Сокровища Траникоса

Глава 8. Снова корабль

Стремительно сгущались сумерки. Мерцающий свет сотни с лишним факелов озарял побоище. На частокол, как волна на берег, шла бесконечная лавина бородатых полуголых воинов, с горящими, как у волков глазами. Здесь была не одна деревня, похоже, все побережье Пустоши ополчилось на чужестранцев, твердо вознамерившись стереть ненавистный форт с лица земли.

Раз за разом накатывала на крепость волна маслянисто блестящих в свете факелов тел — и отступала, оставив позади убитых, чтобы снова нахлынуть с еще большей яростью.

Защитники форта отвечали слаженными залпами, и пока несли очень небольшие потери, но люди начинали уставать, к тому же стрелять в темноте становилось все труднее. На помосте у ворот все чаще приходилось мечами отбрасывать самых проворных, уже карабкавшихся на частокол.

Зароно и Конан сражались плечо к плечу слева от ворот, и остро стесанные стволы перед ними были уже черны от крови. Гора трупов таращилась на них от подножия частокола, по ней, как по лестнице, взбирались живые.

— Как долго это еще может продолжаться, Амра? — крикнул Зароно в минутной передышке между атаками.

— Если мы удержим форт до утра, мы выиграли, — ответил Конан, отсекая чью-то смуглую руку, вцепившуюся в частокол. — Смотри, что это? Они бегут! Клянусь Кромом! Они бегут, словно увидели…

— Нашего знакомого демона, — договорил Зароно голосом, в котором жизни было не больше, чем в желтом осеннем листе. Никто, кроме них, не заметил во тьме наплывающую дымную фигуру. Только глаза-уголья горели двумя бешеными огнями, отмечая путь призрака.

— Что здесь надо этому ублюдку Сета? — выругался Конан. — Чтоб его придушил его же родитель! Как он вырвался из пещеры, дохлого волка ему в пасть?

— Ему нужен Валенсо. Ты разве не слышал, что мне рассказал солдат у ворот? Его вызвал Тот-Амон. Вон, смотри, граф увидел его и уходит в Главный Дом. Он обречен, я думаю… Эй, берегись!

Пропустив призрака пещеры, пикты с радостными воплями снова бросились на частокол. Конан одним быстрым ударом отсек голову воину, уже занесшему над ним свой топор.

— Но ведь разделавшись с грандом, он, чего доброго, полезет и на нас! — прокричал киммериец, рубя мечом направо и налево.

— Это потом, сейчас и так есть чем заняться, — пропыхтел Зароно, не отставая от друга. Пикты сыпались с частокола, как спелые яблоки с веток.

— Белеза! — выкрикивал граф. — Белеза!

Девушка выбежала ему навстречу.

— Белеза, девочка моя, час мой близок. Благослови тебя Митра. Забирай свою Тину и уходите отсюда скорее. И посмотри, чтобы никого не было в Главном Доме, пока ЭТО не уйдет.

— Что — это? — не поняла Белеза. Слезы стояли у нее в глазах, она смотрела на все происходящее словно со стороны или во сне, плохо соображая, что же именно происходит.

— Беги, родная моя!

Девушка кивнула, но явно не поняла ничего. Все же она отправилась в свою комнату и нашла там Тину, во все глаза глядящую на бой у ворот.

— Такого еще не бывало! — возбужденно воскликнула она, увидев госпожу. — Поднимемся на крышу, кара миа! Оттуда будет гораздо лучше видно!

Белеза была словно окутана какими-то липкими нитями. Постепенно от всего виденного ею за этот день осталось одно: она должна в полночь спуститься в Большой Зал и встретиться с посланцем черного мага, чего бы ей это ни стоило. Она не знала, откуда в ней это желание, не понимала, почему ей вдруг стало безразлично все остальное — даже Тина, даже смерть родного дяди. Но до полуночи было еще время, и она ответила девочке, упорно тянущей ее за руку:

— Давай. — И добавила, неожиданно для самой себя: — Дядя ушел в Большой Зал, в доме никого нет, никто не помешает.

