Слуги правосудия

ГЛАВА 19

На следующее утро я покупала одежду. Владелица магазина, который порекомендовала старший инспектор Скаайат, собиралась выставить меня на улицу, когда на ее панели возникло мое банковское сальдо, полагаю, без запроса, — База избавила ее от замешательства и мне дала понять, как внимательно наблюдает.

Мне, естественно, нужны были перчатки, и, если я собиралась играть роль расточительной богатой туристки, придется купить гораздо больше. Но не успела я слова сказать, хозяйка вынесла рулоны парчи, сатина и бархата десятка цветов. Фиолетового и оранжево-коричневого, трех оттенков зеленого, золотого, бледно-желтого и леденисто-синего, пепельно-серого, темно-красного.

— Эту одежду носить нельзя, — сказала она мне авторитетно, пока ее подчиненная подавала мне чай, почти не показывая отвращения при виде моих обнаженных рук. База сканировала меня и предоставила мерки, так что мне не понадобилось ничего делать. После полулитра чая, двух мучительно-сладких пирожных и дюжины оскорблений я вышла из магазина в оранжево-коричневых пиджаке и брюках, леденисто-белой, тугой рубашке и темно-серых перчатках, столь тонких и мягких, что, надев их, я почти не почувствовала разницы. К счастью, модные фасоны пиджаков и брюк предполагали обилие сборок и складок, что позволяло скрыть мое оружие. Остальное: еще два пиджака и две пары брюк, две пары перчаток, полдюжины рубашек и три пары туфель — будет доставлено в мой отель к тому времени, как я завершу посещение храма, сказала владелица магазина.

Я вышла оттуда и повернула за угол на главную площадь, запруженную в этот час толпой радчааи, которые входили в храм и дворец и выходили из них, посещали чайные (несомненно, дорогие и модные) или просто показывались в правильной компании. Когда я проходила там раньше, направляясь в магазин одежды, люди пялились и перешептывались либо просто приподнимали брови. Теперь же я стала почти незаметной, и лишь время от времени столь же хорошо одетый радчааи опускал взгляд на мой пиджак в поисках знаков фамильной принадлежности, и глаза его, не обнаружив таковых, округлялись от удивления. Или ребенок, ухватившись ручонкой в перчатке за рукав сопровождающего взрослого, поворачивал голову, откровенно уставившись на меня, пока его не проводили мимо и он не терялся из вида.

В храме граждане толпились в очереди за цветами и ладаном, младшие жрецы, юные, почти дети на мой взгляд, подносили корзины и коробки с пополнением. Мне, как вспомогательному компоненту, не положено касаться храмовых приношений или самой делать их. Но здесь этого никто не знает. Я совершила омовение рук в раковине и купила ярких желто-оранжевых цветов и кусок ладана того сорта, который, как я знала, предпочитала лейтенант Оун.

В храме есть место, отведенное для поминовения усопших, и дни, благоприятные для таких приношений. Однако этот день к таковым не относился, и у меня, как у иноземки, не должно быть усопших радчааи, чтобы поминать их в молитвах. Поэтому я прошла в главный зал храма, по которому эхом разнеслись мои шаги. Там стоял Амаат с украшенными драгоценными камнями Эманациями в каждой руке, уже по колено в цветах, — красно-оранжево-желтый холм высотой с мой рост увеличивался на глазах по мере того, как верующие бросали в эту груду все новые и новые цветы. Когда я оказалась впереди толпы, я добавила туда свои, сделала ритуальные жесты и беззвучно помолилась, бросила ладан в коробку, которую, когда она наполнится, опустошат юные жрецы. Это было лишь символом — ладан вернется ко входу, где его снова купят. Если бы весь пожертвованный ладан сжигали, в храме стоял бы такой дым, что дышать было бы нечем. А ведь это обычный, не праздничный день.

Когда я совершала поклонение божеству, рядом со мной появилась капитан корабля в коричневой форме. Она собиралась бросить свои цветы, но замерла и уставилась на меня. Пальцы ее свободной левой руки слегка шевельнулись. Чертами она напомнила мне сотенного капитана Рубран Оск, хотя капитан Рубран была высокой и худой и носила длинные прямые волосы, а эта была ниже ростом и плотного телосложения, с коротко подстриженными волосами. Бросив взгляд на украшения, я убедилась, что она — ее двоюродная сестра, представитель той же ветви того же семейства. Я вспомнила, что Анаандер Мианнаи не могла предсказать, будет ли предана ей капитан Рубран, и не хотела потревожить сеть клиентуры и связей, к которой та принадлежала. Интересно, подумала я, осталось ли это по-прежнему, или клан Оск принял решение в пользу той или иной стороны.

