Сошествие Ангелов

Глава 13

После смерти лорда Сартаны Братство Волка прекратило свое существование. Его последних рыцарей, скрывавшихся в пустынных и сумрачных переходах замка, переловили и беспощадно уничтожили. Но никто и не просил милосердия, поскольку побежденные понимали, что пути назад для них нет.

На самых высоких башнях замка были вывешены знамена Ордена, и пламя пожаров сверкало на их пробитых и обгоревших багряно-золотистых полотнищах. После окончательной победы мечи застучали по щитам, а кавалеристы Воронова Крыла с радостными криками сделали несколько кругов вдоль разрушенных стен горной крепости.

Воины Ордена постепенно осознавали важность этого исторического момента, приближавшего их к великой цели, и радостно обменивались поздравлениями. После разгрома рыцарей Волка Северная Чаща была открыта для Ордена, и теперь можно было выследить и уничтожить последних великих зверей.

Захариэль наблюдал, как рушится крепость рыцарей Волка, содрогаясь под массированным обстрелом артиллерии Ордена. Павшим врагам не было оказано никаких почестей, их тела сложили в главной башне замка и предали сожжению на костре из собранной здесь же мебели.

Но до того Лев зашел в огромную библиотеку, обнаружил там Захариэля и Немиэля над телом лорда Сартаны и поздравил обоих, прежде чем обратить внимание на колоссальное собрание книг.

После поверхностного просмотра нескольких томов из библиотеки Лев приказал им возвращаться к своему отряду, а сам погрузился в более подробное изучение коллекции побежденных противников. Чуть позже в Алдарух отправился целый караван повозок, нагруженных книгами и свитками.

Захариэль отвернулся от горящей крепости; картина разрушения столь величественного сооружения опечалила его. Неужели все битвы заканчиваются такими противоречивыми переживаниями? Он не только остался в живых, но и покрыл себя славой, отважно сражался и принимал участие в финальном бою. На его глазах творилась история, на его глазах умер самый могущественный враг, и все же душу Захариэля не покидало тягостное ощущение, что что-то еще не сделано, что упущена какая-то возможность.

Сар Хадариэль выжил после удара чудовища и снова будет сражаться, как и многие рыцари его отряда. Жатва смерти оказалась значительной, но не настолько, чтобы омрачить победное ликование, и утрата многих товарищей и друзей уже постепенно бледнела перед сиянием славы.

За несколько недель путешествия обратно в Алдарух степень прегрешений рыцарей Волка возросла в десятки раз, и, кроме содержания в клетках великих зверей, им приписывали проведение ужасных экспериментов и полное духовное разложение. К тому времени, когда рыцари Ордена вернулись домой, их противники превратились в омерзительных монстров, безвозвратно поддавшихся порче. Война всеми признавалась необходимой, и рыцари окончательно уверились в том, что достигнутая победа послужила великой цели и значительно приблизила освобождение Калибана.

И все же в череде последовавших празднеств и поздравлений Захариэль не мог забыть о той встрече в Круглом Зале, когда Лион Эль-Джонсон вынудил лорда Сартану объявить войну, — той встрече, когда война была навязана им.

Конечно, кампания, проводимая Орденом, принесла ему блистательную славу, но не пострадала ли при этом его честь? Была ли кровь пролита в сражении только ради благородных целей?

Эти и другие вопросы мучили Захариэля всю обратную дорогу, и он не мог поделиться переживаниями даже с самыми близкими друзьями. Он видел, как его братья празднуют великую победу, но каждый раз, когда он наблюдал, как Лев наслаждается восхвалениями своих товарищей, на сердце Захариэля падала тень.

Казалось, что лишь один человек в Ордене разделяет его сомнения. Захариэль часто видел ехавшего рядом со Львом Лютера и замечал такую же тень в его улыбке и льдинки в его глазах.

Но если Лютер и замечал на себе взгляды Захариэля, он ничем этого не проявил, как не показывал и того, что обратное путешествие в Алдарух для него было омрачено восхвалением ратных подвигов Льва, затмивших его собственные успехи.

Участие Немиэля и Захариэля в уничтожении великого зверя во дворе замка было отмечено особо, и каждый из них получил на доспехи свиток пергамента, в котором описывались их подвиги. Немиэль был на седьмом небе от счастья, Захариэль тоже обрадовался награде, но каждый раз, когда вспоминал тот бой, удивлялся, почему к нему не вернулись загадочные способности, которые проявились в лесах Эндриаго.

Возможно, все было так, как он и подозревал, и странные свойства обусловливались близостью темного леса. А может быть, это Хранители пробудили в нем скрытый талант, дремлющий до сих пор, а может, он все это нафантазировал, и загадочные свойства были лишь плодом лихорадочного напряжения ума во время смертельной битвы с ужасным чудовищем.

Как бы то ни было, Захариэль был рад, что произошедшая тогда схватка все более отдалялась в его воспоминаниях и с каждым днем утрачивала связь с реальностью. Он прекрасно помнил гибель монстра, но все другие события того дня, предшествующие бою, становились все более расплывчатыми, словно его память затягивалась плотным туманом.

Жизнь рыцарей Ордена вернулась в свою колею, и беспокойство Захариэля стало мало-помалу рассеиваться. С течением времени предостережение лорда Сартаны начало казаться не чем иным, как беспочвенным бормотанием поверженного врага. Охота на хищников продолжалась, и рыцари ежедневно отправлялись в леса, чтобы очистить все новые и новые участки от власти чудовищ.

Каждый день приносил все меньше и меньше трофеев, и казалось, что грандиозные планы Льва наконец сбываются.

Сам Лев крайне редко выезжал в леса в те дни, большую часть времени проводя в высокой башне Алдаруха за книгами, привезенными из замка рыцарей Волка.

Элиат и Аттиас сразились и одержали победы над своими великими зверями и пополнили ряды рыцарей, что и было отпраздновано в большом зале Ордена. Все четыре друга теперь служили в отряде Хадариэля и изо дня в день отправлялись в леса истреблять хищников в надежде встретить одного из немногих оставшихся великих зверей.

Разведчики из Воронова Крыла приносили донесения об освобождении очередных участков Северной Чащи. Захариэль всегда тщательно изучал их доклады в поисках каких-либо упоминаний о темной чащобе в окрестностях Эндриаго и любых намеков на странное наваждение, охватившее его во время охоты на громадного льва, но, кем бы ни были встреченные им тогда загадочные существа, они, похоже, испарились.

Возможно, они и вовсе не существовали. Как юноша ни старался, он не мог отчетливо вспомнить ни произошедший в лесу разговор, ни тех, с кем разговаривал.

Мир Калибана все так же вращался, жизнь шла своим чередом, и Орден постепенно превращался в доминирующее братство, пока не появились ангелы.

Солнце попало на верхние ветви деревьев, и на лесной тропе под копытами коней раскинулся кружевной узор света и тени. Свежий утренний воздух сулил благоуханный и мирный день.

Захариэль отпустил поводья и расслабился в седле, позволяя черному скакуну самому выбирать дорогу. Рыцарям Ордена уже нечего было бояться в лесах, и через недавно опасные чащи пролегли новые светлые тропы для искателей приключений. За каждым поворотом открывались изумительные пейзажи, полные природного величия, до недавних пор непостижимого для жителей Калибана из-за постоянной угрозы хищников.

Теперь, после уничтожения бродячих чудовищ, леса ждали своих новых хозяев. Ехавший рядом Немиэль снял шлем и пригладил ладонью волосы, и Захариэль улыбнулся, радуясь соседству брата в этой важной поездке.

Этим утром cap Лютер прислал за ними гонца, сопроводив его наказом взять в конюшне самых лучших скакунов, чтобы отправиться на последнюю охоту. Лев ехал в приподнятом настроении, и ему явно не терпелось принять участие в последней охоте, как будто в его груди пылал огонь предназначения, о котором он и не догадывался.

Первая часть пути прошла в спокойном молчании, и все воины от души наслаждались красотой мира, который они с полным правом могли назвать своим. Лев и Лютер возглавляли группу, и их путь лежал точно на север, мимо новых поселений, образованных после истребления великих зверей на значительном удалении от Алдаруха.

На приличествующем расстоянии позади них держался новый лорд Символ — это звание недавно перешло к очередному безымянному воину. Вопреки ожиданиям многих людей, мастер Рамиэль не был назначен на этот пост. Кто теперь скрывался за высоким титулом, как и всегда, оставалось тайной.

Процессию замыкали несколько новых рыцарей и даже некоторые из претендентов, так что отряд представлял собой срез всех слоев Ордена.

— Странная группа для охоты в глуши, как ты считаешь? — спросил Немиэль.

— Согласен, — ответил Захариэль. — Вероятно, Лев захотел, чтобы в последней охоте приняли участие не только старшие рыцари, но и представители всех остальных рангов.

— Ты считаешь нас с тобой старшими рыцарями?

— Нет, — сказал Захариэль. — Я думаю, что мы — представители молодого поколения, которым предстоит внести свой вклад в развитие Ордена.

— Ты уже сделал это, юный Захариэль, — вмешался едущий во главе колонны Лев. — Не забывай, у меня очень тонкий слух. Ты здесь благодаря нашему с тобой братству.

— Да, мой лорд, — ответил Захариэль.

Вслед за Львом он выехал на просторную поляну перед скалой из ослепительно-белого камня, возвышавшейся с левой стороны от всадников. С вершины скалы широким каскадом падали струи воды и рассыпались по бурлящей поверхности широкого бассейна. Со всех сторон поляну окружала буйная растительность, и душа Захариэля наполнилась спокойствием, хотя до этого момента он и не подозревал, какая там зияла пустота.

— Да, это то самое место, — сказал Лев, по-прежнему оставаясь впереди всей процессии.

Он развернул коня — самого мощного из всех выращенных в конюшнях Калибана — и обратился к своим воинам, уже выехавшим на поляну перед водопадом:

— Вы все оказались здесь потому, что, как правильно предположил Захариэль, я решил: при окончании нашей грандиозной миссии должны присутствовать представители всех рангов Ордена.

От такой личной похвалы Захариэль не смог удержаться от смущенного румянца, окрасившего его щеки.

— Калибан принадлежит нам, — провозгласил Лев, и Захариэль вместе со всеми приветствовал это заявление гроссмейстера Ордена восторженными выкриками.

— Мы сражались и проливали кровь на протяжении долгих десяти лет, и каждому из нас довелось потерять на этом пути немало друзей и боевых товарищей, — продолжал Джонсон. — Но мы стоим на пороге величайшего триумфа. Мы достигли всего, за что боролись. Мы не допустили ошибок — и цель достигнута. Победа теперь наша.

Лев широко распростер руки:

— Братья мои, перед нами сверкает рассвет золотого века. Я видел его в своих мечтах — золотое время новых и удивительных свершений. Мы вот-вот вступим в новую эру и…

Удивленный нехарактерной для Льва заминкой, Захариэль обернулся к Немиэлю. А их предводитель смотрел поверх их голов куда-то влево, в сторону леса. Захариэль инстинктивно бросил руку к эфесу меча, предполагая засаду, хотя какой враг осмелился бы напасть на такого могущественного и отважного воина, как Лев?

В первый момент он решил, что последний из великих зверей сумел незаметно к ним подкрасться или один из рыцарей Волка, оставшийся в живых после поражения своего ордена, жаждал отмщения.

Хотя ни одной из этих угроз Захариэль не заметил, он не снял ладони с эфеса.

Он заметил, как на толстую ветвь дерева опустилась большая птица, блестевшая в солнечных лучах золотистым оперением.

Калибанский орел с ярким и безупречным хохолком на голове окидывал собравшихся воинов царственным взглядом и, похоже, ничуть не боялся людей. Эти птицы встречались довольно редко и не представляли угрозы, но суеверные обитатели Калибана считали их появление предзнаменованием значительных событий.

Воины отряда растерянно переводили взгляд с птицы на Льва, не зная, как реагировать на неожиданное вмешательство.

Под взглядом странных глаз птицы Захариэль ощутил, как по его спине пробежал холодок. Он тоже перевел взгляд на Льва и заметил на его лице выражение бесстрашного предчувствия, понимания и надежды, что он правильно понял предзнаменование.

— Я знал, — произнес Лев почти шепотом.

Едва он замолчал, поднялся необычный ветер, его сильный порыв принес едкий привкус, похожий на запах, распространяющийся вокруг оружейной кузницы.

Захариэль поднял голову. Над их головами с ревом пролетел темный массивный крылатый силуэт с голубыми огнями сзади. Потом еще один, и Захариэль невольно вскрикнул от накатившейся следом волны раскаленного воздуха.

Рыцари с трудом сдерживали испуганных коней, а Захариэль, увидев, что странные птицы снова ревут над поляной, обнажил меч.

— Кто это? — крикнул он, с трудом перекрывая затопивший поляну гул.

— Не знаю, — закричал в ответ Немиэль. — Великие звери!

— Не может быть! Они все мертвы!

— Видимо, нет! — воскликнул Немиэль.

Захариэль еще раз взглянул на Льва, пытаясь уловить намек, что происходящее было спланировано заранее, но его командир просто сидел на лошади и смотрел на летающих чудовищ.

Лютер что-то кричал Льву, однако его слова терялись в пронзительном вое гигантских птиц, заслонявших солнце. Их ужасный голос едва не лишил Захариэля чувств, а едкий запах горячих газов казался непереносимым. Мощные потоки воздуха срывали с деревьев листву и пригибали ветви к самой земле.

Орел поднялся на крыло и спланировал над озером к основанию водопада; брызги воды оросили его, и оперение засверкало, словно кованое золото.

Захариэль проводил взглядом птицу, а затем снова посмотрел вверх, прикрывая глаза от ослепительных струй голубого огня, бьющего из брюха зависшего над головой чудовища.

— Опустить оружие! — закричал подскакавший к ним Лютер. — Вложить мечи в ножны! Это приказ Льва!

Захариэль отвел взгляд от воющего и смердящего чудовища. Он не мог поверить своим ушам. Как можно поставить себя в столь невыгодное положение?

— Сар Лютер! — закричал он. — Ты хочешь, чтобы мы остались безоружными?

— Выполнять! — приказал Лютер. — Быстро!

Хотя приказ противоречил всему, чему его учили, Захариэль воздержался от дальнейших вопросов и, подчиняясь власти Лютера, убрал меч в ножны.

— Что бы ни произошло, — продолжал кричать Лютер, чтобы его услышали в налетевшем урагане, — ничего не предпринимайте, пока Лев не подаст знак! Понятно?!

Захариэль неохотно кивнул и услышал сверху странные звуки, напоминавшие отдаленные крики.

Потом во всей этой суматохе он заметил, как от чудовищ отделились темные силуэты.

Черные фигуры, одетые в доспехи, спускались на крыльях огня.

Рядом с ним Лютер прикрыл рукой глаза и произнес:

— И Ангелы Тьмы снизошли на крылах пламени и света… Великие и ужасные Темные Ангелы.

Захариэль узнал эти слова — он не раз слышал легенду о древних временах, когда отважные Темные Ангелы, таинственные защитники справедливости, первыми начали борьбу против великих зверей Калибана в самом начале существования этого мира.

