Солнечный змей

Глава 39. Аста

Срезав последнюю прядь, Фрисс покосился в плошку с водой, вздохнул и нахлобучил на лоб широкую повязку. Со дна посудины на него смотрела скуластая обветренная рожа цвета тёмной меди, безбровая и покрытая мелкими щербинами. «Вылитый сармат,» — покачал головой Речник. «Ещё бы напялить скафандр да научиться хоть какому-нибудь ремеслу…»

— Фрисс, держи. Смешал для тебя, может, пойдёт на пользу, — Некромант вручил ему чашку красновато-бурой жижи. Речник тяжело вздохнул.

— Побереги силы, Нецис. Нам ещё топать и топать…

Двухвостка под ним возмущённо всхрапнула и огрела седока хвостами по спине.

Давно скрылся за стеной высоченных деревьев и переплетениями кустарника медлительный канал Миакондо, где-то слева дышала прохладой большая река, и Фрисс поневоле поворачивался к ней лицом. Вокруг покачивались жёсткие колючие ветки. Папоротники обмякли, свесили листья, те, что понежнее, вовсе пожухли и лежали теперь под ногами. Вздыбленные корни торчали из засохшей грязи, и мох похрустывал под лапами Флоны, — вода ушла глубоко, и ему не дотянуться было до неё. Гигантские деревья ещё держались, запустив корни к подземным ручьям, буйная зелень поднималась там, где в тени листвы журчали крохотные ручейки — всё, что осталось от потоков, ещё год назад переполненных дождевой водой. Над макушками деревьев клубился белый пар, и перегревшиеся хасены, безвольно свесив щупальца, замерли под его покровом, дожидаясь ночной прохлады. У них уже не было сил ни на охоту, ни на скрытность.

Откуда-то слабо тянуло цветущим Кенриллом, и Фрисс долго крутил головой, высматривая пурпурные цветы. Для Кенрилла в начале осени не время, да и не растёт он тут…

Запах шёл от высокого дерева, подножье которого, как шуба, покрывала молодая поросль. На ветвях темнели маленькие сморщенные плоды, они же россыпью лежали на земле и хрустели, рассыпаясь в пыль под лапами Двухвостки. Речник сорвал сухой плод, с трудом отгрыз кусочек — сладкий песок заскрипел на зубах.

— Чинпа, — Нецис подобрал плод, повертел в пальцах и бросил в пасть Двухвостке. — Урожай этого лета. Когти Каимы, как же это мне не нравится…

— И мне, — шевельнул хвостом Алсаг. — Значит, этой осенью никто не прриготовит мвенгу?

«Беда-беда,» — хмыкнул про себя Речник. «Река моя Праматерь! Водоросли — не Чинпа, но что, если этим летом даже кислуху не сварили?!»

Фриссу никогда не нравилась темень, но сейчас он нарочно выбирал деревья потенистее и заросли погуще — лишь бы не видеть багрового шара в небесах и золота с медью, разлитых от горизонта до горизонта. Но и в лесном полумраке чувствовалась испепеляющая жара, и ветер забился в самое тёмное дупло, и воздух стал вязким, как смола.

Издалека донёсся вопль Квэнгина — визг, переходящий в заливистый вой, а затем — в сердитое шипение. Следом раздался треск ветвей, кто-то истошно заверещал. Снова завизжали, и кусты качнулись от ветра, поднятого огромным крылом. Тени скользнули по панцирю Двухвостки, вой и громкий треск раздались в стороне, за пожухшими папоротниками. Что-то рухнуло с неба, ломая ветки, и Флона, сердито всхрапнув, подалась в сторону. Алсаг зашипел, поднимая дыбом шерсть, и припал к панцирю Двухвостки, как будто намеревался прыгнуть. Фрисс положил руку ему на загривок — кот тихо зарычал.

Чёрные тени мелькали над поломанными кустами, кто-то хрипел, кто-то утробно рычал. Визгливые смешки послышались с ветвей. Здоровенный Квэнгин вылетел из зарослей и замер в воздухе, широко раскинув крылья. В его жёлтых глазах Фрисс не увидел мыслей — только голод.

— Тирикка! — крикнул Речник, подбрасывая на ладони трескучую молнию. От грохота, как показалось ему, качнулись деревья — и крылатые демоны, визжа от боли, взлетели и бросились врассыпную. Вслед им летел ослепительно-яркий луч, брошенный Алсагом. Кот расправил хвостовые перепонки, и они горели золотым огнём в лесном сумраке.

