами фут пространства. Мы смотрели на огонь, что почти догорел, остались лишь сияющие угольки в камине.

Он вытащил из-за болеро смятый пергамент. Я увидела край символа, нарисованного углем, но он не развернул пергамент сразу. Он медленно повернул его пальцами. Волнение в голове боролось с усталостью, я даже не могла изобразить нетерпение. Я просто устала.

— «Мы — создания Света, — сказал он, — и мы знаем, это несовершенно». Тут Кольм записал правильно.

— А дальше? — спросила я. Слова перед его титулом, что мы не могли расшифровать. Что терзали меня и водили по трем странам ради смутных возможностей.

— А дальше, — сказал он, отмеривая слова, словно все еще переваривал это, — говорится: «При правлении седьмого короля каньонов, один поднимется и принесет богатство и процветание на тысячу лет».

Я повернулась к нему лицом. Он смотрел на огонь сияющими глазами.

— При правлении? — повторила я.

Он поддел пергамент пальцем и расправил. Его почерк был не таким ровным, как у Кольма, символы были уверенными и смелыми, их значение было ясным.

Вторая строка точно начиналась словами: «При правлении седьмого короля».

Я осторожно забрала у него листок.

— Это звучит… как…

— Временные пределы, — сказал он. — Не титул. Метка на календаре.

Огонь хлопнул. Бревно съехало дальше в камине.

— Значит… — начал он.

— Ты — не исполнение Пророчества, — сказала я.

— Нет, — согласился он. — Это кто-то другой. И при моем правлении он сделает что-то великое.

Я отклонила голову к столбику кровати, разум выделял слова. При. Правлении. Один. Поднимется.

Он показал на три следующие строки на пергаменте.

— Видела имя в конце?

Да, но я еще не осознала это. Я перечитала строки, задержалась на последнем слове, что было слишком размытым в Каллаисе.

«Мир придет из мира. Богатство придет из богатства.

Я — Призма, рассеивающая свет.

Сирма».

А ниже была человеческая фигура, руки и ноги были согнуты в нужных углах. Над головой были три точки, так в Алькоро отмечали женщин, и потому звездные обручи с тремя камнями девочки носили с рождения.

— Сирма, — сказал он. — Призма — это женщина.

Важно было не то, мужчиной или женщиной была Призма. Важно было, что она путешествовала, оставляла слова по Восточному миру. Важно было, что ее слова отличались от того, во что мы верили веками.

— Они совпадают с фрагментами в пещере, — сказал он. — Перед моим титулом были остатки символов. При правлении, — медленно сказал он, словно все еще осознавал это. — Вчера ты сказала, что искала, где еще есть Пророчества. Они совпадают?

— Те части, что я видела — да, — сказала я. Я так устала. — Они не были полными, как это, но поддерживают новые строки.

— Тогда мы ошибались, — сказал он. — Наш перевод неправилен. Прелат ошибалась. Даже если озеро Люмен — ключ к исполнению Пророчества, преследовать это, прикрываясь моим именем, неправильно.

Он смотрел на меня. Я не могла повернуть голову.

— Ты не выглядишь радостной, — сказал он.

Я осторожно свернула пергамент, пряча новые символы.

— Я прошла слишком много за последние полгода, чтобы были силы радоваться.

— Мы должны вернуться в Алькоро, — сказал он. — Мы все исправим. Но, думаю, теперь будет проще, — он постучал по свернутому пергаменту. — Так будет проще. Как только мы спустимся по реке, мы остановим наш народ, покажем им символы. И все будет проще…

Он замолчал, глядя на меня в поисках реакции. Я все еще не могла повернуться к нему. В камине искра нашла целый кусок дерева и разгорелась.

В нем не было божественной силы, дающей ему власть.

Мой выбор был так же важен, как и его.

Это должно было меня радовать, хотя бы успокоить. Но это лишь отняло веру, на которую я полагалась — что все провалилось, потому что за моей работой не было Пророчества. Но и за его не было. Виновата в своих поражениях была только я.

Может, я все время это подозревала.

Он заерзал.

— Джемма… — робко начал он. — Насчет крыла целителей. Я не пытался… повторить за матерью. Я просто хотел остановить немного боль. Я не думал заходить так далеко.

— Мне жаль, что так вышло, — сказала я. — Мне жаль, что я не смогла помочь сильнее.

— Ты всегда помогала. Знаю, я не всегда был благодарен, но ты всегда мне помогала. И я знаю… — он посмотрел на письма на своих коленях. — Я знаю, что ты пыталась тут сделать, — он зашуршал ими. — Это все?

— Да, — сказала я.

— И когда мы сюда попали… ты впервые встретила Кольма?

— Да.

— Так ничего не было…

Я молчала, и сердце было печальнее, чем когда мы начали.

— Да, — сказала я. — Между нами что-то было. Я не понимала до прошлого дня. Но это… — я провела ладонью по глазам. — Он слушает. И слушал с первого письма. Он отвечал на мои вопросы, развивал мои мысли. Мы были на одной волне. И… я не пошла с этим к тебе, не доверилась тебе, а пошла к нему.

Огонь потрескивал и искрился.

— Но это все письма? — снова спросил он.

— Да.

— Ты его любишь? — спросил он.

— Нет, — сказала я. — Я знаю его слишком мало, чтобы любить. Но я доверяю ему. И поэтому мне кажется, что я подвела тебя.

Он заерзал.

— Ты можешь доверять другим людям.

— Тебе во вред? — спросила я.

Он вдохнул и пригладил письма на коленях.

— Знаешь, что Элламэй делала на моем корабле, пока мы искали тебя в Сиприяне?

— Пару раз взломала замок?

— Да, но не только это, — сказал он. — Ее допрашивали снова и снова. Порой Прелат, порой посол. Но дважды я допрашивал ее один. И во время этого она допрашивала меня. Спрашивала, почему это, как так, и когда мы нашли Пророчество, когда поняли, что оно означает, стало ясно, почему я все время принимаю гадкий настой. И… она тоже слушала. О, она возмущалась, ты ее знаешь. Уверен, ее самое доброе мнение обо мне — что я беспечный идиот, — он провел пальцами по волосам. — Но она хоть слушала.

Я кивнула, глядя на огонь.

— Народ нас часто не слушает.

— Да, — задумчиво сказал он. — Они подчиняются, но не слушают, — он повернулся ко мне. — И, похоже, при этом мы перестали слушать друг друга. Мы стали далекими, да?

— Народ разделил нас, — сказала я.

Я ощущала его взгляд на лице.

— О чем ты? — спросил он.

— Мы были опасными вместе, — сказала я. — Мы совершали великое вместе. Происхождение метеоритов, новая классификация цикад — это было начало. Вместе мы могли изменить науку. Мы могли изменить страну, — «не остановить». — И это было опасно. Прелаты всегда видели Пророчество превыше всего. И нас нужно было разделить.

Он молчал. Я не могла смотреть ему в глаза.

— Я… не верю в это. Не могу, — его голос изменился, он повторял свои слова, но они изменили значение. — Я… не могу поверить.

— Я могу, — сказала я.

— Это… дурно и даже смешно, — потрясение в его голосе было без веселья. — Это как злодей из сказки.

— Это было нужно для Пророчества, — сказала я. — Уверена, Шаула верила, что помогала вести тебя к истинным целям, избавляла от моего плохого влияния. Она не считает себя злой, никто таким себя не считает. Она верит, что помогает тебе сделать то, на что у тебя не хватает сил.

Он молчал дольше меня, смотрел на огонь.

— Она ошибается, — сказал он. — Это всегда делала ты.

Я сжала губы, горло сдавило. Слезы от стресса.

Он резко повернулся ко мне.

— Прости, Джемма, я хотел бы, чтобы все было не так, чтобы ты была готова доверять мне с первого письма Кольма. Но я знаю, почему ты не стала. Прости, что довел нас до этого. Ты была со мной с начала. Была рядом, когда умер мой отец, а потом мать. Когда мы захватили озеро и потеряли. Что бы ни случалось, ты была со мной.

Его голос дрогнул, стал выше от призрака его старого волнения.

— А теперь… Джемма, теперь все будет иначе. Я уже не во главе. И не должен быть. Глупое Пророчество, петроглифы, Шаула — все изменилось. Я все еще король, но не особенный. И это значит, что я могу легко передать власть тебе. Джемма… — казалось, все события пяти лет нахлынули на него, и я отклонилась, а его слова сыпались дальше. — Ты можешь вести Алькоро, а я тебе помогу. Мы снова будем сильными вместе. Мы станем прежними.

Я сдерживала слезы, мир расплывался. Я не могла заставить себя говорить, не могла напомнить ему, что вернуться и быть вместе не выйдет. Что, хоть мы и поняли смысл его титула, Мона и ее союзники потребуют платы за все, что мы сделали. Его будет ждать тюрьма в одиночку, а меня — трон в одиночку. Те дни в каньоне, ночи в постели с разговорами о том, что можно достичь, все мечты и идеи, готовые расти и растекаться по стране, остались в прошлом.

Он задел мою ладонь, его пальцы переплели мои. Я знала, он хотел, чтобы я перевернула ладонь и приняла его, но я не могла. Он нежно накрыл мою ладонь своей. Я не могла думать о чем-то одном, мысли кружились, быстро сменяясь. Новые строки Пророчества, песни в Люмене, стрекот цикад, поцелуй под звездами, две ладони на холодном каменном полу…

Где-то снаружи раздался далекий треск грома.

Я застыла, пытаясь поверить в услышанное. Звук утих, и я развернулась. Мои большие глаза посмотрели в глаза Селено.

— О, Свет, — выдохнул он. — Они здесь.

— Я думала, времени будет больше, — сказала я, зная, что слова ничего не значат. — Я думала, у нас…

Еще раскат над озером, а за ним грохот камней. Где-то на землях замка рожок прогудел сигнал тревоги, пронзительно и быстро.

Я вскочила с кровати и побежала по комнате к двери балкона. Я распахнула ее, впустила холодный воздух и выбежала к поручню. Утреннее небо было бледно-розовым и золотым, идеальный рассвет. Маяк сиял как солнце. Но со стороны реки в воздухе был черный дым. Первые корабли накренились, огибая остров Насест, направляясь не к нему, а к берегу.

К Черному панцирю.

— Они сразу плывут сюда, — сказала я. — О, Свет, — огонь взметнулся в воздух, звук достиг меня через миг. Я отпрянула к двери балкона. — Они стреляют поджигателями по берегу!

Селено прыгал на одной ноге, пытаясь натянуть сапог.

— Найди Мону! Найди Элламэй, пусть ждут меня в зале у входа!

— А ты куда?

Он топнул, чтобы загнать ногу в сапог.

— Остановить их, конечно.

— Я думала, мы остановим их у реки! — сказала я и пригнулась, когда прозвучал следующий взрыв — намного ближе, чем предыдущий. — Я не думала приближаться к ним, пока они стреляют!

Он накинул походный плащ на плечи.

— Мы можем остановить их, пока они еще не приблизились. Пока они не добрались до островов, — он увидел мой потрясенный вид и улыбнулся. Ради Света, я не видела его улыбку месяцами. Меня охватило потрясение, я будто узнала давно потерянного друга. — Может, не я должен исполнить Пророчество, — сказал он. — Но я все еще седьмой король Алькоро. Это ведь не просто слова, да?

Он бросился к двери, распахнул ее и выбежал в коридор. Мои ноги начали двигаться на миг позже. Я бросилась за ним, сжалась, когда дверь распахнулась за мной. Ро вывалился из своей комнаты, просовывая руки в рукава, его лицо было искажено.

— Ро…

— Видела? — хрипло сказал он. — Они используют бомбы Лиля. Их не потушить водой, они от этого только сильнее горят. Солдаты Люмена должны понимать, что так все сгорит. Где Мона?

Не дожидаясь ответа, он пошел за Селено, топая сапогами по паркету. Я поправила юбку и поспешила за ними, следуя за плащом Селено, скрывшимся за углом гостевого крыла.

Дворец был в хаосе. Вооруженные солдаты бежали в одну сторону, слуги — в другую, забирая детей, расталкивая спящих. Люди кричали, рожки гудели. Зал у входа был полон народа, все бежали в открытые двери, ветер порывами тушил лампы и хлопал гобеленами.

Я снова заметила плащ Селено, он шел в потоке паникующего народа озера. Но они пытались попасть в одно место, все давили на двойные двери, и он застрял в толпе. Я пыталась добраться до него, не сжиматься от грохота выстрелов, что были так близко, что пыль сыпалась на испуганную толпу.

Справа на широкой лестнице появилась Мона в длинной тунике и штанах, окруженная стражей с мечами и щитами. Она окинула хаос взглядом, не заметила меня в толпе, взгляд упал на дальнее окно. Я знала, что привлекло ее внимание. Она смотрела поверх снежных лугов и садов, за стену и деревню на тюрьму. Она не видела ее отсюда. Мона сжимала кулаки по бокам.

Я знала, потому что думала о том же.

Я опустила голову и пробивалась вперед, пока не нашла Селено. Я бросилась и схватила его за плащ, потащила к себе изо всех сил. Он пошатнулся и в панике посмотрел на меня.

