VII. Берег Невы, 7 августа 1740 года

Виктория Чучухина готовилась к увеселительной прогулке. «Люблю посидеть на травке», — мечтательно объявила за завтраком Анна Иоанновна. И пока стояли дни, наполненные нежным августовским теплом, было решено устроить увеселительную поездку на берег Невы. Анна Иоанновна выезжала основательно, брала с собой для развлечения шутов, горбуний, ну и, конечно, новую сказительницу Викторию. Куда ж без неё!

«День не задался с утра — жизнь с начала», — иных слов, кроме очередной цитаты из соцсетей Интернета, для комментария к подготовке пикника у Виктории не нашлось. Утром Анна Иоанновна была в прескверном настроении, бранилась, била по щекам фрейлин. Виктория не в первый раз наблюдала этот монархический беспредел, поэтому стояла тихонечко, смотрела равнодушно, зная, что нужно не высовываться. И вот тут-то на ногу Виктории и наступил царский любимец — шут Педрилло. Наступил больно, металлическим каблуком на пальцы в суконных туфельках, и подмигнул при этом весело: мол, это специально, чтобы погромче взвизгнула — неприкрытый цинизм был фишкой Педриллы.

Про Педриллу (да-да, именно его имя потом стало нарицательным, но не по ориентации, Педрилле вовсе не присущей, а исключительно из-за созвучности) надо пояснить отдельно. Ненависть у них с Викой была взаимная. Поначалу Виктория думала, что Педрилла обычный «голубой», за что Педриллой и прозван. Однако быстро выяснилось, что шут самый что ни на есть натурал, можно даже сказать, кобель, просто его итальянское имя Пьетро-Мира сокращалось для простоты общения либо в Петрушку, либо в того самого Педриллу. Но недоразумение это привело к тому, что поначалу улыбки и рукопожатия Педриллы Виктория отнесла на счет дружелюбия сексуальных меньшинств, а когда обнаружились его отнюдь не платонические намерения, вышел скандал с выяснялками. И с того времени Педрилло откровенно Вике гадил, вот как в то утро: прошелся по её ногам, Вика охнет, ахнет, взвизгнет, подпрыгнет — императрица на неё обратит свой гневный взор и начнется…

В то утро каблук Педриллы больно надавил на пальцы, но Виктория не ойкнула, только губу от боли закусила: уже научилась быть готовой ко всему, как в компьютерной стрелялке. «Ты у меня асфальт жрать будешь и гудроном запивать», — мысленно пообещала она Педрилле. Педрилла ей тоже что-то подумал, о чем Вика по его взгляду легко поняла, хотя итальянского не знала и мыслей не читала.

Когда Государыня отправилась заниматься делами — проконтролировать, насколько всё готово к поездке — Виктория, стараясь не наступать на больную ногу, поплелась к принцессе, пожаловаться на Педриллу и узнать, в каком наряде та поедет на увеселительную загородную прогулку. Но в покоях принцессы царило траурное настроение: Анну Леопольдовну императрица с собой не брала. Принцесса неделю собиралась, готовилась, но в последний момент Анна Иоанновна испугалась: мало ли что может случиться в дороге, а срок уже немалый, и потому решила оставить беременную племянницу во дворце. Виктория предположить не могла, что такого должно случиться по пути, когда кареты царствующих особ сопровождали конные гвардейцы в количестве, способном защитить не от дорожно-транспортных происшествий, а от неприятельской армии. Юлиана Менгден даже разрыдалась, когда узнала, что их «не берут гуляться». Шмыгая покрасневшим носиком, она жалобно тараторила о том, как ужасна доля принцессы, как невозможна тирания, как тяжела власть, подавляющая все желания, все порывы… Фрейлина очень рассчитывала лишний раз оказаться рядом с князем Салтыковым на расстеленных у берега коврах, и вдруг — такой облом. Несмотря на пророчество провидицы Чучухиной о невозможности этого союза, Юлиана всё на что-то надеялась. Виктория искренно посочувствовала подругам, что так не вовремя пролетела мимо них птица обломинго, и захромала к себе.