Речник спрыгнул на землю, раздвинул шевелящиеся кусты и подался назад. Среди поломанных веток раскинул дёргающиеся крылья огромный Квэнгин. Его шерсть выцвела, белые клочья торчали среди серых и чёрных, крылья странно выгнулись — его передние лапы будто винтом завились, так, что едва не хрустнули тонкие кости перепонок. Фрисс осторожно потрогал скрюченную кисть — она была каменно-твёрдой и едва тёплой. Крылья уже не вздрагивали, и кровь не текла из рваных ран. Квэнгин с разорванным горлом и истёрзанной мордой лежал неподвижно, мёртвый, как сухая земля под ним.

Нецис подошёл, пощупал мохнатую лапу, попробовал разогнуть пальцы и разворошил шерсть там, где крыло крепилось к руке.

— Хока, — сказал он коротко, указав на цепочку мелких язв.

Речник посмотрел мертвецу в лицо и поёжился — пасть Квэнгина была приоткрыта, губы растянулись в широкой ухмылке, обнажившей острые клыки. Нецис потрогал шею хеска и показал Фриссу язвы под подбородком.

— Та-а… Он умер раньше, чем его убили, — покачал головой Некромант, глядя на Квэнгина с холодным любопытством. — Обрати внимание на гримасу, на положение лап и крыльев. Это судорога хоки, то, что случается, когда эта болезнь убивает. Немногие, должно быть, доживают до такой смерти.

Фрисс недовольно покосился на Нециса, но не сказал ни слова. Ему казалось, что крыло хеска едва заметно шевелится. Он поднял руку, отстраняя Некроманта, и медленно вытянул меч из ножен. Из-под плеча Квэнгина высунулась тонкая когтистая лапа, обмотанная плотной тканью, из которой торчали кривые спицы, затем показалось широкое ухо и мерцающий жёлтый глаз. Увидев Речника, существо испуганно пискнуло и забилось обратно под крыло. Фрисс изумлённо мигнул и спрятал меч обратно в ножны.

— Нецис, смотри! Мелкий Квэнгин!

Наверху снова захлопали крылья. Демоны вернулись, и Фрисс затылком чувствовал их недобрые взгляды. Алсаг с тихим рыком швырнул в небо ослепительный луч. Квэнгины шарахнулись в разные стороны, но далеко не улетели — Речник слышал их сердитое шипение с ветвей.

«Они ждут,» — Фрисс покосился на деревья. «Ждут, чтобы сожрать их.»

Маленькое существо выбралось из-под крыла и теперь сидело на груди убитого Квэнгина, пропуская сквозь когти его шерсть, заглядывало ему в глаза и время от времени лизало его в нос с тихим жалобным писком. Речник осторожно подхватил его под бока и поднял. Оно пискнуло и вцепилось в шерсть мёртвого хеска.

— Он умер, — вздохнул Фрисс, неловко почёсывая детёныша за ухом — кажется, Инмесу, единственному Квэнгину, с которым Речник был близко знаком, это нравилось. — Но ты не бойся. Я не дам тебя в обиду. Ты, должно быть, голодный…

Квэнгин насторожил уши, медленно выпустил пучок шерсти и тихо пискнул, утыкаясь носом в броню Речника. Фрисс поудобнее перехватил его одной рукой, второй показывая тем, кто сидел на ветках, сверкающий белыми искрами меч.

— Фрисс! — взгляд Нециса внезапно стал ледяным. — Куда ты это несёшь?

— Подальше отсюда, — бросил Речник, медленно отступая сквозь кустарник. Детёныш Квэнгина вцепился в его броню и тихо подвывал, пряча голову в крыльях. Демоны на деревьях завизжали, тяжёлый сук просвистел на палец от головы Фрисса. Нецис вскинул руки — над его ладонями встал холодный зеленоватый свет.

— Мрра-а-ау! — Алсаг, забытый на спине Двухвостки, встретил их истошным воплем. Квэнгин, вырвавшийся из его когтей, отряхивался от своей и чужой шерсти и поспешно продирался сквозь листву. Лучи, слетающие с хвостовых перепонок Хинкассы, впустую жгли кору дерева и сбивали с него веточки.

