Смерть планеты

Глава семнадцатая

В ожидании минуты, когда противники вызовут их на последний и великий бой, друзья наши удалились в один из гималайских дворцов, тот самый, где когда-то умерла Ольга. Снова Дахир, Нарайяна и Супрамати жили под одной кровлей; но по размерам дворца каждый мог считать себя дома и в уединении предаваться своим занятиям и думам. Однажды ночью Супрамати сидел один на террасе, где Ольга проводила томительные часы последних дней на земле. Воспоминания толпой вставали перед ним, и образ обаятельной, всецело любившей его женщины как живой вставал в его памяти. И вдруг ему ясно представилась церковь пещерного монастыря в Синайских горах, и на коленях перед алтарем, забывшись в горячей молитве, молодая настоятельница общины. В мыслях ее витал образ Супрамати, каким она видела его во время посещения им пещеры, и вся душа ее ушла в мольбу: «Божественный посол, открой мне – кто ты, скажи свое имя. Все существо мое затрепетало, увидев тебя, и полетело навстречу. Я знаю тебя, почитаю, люблю как посланника Неба, но хочу знать твое имя»…

Задумчивая, грустная улыбка скользнула по красивому лицу мага. Он поднял руку, из тонких пальцев сверкнула полоса света, которая точно достигла молящейся и окутала коленопреклоненную женщину; глаза ее закрылись и тело опустилось на ступени. Почти в то же мгновение около спавшей появилась светлая, прозрачная тень, которая с быстротой мысли пролетела пространство и остановилась около мага, уплотняясь и принимая жизненный облик. Это была Ольга, но в ее нынешнем виде, и голову ее окружал золотистый ореол. Супрамати встал, взял руку видения и поцеловал, а ее глаза вдруг засветились невыразимой радостью.

– Супрамати! Теперь я знаю твое имя и узнаю тебя, твой образ всегда бессознательно жил в моей душе как недостижимый идеал, – прошептал слабый, но отчетливый голос.

– Ты не забыло меня, преданное сердце, несмотря на долгие века нашей разлуки, несмотря на тяжкие испытания и новые формы, в которые облекалась твоя душа? – в волнении спросил Супрамати.

– Забыть тебя?! Разве это возможно! Нет, нет, не задавай такие пустые вопросы; скажи лучше, достаточно ли я работала для того, чтобы оставаться около тебя и быть твоей ученицей? Нет ни испытаний, ни мучений, которых я не взяла бы на себя с радостью, лишь бы заслужить эту высшую награду. Но, может быть, моя любовь к тебе должна еще более очиститься?

– Нет, дорогая моя, люби меня так, как внушает тебе твое сердце, потому что любовь твоя чиста, как и твоя вера. Время нашего соединения близко, но… тебе надо выдержать последнее и тяжелое испытание, преодолеть остальную разделяющую нас преграду. Смертью покинула ты меня и смертью же должна вернуться ко мне.

Луч светлой радости озарил ясные глаза Ольги и могучая энергия прозвучала в ее голосе.

– Не бойся, дорогой учитель. Не думаешь ли ты, что я отступлю перед смертью, хотя бы и мученической, да еще теперь, когда я сильна и очищена, – если и раньше, будучи невежественной, слепой и нетвердой духом, я пошла на смерть ради счастья быть твоей женой. Нет, Супрамати, я не ослабею. Без страха буду я проповедовать Божественное слово, стану спасать души примером своей непоколебимой веры и мужественной смерти. Умрет ведь лишь одна плоть, а освобожденная душа полетит к тебе. Как благодарна я, что ты позвал меня; твой вид, слово твое дали мне новые силы.

– Иди же, верная моя подруга, вернись в свою телесную оболочку и будь уверена, что во все предстоящие тебе тяжелые минуты я буду около тебя.

– Я знаю это, Супрамати; ты будешь моим щитом. А вот оружие, которое сделает меня непобедимой, и перед ним отступят все силы ада, – ответила она, поднимая руку с блестевшим в ней ярким крестом. И, послав последний прощальный привет, видение отступило, побледнело и исчезло в ночном тумане.