— Джемма! — воскликнул он. — Я не могу пробиться сквозь толпу!

— Мы не можем просто выбежать на улицы! — я потащила его к лестнице, что была на пролет ниже Моны, окруженной стражей. — Не без плана. Нужно подумать…

— Нет времени, Джемма…

— Мона! Мона!

Крик Элламэй заглушил другие вопли, мы повернулись и увидели ее в толпе. В ее руке был раскрашенный лук, а в другой — охапка стрел. Серебряные значки блестели на темно-зеленой ткани ее формы Лесничей.

— Скажи своим отступать! — крикнула она, добираясь до нас, Мона спешила спуститься. — Алькоро хочет пробить стену по периметру!

Глаза Моны вспыхнули.

— Что?

— Они послали солдат к вратам. Уверена, они хотят запереть людей в Черном панцире, пока их корабли стреляют из воды…

Селено схватил Элламэй за запястье.

— Они тут, на суше?

— За стеной. Их не очень много, но людей это отпугнет. Нужно послать туда… О, нет.

Она схватила Селено за рукав, когда он пошел мимо нее.

— Нет, сэр. Я неделю нянчилась с тобой не для того, чтобы тебя подстрелили.

Он оттолкнул ее ладонь со своей руки.

— Если они меня увидят, я их остановлю и уведу.

— Ты не доберешься до ворот и вершины стены, не попав под перестрелку. Они уже почти попадают бомбами. Арлен устанавливает метателей копий во дворе, ты попадешь под их огонь.

— Нам нужно на террасу — вдруг сказала я и посмотрела на Мону. — Мы не можем забраться на стену, да и так мы не остановим атаку с кораблей. Флагман направляется к замку, с террасы мы сможем остановить их раньше, чем начнется осада. Они подадут сигнал солдатам на суше.

— Терраса! — Селено осмотрел охваченный паникой зал. — Как туда попасть быстрее?

— Вы будете в зоне попадания их снарядов! — возразила Элламэй. — Корабли…

— Найдите что-то белое, — сказала я. — Чтобы подать сигнал мира.

Я посмотрела на Мону, ожидая ее ответ. Она взглянула на Селено, потом на Элламэй, та недовольно зарычала.

— Ужасный план, — Элламэй покачала головой.

— Что еще мы можем сделать? — спросила я.

Она взмахнула свободной рукой.

— Не знаю. Если будем тянуть, нас поймают и будут обстреливать из кораблей.

Мона была бледной и напряженной.

— Арлен во дворе?

— Да.

— Где Валиен?

— Где-то на территории, с ним мечники, — ответила Элламэй.

— Луки?

— Нет.

— Где Ро?

Мы молчали, едва дыша.

— Я видела его в гостевом крыле, — сказала я. — Он бежал предупредить солдат о бомбах Лиля.

Ее лицо дрогнуло от боли, но она больше не мешкала. Она повернулась к стражу.

— Иди во двор и скажи Арлену, что мы попытаемся договориться о мире на террасе, — солдат убежал, она поманила нас. — Сюда, быстрее будет через мой балкон.

Мы последовали за ней по лестнице и площадке, шум утихал. Топот наших ног заглушил выстрел, в этот раз звук был другим, ближе и не таким раскатистым. Послышался стук камней.

— Они пробили стену, — мрачно сказала Элламэй, вытаскивая стрелу из колчана на бедре.

Голос Моны был натянут, как струна.

— Надеюсь, Арлен сможет их удержать.

Грудь сдавило. Я надеялась, что мы остановим огонь раньше Арлена.

Мы бежали по коридору к ее двойным дверям, ворвались в комнату. Стеклянные двери показывали голубое небо в пепле, виднелась часть мачты флагмана.

Селено бросился к дверям, но Мона крикнула ему:

— Стой!

Она бросилась наперерез, схватила изящную белую штору. Я помогала, сжав кулаками дорогой шелк, расшитый серебряными камышами. Селено отпустил ручку помог с силой, мы потянули. Шов, держащий штору, натянулся, пара жемчужин отлетела от вышивки. Снова загремел огонь, Элламэй сжала стрелу зубами, выхватила кинжал и в прыжке разрезала изящную ткань по шву. Штора оторвалась с неровным краем. Жемчуг сыпался на нас как град.

— Давай, — выдохнула я Селено, сжимая белую ткань в руках. — Вперед!

Его не нужно было убеждать. Он открыл двери, и мы выбежали на балкон, а оттуда по лестнице устремились дальше, поскальзываясь на льду.

— Останься, Мона!

Я оглянулась. Элламэй прыгала по ступеням за нами, стрела была наготове. Она кивнула Моне на верхней ступеньке, окруженной стражами.

— Оставайся! — сказала она. — Там тебе безопаснее.

— Мэй, я должна быть там, когда…

— Придешь, когда начнем переговоры! — крикнула Элламэй. — Как только мы остановим огонь, приходи на террасу. Тогда ты нам понадобишься!

Мона не обрадовалась, но осталась там. Она махнула двум стражам последовать за нами, и они послушно поспешили по ступеням с атлатлами в руке. Потом она подняла голову и посмотрела на озеро с бледным и мрачным лицом. Я задыхалась, повернулась к лестнице и смотрела под ноги.

Берег озера был кошмаром. От замка к реке оранжевое пламя свободно прыгало с крыши на крышу, не боясь снега. Корабли запускали бомбы из пушек на палубе, оставаясь вдали от стрел, летящих с берега. Флагман «Блеск великолепия», боевой конь нашего флота, двигался прочь от террасы, видимо, собираясь причалить и выпустить больше солдат, продолжая обстрел. Я прижала белый флаг к груди, легкие пылали.

Так близко. Так близко. Можно было остановить их, покончить с грядущей катастрофой.

Мы спустились и повернули к мощеной дорожке слева, что вела вдоль воды. Она была узкой, граничила с озером с одной стороны и стеной высотой до пояса с другой. Дорожку покрывал лед, шагать было сложно. Я ступала как можно осторожнее, стараясь не отставать от Селено, руки были заняты и не помогали равновесию. С другой стороны раздался звон металла — солдаты встретились. Арлен не справился? Валиен привел подмогу? Где Ро? Кольм в безопасности в тюрьме? Мона в безопасности на балконе?

Вариантов смерти было множество.

Мои сапоги стучали по дорожке, отбивая повторяющийся припев в голове — корабль, корабль, корабль. Флагман достиг пристани, бросил с грохотом якорь. Палуба ощетинилась мечами и арбалетами; пушка медленно двигалась, целясь.

Мы завернули за последний угол и увидели большую террасу, уходящую от нас. Снег сиял на ней, нетронутый. Я вдохнула с облегчением. От открытой площадки нас отделял ряд арок, наверное, летом там цвели лозы, а теперь они были голыми и тусклыми. В последнюю арку я увидела далекую статую Амы Аластейр, стоящей как одинокий часовой, бросающей вызов врагу испачкать воду кровью.

Селено был в паре футов впереди, пробежал первую арку, а потом между нами что-то пролетело.

— Вниз! — Элламэй схватила меня за блузку и остановила, снаряды арбалетов пролетели по воздуху. Если бы я бежала дальше, меня подстрелили бы. Она толкнула меня за стену, мои сапоги скользили по снегу, пальцы сжимали белую ткань.

В углу, где стены замка встречались с террасой, шесть солдат в бордово-черном направляли арбалеты в нашу сторону. Селено бежал дальше на опасной скорости под арками. Он размахивал руками, кричал далекому кораблю. Я смотрела, как солдат в бордовом заряжает арбалет и целится.

— Они не узнают его. Стой! — визжала я. — Селено, стой!

Но он миновал последнюю арку и вырвался на открытое пространство. Элламэй выглянула из-за края арки и натянула тетиву. Один из стражей Моны поднял атлатл, целясь жуткого вида снарядом.

— Нет, нет, стойте! — я пыталась встать, оторвала ладонь от флага.

Бесполезно. Элламэй выпустила стрелу.

Бам.

Ближайший солдат упал.

— Стой! Стой! — я бросилась к ее тунике, она вытащила другую стрелу из колчана на бедре.

— Отстань! — прорычала она. — Иначе его убьют его же люди!

— Дай мне… пусти за ним! — я мяла ткань флага, глядя, как Селено убегает все дальше от меня, размахивая руками и крича. — Если я доберусь до него…

Секунды прошли. Арбалет щелкнул, и солдат Люмена рядом со мной отшатнулся со снарядом в груди. Его сапог скользнул к воде, и с плеском он рухнул в озеро. Я смотрела на воду в шоке. Там не было глубоко, волны унялись, и стало видно его, неподвижного, под поверхностью, с открытыми глазами и снарядом, торчащим как шест без флага.

Я охнула и пригнулась, снаряды просвистели над головой. Элламэй выругалась и упала на колено за стеной.

— Джемма, они не узнают тебя! — она вздрогнула и зажала уши, третий снаряд пролетел под арками. — Знаю, это сложно, но если не хочешь, чтобы я их убила…

Крик и звон. Мы подняли голову над стеной и увидели дугу бледного меча, разрезающего пять оставшихся солдат. Валиен. Он пригнулся, уходя от удара моего народа, использовал момент и толкнул солдата лицом в каменный угол замка. Но это был последний чистый удар, трое остальных напали на него вместе, их мечи вспыхивали в зимнем небе.

Элламэй ругалась как матрос, запрыгнула на стену, натянула тетиву до уха, оставляя чистой дорожку перед нами. Ее стрела полетела, меня не успел схватить солдат. Я вскочила на ноги и побежала мимо них к концу каменных арок.

Селено был посреди террасы, тщетно кричал далекому кораблю. Я бросилась к нему, белая штора развернулась в моих руках. Я подняла ее над головой, и она струилась, как парус. Сотня пугающих звуков смешалась в моей голове — звон мечей о щиты, взрывы бомб, крики на ветру, рев крови в ушах. Но новый звук перекрыл остальные, заморозил мои кости. Щелчок, свист. Я заметила, как большие требюше лишились груза. Я в ужасе смотрела, как они изящно разворачиваются, ремешки дрогнули. Я открыла рот для крика, добравшись до последней арки.

Мои слова заглушили выстрелы.

Мир стал белым и тихим, словно молния пронзила мои уши. Я была в воздухе, ноги потеряли контакт с землей. Я сжалась, чтобы уменьшить удар, пока не попала правым боком по чему-то твердому. Воздух вылетел из легких, я перекатилась в снегу и грязи. Не думая, я сжалась, закрыла руками голову и шею, защищая лицо от обломков. Я кашляла от дыма и пыли. Вспышка жара сменилась ледяным холодом. Голова болела, кровь загустела и пылала. Я ощущала запах меди среди едкого дыма. Возможно, болело там, где текла кровь.

Несмотря на эти ощущения, мир был тихим. Я покачала кружащейся головой, получила точки перед глазами. Я попыталась оторвать плечи от земли.

Меня спасла арка, она стояла среди обломков со всех сторон. Терраса больше не была ровной и чистой, она исказилась и почернела от дыма. Я поднялась, держась за каменный столб, пытаясь опознать силуэты и тени вокруг.

Первый звук, что я уловила, был далеким и неясным. Я оглянулась. Второй солдат Люмена был лицом в воде, окруженный кусками разбитой арки. Валиен запрыгнул на останки стены и рылся среди кусков камня, половина его лица была красной от крови. Неподалеку мелькнуло зеленое под обломками. Я увидела, как его губы произносят ее имя, но лишь смутно слышала. Эл-ла-мэй.

Он поднял ее, ее темные волосы и медную кожу покрыл белый слой пыли. Пыль на ее лице трескалась, Элламэй скривилась. Он освободил ее руку, и она сама ею взмахнула. Живая. Живая и кричащая ему что-то. Машущая вперед. Он поднял голову и посмотрел на меня, прижавшуюся к колонне для поддержки. А потом он посмотрел мимо меня.

Вата в ушах сменилась высоким звоном, а потом криками и рожками вокруг замка. Я повернулась к террасе и сделала шаг от арки, шатаясь. Я сделала еще шаг, отпустила колонну, все еще сжимая белый флаг, испачканный сажей и кровью, что могла быть только моей.

Крики становились четче, потому что Валиен приближался, пробираясь среди обломков. Он кричал мое имя. Я ускорилась, поскальзываясь на кусках разбитой плитки. Терраса дымилась, огонь от бомб Лиля еще трепетал. Белой статуи больше не было — Ама Аластейр лежала кусками в воде.

— Джемма! Джемма, стой!

Я побежала, одичав, заметила красный пояс, черную ткань среди черных камней.

Голос Валиена стал четче и пронзительнее.

— Нет, Джемма, назад! Не смотри. Назад. Джемма, не смотри!


Глава 17



Звучало много криков.

Думаю, это была я.