Впрочем, это не имело значения. Капитан все еще смотрела на меня, по-видимому уже получая ответы на свои запросы. База или ее корабль сообщат ей, что я иноземка, и капитан утратит интерес, предположила я. Или нет — если узнает о Сеиварден. Я не стала дожидаться результата, но завершила молитву и начала пробираться среди людей, которые ожидали своей очереди сделать приношения.

По сторонам храма были святилища поменьше. В одном трое взрослых и двое детей стояли вокруг младенца, которого возложили на грудь Аатр — изваяние было сооружено с расчетом на проведение этого ритуала, рука богини обнимала свою часто поминаемую грудь, — надеясь на благоприятную судьбу или, по крайней мере, на некое предзнаменование того, что ожидает дитя в будущем.

Все святилища были прекрасны, сверкая золотом и серебром, стеклом и полированным камнем. Под сводами храма отдавались эхом сотни тихих бесед и молитв. Никакой музыки. Я подумала о почти пустом храме Иккт и о том, как Божественная Иккт рассказывала мне о сотнях давно почивших певцов.

Я провела в храме почти два часа, восхищаясь святилищами второстепенных божеств. Должно быть, он размещался на территории базы, не занятой дворцом. И они, несомненно, соединялись, поскольку Анаандер Мианнаи регулярно исполняла здесь роль жреца, хотя проходы были незаметны.

Я оставила траурное святилище напоследок. Отчасти потому, что эта часть храма наверняка переполнена туристами, а отчасти потому, что понимала: это принесет мне печаль. Оно оказалось больше, чем другие вспомогательные святилища, почти в половину обширного главного зала, там стояли полки и шкафы, переполненные приношениями усопшим. Все это — пища или цветы. Все — из стекла. Стеклянные чайные чашки со стеклянным чаем, над которым поднимается стеклянный пар. Целые холмы изящных стеклянных роз и листьев. Две дюжины различных видов стеклянных фруктов, рыбы и зелени, которые чуть ли не источают призрачный аромат моего ужина предыдущим вечером. Ширпотребные версии этой продукции можно купить в магазинах в стороне от главной площади и поместить в домашнем святилище, посвятив богам или усопшим, но эти артефакты — совсем другие: каждый — тщательно проработанное произведение искусства, на каждом — весьма заметные имена живого жертвователя и покойного получателя, так что каждый посетитель может видеть благочестивую печаль, а также богатство и положение, выставленные напоказ.

Вероятно, у меня достаточно денег, чтобы заказать такое приношение. Но если бы я это сделала, пометив соответствующими именами, это стало бы самым последним, что мне удалось бы сделать. И бесспорно, жрецы отказали бы. Я также размышляла над тем, чтобы послать денег сестре лейтенанта Оун, но это тоже вызвало бы нежелательное любопытство. Может, я могла бы устроить так, чтобы мое имущество отошло ей, после того как я сделаю то, ради чего здесь появилась, но я подозревала, что это невозможно. Тем не менее размышления об этом и о моей роскошной комнате и дорогих, красивых нарядах вызвали чувство вины.

У входа в храм, когда я собиралась выйти на главную площадь, на моем пути возникла солдат. Человек, не вспомогательный компонент. Она поклонилась:

— Извините. У меня — послание от гражданина Вэл Оск, капитана «Милосердия Калра».

Капитана, которая уставилась на меня, когда я делала приношение Амаату. То, что она послала солдата, чтобы обратиться ко мне, показывало: она считает меня достойной больших усилий, чем отправить послание через системы базы, но не настолько, чтобы послать лейтенанта или подойти самой. Хотя, возможно, она предпочла положиться на солдата из-за определенной неловкости в социальном плане. Трудно было не заметить некоторой неуклюжести предложения, построенного так, чтобы избежать учтивого обращения.

— Прошу прощения, гражданин, — сказала я. — Я не знаю гражданина Вэл Оск.

Движением руки солдат изобразила почтительное извинение.

— Сегодня утром знаки предсказали капитану неожиданную встречу. Увидев, как вы делаете приношение, она поняла, что речь о вас.