Супрамати сделал несколько шагов по террасе и потом прислонился к перилам, задумчивым взором глядя на волшебную картину садов, тонувших в серебристом свете луны. Вдруг его охватило жгучее чувство сожаления о преждевременном уничтожении столь прекрасной еще земли… Он так ушел в свои мысли, что не мог бы сказать, сколько времени провел в этой задумчивости;

но легкий звон точно разбудил его. Он вздрогнул, стремительно обернулся и с радостным возгласом протянул руки Эбрамару.

– Учитель, как я счастлив видеть тебя. Я только что думал о тебе. Или ты услышал мой призыв?

– Именно. Я услышал твой стон по поводу кончины нашей планеты и пришел тебя утешить, – ответил со смехом Эбрамар.

– Увы! Меня все угнетает мысль, что Земля, наша Земля, должна умереть. Скажи, нельзя ли как-нибудь спасти ее? Ведь сколько же поднимается чистых флюидов, сколько будет добровольных смертей за величие Божественной идеи; так вот со всем этим и при помощи нашей науки нельзя ли попробовать ее сохранить? Я чувствую, словно должно погибнуть нечто близкое и дорогое, а сам бездействую.

– Я понимаю тебя, друг, – со вздохом сказал Эбрамар, – ты думаешь, мы не страдаем при мысли покинуть эту отчизну, где мы сделались тем, что мы теперь? Но мы бессильны перед страшными, пущенными уже в ход космическими законами. Как остановишь ты взрыв динамита, когда запал уже горит?… Слишком долго всасывался хаос, мало-помалу разлагая и развращая людей. Служители зла поддерживали этот развал и всеми силами способствовали уничтожению рассадников веры, чистоты и света, которые несколько поддерживали равновесие. А теперь безумный Шелом, разливая первобытную эссенцию повсюду и без меры, переполняет чашу гибели и ускоряет катастрофу. При таких обстоятельствах что же можем мы сделать?

– Ты прав, учитель, надежда моя была нелепа и внушена мне слабостью, чувством страха перед тем новым миром, куда нам предстоит идти и взять на себя такую ужасную ответственность.

– Правда, ответственность велика и тем более тяжела, что мы должны будем работать одни, так как наши нынешние руководители переходят в высшую систему. Но если велика задача, то велика соответственно и награда. Разве не огромна радость вести по пути добра младенческие народы, установить мудрые законы, которые в течение бесчисленных веков будут поддерживать гармонию или руководить колеблющимся человечеством на пути восхождения? Нам дано создать золотой век, быть учеными, законодателями, легендарными царями, – которые в памяти народной сохранят название богов, облекавшихся в человеческое тело, – царями божественных династий. И в виде последней награды мы сбросим с себя это тленное тело, чтобы чистыми и светлыми вернуться в вечное отечество.- Эбрамар оживился. Большие черные глаза его любовались, казалось, в пространстве каким-то лучезарным видением; и глаза Супрамати также заблестели.

– А где находится этот мир, где сыгран будет последний акт нашего необычайного существования? В каком состоянии развития находится он теперь, учитель?

– Это мир нашей системы, но невидимый для глаз и довольно отдаленный. А что касается степени его развития, то он совершенно сформирован, потому что там уже существуют человеческие расы, фауна и флора. Но только все это сосредоточено в настоящее время на одном континенте; остальная же часть планеты, что не покрыта водой, представляет обширные пустынные равнины, бедные растительностью, с действующими вулканами и сильно распространенным царством животных гигантских размеров. Человеческие же расы находятся на первой ступени умственного развития и являются полуживотными, конечно, так как это самый удобный для обработки материал. Посредине обитаемого континента находится «земной рай», «царство золотого века», «заколдованное, но потерянное место», которое до скончания века будет жить в памяти народной. А рай этот находится у главного источника первобытной материи, и там обильно насыщенная жизненной эссенцией природа уже раскрыла все сокровища этой юной земли, сосредоточив растительные богатства, так же как минеральные и животные. Там мы высадимся, устроим свои архивы, воздвигнем храмы, дворцы и оттуда будем править вверенным нам миром. Пить снова жизненный эликсир мы не будем; но так как наши организмы уже одарены необычайной жизненной силой, наша жизнь будет очень продолжительна, жизнь патриархов, а те, кого мы привезем, будут пионерами цивилизации; мы же будем направлять их путь… Хочешь слетать на свою новую родину? – с улыбкой спросил Эбрамар, видя интерес, с которым слушал его Супрамати. – Мне нужно съездить туда, и я пришел с намерением предложить тебе, Дахиру и Нарайяне сопровождать меня.