Глава 18



Я шла по доске к покачивающемуся флагману, не глядя на ряд арбалетов, нацеленных на меня сверху. Правое ухо все еще звенело, я не слышала той стороной, и мир разделился на две половины. Я несла белый флаг в кулаке, с грязной ткани порой сыпался жемчуг, оставляя за мной блестящий след. Солдаты Алькоро стояли у борта, растерявшиеся от резкой паузы в наступлении. Я рявкнула на них, и они разбежались, пропуская меня.

Шаула неслась по палубе, ее черный плащ с меховым подбоем раздувался за ней. Капитан корабля и офицеры были с ней, но они не были важны. Я шла к ним, матросы разбегались с пути, как тараканы от света лампы.

— Что это? — загудел капитан корабля, его шлем блестел на утреннем солнце. — Что вы делае…

— Тихо — резко сказала я ему. — Больше не говорите.

Он захрипел, раскрыв рот. Я махнула на грот-мачту.

— Пусть флот прекратит огонь и причалит в реке.

— Капитан этого не сделает.

Я посмотрела на Шаулу, что строго, как всегда, смотрела на меня. Это неодобрение было в ее взгляде, когда я вывалилась из шкафа матери, всхлипывая.

— Если бы вы были умны, — сказала я, — вы бы опустились на колени.

Она не двигалась, как и офицеры.

— Джемма, — таким тоном она ругала меня в детстве. — Ты — предательница своей страны уже не меньше пяти раз. Боюсь, ты не можешь управлять тут.

— Кто приказал наступление? — спросила я. — Осада или движение армии не может происходить без королевского указа.

— У меня есть указ, — сказала она. — И ты, как всегда, забываешь, что Прелат может действовать за монархию, когда того требуют обстоятельства. Это основная форма равновесия между монархией и советом.

— Я не забыла, — сказала я. — Я хотела напомнить офицерам, — я указала на палубу. — На колени.

Она все еще не двигалась, на лице презрение сменилось гневом.

— Хватит, Джемма. Где король? Отвечай, или мы будем стрелять, пока он не вернется.

— Вы убили своего короля, — сказала я.

Все на борту затрепетали, вдохнув, озираясь. Офицеры переминались, солнце блестело на золотых эмблемах Седьмого короля на их болеро. Шаула прищурилась.

— Ты опустилась до такого, чтобы обойти…

— Он был убит ударом бомб по террасе Черного панциря, — сказала я. — Он шел к краю, чтобы остановить корабль и атаку, когда требюше выпустили снаряды. Если его не убил взрыв, то это сделали обломки.

Девушка среди офицеров сжимала плащ кулаками. Капитан быстро бормотал капитану корабля. Шепот окружил меня, потерялся из-за звона в правом ухе.

— Прошу прощения, — сухо сказал капитан корабля. — Но Прелат направила корабли к озеру Люмен по откровению Света. Не было никаких указаний, что король и королева тут. Откуда она могла знать, где вас найти, если нам не суждено быть здесь?

— Чудеса происходят вокруг Прелата, да? — пробормотала я, глядя на Шаулу. — Столько чудес, что можно даже поверить, что они направлены божеством. Где мое письмо?

Она вскинула голову с отточенным презрением и сказала:

— Какое письмо?

— Вы его уничтожили, да? — спросила я. — Письмо для меня.

Она вдохнула.

— Я не знаю, о чем ты.

— Потеряно, — я пожала плечами. — Зато никто не использует его против меня.

Приманка сработала. Шаула никогда не упустила бы шанс обвинить меня.

— Ты бы это заслужила, — ядовито сказала она. — Оно явно было не первым. Обмениваться любовными письмами с жителем озера, нашим врагом. Неблагодарная мелкая королева, ты никогда не подходила Седьмому королю.

Я увидела, как некоторые хмурятся, а девушка-офицер оказалась смелой и громко спросила:

— Так… письмо было?

— Тихо, лейтенант, — сказал капитан корабля. Он смотрел то на Шаулу, то на меня. — Но…. письмо было?

Шаула нахмурилась, но быстро взяла себя в руки.

— Свет по-разному проявляет себя, Прелат не обязан описывать все способы. Но ты все дальше уводишь нас от важного дела. Мы узнаем, где скрывают короля. Мы заметили тюрьму на берегу и на каждом острове. Мы будем действовать соответственно…

— Король разводился? — перебила я. — Он подписывал такие бумаги?

Шаула лепетала, растерявшись.

— Совет о таком говорил? — продолжила я.

— Есть указ о твоей казни, — сказала она. — Подписанный королем после твоего побега из заключения.

— Нет, — сказала я. — Он подписан вами, но король не оставлял подпись, указ не действенен. А когда король погибает, власть переходит королеве, не Прелату. Я ведь все еще ваша королева? — спросила я и скользнула взглядом по офицерам. — Я все еще ваша королева?

— Да, — чирикнула девушка-офицер.

— О, Свет, — пробормотал капитан корабля.

Шаула дернула рукой, словно хотела пробить набухающую панику.

— Это не может происходить без…

— ВСТАТЬ. НА. КОЛЕНИ.

Она вздрогнула от моего голоса, от моего шага к ней. За ней заскрипели кожаные сапоги, зашуршала форма, девушка-офицер опустилась на палубу. Остальные последовали примеру. Я заметила движение краем глаза и знала, что матросы, что до этого стояли, раскрыв рот, опускались на палубу.

Шаула медленно поправила черную юбку и опустилась. Она хмурилась, смотрела вперед и о чем-то думала.

— Капитан корабля, — сказала я.

— Да, моя королева.

— Пусть флот прекратит огонь и причалит на реке.

— Да, моя королева.

Капитан корабля поспешил по палубе. Шаула посмотрела на меня. Она была ниже, но все равно выглядела властно.

— Ты не можешь убрать меня, — сказала она. — Ты не можешь обращаться со мной, как с простолюдинкой. Титул Прелата обеспечивает…

— Я ничего от вас не хочу, — сказала я. — Я передам вас королеве Моне Аластейр, чтобы вас судили за военные преступления против озера Люмен. Вы забыли, как всегда, что, когда Прелат заменяет монархию, то он и платит возмещение. Это основа равновесия против продажного титула.

Я отвернулась от нее и махнула солдатам, что стояли на коленях у борта.

— Вы четверо, ко мне. Остальные — уберите оружие. Солдаты Люмена вот-вот придут на борт арестовать Прелата. Не мешайте им. Ваша работа — удерживать Прелата на месте, пока Люмен не заберет ее. Корабль причалит у реки, и вы будете ждать дальнейших указаний.

Руки в перчатках трепетали, они безмолвно отсалютовали мне. Я оглянулась. Капитан корабля стоял у штурвала и говорил с человеком с сигнальными флагами. Я опустила взгляд на офицеров вокруг Шаулы, а потом на девушку. Она смотрела на меня, но тут же опустила голову.

— Лейтенант? — спросила я.

— Младший лейтенант, — ответила она.

Лейтенант. Идемте со мной.

Повышенный офицер поспешила встать, я развернулась и пошла к трапу. На грот-мачте подняли сигнальный флаг.

— Джемма!

Голос Шаулы был потрясенным. Несколько солдат встало с колен, когда я проходила, чтобы, видимо, не пустить ее, когда она вскочила на ноги.

— Джемма! — снова потребовала она.

Я шла, не оглядываясь. Я шла, пока не спустилась по трапу, пока не достигла дальнего края пристани. Ее голос затерялся в шуме ветра и звоне в ухе.

* * *

Мона стояла в конце пристани, обвив себя крепко руками, глядя на дымящиеся развалины вокруг замка. Три требюше разбили угол замка рядом с террасой, куски интерьера — изогнутая лампа, обожженная штора, кусок стула — усеивали разбитые камни. Элламэй была рядом с ней, прислонялась к столбику, вытряхивала пыль из формы. Ее правая нога неловко торчала, ей в спешке наложил шину Валиен из обломков балок и кусков своего плаща. Еще одна полоска ткани была у него на лбу, хотя кровь на его лице вытерли. Он не замечал свою рану, он нависал над плечом Элламэй, порой прижимая пальцы к разным частям ее тела, словно убеждался, что она жива.

Мона повернулась ко мне и группе, идущей за мной.

— Она…

Я кивнула.

— Отправляй их.

Она махнула солдатам Люмена за собой, и они пошли мимо нас к «Блеску великолепия». Я посмотрела на Элламэй.

— Есть носилки?

Она кивнула.

— Хорошо, — я поманила солдат Алькоро и лейтенанта и пошла по пристани к замку.

Земли казались тихими после недавнего хаоса. Те части дворца, что не пострадали, выглядели мирно, снег сиял на солнце.

Терраса была тоже тихой, но не мирной. Стража из шести солдат Люмена окружала накрытое тело на земле. Двое придвигали носилки к плащу.

— Отойдите, — сказала я. Они подняли головы и без кивка Моны, что шла за нами, расступились.

Я опустилась на разбитые камни медленнее, чем до этого — на снегу и саже остались следы от того, как я бросилась на землю. Кровь на обломках не высохла из-за холода, добавила пятна моей уже грязной юбке. Я посмотрела на девушку-офицера.

— Лейтенант…?

— Ицпин, моя королева.

— Лейтенант Ицпин, понимаете, что вас пригласили проверить?

Ее губы были белыми, но решительно сжатыми.

— Понимаю, моя королева.

Удивительно спокойными пальцами я сжала край плаща и отодвинула, чтобы видно было только ей.

Она держалась поразительно хорошо. Я смотрела, как она запоминает вид, чтобы самой не смотреть вниз. Мне не нужно было видеть снова. Я никогда не смогу забыть кровь по сторонам его шеи от лопнувших барабанных перепонок, сломанную челюсть. Его глаза при этом были закрытыми, а волосы лежали кудрями на лбу. Казалось, что это раннее утро, и я проснулась, а он еще спал.

«Джемма, — послышался его привычный шепот. — Который час?».

Он всегда проверял, спрашивая, сколько у нас осталось времени — только у нас — пока не начался день.

Я указала на его запястье, лежащее рядом с сапогами лейтенанта. Она присела и прижала пальцы. После долгой минуты она поднесла ладонь к окровавленной шее, но замерла и потянулась к вене на его бедре. Не найдя пульс, она отклонилась.

— Вердикт?

— Мертв, — сказала она и добавила тише. — О, благослови его Свет, — она сняла шлем с пером.

Я опустила плащ и кивнула солдатам.

— Уложите его на носилки. Лейтенант Ицпин, проследите, чтобы его доставили в крыло целителей и охраняли, пока я не вернусь. Солдат покажет тебе путь, — я указала на рыжеволосого люменца с первого дня на озере, и он вздрогнул.

Я отошла и следила, как они осторожно поднимают накрытое тело короля на носилки и берут их. Они пошли за лейтенантом, держащим шлем под рукой, она шагала за рыжеволосым солдатом.

Тишина за мной была гробовой. Я повернулась к остальным. Элламэй прижималась к плечу Валиена, ее сломанная нога была на куске камня. Мона стояла как статуя. Они смотрели на меня с опаской, словно я могла взорваться в любой миг.

Я вдруг поняла, кого не хватает.

— Где Арлен? — спросила я.

— Повел солдат к реке, — сказала Мона.

— А Ро?

Ее глаза вспыхнули.

— Его никто не видел.

— Он был рядом с террасой?

— Никто не знает.

Я посмотрела на Элламэй.

— Твоих скаутов убили?

— Двух, — мрачно сказала она. — Остальные не ранены.

— Они могут его поискать?

Она кивнула, но не двигалась. Как и Валиен. Как и Мона.

— Давайте, — сказала я. — Он может быть ранен. Чего вы ждете?

— Джемма, — едва слышно прошептала Мона. Ее руки дрогнули в мою сторону. — Мне жаль.

Нет, я не хотела сейчас их общего сожаления. Элламэй ткнула мужа в ребра, и он помог ей добраться до меня. Она хотела обнять меня — Элламэй, что три дня назад прижимала Селено к полу, хотела обнять меня.

Я отпрянула от нее, и ее пальцы сомкнулись в воздухе. Она пошатнулась на здоровой ноге, Валиен поймал ее за локоть. Я посмотрела на Мону, стоящую в этот раз без расправленных плеч.

— Зато все завершилось, — сказала я.

Ее маска пошла трещинами, я почти видела, как они змеились, и куски отлетали. Я смотрела, как она ищет, что сказать, но она не смогла. Со стороны дворца раздался голос:

— Королева Мона! Он здесь. Мы его нашли.

Мы все повернулись, Элламэй впилась в рукав Валиена, несколько солдат махали с края развалин. Мона провела рукавом по глазам и поспешила к ним. Я за ней, Элламэй и Валиен медленно двигались следом. Мы добрались до группы, когда они убрали в сторону балку и вытащили пыльного Ро из груды кирпичей.

Он закашлялся, пыль отлетала в стороны. Он приоткрыл глаза и склонил голову, Мона опустилась рядом с ним.

— Ро, — сказала она.

Он закрыл глаза и опустил голову к разрушенной стене замка.

— Думаю, я все понял.

— Ты ранен?

— Ты голова, видишь ли, — продолжил он, хлопая по своим пыльным кудрям.