— Уходим, — Фрисс ухватился за шип на панцире Флоны и едва не уронил Квэнгина. Алсаг зашипел, сердито глядя на странное существо, оно заверещало и крепче уцепилось за Речника. Нецис подхватил поводья, громко щёлкнул языком. Зелёный свет дрожал в воздухе — где-то на локоть от путников, накрывая их всех прозрачным куполом. В небе, среди широких листьев, снова дрались летучие демоны, вырывая друг у друга что-то чёрно-красное, со свисающей бахромой рваных перепонок. Речник стиснул зубы и обхватил маленького Квэнгина свободной рукой.

— Не бойся, мелочь. Я тебя в обиду не дам.

Он остановил Флону, когда вопли Квэнгинов стихли вдалеке, а рядом послышался шум воды. Жёсткий бурый мох растопырил острые листья, закрыв крохотный родник от солнца. Двухвостка опустила голову к воде. Речник, скатившись к ручью, вылил пригоршню влаги себе за шиворот и поднёс мокрую ладонь к носу детёныша.

— Хочешь пить?

Существо прикрыло голову крылом и уткнулось в грудь Речника. Фрисс растерянно смотрел на него и судорожно припоминал, что едят Квэнгины, и как они это делают. «Вроде Инмес сначала меня стеснялся… а потом мёл всё, что в лапы попадало,» — Речник в недоумении пожал плечами и понёс детёныша обратно к Двухвостке. По крайней мере, пальцы у существа были цепкие — держалось оно за Фрисса крепко и отпускать его не собиралось.

Некромант успел набрать воды и вернуться на мягкий тюк с сеном. Он неспешно жевал оставленные с завтрака печёные корешки, закусывая их тем, что вылавливал из фляжки с маринадом. Фрисс не стал присматриваться к выловленному — ничего, что Речник считал съедобным, там не плавало.

— Нецис, — Речник сел рядом, и существо неуверенно зашевелилось, выпутываясь из крыльев и заглядывая всем в глаза. — Может, ты знаешь…

— Илкор ан Ургул, — лицо Некроманта на миг окаменело. — Фрисс, зачем ты подобрал это создание, и почему оно до сих пор на тебе висит?

Речник озадаченно мигнул.

— Его сожрали бы, — буркнул он, чувствуя в голосе Нециса что-то нехорошее. — Боится, вот и висит. Так ска…

— Перевесь его на дерево, Фрисс. Сородичи его найдут, — под взглядом Некроманта Квэнгин съёжился и жалобно запищал. — Ты всерьёз думаешь нести это в город?

— Что я только ни носил в города, — нахмурился Речник, со значением глядя на Нециса. — Перестань его пугать, ему и так невесело. Его сородичей уже убили. Так всё-таки…

— Фрисс! — Нецис хлопнул ладонью по панцирю Двухвостки, и Флона озадаченно хрюкнула. — Ты хочешь здесь, на подступах к Моагалю, под Кровавым Солнцем, возиться с детёнышем Квэнгина?!

— Тебя он не съест, — Речник помрачнел ещё сильнее. — Поможешь советом — хорошо, не поможешь — сам справлюсь. Нельзя его тут бросать.

Он порылся в сумке, достал кусок холодной рыбы — весь вечер она коптилась над костром, и Фрисс думал съесть её на ужин, если не проголодается раньше. Детёныш понюхал еду, неуверенно лизнул, подался назад и снова уткнулся носом в броню Речника. Фрисс покачал головой.

— А Инмес рыбу любит, — пробормотал он. — Чем же тебя кормить?

Нецис приподнял крыло Квэнгина, ощупал его лапы и подбородок — существо елозило от холодных прикосновений и щекотки, но ни укусить, ни вырваться не пыталось. Оно было куда меньше Инмеса — всего в половину роста Речника.

— Та-а… По крайней мере, хоки у неё нет, — заключил Некромант, выпустив хеска. — И крылья ещё не развернулись.

Нецис налил в кулёк из листа немного воды, оставленной по недосмотру в верхнем бурдюке — она успела нагреться, хотя поклажа Двухвостки на солнце попадала редко и ненадолго. Квэнгин недоверчиво понюхал лист, высунул язык и начал лакать — поспешно, то и дело попадая себе языком в нос и залепляя глаза брызгами.

— Её? — удивлённо мигнул Речник.

— Это самочка, — кивнул Нецис и усмехнулся. — В таком возрасте, да ещё в волнении… Не тыкай едой ей в нос, Фрисс, сама она есть не сможет. Даже если размять рыбу в кашицу. Квэнгины жуют еду для детёнышей, кормят их жёваным мясом.