Супрамати выпрямился, точно наэлектризованный.

– Ах, как ты добр, учитель! Я мечтал только и не смел надеяться на такую милость! – воскликнул Супрамати, горячо пожимая руку своего руководителя.

– Вижу, дорогой мои ученик, – рассмеялся Эбрамар, хлопая его по плечу, – что хотя ты и маг с тремя лучами, а «старый Адам любопытства» еще жив в тебе. Смотри, не вздумай, будучи там простым туристом, отведать яблока от «древа познания добра и зла».

Супрамати тоже рассмеялся:

– Теперь пойдем предупредить наших друзей. Вы уложитесь, а потом все отправимся ко мне и ночью пустимся в экскурсию.

– Укладываться? Ты не шутишь, учитель? Разве можно взять что-нибудь, кроме собственной особы, да и к чему?

– Я предоставляю каждому взять дорожный мешок с вещами, которые он желал бы сберечь.

Известие о путешествии на место их будущей деятельности привело в восторг Дахира с Нарайяной, и они поспешно уложились. Супрамати с Дахиром взяли по большой металлической шкатулке с различными памятными вещами и магическими драгоценностями, но самый объемистый багаж оказался у Нарайяны. Тот набрал множество драгоценных вещей, настоящих чудес ювелирного искусства, и даже прихватил целый кусок великолепных кружев «для дам», что вызвало общее веселье. Часа через два все четверо отправились в жилище Эбрамара, а с наступлением ночи поднялись на платформу в горах, с которой однажды выезжали для осмотра исполинского судна, предназначенного для переселения их с умирающей земли. Теперь той же конструкции, но небольших размеров воздушное судно покачивалось, привязанное к платформе. Эбрамар ввел учеников, герметически закрыл вход, потом показал им судно, имевшее довольно длинную, но узкую залу, и с каждой стороны по каюте, где поместили багаж. На столе посредине залы стояли кувшин, чаши и корзина с маленькими темными, словно тающими во рту хлебцами, о которых уже говорилось раньше.

– Выпейте за успех нашей поездки, – весело предложил Эбрамар, наполняя чаши, которые ученики осушили за его здоровье.

Каждый затем съел по маленькому хлебцу, Эбрамар указал им занять три находившихся в зале дивана, а сам серьезно и сосредоточенно обрезал электрическим разрядом причал и пустил в ход механизм судна, которое быстро стало подниматься.

– Теперь сидите спокойно, пока я направлю наше судно, – сказал Эбрамар.

Друзья молча прислонились к спинке своих сидений и мгновенно уснули крепким сном. Веселый, звучный голос учителя наконец разбудил их:

– Ну, вставайте, сони. Вы уже десять дней, как храпите; надеюсь, что довольно.

Удивленные и сконфуженные, друзья поднялись.

– Боже мой! Зачем же, учитель, ты дал нам так непростительно долго спать? – упрекнул его Супрамати.

– Хорошо, хороню, успокойся. Я только пошутил, и вы не виноваты в том, что так крепко спали, – ответил добродушно Эбрамар. – Признаюсь, я нарочно усыпил вас, так как в первый раз еду один, и потому боялся, чтобы вы своей болтовней не помешали мне держаться желаемого направления. Однако мы приближаемся к нашей цели. Идите к окнам.