Заметить чужестранца в храме, в таком большом месте, — вряд ли это можно расценить как неожиданную встречу. Меня несколько задело, что капитан даже не попыталась приложить побольше усилий. Несколько секунд размышлений — и можно было придумать что-нибудь получше.

— Что за послание, гражданин?

— Капитан обычно пьет чай после обеда, — сказала солдат, мягко и вежливо, и назвала чайную возле главной площади. — Она будет польщена, если вы присоединитесь к ней.

Время и место предполагали «светскую» встречу, которая на самом деле устраивается, чтобы продемонстрировать влияние и связи и обсудить дела в неформальной обстановке.

У капитана Вэл нет со мной дел. И она не извлечет никаких преимуществ из того, что ее увидят со мной.

— Если капитан хочет встретиться с гражданином Сеиварден… — начала я.

— Капитан встретила в храме вовсе не капитана Сеиварден, — ответила солдат несколько извиняющимся тоном. Наверняка она понимала, насколько прозрачно ее поручение. — Но разумеется, если вы захотите привести капитана Сеиварден, капитан Вэл почтет за честь познакомиться с ней.

Несомненно. И, даже оставшись без семьи и без гроша, Сеиварден предпочтет получить личное приглашение от того, кого она знает, а не послание через системы базы или это приглашение на грани оскорбления от солдата капитана Вэл. Но мне это было на руку.

— Я, конечно, не могу говорить за гражданина Сеиварден, — сказала я. — Поблагодарите, пожалуйста, капитана Вэл за приглашение.

Солдат поклонился и исчез.

Рядом с главной площадью я обнаружила магазин, в котором продавались картонные коробки, содержимое которых обозначалось просто как «обед», что оказалось снова рыбой, тушенной с фруктами. Я вернулась в комнату и села поесть за стол, чтобы видеть панель на стене, видимую связь с Базой.

База так же умна, как некогда я, когда еще была кораблем. Моложе, да. Более чем вдвое. Но сбрасывать со счетов ее нельзя ни в коем случае. Если меня обнаружат, то почти наверняка из-за Базы.

База не выявила мои имплантаты вспомогательного компонента, я все их деактивировала и скрыла как можно лучше. Если бы она их заметила, меня бы уже арестовали. Но База могла видеть, по крайней мере, основы моего эмоционального состояния. Могла, при наличии достаточной информации обо мне, понять, когда я лгу. Наверняка пристально наблюдала за мной.

Но эмоциональные состояния, с точки зрения Базы, с моей точки зрения, когда я была «Справедливостью Торена», — лишь средоточие медицинских данных, бессмысленных вне обстоятельств. Если в моем нынешнем тягостном настроении я бы только что сошла с корабля, База, вероятно, увидела бы это, но не поняла бы, почему я испытываю такие чувства, и не смогла бы вывести никаких заключений. Но чем дольше я нахожусь здесь, чем больше видит меня База, тем больше у нее данных. Она сможет собрать собственный контекст, свою картину того, что я такое. И сможет сравнить это с тем, чем, по ее мнению, я должна быть.

Опасность возникнет, если эти два образа не совпадут. Я проглотила рыбу и посмотрела на панель.

— Привет, — сказала я, — ИИ, который наблюдает за мной.

— Уважаемая Гхайад Брэк, — сказала База из панели безмятежным голосом, — привет. Ко мне обычно обращаются как к Базе.

— Тогда — База. — Я откусила еще рыбы. — Итак, ты за мной наблюдаешь. — Я была искренне этим озабочена и не могла скрыть этого от Базы.

— Я наблюдаю за всеми, уважаемая. Ваша нога все еще беспокоит вас? — Она беспокоила, и, несомненно, База видела, как я берегу ее, видела, что это сказывается на том, как я сейчас сижу. — Наши медицинские учреждения превосходны. Я уверена, что один из наших врачей мог бы найти решение вашей проблемы.

Тревожная перспектива. Но я могла сделать так, чтобы моя реакция выглядела совершенно понятной.

— Нет, спасибо. Меня предупреждали о радчаайских медицинских учреждениях. Я предпочла бы перенести небольшое неудобство и остаться самой собой.

На минуту наступила тишина. Затем База спросила:

— Вы имеете в виду тесты на способности? Или перевоспитание? Ни то ни другое не меняет вашей сущности. И ни то ни другое не имеет к вам никакого отношения, я вас заверяю.