Его сердце беспокойно дрогнуло, когда первый из огненных ангелов коснулся земли. Фигура в броне оказалась огромной, но детально рассмотреть ее было невозможно из-за дыма, окутавшего место приземления. Рядом с ним спустились остальные, и вот уже перед отрядом Льва встали десять массивных гигантов. Несомненное сходство между их доспехами и его собственной броней сразу же бросилось в глаза Захариэлю.

А когда первый из гигантов сделал шаг вперед, стало заметно, что его фигура очень напоминает фигуру Льва. Несмотря на то что Лев все же превосходил ростом каждого из них, строение тела и пропорции были очень похожи.

Мощная струя газов огромного летающего существа быстро развеяла дым, появившийся после приземления гигантов, а само чудовище, доставив свой груз, унеслось. На поляне неожиданно стало очень тихо, остался только звук падающей со скалы воды.

Гиганты явно обладали неимоверной силой, но, несмотря на их воинскую мощь, в них было заметно нечто вроде благоговейного восторга, словно они обнаружили драгоценный дар, на который не смели надеяться.

Первый гигант поднял руки к шлему, и тогда Захариэль увидел, что он вооружен мечом и пистолетом, похожими на его собственное оружие, хотя каждый предмет был несколько крупнее тех, что применяли воины Ордена.

Поворот защелки вызвал свист выходящего воздуха, и гигант снял свой шлем, к всеобщему удивлению открыв вполне человеческое лицо, хотя его черты были более крупными, чем у любого из жителей Калибана.

Лицо оказалось привлекательным, а при взгляде на Лиона Эль-Джонсона на нем появилась неуверенная улыбка. Как ни странно, Захариэль не испытывал страха, все его опасения рассеялись при виде открытого лица гиганта.

— Кто ты? — спросил Лев.

— Я — Мидрис, — невероятно низким и раскатистым голосом ответил гигант. Затем он обернулся к своим спутникам. — Мы — воины Первого Легиона.

— Первого Легиона? — переспросил Лютер. — Чей это Легион?

Мидрис снова повернулся к Лютеру.

— Первый Легион Императора, Повелителя Человечества и Правителя Терры.

Глава 14

— Это машины, — сказал Немиэль, стоя на замковой стене. — И мне кажется, это здорово. Повтори, как они их называют?

— Краулеры, — ответил Захариэль.

— Верно, краулеры, — кивнул Немиэль. — Они срезают деревья, выкорчевывают пни и еще разравнивают землю — и все три работы выполняются одной машиной, управляемой одним всадником.

— Оператором, — поправил его Захариэль. — Люди, которые работают на машинах, называются операторами или водителями, а не всадниками.

— Ну, пусть операторами, — пожал плечами Немиэль. — Нет, ты скажи, ты видел что-нибудь подобное?

Захариэль, пристально наблюдавший за проводимой внизу работой, полностью разделял восхищение Немиэля. Оба стояли на крепостной стене замка и смотрели на лес. Вот только леса там почти не осталось, по крайней мере в этом направлении.

Насколько мог видеть глаз, на громадном участке ниже северного склона гор древние леса почти полностью исчезли.

С высокого наблюдательного пункта было трудно разобрать какие-то детали, но от грандиозного масштаба разворачивающейся внизу операции захватывало дух.

— Если хочешь знать мое мнение, — снова заговорил Немиэль, не дожидаясь ответа, — то они похожи на насекомых. Невероятно больших, но все же насекомых.

Не отрывая взгляда от работающих машин, Захариэль не мог не согласиться с мнением брата. Кипевшая внизу неустанная деятельность наводила на мысли о строго согласованных перемещениях колонии насекомых, тем более что на таком расстоянии и с высоты укреплений замка люди и впрямь казались не крупнее муравьев.

— Представляешь, сколько потребовалось бы времени, чтобы выполнить такой объем без помощи машин?! — воскликнул Немиэль. — А сколько надо было бы привлечь людей и лошадей, чтобы расчистить такой участок?! Могу сказать, имперцы ничего не делают наполовину. У них и воины — настоящие гиганты, и машины соответствующие.

Захариэль рассеянно кивнул в ответ, но все его внимание по-прежнему было сосредоточено на работе краулеров.

Последние несколько недель вызвали настоящее потрясение.

По всем меркам, эти дни стали наиболее значительным периодом во всей истории Калибана. Прошло почти шесть месяцев с тех пор, как Захариэль стал рыцарем. Кампания по уничтожению великих зверей завершилась, рыцари Волка были побеждены, Лион Эль-Джонсон стал гроссмейстером Ордена, а Лютер — его заместителем.

Но ни одно из этих событий не могло сравниться с прибытием имперцев.

Уже через несколько часов после появления в небе летающих кораблей новости распространились по всему Калибану со скоростью лесного пожара. Скоро стало известно, что группа гигантов в черных доспехах посетила Калибан в качестве представителей Императора Терры.

Они называли себя воинами Первого Легиона и были только посланниками.

Захариэль и сейчас помнил первую встречу с представителями Империума.

— Мы ваши братья, — сказал воин, назвавшийся Мидрисом, когда он и его товарищи опустились перед Львом на одно колено и склонили головы. — Мы посланцы Империума Человечества, и теперь, когда Древняя Ночь закончилась, мы пришли, чтобы воссоединиться с потерянными детьми человеческой расы. Мы пришли вернуть положение, принадлежащее вам по праву рождения. Мы принесли свет мудрости Императора.

Не все жители Терры оказались гигантами. Вскоре после первой высадки стало ясно, что гиганты — или Астартес, как они называли себя на языке Терры, — пришли на Калибан как первопроходцы для огромной экспедиции. Когда выяснилось, что жители Калибана готовы принять гостей с распростертыми объятиями, за десантом гигантов последовали группы человеческих существ более привычного телосложения. Это были операторы, работающие на краулерах, историки, переводчики, искусствоведы и дипломаты.

Но и гигантов, и обычных людей — всех жителей Терры — объединяла одна черта: о своем Императоре все они говорили с величайшим почтением и восхищением.

— Интересно, как он выглядит? — вдруг ни с того ни с сего спросил Захариэль.

— Кто?

— Император, — пояснил Захариэль, ощущая трепет предчувствия. — Они говорят, что Император создал Астартес, что он способен читать чужие мысли и творить чудеса. Говорят, что это величайший из всех когда-либо живших людей. И еще рассказывают, что ему несколько тысяч лет и он бессмертен. Как же должен выглядеть такой человек?

Этим утром посланники Империума объявили, что Император намерен лично посетить Калибан. Они сказали, что он находится где-то неподалеку, приблизительно в трех неделях пути. После согласования с высшим руководством Ордена к моменту прибытия Императора было решено построить посадочную площадку в лесах у стен Алдаруха.

После чего пошли в ход привезенные имперцами машины, и на месте древних лесов образовалась все увеличивающаяся площадка, где Император должен будет впервые ступить на землю Калибана.

Не один Захариэль с нетерпением ожидал появления Императора, этот визит был одной из самых популярных тем в разговорах среди рыцарей с первого же момента, когда на Калибан прибыли гиганты. Не многие верили тому, что о нем рассказывали посланники. Если в словах гигантов была хоть доля правды, Император должен был представлять собой воплощение абсолютного совершенства человеческой расы.

— Я думаю, он не меньше десяти метров ростом, — с нескрываемым сарказмом заявил Немиэль. — А может, и двадцати, если верить тому, что о нем рассказывают. И он должен дышать пламенем и выпускать из глаз смертоносные лучи, словно существа из старинных сказок. А может быть, у него две головы, одна — человеческая, а вторая — козлиная. Откуда мне знать, как он выглядит? Я в таком же неведении, как и ты.

— Осторожнее, — предостерег его Захариэль. — Терранским гигантам может не понравиться, что ты так отзываешься об их повелителе. Еще решат, что ты хочешь их оскорбить.

Как и большинство жителей Калибана, Захариэль был поражен тем, что имперцы не только имели в своем распоряжении такую замечательную технику, но и воспринимали ее как должное. Даже многие вещи, имеющиеся на Калибане и похожие на предметы гостей с Терры, свидетельствовали о широкой пропасти, разделяющей два общества.

Доспехи и оружие рыцарей Калибана были выполнены в том же стиле, что и снаряжение Астартес, но цепные мечи и силовые доспехи терранцев были оснащены гораздо лучше и обладали большей эффективностью, чем любые их разновидности, используемые здесь.

Особенно много различий Захариэль обнаружил при изучении брони воинов с Терры. Кроме того, что они отличались размерами, силовые доспехи Астартес во всех отношениях оказались гораздо совершеннее. Броня Захариэля защищала его от ударов и повреждений, наносимых когтями хищников или мечами. Он даже мог закрыть шлем и фильтровать дым или вредный для дыхания запах вроде ядовитых миазмов сладкого корня, растущего на Калибане.

Однако доспехи Астартес обеспечивали гораздо более высокий уровень защиты. Они позволяли своим владельцам видеть в полной темноте, выдерживать воздействие экстремально низких или высоких температур, непереносимых при других условиях. В них имелся автономный источник воздуха. Благодаря такой технологии Астартес могли выживать и сражаться в любой среде независимо от ее враждебности человеческому организму.

Подобные достижения, казалось, были обычным делом для терранцев, но для жителей Калибана все это было подобно настоящему чуду. Еще более удивительными оказались достижения имперской медицины.

Через несколько дней после прибытия терранцев с одним из претендентов во время тренировки произошел несчастный случай. Мальчик по имени Мониэль практиковался в прохождении спирали с боевым мечом, но поскользнулся и, падая, нечаянно рассек себе колено.

Апотекарии Ордена сумели остановить кровь и спасли жизнь Мониэля, но ничего не могли сделать для сохранения его ноги. Чтобы предотвратить развитие гангрены, поврежденную конечность пришлось ампутировать.

Никто не сомневался, что после ампутации ни один человек не сможет стать рыцарем. Мониэля следовало отослать в его родное селение и оставить на попечение семьи.

Но в данном случае вмешались терранцы, и история обрела более счастливый конец.

Прослышав о несчастье, случившемся с мальчиком, апотекарии Терры сами взялись за лечение, которое в данном случае, безусловно, включало в себя эзотерические методы. К всеобщему изумлению, на месте оставшейся после операции культи выросла новая здоровая нога.

Разумеется, имперцы называли Калибан совсем по-другому.

Они не могли знать, как люди назовут обретенный мир. Не могли они знать и о состоянии здешнего общества. Терранцы сразу же познакомились с рыцарскими орденами, и, к удивлению и радости представителей обеих культур, выяснилось, что иерархическое строение рыцарских сообществ во многом совпадает с порядками, существующими в Легионах Астартес.

Да, это было странное и очень интересное время.

Претенденты и рыцари Ордена под наблюдением Астартес проводили усиленные занятия, и тренировочные залы Алдаруха с утра до вечера звенели от ударов мечей. Гиганты в черных доспехах каждый день расхаживали по учебным площадкам и разговаривали с мастерами Ордена, чтобы оценить уровень воинской подготовки и характер каждого члена рыцарского сообщества.

Захариэль сегодня уже провел три сражения, и его кожа покрылась испариной, а мускулы горели от усталости. Они вместе с Немиэлем уже прошли через все испытания, предложенные Астартес, и, казалось, вымотались до предела своих возможностей.

— А я-то считал, что мастера Ордена нас сильно гоняют, — вздохнул Немиэль.

Захариэль слабо кивнул:

— Если для того, чтобы стать Астартес, требуются такие усилия, я не думаю, что готов к этому.

— В самом деле? — спросил Немиэль, выпрямляясь и с усмешкой потягиваясь. — А мне кажется, я готов пробежать еще несколько кругов. Присоединишься ко мне?

— Отлично, — согласился Захариэль и поднялся на ноги.

Несмотря на то что тренировочный зал был заполнен почти до предела, Захариэль не мог не заметить, что в испытаниях Астартес принимают участие только претенденты и самые молодые из рыцарей. Они с Немиэлем были здесь практически самыми старшими, и Захариэль задумался о цели проводимых занятий.

День за днем число участвующих в испытаниях мальчиков постепенно сокращалось, и лишь самым сильным и упорным было предложено пройти следующую стадию проверки. Конечная цель испытаний держалась в секрете, но многие верили, что они соревнуются за место в рядах Астартес.

Захариэль напряг связки и мышцы голеней и бедер, потом расслабился, стряхивая напряжение, вызванное утренней тренировкой.

— Готов? — с напускной небрежностью спросил он у Немиэля.

Его брат не собирался уступать. Он кивнул и отбросил со лба влажную прядь.

— Побежали, — позвал Немиэль, набирая удобную скорость. — Десять кругов.

Захариэль последовал за ним, быстро догнал брата и принял предложенный темп. Ноги у него уже очень устали, но соперничество с Немиэлем длилось всю его сознательную жизнь, и никакое истощение сил не могло помешать ему воспользоваться шансом посоревноваться с братом.

Первые круги по тренировочному залу были пройдены относительно легко, но к четвертому кругу оба юноши вымотались, их дыхание стало прерывистым. В центре зала под внимательным взглядом Астартес начинались новые поединки, и Захариэль заметил, что на их гонку уже обратил внимание один из гигантов, доспехи которого отличались более замысловатыми украшениями, чем у его собратьев.

— Еще не устал? — выдохнул Захариэль.

— Ничуть, — с присвистом ответил Немиэль, начиная пятый круг.

Захариэль старался контролировать дыхание и не обращать внимания на возрастающую боль в груди. Вместо этого он сконцентрировался на скорости бега. Мысль о проигрыше он отбросил как неприемлемую. Он не будет вторым после Немиэля и не станет первым, кто сломается, поддавшись боли.

В «Изречениях» говорилось, что боль — это иллюзия чувств, тогда как отчаяние — иллюзия мысли. Оба эти препятствия можно преодолеть, и как только Захариэль обратился к резервам своих сил, он ощутил странную легкость во всем теле, словно мышцы пополнились энергией из загадочного источника, о существовании которого он и не подозревал.

К седьмому кругу Захариэль стал обходить Немиэля. Вновь обретенная энергия позволила ему сделать рывок, нарушивший их взаимоположение. Он услышал за спиной хриплое дыхание брата, и это еще больше увеличило его силы.

Разрыв между ними становился все ощутимее, и на восьмом и девятом кругах Захариэль твердо надеялся на победу. Второе дыхание не только наполнило его мышцы энергией, но и, казалось, ослабило волю Немиэля.

Начиная последний круг, он увидел перед собой спину Немиэля и понял, что, обогнав брата, нанесет немалый урон его гордости. Он снова постарался вызвать скрытые в самой глубине резервы и до предела сократил разрыв.

Немиэль бросил отчаянный взгляд через плечо, и Захариэль чуть не рассмеялся, увидев в его глазах неподдельное страдание. Немиэль проигрывал, и эта мысль лишала его последних сил.

Захариэль обошел брата и пересек финишную черту метрах в десяти от него. Закончив состязание, он упал на колени, рывком набрал полные легкие спертого воздуха и изо всех сил забарабанил кулаками по горящим от напряжения бедрам. Немиэль, едва держась на ногах, прошел финиш, и Захариэль крикнул ему:

— Дистанция пройдена, брат! Отдохни!