— Жёваным? — Речник хмуро посмотрел на Некроманта, но тот и не думал шутить. — Река моя Праматерь… Кормят прямо изо рта?

— Ну, Фрисс, я бы на твоём месте поберёг лицо, — хмыкнул Нецис. — Пожуй и выплюнь, покорми с ладони. Нашёл же ты себе занятие, илкор ан Хо" каан!

Повисло молчание. Речник сосредоточенно жевал рыбу и думал, что придётся-таки ему сходить на охоту — корнями и насекомыми Квэнгина не накормишь, да и тех вокруг немного…

Существо понюхало пережёванную кашицу, поставило уши торчком и накрыло языком ладонь Речника — всего на миг, но на ладони не осталось и крошки. Фрисс облегчённо вздохнул и потянулся к сумке. Нецис тихо смеялся, уткнувшись в спину Алсага, кот задумчиво щурился. Осмелевший Квэнгин потянулся к лицу Речника и осторожно провёл пальцем по его щеке. Фрисс покосился на изогнутый коготь в полпальца длиной, но не шелохнулся. Квэнгин ещё раз погладил его, устроился поудобнее и засопел. Даже во сне его лапы не разжимались.

— Вот Инмес удивится, — пробормотал Речник и тронул поводья. Сколько ещё ехать до Киньямкелы, он не знал, но подозревал, что город живых рядом с городом мёртвых стоять не может.

В сумерках Фрисс увидел вдалеке огонёк чужого костра, но сил идти к нему по тёмной чаще уже не было. Путники устроились на панцире Двухвостки — окрепший Алсаг наконец уступил Речнику середину и улёгся на краю, подальше от холодного тела Нециса. Некромант, полвечера пролежавший трупом, зашевелился и хмыкнул.

— Фрисс, у тебя детёныш неумытый. Это никуда не годится.

Речник покосился на Квэнгина. Существо крутило головой, и жёлтые глаза ярко светились — совсем как у Инмеса, выбирающегося из тёмной пещеры на ночную прогулку. Насколько оно грязное, на ощупь Фрисс понять не мог.

— Как его мыть-то? — нахмурился Речник.

— Обычно они моют детёнышей языком, — задумчиво отозвался Нецис. — Но я думаю, что пучок мокрой травы — достойная замена.

— Алсаг, — Фрисс потянул кота за ухо, и тот сердито фыркнул. — Сделай полезное дело — оближи эту мелочь!

Хинкасса смерила его долгим взглядом округлившихся глаз.

— Фррисс, ты сдуррел, — мотнув головой, Алсаг зарылся в тюки. — Сам облизывай эту гадость.

— Чтоб мне стать зелёной крысой… — Речник покачал головой, снова протянул руку к коту, увидел оскаленную пасть и пожал плечами. — Ладно, иди сюда, мелочь…

Квэнгин слабо махал лапами — наверное, прикосновения мокрого листа были слишком грубыми для тонких крыльев — но царапаться боялся, и Фрисс кое-как вытер его и завернул в рубашку.

— Имя тебе нужно, вот что, — пробормотал он, укладываясь на тюки рядом с Квэнгином и слушая сопение попутчиков. — А говорить ты умеешь?..

Проснулся Речник от щекотки и тихого, но настойчивого писка. Детёныш Квэнгина водил когтями по его плечу и тыкался носом в шею. Встретив сонный взгляд Фрисса, он навострил уши и упёрся носом в нос.

— Ашш, — острые зубы, выпирающие из пасти, очень мешали хеску говорить. — Ашшта! Ашшт!

— Что? — Речник неохотно поднялся и протёр глаза. Квэнгин висел на нём, обхватив бока крыльями.

— Ашш! Ашшши!

— Проголодалась? — Фрисс зевнул и потянулся к тюкам. — Река моя Праматерь, скорее бы ты научилась жевать…

— Аста, — Нецис протянул Речнику ещё горячий запечённый корень. — Это её имя. Она говорит, что её зовут Аста. Фрисс, ты напрасно повесил на себя этот никчёмный груз. Тебе что, совсем нечем заняться?

— Аста, — Речник осторожно провёл пальцем по уху Квэнгина. — Я запомню. Оставь её в покое, Нецис. Вспомни, где я нашёл тебя — и что было потом.