— Все равно. — Я положила свой столовый прибор. — У нас, там, откуда я прибыла, есть поговорка: «Власть не нуждается ни в разрешении, ни в прощении».

— Я никогда прежде не встречала никого из Джерентэйта, — сказала База. Я, разумеется, на это и рассчитывала. — Я полагаю, ваше заблуждение можно понять. Чужеземцы зачастую не понимают, что такое радчааи.

— Ты осознаёшь, что сейчас сказала? Буквально: что нецивилизованные не понимают цивилизации. А ты представляешь себе, что довольно много людей вне пространства Радча считают себя цивилизованными? — Второй вопрос был почти невозможен на радчааи, содержал внутреннее противоречие.

Я ожидала услышать: «Я вовсе не это имела в виду», — но не услышала. Вместо этого База сказала:

— А вы бы приехали сюда, если бы не гражданин Сеиварден?

— Возможно, — ответила я, понимая, что не могу откровенно лгать Базе, когда она так пристально наблюдает за мной. Понимая, что теперь любое раздражение или негодование — или любое опасение в отношении радчаайских чиновников, — которые я испытывала, будут объясняться моими страхами перед Радчем. — А есть ли какая-нибудь музыка в этом весьма цивилизованном месте?

— Да, — ответила База. — Хотя не думаю, что у меня есть музыка из Джерентэйта.

— Если бы я хотела слушать музыку только из Джерентэйта, — язвительно заметила я, — я бы никогда оттуда не уехала.

Это, казалось, вовсе не задело Базу.

— Вы предпочитаете выйти или остаться здесь?

Я предпочла остаться. База включила для меня развлекательное зрелище, новинку этого года, но уютно знакомую историю о молодой женщине из простой семьи, которая питает надежду стать клиентом более престижного клана. У нее есть ревнивый соперник, который копает под нее и вводит в заблуждение предполагаемого патрона в отношении ее правдивой, благородной натуры. В конце концов состоится признание исключительных достоинств героини, ее преданности, прошедшей через самые ужасные испытания даже без всякого контракта, и падение ее соперника с кульминацией в виде долгожданного клиентского договора и десяти минут триумфального пения и танцев, последней из одиннадцати таких интерлюдий за четыре отдельных эпизода. Пустяковая поделка — подобные насчитывали дюжины эпизодов, которые шли целыми днями или даже неделями. Бессмыслица, но песни хорошие, и они значительно улучшили мое настроение.

У меня нет никаких срочных дел, пока не придет ответ на обращение Сеиварден, а если ее прошение об аудиенции и о моем участии в ней удовлетворят, это будет означать еще более продолжительное ожидание. Я поднялась, оправила свои новые брюки, надела туфли и пиджак.

— База, — обратилась я. — Ты знаешь, где я могу найти гражданина Сеиварден Вендааи?

— Гражданин Сеиварден Вендааи, — ответила База из панели, своим всегда ровным голосом, — находится в кабинете службы безопасности на подуровне девять.

— Прошу прощения?

— Случилась драка, — пояснила База. — При обычных условиях служба безопасности связалась бы с ее семьей, но у нее здесь никого нет.

Конечно, я — не ее семья. И она могла бы послать за мной, если бы захотела. Тем не менее.

— Не могла бы ты направить меня в кабинет службы безопасности на подуровне девять?

— Разумеется, уважаемая.

Кабинет на подуровне девять был крошечным, из обстановки только панель, несколько стульев, стол с чайными принадлежностями вразнобой и несколько шкафчиков для хранения вещей. Сеиварден расположилась на скамье у задней стены. На ней были серые перчатки и плохо сидящие пиджак и брюки из какой-то жесткой, грубой ткани, из тех, что штамповались по запросу, а не шились и, вероятно, производились в заданном размерном ряду. Мои форменные комплекты, когда я была кораблем, делались так же, но выглядели лучше. Конечно, я каждого измеряла должным образом, в то время это было для меня совсем просто.

Спереди серый пиджак Сеиварден забрызган кровью, и одна перчатка пропитана ею. Кровь засохла на верхней губе, а на переносице сидела маленькая прозрачная раковина восстановителя. Еще одно средство лежало поперек кровоподтека на щеке. Она тупо уставилась вперед, не глядя ни на меня, ни на офицера службы безопасности, которая меня впустила.

— Вот ваш друг, гражданин, — сказала офицер.

Сеиварден нахмурилась. Подняла взгляд, обвела глазами крошечное пространство вокруг. Затем вгляделась в меня.