Немиэль качнул головой и продолжал бежать. С одной стороны, Захариэль осуждал дурацкую гордость брата, но с другой — восхищался его решимостью закончить то, что начал.

Хоть у него и не осталось ни капли сил, Захариэль заставил себя подняться и сделать несколько упражнений. Без этого мышцы обязательно сведет судорогой, а кто знает, какое еще испытание уготовили им Астартес.

Он закончил первую серию упражнений, когда Немиэль, задыхаясь, пересек линию финиша и рухнул на пол, обливаясь потом и хватая ртом воздух.

— Ты не слишком торопился, — заметил Захариэль с неожиданным для себя раздражением.

Немиэль тряхнул головой, не в силах ответить.

Захариэль протянул ему руку, чтобы помочь подняться.

— Давай, надо расслабить мышцы.

Тот отмахнулся, все еще жадно хватая воздух и даже не открывая зажмуренных глаз. Захариэль опустился возле брата на колени и начал массировать ему ноги, разминая напряженные мышцы жестокими щипками.

— Больно! — воскликнул Немиэль.

— Будет еще больнее, если этого не сделать, — возразил Захариэль.

Немиэль закусил губу, дыхание постепенно приходило в норму, а его брат продолжил свои манипуляции, давая возможность мышцам оправиться после непосильного напряжения гонки. Наконец Немиэль смог сесть, тогда Захариэль занялся его плечами.

Видя выражение раненой гордости на лице брата и не желая унизить того еще сильнее, он помалкивал. Однако Немиэль был уже достаточно взрослым, чтобы перенести удар по самолюбию, далеко не первый за годы их соперничества.

Услышав за спиной тяжелые шаги, Захариэль обернулся и увидел, что возле них остановился Астартес в затейливо украшенных доспехах.

— Ты быстро бегаешь, парень, — произнес воин. — Как тебя зовут?

— Захариэль, мой лорд.

— Встань, когда говоришь со мной, — приказал тот.

Захариэль поднялся и посмотрел в лицо воина. Оно было обветренным и казалось старым, но глаза все еще свидетельствовали о молодости. На доспехах воина было множество символов, значения которых Захариэль не понимал, а в руке он держал золотой жезл, увенчанный каким-то устройством, внешне напоминавшим рогатый череп.

— Как ты смог выиграть соревнование?

— Я… Я просто бежал быстрее, — сказал Захариэль.

— Верно, — кивнул воин. — Но откуда ты черпал силы?

— Не знаю. Наверное, я привлек все свои резервы.

— Возможно, — согласился Астартес. — Хотя, как мне кажется, ты и сам не понимаешь, какие именно силы привлек. Пойдем со мной, Захариэль. Я хочу задать тебе несколько вопросов.

Захариэль оглянулся на Немиэля, но тот равнодушно пожал плечами.

— Поспеши, парень! — бросил воин. — Или ваши мастера не учат вас послушанию?

— Прости, мой лорд. А куда мы пойдем?

— И прекрати называть меня «мой лорд». Это меня раздражает.

— Тогда как же я должен тебя называть? — спросил Захариэль.

— Зови меня брат-библиарий Исрафаэль.

— Так куда мы пойдем, брат-библиарий Исрафаэль?

— Куда-нибудь, — сказал Исрафаэль. — И там я буду задавать вопросы.

«Куда-нибудь» оказалось кельей для медитаций, куда мастера Ордена отсылали провинившихся претендентов, чтобы они поразмыслили над своими поступками. Каждая из таких келий была предназначена для созерцания и размышления, в каждой имелось одно окошко, выходящее на леса Калибана, и, глядя в него, мальчики обдумывали свое поведение.

— Я что-то сделал не так? — спросил Захариэль, входя в келью вслед за Исрафаэлем.

— Почему ты так думаешь? Ты что-то натворил?

— Нет, — ответил Захариэль. — То есть я так полагаю.

Исрафаэль жестом приказал Захариэлю сесть на стоящий в центре комнаты табурет, а сам встал у окна, загородив своей массивной фигурой скудный просвет.

— Скажи мне, Захариэль, — заговорил Астартес, — в твоей короткой жизни были ли какие-нибудь странные явления?

— Странные явления? — переспросил Захариэль. — Я не понимаю.

— Позволь, я приведу тебе некоторые примеры, — сказал Исрафаэль. — Например, вещи, к которым ты не прикасался, начинали двигаться. Или ты видел сны, которые впоследствии становились реальностью. Или происходило нечто удивительное, чего ты не мог объяснить.

Захариэль мысленно обратился к схватке с чудовищем из Эндриаго и своей клятве никому не рассказывать о странной победе. Когда-то жители Калибана сжигали людей, обладавших подобными способностями, и он мог только представить, как строго может отнестись к этому Астартес.

— Нет, брат Исрафаэль, — сказал он. — Ничего подобного не было.

Исрафаэль рассмеялся:

— Ты лжешь, парень. Для меня это так же ясно как день и даже не требуется прибегать к варп-видению. Я спрашиваю снова, было ли в твоей жизни что-нибудь странное? Прежде чем ответить, вспомни, что я узнаю о твоей лжи и, если ты не будешь отвечать правдиво, ты будешь лишен шанса продолжить развитие и пройти дальнейшие испытания.

Захариэль взглянул в глаза Исрафаэля и понял, что Астартес говорит совершенно серьезно. Библиарий мог одним словом исключить Захариэля из числа участников испытаний, а тот был намерен победить и доказать, что достоин большего.

— Да, — сказал он. — Было.

— Хорошо, — кивнул Исрафаэль. — Я сразу заподозрил в тебе силу. Продолжай. Что это было?

— Это случилось, когда я бился с великим зверем из Эндриаго. Все произошло само собой. Клянусь, я даже не знаю, что это такое, — единым духом выпалил Захариэль.

Исрафаэль поднял руку:

— Успокойся, парень. Просто расскажи мне, что произошло.

— Я… Я и сам не знаю, — сказал Захариэль. — Зверь меня почти одолел и собирался прикончить, и тогда я что-то почувствовал… Я не понимаю… Как будто моя ненависть поднялась в груди.

— И что было дальше?

— Время словно остановилось, и я смог увидеть то, чего не видел раньше.

— Что, например?

— Я видел внутренности зверя, — рассказал Захариэль. — Я смог увидеть его сердце и скелет. И смог проникнуть в его тело, как будто передо мной был призрак.

— Взгляд ужаса, — констатировал Исрафаэль. — Это большая редкость.

— Ты слыхал о таком? Что это было?

— Это форма предвидения, — ответил Исрафаэль. — При помощи своих сил псайкер заглядывает за пределы физического мира, и часть его плоти перемещается в варп. Это колоссальная сила, но очень опасная. Тебе повезло, что ты остался жив.

— Это сила зла? — спросил Захариэль.

— Зла? Почему ты об этом спрашиваешь?

— За обладание такими способностями людей на Калибане когда-то сжигали на кострах.

Исрафаэль понимающе усмехнулся:

— То же самое было и на Терре, только очень давно. Всех, кто чем-нибудь отличался от обычных людей, боялись и преследовали, хотя никто даже не понимал, чего именно они боятся. А что касается твоих сомнений… Нет, парень, твоя сила не более злобная, чем обычный меч. Это просто инструмент, который можно использовать и во имя зла, и во имя добра, все зависит от того, кто ею пользуется и с какими намерениями.

— Меня из-за этого исключат из соревнования?

— Нет, Захариэль, — ответил Исрафаэль. — Более того, это дает тебе дополнительный шанс быть избранным.

— Избранным?! — воскликнул Захариэль. — Означает ли это, что в процессе испытаний вы выбираете тех, кто сможет стать Астартес?

— Частично, — признал Исрафаэль. — Но еще мы хотим убедиться, что человеческая раса Калибана за период изоляции осталась достаточно чистой, чтобы наш Легион и в последующие годы мог набирать здесь рекрутов.

— А это так? — спросил Захариэль, не совсем понимая смысл слов Исрафаэля, но желая узнать как можно больше о Легионе и обычаях Астартес.

— Пока да, — ответил Исрафаэль. — И это хорошо, потому что примарху было бы нелегко отречься от своего мира.

— Примарху? — переспросил Захариэль. — Кто такой примарх?

Исрафаэль снисходительно улыбнулся:

— Конечно, ведь это слово тебе ни о чем не говорит, не так ли? Ваш лорд Джонсон и есть примарх, один из супервоинов, созданных Императором в качестве образцовой модели для Астартес. Воины Первого Легиона были сотворены из его генетической структуры, так что мы в некотором роде приходимся ему сыновьями. Я понимаю, все это для тебя полная бессмыслица, но со временем ты все поймешь.

— Ты хочешь сказать, что есть еще люди, подобные Льву? — спросил Захариэль, не в силах поверить в существование таких же совершенных существ, как Лион Эль-Джонсон.

— Есть, — подтвердил Исрафаэль. — Их всего девятнадцать.

— А где же они?

— Ах, — вздохнул Исрафаэль. — Об этом рассказывают так…

И Исрафаэль поведал Захариэлю самую удивительную историю из всех, когда-либо слышанных юношей. Это было повествование о раздираемом войнами мире и удивительном человеке, который сумел объединить этот мир под своим знаменем, украшенным орлом и молнией. Исрафаэль говорил о событиях, происходивших тысячи лет назад, когда человечество покинуло свою колыбель и распространилось до самых дальних уголков Галактики. Тогда наступил блистательный рассвет эпохи исследований и развития и тысячи тысяч миров покорились людям.

Но все это закончилось внезапно и убийственно — временами войны, крови и ужаса.

— Некоторые именуют тот период Эпохой Раздора, — сказал Астартес, — но я предпочитаю термин «Древняя Ночь». Это более поэтичное название.

Что вызвало столь стремительные и кардинальные изменения, Исрафаэль не уточнил, но рассказал о разбитой империи, об осколках цивилизации, из последних сил цепляющихся за жизнь, о форпостах человечества, рассеянных по всей Галактике, словно забытые острова в темном и враждебном океане.

Калибан, по его словам, и был одним из таких форпостов, миром, колонизированным во времена золотого века и оторванным от древа человечества Древней Ночью.

Долгие тысячи лет раса людей находилась на грани исчезновения. Некоторые миры постигло самоуничтожение в результате жестокого варварства его обитателей, другие пали жертвами мириадов враждебных форм жизни, населявших Вселенную наряду с человечеством. Но были и те, которые процветали и становились независимыми источниками прогресса и света, маяками во тьме для будущих поколений людей, способных их отыскать.

Но затем мрак Древней Ночи стал рассеиваться, и Император начал строить планы сплетения разрозненных нитей человечества обратно в единый гобелен Империума. Исрафаэль ничего не говорил о происхождении Императора, но сказал, что он был рожден давным-давно, еще когда Терру раздирали жестокие войны, и жил среди людей дольше, чем любой другой человек.

На разоренной поверхности Терры Император одержал несметное число побед и наконец смог объединить этот мир, прибегнув к помощи первых генетически улучшенных супервоинов. Безусловно, эти существа были грубыми созданиями, но они являлись прототипами Астартес. После овладения Террой Император задумал сотворить более совершенных солдат.

И все эти события неизбежно вели к созданию примархов.

Примархами, как объяснил Исрафаэль, должны были стать двадцать легендарных воинов. Эти герои и лидеры станут генералами многочисленных армий Императора и воплотят его грандиозные планы покорения Галактики. Каждый примарх должен быть могущественным существом, наделенным частицей гениальности Императора, обаянием и силой его личности. Каждый примарх станет ожившим божеством на полях сражений, будет вдохновлять людей своим непревзойденным героизмом и поведет их от звезды к звезде, навстречу конечной цели.

Захариэль, услышав эту часть истории, тотчас уверился, что Лион Эль-Джонсон и есть такое существо.

Исрафаэль продолжал рассказ о том, как все кузницы Терры работали на полную мощность, заготавливая оружие, военные машины и прочие предметы для снабжения Императорских армий, но его тон стал более мрачным. В тот момент примархи еще только подрастали глубоко под землей, в секретных лабораториях Императора.

Но еще до начала Великого Крестового Похода, как многие окрестили это грандиозное мероприятие, разразилось величайшее несчастье.

Захариэль ощутил необъяснимый гнев, услышав о гнусных происках, в результате которых младенцы-примархи были украдены с Терры и разбросаны по звездам. Кое-кто считал, что эта катастрофа положит конец великим замыслам Императора, но он продолжал работать, невзирая на все беды, способные сломить любого другого человека.

И Великий Крестовый Поход начался. В первую очередь в ходе бурной кампании был восстановлен порядок на ближайших планетах, и тогда Астартес пришлось пролить кровь в своих родных мирах. Затем был заключен союз со жрецами Марса, и, закончив умиротворение Солнечной системы, Император обратил свой взгляд на бескрайнюю бездну Галактики.

Когда затихли последние отголоски бурь, так долго державших армии в бездействии, он направил звездные корабли в открытый космос и тем положил начало величайшему предприятию в истории человечества — завоеванию Галактики.

Захариэль с трепетом ждал рассказов о сражениях и битвах, и сердце от волнения едва не выпрыгнуло из его груди, когда Исрафаэль поведал о воссоединении Императора с первым из примархов. Этот примарх был известен как Хорус, он вырос и возмужал на унылой, засыпанной пеплом планете, называемой Хтонией, и с радостью возглавил Легион, созданный на основе его генетической структуры.

Воины Хоруса носили название Лунных Волков, они много лет сражались бок о бок с Императором, покоряли одну планету за другой, и Великий Крестовый Поход уходил все дальше от Терры.

В повествовании Исрафаэля настал черед Калибана.

— Мы должны были высадить на Калибан разведывательный десант, как вдруг получили от Императора приказ направить сюда все силы Легиона и сообщение, что сам он последует за нами, как только представится возможность.

— А почему? — спросил Захариэль. — Это из-за Льва?

— Похоже, что так, — ответил Исрафаэль. — Вот только как Император узнал, что он находится именно здесь, остается для меня загадкой.

— А когда он прибудет? — выдохнул Захариэль, не в силах сдержать нетерпение перед встречей со столь могущественным человеком. — Император скоро высадится на Калибане?

— Уже скоро, — заверил Исрафаэль.

Глава 15

Последующие дни были самыми беспокойными за всю истории Калибана. За необычайно короткий период поверхность и население претерпели множество изменений. Следом за Астартес на планету высадились сотни мужчин и женщин, уроженцев Терры и других миров с экзотично звучавшими названиями.

Большинство из них не являлись военными — это были гражданские: чиновники, администраторы, клерки, протоколисты и летописцы. Все они совершенно беспрепятственно рассредоточились по поверхности планеты, рассказывая о славе Терры и благородстве великих стремлений Императора. Теперь у очагов недавно образованных поселений звучали различные версии той же истории, что брат-библиарий Исрафаэль рассказывал Захариэлю.

Повествования о славе Империума и Императора стали самой распространенной темой на Калибане, вытеснив все без исключения старинные мифы и легенды.