Они поднялись наверх. Отсюда весь форт был виден как на ладони. Тина, чуть ли не поскуливая от возбуждения и азарта, прыгала на самом краю.

— Так их! Задай им! У-у, гадкие пикты!

Между тем атаки дикарей начинали ослабевать. Наконец все пикты до единого отступили и затаились. Обе стороны переводили дыхание и подсчитывали убитых. И вдруг Тина, заскучавшая без событий, вгляделась во тьму и дернула Белезу за рукав:

— Кара миа, смотрите, что это там такое?

Обойдя форт со стороны моря, отряд пиктов каким-то чудом вскарабкался по скале, почти отвесно возвышавшейся над песчаным берегом, и короткими перебежками приближался к не охраняемой части частокола.

— Они сейчас ворвутся в форт! — завизжала девочка. — Надо предупредить!

И в этот миг пикты у ворот с новыми силами бросились на врага. Снова закипел бой, защитники не видели и не слышали ничего, кроме звона стали и воплей пиктов.

— Где сейчас может быть дядя? — задумчиво, словно в пространство, спросила Белеза.

— Вы сами сказали, моя домья, — удивленно ответила Тина. — В Большом Зале.

— Ах да. Ну так беги, скажи ему, что пикты заходят с тыла.

Тина, ни секунды не медля, помчалась вниз. Белеза подумала, что ее час уже близок, и тоже направилась к Большому Залу. Она шла медленно, откинув назад гордую голову и прикрыв глаза. Так идут обкуренные ядовитыми травами девушки, предназначенные в жертву Сету, когда в сопровождении жрецов они выходят из храма и приближаются к жертвенному костру, горящему на главной площади Луксура. Внизу раздался пронзительный крик Тины.

Белеза вздрогнула, словно очнулась от сна, и пошла быстрее. Тина закричала еще раз — пронзительно и страшно — и Белеза побежала. Как могла она отправить девочку прямо в пасть чудища, поджидающего в Зале последних отпрысков рода Корзетты?

Яростный вал пиктов удалось наконец отбросить назад. И тогда Конан и Зароно услышали пронзительный детский крик, донесшийся из Главного Дома.

— Они прорвались с тыла! — взревел Конан. — Туда, гвардейцы! Если они подожгут форт, всем нам конец!

Два десятка хорошо вооруженных гвардейцев и десяток лучников помчались на западный край форта. Из Главного Дома выбежала Белеза — растрепанная, с порванной юбкой, на оборку которой она впопыхах наступила, с круглыми от ужаса глазами и смертельно бледным лицом.

— Зароно! — кричала она. — На помощь!

Зингарец немедленно сорвался с места и побежал ей навстречу. Конан выругался и спрыгнул вслед за ним с помоста.

— На помощь! — задыхалась Белеза. — Мой дядя… Тина… О, великий Митра!..

Мужчины, догадавшись, что демон добрался до графа и вскоре примется за всех остальных, ринулись в дом. За ними, всхлипывая, поплелась Белеза.

Пробежав по узким коридорам, Зароно и Конан оказались в Большом Зале. И замерли, пораженные.

На полу зала, скорчившись и держась руками за горло, хрипел граф Валенсо. У дальней двери, ведущей к лестнице на второй этаж, стояла Тина. Но нет, это была не Тина, это была Тхемнетх, Великая Жрица, Несущая Тысячи Душ. Она была бледна, по подбородку у нее текла струйка крови из прокушенной губы. Повелительно вытянув тонкие руки с растопыренными пальчиками, она выкрикивала слова стигийского языка, а в центре зала, у камина, извивался в невидимых путах демон. Силясь пробить магическую паутину, он метался из стороны в сторону, выл и расшвыривал кресла.

— Малышке не справиться одной! — крикнул Зароно, но Конан успел ухватить его за руку.

— Стой, зингарский глупец! Сталь это чудище не берет!