— Брэк? Буфера Аатр, это ты! Ты выглядишь… — Она моргнула. Открыла рот, чтобы закончить фразу, и снова закрыла его. Отрывисто вздохнула. — По-другому, — закончила она. — На самом деле, совсем по-другому.

— Я только купила одежду. Что с тобой случилось?

— Произошла драка, — сообщила Сеиварден.

— Просто сама собой, так, что ли? — спросила я.

— Нет, — признала она. — Мне определили место, чтобы спать, но там уже кто-то жил. Я попытался с ней поговорить, но едва ее понимал.

— Где ты спала прошлой ночью? — спросила я.

Она уперлась взглядом в пол.

— Я справился. — Снова подняла глаза, на меня, на офицера службы безопасности рядом со мной. — Но я не собирался продолжать справляться.

— Вам следовало прийти к нам, гражданин, — сказала офицер. — А теперь вам зафиксировано предупреждение. Вряд ли вам этого хотелось.

— А ее противнику? — спросила я.

Офицер отрицательно махнула рукой. Мне не полагалось этого спрашивать.

— Я не очень-то хорошо справляюсь самостоятельно, так ведь? — грустно произнесла Сеиварден.

Невзирая на неодобрение Скаайат Оэр, я купила Сеиварден новые перчатки и пиджак, темно-зеленые, того же типа, что штампуются по запросу, но по крайней мере они лучше сидели и были очевидно качественнее. Серые было не отстирать, и я знала, что департамент снабжения не выдаст другой одежды так скоро. Когда Сеиварден надела новые и отправила прежние на переработку, я спросила:

— Ты ела? Я планировала предложить тебе поужинать, когда База сообщила мне, где ты находишься.

Она умылась и теперь выглядела более или менее прилично, не считая кровоподтека под восстановителем на щеке.

— Я не голоден, — сказала она. По ее лицу пронеслась тень — сожаления? раздражения? — я не разобрала. Она сложила на груди руки и быстро разняла их, этого я не замечала за ней уже несколько месяцев.

— Могу я предложить тебе чаю, пока ем?

— Мне бы очень хотелось чаю, — ответила она с экспрессивной откровенностью. Я вспомнила, что у нее не было денег, она отказалась брать их у меня. Весь чай, который мы привезли с собой, находился в моем багаже, и она ничего не взяла, когда мы расстались вечером накануне. А чай, разумеется, был чем-то особым. Роскошью, которая, на самом деле, вовсе не являлась таковой. Во всяком случае, не по стандартам Сеиварден. Вероятно, ни по каким радчаайским стандартам.

Мы нашли чайную, и я купила нечто, завернутое в водоросли, фруктов и чаю, и мы заняли столик в углу.

— Ты уверена, что ничего не хочешь? — спросила я. — Фруктов?

Она сделала вид, что фрукты ее совершенно не интересуют, а затем взяла один со стола.

— Надеюсь, ты провела день лучше, чем я.

— Возможно. — Я подождала немного — не захочет ли она поговорить о том, что произошло, но она ничего не сказала и просто ждала, пока я продолжу. — Я ходила сегодня утром в храм. И налетела на капитана какого-то корабля, которая довольно неучтиво пялилась на меня, а потом послала одного из своих солдат, чтобы пригласить меня на чай.

— Одного из ее солдат. — Сеиварден осознала, что скрестила руки на груди, и разняла их, взяла со стола чашку чая, снова поставила ее. — Вспомогательного компонента?

— Человека. Я уверена.

Сеиварден приподняла ненадолго бровь.

— Тебе не следует идти. Она должна была пригласить тебя сама. Ты ведь не сказала «да»?

— Я не сказала «нет». — (Три радчааи со смехом вошли в чайную. На всех — темно-синяя форма сотрудников порта. Одна из них — Даос Сит, помощник старшего инспектора Скаайат. Казалось, она нас не заметила.) — Я не думаю, что приглашение было рассчитано на меня. Я думаю, она хочет, чтобы я представила ее тебе.

— Но… — Она нахмурилась. Опустила взгляд на чашку с чаем в руке, затянутой в зеленую перчатку. Отряхнула спереди новый пиджак второй перчаткой. — Как ее зовут?

— Вэл Оск.

— Оск. Никогда о них не слышал. — (Она отпила чаю. Даос Сит и ее друзья купили чаю и выпечки и сели за стол в другом конце комнаты, оживленно беседуя.) — С чего она хочет познакомиться со мной?