Появились на планете и другие пришельцы — укутанные в плащи с капюшонами существа, состоящие из металла и плоти, которых называли механикумами. Эти загадочные создания были хранителями технологий Империума и часто летали над поверхностью планеты на ревущих крылатых машинах.

Кроме истории развития человечества за те несколько тысяч лет, что длилась их изоляция от Терры, местные жители узнали много нового. Пришельцы охотно делились техническими научными достижениями, отсутствующими на Калибане, и люди с восторгом перенимали новинки, доселе неведомые в их мрачном и опасном мире.

После освобождения от тирании великих зверей жители Калибана получили возможность свободно заняться усовершенствованием своего мира. При помощи новых технологий Империума они расчищали огромные пространства под сельскохозяйственные культуры, разрабатывали месторождения полезных ископаемых для производства прочных металлов и строили более эффективные заводы, поднимаясь из темных веков своего существования к светлой эпохе просвещения.

Кроме гражданских лиц на Калибане появилось много представителей воинского персонала, и вот здесь начались первые трения.

Основная часть населения Калибана приветствовала Астартес, в лице которых видела наивысшее воплощение рыцарских орденов, испокон века правивших планетой, а сами рыцари отождествляли их с героями древних легенд.

Но, как ни радовались рыцари Калибана совпадениям принципов организации Легионов и орденов, вскоре выяснилось, что различий между ними больше, чем сходства. Если рыцарские ордены получали удовольствие от разногласий и часто прибегали к вооруженным столкновениям, вместо того чтобы разрешать споры мирным путем, то Астартес объединяла общая цель и общая воля. Подобную разобщенность нельзя было терпеть, и по договору между Львом и Астартес отдельные рыцарские братства были распущены и отданы под командование Первого Легиона.

Столь решительный шаг, безусловно, не был осуществлен за один день, и преобразование не могло не вызвать недовольства, но после обращения Льва в пользу объединения рыцарей, когда он пообещал воинам новую славу на службе Императору, недовольные голоса умолкли, хотя и не все.

Еще больше трудностей возникло после появления на Калибане представителей других подразделений — солдат Имперской Армии. Проводимые Астартес испытания уже определили наиболее вероятных кандидатов на пополнение рядов Легиона, но значительное большинство жителей планеты было призвано служить Императору в армии.

До возникновения Ордена привилегией заниматься военным делом пользовались только представители знати, а имперские вербовщики проникли во все слои населения Калибана и каждому предлагали воспользоваться шансом сражаться во славу Императора в тысячах разных миров. Они обещали возможность путешествовать, посетить далекие загадочные планеты и стать частью истории.

Десятки тысяч жителей Калибана стекались на приемные пункты Имперской Армии, и рыцари недовольно ворчали, что после того, как крестьянам будет позволено принимать участие в боях, пропадет все благородство воинского занятия. Война — занятие для аристократов, а если позволить участвовать в ней людям низкого происхождения, она превратится в ужасную массовую резню.

Как только армейские экзакторы набрали достаточное количество рекрутов, по всему Калибану были организованы тысячи лагерей, где мастера муштровки и сержанты начали обучать взрослых жителей Калибана имперским способам ведения войны.

В течение невероятно короткого времени поверхность планеты из царства непроходимых лесов и замков превратилась в мир, подчиненный нуждам военной промышленности, звенящий от грохота заводских кувалд и топота ног. Население активно готовилось к войне.

Это было время великих чудес и надежд, время перемен, но никакие перемены не проходят безболезненно.

Захариэль и Немиэль не спеша обходили крепость Алдарух по наружной стене. Они широко шагали и держали спины идеально ровно. Оба, казалось, стали немного выше и держались с большей гордостью, чем накануне.

Доспехи юношей сверкали свежей полировкой, и черные пластины брони слепили глаза отраженным светом, а оружие было так тщательно вычищено, словно от этого зависела их жизнь. Не были забыты ни кожаные сапоги, ни белоснежные стихари, наброшенные поверх доспехов, и оба рыцаря, прогуливающиеся по стене, представляли собой внушительное зрелище.

— Интересные времена настали, ты не находишь? — спросил Немиэль, поглядывая вниз, на группу новобранцев, марширующих по обширному плацу, построенному механикумами к прибытию Императора.

Десятки других таких же отрядов под лучами полуденного солнца занимались строевой подготовкой, отрабатывали приемы боя, а несколько групп проводили занятия внутри крепости, что еще месяц назад даже невозможно было себе представить.

Захариэль кивнул, затем спросил:

— Разве не ты говорил, что эти дни были сплошным мучением?

— Ну, говорил. А как еще можно было назвать те дни?

— Удивительными, — ответил Захариэль. — Волнующими, захватывающими.

— Что ж, я не стану этого отрицать, брат, — согласился Немиэль. — Но разве тебя немного не тревожит, как быстро все меняется?

— Нет, — сказал Захариэль и указал на просторную площадку, расчищенную от леса. — Ты только посмотри, что с нами происходит. Мы воссоединились с Террой, о чем мечтали… Не могу сказать, как давно, но с тех самых пор, как появились первые легенды, все, чего мы так сильно желали, воплотилось в жизнь, а ты все еще сомневаешься?

— Нет, не то чтобы сомневаюсь, — взмахнул руками Немиэль в примирительном жесте. — Просто… Не знаю… Призываю к осторожности. Это ведь разумно, не более того.

— Думаю, да, — не стал спорить Захариэль, скрестил руки на груди и наклонился над парапетом.

На горизонте высоко к небу поднимались столбы дыма, и он знал, что там расчищаются громадные пространства для строительства гигантского производственного комплекса и рабочих поселений.

Несколько дней назад он съездил верхом к одному из таких сооружений и был поражен размахом работ, производимых механикумами: склоны гор разорвали глубокие шрамы траншей и тысячи акров леса бесследно исчезли, уступив место перерабатывающему комбинату.

Нравится им это или нет, но Калибан уже никогда не будет прежним.

— Да, — наконец заговорил Захариэль. — Я согласен, все происходит очень быстро, но это ради нашего же блага. Став частью Империума, мы должны посильно участвовать в Великом Крестовом Походе.

— Конечно должны, — согласился Немиэль, подходя ближе. — Но мне стыдно, что все происходит именно так.

С этими словами он показал на приземистые сооружения, разбросанные вокруг крепости: казармы, оружейные склады, столовые и ангары для военных машин. Там же стояли уродливые коробки на гусеницах, которые имперцы называли «Химерами». Эти шумные и неудобные для езды машины мгновенно превращали землю в грязное месиво.

В них не чувствовалось никакого благородства и даже само название после многих лет страхов перед подобными существами, обитавшими в темных лесах Калибана, вызывало у него смутное беспокойство.

— Не станешь же ты утверждать, что счастлив делить Алдарух с этими старыми крестьянами? Новый лорд Символ от одной этой мысли готов взорваться.

— Не стану возражать, это кажется мне немного странным, но я искренне верю, что все идет к лучшему. Ладно, разве ты не рад, что нас выбрали для финальных испытаний Астартес?

Немиэль сверкнул улыбкой, и к нему сразу вернулось все его высокомерие.

— Конечно рад. А разве я тебе не говорил, что так и будет?

— Говорил, братец, — усмехнулся Захариэль. — И ты снова оказался прав.

— Это уже входит в привычку, — не удержался от колкости Немиэль.

— Не слишком на нее надейся, — предупредил его Захариэль. — У меня такое чувство, что чем больше мы узнаем об Астартес, тем чаще можем ошибиться.

— Как это?

— Не далее как вчера я сказал Исрафаэлю, что Император подобен богу, и его чуть не хватил удар.

— В самом деле?

Захариэль серьезно кивнул:

— Да. Он взял меня за плечи и приказал никогда больше так не говорить. Объяснил, что их миссия частично состоит и в том, чтобы положить конец глупым суевериям и сказкам о богах, демонах и тому подобному.

— Они не верят во все это?

— Нет, — решительно ответил Захариэль. — Не верят сами и не хотят, чтобы верили остальные.

— Это звучит как-то ограниченно.

— И мне так кажется, — признал Захариэль. — Но вдруг они правы?

Немиэль повернулся к брату:

— Может, правы, а может, и нет, но я считаю, что каждый должен относиться к неведомому без предубеждения.

— С каких это пор ты стал таким разумным? — улыбнулся Захариэль. — Обычно ты без оглядки прыгаешь первым.

Немиэль рассмеялся:

— Да, верно, но, видимо, с возрастом я становлюсь мудрее.

— Тебе всего пятнадцать, как и мне.

— Тогда я, вероятно, более внимательно прислушиваюсь.

— К чему ты прислушиваешься? — прищурился Захариэль.

— К разговорам членов Ордена, — пояснил Немиэль. — К словам старших рыцарей.

— И что же говорят старшие рыцари? — спросил Захариэль.

— Тебе лучше послушать самому, — ответил Немиэль, и его серьезный взгляд удивил Захариэля, не раз упрекавшего брата за излишнее легкомыслие.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Сегодня ночью будет собрание. И мне кажется, стоило бы на нем присутствовать.

— А где оно состоится?

— Подходи к Монастырским Вратам Круглого Зала после вечернего колокола, и я тебе покажу.

— Звучит загадочно, — заметил Захариэль. — И предвещает неприятности.

— Пообещай, что придешь.

Захариэль задумался, прежде чем ответить, но честное выражение глаз брата помогло ему принять решение.

— Хорошо, — сказал юный рыцарь. — Я приду.

— Отлично, — обрадовался Немиэль. — Ты не пожалеешь.

Как только отзвенело эхо последнего удара колокола, Захариэль остановился у Монастырских Врат. Лампы уже потушили и сенешали, подметавшие коридоры, разошлись. По какой-то неведомой причине Захариэль предпочитал, чтобы его никто не видел, хотя о том, что его вылазка должна сохраняться в тайне, не было сказано ни слова.

Юноша не мог отрицать, что в душе сам испытывает желание принять участие в загадочной встрече, и мятежный дух не был чужд его сердцу. Монастырские Врата казались закрытыми, и Захариэль, оглядевшись по сторонам и убедившись, что за ним никто не наблюдает, пересек проход и прикоснулся к теплому дереву створок.

Он повернул ручку и ничуть не удивился, обнаружив, что замок не заперт. Надавив плечом, он приоткрыл одну створку. Петли скрипнули, и Захариэль недовольно поморщился, а потом проскользнул внутрь и быстро закрыл за собой дверь. Прижавшись к стене, он повернулся лицом к центру зала.

Круглый Зал был освещен всего несколькими свечами, горевшими в железных канделябрах вокруг центрального возвышения. Витражные стекла таинственно поблескивали в сумрачном свете. Казалось, что глаза изображенных на них героев обращены прямо на него и обвиняют в посягательстве на их покой.

Захариэль молча попросил у них прощения и осмотрелся в поисках Немиэля. Большая часть помещения была погружена во тьму, и слабые лучи свечей не дотягивались дальше первых рядов каменных скамей.

— Немиэль? — прошептал юный рыцарь и испуганно замер, когда его голос, усиленный акустикой зала, докатился до самых дальних уголков.

Он снова окликнул брата, но темнота опять ответила молчанием. Захариэль тряхнул головой, ругая себя за согласие принять участие в этой дурацкой затее. Какую бы игру ни задумал Немиэль, пусть теперь обходится без него.

Захариэль отвернулся от каменных скамей и замер, обнаружив на центральном возвышении Немиэля.

— А, вот и ты, — с усмешкой произнес тот.

Немиэль не откинул капюшона, и его лицо скрывалось в тени. И если бы не голос и знакомый силуэт, было бы невозможно определить, кто именно находится на помосте. В руке он держал фонарь с наполовину закрытой створкой, который отбрасывал на пол зала круг теплого света.

Захариэль при виде такой театральности со стороны брата недовольно поморщился, но не стал показывать своего неудовольствия.

— Ну ладно, я пришел, — сказал он. — И что ты хочешь мне показать?

Немиэль жестом пригласил его подняться на возвышение в центре Круглого Зала, и Захариэль прикусил нижнюю губу. Подъем по ступеням означал бы, что он соглашается принять участие в задуманном мероприятии, и Захариэль понимал, что после этого пути к отступлению не останется.

— Ну же, пошли, — поторопил его Немиэль. — Нельзя заставлять собрание ждать.

Захариэль кивнул и стал подниматься по истертым ступеням туда, куда разрешалось входить только мастерам Ордена. Во время подъема он с удивлением ощутил легкое головокружение, но вскоре вступил на гладкий мрамор возвышения.

Оказавшись на одном уровне с братом, Захариэль понял, почему не увидел его сразу, как только вошел в Круглый Зал. Немиэль стоял рядом с верхней ступенькой каменной лесенки, уходящей вниз по спирали через центр Круглого Зала. Ясно, что его брат поднялся по ней из какого-то помещения, находящегося гораздо ниже, хотя Захариэль и не имел представления ни о существовании лестницы, ни о расположенных внизу потайных комнатах.

— Набрось на голову капюшон, — сказал Немиэль.

Захариэль выполнил его просьбу.

— А куда мы идем? — спросил он.

— Под Круглый Зал, — ответил Немиэль. — Во Внутренний Круг.

На винтовой лестнице было совсем темно, если не считать дрожащего огонька фонаря в руке Немиэля. Захариэль шел позади брата, и с каждым шагом вниз его беспокойство становилось все сильнее.

— Скажи мне, куда мы идем, — снова попросил он.

— Ты скоро сам все увидишь, — не оборачиваясь, отвечал Немиэль. — Мы уже почти на месте.

— А что это?

— Терпение, братец, — сказал Немиэль, и Захариэль молча проклял его уклончивые ответы.

Но он понял, что больше ничего не добьется, а потому сдержал нетерпение и продолжал спуск. К тому времени, когда они достигли дна, Захариэль насчитал более тысячи ступеней.

Винтовая лестница закончилась в зале с низким полукруглым потолком и кирпичными стенами, лишенными каких-либо украшений. Как и зал наверху, это помещение имело круглую форму и лестница пересекала его от потолка до пола. С четырех сторон со свода свисали четыре масляных лампы, а под каждой лампой стоял человек в белом стихаре с капюшоном.

Все четверо стояли совершенно неподвижно, лица скрывали капюшоны, у всех руки были сложены на груди. Захариэль не мог не заметить, что у каждого имелся церемониальный кинжал, похожий на тот, что использовался на первой процедуре вступления в Орден.

На белых стихарях людей отсутствовали какие-либо знаки различия, и Захариэль перевел взгляд на Немиэля, ожидая разъяснений.

— Это твой брат? — спросил один из присутствующих.

— Да, это он, — подтвердил Немиэль. — Я поговорил с ним и уверен, что он разделяет наши сомнения.

— Хорошо, — сказал второй. — Если нет, можно ожидать неприятных последствий.

Захариэль ощутил, как в нем разгорается гнев.

— Я пришел сюда не затем, чтобы мне угрожали, — произнес он.

— Я говорил не о последствиях для тебя, юноша, — пояснил тот, кто говорил вторым.

Захариэль пожал плечами:

— Зачем меня позвали? Что здесь происходит?