К дверям её чуланчика алой шёлковой ленточкой была привязана ромашка — это означало, что Мальцев оставил ей привет. Настроение стало улучшаться: с Педриллой она разберется — сорвет ему субботнее выступление. Зе батл, так зе батл! Всем известно, что Пендрилла готовится представлять свои дурацкие сценки, а как начнет актерствовать, Виктория посмотрит за окно и продекламирует «Вороне где-то бог послал кусочек сыра. На ель ворона взгромоздясь…» (жаль плохо помнит, а ведь учила!) Все восхитятся, начнут просить списать слова, а Педрилла со своим представлением в пролете окажется… Так что всё у Виктории нормально, жаль только, что Анна Леопольдовна с Юлией Магнусовной на прогулку не поедут: весело было бы потом вместе обсуждать всё и всех. Принцесса с фрейлиной были остры на язычок, любили посмеяться и как-то очень быстро сдружились с Викторией. Анна Леопольдовна, несмотря на свой высокий сан, держалась просто и ласково, а вот Юлия Магнусовна фон Менгден считала себя самой умной на свете, но Виктория ей этот недостаток прощала: «молод ещё, говна не клевал», — сказали старые воробьи».

Вообще, следует заметить, что состояние духа у Виктории Чучухиной за последнее время заметно улучшалось: выйдя из шокового состояния от полета во времени, Вика наконец смогла не думать со страхом о том, правильно ли она ходит, приседает в поклоне, держит кофейную чашечку — она начала просто жить, и оказалось, что даже во дворце Анны Иоанновны можно получать удовольствие от жизни, если перестать ежесекундно вздыхать о безвозвратно утраченной учетной записи в Инстаграм и мобильнике. «Хочешь быть счастливым человеком — не ройся в своей памяти» — этот совет, почерпнутый, разумеется, из социальных сетей, Вика сделала своим главным девизом.

И, стараясь не думать об отдавленном пальце, Виктория радостно посмотрела на ближайшую перспективу — интересно же побывать на настоящем дворцовом корпоративе, пусть и в группе сопровождения понаблюдать, какой пикник устроит царица. Когда прибыли на место, Виктория обалдела от размаха мероприятия: на берегу Невы были разбиты шатры, берег застелен коврами, повсюду музыканты, плясуны, хор… Ничего себе «посидим на травке»! Играла музыка, звучал смех, поизносились здравицы. Рядом с императрицей сидел герцог Курляндский, Лифляндский и Семигальский Бирон, за с ним его ещё десяток нарядных господ.

Виктория пристроилась с краю — может, про неё сегодня никто не вспомнит — и стала наблюдать, как князь Салтыков, подняв кубок, начал говорить о величии самодержицы, но запутался в мыслях, как в соплях, покраснел, растерялся и неловко замолчал. Вика пожалела, что Юлии Менгден не довелось наблюдать этого придурка на воле, может, любовные переживания хоть на часок поутихли бы. Впрочем, Вика решила фрейлине принцессы подробно, в деталях, завтра всё пересказать.

В разгар веселья императрица поднялась, приосанилась, собираясь сказать нечто значительное, но ничего не произнесла, поскольку увидела приближающейся по Неве кораблик. Это прибыла на гулянье Елизавета Петровна со свитой.

С парусника сбросили сходни и на берег высыпала нарядная компания. Анна Иоанновна просияла и, раскинув руки, пошла навстречу цесаревне. Вопросы чистоты царской крови часто обсуждались за вечерним чаем в кружке близких царице особ, и Анна Иоанновна, дочь прирожденного, как она говорила, русского царя и русской царицы из знатного рода, настоящая московская царевна, дочь брата Петра царевича Ивана, презирала Елизавету Петровну, дочку «лифляндской портомои», до глубины души. Но это вечерами, среди своих, а принародно на гулянье императрица усадила цецаревну рядом с собой и начала оживленно расспрашивать о том, как та добралась и что в дороге видела. Если бы Виктория не слышала, как много раз с пренебрежением говорила «природная» царица Анна Иоанновна о выблядке и бастарде Елизавете Петровне, дочери прачки Марты, то решила бы, что дороже двоюродной сестрицы Лисавет нет человека у императрицы.