Я с недоверием приподняла бровь.

— Ты же считаешь, что любое невероятное событие — послание от бога, — отметила я. — Ты пропала на тысячу лет, тебя случайно нашли, ты снова исчезла, а затем появилась возле дворца с богатой иноземкой. И ты поражена, что это привлекает внимание. — (Она неопределенно махнула рукой.) — Клана Вендааи больше нет, и тебе нужно каким-то образом упрочить свое положение в обществе.

На какой-то миг ее охватило смятение, и я подумала, что мои слова ее оскорбили. Но затем она, кажется, овладела собой.

— Если капитану Вэл хотелось снискать моей благосклонности или ей небезразлично мое мнение, то она плохо начала, оскорбив тебя. — За этими словами ощущалась ее прежняя надменность, и это разительно отличалось от едва подавляемого доселе уныния.

— А как насчет старшего инспектора? — спросила я. — Скаайат, верно? Она казалась достаточно вежливой. И ты, кажется, знаешь, кто она такая.

— Все Оэры кажутся достаточно вежливыми, — с отвращением проговорила Сеиварден. Через ее плечо я видела, как Даос Сит смеется над тем, что сказала одна из ее спутниц. — Сначала они кажутся совершенно нормальными, — продолжала Сеиварден, — но потом у них начинаются видения, или они решают, что со вселенной что-то не так и они должны это исправить. Или и то и другое сразу. Все они безумны. — Она умолкла на минуту, а затем повернулась взглянуть, на что это я смотрю. Снова развернулась. — А, она! Не слишком ли… провинциально она выглядит?

Я обратила все свое внимание на Сеиварден. Уставилась на нее.

Она опустила взгляд.

— Извини. Это… это было просто неправильно. У меня нет никакого…

— Я сомневаюсь, — перебила я, — что ее заработок позволяет ей носить одежду, в которой она будет выглядеть по-другому.

— Я не это имел в виду. — Сеиварден подняла взгляд, и на ее лице явственно отразились страдание и смущение. — Но то, что я имел в виду, тоже плохо. Я просто… я просто удивился. Все это время, думаю, я просто полагал, что ты аскет. Это меня просто удивило.

Аскет. Я понимала, почему она такое предположила, но мне не ясно, почему ее ошибка могла иметь значение. Если не…

— Ты же не ревнуешь? — спросила я с недоверием. Хорошо одетая или нет, я была такой же провинциальной с виду, как и Даос Сит. Просто из другой провинции.

— Нет! — А затем тут же: — Ну, да. Но не так.

И тогда я осознала, что это не просто другая радчааи, которая могла составить неверное впечатление, получив от меня в подарок одежду. Даже если Сеиварден наверняка знала, что я не могу предложить ей стать клиентом. Я знала, что, если бы она подумала об этом дольше, чем тридцать секунд, она ни за что не захотела бы от меня того, что подразумевал этот дар. Вряд ли она подумала, что я имела в виду именно это.

— Вчера старший инспектор сказала мне, что я рискую внушить тебе ложные надежды. Или дать другим неверное представление.

Сеиварден пренебрежительно хмыкнула:

— Над этим стоило бы подумать, если бы меня хоть чуточку интересовало мнение Оэр. — Я приподняла бровь, и она продолжила тоном, в котором звучало раскаяние: — Я думал, что смогу справиться со всем самостоятельно, но всю прошлую ночь и весь сегодняшний день я сожалел, что не остался с тобой. Думаю, это правда, что обо всех гражданах заботятся. Я не вижу голодающих. Или нагих. — На ее лице мелькнуло отвращение. — Но эта одежда. И скель. Только скель, все время, тщательно отмеренный. Я-то думал, что мне все равно. Я имею в виду, что я не против скеля, но я едва его глотал. — Я могла себе представить, в каком настроении она ввязалась в ту драку. — Я понял, что не получу ничего другого в течение бесконечных недель. И, — закончила она с грустной улыбкой, — мне было бы лучше, если бы я остался с тобой.

— Так, значит, ты хочешь снова получить прежнюю работу? — спросила я.

— Блин, да! — выпалила она с облегчением. Достаточно громко, чтобы с противоположной стороны зала в нашу сторону обратились осуждающие взгляды.