С понятной поспешностью все трое опустили металлическую доску, прикрывавшую толстое стекло, и взглянули в окно. Судно шло с такой головокружительной быстротой, что трудно было ясно различить предметы, но все-таки их опытный глаз увидал, что под ними простиралась необъятная водная гладь, разделенная большими сероватыми местами, кое-где перерезанными гигантскими горными цепями. Понемногу скорость полета уменьшилась, судно опускалось в котловину, покрытую растительностью и окруженную высокими горами. Еще несколько минут, и колесо впереди перестало вертеться, выбрасывая электрические искры; наконец воздушное судно с легким толчком остановилось. Эбрамар отворил дверь и легко спрыгнул на землю. Взволнованные ученики последовали за ним и невольно все упали на колени. После краткой, но горячей молитвы они благоговейно поцеловали землю своей новой отчизны, ту девственную землю, которая по воле Предвечного поручалась им для того, чтобы ввести на ней Его законы. Тогда только они поднялись и с любопытством огляделись. Они находились на обширном плато, примыкавшем одной стороной к высоким горам, а другой террасами спускавшемся в равнину, покрытую роскошной растительностью.

С высоты, на которой они находились, развертывалась восхитительная картина. На самом краю горизонта виднелась чуть заметная голубоватая полоса воды, и, обрамляя по бокам долину, на необозримое пространство тянулась темная масса леса. Само плато представляло веселый оазис. Мягкий голубоватый мох покрывал землю, словно ковром; по белым, цвета слоновой кости камешкам струился хрустальный, с сапфировым оттенком ключ. От исполинских дерев с пышной голубовато-зеленой листвой стлалась приятная тень, и всюду ущелья, земля и кустарники убраны были великолепными цветами невиданной формы и оттенков. Воздух был чист, прозрачен, насыщен кислородом и благоуханием; птицы распевали в зелени, и лучи солнца озаряли светом и теплом эту полную глубоким покоем картину.

– О! Как здесь прекрасно, Великий Боже! – воскликнул в восторге Дахир.

– Да, здесь хорошо. Тут чувствуется полнота сил и девственная прелесть этой юной земли. Здесь «земной рай», колыбель будущих цивилизаций. Но до сих пор дикое человечество не нашло дороги к этому месту; все здесь в том виде, как создала его щедрая природа. А теперь, друзья, распакуем наш багаж и сложим в надежное место.

Мгновенно вытащили они из воздушного корабля и принесли в указанный Эбрамаром поблизости грот шкатулки, корзины и разные свертки. Это была большая малодоступная пещера, невесть откуда освещенная мягким розовым светом, который волшебными переливами играл на сталактитах свода и стен. Рядом находилась вторая, меньших размеров пещера с розовым, более темным светом, отливавшим аметистом по углам и углублениям. Здесь и положили они вещи. Затем Эбрамар предложил спуститься в долину, что было довольно легко благодаря тому, что местность сходила террасами, спуск был отлогий, и получалась гигантская лестница. По мере того как спускались маги, природа становилась все роскошнее, разнообразнее, и для проницательного изощренного глаза эти богатства природы не составляли тайны. Эбрамар обратил внимание спутников на обилие и разнообразие драгоценных металлов, мрамора и различных других камней.

– Посмотрите, друзья, какое изобилие и какая красота материалов, предназначенных занять время и ум наших будущих художников вместо праздности, распутства и кощунства. Здесь есть чем удовлетворить всякие вкусы и способности.

Достигнув равнины, они увидели, что она тоже представляет обширное плато посреди большой цепи гор со словно ощетинившимися вершинами. Богатство растительности было изумительное; деревья гнулись под тяжестью невиданных плодов; неведомые цветы разливали одуряющий аромат, и всюду между скал бурлили водопады и ключи; хрустальные ручьи причудливо змеились между деревьев и исчезали где-то вдали.

– Волшебное место, – заметил Супрамати.