Но разговор царственных особ не занимал Викторию, она безотрывно смотрела на свиту цесаревны: за спиной Елизаветы Петровны, красиво подбоченясь, стоял князь Роман Матвеевич Соболевский-Слеповран. Вспомнилось Вике Чучухиной, как кралась она по темному дому, лезла вместе с Платоном Дмитриевичем из окна… А может, не надо было бежать тогда? «О боже, какой мужчина!» Виктория неприлично уставилась на Слеповрана: глаз отводить не хотелось — реально классный. Роман Матвеевич Соболевский-Слеповран почувствовал на себе безотрывный взгляд, медленно повернул голову, и Виктория поняла выражение «прожечь глазами». Ну, зачем, спрашивается, нужно было Виктории так разглядывать красавца князя? Стояла бы, потупясь, никто бы и внимания на неё не обратил, так нет же — выставилась! Роман Матвеевич Соболевский-Слеповран узнал Викторию сразу, и в голове его замелькали возможные варианты развития интриги, в которую была тотчас же включена эта пособница Платона Дмитриевича Паврищева. Роман Матвеевич мгновенно оценил обстановку. То, что Паврищев играет двойную игру, он и без этого знал, а присутствие этой длинноногой (Викины ноги с расцарапанными коленками так и встали перед глазами) в царской свите лишь укрепило его в этом мнении. Понятно, что эта, как-то диковинно её звали, наушничает Паврищеву, а вот какие изветы наушничает, надобно узнать… Виктория Чучухина даже не догадывалась, в какой водоворот событий она угодила, но от тяжелого взгляда красавца Слеповрана помутнело на душе и снова больно заныл отдавленный Педриллой палец.

Тем временем веселье шло полным ходом, плясуны исполняли какой-то хитрый танец, старательно исполняли, но непрофессионально — Виктория, учась в школе, ходила в хореографическую студию и не могла не отметить, что композиция составлена плохо, похоже, что и не отрепетирована толком. А Соболевский-Слеповран уже успел что-то прошептать цесаревне Елизавете Петровне, и та, указывая на Вику, расспрашивала Анну Иоанновну. Императрица поманила Викторию Чучухину к себе.

— Расскажи-ка нашей любезной сестрице, что вечор мне сказывала, — распорядилась государыня.

Виктория сказывала сериал «Доктор Хаус», второй сезон. Но — любой каприз — могу всё ещё раз сначала. Елизавета Петровна слушать Викторию не пожелала, а перебив её на первой же фразе, поинтересовалась:

— Ты, говорят, в беспамятстве ко двору попала. Что было — не помнишь, а чего знать не можешь — видения тебя посещают. Вот ответь мне: пятого дня у меня исчезло обручье с самоцветными камнями, завещанное мне матушкой моей, батюшкой императором Петром Великим ей подаренное. Камни заговоренные, покамест на тебе — ничего дурного не случится. Государыня сейчас только интересовалась, где, мол, украшение то. А я и не знаю. Все углы обыскали, да и людей тоже, а пропало обручье, словно не было. Вот кто теперь её носит, ну-тка, расскажи.

Елизавета Петровна говорила мягко, красиво поводя удивительного разреза глазами. Виктория не столько слушала, сколько рассматривала золотые цепочки, лежащие на роскошном — Анна Семенович с Анфисой Чеховой вдвоем не пересоперничали бы — бюсте. А кожа-то у Елизаветы Петровны белоснежная и будто светится, никакими хайлайтерами такого эффекта не достичь, может, правду говорят, что царевна каждый день молочные ванны принимает…

— Ну, так, где обручье с запястья моего, можешь указать, когда впрямь даром владеешь? — отвлекла Викторию от созерцания своей сияющей красоты цесаревна.

«Пятого дня… Все углы обыскали…» Человек перочинным ножом ковыряющий землю под деревом, смех, доносящийся с палубы, плеск волн… Пазлы сложились.

— На берегу, напротив Адмиралтейства растет сосна. Вот под неё и закопали. Не знаю, может, уже и забрали браслет Ваш, но прятали именно там.

— Занятно, — ухмыльнулась царевна. — Сейчас же распоряжусь проверить, что там, под сосной.