Незадолго до полудня они сделали привал. Двухвостка разрыла мох, хранящий последнюю влагу давних дождей, и плюхнулась брюхом в грязь. Она громко сопела и разевала пасть, как рыба, выброшенная на берег, — вязкий воздух полудня мало годился для дыхания. Фрисс смотрел на небо, залитое золотом, на смутную дымку высоко над землёй — всё, что осталось от туч Великого Леса. Ему мерещились серебристые высверки в небесах — рой чего-то мелкого летел над джунглями, полыхая на солнце белым огнём.

— Небесные змеи любят жару, — пробормотал он, морщась от слишком яркого света. — Вот бы они принесли дождь… Нецис! Как ты думаешь, за Гиблыми Землями сейчас такая же сушь?

— Та-а… синхи, — слабо кивнул Некромант. Его мысли были далеко. Он отошёл в сторонку от лагеря и стоял на крошечной полянке под столбом солнечного огня, и его кожа как будто потемнела и подёрнулась зеленцой, похожей на пряди ползучего мха. Фрисс смотрел на него с тревогой — полуденная вспышка близилась, и падать, если что, Некроманту пришлось бы лицом в засохшую грязь.

— Хоть бы они там договорились с дождями, — покачал головой Речник. — Там с водой всегда беда, а если Тзангол ещё до них добрался… Бездна! Нецис, иди в тень!

— Синхи кэи ато, — криво усмехнулся Некромант и вскинул руки. — Илкор ан Каима…

Свет расплавленным золотом потёк с неба. Солнце, распухшее вчетверо, повисло над лесом, выжигая последние тени. Речник вскочил, едва не уронив Асту, детёныш неуклюже растопырил крылья и захлопал ими, Фрисс метнулся к Нецису и остановился. От потемневшей кожи Некроманта тянулся серый дымок, пахнущий гнилью. Колдун выставил вперёд руку, отгоняя Речника, и сделал неуверенный шаг, потом ощупал свои плечи и голову — и тихо хихикнул. Чёрный агат на его груди выпустил клуб серебристого дыма, по спине Речника пробежал холодок, Аста с испуганным писком перебралась за спину и повисла там, цепляясь когтями за плечи Фрисса.

— Та-а… синхи! — усмехнулся Нецис, потирая руки. Дым повалил пуще прежнего. Серый покров стекал с Некроманта, пятнами проступала одежда, ничуть не затронутая тленом, и мертвенно-бледная кожа.

— Синхи! — колдун снова хихикнул и шагнул в тень. Солнечный жар медленно ослабевал, распухший диск в небесах уменьшался, — испепеляющий взгляд Згена скользнул по южным лесам и обратился к западу. Нецис поднял руки, и серая дымка переползла на его ладони и развеялась вовсе.

— Работает, — усмехнулся Некромант. — Та-а, илкор ан Лар-Илри, всё-таки работает… Хвала Каиме!

Речник изумлённо мигнул.

— Нецис! Что ты сейчас сделал?! — он схватил мага за плечо и встряхнул. — Полуденная вспышка… тебе же даже плохо не стало! Что ты сделал?!

— Ничего, что заслуживало бы внимания, — Некромант устало протёр глаза и опустился на панцирь Двухвостки. — Я очень боюсь, Фрисс. Боюсь, что не смогу даже близко подойти к Тзанголу. Если слабая часть силы его создателя размазывает меня по земле… тогда я бесполезен. Этот покров опасен — никогда не прикасайся к нему, если только не захочешь остаться без руки — но польза от него определённо есть…

У Киньямкелы была городская стена — вот только Фрисс, наткнувшись на неё в одиночку, не вдруг распознал бы стену в этой груде больших и мелких камней, опутанных корнями и утыканных кольями. Некоторые камни раньше были гладкими кусками ровных стен — какая-то нерсийская постройка была разбита в крошево и свалена длинной грудой вокруг городка. За воротами, в тенистом закутке под навесом, хвастались добычей двое охотников — они и прибежали протаскивать Двухвостку сквозь то, что в Киньямкеле звалось воротами. Городская стража, изнывающая от жары под кожаной бронёй, отсиживалась в тени. Фрисс слышал тихие удивлённые голоса, но подойти к «коатекам» ближе никто не решился — и даже охотники, увидев лицо Речника и чёрное существо за его плечом, вскрикнули и отступили, указывая на него пальцами.

«А с дичью-то плохо,» — покачал головой Фрисс, разглядывая их добычу — она осталась под присмотром стражников у входа в хижину, слепленную вместе со стеной из тех же обломков. К палке были привязаны две крупные короткохвостые и толстомордые крысы пёстрой окраски, из брошенного рядом узла выглядывали щупальца летучих медуз, — больше не было ничего.

