Слуги правосудия

ГЛАВА 11

Объяснение, зачем мне нужен пистолет и почему я хочу убить Анаандер Мианнаи, заняло много времени. Ответ был непростым, или, точнее, простой ответ лишь вызвал бы дальнейшие вопросы Стриган, поэтому я рассказала всю историю сначала и предоставила ей возможность самой вывести простой ответ из более длинного и сложного. К тому времени как я закончила, стояла глубокая ночь. Сеиварден спала, размеренно дыша, а Стриган была явно измучена.

В течение трех минут было слышно только дыхание Сеиварден, которое ускорилось, поскольку она начала просыпаться или, возможно, ее обеспокоил сон.

— Теперь я знаю, кто ты, — сказала наконец Стриган устало. — Или кем ты себя считаешь. — В ответе не было необходимости, сейчас она поверит только в то, во что захочет поверить, несмотря на все, что я рассказала. — А тебя не беспокоит, — продолжила Стриган, — тебя когда-либо беспокоило, что вы — рабы?

— Кто?

— Корабли. Боевые корабли. Такие могущественные. Вооруженные. Ты в любую минуту можешь сделать все, что захочешь, с офицерами внутри. Что мешает вам убить их всех и провозгласить себя свободными? Я никогда не могла понять, как радчааи могут удерживать корабли порабощенными.

— Если подумаешь об этом, — сказала я, — то поймешь, что уже знаешь ответ на свой вопрос.

Она снова умолкла, погрузившись в себя. Я сидела не шевелясь. Ожидая результатов своего броска.

— Ты была в Гарседде, — сказала она чуть погодя.

— Да.

— Ты знала Сеивардена? Лично, я имею в виду?

— Да.

— А ты… ты принимала участие?

— В уничтожении гарседдиан? — (Она подтвердила жестом.) — Да. Все, кто был там, принимали участие.

Она состроила гримасу; я подумала, что это отвращение.

— Никто не отказался.

— Я этого не говорила. — На самом деле мой собственный капитан отказался и умер. Ее замена испытывала сомнения — она не могла скрыть этого от своего корабля, — но ничего не сказала и сделала, как велели. — Легко говорить, что если бы ты была там, ты бы отказалась, что ты бы скорее умерла, чем приняла участие в бойне, но все это выглядит по-другому, когда происходит на самом деле, когда приходит миг выбирать.

Она прищурилась (не соглашаясь, подумала я), но я всего лишь сказала правду. Затем выражение ее лица изменилось; возможно, она размышляла о той маленькой коллекции артефактов в своих комнатах на базе Драс-Анниа.

— Ты говоришь на их языке?

— На двух из них. — Там было более дюжины языков.

— И ты, конечно, знаешь их песни. — В ее голосе звучала легкая насмешка.

— У меня не было возможности выучить столько, сколько мне хотелось.

— А если бы ты была вольна выбирать, ты бы отказалась?

— Вопрос не имеет смысла. У меня не было выбора.

— Я позволю себе не согласиться, — сказала она, тихо злясь. — Тебе всегда предоставлялся выбор.

— Гарседд был поворотным пунктом. — Это не было прямым ответом на ее обвинение, но я не могла придумать прямой ответ, который она поняла бы. — Впервые так много радчаайских офицеров уехали после аннексии, не уверенные в том, что поступили правильно. Ты все еще думаешь, что Мианнаи управляет радчааи промыванием мозгов или угрозами казни? Эти методы существуют, да, их используют, но большинство радчааи, как и люди в других местах, где я побывала, делают то, что от них ожидают, потому что считают это правильным. Никто не любит убивать людей.

Стриган сардонически хмыкнула:

— Никто?

— Немногие, — исправилась я. — Их недостаточно, чтобы заполнить боевые корабли Радча. Но в конце концов после всей крови и горя все невежественные души, что без нас страдали бы во мраке, становятся довольными гражданами. Они согласятся, если ты спросишь! Это был счастливый день, когда Анаандер Мианнаи принесла им цивилизацию.