— А что его берет?

— Серебро! — то ли ответил, то ли выкрикнул Конан и, подскочив к столу, ухватил огромный семисвечник. — Получи, Сетово отродье!

Со всей силы он швырнул литой шандал прямо в голову демону. Дымное чудовище пошатнулось, теряя равновесие, — и тут же его в грудь ударил второй семисвечник, пущенный Зароно.

С оглушительным ревом, корчась и извиваясь, демон, опрокинувшись на спину, рухнул прямо в камин, на горящие уголья.

— Серебро и огонь! — триумфально проревел Конан. — Этим ты подавился, выродок!

Демон, теряя форму, рванулся из сети последним усилием — и обрушил на себя камин, проломив прочную каменную кладку. Посыпался щебень, покатились камни, в последний раз сотряс стены рев чудовища — и все стихло.

Граф, еще не вполне оправившийся, встал на четвереньки, мотая головой. Зароно помог ему подняться на ноги.

— Вы спасли мне жизнь, господа, — прохрипел он.

— Не мы, а вот эта маленькая обезьянка, — сказал Зароно, подходя к девочке, без сил осевшей на пол. Дель Торрес взял ее на руки. — Что за сила таится в тебе, малышка?

Тина молчала, только помотала головой.

— Отдайте ее мне, — потребовала подошедшая Белеза. — Я вам, конечно, очень благодарна обоим, но на ребенке лица нет. — Зароно без возражений отдал ей Тину, и Белеза ушла, крепко прижимая к себе свое сокровище и бормоча что-то о теплой ванне и мягкой постели.

— Что творится в форте? — спросил граф уже почти своим голосом.

— Пикты! — расхохотался Конан. — Творятся и множатся! Когда мы уходили, они пытались прорваться с моря. Я отослал туда отряд, но чем кончилось дело, Нергал его знает.

Когда они вышли во двор, оказалось, что бой окончен. Зашедшие с тыла пикты не успели опомниться, как на них вылетел отряд воинов с мечами и в надежной броне. Очень скоро они были перебиты. Видя такой оборот, оставшиеся в живых предпочли скрыться в лесу. Форт устоял. Можно было наконец вздохнуть и заняться ранами.

Наутро зингарцы, к своему удивлению, не обнаружили вокруг форта ни одного мертвого тела. Пикты за ночь успели бесшумно собрать убитых. Двадцать искалеченных трупов тех воинов, которые приняли смерть внутри частокола, Валенсо велел вынести к краю леса и положить на чистых холстах. Там же зингарцы оставили две корзины яиц, корзину фруктов и тушу быка. «В стычке были виноваты не они, — заявил Валенсо. — Я чувствую себя обязанным хоть как-то извиниться». Зароно презрительно фыркнул, но Конан буркнул: «Правильно, клянусь Кромом!» — и зингарец промолчал.

Утро было в самом разгаре, когда дозорный на башне вдруг закричал, указывая в море:

— Корабль! Корабль!

— «Красная Рука»? — удивленно вздернул брови Зароно. — Я думал, что пикты нагнали на них довольно страху.

Но показавшийся на горизонте корабль шел под белоснежным парусом, и ярко горела на солнце позолота его ростры. Валенсо, Конан и Зароно поднялись на смотровую площадку.

— Прах и пепел! — вскричал киммериец, у которого были самые острые глаза. — Аквилонец!

— Кажется, здесь пора закладывать город-порт, — проворчал Валенсо. — Корабли слетаются в эту бухту, как пчелы на мед.

— А кстати, Амра, — спросил Зароно, — ты так и не рассказал, что делал у Нумедидеса. Вы, кажется, не поладили?