Флона, фыркая и цепляясь за всё подряд краями панциря, проползла сквозь базар, раскинувшийся у стены. Фрисс смотрел вперёд, Аста за его плечом непрерывно шипела и скалилась — она тоже чувствовала любопытные взгляды и видела, как одни, подхватив товар, шарахаются за шатры и чужие спины, а другие подбираются поближе, на всякий случай сжимая в руках что-нибудь тяжёлое.

— Я ищу Умма Ксази, — громко сказал Речник, поднимаясь во весь рост. — Кто-нибудь из них тут есть?

Негромкий гул пробежал по базару. Любопытные Призыватели, ранее оттеснённые от дороги, протиснулись сквозь толпу и подпрыгивали на обочине, взволнованно перекрикиваясь.

— Умма Ксази? Иди к храму! — отозвался один из них. — В доме Укухласи найдёшь уважаемого Ксази. Там большие дни, там праздник — странники были в городе мёртвых и вернулись живыми, там рады всем путникам! Иди в дом Укухласи, о коатек.

Речник слышал, как за его спиной шуршат дверные завесы, и жители встревоженно шепчутся, — но никто не тронул путников, и ни одно злое слово не полетело им вслед. Фрисс разглядывал высокие фундаменты, сложенные из обломков базальта, и толстые канаты, торчащие из щелей в стенах и крепко привязанные к каменным штырям. Такие штыри были у каждой хижины — даже у тех, которым не хватило камня на фундамент.

— Та-а… Киньямкела уходит в плавание каждую осень, — Нецис с усмешкой указал на верёвки. — Мы едем сейчас по дну, Фрисс. Когда дожди приходят в Великий Лес, вода тут поднимается на три твоих роста, и все эти хижины всплывают и болтаются на привязи. Я вижу фляжку и сандалию над вон той дверью, Фрисс. Не знаю, хватит ли на этом постоялом дворе места для Двухвостки, но людям тут не слишком просторно.

— Флона себе место найдёт, — махнул рукой Речник. — Держи, Нецис, — этого хватит на день постоя. Устраивайся, устраивай Флону и Алсага, ешь и отдыхай. Я вернусь к вечеру. Надо сказать жрецам про уачедзи…

— Та-а… ты по-прежнему неосторожен, Фрисс, — покачал головой Некромант. — Держи амулет на виду.

Эта хижина была побольше других — но на неё, как и на другие дома Киньямкелы, не хватило камня. Крытая листьями высокая крыша-конус поднималась на три человеческих роста, и с неё свисали шелестящие гирлянды лепестков Гхольмы. В чаше для пожертвований одиноко лежал пучок длинноногих болотных грибов. Речник хмыкнул и положил рядом черешок Чокры.

— Хвала Укухласи! — он едва не задел притолоку, входя в дом. Внутри тускло мерцали мелкие цериты, развешанные по стенам, тянулся дым от одинокой курильницы перед статуей, погружённой в полумрак. Служитель в красных одеждах задумчиво вертел в руках тусклый кристаллик, белая крыса в углу нанизывала лепестки Гхольмы на длинную нить, ещё одна сидела за курильницей и, насторожив уши, слушала тихие слова второго жреца в красном. На голос Речника обернулись все.

— Хэ! — подпрыгнула крыса с лепестками. — Крылатая тень за его плечом!

Служитель поднял повыше кристалл, освещая лицо Речника. Фрисс сжал в кулаке ремешок, на котором болталась костяная рыба, и подставил амулет под луч светильника.

— Хвала, — кивнул второй жрец, поднимаясь на ноги. — Что привело тебя в дом милосердной богини?

Вторая крыса с пронзительным воплем взлетела над курильницей и бросилась Фриссу под ноги, вереща так, что даже привычные южане потянулись к ушам.

— Водяной Стрелок! Почтенный Дхана, Водяной Стрелок сдержал слово! Теперь ты веришь нам?!

— Хийо-хийоле, — пробормотал жрец, разглядывая пришельца. — Будь немного тише, Чикича. Я не упрекал тебя во лжи.

Он слегка наклонил голову и махнул рукой, направляя на Речника благовонный дым.

— Дхана Ксази — моё имя, Водяной Стрелок. Хорошо, что ты заглянул в Киньямкелу. Я узнавал, что о тебе говорят… похоже, для Умма Ксази было бы честью, если бы ты встал под руку богини. Сейчас ты — её гость. Ты ищешь помощи?