— Это собрание Внутреннего Круга, — сказал первый. — Мы намерены обсудить будущее нашего мира. Немиэль сказал, что ты пользуешься особым расположением Льва, и если это так, ты сможешь стать нам ценным союзником.

— Особое расположение? — переспросил Захариэль. — Мы с ним несколько раз разговаривали, но не стали близкими друзьями, как они с Лютером.

— Но вы оба сопровождали его в день прибытия ангелов, — произнес третий участник собрания. — И вы будете с ним рядом в качестве почетного караула, когда прибудет Император.

— Что?! — воскликнул Захариэль.

Это заявление стало для него новостью.

— Об этом будет объявлено завтра, — сказал первый участник. — Теперь ты понимаешь, почему брат пригласил тебя сюда?

— Не совсем, — признался Захариэль. — Но если вы расскажете, я внимательно выслушаю.

— Просто выслушать недостаточно. Прежде чем двинуться дальше, мы должны удостовериться, что все согласны с выбранным курсом. Подтвердив свое единомыслие, мы будем не вправе отступиться от своей цели.

— От какой цели? — спросил Захариэль.

— Не позволить Империуму отнять у нас Калибан! — энергично воскликнул третий из участников, и под его капюшоном Захариэль успел заметить резкие черты ястребиного лица и выступающий подбородок.

— Отнять у нас Калибан? — удивился он. — Я не понимаю.

— Мы должны остановить их, — сказал второй участник. — Если мы этого не сделаем, они нас уничтожат. Все наши мечты, наши традиции, наша культура — все будет разрушено и заменено лживыми обещаниями.

— Не только мы понимаем эту необходимость, — продолжил третий участник собрания. — Знаешь, я сегодня сделал выговор часовому за невнимательность на посту, а он осмелился мне перечить! Никогда не сталкивался ни с чем подобным. Он сказал, что нам теперь нет необходимости охранять стены, потому что нас защитит Империум.

— То же самое наблюдалось и в моем ордене до того, как братство было распущено, — проворчал второй. Тогда Захариэль понял, что перед ним не только рыцари Ордена, но и члены расформированных братств. — Претенденты перестали слушаться своих мастеров, только и думают, как бы пройти испытания Астартес. Похоже, весь мир сошел с ума и позабыл свое прошлое.

— Но они указывают нам путь в будущее, — возразил Захариэль.

— И это только свидетельствует о хитрости наших врагов, — заметил первый. — Представь, что бы произошло, если бы они честно заявили о своих намерениях и с самого начала дали понять, что собираются нас покорить. Тогда весь Калибан восстал бы с оружием в руках, но они действуют более осторожно, они притворяются, что намерены нам помочь. Они называют себя нашими братьями, и мы приняли гостей с распростертыми объятиями. Это хитрая стратегия. А к тому времени, когда основная масса нашего народа поймет, что происходит в действительности, будет слишком поздно что-либо менять. Нога захватчика прочно утвердится на нашей шее, подставленной нами с готовностью.

— Верно, но не следует забывать, что их поведение свидетельствует также и об их слабости, — вмешался третий участник. — Нельзя не учитывать этот фактор. Если бы они были уверены, что легко смогут завоевать наш мир, в притворстве не было бы необходимости. Нет, наши враги не столь всемогущи, какими хотят казаться. Пропади пропадом их летающие машины и Первый Легион, мы — рыцари Калибана. Мы победили великих зверей. И мы сможем выбросить вон этих проклятых захватчиков.

Захариэль не верил своим ушам. Неужели эти рыцари не слышали о Великом Крестовом Походе? Неужели они не знают о грядущей славе и чести? Разве может кто-то не захотеть принять участие в воплощении великих замыслов?

— Это полное безумие! — воскликнул Захариэль. — Как вы можете хотя бы подумать о войне против Империума? Их оружие гораздо эффективнее нашего — стены любой крепости не устоят против него и одного дня.

— Тогда мы уйдем в леса! — взревел третий участник. — Оттуда можно будет наносить молниеносные удары и отступать, пока враги не успеют подготовиться к контратаке. Вспомните слова «Изречений». «Воин должен тщательно выбирать поле для сражения, чтобы усилить собственные возможности и свести на нет усилия противника».

— Мы все прекрасно знаем «Изречения», — прервал его первый из заговорщиков. — Я пытаюсь заставить вас понять, что нам не под силу выиграть эту войну в одиночку. Мы должны настроить против захватчиков весь Калибан. Только тогда можно надеяться на победу.

— Нам необходимо создать ситуацию, в которой люди увидят истинное лицо нашего врага, — добавил второй. — Надо помочь народу заглянуть за поверхностные улыбки и сладкоречивые обещания, чтобы разглядеть скрывающееся за всем этим зло.

— Точно так думаю и я, — согласился первый. — И надо действовать быстро, пока враг еще не укрепился в нашем мире. Я уверен, пройдет некоторое время, и захватчики наверняка покажут свое истинное лицо народу Калибана. Но время не наш союзник. Нам придется ускорить события.

— Во имя Льва, что же вы предлагаете?.. — воскликнул Захариэль.

— Я хочу сказать, что нашему делу может помочь любое проявление жестокости, но оно должно быть мощным, чтобы обратить всех здравомыслящих людей против агрессоров.

— Тогда вам долго придется ждать, — усмехнулся Захариэль. — Империум никогда не пойдет на такое, и этот разговор — напрасная трата вашего и моего времени.

— Ты неправильно меня понял, юноша, — возразил его оппонент. — Я говорю, что мы должны действовать от их лица, так, чтобы каждый мог обвинить в преступлениях пришельцев.

В наступившей тишине каждый из собравшихся обдумал это заявление.

— Ты предлагаешь решиться на жестокость и обвинить в этом Империум? — заговорил Захариэль. — Немиэль, и ты с этим согласишься?

— А что нам остается, брат? — ответил Немиэль, но Захариэль заметил, что брат не чувствует уверенности в своих словах и все услышанное поразило его так же сильно, как и самого Захариэля.

— Империуму нельзя доверять, — настаивал первый заговорщик. — Нам известно, что они хотят нас поработить, а наш мир использовать в своих целях. Это бесчестные люди. А потому нам тоже придется прибегнуть к хитрости и обратить их методы против захватчиков. Огонь должно побеждать огнем. Только так мы сможем их одолеть.

— Вы говорите об убийстве наших людей, — возмутился Захариэль.

— Нет, мы говорим об их спасении. Неужели ты думаешь, что было бы лучше ничего не предпринимать? Ведь наше бездействие обрекает наших детей и грядущие поколения на рабство. Предложенный мной вариант, безусловно, может привести к гибели сотен, а может, и тысяч людей, но в перспективе мы спасем многие миллионы. И, что более важно, сохраним нашу планету, наши традиции и образ жизни, завещанный нам предками. Я спрашиваю тебя, неужели это не стоит нескольких смертей?

— Погибшие станут считаться мучениками, — произнес первый. — Принеся их в жертву, мы сохраним свободу целой планеты.

— Да, это неплохой вариант, — согласился второй. — Мученики погибнут ради свободы Калибана. Я знаю, наши взгляды сейчас не слишком популярны, Захариэль, но такая идея привлечет к нам людей, и, когда настанет время, они все встанут против захватчиков. Насилие покажет наших врагов в самом невыгодном свете и возбудит против них народный гнев.

Захариэль недоверчиво переводил взгляд с одного собеседника на другого и изумлялся, как они могли подумать, что он примет участие в их безумных планах. Из четверых собравшихся людей один до сих пор не подавал голоса, и Захариэль обратился к нему.

— А что думаешь ты, брат? — спросил он четвертого участника собрания. — Ты выслушал все эти безумные речи, но предпочитаешь помалкивать. В такое время нельзя отмалчиваться, и я спрашиваю твое мнение, брат. Более того, я требую, чтобы ты высказался.

— Я понимаю тебя, — после недолгой паузы заговорил четвертый. — Хорошо, если ты хочешь знать мое мнение, послушай. Я согласен почти со всем, что тут было сказано. Но, учитывая мощь противника, придется отказаться от правил честной борьбы. В этой войне мы не можем позволить себе проиграть, и потому придется отбросить угрызения совести и пойти на меры, которые в обычных условиях мы сочли бы безнравственными.

— Хорошо сказано, брат, — кивнул первый, — но ты хотел добавить что-то еще? Ты сказал, что согласен почти со всем. Что вызывает твои возражения?

— Один вопрос тактики, — пояснил четвертый заговорщик. — Вы говорили о необходимости спровоцировать жестокость, создать прецедент — настолько ужасный, что он сможет отвратить людей от Империума. Но я бы выбрал более прямолинейный удар.

Захариэлю показалось, что воздух в зале сгустился и стало темнее, словно даже свет бежал от произносимых здесь слов.

— Одним-единственным актом мы можем нанести вражескому духу сокрушительный удар, — продолжал четвертый из заговорщиков. — А если обстоятельства сложатся благоприятно, то один решительный шаг поможет выиграть всю войну.

— О каком акте ты говоришь? — спросил первый. — Что это?

— Это ведь очевидно, — ответил четвертый. — Вспомните один из первых уроков «Изречений» по тактике: «Чтобы убить змею, необходимо отсечь ей голову».

Захариэль мгновением раньше остальных осознал истину.

— Неужели ты говоришь о…

— Точно, — ответил четвертый. — Мы должны убить Императора.

Слова эхом отдались в голове Захариэля, но он никак не мог поверить, что услышал их. И все же, глядя на четверых людей в низко надвинутых капюшонах, он не мог не сознавать, что их намерения вполне серьезны. От такого предательского плана его затошнило и захотелось убраться отсюда как можно быстрее и дальше.

Он развернулся от собрания заговорщиков и, не говоря ни слова, начал подниматься в темноту Круглого Зала. За спиной послышались возбужденные голоса, выкрикивающие проклятия, но Захариэль не стал обращать на них внимания и продолжал подъем.

Ярость горячими углями жгла ему грудь. Как могли эти люди подумать, что он будет участвовать в их безумных замыслах? А Немиэль… Неужели его брат лишился рассудка?

Он услышал позади торопливые шаги на ступенях и протянул руку к висящему на поясе кинжалу. Если заговорщики попытаются его остановить, он встретит их наготове и с оружием в руках.

Снизу показался свет, и впереди его преследователя поднялась тень.

Захариэль вытащил кинжал и развернулся, готовясь к схватке.

Свет приближался, и Захариэль, увидев, что к нему с полузакрытым фонарем в руке приближается Немиэль, выдохнул задержанный в груди воздух.

— Постой, брат! — окликнул его Немиэль, заметив блеснувший в темноте клинок.

— Немиэль, — отозвался Захариэль, опуская оружие.

— Да, это было… чересчур решительно, — произнес Немиэль. — Как ты считаешь?

— «Чересчур» — это еще мягко сказано, — ответил Захариэль. — Название всему этому — предательство.

— Предательство?! — воскликнул Немиэль. — Мне кажется, ты придаешь разговорам слишком большое значение. Эти фанатики просто выпускают пар. На самом деле они ничего не собираются предпринимать.

— Тогда зачем они поручили тебе привести меня?

— Чтобы услышать твое мнение, как мне кажется, — рассудил Немиэль. — Послушай, до тебя же наверняка дошли слухи о роспуске рыцарских братств. Люди этим недовольны, вот они и ропщут. В любое время, при любых резких переменах находятся недовольные, которые начинают ворчать и строить планы, что они могли бы сделать.

— Но они говорили об убийстве Императора!

— Ой, брось, — рассмеялся Немиэль. — Вспомни, как часто после уроков мы говорили, что ненавидим мастера Рамиэля, и надеялись, что великий зверь его съест?

— Это совсем другое дело.

— Почему?

— Мы были детьми, Немиэль. А это взрослые воины. Это совсем не одно и то же.

— Может, и так, но они вовсе не собираются предпринимать попыток убить Императора. Это было бы самоубийством. Ты же видел, какие сильные эти Астартес, вообрази, насколько крепче и сильнее сам Император. Если он так могущественен, как о нем говорят, ему не о чем беспокоиться.

— Немиэль, дело не в этом, ты же сам все прекрасно понимаешь, — сказал Захариэль и снова начал подниматься по лестнице.

— А в чем же дело, брат?

— Если это только разговор, прекрасно, я забуду о том, что ты меня сюда приводил и что я слышал о готовящемся в стенах крепости заговоре. А если нет, я должен поставить об этом в известность Льва.

— Ты отречешься от меня из-за Льва? — обиженно спросил Немиэль.

— Если только ты не сумеешь убедить этих людей внизу прекратить подобные разговоры, — ответил Захариэль. — Все это слишком опасно и может повлечь гибель людей.

— Это всего лишь болтовня, — заверил его Немиэль.

— Тогда она должна прекратиться сейчас же! — потребовал Захариэль, поворачиваясь к брату лицом. — Ты меня понял?

— Да, Захариэль, я все понял, — опустив голову, ответил Немиэль. — Пойду и поговорю с ними.

— Тогда мы больше не будем к этому возвращаться.

— Правильно, — согласился Немиэль. — Ты больше не услышишь ни слова, я обещаю.

Глава 16

Наступил день, не похожий ни на один из других дней.

Во всей истории Калибана — ни в анналах рыцарских орденов, ни в народных легендах простых людей — не было и не будет такого дня.

Безусловно, потом придут другие судьбоносные времена. Будут мрачные дни, знаменующие эру смерти и разрушения, но этот день был другим. Это был день радости. День счастья и волнений, день надежды.

В этот день с небес сошел Император.

И он запомнится как начало эпохи ангелов.

Хотя в этот момент это имя еще не было известно.

Гиганты, Астартес, Первый легион — все эти названия по-прежнему будут обозначать пришельцев, но со дня появления Императора люди Калибана отдадут предпочтение этому имени с мистическим оттенком.

И снова станут называть их терранцами.

Это название всем нравилось, поскольку оно напоминало об утраченной связи с родным миром и происхождении первых поселенцев, обосновавшихся на Калибане. Две сотни поколений со времен наступления Древней Ночи у очагов Калибана рассказывали истории о Терре. Теперь легенды стали реальностью. Они обрели плоть в фигурах закованных в броню гигантов.

Момент первого открытия, момент, когда Астартес вступили в первый контакт с жителями Калибана, уже обрел мифические свойства. Из крошечного зернышка реальности выросло огромное дерево различных историй и противоречивых легенд. И очень скоро все позабудут, как это происходило на самом деле.

Но Захариэль знал, что не позабудет истинных событий того дня, поскольку сам был в том лесу рядом с Лионом Эль-Джонсоном и Лютером, когда все только начиналось.

Не забудет он и о том, что Лютер первым назвал Астартес ангелами, потому что они спускались с неба на крыльях огня. Его фраза передавала накал того момента и была вызвана волнением и изумлением, но Джонсон запомнил эти слова и принял их близко к сердцу.

Захариэль, как и другие члены отряда, уже был предан забвению — в рассказах о столь знаменательных событиях всегда упоминаются только главные действующие лица. Со временем его имя и его деяния будут окончательно утрачены, исчезнут в наслоениях многочисленных пересказов, Захариэля это нисколько не огорчало. Он знал, что самое главное — это события, а не участники, находившиеся на заднем плане.