Мона посмотрела на нас с Элламэй с тревогой от его бреда. Но он продолжал:

— Ты во главе всего, управляешь всем, — он пошевелил рукой, голос был хриплым. — Мэй — руки. Она все делает. Действует, — он приоткрыл глаз и нашел меня. — А ты сердце, Джемма. Тук-тук. Голова и руки не могут работать без сердца.

— Ро, — строго сказала Мона. — Ты ударился головой.

Он повернул к ней голову.

— Знаешь, кто тогда я? Задница, — он издал смешок, который перешел в кашель, пыль облаками поднималась в воздух.

— Ро, — сказала Элламэй. — Селено мертв.

Ро подавил кашель. Его глаза открылись и уставились на меня, веселье тут же сменилось ужасом. После мига тишины он забился в груде кирпичей.

— Поднимите меня, вытащите из этой дыры, — он скользнул по обломкам и впился в рукав Моны.

— Ты не ранен? — спросила Мона. — Совсем?

— Балка оставила место. Меня ничто не ударило, но вылезти я не мог, — он встал на ноги. О, Свет, Джемма…

— Не надо, — сказала я и отклонилась от его протянутой руки, замершей в воздухе. Я отступила на шаг, скользнув на разбитом камне. Я посмотрела на каждого по очереди. — Не делайте это сейчас. Не думайте, что я не понимаю, что это значит, — они смотрели на меня. Я указала на озеро. — Все ведь исправлено? Решено. Вы… это сделает ваши жизни проще. Это вернет справедливость. Не учи меня, — сказала я, указав на Элламэй, которая уже вдохнула для этого. Я указала на Мону. — Не отчитывай меня. Я не хочу ваши слова.

Они молчали, смотрели на меня со своим видом потрясения. Оно проявлялось по-разному. Элламэй хмурилась, брови Валиена были приподняты. Пыльное лицо Ро исказила тревога. Мона была ошеломлена.

Тишина затянулась. Они не знали, что сказать. А потом Элламэй пошевелилась.

— Тогда… что мы можем сделать для тебя, Джемма.

Я вдохнула. Я не ожидала такой вопрос.

— Соберите всех, кто нужен для принятия важных решений. Совет. Арлена. Сорчу, я обещала ей, что она будет вовлечена. Я приведу нескольких своих. И, — я повернулась к Моне, — приведите Кольма.

Она вдохнула, а потом кивнула.

— На собрание уйдет время.

— Ничего, — сказала я, делая осторожные шаги среди обломков. — Оно мне потребуется.

* * *

Я выжала тряпку, ароматный пар поднимался над миской. Я осторожно подняла край простыни, что заменила плащ, и вытерла засохшую кровь на щеке Селено. Я уже умыла другую сторону, вычистив ухо, как могла. Когда я закончила, вода в миске стала розовой медным запахом. Я вылила это и наполнила свежей водой с травами.

Меня не было в комнате, когда стражи привели Шаулу опознать тело. Это произошло за пару минут до моего появления, и ее уже увели в тюрьму, когда я пришла. Часть меня знала, что она должна была увидеть его в крови и пыли, но я бы хотела успеть умыть его до ее появления.

Он бы не хотел, чтобы она видела его таким.

Я двигалась осторожно, чтобы не подвинуть челюсть, накрытую простыней. Лейтенант Ицпин была у кровати, медленно снимала высокие сапоги с его ног.

Я омывала его лоб.

— Вы хотите что-то сказать, лейтенант.

Она вздрогнула. Ее взгляд скользнул по четырем стражам, что стояли в десяти шагах, глядя наружу с поднятыми мечами. Они не двигались после того, как я пришла в крыло целителей.

— Просто… я не понимаю, — тихо сказала она. — Как это могло произойти?

— Плохо продуманная попытка осады без учета обстоятельств, — сказала я.

Она покраснела, сняв его второй сапог.

— Нет, я про… Пророчество Призма. Как это могло произойти раньше, чем оно исполнилось?

— А как вы думаете?

Она прикусила губу

— Может… Пророчество неправильное?

— Есть и такой вариант, — спокойно сказала я, промачивая кудри Селено мокрой тряпкой и расчесывая их пальцами. — Есть другие?

Она опустила его сапоги. Она разглядывала их, стряхнула пыль пальцем, а потом вытащила платок из болеро и начала чистить его сапоги.

— Может… — сказала она. — Пророчество было исполнено, просто мы пока не знаем, как?

— Тоже здравая мысль, — сказала я. — Я понимаю, как вы в таком юном возрасте стали лейтенантом. Итак, лейтенант Ицпин из королевского флота Алькоро, какой ответ верный?

Она начищала пряжки сапог, не видя их. После долгой тишины она посмотрела на меня.

— Не знаю, — сказала она.

Я посмотрела на наполовину прикрытое лицо Селено, я вычистила его, как могла. Я убрала кудри с его лба.

— И я не знаю, — сказала я.

* * *

Гул голосов в комнате совета Моны прекратился, когда я вошла в чистой юбке и блузке без пятен крови. Капитан корабля шел за мной, я выбрала из офицеров его для собрания. Он заметно опасался. Может, стоило взять лейтенанта.

Все успели привести себя в порядок — Ро уже не был в пыли, а Элламэй должным образом перевязали ногу, она лежала на стуле рядом с ней. Арлен сидел с белым лицом рядом с Сорчей, которая тут же посмотрела на меня, когда я вошла.

Не смотрел на меня только Кольм.

Он сидел в конце длинного стола, локти упирались в дерево, пальцы были сцеплены перед губами. Его глаза были закрыты. На лбу были морщины, но не гнева, а боли. Страж стоял у его плеча, напоминая, что он все еще приговорен. Но его руки хотя бы были без оков.

Он все еще был в моем плаще.

Мона отодвинула стул и встала, и это заставило встать остальных. Ножки стульев зашаркали. Элламэй, конечно, не встала. Кольм встал с остальными, но опустил голову и прижимал ладони к столу.

Я удивительно спокойно прошла к пустому стулу посреди собравшихся. Капитан корабля шел за мной, все сели со мной. Мона налила чай с подноса на столе, добавила сливки и мед и передала мне. Пар поднимался к моему носу, травяной и горячий.

Свет, я хотела чашку кофе.

— Итак, — начала Мона, такой неуверенной я ее еще не слышала. — Советники, союзники, мы собрались обсудить… будущее наших стран. Но сперва… минута молчания для Селено Тезозомока, седьмого короля Алькоро, убитого утром во время атаки.

Шорох пропал. Элламэй и Валиен склонились, перевернув ладони к потолку. Ро закрыл глаза, костяшки были у губ. Мона сложила ладони на столе перед собой.

Я терпеливо ждала, пока они закончат, глядя на чашку чая, где сливки еще не смешались полностью.

— Да будет он благословлен Светом, — сказала Мона. Остальные тоже это бормотали. Я подняла чашку и обожгла губы. Это была вежливость, Мона не верила в Свет.

Она кашлянула.

— И… кхм, королева Джемма, вы… может, хотите с чего-то начать?

Я опустила чашку.

— Да, тем несколько. Во-первых, я правильно понимаю, что меня считают монархом Алькоро все собравшиеся, несмотря на предыдущую путаницу?

— Да, — сказала Мона. Элламэй и Валиен кивнули, как и Ро. Я взглянула на капитана.

— Да, моя королева, — сказал он.

— Хорошо. Я хочу, чтобы вы поняли, что было по меньшей мере два случая, когда подпись короля на документах Алькоро подделали. Приказы, письма, что вы получали… — я повернулась к советникам Люмена, — нужно проверить их действенность, а потом выполнять их.

Они согласно шептали за столом.

— Далее, — продолжила я, — мне нужны послания в Лилу, чтобы к нам присоединились представители Ассамблеи шести. Мы не можем говорить о репарациях без них. А пока мне потребуются документы об ущербе озеру Люмен и примерная стоимость восстановления.

Они молчали и смотрели. Лучше бы они смотрели на что-то другое. На руки, на стену, друг на друга, но они смотрели на меня так, словно я была планета, а они — на орбите.

— А еще, — сказала я. — Пока не начался разговор о репарациях, мне нужно сообщить о действии, что я планирую провести, вернувшись в Алькоро, чтобы вы знали.

— Какое действие? — спросила Мона.

Кольм открыл глаза и посмотрел на меня.

— Я собираюсь основать университет, — сказала я. — Как в Самне.

Вежливая тишина за столом. Мой капитан растерялся, словно пытался вспомнить, слышал ли о таком.

— Ясно, — сказала Мона. — У вас уже есть план?

— У меня есть письмо о сотрудничестве из Самны, — сказала я. — Там предложения об основании. Как только у меня будут деньги, они вышлют представителя, что поможет с остальным.

— Надеюсь, вы не просите деньги у нас, — сказала Сорча. Арлен покраснел. Мона кашлянула, чтобы приструнить ее, но я покачала головой.

— Нет, — сказала я. — Я не прошу денег. У меня они есть, точнее, будут, когда я верну долг правительству Сиприяна. Я ничего у вас не прошу. Я создам университет в Алькоро, интересно это вам или нет.

Элламэй чуть подвинула перевязанную ногу.

— И кого будут принимать в ваш университет?

— Всех, — сказала я. — Всех из Восточного мира, кто этого хочет.

— Вы… — начала Мона. — Я о том… у вас есть учителя? Знаю, у вас есть ученые, но хватит ли этого для обучения?

— У меня есть уже трое, — сказала я.

Она сжала губы, словно заставляла себя терпеть.

— Я, — сказала я. — И моя мама. Естественные науки.

— Это двое.

— И Кольм.

Она оглянулась. Он смотрел на меня со смесью горя и надежды. Его глаза пронзали меня.

Один из советников Моны заерзал на стуле.

— Кольм Аластейр ожидает суда за измену, и за такое его ждет тюрьма.

Я посмотрела на советника, а потом на Мону.

— Даже после всего… даже теперь?

— Ничего не изменилось, — тихо сказала она.

Было странно говорить так, когда все кардинально изменилось.

Ро кашлянул.

— Почему не начать с письма Ассамблее? Тогда я смогу отправиться утром к ним, и остальное мы обсудим вместе.

— Да, — с облегчением сказала Мона. — Я отправлю с вами отряд, чтобы сопроводить алькоранские корабли в море. Арлен может отправиться с вами, — она взглянула на меня, все еще действуя с колебаниями. — Кхм… это было все, Джемма?

Это было все? Да, это было все. Университет, война, половина монархии. Жизнь, смерть и состояние между.

— Пока что, — сухо сказала я.

Она кивнула и махнула остальным за столом.

— Советники, можете идти. Я набросаю письмо для вашего рассмотрения до вечера.

Они зашуршали и встали, солдат Люмена постучал по плечу Кольма. Без слов он встал, и я поняла, что его вернут в далекую и холодную маленькую камеру.

Мона кашлянула.

— Офицер, отведите его в его комнату и оставьте стража. Мы пока повременим с арестом. Никаких посетителей.

Солдат кивнул.

— Да, моя королева.

Кольм ничего не сказал ей или мне, пошел за советниками за дверь.

Я задержалась на пару секунд, Мона развернула пергамент и придвинула чернила. Пока дверь не закрылась, я отодвинула стул. Она и остальные посмотрели на меня, но я развернулась раньше, чем они заговорили. Я поймала почти закрывшуюся дверь и поспешила в коридор.

— Кольм, — сказала я.

Он и солдат обернулись у плотного окна. Морщины вернулись на его лицо, я подошла ближе. Его волосы озарял свет солнца, они были такими же, как на его свадебном портрете. Как сейчас могло светить солнце? Как небо могло снова быть ясным и ярким?

— Джемма, — мрачно сказал он. — Джемма, я не могу даже описать, как мне жаль…

Я вытащила из кармана колечко. Он опустил взгляд на мягко мерцающий розовый жемчуг.

— Я не успела оставить его у статуи, — сказала я с комом в горле. — А теперь статуя разрушена. Разбилась от взрыва…

Он на миг накрыл мою ладонь своей, нежно сжал и забрал кольцо.

— Все хорошо. Правда, Джемма, не стоило тебя этим утруждать.

— Она была очень красивой, — сказала я. — И она выглядела с тобой счастливой.

Он не спросил, где я ее увидела, не улыбнулся. Ему стало еще больнее, если это было возможно. Он импульсивно сжал мою руку.

— Ты знаешь об этом счастье? — сказал он сдавленно. — Оно не пропадает. Это всегда помнится.

Время замерло в тот миг. Он смотрел мне в глаза, отчаянно желая поделиться этим мнением.

Не жалостью.

Сопереживанием. Он сам с этим столкнулся.

Солдат подтолкнул его локоть, и Кольм вдохнул, отклонился и отпустил мою руку. После паузы он повернулся и спрятал кольцо в карман.

— Прости, Кольм, — сказала я. — Я попробую…

Он покачал головой.

— Не переживай за меня, Джемма. Прошу, не переживай.

Он пошел за солдатом по коридору, его волосы сияли у каждого окна.

Я глубоко и судорожно вдохнула.

— Мне нужно о ком-то переживать, — сказала я ему вслед, но он ушел.