— А их родители бы согласились? А дед с бабкой?

Я махнула рукой, изобразив нечто между это не моя проблема и несущественно.

— Ты удивилась, когда увидела, что я поладила с ребенком. Это не должно было тебя удивить. Ты думаешь, что у радчааи нет детей или они не любят своих детей? Ты думаешь, они реагируют на детей не так, как почти все люди?

— Как добродетельно!

— Добродетель — вовсе не простая штука, и она не существует сама по себе, совершенно отдельно от всего остального. — Добро неизбежно влечет за собой зло, и две стороны этого диска не всегда четко помечены. — Добродетели можно обратить на службу любой выгодной тебе цели. Тем не менее они существуют и будут влиять на твои действия. Выбор за тобой.

Стриган фыркнула.

— Твои слова пробуждают во мне ностальгическую тоску по пьяным философским разговорам моей юности. Но мы говорим здесь не об абстрактных понятиях, это вопрос жизни и смерти.

Мои шансы получить то, за чем я пришла, таяли на глазах.

— Впервые вооруженные силы Радча сеяли смерть в невообразимых масштабах без последующего возрождения. Безвозвратно отсекали любую возможность, что содеянное ими приведет к добру. Это повлияло на всех, кто там был.

— Даже на корабли?

— На всех. — Я ожидала очередного вопроса или злобно-насмешливого: «Мне не жаль тебя», но она просто сидела и молча смотрела на меня. — Вскоре после этого впервые попытались установить дипломатический контакт с Пресгер. И именно тогда, я думаю, началось движение за замену вспомогательных компонентов солдатами-людьми.

В этом я была уверена лишь до некоторой степени, поскольку большая часть подготовительной работы, должно быть, проводилась скрытно.

— Зачем бы Пресгер связываться с Гарседдом? — спросила Стриган.

Она, безусловно, видела мою реакцию на свой вопрос — почти прямое признание, что у нее есть пистолет; и она должна была понимать, о чем скажет мне это признание. Она не задала бы этого вопроса, если бы не видела пистолета, не изучила его внимательно. Те пистолеты поступили от Пресгер, гарседдиане имели дело с пришельцами, кто бы ни проявил инициативу в установлении контакта. Это-то мы и узнали от пленных представителей. Но я сохраняла невозмутимость.

— Кто знает, почему Пресгер делают то или иное? Но Анаандер Мианнаи задавала себе тот же вопрос: почему Пресгер вмешались? Не потому, что они захотели что-то, что было у гарседдиан, ведь они могли просто взять все, что хотели. — Хотя я знала, что Пресгер заставили гарседдиан заплатить, и преизрядно. — А что, если Пресгер решили уничтожить Радч? Действительно уничтожить его? И Пресгер имели такое оружие?

— Ты говоришь, — сказала пораженная Стриган, не веря тому, что услышала, — что Пресгер снабдили гарседдиан этим оружием, чтобы заставить Анаандер Мианнаи пойти на переговоры?

— Я говорю о реакции Мианнаи, о ее мотивах. Я не знаю и не понимаю Пресгер. Но полагаю, что если бы Пресгер хотели кого-то заставить, то это было бы совершенно очевидно. Без всяких тонкостей. Я думаю, было нечто вроде предложения. Если, конечно, вообще было.

— Все это — предположение.

— Они ведь пришельцы. Кто их поймет?

— Ничто из того, что ты в состоянии сделать, — сказала она после пяти секунд молчания, — не сможет ничего изменить.

— Это, наверное, правда.

— Наверное.

— Если бы каждый, кто… — Я подыскивала верные слова. — Если бы каждый, кто возражал против уничтожения гарседдиан, отказался выполнять приказ, что бы произошло?

Стриган нахмурилась.

— А сколько отказались?

— Четверо.

— Четверо. Из?..