В любом случае сказка всегда далека от действительности.

Жителям Калибана легенды были необходимы. Они нуждались в них. В этот короткий период произошли столь резкие перемены, что людям нужно было за что-то зацепиться, чтобы не утратить связь с реальностью. Захариэль понимал, что легенды помогают им разобраться в собственной жизни.

Нет никаких сомнений, что возникнут десятки легенд, претендующих на истинность, но это в какой-то степени только ускорит исключение его имени. При наличии многих версий событий того дня каждый человек выберет ту, которая ему подходит больше других. В некоторых историях появится оскорбительный оттенок, другие будут рассказываться с величайшим уважением, одни наполнятся невероятными приключениями, другие будут более прозаичны.

Но в одном вопросе все мнения, бесспорно, сойдутся.

Название любой версии этой легенды останется неизменным — от далеких северных гор до южных океанов, независимо от выбора варианта изложения.

Они станут известны как Сошествие Ангелов.

Вслед за пришествием ангелов со звезд спустились люди и принесли с собой удивительные новинки и чудеса. Но самой важной новостью стало то, что на поверхность Калибана во всем своем величии сойдет творец ангелов — Император.

И после его пришествия уже ничто на Калибане не останется прежним.

Захариэль смотрел, как десятки тысяч людей заполняют огромную арену, расчищенную под стенами крепости-монастыря Ордена. Он никогда еще не видел так много народу в одном месте, и картина радостной толпы наполняло его голову звенящим гулом. А если подумать, так и такого простора он тоже никогда не видел, ведь горизонты Калибана всегда были закрыты лесами, пока машины механикумов не начали свою разрушительную работу.

Громадные металлические чудовища катились вперед, срезая деревья и обрубая сучья. Эти же самые машины разворачивались и на обратном пути выкорчевывали пни вместе с корнями, а потом разравнивали землю, пока она не становилась гладкой, словно поверхность клинка. Стволы деревьев складывали на краю образовавшейся площади в высокие штабеля, а позже использовали в строительстве, а корни и сучья перемалывались в щепу и сжигались в огромных кострах.

Картина получалась почти апокалиптической: высокие столбы черного дыма, красное зарево и массивные металлические машины совершенно чудовищного вида. Глядя на них, Захариэль невольно вспомнил великих зверей Калибана, хотя и полностью уничтоженных к этому времени.

Ему с трудом верилось в невероятную удачу, позволившую присутствовать здесь в этот день из дней, когда все члены Ордена и старшие рыцари других братств собрались на площади под знаменем Астартес.

В памяти неожиданно всплыли слова людей со скрытыми капюшонами лицами, собравшихся под Круглым Залом крепости; несмотря на жаркий день, по спине пробежала дрожь. Этим утром он не виделся с Немиэлем и был рад этому, поскольку все еще злился на брата за то, что тот заманил его на опасное собрание озлобленных заговорщиков.

Грандиозная воинская мощь, собранная сегодня в одном месте, производила неизгладимое впечатление, и хотя рыцари Ордена были сильны и горды, по сравнению с Астартес они казались подростками.

Высоченные Астартес были людьми-великанами, хотя называть их людьми можно было лишь с большой натяжкой, настолько разительно они отличались от остальных представителей человечества. Они намного возвышались над Захариэлем в своих сверкающих полированных черных доспехах и разговаривали такими низкими раскатистыми голосами, на какие не способно ни одно человеческое горло.

Астартес были огромны даже без своей брони. Более того, пока их тела оставались скрытыми, Захариэль почти поверил в то, что большую часть внутреннего пространства занимают вспомогательные механизмы, но, увидев гиганта без доспехов, он убедился в неверности своих предположений.

Мидрис стал первым Астартес, который предстал перед Захариэлем без брони, в простом облегающем одеянии кремового цвета. Его массивное и узловатое тело сплошь состояло из мощных мышц и крепких костей, так что казалось почти квадратным. Руки и ноги воина напоминали могучие стволы деревьев из Северной Чащи, а мышцы плеч равномерно поднимались к голове без малейшего намека на шею.

Даже один Астартес производил сильнейшее впечатление, а сегодня больше тысячи гигантов черными статуями возвышались над площадью и еще несколько сотен окружали большой амфитеатр в центре созданной механикумами площади.

Сегодня Император сойдет на землю Калибана, и Захариэль с трудом сдерживал волнение. Немиэль будет завидовать тому, что Захариэля включили в почетный караул Льва, но дружба и соперничество давным-давно чередовались в их жизни.

Доспехи Захариэля блестели, словно зеркало, хотя, изготовленные по древней технологии, намного уступали броне Астартес. Но в этот день из дней подобные различия не имели значения.

Небольшой наклон площади и плотно стоящая вокруг толпа не позволяли Захариэлю видеть Льва, но он и так знал, что гроссмейстер Ордена шагает во главе процессии.

Приветственные крики и восторженные лица так же ясно отмечали путь Льва, как маяки в море указывают путь кораблю. Правитель столь высокого ранга не часто выходил к народу Калибана, однако Лютер предложил пройти по площади, чтобы Император видел его единение с людьми и всеобщую любовь.

В толпе возникла настоящая давка, поскольку всем хотелось взглянуть на столь могущественного рыцаря, который командовал Астартес и возбуждал в народе неподдельное восхищение. Воина столь величественного, энергичного и могучего, что он собирался отправиться на повторное завоевание Галактики, нельзя было не уважать и даже бояться, ведь кто знает, в какой момент и на какую цель может обратиться его гнев?

Эта мысль непрошенно возникла в мозгу Захариэля, и он снова подумал о тайном собрании, состоявшемся накануне ночью. Лицо омрачилось при одном воспоминании об ужасных замыслах, но он успокоил себя тем, что положил конец предательским разговорам рыцарей, собравшихся в подземном зале крепости, пригрозив доложить обо всем Льву.

При виде блестящих доспехов толпа расступалась перед ним, и Захариэль признательно кивал, радуясь уважению, соответствующему его статусу рыцаря. Лихорадочное возбуждение окружающих было почти осязаемым, их волнение быстро передалось юноше и, словно электрический заряд, встряхнуло все его тело. Все собравшиеся здесь люди понимали, что вот-вот станут свидетелями поворота судьбы всей планеты, а такие события крайне редко позволяли обычным обитателям Калибана ощутить себя причастными к ходу истории.

Наконец Захариэль добрался до внутреннего кольца рыцарей, окружавших Льва, и, вступив в ряды собратьев, почувствовал, как участился его пульс. Хоть он и был здесь младше всех, воины уважительно расступились, давая ему возможность выйти на свободное пространство между наружным и внутренним кругами.

Вокруг Льва, словно молодые претенденты, собрались рыцари самого высокого ранга. Несмотря на свою величественную и царственную осанку, они по сравнению с могущественным воином в центре казались почти детьми.

Захариэль никогда не сомневался, что Лион Эль-Джонсон — самая одаренная и выдающаяся личность среди всех живущих. Каждый раз, глядя на Льва, он чувствовал одно и то же: в его присутствии какая-то загадочная сила, казалось, создает в сознании мистическое давление, формирующее чувство надежды и доверия.

Более того, это чувство было всеобъемлющим.

Благоговение. Он ощущал благоговение.

Лев действительно был образцом в физическом отношении. Гигант почти трехметрового роста, казалось, был сделан совсем из другого материала, чем все остальные люди. Его тело отличалось превосходными пропорциями и в полной мере соответствовало его росту. Он обладал мощным сложением, был мускулистым, но стройным.

Благодаря тому, что большая часть людей Калибана были темноволосыми, его золотисто-рыжеватая грива притягивала внимание в первую очередь. Однако даже неординарная физическая привлекательность бледнела в сравнении с неуловимыми свойствами его личности.

Джонсона окутывала такая атмосфера величия, такая невыразимая аура властности, что все сразу понимали, почему Лютер дал ему такое имя. Ни одно другое ему бы просто не подошло.

Он был Львом. Никакое другое слово не могло бы его охарактеризовать полнее.

Джонсон обернулся к подошедшему Захариэлю и коротко кивнул ему, без слов подтверждая существующую между ними братскую связь.

Захариэль приветствовал товарищей по Ордену, рыцарей, долгие годы остававшихся для него недосягаемыми силуэтами, исполненными могущества и силы. Теперь они стали его братьями по духу и по оружию. Его ничего не значащая прошлая жизнь закончилась. Новая жизнь члена Ордена началась с кровопролития и, несомненно, им же и закончится.

— Ну наконец-то все собрались. Можем идти, — произнес лорд Символ, и в его решительном голосе послышались нотки нетерпения.

— Торопиться некуда, — заметил Лев. Его звучный и мелодичный голос буквально проникал под кожу каждого, кто его слышал, и возбуждал все нервные окончания. — Мой… Император еще не прибыл.

— Тем не менее мы должны быть готовы, — возразил лорд Символ. — Мы должны следовать соответствующим традициям и обычаям. И тем более сейчас, в это время перемен.

Захариэль улыбнулся. В голосе нового лорда Символа, высокого рыцаря, стоявшего рядом со Львом, он услышал нотки нетерпения, а его взгляд выражал откровенную радость.

С другой стороны стоял cap Лютер, неизменный товарищ и любимый брат Джонсона с того самого дня, когда он обнаружил в лесу неистового дикаря. При всем своем величии Лютер все же сильно проигрывал Льву, но его широкие плечи и открытое лицо свидетельствовали о том, что этот человек не питает ни тени неприязни к более могучему брату.

— Готовы? — спросил Лютер. — Мне кажется, сегодня предстоит интересный день.

— Интересный… — повторил Захариэль. — Будем надеяться, что он не станет чересчур интересным.

— Что ты имеешь в виду? — удивился Лютер.

— Ничего, — ответил Захариэль. — Просто пытаюсь поддержать разговор.

Лютер с любопытством взглянул на него, явно подозревая, что Захариэль знает больше, чем говорит, но не стал выпытывать его секреты.

— Пошли, — настаивал лорд Символ. — Уже пора.

Захариэль посмотрел вверх: высоко над облаками разгоралось смутное сияние. По толпе прокатилась дрожь волнения, и все лица обратились к небу. Только Астартес, окружавшие огромную арену темным кольцом, по-прежнему неотрывно наблюдали за толпой, и у Захариэля сложилось отчетливое впечатление, что они кого-то или что-то ищут.

Даже на планете, народ которой с распростертыми объятиями встречал и самих Астартес, и Императора, эти воины не ослабляли бдительности и продолжали выполнять свой долг. Захариэль не мог не восхищаться великими воителями с далеких звезд.

Наконец Лев направился к амфитеатру в центре расчищенной площади вдоль двойной линии рыцарей, сдерживающих приветствующую его толпу, и размышления Захариэля были прерваны. Он едва не сбился с шага, следуя за процессией, но быстро опомнился, и его оплошность никто не успел заметить.

Со всех сторон его окружали освещенные радостью лица людей, готовых воссоединиться со своими давно утраченными братьями, потомками прародителей их общей культуры, а над их головами развевались яркие праздничные знамена. Обитатели Калибана слишком долго жили в страхе перед великими зверями, страдали от непрекращающихся стычек между рыцарскими орденами и испытывали множество других опасностей, способных прервать их существование, но теперь у них появилось будущее. Впереди вставала заря эры процветания, ведь с технологиями и возможностями Империума они были готовы к любым свершениям.

Каких славных высот можно было достичь с такими машинами и с такими людьми!

Головокружительные мечты настолько заняли мысли Захариэля, что он едва не пропустил внезапно налетевшее странное ощущение предвещавшего опасность холодка, пробежавшего по спине.

По необъяснимой причине его вдруг охватило беспокойство, и тут Захариэль заметил лицо, выделявшееся из радостно-возбужденной толпы.

Человек отличался от всех остальных сосредоточенным видом, и каждая черточка его лица, каждая морщинка говорили о мрачной решимости. Взгляд человека был прикован к марширующей почетной страже, и Захариэль заметил, что он пробирается сквозь толпу вслед за рыцарями, направляясь к центру арены.

В его облике было что-то знакомое, но Захариэль никак не мог вспомнить, где и когда видел это лицо, пока на него не упала тень, выделив ястребиный профиль и выступающий вперед подбородок.

Человек с подозрительной легкостью лавировал в толпе, но под простым шерстяным одеянием на мгновение блеснули доспехи. Тогда Захариэль понял, в чем дело, и тотчас вспомнил, где мог видеть этого воина.

Перед его глазами встала сводчатая комната под Круглым Залом, четыре лампы на потолке и одетые в стихари заговорщики, вынашивавшие чудовищные планы. Да, их лица были скрыты капюшонами, но один из них неосторожно повернулся лицом к свету, и тогда Захариэль увидел это лицо… А сейчас тот же самый человек, преследуя свои зловещие цели, продвигался к высокому амфитеатру, где Лев должен был лицом к лицу встретиться с Императором.

Тысячи мыслей бились в голове Захариэля, словно тело беспомощного пловца, которого река бросает от одной скалы на другую и увлекает к ревущему водопаду.

Юношу охватил страх. Он понял, что его слова, сказанные Немиэлю, оказались не настолько убедительными, как он надеялся, и собравшиеся в подземелье воины не поверили его угрозе выдать заговор.

Он уже повернулся, чтобы выкрикнуть предостережение, но слова застряли в горле, как только он осознал, что обвинение в злобном умысле этого человека падет и на них с Немиэлем. Кто поверит, что их присутствие на тайном собрании было совершенно пассивным, что его заманили туда перспективой обсудить будущее Калибана?

При мысли о том, что может произойти, Захариэль почувствовал, как его телом овладевает всепоглощающий ужас, а к горлу подкатывает горячая волна тошноты. Чувство вины примешивалось к страху, и Захариэль принял смелое решение. Он покинул строй своих братьев.

Его поступок вызвал удивленные возгласы, и Захариэль спиной ощутил разъяренный взгляд лорда Символа, но с мрачной решимостью продолжал двигаться к цепи рыцарей, сдерживающих напор ликующей толпы.

Все воины стояли в закрытых шлемах и надвинутых капюшонах стихарей, но по их напряженным позам Захариэль не мог не почувствовать охватившее их удивление. Не зная, что делать, они просто расступились, и он ринулся в толпу, окидывая взглядом лица людей.

На одно ужасное мгновение ему показалось, что намеченный противник исчез, но через секунду он определил жертву, поскольку голова мужчины двигалась поперек потока людей.

Захариэль, расталкивая народ одной рукой, а второй придерживая эфес меча, рванулся вперед. Душу его переполняла странная смесь страха и удивления.

Как может этот предатель не сознавать колоссального значения своего замысла? Неужели он не понимает, насколько глупы его намерения?

Расстояние между ними понемногу сокращалось, и казалось, что человек заметил преследование. Он торопливо оглянулся — их глаза встретились над морем смеющихся лиц. В небесах разгорался таинственный свет; все глаза были устремлены вверх, головы запрокинуты, лица по-прежнему выражали восторг и радостное волнение, но у Захариэля не было времени любоваться этой картиной, все его внимание было поглощено преследованием.