Глава 19



Я не вернулась в комнату совета. Я бродила. Свет потемнел в окнах, напоминая, что день смерти Селено все еще не закончился. Как ребенок, как девочка с кучей страхов, я боялась ночи. Ночь была сложнее всего, она нависала надо мной в комнатке служителя в детстве, я прижималась к подушке, чтобы не плакать громко. Я помнила тревогу и страх в наших комнатах. Я помнила, как ночь пробиралась в окна Сиприяна, напоминая, что время ускользает.

Ночь была временем воспоминаний и призраков.

Я пошла в библиотеку, но не сидела и не читала. Я бродила среди рядов. Я бродила по темным коридорам, водила пальцами по перламутровым плиткам. Я прошла в пустой музыкальный зал, от купола потолка отражалась тишина. Я прошла в зал с портретами, не смотрела в глаза поколениям монархии, а они следили за мной. Я поднялась по винтовой лестнице к башням, мысли преследовали меня.

Последние краски заката угасали за окнами башни. Я подошла к стеклу, замерла и чуть не отпрянула к лестнице — в окне было лицо, и это была Шаула. Я сжала перила, тело дрожало, а потом мысли прояснились. Лицо в окне было моим, отраженным из-за тусклого света лампы. Толстое стекло искажало его, делая мрачным. Или я так сейчас выглядела, может, горе сделало со мной снаружи то же, что и внутри. Я коснулась своего лица, в отражении Шаула задела свою щеку.

Я содрогнулась, затушила лампу. Комната башни погрузилась во тьму. Лицо Шаулы пропало. Но она не ушла, она словно была за мной, стояла в тенях и хотела рассказать о моих ошибках.

Королева Мона казнит ее. Она осудит ее за то, в чем обвиняла Селено, повесит без колебаний. Я закрыла лицо руками. А если это была самая худшая ошибка? Какое право я имела отправлять ее на смерть из-за моих действий? Она взяла меня. Не дала умереть в шкафу.

Она убила четверых, навредила многим другим.

Она убила короля.

Она убила короля.

Я хрипло вдохнула.

Или… это была я?

Я медленно опустила руки. Небо снаружи было в звездах, их чуть искажало толстое стекло. Дрожа, я шагнула вперед и посмотрела на озеро в сумерках.

Я использовала бы много черного, чтобы изобразить эту сцену. Я редко рисовала черным — редкое в природе было черным, чаще серым или коричневым, а то и темным оттенком другого цвета. Но солнце было за горизонтом, и силуэты островов были черными, не было ни точки цвета, ничего не выделялось.

Взгляд упал на поверхность озера, отражающее сумерки. Я бы назвала его синим. С оттенками, может, с вкраплениями лилового. Но я разглядывала стеклянную поверхность и поняла, что зрение все упрощало. Там были водные оттенки — ленты индиго и сливового таяли среди слоев серебристо-голубого и фиолетового. Зеленый мерцал среди них, рябь переходящих цветов появлялась и пропадала на поверхности.

Я смотрела, как движется и меняется вода, очень долго, пока не стало слишком темно, чтобы различать краски. Я ждала слезы. Они не приходили. Я посмотрела на звезды сквозь стекло. Ничего.

Что со мной такое?

«Ты сердце, Джемма. Тук-тук».

«Знаешь о таком счастье? Оно не пропадает. Это всегда помнится».

Но Селено не был счастлив. Селено был так несчастен, что это лишило его здоровья и разума. Бодрый ученый, за которого я вышла, медленно сдался титулу, который оказался неправильным. И я только все ухудшила. Он думал, что мог мне верить. А забрала даже это.

Почему тогда я не могла плакать?

Я оставалась в башне, пока не застучали зубы, и я пошла к коридорам внизу. Я замечала стражей и слуг местами, ни стояли в углах и у дверей, но не говорили со мной. Я дошла до гостевого крыла.

Было поздно, и я думала, там будет темно и тихо, но свет лился из открытой двери. Я замедлилась, приблизившись, это была комната Элламэй и Валиена, но слышались не только их голоса.

— … она не плакала, да?

— Она все еще в шоке, мы дадим ей время.

— Это просто необычно… она всегда так легко плакала…

— Не говорите обо мне, — сказала я из теней.

Голоса затихли. Скрипнул стул, Мона появилась у двери, и свет за ней делал ее тень длинной и тонкой.

— Джемма, — сказала она. — Пожалуйста, проходи к нам.

— Не хочу.

— Знаю, но мы хотим тебе кое-что сказать. И у нас ужин. Сядь у огня, в башне было холодно.

Я вспомнила стражей и слуг не на местах.

— За мной следили, — возмутилась я.

Она спокойно кивнула и взяла меня за руку, повела в комнату. Там было тепло, что окутало мои замерзшие пальцы рук и ног. Я с облегчением поджала их.

Элламэй сидел в кресле у камина, нога была на подставке, костыль стоял рядом. Валиен был возле нее. Арлен прислонялся к камину. Он был без повязки, и было видно шрам на левом глазу. Ро подвинулся на диване и похлопал по подушке рядом. Посередине был стол с тарелками, над которыми поднимался пар.

— Чай? — спросила Мона, сев с другой стороны от меня.

— Нет, спасибо.

Она подняла крышку с одной из мисок.

— Суп? Ничего тяжелого, хороший бульон с овощами.

— Мы не отстанем, пока ты не съешь что-то горячее, — добавила Элламэй.

Я не сомневалась.

— Тогда суп.

Мона налила тарелку и передала мне. Я обхватила ее пальцами, пахло вкусно. Петрушка, чабрец и немного чеснока.

— Мы набросали послание Ассамблее, — сказала Мона. — Написано шесть писем, но печати на них еще нет. Хочешь их увидеть?

— Нет, — сказала я, водя ложкой в бульоне. — Уверена, они хорошие.

— Ро и Арлен отправятся завтра утром, — сказала Мона. — Мой флагман сопроводит твой флот по реке и причалит в Лилу.

Я кивнула и сделала невольно глоток супа. Он приятным жаром окутал мой язык.

Последовала тишина. Мона сжала пальцы на коленях. Ро провел рукой по лицу. Они не говорили, Элламэй заерзала в кресле.

— Джемма, знаю, об этом тяжело думать, — сказала она. — Но если твои корабли уплывают, что-то нужно решать насчет тела Селено.

— Ты можешь похоронить его здесь, — поспешила сказать Мона. — Но не знаю…

— Он этого не хотел бы, — сказала я.

Еще одна неловкая пауза. Я сделала глоток супа. В бульоне были белые луковки, маленькие и сладкие.

— Просто… — начала Элламэй. — Твой народ строит гробницы, да?

Выступы на утесе, полные сгорбленных фигур, тени пустыни плясали на солнце, дым можжевельника уносил ветер. Мы с ним дважды стояли бок о бок у королевских гробниц в одежде, лишенной красок, слушали бесконечную молитву о мертвых. Оба случая были жуткими — в первый раз мы были потрясены внезапным сердечным приступом его отца, а во второй мрачно готовились к коронации, что была через пару часов после похорон его матери. Вместо можжевельника и тишины улицы были полны шалфея и радостного шума из-за коронации Седьмого короля.

Ему было плохо всю неделю.

— Не знаю, есть ли у нас нужные материалы, — робко сказала Мона. — Мой народ хоронит в воде. И если тело не подготовить, и он пробудет больше недели в море…

— Когда речной народ проводит погребальные костры, — сказала я Ро, не поворачиваясь к нему, — что потом делают с пеплом?

Он обвел большими пальцами край чашки.

— Некоторые хранят его в семейном мавзолее, — он был справа, его глосс был приглушен, ухо все еще звенело от взрыва. Я повернула голову с неохотой, чтобы лучше его слышать. — Но многие рассеивают их над реками.

Я кивнула.

— Думаю, такое подойдет. Так будет проще для всех.

Они молчали. Элламэй провела пальцами по кудрям. Валиен потер мозоль от тетивы.

— Джемма… — начала Мона.

— Это не обязано быть проще, — сказала Элламэй.

— Почему нет? — рявкнула я. — Это решит проблему, ведь он лежит в крыле целителей под простыней.

Элламэй склонилась, подставка подвинулась под ее ногой. Она протянула руку, но не достала дальше своего колена.

— Я слишком далеко, блин… Вал, возьми ее за руку.

Валиен склонился и нежно сомкнул пальцы на моих. Я удивленно посмотрела на него, а потом на Элламэй.

— Джемма, — сказала она, темно-карие глаза смотрели на меня. — Мы знаем, что в этих обстоятельствах все намного тяжелее. Ты не дома. Он не был тут счастлив. В озере Люмен у вас обоих плохие воспоминания. Он убит его огнем. И все мы боролись против Алькоро и Селено. Но, Джемма, ты все еще наш друг. Без политики и войны. Мы переживаем за тебя. Мы понимаем, что Селено был не таким, как мы думали. Мы знаем, что вы были важными друг для друга. Его смерть не обрадовала нас, и забота о его теле — не неудобство. Он был твоим мужем. Он был королем твоей страны. И он был тем, кого ты знала лучше всех. Он заслужил достойных похорон.

Мои руки задрожали вокруг миски с супом, слезы появились мгновенно. Я резко вдохнула, а потом сдалась — я опустила миску со стуком, склонилась, всхлипывая в руки. Ладони опустились на меня стаей, теплом на спине, плечах и коленях. Не меньше двух платков сунули мне в ладони.

— Это я в-виновата, — сказала я. — Во всем, что случилось, что пошло не так, в-виновата я.

— Блин, блин, — сказала Элламэй. — Вал, помоги встать, — подставка скрипнула, стук повторился пару раз, она прыгала по полу. Она отодвинула поднос с едой и села на чайный столик, выпрямив ногу в сторону. Ее ладони прижались к моим локтям.

— Это не твоя вина, Джемма, — сказала она.

— Если бы я была с ним… Если бы я догнала его с флагом, они бы н-не выстрелили…

— Или убили бы обоих, — возразила она. — Джемма, это была не твоя вина. Смертью винить нельзя.

— Ама, — прохрипела я. — С-смертью Амы можно. Это была наша вина.

Ладонь сжала мое колено.

— Да? — тихо сказала Мона. — Я долго думала об этом. Но если так, почему Кольм всегда винил себя? Он отпустил ее руку, пока бежал. Он оставил ее, не оглянувшись, — она провела рукой по моим волосам. — Почему я всегда винила себя? Я — королева страны, но я убежала, а она — нет. Она проявила смелость, о которой я не подумала. Она умерла вместо меня.

— Но мы убили ее.

— Ее убил ваш человек по приказу, — сказала она. — Приказы отдал офицер, верный короне.

— Ты не видишь, все ведет к…

— Попытке слушаться веры, — сказала Мона. — Принимать решения, что были задуманы поколениями до тебя. Джемма, моего сердца не хватит, чтобы простить или забыть смерть Амы. Но я не виню больше в этом тебя или Селено. Я виню мир, что искажает лидера так, что смерть кажется верным поступком.

Я не унималась:

— Лиль, — сказала я. — Ты не можешь говорить, что смерть Лиля…

— Джемма, — ладонь Ро тряхнула мое плечо. — Ты не можешь винить себя в смерти Лиля, не можешь брать на себя вину Селено. Человек несет ответственность за свои поступки. Селено был нездоров, боялся потерять тебя. Я, как и Мона, не готов простить. Но я уверен, что это была не твоя вина, и не вина королевы.

Мона вздохнула рядом со мной.

— Может, мы не должны править, не должны быть королями или королевами. Это делает всех нас больными.

Я не выпрямлялась. Слезы замедлились, но не закончились. Правое ухо болело. Их слова таяли на мне, не прилипали, но и не отскакивали. Я не понимала ничего, вина и горе смешались. Их ладони так и оставались, участки тепла среди холода, запертого в моем теле.

— Я не простила его, — сказала я в ладони. — Он извинился за пару минут до начала, а я не приняла извинения.

Я думала, они попытаются утешить, скажут, что он знал, что я простила его — ведь простила? Или будут спросить, но не нужно было…

Они молчали.

— Мне жаль, — сказала Мона, ее ладонь оставалась на моем колене. — Это больно.

— Мы знаем это, — сказала Элламэй. — Ужасно, когда такое останется невысказанным, — она потерла мои руки. — И желать, чтобы было иначе, нормально, но не превращай это в вину.

Буря во мне немного утихла. Было больно. Я хотела, чтобы сложилось иначе. Но… я была благодарна, что они не прогоняли это. Мои пальцы сжались на одном из платков, и я подняла голову, чтобы вытереть глаза и нос.

Я вдохнула с трудом и подняла взгляд к глазам Моны.

— Мона… насчет Кольма. Прошу, не запирай его. Он ошибся. Мы наделали много ошибок. Но он верен тебе.

Она смотрела на ее ладонь на моем колене.

— Это уже побывало перед советом. Не выйдет отрицать, ведь одно из его писем привело вражеские корабли к озеру. Суд состоится.

— Но…

— Но, — сказала она, сжав мое колено, — я могу предложить изгнание.

Мою грудь сдавило.