– Да, оно мне нравится, и я построю здесь дворец, – воскликнул Нарайяна. – Должен же я свить гнездо для будущей семьи. Эбрамар говорил о «божественной династии» на этой земле; значит ясно, что я женюсь и буду иметь сына. Это наименьшая награда за работу, которую я на себя взял, чтобы сделаться магом.

– Времени на это тебе понадобилось, однако, немало. Но это неважно. И раз ты достиг-таки первого луча, может быть, сделаешься наконец и хорошим мужем, – заметил Эбрамар.

– О! Это еще труднее, но все-таки постараться можно, – и Нарайяна сделал гримасу. – Женщины очень несправедливы и требовательны. Только бы не досталась мне Нара, так как Ольгу, наверно, не уступит Супрамати. А Нара? О! Это демон ревности.

Общий смех, в том числе и самого Нарайяны, сопровождал выходку забавнейшего из магов.

– Успокойся. Я уверен, что Нара не пожелает счастья вторично быть твоей женой, – сказал Эбрамар, когда прошел порыв веселья, и потом опять серьезно прибавил – Надеюсь, что помимо своих супружеских обязанностей ты примешь в свое ведение благородную задачу руководить и вдохновлять артистов, которые под твоим управлением создадут новое искусство и новые шедевры. Ты – сын народа, в котором воплотилось совершенное искусство; таким образом, тебе более чем кому иному надлежит образовать художников и работников; прежде всего, конечно, из тех, кого мы приведем сюда и кого вырвем из хаоса праздности или преступности, чтобы научить их искусству, наполнить их долгую жизнь полезным и благородным трудом.

– Обещаю тебе, дорогой учитель, посвятить все свои силы этому благородному делу, – ответил Нарайяна, и в его прекрасных черных глазах вспыхнул энергичный огонек. – Здесь же вы воздвигнете, вероятно, и первые святилища в каком-нибудь таинственном убежище.

– Конечно, – ответил Эбрамар. – Я знаю, нас укоряют в том, что мы скрываем свои святилища и называют эгоистами за то, что окружаем тайной сокровища своей науки. Но разве мы не мудро поступаем, скрывая от обыкновенных смертных опасные секреты. Жалкая преждевременная кончина нашей Земли, которая по законам оккультным должна была бы существовать еще два цикла, не доказывает ли нам, что люди не сумели разумно использовать попавшие в их неумелые руки стихии. Лишь невежды могут «играть» с космическими гигантами и легкомысленно вызывать их динамическую силу. В лабораторию Предвечного должны допускаться лишь одни посвященные ученые.

Разговор продолжался на ту же тему, как вдруг Нарайяна заявил, что умирает от голода и жажды и что жара становится несносной. Эбрамар согласился с ним и повел учеников в своеобразную пещеру с естественными дверью и окном, увитыми сплошь ползучими растениями; внутри, стены и своды, все было бело, точно осыпано снегом. Там было восхитительно прохладно. Нарайяна и Дахир живо набрали самых разнообразных плодов, а Супрамати с Эбрамаром отправились на поиски меда, который, по предположению последнего, должен быть в окрестностях. Действительно, вскоре они принесли на широком листе кусок, походивший на только что вынутый из улья с сотами мед; он был гуще и рубинового цвета, но на вкус приятен, хотя также отличался от земного меда. Весело позавтракав, маги вернулись на плато, где стоял их экипаж, и завели разговор о будущем и предстоящих здесь работах. По просьбе учеников Эбрамар согласился переночевать и выехать на рассвете. И эта первая ночь в новом отечестве была тиха и ясна, и воздух был мягкий и благоуханный, а лазурный небосвод сверкал тысячами звезд. В этом таинственном полусвете смутно выделялись снежные вершины высоких гор, а в долине чернело море громадных лесов – убежище неведомых младенческих народов, спавших в своем счастливом невежестве, не вкусив пока ядовитого плода «добра и зла». Разговор затих. Погруженные в созерцание восхитительной картины, объятые великим безмолвием природы, маги задумались о прошедшем и будущем, как вдруг до их очищенного и утонченного слуха долетели звуки высшего порядка. Стремительно поднялись они и увидели, что на темной синеве звездной ночи блеснул широкий луч света, который уходил все дальше вглубь, точно раскрывались небеса. И появился гений планеты, окруженный снопами ослепительного света; вокруг него витали сонмы духов, работников пространства, а в воздухе лились звуки дивной гармонии. Одной рукой гений прижимал к груди светящийся крест, а в другой у него был такой великой силы огонь, что он осветил пространство до самых дальних его пределов, и там, в неизмеримой глубине этой пропасти света, сияло, словно необъятный костер, Верховное святилище – отчизна совершенных душ, последний приют духа, свободного от всякой материи. Там должно быть побеждено последнее сомнение чистой Божественной искры, возвращающейся в дом Отчий. И подле этой пламенной ограды неясно вырисовывались, подобно алмазным облакам, образы семи таинственных стражей великой загадки. Маги пали ниц, всей душой отдаваясь созерцанию картины небесной красоты. И как дуновение божественной гармонии, послышался голос гения:

– Вот ваша дорога, дети истины, и награда за все страдания, за все победы над плотью. Усердные сыны науки, храните в сердцах ваших непоколебимую веру, и пусть ваш разум творит лишь свет. Арканы совершенного знания широко раскрывают свои двери перед вами, упорными тружениками, победившими мрак; не бойтесь, в бесконечном царстве Предвечного найдется работа для каждой частицы Его дыхания…

Видение побледнело, лазурный купол закрылся, а в душе магов все горел восторг незабвенной, пережитой ими минуты. Успокоившись немного, Супрамати схватил руку Эбрамара и поцеловал ее:

– О учитель, что сделал ты из нас, ничтожных, шатких созданий и какой неоплатный долг благодарности лежит на нас! – Эбрамар привлек его к себе и обнял.

– Дайте таких же, как вы, учеников – и долг ваш будет оплачен, – произнес он серьезно. – А теперь пора подумать, друзья, о возвращении на нашу бедную землю. Новые руководители наши благословили нас на последний бой, итак, вперед, к свету!

Спустя час захлопнулась дверь за путешественниками по небу, и воздушное судно с головокружительной быстротой начало рассекать волны атмосферы. Маги снова заняли место на диване, но теперь они не спали; в душе их еще живо было воспоминание последнего часа, и каждый молча ушел в свои мысли.

Подобно картинам в кинематографе, проходили в памяти Супрамати все фазы его странного существования. Удивительно живо представилась ему его скромная квартирка в Лондоне, где почти умиравший молодой врач Ральф Морган с тоской в сердце мучился над тайной смерти. И вдруг неожиданное появление незнакомца обратило его в индусского принца Супрамати, в бессмертного, которому выпала на долю роковая необходимость присутствовать при смерти планеты. И не только бессмертным сделался он, но посвященным, облеченным громадным знанием и могуществом, перелетевшим, подобно птице, с одной планеты на другую. Грубый булыжник сделался драгоценным камнем в руках Эбрамара; а между тем при мысли, сколько еще предстояло учиться и какой путь пройти, чтобы достигнуть таинственной грани, за которой скрывается последняя загадка: быть или не быть, – его бросало в дрожь, и он нервным движением провел рукою по лбу.

Нарайяна был также глубоко потрясен. Все виденное произвело переворот в его страстной душе, сердце было полно горячим желанием идти вперед по пути к истине, из глубины души хлынул могучий, как волна, порыв к свету, который возносит человека на высшую ступень экстаза и доводит волю его до апогея. Огонь вспыхнул в его черных глазах и широкий ореол осенил голову. Во взоре наблюдавшего за ним Эбрамара появилось выражение глубокой радости и любви. Ведь Нарайяна был его «блудным сыном», и такая минута чистого порыва, этот луч на его челе были наградой за долгие века терпения и труда, которые он посвятил воспитанию этой мятущейся души.