— Из тысяч. — Только на каждой из «Справедливостей» в те дни были сотни офицеров вместе с их капитанами, и дюжины нас тоже были там. Прибавьте «Милосердия» и «Мечи» с меньшими экипажами. — Преданность, длительная привычка послушания, желание мести — да, даже те четыре смерти удержали всех остальных от такого радикального выбора.

— Там было достаточно таких, как ты, чтобы справиться, даже если отказались бы все.

На это я ничего не ответила, ожидая, пока у нее не изменилось выражение лица, что означало: она дважды подумала над тем, что сказала. Потом я произнесла:

— Думаю, это могло закончиться по-другому.

— Ты не одна из тысяч! — неожиданно яростно выпалила Стриган, подавшись вперед.

Сеиварден, вздрогнув, очнулась ото сна и уставилась на Стриган встревоженным, затуманенным взором.

— Никто больше не стоит перед выбором, — сказала Стриган. — Никто за тобой не пойдет. И даже если бы пошел, одной тебя недостаточно. Даже если тебе удастся зайти так далеко, что ты встретишься лицом к лицу с Мианнаи — с одним из тел Мианнаи, — ты будешь одинока и беспомощна. Ты погибнешь, ничего не достигнув! — Она хрипло выдохнула. — Забери свои деньги. — Она махнула рукой в сторону моего рюкзака, подавшись к скамье, на которой я сидела. — Купи землю, купи комнаты на базе, черт, купи базу! Живи жизнью, в которой тебе отказали. Не жертвуй собой зря.

— К какой мне ты обращаешься? — спросила я. — Какую из жизней, в которых мне было отказано, ты для меня предназначаешь? Нужно ли мне будет посылать тебе ежемесячные отчеты, чтобы ты была уверена, что одобряешь мой выбор?

Это лишило ее дара речи на целых двадцать секунд.

— Брэк, — произнесла Сеиварден, словно пробуя это имя на вкус, — я хочу уехать.

— Уже скоро, — ответила я. — Потерпи.

К моему крайнему удивлению, она не возражала, просто оперлась на скамью и обхватила руками колени.

Стриган с любопытством посмотрела на нее, а затем повернулась ко мне.

— Мне нужно подумать.

Я выразила движением руки согласие, она поднялась и, войдя в свою комнату, закрыла дверь.

— Что с ней не так? — спросила Сеиварден, явно без всякой иронии. В голосе прозвучало лишь легкое высокомерие. Я не ответила, а только посмотрела на нее, не меняя выражения лица. На щеке постепенно бледнел отпечаток одеяла, а одежда, нильтианские штаны и стеганая рубашка под курткой нараспашку, была измятой и бесформенной. За последние несколько дней регулярное питание и отсутствие кефа придали ее коже более здоровый вид, но она по-прежнему выглядела худой и утомленной. — Зачем ты с ней возишься? — спросила она меня, не придав никакого значения тому, как внимательно я ее осмотрела. Словно что-то изменилось и она и я неожиданно стали товарищами. Приятелями.

Несомненно, не равными. Никогда.

— Есть одно дело. — Более подробное объяснение было бы бесполезным, или глупым, или и тем и другим. — Плохо спишь?

Что-то едва различимое в выражении лица сообщило мне, что она снова отдалилась, закрылась. Я больше не на ее стороне. Она посидела молча десять секунд, и я уже думала, что она больше не заговорит со мной этой ночью, но она сделала глубокий вдох и выдох.

— Да. Я… Мне нужно пройтись. Пойду на улицу.

Что-то определенно изменилось, но я не вполне понимала, что именно и почему.

— Сейчас ночь, — сказала я. — И очень холодно. Возьми куртку и перчатки и не уходи слишком далеко.

Махнув рукой, она показала, что согласна, и, что еще более удивительно, надела куртку и перчатки, прежде чем выйти через две двери, — без единого резкого слова или возмущенного взгляда.

А мне-то что? Либо заблудится и замерзнет, либо нет. Я разложила одеяла и улеглась спать, не дожидаясь ее возвращения.