— Изгнание?

Ее глаза были печальнее всех, что я когда-либо видела.

— Ты была права в тот день, я не отнеслась к нему так, как он заслужил. Он остался тут из-за меня, и я не знаю, смог бы он уйти сам. Он бы посчитал, что бросил меня. Но я могу принять это решение за него.

— Но… он не сможет вернуться?

— Я могу предложить срок, — сказала она. — Количество лет приговора. Надавить на совет будет не сложно. Они любят его больше меня.

Мое сердце трепетало в груди.

— Мона… это было бы…

— Нам нужно быть осторожными, Джемма. Все должно пройти по закону, и ничто не должно выглядеть как фаворитизм, — она снова сжала мое колено. — Прошу, больше не проникай к нему.

— Не буду.

— Простите, — сказал голос за мной, ладонь на спине принадлежала Арлену. Он встал за диваном. — Сорча…

— Великий Свет, женись на ней, — Мона повернулась к нему. — У нее смелости больше, чем у всего моего совета.

Мы тихо рассмеялись. Я вытерла глаза влажным платком.

— Ему будет все равно плохо покидать вас, — сказала я. — Вас обоих.

Мона вздохнула.

— Да. Будет. А мне будет еще хуже. Но так он создаст с тобой университет. Может, направит энергию еще куда-то. Об этом он всегда мечтал.

— И мы думаем, что это хорошая идея, Джемма, — сказала Элламэй. — Мы знаем, что ты обдумала это, и мы знаем, что ты сможешь. Мы поможем, чем сможем.

Я выдохнула, складывая платок, расшитый камышами.

— Спасибо. Я не смогла описать это подробно. Это не просто выдумка. Я работала над этим уже давно. Просто идею задавили события. Но я верю, что это все наладит, и не только для Алькоро. И… у меня больше двух заинтересованных.

Элламэй улыбнулась и встала с чайного столика.

— Мы знаем, — она вернулась прыжками в кресло.

— Признаюсь, я заинтригован, — Валиен отклонился на стуле. Другие ладони тоже пропали с меня, все вернулись на места. — Откуда возникла идея?

— Я всегда хотела увидеть университет в Самне, — сказала я. — Но, пока мы не потеряли Люмен, я не понимала, что основание университета сделает для Алькоро. Многие научные работы не получали шанса вырасти, оставались без поддержки, потому что не были полезны короне. Многим ученым пришлось отложить работы, потому что их не развивали.

— Как тебе, — сказал Ро.

— Как мне. И Селено, — я закрыла глаза. — И люди из других стран. Думаю, твой брат оценил бы идею.

— Готов поспорить, он даже улыбнулся бы, — согласился Ро.

Уголки моих губ дрогнули, но не поднялись. Лиль. Он отлично подошел бы университету в Алькоро. Он и Селено.

— Какие предметы там будут? — спросил Валиен.

— Естественные науки, — сказала я, вспомнив предложения из Самны. — Химия, математика. История, философия. Литература и искусства, — я пригладила платок. — Астрономия… я думала, ее разовьет Селено. Ему бы понравилось, — я посмотрела на них. — И… насчет погребального костра… ему бы это тоже понравилось. Он бы… думаю, он понял бы. Это будет сложно объяснить дома, потому что там уже есть гробница для Седьмого короля, но там можно будет оставить пепел.

Плечо Ро было теплым рядом с моим.

— Если думаешь, что так лучше, так и сделаем.

Мона кивнула.

— Мы придумаем нечто подходящее. Просто скажи, что нужно.

— Есть можжевельник? — спросила я.

— В Сильвервуде есть, — сказала Элламэй. — Земля и небо, можжевельник у нас есть.

Я улыбнулась и в последний раз вытерла глаза. Я судорожно вдохнула и посмотрела на столик, где все было в беспорядке после Элламэй.

— Можно мне суп? — тихо спросила я.

Мона улыбнулась и пополнила миску. Она отдала ее мне, и я пила бульон, тихо наслаждаясь теплом и вкусом.

Тишина стала уютной. Огонь трещал в камине. Мона помешивала свой чай. Элламэй поправляла ремешки на ноге. Арлен стоял у камина и смотрел на огонь.

— Погодите, — вдруг сказал он. Мы посмотрели на него. — Если Кольма изгонят, он не сможет побывать на свадьбе?

Мона сжала губы и опустила чашку.

— Можно устроить ее на реке. Будет символично провести церемонию там, на половине пути между двумя странами.

Тишина звенела как колокол. Элламэй смотрела на нее с раскрытым ртом. Глаза Ро расширились, он смотрел на столик. Я посмотрела на нее, улыбаясь из-за ее ошибки. Мона осмотрела нас с непониманием, а потом ее осенило.

— О, Свет, — охнула она. — О, великий Свет, то есть… так ты о своей свадьбе…

Элламэй откинула голову и расхохоталась. Мона прижала ладони к лицу, розовая, как рассвет. Ро кашлянул и провел пальцем за воротником.

— Нет, это… — лепетала она. — Я не про…

Элламэй завывала, хлопая по здоровому колену. Валиен скрывал улыбку за кулаком. Арлен смотрел на сестру, раскрыв рот.

— Реки к морям, — с пылающим лицом она пригладила юбку и посмотрела мимо меня на Ро на другом краю дивана. — Ро… заткнись уже, Мэй. Ро, ты женишься на мне?

— Ты его еще не спросила? — охнула Элламэй, держась за бок.

— Мы говорили об этом, — рявкнула Мона.

— Много говорили, — согласился Ро. — Часами.

— Да.

— Я думал, мы решили, что я не могу быть королем.

Элламэй оборвала смех. Моя ложка звякнула о миску во внезапной тишине.

О, это было так неловко.

Ро вдохнул.

— Я не знаю, как, Мона. И не знаю, хочу ли. Не думаю, что ты заслужила такого короля.

Мои щеки пылали, нам стоило как-то уйти из комнаты. Но Мона не вспылила, а кивнула.

— Мне не нужен король, — сказала она. — Я не хочу короля. Но… посол мне пригодился бы. Тот, кого любит народ, кому народ доверяет. Тот, кто добрее меня. Тот, кто ставит союз выше… личного.

Я подавила улыбку, поняв, чем Ро закрепил решение Моны. Вчера, когда выбрал свою страну вместо нее. Она увидела это, как он поставил ее на второе место. И только для нее из всех, кого я знала, это доказывало характер. Остальные посчитали бы это низким, но для нее это было высшей формой честности.

— И… мы можем это сделать? — потрясенно спросил Ро.

— Я проверила тексты законов, — сказала Мона. — Я не видела, чтобы где-то говорилось, что избранник правителя должен быть коронован. Брак и коронация — разные вещи. Обратных утверждений нет. Если есть, я их перепишу. Будешь моим послом?

Мы посмотрели на Ро, словно наблюдали игру в мяч. Он развел руками.

— Я буду всем, чем хочешь, моя королева. Но не нужно жениться только для этого.

Улыбка Элламэй могла зажечь мокрый фитиль. Арлен схватил чашку и опрокинул содержимое в рот, хотя я была уверена, что она пустая. Я подхватила юбки и встала.

— Я тут постою, — бодро сказала я, отходя к огню, жар пламени добавился к теплу в моей груди.

Мона поправила чашку и блюдце на столе. Элламэй схватила костыль и ткнула ее в бедро.

— Давай, — сказала она.

Мона резко вдохнула и посмотрела на Ро, который не знал, что делать с руками.

— И я тебя люблю, конечно, — сказала Мона.

Улыбка Ро была ярче, чем у Элламэй.

— Это все меняет. Да, я буду рад жениться на тебе.

— Наконец-то, — сказала Элламэй. — Целуйтесь уже.

— Я не буду тебя этим радовать, — сказала красная Мона. Но ее пальцы переплелись с его на подушке между ними.

Элламэй потянулась и зевнула.

— Хорошо, думаю, мне пора спать. Уходите.

Арлена уговаривать не требовалось.

— Пылающий Свет, — пробормотал он, качая головой, спеша к двери.

Мона и Ро встали, Ро не скрывал улыбки. Мона не переставала краснеть. Но она кивнула мне, ради меня стараясь изображать серьезный вид.

— Джемма… прошу, говори нам, что тебе нужно. Когда бы ни потребовалось. Мы готовы помочь, хорошо?

— И мы тоже, — сказала Элламэй.

Улыбка пришла легко, хоть и была маленькой.

— Спасибо.

Я пошла за Моной и Ро в коридор, задержалась, чтобы они не решили, что нужно меня проводить. Но не стоило переживать, они ушли, прижимаясь друг к другу. Я с улыбкой ушла в свою комнату. Огонь горел. Кровать ждала меня. Смежная дверь была заперта.

Ночь проще не стала, но призраков теперь было меньше.


Глава 20



Тюрьма была не менее тесной и холодной, но в этот раз меня пустили без королевской печати. Шаула была в камере посреди коридора, близко к камину в центре. Она сидела на краю кровати, напряженная и резкая, как всегда, укутанная в толстый плащ. Она холодно посмотрела на меня, когда я остановилась у прутьев.

— Соизволила увидеть меня до того, как они меня повесили, — сухо сказала она.

Я сглотнула, все еще плохо воспринимая ее неодобрение.

— Суд скоро начнется. Это наш последний шанс поговорить.

— Что ты можешь мне сказать?

— Вы видели короля? — спросила я. — Видели, что наделали?

— Я видела его тело, — ответила она. — Но это твои действия привели его сюда. И все обвинения, что ты заготовила для меня, ты разделяешь в равной мере.

— Я бы согласилась, если бы мы говорили только о смерти короля, — сказала я. — И я обвинила бы вас в этом, Шаула, если бы это было не во время нападения, а от болезни или передозировки. Как давно вы добавляли в его настой тот же яд, что и остальным?

— Яд, — это было утверждение, а не вопрос.

— Верно. Изар, три служителя и ваш предшественник Мирак. Вы дали им циановую кислоту, полученную из ваших маленьких созданий света.

Ее лицо не изменилось, не дрогнуло.

— Рана тебе все-таки рассказала.

— Нет, — сказала я. — Я догадалась. Вы это только что подтвердили.

Кожа вокруг ее губ глаз чуть напряглась, свет лампы выделил это.

— Нужно было дать его тебе, — сказала она. — И покончить с этим.

— Но вы не дали, — сказала я. — Потому что видели во мне прок. Я могла быть его губами. Я могла помогать, когда ему было слишком плохо, я могла подавлять подозрения, что Прелат действует сама по себе.

— Тебе просто считать меня злодейкой, да? — спросила она с блеском в глазах. — Злая Прелат использовала Пророчество ради своей выгоды. Ты забываешь, что Пророчество — моя стихия, и работа короля — Пророчество. Наши с ним роли совпадают.

— Нет! — парировала я. — Не совпадают. Вы были его советником, не должны были диктовать все его действия! Управлять личной жизнью! Как часто вы подавляли его лекарствами?

— Когда это требовалось, — сказала она без сожалений. — Когда он позволял слушать тебя или свои книги, а не слова Призма.

— А подделанные документы? — спросила я, сжимая пальцами один из прутьев решетки, холодный металл впился в пальцы. — Фальшивые приказы от его имени. Как давно это продолжалось? После того, как моей маме продлили приговор, или раньше?

Она печально тряхнула головой.

— Я все делала по откровению Света для продвижения Пророчества. Ты не видишь идеальную истину, и мне тебя жаль. Жаль пустоту, что осталась без веры, и я молюсь за твое покаяние.

Мы смотрели друг на друга сквозь прутья, я поняла в тревоге, что она не испытывает укоров за то, что сделала. Что она искренне верила, что права. Смерти, болезни и измена были ступенями к Пророчеству, и это делало их нужными. Даже предсказанными судьбой.

Она считала себя не в ответе за это.

Она смотрела на меня, и я не могла понять, что в ее голове. Я отпустила решетку.

— Где моя мама? — спросила я.

Она чуть сжала губы.

— Не в тюрьме, к моему разочарованию.

— Ее не поймали солдаты? — спросила я. — Или она не попала в Каллаис?

— Не знаю, — сказала она. — Мы покинули порт утром, когда увидели, что король пропал.

— И мое письмо уже было у вас, — сказала я.

— Оно ждало в твоем кабинете, когда ты вернулась из Сиприяна, — сказала она. — Я забрала его со всем остальным, конечно.

— Но офицерам вы сказали, что вас направил в это место Свет, — сказала я.

Она слабо пожала плечами.

— Свет проявляет себя разными способами.

— Нет, — сказала я с дрожью. — Нельзя случайные события приписывать воле Света, — я покачала головой. — Вы обвиняли меня в том, что я делаю мир таким, как он мне нужен. Но, Шаула, этому я научилась у вас, — я чуть выпрямилась. — И мы обе за это заплатим, вы — на виселице у королевы Моны, а я — вернувшись в развалины Алькоро и попытавшись что-нибудь спасти.

Ее взгляд стал резким, глаза сузились, их окружили морщины. Она склонила голову и смотрела на меня.

— Я сделала тебя королевой, — сказала она.