Фрисс, помедлив, кивнул.

— Узнавали про меня? — против воли он усмехнулся. — Река моя Праматерь… Чикича рассказал вам про уачедзи, про Товешу из Мвиалтиша, про солнечного змея?

Жрец снова наклонил голову. Его лицо осталось спокойным, лишь в глазах залёг мрак.

— Об этой заразе, подобной хоке, знает уже каждый младенец. В селениях много страха…

Медлительный дым дотянулся наконец до носа Асты, и Квэнгин сморщился и громко чихнул.

— Маленькая дичь, — пробормотала незнакомая крыса, переглядываясь со вторым жрецом.

— Детёныши вкуснее, — отозвался тот, задумчиво разглядывая Квэнгина. Речник поёжился.

— Я ищу милосердия богини, — сказал он, отцепляя от себя детёныша. Аста замотала головой, хватаясь за что попало и неуклюже хлопая крыльями, — кажется, они не могли развернуться до конца.

— Это Аста. Её родичей убили. Летать она не умеет. Ест рыбу и коренья, — Фрисс осторожно, но крепко сжал лапы Квэнгина и повертел его перед Дханой. — Я хожу по опасным местам, детёнышам там делать нечего. Кто возьмётся прокормить Асту и вырастить из неё мирное существо?

В наступившей тишине слышно было, как потрескивают угли в жаровне. Дхана потянул Квэнгина за крыло и разворошил шерсть на его лапе. Аста молча рванулась к нему, и Фрисс едва успел подставить свою руку под тонкие острые клыки. Наручи скрипнули, но выдержали.

— Квалу… — потрясённо выдохнул второй жрец и тут же получил пинка от Чикичи — ругаться в храме всё-таки не дозволялось. — Крылатая тень, храни нас богиня! Крылатая тень…

Он покачал головой, не найдя слов, и тяжело вздохнул. Дхана отпустил хеска и пожал плечами.

— Крылатая тень не может насытиться рыбой и кореньями. Она уже хочет крови. Ты очень добр, о коатек, и боги тебя наградят, но замысел твой безумен. Эта тварь не будет мирным существом — она будет рвать и терзать, как только встанет на крыло. Её жизнь сейчас в твоих руках, и я её не трону, но лучше было бы тебе убить её сразу.

Аста сердито зашипела, прижимая уши. Фрисс крепко прижал её к себе.

— Я думал, Укухласи — милосердная богиня, — нахмурился он.

— И поэтому я, Дхана Ксази, предостерегаю тебя от того, что навлечёт на тебя беду, — бесстрастно отозвался жрец. — Ни к чему причинять этому существу мучения, но жить оно не должно, а смерть его от хоки будет страшной.

Фриссу вспомнилась искажённая морда убитого Квэнгина и судорожно скорченные лапы. Резко выдохнув, он шлепком направил Асту на прежнее место — за плечо. Она пищала и хватала его за руки, затравленно озираясь.

— Ты говорил, что в селениях много страха, — покачал головой Речник. — Жаль, что все так боятся. Хвала Укухласи!

— Хвала! — нестройно откликнулись жрецы.

Фрисс уже выпутался из лабиринта хижин и почти понял, в какую сторону идти, когда Аста перестала пищать и всхлипывать и провела когтем по его щеке.

— Па-а, — неловко, путаясь языком в клыках, выговорила она. — Да-а им мня? Мня не ты? Ты мня броса-а?

Речник порадовался, что кожа у него и так медная — не видно, как наливаются багровым огнём уши.

— Нет, разумеется, — буркнул он, почёсывая Квэнгина за ухом. — Я возьму тебя с собой. М-да, не удалось порадовать Нециса… Что же, мелочь, если мы все будем живы — я покажу тебе Великую Реку.

Аста уткнулась носом ему в щёку.

— Не броса-а мня, — прошептала она и замерла — и больше не шевелилась, пока Фрисс не взял её на руки, заходя в задымлённый и пропахший жареной рыбой зал постоялого двора. Не останавливаясь, он прошёл меж притихших южан и крыс и опустился на циновки рядом с задремавшим Алсагом. Нецис, посмотрев на Речника, молча подвинул ему блюдо с рыбой, водорослями и кашей.

— Я живой, как видишь, — криво усмехнулся Фрисс. — Никто тут вас не обижал?