— Следи за выражениями, гражданин. — Я откусила от своего рулета из водорослей. Испытывая облегчение, как обнаружила, по нескольким пунктам сразу. — Ты уверена, что не захочешь попытать счастья с капитаном Вэл?

— Ты можешь пить чай с кем угодно, — заявила Сеиварден. — Но она должна была пригласить тебя сама.

— Твои манеры устарели на тысячу лет, — указала я.

— Манеры — это манеры, — заявила она с негодованием. — Но как я уже сказал, ты можешь пить чай с кем пожелаешь.

В чайную вошла старший инспектор Скаайат, заметила Даос Сит и кивнула ей, но подошла к нам с Сеиварден. Увидев восстановитель на ее лице, она помедлила, но затем притворилась, что ничего не заметила.

— Гражданин. Уважаемая.

— Старший инспектор, — ответила я. Сеиварден просто кивнула.

— Завтра вечером у меня будет небольшая вечеринка. — Она назвала место. — Только чай, ничего официального. — Для меня будет честью, если вы обе придете.

Сеиварден откровенно рассмеялась.

— Манеры, — повторила она, — есть манеры.

Скаайат, смутившись, нахмурилась.

— Ваше приглашение — уже второе за сегодняшний день, — объяснила я. — Гражданин Сеиварден говорит мне, что первое было не вполне учтивым.

— Надеюсь, что мое удовлетворило ее взыскательным требованиям, — сказала Скаайат. — Кто же не справился с ними?

— Капитан Вэл, — ответила я, — с «Милосердия Калра».

Тому, кто недостаточно хорошо ее знал, могло показаться, что у Скаайат не имелось мнения о капитане Вэл.

— Что ж, признаю, что намеревалась представить вас, гражданин, своим друзьям, которые могли быть вам полезны. Но вы можете найти знакомство с капитаном Вэл более подходящим.

— Вы, должно быть, невысокого мнения обо мне, — сказала Сеиварден.

— Возможно, — начала Скаайат, и странно было слышать, что она говорит столь серьезно, ведь я знала ее двадцать лет назад совсем другой, — капитан Вэл обратилась к уважаемой Брэк не совсем почтительно. Но в других отношениях, думаю, вы нашли бы ее вполне приятной. — Не успела Сеиварден ответить, как Скаайат продолжила: — Мне нужно идти. Я надеюсь увидеть вас обеих завтра вечером. — Она бросила взгляд туда, где сидела ее помощник, и все трое встали из-за стола и вышли из чайной вслед за ней.

Сеиварден молча смотрела на дверь, за которой они скрылись.

— Что ж, — сказала я. Сеиварден перевела взгляд на меня. — Раз ты вернулась, я лучше заплачу тебе, чтобы ты купила себе еще приличной одежды.

На лице Сеиварден мелькнуло выражение, которого я не поняла.

— А где ты взяла свою?

— Не думаю, что заплачу тебе так много, — сказала я.

Сеиварден расхохоталась. Отпила чаю, откусила фрукт.

Я подумала, ела ли она вообще хоть что-то?

— Ты уверена, что больше ничего не хочешь? — спросила я.

— Уверена. Что это за штука? — Она посмотрела на последний кусок моего покрытого водорослями ужина.

— Не имею представления. — Я никогда не видела в Радче ничего похожего: должно быть, это придумали недавно либо откуда-то позаимствовали. — Это вкусно, хочешь? Можем взять с собой в комнату.

Сеиварден состроила гримасу.

— Нет, спасибо. Ты более склонна к риску, чем я.

— Полагаю, да, — вежливо согласилась я. Прикончив остатки ужина, я допила чай. — Но видела бы ты меня сегодня. Я провела утро в храме, как добропорядочный турист, а после полудня смотрела в комнате фильм.

— Дай-ка угадаю! — Сеиварден приподняла бровь с язвительной усмешкой. — Тот, о котором все говорят. Героиня добродетельна и преданна, а возлюбленная ее вероятного покровителя ненавидит ее. Она преодолевает все трудности благодаря своей непоколебимой верности и благородству.

— Ты его смотрела.

— Не однажды. Но не очень долго.

Я улыбнулась.

— Кое-что никогда не меняется?

Сеиварден в ответ рассмеялась:

— Очевидно, нет. Песни-то ничего?

— Очень хорошие. Можешь посмотреть в комнате, если хочешь.

Но, оказавшись в комнате, она разложила койку слуги и сказала:

— Я только присяду на минутку, — и через две минуты и три секунды уже спала.