— Я стала ею сама.

— Нет, — сказала она. — Я о том, что теперь ты устроилась под этой короной, ты готова отправить человека на смерть за то, что считаешь верным. Этого даже Селено не достиг, — она с горечью улыбнулась. — Да здравствует королева.

Мой желудок сжался, я отпрянула на шаг. Я старалась думать о спокойствии, с которым хотела поговорить с ней. Я думала о Моне, Элламэй, они бы смотрели на нее свысока, заставили бы ее сжаться, извиняться за свои слова, поступки и раны, что она оставила на мире и мне.

Но я не смогла.

Я развернулась и убежала.

* * *

Я проплакала весь суд.

Мона была пугающей, излагала каждое действие от имени Селено и Шаулы с момента, как наши корабли добрались до озера четыре года назад. Она зачитывала имена убитых в той атаке, а потом тех, кто погиб в мятежах за годы захвата. Она описала военную казнь невинной Амы Аластейр. Она перечислила ущерб культуре и экономике от трех лет оккупации. Вред Сильвервуду из-за обратного пути по горам.

Когда она перешла к действиям против Сиприяна, я совершила ошибку и оторвала взгляд от платка, что сворачивала и разворачивала на коленях. Желудок сжался. Шаула смотрела на меня, лицо ее было холодным. Я быстро опустила взгляд, но не могла не ощущать ее взгляд. Я подглядела пару раз, она не менялась. Она все время, пока зачитывали обвинения, смотрела на меня.

Я решила утром вести себя смело, и я была в блузке, что не закрывала шею. Я думала, что это знак победы, но теперь я это ненавидела. Я ощущала на винном пятне все взгляды в зале, даже если мне казалось, и ее взгляд обжигал сильнее всего. Я хотела распустить волосы из пучка и закрыть ими плечи. Я хотела плащ или шарф на шее.

Я никогда не буду как королева Мона, что из пепла восстала сильнее, чем раньше. Я никогда не буду такой, как королева Элламэй, которая не запиналась, шла уверенно, зная, где ее место, и что она должна делать. Я всегда буду одной ногой в прошлом.

Обвинения закончились, приговор был озвучен. Веревка была готова. Я говорила себе утром, что буду смотреть, встречу ее взгляд, той, что погубила столько жизней. Но не стала. Я скомкала платок и рыдала в него еще сильнее. Элламэй была справа от меня, а Валиен слева. Сорча тоже была там. Я не ощущала их ладони на мне, пока скрипело дерево, шуршала ткань и свистели металлические петли.

Было то от горя, стресса или дней путешествия, сказавшихся на мне, но днем мое предательское тело взбунтовалось и оставило меня в постели, дрожащей от лихорадки. Элламэй приходила с бульоном, настоем из коры березы и коровяка. Порой приходили незнакомые целители, приносили мокрую ткань с холодом из озера. Я спала, видела ярко сны о детстве и не только. Мамин яркий дом. Тьма шкафчика, онемевшие ноги. Звезды, тепло тела Селено, прижатого ко мне. Разбитые камни на террасе, и он, неподвижный и искаженный, передо мной.

После двух дней лихорадка прошла. Я всплыла среди запаха пота, тело болело, но разум был ясным. В комнате было тихо, потрескивал огонь в камине. Правое ухо все еще звенело после взрыва на террасе. Я заерзала под одеялами, приоткрыла глаз и обнаружила рядом с собой Кольма.

Он поднял взгляд, когда я повернула голову, закрыл книгу и улыбнулся мне.

— Привет, — сказал он. — Как ты?

— Ужасно, — честно сказала я, во рту пересохло. — Но уже лучше.

Он оставил книгу на столике и налил мне чашку воды. Я благодарно приняла ее и сделала глоток.

— Что ты тут делаешь? — спросила я.

— Суд закончился пару часов назад, — сказал он и развел руки. — За выдачу информации меня приговорили к изгнанию.

Я медленно опустила чашку с водой.

— Надолго?

— На восемь лет.

Голова закружилась, я глубоко вдохнула.

— Кольм, — я закрыла глаза. — Мне жаль.

— Джемма.

Я открыла глаза.

— Иначе я не смог бы уйти, — сказал он. — Сам я не принял бы такое решение. А теперь у меня нет выбора, и так проще.

Я хотела спорить, настоять, чтобы он увидел ту же смелость, что и я, но понимала, что он имел в виду. Я вздохнула.

— Я такая же, — сказала я. — Проще, когда решения принимают другие. Я лучше тихо посижу в углу и посмотрю. В этом я хороша.

— Джемма, — серьезно сказал он. — Может, ты не понимаешь, но это не так.

Я опустила взгляд на чашку.

— Я не смогла выступить против того, что было в Алькоро. Я не выступила, как Мона, не выстояла, как Элламэй. Я не бросилась бороться, как Ро.

— Мир может выдержать не так много таких, как Мона, Мэй и Ро, — сказал он с теплом в голосе. — Мы с тобой — тихие работники. Нам приятнее быть в стороне. Это хорошо. Это не делает твои достижения хуже, чем у них, просто ты достигла их с меньшим… — он взмахнул пальцами, изображая фейерверк. — И ты выступила. Боролась за свою страну. За правду. И ты закончила с этим.

— С их помощью. С твоей помощью.

— Без помощи ничто и не делается, — сказал он.

Это было правдой. Я посмотрела на него.

— Ты мне теперь поможешь?

Он улыбнулся.

— Это будет честью.

— Я рыдаю от стрессов, — предупредила я.

Он кивнул.

— Я спорю с собой, когда пишу. Вслух.

Я рассмеялась. Он улыбнулся и посмотрел на книгу, которую оставил на столике — копию «Ныряющего зверинца».

— Спасибо, кстати, — сказал он. — За игуану.

— Не за что, — казалось, я рисовала давным-давно. — Это было… просто глупо.

— Но вызвало мою улыбку, — сказал он.

Я кивнула.

— Тогда не так глупо.

Его улыбка стала шире, он опустил взгляд на ладони. Волосы упали ему на лоб, растрепанные ветром. Я хотела задеть их, пригладить или растрепать сильнее — я не знала.

Его улыбка увяла, он разглядывал ладони.

— Я бросил кольцо Амы в озеро.

Тепло в груди вдруг сменилось холодом.

— Что? Когда?

— Перед тем, как пришел сюда, — сказал он, посмотрев на меня. — Перед приговором. Я приплыл на глубины, где мы хороним мертвых. Там слишком глубоко, чтобы нырять, — он прижал ладонь к своему колену. — Я опустил руку под воду и отпустил.

Я подумала, как он склоняется над водой на холодном ветру, смотрит, как колечко уплывает на глубину. Он смотрел на свою ладонь, словно не верил, что сделал это.

— Я плакал, — сказал он.

Я протянула к нему ладонь. Он, не колеблясь, опустил свою руку на нее, вторая ладонь скользнула под мою. Он выдохнул, склонил голову и зажмурился.

— Мне жаль Селено, — тихо сказал он. — Мне так жаль.

Я сглотнула.

— Я скучаю по нему.

Его большие ладони давили, согревая мои пальцы.

— Ты будешь еще долго скучать.

Я выдохнула. Мы молчали вместе, и тишина была вязкой, но не неловкой. Глаза жгло за веками, и я не сдерживала слезы. Его ладони обвивали мои, успокаивали простотой и глубиной его понимания. Он знал, что я чувствовала, он сам страдал от такой же ужасной потери, но все еще мог прощать и любить. Это утешало больше всего.

Слезы замедлились, я вытерла щеки рукавом.

— Что было в письме? — спросила я, открыв глаза. — В предпоследнем, что я не получила?

— О, — он потер шею. — Там… я просил тебя приехать на озеро ради собственной безопасности.

— Не верю, что это было все.

— Нет, — он кашлянул. — Я написал его после того, как Мэй и Мона вернулись из Сиприяна. Я был… не в себе. Я думал, что убил тебя, Джемма. И я понимал, что не просто хотел, чтобы ты посмотрела на петроглифы, но хотел и встретить тебя, — он покачал головой. — Я перешел границы…

— Что за слова ты использовал? — спросила я.

Он чуть покраснел.

— Глупые и упрямые, полагаю… «Я привязался к тебе за короткое время нашей переписки, и я молюсь за твою безопасность ради наших обеих стран…», — он покачал головой. — Только не смейся.

Я убрала свободную ладонь от губ.

— Прости. Но это хорошие слова.

— Я ошибся, написал их слишком вольно, — он опустил взгляд на наши ладони. — И теперь я ощущаю себя ужасно, словно надеялся… словно рад, что он…

Я сжала его ладонь.

— Я знаю, что это не так, Кольм. Ты был к нему добрее всех, и я благодарна за это. И… я рада, что не получила то письмо. Жаль, что оно попало в руки Шаулы, но… это бы многое изменило для меня. Я рада, что не знала о твоих чувствах, иначе мне было бы сложно не отвечать тем же.

Уголки его рта приподнялись, словно он подавлял импульсивную улыбку. Он провел большими пальцами по моей ладони, разглядывал мои пальцы, мою смуглую кожу рядом с его бледной. Это была моя левая рука, и рукав ночной рубашки был свободным. Он провел пальцами до моего запястья, нежно задел начало винного пятна. Я закрыла глаза, сердце трепетало.

Он вдруг поднял голову.

— Я могу тебя поцеловать? — спросил он. Слова вылетели быстро, словно сорвались раньше, чем он успел подумать.

Моя пауза вызвала его румянец, щеки и уши порозовели, скрыв часть веснушек. Я слабо улыбнулась, от этого золото его волос выделялось сильнее.

— Нет, — понял он. — Прости.

Я опустила голову на подушку, переплела пальцы с его пальцами.

— Пока нет, — сказала я.

* * *

— Я уже могу их открывать? — спросила я.

— Нет, не открывай. Понюхай.

— Я пожалею об этом?

— Это вряд ли.

Я вдохнула носом, и меня затопил самый приятный запах жареных кофейных зерен. Колени чуть не подкосились в ответ. Я убрала руки от глаз и увидела Ро, улыбающегося, с мешком зерен перед ним.

— Я привез два мешка по восемь пудов, — сказал он. — На пару дней хватит, да?

— О, — вздохнула я, обняв мешок. — Спасибо.

— Не за что. У меня есть хитрый план, как дать его Моне, чтобы она точно включила его в список торговли.

Моя улыбка стала шире, но пропала, когда из комнаты за ним вышли двое, тихо говорящие между собой. Женщина с темной кожей и черными волосами, что удерживала от падения на лицо золотая лента. Высокий мужчина с кожей цвета земли, близкий к Ро в этом, с длинными волосами за спиной, черными и с седыми прядями. Они замолчали и посмотрели на меня.

Я вдохнула, поняв, что все еще прижимаю к себе мешок с кофе.

— Сенаторы, — поприветствовала я.

— Леди королева, — сухо ответила женщина. Она вытянула руки, я вспомнила, что сиприяне жмут сразу две руки, передала мешок Ро и прижала ладони к ее ладоням.

— Сенатор Юлали Анслет, Низины, Первая в Ассамблее, — сказал Ро. — И сенатор Арно Фонтенот, Алозия. Сенаторы Дюпон и Гаро остались, с двумя другими мы пока не смогли связаться.

Я пожала руки сенатору Фонтеноту.

— Правление Седьмого короля завершилось, — сказал он.

— Да, — я старалась не звучать испуганно.

— Пусть его благословит Свет, — сухо сказал он.

— Спасибо, — я посмотрела на них. — Состояние Сиприяна?

Сенатор Анслет пригладила бахрому на зеленом походном платье.

— Мы придем в себя, — сказала она и посмотрела на меня с искрой в глазах. — Но нам нужно возмещение.

— Конечно, — сказала я.

— Мы хотели бы начать переговоры как можно скорее.

— Да, — сказала я. — Думаю, королева Мона запланировала встречу на этот вечер, — я вдохнула и посмотрела на Ро, а потом за их плечи, словно она могла вот-вот войти. — Но пока не пришли остальные, я хочу кое-что спросить. Мне бы потребовались ваши подсказки в этом.

Сенаторы вскинули брови, а Ро с любопытством склонил голову.

— Я была бы благодарна, — сказала я, желудок сжимался, но руки были уверенными, — если бы вы помогли заменить монархию в Алькоро избирающимся правительством. Как в Сиприяне.

Они уставились на меня — сенатор Анслет отклонилась, словно хотела лучше меня рассмотреть.

— И вы не будете королевой, — сказала она. — Не будете держать всю власть.

— Да. Я знаю.

Тишина затянулась.

Я сжала ладони.

— Я понимаю, что вы не хотите участвовать в этом, и я постараюсь сделать это сама, но я думала, что вы сможете…

Ро улыбнулся. Он бросил мешок с кофе на стол со стуком, шагнул ко мне, обхватил мое лицо руками и чмокнул в лоб.