— Всё спокойно, — покачал головой Некромант. — Прямо как в те дни, когда солнце было холоднее, а дожди шли чаще.

Тихий дребезжащий звук струны долетел до Речника, и он вздрогнул, оглядываясь по сторонам. Белая крыса, обвешанная перьями древесных змей, задумчиво перебирала жилы, натянутые на полом обрубке тростника.

— Дела, — пробормотал Фрисс, растерянно усмехаясь. — Нецис… Ты не помнишь, где мы в последний раз видели кимею? Они ведь всюду ходят со своими свитками, во всех городах рассказывают истории… Я давно не слышал их песен. Неужели Тзангол и их тоже…

— Та-а… ассинхи, — задумчиво отозвался Некромант. — То, что защищает кимей, старше и сильнее и его, и его создателя. Они ничего не упустят, Фрисс. Мы ещё прочтём о себе в их свитках. А что их не видно… Сейчас не лучшие дни для кимейских песен, Фрисс. Сейчас вообще не лучшие дни…

Плазма зашипела, остывая на оплавленных стенах. Улица, подметённая раскалённой метлой, опустела вмиг — хвостатые тени брызнули по щелям, и долго ещё Гедимин слышал удаляющиеся писклявые вопли. Несколько кучек пепла осталось на мостовой. Древний Сармат с размаху ударил кулаком в стену, и она затрещала. Кусок подломленной кровли, кружась, полетел вниз вместе с уцепившимися за него крысами, Древний шагнул назад, пропуская обломок мимо, и снова вскинул сфалт. Крысы бросились врассыпную.

— Кьяа! Кьяа! — завопили на противоположной стороне улицы, десятки лап зашуршали по мостовым, одинокая стрелка из облучённого металла ударилась о броню на плече Гедимина и рассыпалась — и настала тишина. Только вдали, у заброшенного космодрома, ещё шипел плавящийся под выстрелами рилкар — стая Стинка, вернувшая себе былые владения, не спешила отступать в неуютные развалины, но сарматы теснили её. Гедимин покосился на передатчик, прислушался — нет, похоже, на космодроме справлялись и без него. Одобрительно хмыкнув, он пошёл дальше — по остаткам разбитых подвижных мостовых, мимо мёртвых домов безымянного города, к разрушенным подстанциям порта. Кто-то верещал там. Голосов было два — двое серых воинов сцепились на пустой улице. Гедимин остановился.

— Кьяа! Отдай! Моё! — оскалился крыс с двумя хвостами, покрытый редкими чешуями и почти облезший.

— Кьяа! Моё! Уйди! — припал к земле второй, зачем-то отрастивший себе шесть лап, но потерявший ухо.

— Дурень! Я нашёл! Кьяа! — мотнул головой первый.

— Так возьми! Возьми! — взвизгнул второй. — Не можешь? Кьяа!

— Кьяа!!! — первый, изловчившись, цапнул второго за бок и тут же отскочил, но поздно — челюсти сомкнулись повыше его хвоста.

— Кья!!!

Под сапогом Гедимина хрустнул осколок стекла. Крысы, отлетев друг от друга, привстали на задние лапы и молча юркнули в груду битого рилкара — всё, что осталось от недавно обрушившегося здания. На мостовой остался лежать тёмно-синий, почти чёрный камень — небольшой, такой, что уместился бы на ладони знорка.

«Крысу мне в скафандр…» — сармат изумлённо мигнул. Тёмно-синий осколок реакторного накопителя лежал на его ладони. Он был ещё тёплым, и его округлые края немного оплавились и покрылись точками-щербинами — брызгами кипящего металла. Знорк, незнакомый с накопителями, мог бы принять обломок за природный синий минерал — содалит, называемый местными жителями грозовым камнем.

«Это невозможно,» — Древний тяжело качнул головой и покосился на небо. За последние недели оно исподволь из серо-белесого превратилось в желтоватое. Ни облачка не было на нём.

«Но всё же сходство есть,» — сармат посмотрел на осколок накопителя и недоумённо пожал плечами. «Фриссгейн… Жаль, что с ним не связаться. Он должен что-то знать об этой штуке.»

Что-то зашуршало за углом, и Древний, убрав обломок под пластину брони, поднял оружие. Зачистка близилась к завершению, но непроверенных участков ещё осталось немало. А что до находки…

«Летучая рыба,» — Гедимин усмехнулся. «Странная выдумка, но для знорков… Надо будет сделать ещё одну.»