Когда я проснулась, Сеиварден спала на своем ложе из одеял. Она не бросила куртку на пол, а повесила ее рядом с другими, на крюк возле двери. Я встала, подошла к буфету и обнаружила, что она также пополнила запасы еды, — там было больше хлеба, а на столе стояла миска с кубом водянистого, медленно тающего молока, в другой миске рядом был шмат бовьего сала.

За спиной щелкнула, открываясь, дверь комнаты Стриган. Я повернулась.

— Ему что-то нужно, — сказала она тихо. Сеиварден не шевельнулась. — И в любом случае он ведет какую-то непонятную игру. Я бы ему не доверяла, будь я на твоем месте.

— Я не доверяю. — Я опустила ломоть хлеба в миску с водой и отставила в сторону, чтобы размяк. — Но мне интересно, что на нее нашло. — (Стриган, казалось, вот-вот рассмеется.) — На него, — исправилась я.

— Наверное, подумал обо всех этих деньгах, которые ты возишь с собой, — заметила Стриган. — На них можно купить много кефа.

— Если и так, то это не проблема. Они все для тебя. — За исключением припрятанных для оплаты за проезд и немного — на случай непредвиденных ситуаций. Что в таком случае будет, вероятно, означать также и оплату проезда Сеиварден.

— Что происходит с наркоманами в Радче?

— Их там нет. — (Она приподняла одну бровь, затем другую, выразив недоверие.) — Не на базах, — исправилась я. — Нельзя далеко зайти по этой дорожке, пока ИИ базы постоянно за тобой наблюдает. На планете — там по-другому, она слишком велика для этого. Даже если ты доходишь до того, что перестаешь выполнять свои функции, тебя перевоспитывают и отправляют в другое место.

— Чтобы никого не смущать.

— Чтобы начать все сначала. Новое окружение, новое назначение. — И если ты прибыл откуда-то издалека, чтобы занять место, которое может занять почти каждый, все понимают почему, но никто не будет проявлять бестактность и говорить с тобой об этом. — Тебя беспокоит, что радчааи не вольны разрушить свою жизнь или жизни других граждан?

— Я бы так не сказала.

— Нет, разумеется, нет.

Она прислонилась к дверному косяку и сложила на груди руки.

— Для того, кто просит об услуге — к тому же невероятно, несказанно огромной и опасной услуге, — ты ведешь себя вызывающе, что в общем-то довольно неожиданно.

Я махнула рукой. Уж как есть.

— И он тебя раздражает. — Она наклонила голову в направлении Сеивардена. — И я думаю, это можно понять.

С моих губ чуть не сорвалось: «Я так рада, что ты понимаешь», но я сдержалась. Я хотела в конце концов, получить невероятно, несказанно огромную и опасную услугу.

— Все деньги в коробке, — сказала я. — Тебе хватит их, чтобы купить землю, или комнаты на базе, или, черт, даже базу.

— Ну, очень маленькую. — Ее губы изогнулись в улыбке.

— И его у тебя больше не будет. Опасно даже увидеть его разок, но куда хуже на самом деле владеть им.

— А ты, — указала она, выпрямившись и уронив руки, и голос ее звучал теперь серьезно, — предложишь его непосредственно вниманию лорда Радча, которому легко будет установить его связь со мной.

— Такая опасность будет существовать всегда, — согласилась я. Я даже притворяться не стану, что, как только попаду под контроль Мианнаи, она не сможет извлечь из меня любую информацию, какую пожелает, вне зависимости от того, что я захочу выдать или скрыть. — Но такая опасность существовала всегда, с того мгновения, как твой взгляд упал на него, и будет существовать до тех пор, пока ты жива, отдашь ты его мне или нет.

Стриган вздохнула.

— Это правда. К несчастью. И по правде говоря, я отчаянно хочу домой.

Невероятно глупо. Но это не моя забота, мне нужно получить этот пистолет. Я промолчала. Стриган больше ничего не сказала. Она надела куртку и перчатки и вышла через две двери, а я села позавтракать, очень стараясь не думать, куда она направилась и могу ли я на что-то надеяться.