Виктория ругала себя: опять втянулась в какие-то мутные предсказания. Понятно, что под сосной ничего не найдут, Педрилло по этому поводу устроит целое представление, да и остальной придворный серпентарий оживится. Виктория всем шутам и шутихам поперек дороги встала, но настолько Вика не вписывалась ни в какие принятые во дворце правила, что предугадать её шаг и подставить подножку никому из придворных шутов никак не удавалось.

А развлечения на берегу не прекращались. Начался концерт с песнопениями. Судя по реакции зрителей, исполнялось что-то из горячей десятки. «Течет речка по песочку», — голосил бэк-вокал в разноцветных сарафанах, а толстая баба в красном платке, закатив глаза, выводила высоким голосом что-то о том, как некуда приклонить головушку…

Вечерело, веселье понемногу стало угасать, прислуга собирала посуду после последней перемены блюд. И тут на берег выскочил вороной конь. Всадник, спешившись, подбежал к царевне Елизавете, что-то быстро зашептал и передал сверток. Оживилась компания у царского шатра, и до Вики донеслись удивленные восклицания. Минуты не прошло, как вновь стояла Виктория перед роскошной царевной Елизаветой и с удивлением рассматривала украшенный разноцветными камешками браслет.

— И впрямь сыскалось, где ты указала. Теперь дальше сказывай: кто его там спрятал.

Ну, что тут скажешь? Участники «Битвы экстрасенсов» нервно курят не в силах пересоперничать — Вика была потрясена находкой более всех собравшихся.

— Фамилии не назову, а описать могу. Высокий мужчина, спрыгнувший с Вашего ботика со славами «За Вас себя не пощажу» или что-то вроде того.

Присутствующие ахнули.

— Никитка Дмитреев, — выдохнула царевна.

— Она у меня и не то может, — довольно произнесла Анна Иоанновна, хотя успехов в поиске пропавших вещей никогда прежде Виктория не демонстрировала.

— Жаль, да мне ничего более узнавать надобности нет, — усмехнулась царевна. — Без загадок живу.

Далее пошел разговор о бесхитростности и наивности Елизаветы Петровны. Анна Иоанновна, в свою очередь, тоже развернула историю своей детской доверчивости. Виктория заскучала и занялась решением очередной загадки: какие у цесаревны замечательные зубы, неужели стеклокерамика? Вика стала прикидывать: как бы поделикатнее расспросить про стоматологов, а то у неё тут как-то стал побаливать зуб, но кроме удаления, придворный лекарь Анны Иоанновны ничего не присоветовал. Удалять передний зуб! За такие слова эскулап был жестко обозван ветеринаром, но, то ли не поняв смысла сказанного, то ли не придав значения услышанному, вежливо улыбнулся, пообещав удалить беспокоящий зуб, токмо Виктория того пожелает. После этого зуб стал нестерпимо болеть при каждом глотке горячего чая или холодного квасу.

— А у тебя кто в поклонниках? — вывел Викторию из задумчивости бархатный голос Елизаветы Петровны.

«Вот прямо сейчас и устрою вам в завершении прогулки душевный стриптиз…»

— Какие поклонники! О чем Вы! Даже подумать не о ком.

— А зачем о ком-то думать? Думай о себе — и кавалеры сами тотчас же о тебе думать начнут, — Елизавета Петровна весело рассмеялась.

Медленно возвращался царский поезд в Петербург, вздрагивали кучера на ухабах, дремала шутовская команда в своей темной кибитке. Виктория представляла, как она расскажет завтра Анне Леопольдовне и Юлии Магнусовне о прошедшем гулянье. Вот ещё один день прошел из этой чужой, а может, теперь уже и из её, Виктории Чучухиной, жизни. Трясло карету по рытвинам дороги, похрапывал в углу шут Голицын, было темно, тоскливо. Вике стало страшно, как всегда этим летом ей становилось страшно по вечерам. И тут к Виктории Чучухиной пришло неожиданное решение: не бояться, главное, ничего не бояться. Просто жить, наблюдать своё удивительное приключение и запоминать, чтобы потом посмеяться над своими страхами дома, на Автозаводской, когда вернется. А вернется она обязательно!

Загрузка...