Подозрительный воин, хотя и шел целенаправленно, сильно нагибался вперед, словно нес за спиной значительный груз, и его шаги были гораздо медленнее, чем шаги Захариэля.

Погоня встревожила незнакомца, и он стал энергичнее пробираться сквозь толпу, явно намереваясь смешаться с ней, но люди были поглощены созерцанием разгоравшегося в небе зарева, и человек в конце концов остановился — дальше ему было не пройти.

Захариэль тотчас заметил представившуюся возможность и ринулся вперед, расчищая себе путь кулаком и плечами, не обращая внимания на то, что своими ударами может кого-нибудь покалечить.

Вслед ему неслись гневные выкрики, но он игнорировал ругательства и изо всех сил старался догнать свою добычу.

Человек снова попытался пробиться через толпу, но люди, встревоженные неожиданным натиском незнакомца, сплотились вокруг него и образовали непреодолимый барьер рассерженных лиц и злобных голосов.

Захариэль, вытянув руку, схватил незнакомца за плащ и резко дернул, лишая равновесия. Тем временем свет в небе все разгорался, окутывая поверхность золотистыми бликами, и уже казалось, что над их головами показался пылающий сгусток.

— Отстань от меня! — зарычал незнакомец.

Из-под распахнувшегося плаща блеснули сверкающие доспехи. Как и опасался Захариэль, перед ним был рыцарь Ордена.

— Я не позволю тебе этого сделать! — крикнул Захариэль и обрушил в лицо человека сильнейший удар левой рукой.

Тот отлетел назад, но стена людских тел не дала ему упасть.

— Ты не понимаешь! — протестовал человек, пытаясь ускользнуть от Захариэля. Толпа в испуге немного расступилась, Захариэль подскочил вплотную к противнику, и они сошлись в рукопашной. — Это должно быть сделано!

Рыцарь был крупнее и выше юноши, а также намного опытнее, но раскрытие замысла лишило его уверенности. Он повернулся, снова пытаясь вырваться, плащ соскользнул с плеча, и Захариэль увидел, что за спиной у него висит холщовый мешок, в котором явно находится что-то тяжелое. Ноша сковывала движения рыцаря и, несмотря на весь опыт и превосходство в физической мощи, не позволяла ему действовать эффективно. Захариэль снова нанес удар в лицо, так что сломал противнику нос, и струйка крови крутой дугой взметнулась в воздух.

Люди вокруг испуганно закричали, а Захариэль, зацепив ногой колено незнакомца, резко толкнул его плечом в грудь.

Рыцарь упал, увлекая за собой и Захариэля, оба покатились по земле, не прекращая осыпать друг друга ударами. Матерчатый мешок от тяжести груза и резких движений порвался, и на землю со звоном вывалились шесть цельнометаллических матовых дисков.

Они выглядели довольно просто, каждый был около тридцати сантиметров диаметром и несколько сантиметров толщиной, на одной стороне каждого диска имелась ребристая рукоятка. Хотя Захариэль и не помнил, как называются эти предметы, он все же провел достаточно много времени с инструкторами Империума, чтобы узнать пиктографические символы на их поверхности, означавшие взрывоопасность.

При падении на землю Захариэль локтем ударил рыцаря в челюсть, а потом он еще добавил удар по щеке правым кулаком.

— Все кончено! — закричал юноша. — Это же просто разговоры! Вы должны были остановиться!

Противник не мог отвечать, поскольку все его лицо превратилось в кровавое месиво, освещенное золотистым сиянием с небес. Но, несмотря на повреждения, его глаза внезапно широко открылись от удивления и наполнились слезами.

Захариэль невольно повернул голову, чтобы понять, что привлекло внимание избитого рыцаря, и от неожиданности сам открыл рот: с небес к земле плавно приближался целый город.

Напоминающий оторвавшуюся от базальтового хребта горную вершину, город сиял разноцветными огнями, а его размеры превосходили все вообразимые пределы. Гигантский золотой орел с распростертыми крыльями венчал нос города-корабля, а на корме могучими башнями высились оборонительные укрепления, похожие на величественные сталагмиты.

Противник еще слабо сопротивлялся под Захариэлем, но на их схватку уже не обращали внимания, взгляды толпы были прикованы к колоссальному кораблю над Калибаном и стае судов меньшего размера, круживших рядом.

Над планетой пронесся внезапно налетевший вихрь. Неизвестно, какая сила удерживала в воздухе огромное сооружение, но она вызывала мощный поток воздуха.

Захариэль увидел перед собой чью-то тень и поднял голову. Над ним угрожающе нависла массивная темная фигура.

Астартес…

Хотя в наружности воина ничего не изменилось, Захариэля внезапно охватил непреодолимый ужас перед его физической мощью.

До сих пор Астартес были добродушными гигантами, хотя и обладающими нескрываемым потенциалом силы, но теперь эта сила проявилась в полной мере. Бронированная перчатка сомкнулась на шее Захариэля и оторвала его от противника. Его ноги повисли в воздухе, воздух перестал поступать в легкие, а давление на горло еще возрастало.

Колоссальная мощь Астартес была уже известна всем, и Захариэль ничуть не сомневался, что гигант способен одним незаметным движением сломать его шею, словно сухую ветку.

Слабеющий взгляд еще заметил других Астартес, бесцеремонно схвативших его врага.

— Мидрис, кого ты поймал? — спросил один из подошедших.

Астартес взглянул прямо в глаза Захариэля, и тот, уже теряя сознание, ощутил, как ненависть воина огнем прожигает красные линзы его шлема.

— Предателей, — бросил Мидрис.

Глава 17

Захариэль очнулся и обнаружил, что находится в сверкающей келье с голыми металлическими стенами, освещенной мягким, почти белым светом из невидимого источника. Он лежал на металлической полке, прикрепленной к стене, и едва попытался сделать глубокий вдох, как сразу поморщился от саднящей боли в горле. Он вспомнил, как Астартес по имени Мидрис держал его на вытянутой руке, словно ненужную тряпку, и ощущение ярости, исходившее от воина сокрушительной волной.

Он вспомнил и слово «предатель», брошенное ему в лицо, и поспешно сел, припомнив драку в толпе и попытку покушения на жизнь Императора. А вдруг при Сошествии Ангелов присутствовали и другие заговорщики? Что если их зловещий план удался?

Грудь сжалась от леденящего ужаса, и Захариэль, с трудом переводя дыхание, поднес руку к горлу. Даже не видя себя, он знал, что шея почернела от кровоподтека, оставленного мощной ладонью Мидриса.

Ноги у него не доставали до пола, и если эта металлическая полка служила в келье кроватью, она явно была предназначена для кого-то гораздо более рослого. Захариэль огляделся, но не обнаружил ни источника света, ни каких-либо признаков выхода. Ничем не прикрытые металлические стены были абсолютно гладкими.

— Эй! — прохрипел он. Попытка заговорить вызвала сильную боль, и его голос прозвучал не громче, чем обычный шепот. — Здесь есть кто-нибудь?

Не получив ответа, Захариэль соскользнул с металлической койки на пол и отметил, что доспехи с него сняли, переодев в простое одеяние пенитента. Означало ли это, что он был уже осужден?

Захариэль медленно обошел комнату и попытался отыскать выход или хоть какое-то средство для общения со своими тюремщиками. Не обнаружив ничего похожего, он забарабанил кулаками по стенам, но звук везде был одинаковый, и ничто не указывало на существование двери.

Наконец он прижался щекой к стене напротив койки и, глядя вдоль поверхности, отыскал два параллельных стыка, вероятно обозначавших дверь, но так и не сумел ее открыть.

В одном он был уверен: он находится не на Калибане. Неужели это один из кораблей, на котором Первый Легион странствует среди звезд? Стены слегка дрожали от едва заметной вибрации, и он даже услышал отдаленные удары, которые могли быть биением могучего сердца корабля. Несмотря на затруднительное положение, Захариэль не мог удержаться от волнения при мысли, что оторвался от поверхности родной планеты.

Невозможность связаться с внешним миром и заявить о своей невиновности разочаровала его, и Захариэль вернулся к койке. Он же остановил предателя и сорвал попытку покушения, неужели они этого не поняли?

Ему совершенно нечем было занять мысли, и воображение тотчас нарисовало самые мрачные картины.

Возможно, Император убит и его Астартес обрушили на Калибан всю тяжесть возмездия, стирая с лица планеты своими могучими орудиями все города и крепости.

Возможно, рыцари Ордена в этот момент находятся в заключении в таких же кельях и от них пытками добиваются признания вины. Мысль о том, что Астартес могут выступать в роли палачей, показалась ему смешной, но Захариэль не мог удержаться от дрожи, представив себе раскаленное железо, ножи и прочие инструменты, которые могли быть пущены в ход.

Делать было совершенно нечего, и Захариэль снова лег, но едва он опустил голову, как ощутил легкое движение воздуха. Юноша поднял взгляд и увидел, что через странную дверь в келью входят двое Астартес в простых черных доспехах. Они бесцеремонно стащили его на пол и поволокли к выходу.

Снаружи их поджидали брат Исрафаэль и еще один воин в белых доспехах с очень большой перчаткой на правой руке. Захариэля поволокли по коридору с такими же голыми металлическими стенами, как и в келье, хотя и не так ярко освещенному.

— Пожалуйста! — взмолился Захариэль. — Что вы делаете? Куда вы меня тащите?

— Замолчи! — приказал ему один из Астартес, и он узнал голос Мидриса, того самого воина, который оторвал его от поверженного мятежника.

— Брат-библиарий Исрафаэль, прошу, скажи, что происходит?

— Захариэль, сейчас тебе лучше бы помолчать, — откликнулся Исрафаэль.

Затем они свернули за угол и направились к входу в темное помещение. Едва оказавшись внутри, Захариэль ощутил, как понизилась температура воздуха. В ноздри ударил какой-то резкий запах, и он увидел, как дыхание превращается в пар.

Свет в комнату поступал только из коридора, но, когда все вошли и дверь за ними закрылась, стало совсем темно. Руки в бронированных перчатках поставили его на ноги и оставили одного в полной темноте.

— Что случилось? — снова спросил Захариэль. — Почему вы мне не скажете, что происходит?

— Тихо, — послышался чей-то незнакомый голос.

Захариэль подпрыгнул от неожиданности, ведь он был слеп, как если бы глаза вырвали из глазниц. Он слышал вокруг себя шаги, но не мог понять, сколько человек находится в помещении. Он знал, что здесь оставались Исрафаэль, Мидрис и второй воин, тащивший его, а также Астартес в белых доспехах, но кто еще?

— Захариэль, — раздался из темноты голос Исрафаэля. — Это твое имя?

— Ты же знаешь, что мое! Исрафаэль, прошу тебя, скажи, что случилось?

— Ничего, — ответил Исрафаэль. — Ничего не случилось. Заговор провалился, и с мятежником работают дознаватели. Скоро мы узнаем имена всех, кто задумал причинить нам зло, и тогда разберемся с ними.

— Я не имею к ним никакого отношения! — воскликнул Захариэль, в страхе стискивая кулаки. — Я остановил его.

— И только по этой причине ты еще не на пыточном столе и сведения из тебя не выбиты, — проворчал Мидрис. — Расскажи нам все, не пропуская ни единой мелочи, иначе это плохо для тебя закончится. Начни с того, как ты узнал о планах брата Ульента.

— Брат Ульент? Вот как его зовут? Я даже этого не знал.

— Тогда почему ты бросился за ним в толпу? — спросил Мидрис.

— Я увидел его лицо… Оно как-то… не знаю… Оно отличалось от других.

— Отличалось от других? — повторил Исрафаэль. — И это все? Одно лицо в многотысячной толпе — и ты смог его заметить?

— Я чувствовал, что-то не так, — объяснил Захариэль. — Я просто знал, что в толпе что-то происходит, а когда окликнул этого человека, он побежал.

— Вы видите?! — воскликнул Мидрис. — Он лжет. Надо прибегнуть к боли и добиться вразумительного признания.

— Признания?! — крикнул Захариэль. — Нет! Я пытаюсь рассказать вам о том, что произошло!

— Ложь! — бросил Мидрис. — Признайся, ты с самого начала принимал участие в заговоре! Ты прекрасно знал о планах Ульента, а потом испугался. Ты предатель и трус!

— Я не трус! — возмутился Захариэль.

— Но ты не отрицаешь, что ты предатель?

— Конечно отрицаю! Ты извращаешь мои слова!

— Он говорит как настоящий заговорщик, — сказал Мидрис. — И зачем мы только тратим на него время?

— Ну, заговорщик он или нет, он может знать личности других соучастников, — заметил Исрафаэль. — Так или иначе он все нам расскажет.

— Пожалуйста, брат Исрафаэль, — закричал Захариэль, — ты же знаешь, что я не предатель, скажи им!

Голоса продолжали преследовать его из темноты, и каждый выпад невидимого противника ранил Захариэля ужасными обвинениями. С каждой новой жестокой фразой в груди его все сильнее разгоралась ярость. Если уж они намерены казнить его за какое-то воображаемое предательство, он не собирается доставлять им удовольствие и молить о пощаде.

— Я не совершил ничего плохого! — крикнул Захариэль. — Я — рыцарь Ордена!

— Ты — ничтожество! — взревел Мидрис. — Ты — смертный, посмевший примкнуть к врагам Империума. Для такого, как ты, ни одна казнь не будет слишком жестокой.

— Я же остановил его, разве не так? — протестовал Захариэль. — Неужели вы так глупы, что не понимаете этого?

В темноте к его горлу взметнулась рука, и хотя Захариэль не мог ее видеть, он ощутил угрозу и едва не вскрикнул от боли в поврежденном горле.

— Я тебя убью за такие слова?! — прорычал Мидрис.

— Уложи его, Мидрис, — послышался голос Исрафаэля. — Я загляну в него.

Захариэля бросили на металлический пол темного зала, и он мгновенно скорчился, почувствовав приближение еще одного воина. Тяжелые шаги затихли рядом с его головой, а от усилившегося холода по телу пробежала дрожь.

— Брат Исрафаэль? — неуверенно спросил он.

— Да, Захариэль, это я, — ответил Астартес.

Захариэль почувствовал, как на голову опустилась обнаженная рука с массивными пальцами, которые слегка подрагивали от странного внутреннего движения.

Внезапно пучок энергии, словно выброс адреналина, пронзил тело юноши, и Захариэль невольно вскрикнул. Он почувствовал, что становится каким-то сонным и безвольным, попытался бороться с этим, но силы быстро иссякали, и он с трудом удерживал сознание, а чье-то постороннее вмешательство уже просеивало его воспоминания.

На языке появился металлический привкус, хотя губы были плотно сжаты от боли. Мозг Захариэля заполнился ослепительно ярким светом, неведомая сила, используемая Исрафаэлем, пыталась проникнуть в самые потаенные мысли. Чьи-то раскаленные пальцы шарили внутри его черепа, Захариэль снова пронзительно вскрикнул и обратился к той самой силе, которая помогла ему победить монстра из Эндриаго.

— Убирайся из моей головы! — закричал он, и вторгшаяся сила немного отступила перед его решительностью.