— Ну, — с неохотой протянул Конан. — После нескольких побед моего отряда над пиктами меня заметили в Пуантене. Потом я очень скоро оказался при дворе. Нумедидес сделал меня военачальником и всячески отличал. А потом вдруг, после боя под Велитриумом, мне подсыпали сонное зелье на победном пиру. Клянусь Кромом, я ни разу еще не оказывался в такой дурацкой ловушке! Алкимедис, книжник, подошел ко мне тогда и попросил высказать свои соображения по поводу… как же это он сказал, старая чернильница… а, «необдуманности действий в качестве способа правления государством». Можно было догадаться, что он пытался предупредить. Но к тому времени я был уже слишком пьян. И проснулся в цепях в каменном мешке!

— И бежал, конечно, — усмехнулся Зароно.

— Конечно, бежал. Но кроме как в вересковые пустоши бежать было некуда. Друзья позаботились, чтобы у меня были и оружие, и добрый конь, но пикты позаботились обо мне еще лучше! — заключил он со смехом.

Тем временем корабль уже входил в бухту. На мачте его взвился флаг, и Конан присвистнул:

— Клянусь печенью Крома! Это не просто аквилонец, это корабль из Пуантена!

Они спустились вниз и вышли на берег. К ним присоединились неразлучные Белеза и Тина, увидевшие корабль из окна Главного Дома. Тина снова превратилась в обычную девчушку, и ничто в ее облике не говорило о той силе, которая дремала где-то на дне ее детского существа.

Тридцативесельная галера аквилонцев была гораздо меньше и подвижнее больших зингарских или барахских кораблей, и потому спокойно подошла к берегу, ткнувшись в песок носом с изящной рострой в виде единорога. На лодочную пристань зингарцев по спущенным сходням сошли четверо мужчин.

— Граф Просперо! — взревел Конан, устремляясь к ним. — И ты, Троцеро! Прах и пепел! Как вы здесь оказались?

На палубе галеры стоял высокий человек в развевающемся одеянии священника Митры. Тот, кого Конан назвал Просперо, указал на него и торжественно ответил:

— Тебя нашел Дектисиус. Он уверил нас, что ты жив и невредим, и привел прямо сюда!

Священник поклонился.

— Вся Аквилония призывает тебя, Конан из Киммерии! Народ восстал против деспота-короля! Во имя Митры, приди и возглавь народное воинство!

— Кром-воитель! Много же переменилось у вас за это лето! — Он обернулся к зингарцам. — Что ж, это только к лучшему, раз уж мне не досталась «Красная Рука» Строма! Золото Траникоса пойдет на служение Митре и народу Аквилонии. А что будет с вами?

— А мы, видимо, вернемся в Кордаву, — ответил Валенсо. — Довольно таиться. Да и Белезе давно пора вернуться в свет.

Девушка покачала головой.

— Нет, я выйду замуж за Зароно. Мы все решили нынче утром. Пусть моим детям не достанется майорат Корзетты, но у нас ведь остаются сокровища Траникоса.

Валенсо вдруг расхохотался.

— За три дня! Кто бы мог подумать! А как же каперство, моя девочка?

— Я убедилась, дядя, что даже самый благородный гранд не в силах избежать ошибок молодости, — лукаво ответила Белеза, вызвав всеобщий смех. — Мы ведь сможем и дальше жить одной семьей, правда? — умоляюще добавила она.

— Но Тот-Амон еще жив, — возразил серьезно Валенсо.

— Пусть только сунется, я ему задам! — встряла Тина, состроив свирепую рожицу.

Все засмеялись еще громче.

— Что ж, — заключил Зароно, отойдя с Конаном в сторонку, — все возвращаются. Я и в самом деле буду рад домашнему очагу и уюту…

— Ночному колпаку, — поддакнул Конан.

— Пусть и ночному колпаку. Мне уже тридцать пять, пора обзаводиться семьей. А ты, глава восстаний и вершитель судеб королей, когда наконец осядешь и заведешь жену и детей?

— Скажу тебе по секрету, — сказал Конан, воспользовавшись тем, что все тормошат и дразнят Тину, а Белеза сердито отбивается за обеих, — осесть я намерен на троне Аквилонии. Не больше, не меньше. Король Конан! Звучит, клянусь Кромом!