* * *

Я смотрела на каменную стену, холодный воздух жалил щеки. Пещера с письменами напоминала пещеру в каньоне, чуть изогнутый каменный потолок спускался к полу. У края даже росли кусты, растрепанные от ветра, как у плиты Хвоста. Вот только тут был замерзший водопад с одной стороны, а петроглифы на стене не были неясными фрагментами, как у дома моей мамы. Они были четкими.

Мы — создания Света, и мы знаем, это несовершенно.

При правлении седьмого короля каньонов один выступит и принесет

процветание и богатство на тысячу лет.

Богатство придет из богатства. Мир придет из мира.

Я — призма, рассеивающая свет.

Сирма

Я снова и снова читала это. Символы были высокими и узкими, как в Каллаисе, потертыми от времени, хоть и хорошо сохранились на твердом камне Частокола под навесом. Наверное, Призме было больно вырезать их. Наверное, это делалось долго. Я посмотрела на ее подпись рядом с фигурой с тремя звездами над головой. Ее вел Свет, просил оставить эти слова в Восточном мире? У нее была своя причина? Она просто была безумной, как думала, наверное, Мона? Она знала, что сделают ее слова? Она хоть раз подумала, что превращает жизни людей в метки на камне, или вырезала, не думая о цене исполнения?

Я прижала ладонь к холодному камню, это не было позволено делать в Каллаисе, чтобы символы не стерлись еще сильнее. Я месяцами искала путь сюда, чтобы сделать это — прочитать символы, что столько изменили. В Алькоро, Сиприяне и пещерах к Люмену только это было моей целью. Теперь я была здесь, и все уже изменилось. Весь мир изменился так, что грозил перевернуться, и я ощущала себя кораблем, чей якорь оторвался.

Может, все было из-за уха. Стало лучше, но справа звуки были приглушены. Я постоянно поворачивалась в разговоре к говорящему. Один раз я плакала из-за этого, но за недели заметила, что от этого я слушаю внимательнее. Это заставляло меня смотреть в глаза. Это было хорошо.

Но утомительно.

Кольм стоял в стороне у замерзшего водопада, смотрел на озеро. Я повернулась к нему. Разговор пару недель назад был простым. Я много плакала. Мы говорили об университете, о сроках и бюджете. Но чаще мы молчали, сидели, и нас разделяли несколько футов. Я была с кофе, он с чаем, и мы ценили, что не нужно говорить, смотреть или слушать.

Он услышал меня и кивнул на петроглифы.

— И?

— Как и сказал Селено, — сказала я. — Если они и не написаны одной рукой, то это почти идеальная копия. Или Призма побывала тут, или ее последователь, — я опустила принесенный портфель, вытащила пустой пергамент и угольные палочки. Я хотела сделать четыре копии и столько же зарисовок. Кольм помог разложить материалы, отмечал страницы копий, пока я встряхивала бутылочки чернил. Я пригладила кисть, вспомнила письмо мамы, что пришло пару дней назад.

Она была поражена и в ужасе от того, что я была в озере Люмен, как и от того, что тут произошло. Страница была в точках чернил, словно она замирала перед написанием каждого предложения. В ее соболезнованиях звучал шок. Новость попала в Алькоро раньше, чем прибыли наши корабли, и я уже понимала, что расходятся слухи. Я спешно написала ответ, просила ее сообщить о важных фактах, пока ущерб не стал еще сильнее. Но пока что я могла сделать только это.

Ее не поймали солдаты в горах, она нашла старую коллегу Анху, и вместе они достали разрешение на обыск комнат Шаулы. Они нашли многоножек и собранную с них кислоту, что была во флаконах в шкатулке с декоративными призмами. Советник Изар, когда ему показали находки и причину его состояния, издал указ об аресте, и голоса совета разделились, пять к трем. Но Шаула уже была мертва, и меня ждало много вопросов, когда я прибуду на наши берега.

Мама писала из тюрьмы. Ее вернули в камеру, арестовали за похищение короля и королевы. Но, как она писала, все в таком хаосе, что приговора и срока не было. И советник Изар заморозил решения на королевском уровне, пока я не вернусь и не улажу все. Он подавлял мятежи на улицах, заявляя, что королева ударила по союзу против Алькоро и объединила Восток для общего блага.

Я застонала и сжала голову, читая это. О, меня ждет много работы дома.

Я посмотрела на петроглифы, запоминая их для первых мазков кистью. Кольм закончил отмечать пергамент и посмотрел на символы.

Он кашлянул, взглянул на меня и придвинулся к моей левой стороне.

— При правлении, — робко процитировал он, — один выступит.

Я откупорила бутылочку чернил.

— Так там сказано.

Он пригладил пергамент.

— Наверное, ты думала о…

Я смотрела на страницу, тщетно пытаясь сосредоточиться.

— Технически его правление завершено, — продолжил он. — Значит, в теории, тот, кто исполнит Пророчество, уже явился, — он посмотрел на меня.

Я вдохнула и подняла голову.

— Кольм, я всю жизнь слушала обсуждение Пророчества. Мне надоело искать значение в каждой минуте, чтобы доказать его слова. Я просто буду стараться. Если так меня ведет Пророчество, так тому и быть. Но я не буду им измерять свое достоинство и успех.

— Я и не предлагал, — сказал он. — И я не думаю, что тебя ведет Пророчество, — он замолчал, крутя кусочек угля в пальцах. — Но я уверен, что университет будет невероятным, Джемма.

* * *

«Дикий индиго» покачивался на пристани. После пяти недель с того момента, как я увидела Кольма работающим над ним, корабль был закончен и готов плыть по реке к морю, вокруг Сиприяна и к порту Жуаро в Алькоро.

Кольм посмотрел на мачту, флаг Люмена хлопал на ветру.

— Хороший корабль, — сказал он с долей гордости.

Я улыбнулась, он заерзал, цепи на запястьях звякнули. Я посмотрела на оковы — они были символичными, но мне не нравилось смотреть на них. Он не возражал, смотрел на зимнее озеро с бодростью, будто не делал это в последний раз перед изгнанием.

У меня был маленький сундук, где было немного одежды и документы — копии санкций против Алькоро и планов отступления из Сиприяна, смены монархии. Мне нужно было теперь принести это в Алькоро и осуществить, но было проще представлять это, когда такие же документы были у трех соседних стран. Сенатор Анслет обещала прислать в Алькоро представителя весной, чтобы помочь с установлением выборов.

Она и сенатор Фонтенот попрощались тоже, они будут с нами в пути по реке. Пока их вещи грузили, остальные пришли к причалу. Элламэй и Валиен месяц назад ушли в Сильвервуд, чтобы там не переживали без них. Элламэй вскоре вернулась с вязанкой веток можжевельника, ароматных и готовых для сжигания. И она принесла красивую шкатулку из крепкого каштана, украшенную звездами из перламутра умельцами из Люмена. Эта шкатулка была в моем сундуке.

Похороны Селено были тихими и маленькими, а не длились часами, как у предыдущих королей и королев Алькоро. Тут не было длинной молитвы или недели тихих улиц в дыму. Были только Мона, Ро, Элламэй, Арлен, Кольм и я у костра. Сенаторы не пришли. Сорча не пришла. Валиен все еще был в горах. Моего народа тут не осталось. И мы вшестером стояли, смотрели на огонь, запах можжевельника был густым в воздухе.

Теперь они присоединились ко мне и Кольму на пристани. Элламэй все еще была с костылем, но хотя бы могла вставать на ногу. Она передала костыль Валиену и крепко обняла Кольма. Его спина хрустнула.

— Знаешь, что хорошего в Алькоро? — спросила она, прижимая его руки к бокам.

— Что? — он с трудом мог так дышать.

— Там нет ядовитого плюща, — сказала она. — Но есть гремучие змеи. Не дразни их.

Он улыбнулся от своей шутки, выдохнул, когда она отпустила его. Его запястья все еще были скованы, и Валиен пожал его руку, Арлен и Сорча обняли его. Они поженились два дня назад, пока Кольм не уехал. День был радостным, полным пения Люмена и фонарей, всю ночь горевших на воде. Я пришла на церемонию, но незаметно сбежала в начале празднования. На меня все еще мрачно поглядывал народ озера, и я не хотела уходить с праздника. Я сидела у огня в моей комнате, слушала пение с озера и читала «Ныряющий зверинец».

Теперь я была готова вернуться домой. Но прощания не закончились.

Мона вдохнула. Она молчала почти весь день вчера. Теперь она стояла перед Кольмом, прямая и высокая, но бледная. Он смотрел на нее со слабой улыбкой.

— Мона, — сказал он. — Я буду скучать.

— Да, — выдавила она. — Мы… — она указала на себя и Ро. — Мы поженимся в реке.

— Не в реке, — серьезно сказал Ро. — У меня легких не хватит.

Она нахмурилась, но продолжила, словно не слышала его.

— Это будет летом, может, позже… Я пришлю дату, когда мы решим, чтобы ты подготовился…

Кольм склонился и поцеловал ее в лоб.

— Это я не пропущу.

Она выдохнула и махнула солдату неподалеку.

— Снимите оковы, это смешно.

Солдат послушно подошел и убрал оковы с запястий Кольма. Как только они съехали, он обнял сестру, прижав ее к себе. Она уткнулась лицом в его плечо. Приглушенные слова зазвучали в его рубашку.

— Все хорошо, — сказал он. — Все хорошо, я счастлив, Мона. Я буду скучать. Но я счастлив. И ты тоже будешь счастлива.

Она отодвинулась, махнула на свое покрасневшее лицо. Она повернулась ко мне.

— Не давай ему… извести себя наукой. Напоминай ему поесть.

Я улыбнулась и взяла ее за руку.

— Мы будем приглядывать друг за другом.

Она протерла лицо платком.

— Ты тоже будешь на свадьбе?

— Если ты этого хочешь.

— Да, — она чуть выпрямилась, голос стал ровнее. — Да. У нас будет о чем поговорить к тому времени, — она посмотрела на корабль и притихла. — Джемма, — сказала она. — Ты уверена в этом? Знаю, ты сможешь построить университет, но… лишиться монархии?

Я улыбнулась. Она не говорила об этом после моей озвученной идеи, и мне казалось, что она думала о том, что бы заставило ее принять такое решение.

— Я не рождена быть королевой, Мона, — сказала я. — Это не по мне. Но я хочу помочь Алькоро. Надеюсь, я найду способ.

— Я вот что скажу, — Элламэй похлопала меня по плечу, — нам стоит попробовать такое в Сильвервуде.

Валиен побледнел за ней.

Элламэй обняла меня с той же силой, что и Кольма.

— Береги себя, Джемма. Скоро увидимся.

Я обняла ее в ответ, а потом Ро и остальных по очереди. Я посмотрела на Кольма, и мы повернулись к трапу.

Мой сундук хотели уже погрузить, но я быстро вытащила оттуда шкатулку с прахом Селено и держала в руках. Солдаты Люмена, что сопровождали изгнание Кольма, выстроились у трапа. Они ерзали, многие с трудом скрывали эмоции. Кольм схватил свою сумку, я услышала его тихий вздох.

Мы почти добрались до первых солдат, когда сзади раздался голос Моны.

— Внимание.

Солдаты тут же выпрямились, подняли головы и расправили плечи.

— На караул, — приказала она с дрожью.

Одним движением они прижали кончики пальцев к вискам. Я прижала прах Селено к груди. Кольм опустил голову, провел костяшками под глазом, а потом отсалютовал в ответ, пока мы проходили среди стражи к кораблю.

На палубе дул холодный, но уверенный северный ветер. Прозвучали приказы отплыть и опустить парус. Один из матросов встал у носа корабля и завел начало пени. Голова окружили нас на корабле, я прошла к комнатке, что выделили для меня под кубриком. Внутри я устроила шкатулку рядом со своим сундуком.

В Алькоро будут горе и скорбь, будут недели дыма и неокрашенной ткани. Кто-то из служителей проведет длинный ритуал у священного утеса. Я буду плакать, пока не устану. Но я ждала того, что будет дальше. Покоя. Тишины под вечерним небом. Покоя для него и для меня.

Мы не могли отступать.

Мы могли лишь идти вперед.

Может, это и правильно.

Я прижала ладони к жемчужным звездам на крышке шкатулки.

— Увидимся дома, — прошептала я.

Я вышла на ветер, пение и яркий свет утреннего солнца. Кольм стоял у борта с двумя сенаторами, махал всем внизу. Я миновала его и прошла к корме. Маяк сиял на западных склонах. Его часть уже оттаяла, а там, где мы выпали из пещеры, уже был лед.

Я посмотрела на реку, солнце озаряло берег. Оно будет озарять край каньона, делая его желтым, золотым и янтарным из-за снега. Я закрыла глаза и вдохнула, почти ощущая запах шалфея и можжевельника на ветру. Корабль покачнулся, отплывая, и я впилась в борт.

«Я — создание Света, — подумала я. — И я знаю, что это несовершенно».

Это приносило облегчение. Согревало. Я заправила пару прядей волос за звездный обруч, чуть ослабила плащ, чтобы ветер дул на мою голую шею. Покачиваясь от движения корабля и песни, я открыла глаза и смотрела, как корабль рассекает воду реки, направляясь к морю.


КОНЕЦ

Загрузка...