В голове вспыхнули мерцающие образы, перед глазами появилась светящаяся серебристая паутина лучей, потом проявились силуэты воинов в тяжелых доспехах, и их тела возникли в том же виде, в каком некогда предстало чудовище.

Захариэль повернул голову и увидел, что находится в круглой комнате, почти точно такой же, как Круглый Зал на Калибане. Грани всех поверхностей испускали неяркое сияние, словно над ними плясали мерцающие пылинки, и Астартес он видел совершенно отчетливо, как будто каждый был ярко освещен.

— Я вас вижу, — произнес он.

Он увидел, как Астартес в замешательстве переглянулись, удивляясь его растущей силе. Но в следующее мгновение серебристые контуры померкли и его мозг ощутил мощное давление посторонних сил.

— Осторожнее, Захариэль, — услышал он успокаивающий, но какой-то бесплотный голос, и от этих слов моментально затихла боль, пронизывающая каждый нерв. — Ты еще не умеешь пользоваться своей силой, а с ней нельзя обращаться опрометчиво. Даже самые могущественные существа из нашего племени не ведают всех опасностей подобных вещей.

Несмотря на то что Захариэль ясно слышал этот голос, он был уверен, что слова предназначаются только ему, не достигая слуха ни Мидриса, ни Исрафаэля. Как голос находил дорогу в его мысли, он не мог даже представить, однако подозревал, что это та самая сила, благодаря которой он убил великого зверя из Эндриаго, та самая, которой невидимый собеседник пропитал его тело.

Голос исчез, едва успев прозвучать, и Захариэль вздрогнул, когда к нему снова обратился брат Исрафаэль:

— Знаешь, я могу извлечь из твоей головы все необходимые сведения и без твоего согласия, но от тебя тогда останется гораздо меньше, чем было, а может, и вовсе ничего. Для тебя будет лучше, если ты сам добровольно все расскажешь.

Давление на мозг прекратилось, и Захариэль, мучительно застонав, распростерся на металлическом полу.

— Хорошо, — сказал он. — Я все вам расскажу.

Захариэль заставил себя подняться на ноги и гордо выпрямился перед своими обвинителями, твердо решив не показывать страха. При вступлении в Орден на первом же испытании он противостоял допросу, учиненному Львом, Лютером и лордом Символом, и это дознание решил встретить с не меньшей отвагой.

Серебристое сияние к тому времени окончательно рассеялось, и свой рассказ Захариэль излагал в полной темноте.

Он рассказал о тайном собрании заговорщиков в подземелье под Круглым Залом Алдаруха, но опустил участие в этом мероприятии своего брата Немиэля. Он сознавал, что даже одно упоминание его имени вызвало бы проклятия со стороны Астартес. Ошибка Немиэля была обусловлена наивностью, так же как и участие самого Захариэля, и он надеялся, что воины ему поверят.

Лучше пусть они увидят в нем молодого и глупого мальчишку, чем убежденного предателя.

Он рассказал о четверых мятежниках, чьи лица скрывались под капюшонами, и о том, как той ночью случайно увидел черты лица одного из воинов, что впоследствии помогло определить его в толпе.

И еще Захариэль поведал о странном ощущении грозящей беды, когда вместе с остальным отрядом почетной стражи шагал вслед за Львом к месту встречи Императора.

На этот раз никто не сомневался, что он мог узнать в толпе брата Ульента, хотя Захариэль заметил, что его таинственное предвидение опасности сильно заинтересовало брата Исрафаэля.

Потом ему снова и снова задавали одни и те же вопросы, и каждый раз Захариэль давал одни и те же ответы. И он ощущал в голове присутствие силы брата Исрафаэля и его неослабное внимание в поисках обмана или скрытности. Если Исрафаэль и уловил его уклончивость в отношении причины присутствия на собрании, он ничем этого не показал, и Захариэль внезапно понял, что брат Исрафаэль не хочет углубляться в эту часть истории.

Интуиция подсказала юному рыцарю, что библиарий желает оправдать его, чтобы продолжать обучение использованию загадочной силы. Это открытие придало Захариэлю храбрости, и его рассказ стал еще более уверенным.

Он в очередной раз закончил отчет схваткой с братом Ульентом, и тогда враждебность, еще недавно ужасавшая его своей интенсивностью, постепенно рассеялась и уступила место зарождающемуся восхищению.

Наконец мысленное прикосновение брата Исрафаэля исчезло, и с сознания Захариэля будто свалилась огромная тяжесть, о которой он до этого момента и не подозревал.

В комнате постепенно стало светлее, но на этот раз свет поступал из внешних источников. Белые шары, висевшие на стенах, начали накаляться, и Захариэль, лишь мельком взглянув на стоявших вокруг тюремщиков, прикрыл глаза ладонью.

— А ты храбрый парень, — произнес Мидрис, совершенно позабыв о недавней злости. — Если твой рассказ правдив, мы многим тебе обязаны.

— Я говорил правду, — подтвердил Захариэль, стараясь ощутить благодарность, но все еще испытывая боль, причиненную руками Астартес. — Лучше спроси у брата Исрафаэля.

Библиарий рассмеялся, и в его словах, к радости Захариэля, прозвучало его оправдание.

— Он не лжет, Мидрис, — подтвердил брат Исрафаэль. — Я не нашел в его рассказе никакого обмана.

— Ты уверен?

— Разве я когда-нибудь ошибался?

— Нет, но все когда-нибудь бывает впервые.

— Он не ошибся, — раздался за спиной Захариэля еще один голос.

Обернувшись, Захариэль зажмурился от сияния отполированных доспехов высокого воина, появившегося в дверном проеме. Голос этот уже звучал в его голове перед тем, как Захариэль начал свой рассказ, его тональность ласкала слух, а звук был глубоким, как океанская впадина. Захариэль попытался рассмотреть освещенную сзади фигуру, но его глаза после долгой темноты еще не привыкли к свету, и он видел только окруженный ярким золотым сиянием силуэт.

Все Астартес вокруг него упали на колени и склонили головы перед величественным воином, и Захариэль, как ни хотелось ему рассмотреть лицо пришедшего, понял, что недостоин такой чести.

— Не надо кланяться, — произнес загадочный воин. — Он шагнул вперед, и казалось, что вместе с ним в круглую комнату ворвался свет. — Встаньте.

Астартес поднялись с коленей, а Захариэль словно прирос к полу, и его опущенный взгляд не отрывался от какой-то невидимой точки. Исходящий от воина золотой свет, как океанский прилив, заполнил всю комнату.

— Выходит, что я обязан тебе, юный Захариэль, — сказал золотой воин. — И я тебе очень благодарен. Со временем ты обо всем этом позабудешь, но пока твои воспоминания остаются при тебе, я хочу, чтобы ты об этом знал. Я хочу поблагодарить тебя за твой смелый поступок.

Захариэль пытался подыскать ответ, но его губы даже не шевельнулись, а язык словно прилип к гортани. Никакие силы в Галактике не могли бы заставить его поднять взгляд на золотую фигуру. Как при встрече с Хранителем во Тьме, он знал, что стоит взглянуть в лицо этого воина, как он тотчас лишится рассудка.

Юноша снова попытался подобрать слова, но каждый раз, как только ответ формировался в мыслях, они разлетались, словно сухие листья, подхваченные ураганом. Захариэль не мог вымолвить ни слова, но сознавал, что золотой воин читает его мысли так же легко, как свои собственные.

Его присутствие давило на мозг невероятным могуществом и силой, которая не уничтожала всех присутствующих только потому, что сдерживалась крепкой, словно скалы Калибана, волей.

Захариэль ощущал, как возрастает присутствие посторонней энергии в его голове, и если вмешательство брата Исрафаэля можно было сравнить с легким касанием или пламенем свечи на ветру, то теперь Захариэля словно окутало толстое одеяло, и это ощущение нельзя было назвать неприятным.

— Его коснулась сила, — произнес золотой воин, и душа Захариэля воспарила от восторга при этих словах, несмотря на то что предыдущее замечание его несколько испугало.

— Да, мой повелитель, — откликнулся Исрафаэль. — Это первый кандидат для либрариума.

— Верно, — согласился воин. — Присмотри за ним, но позаботься, чтобы он ничего об этом не помнил. Нельзя допустить никаких подозрений о несогласии с Легионом. Мы должны быть едины, иначе проиграем.

— Все будет выполнено, мой повелитель, — заверил его Исрафаэль.

Хоть Лев и находился на расстоянии полукилометра, Захариэлю казалось, что стоит ему протянуть руку, и он коснется его плеча. Сегодня на том возвышении, где неделю назад стоял Император, собрались старшие рыцари Ордена. Площадь перед ними заполнили тысячи рыцарей в безукоризненно отполированных доспехах, неподвижно замерших по стойке «смирно».

Яркий рассвет сулил многообещающий день, на чистом голубом небе ярко сияло золотое солнце. Имена были названы, списки вывешены, и адепты с закрытыми капюшонами лицами при помощи генетических тестеров подтвердили личности избранных.

Каждый приглашенный на это собрание был выбран в ходе долгих испытаний среди самых лучших представителей воинской касты Калибана.

Захариэль стоял плечом к плечу с теми, кто не раз доказал свое бесстрашие, чьи выносливость и сила стали предметом зависти для остальных, не прошедших отбор. Здесь собрались самые отважные и способные воины Калибана, и юный рыцарь по праву гордился своими достижениями.

После великолепного обращения Императора к народу Калибана все события в мозгу Захариэля слились в неясное пятно. По правде говоря, он мало что мог вспомнить и из самой речи — мимолетное видение воина в золотых доспехах, слова, проникавшие прямо в сердце, и, сильнее всего, чувство причастности.

С того самого дня он знал, именно знал, что грядет какое-то великое событие; и, когда от Лютера стало известно о том, что Астартес сделали свой выбор кандидатов для усиленных тренировок и последующего вступления в их ряды, в Алдарухе творилось нечто невообразимое — мальчишки устремились выяснять, кто из них оказался в числе избранников.

Когда Захариэль добрался до списков и начал их внимательно читать, у него сердце едва не выскакивало из груди, хотя где-то в глубине души гнездилась уверенность, что беспокоиться не о чем.

Конечно, в списках оказались и его имя, и имена Немиэля, Аттиаса и Элиата.

Захариэль бросился искать брата, но на поиски потребовалось целых два дня.

Немиэль казался необычно притихшим, и Захариэль никак не мог понять его сдержанной реакции на такие отличные новости. В который раз соперничество между братьями привело их к столь знаменательному успеху. Спустя некоторое время Немиэль немного расслабился, но причина его беспокойства так и осталась для Захариэля загадкой.

Он списал необычное поведение брата на волнение относительно выбора Астартес и забыл об этом, поскольку у него имелись более интересные темы для размышлений.

Всем, кого выбрали Астартес, было приказано собраться на большой площади рядом с Алдарухом, чтобы выслушать обращение Льва и его напутствие будущим воинам Империума.

На площадь допускались только избранные, и все пространство вокруг крепости ощутимо искрилось едва сдерживаемым волнением и ожиданием важной речи гроссмейстера Ордена.

Захариэль и Немиэль пришли на площадь вместе с остальными рыцарями, прошедшими испытания Астартес; гордость и военная выправка каждого наполняла всех непередаваемым чувством братства, превосходившим даже чувство причастности к Ордену.

Хотя на площади собрались несколько тысяч рыцарей, Захариэль знал, что здесь представлена элита всех рыцарских орденов Калибана. Сотни тысяч рыцарей участвовали в отборе, но невероятно строгим стандартам Астартес смогли соответствовать лишь эти несколько тысяч.

Нетерпение рыцарей, ожидавших выхода Льва, становилось почти непереносимым. Большинство присутствующих юношей были младше, чем Захариэль и Немиэль, представляющие самую старшую группу избранников, и они лихорадочно гадали, какие превращения уготовили им Астартес, набиравшие столь юных претендентов.

Но вот на возвышение в сопровождении Лютера поднялся Лев. Следом за ними появились лорд Символ и группа Астартес в черных доспехах и церемониальных стихарях Ордена цвета слоновой кости. Приятно было видеть, что столь великие воины перенимали традиции Ордена, и Захариэль, обернувшись к Немиэлю, в волнении заключил его в братские объятия. В ожидании вступления в новое братство все былые обиды и ревность между ними казались абсурдными.

Фигура Льва казалась громадной даже рядом с Астартес, гроссмейстер возвышался над воинами в бронированных доспехах и подавлял их своим величием. На площади была установлена целая сеть усилителей, чтобы донести слова Льва до самых дальних рядов слушателей, но он не нуждался ни в каких механизмах, его голос легко проникал в сердце и душу каждого из присутствующих.

— Братья, — заговорил Лев, а потом немного помолчал, пережидая восторженные приветствия собравшихся. — Мы стоим на пороге новой эры Калибана. Совсем недавно мы жили на своей маленькой скале и считали, что мир ограничен горизонтом, но теперь знаем, что он простирается намного дальше, чем может проникнуть наше зрение. Перед нами открываются просторы Галактики, и хотя это мрачное и опасное место, но мы — воины Императора, а он повелевает нести его свет в самые темные уголки Вселенной, чтобы вернуть то, что принадлежит нам по праву рождения.

Кажется, целая жизнь прошла с тех пор, как я объявил крестовый поход, чтобы очистить леса Калибана от великих зверей, и эта цель считалась грандиозной. Теперь я понимаю, что просто подражал замыслам величайшего из людей, моего отца, Императора Человечества!

Слова Льва вновь вызвали шквал восторженных криков, ведь он впервые открыто назвал Императора отцом, хотя на Калибане давно об этом говорили.

Лев поднял руки, требуя тишины, и продолжил свою речь:

— Теперь мы представляем часть огромного целого, мы представляем не только нашу планету, мы представляем в Галактике всю человеческую расу. Великий Крестовый Поход Императора только начинается, и нам предстоит освободить и вернуть в лоно Империума сотни, даже тысячи миров.

Вы удостоились чести быть избранными в величайший воинский орден, какого еще не знала Галактика. Вы станете сильнее, быстрее и опаснее, чем были до сих пор. Вам предстоят бесчисленные войны, и вы будете уничтожать врагов человечества вдали от нашего любимого Калибана. Но мы с радостью пойдем на это, поскольку мы — люди чести и нам известно, что такое долг, превосходящий любые личные привязанности. Каждый из вас был рыцарем, воином и героем, но теперь вы представляете собой гораздо большее. С этого дня вы станете солдатами Легиона. Все остальное не имеет значения. Главное — это Легион.

Красноречие Льва так захватило Захариэля, что он сжал эфес меча. Он едва сдерживал восторженное волнение при одной мысли, что будет сражаться за Императора в самых дальних уголках Галактики, что станет членом братства, ставящего своей целью ни больше ни меньше, чем восстановление наследия человеческой расы.

— Мы — Первый Легион, — продолжал Лев, — избранные Сыны Льва, и мы не можем идти в сражение без имени, которое будет вселять ужас в сердца врагов. Наши легенды рассказывают о великих воинах, которые разили ужасных чудовищ в далеком прошлом, а теперь и мы призваны сражаться во имя Императора и будем разить врагов Империума.

Мы станем Темными Ангелами!