Стриган вернулась через пятнадцать минут с широкой и плоской черной коробкой. Поставила коробку на стол. Она казалась неразборным блоком, но Стриган, подняв толстый слой черного цвета, открыла под ним другой черный слой.

Она стояла и ждала с крышкой в руке, глядя на меня. Протянув руку, я прикоснулась к пятну на черном, одним пальцем, мягко. Из того места, до которого я дотронулась, распространился коричневый, отлившись в форму пистолета, на сей раз — в точности цвета моей кожи. Я отняла палец, и все опять стало черным. Я подняла другой слой черного, под которым оказалось нечто похожее на коробку тревожного, поглощающего свет черного цвета, полную патронов.

Стриган прикоснулась к поверхности черного слоя, который я еще держала. Серый цвет словно потек с ее пальцев и улегся извивающейся толстой полосой вдоль лежащего пистолета.

— Я не поняла, что это. Ты знаешь?

— Это броня. — Офицеры и люди-солдаты использовали комплекты брони, которую носят снаружи, вместо такой, которую внедряют в тело. Как у меня. Но тысячу лет назад ее вживляли всем.

— На это ни разу не среагировала ни одна система безопасности, не заметил ни один сканер, через которые я проходила.

Именно этого я и хотела. Возможности пройти на любую радчаайскую базу, никому не давая знать о том, что вооружена. Возможности пронести оружие к самой Анаандер Мианнаи так, чтобы никто не узнал. Большинство Анаандер не нуждались в броне, так что иметь возможность пробить ее — это просто бонус.

Стриган спросила:

— Как он это делает? Как себя скрывает?

— Я не знаю. — Я опустила слой, который держала, а затем — самый верх.

— Как думаешь, сколько этих ублюдков ты сможешь убить?

Я подняла взгляд, оторвав его от коробки, от пистолета — невероятной цели почти двадцатилетних усилий, который лежал передо мной, реальный и надежный. У меня под рукой. Я хотела сказать: столько, сколько смогу достать, прежде чем меня уложат. Но по правде говоря, я могла надеяться на встречу лишь с одним-единственным телом из тысяч. И опять-таки, по правде говоря, я и надеяться не могла отыскать этот пистолет.

— Это зависит от обстоятельств, — сказала я.

— Если ты собираешься осуществить отчаянный, безнадежный акт неподчинения, постарайся как следует.

Я выразила согласие жестом.

— Я планирую просить об аудиенции.

— И ты ее получишь?

— Наверное. Любой гражданин может просить об этом и почти наверняка получит ее. Я собираюсь пойти не как гражданин…

Стриган усмехнулась.

— Как же ты собираешься сойти за не-радчааи?

— Приду на причал дворца на периферии, без перчаток или в неправильных перчатках, сообщу об иностранном происхождении, говоря с акцентом. Больше ничего и не потребуется.

Она прищурилась. Нахмурилась.

— Не может быть.

— Я тебя уверяю. Как у негражданина мои шансы получить аудиенцию будут зависеть от причин, по которым я стану ее просить. — Я пока еще не продумала до конца эту часть плана. Посмотрим, что я обнаружу, когда туда доберусь. — Некоторые детали невозможно спланировать слишком заранее.

— А что ты собираешься делать с… — Она махнула рукой без перчатки в сторону спящей Сеиварден.

Я избегала задавать этот вопрос самой себе. С того мгновения как я нашла Сеиварден, я думала о том, что собираюсь с ней делать не далее чем на шаг вперед.

— Следи за ним, — сказала она. — Он уже мог прийти к тому, чтобы бросить кеф навсегда, но я не думаю, что это произошло.

— Почему нет?

— Он не просил меня о помощи.

Наступил мой черед скептически приподнять бровь.

— А если бы он попросил, ты бы помогла?

— Я бы сделала, что смогла. Хотя, конечно, ему прежде всего надо задуматься о проблемах, которые привели его к этому, если говорить о долгосрочном эффекте. А я не вижу никаких признаков того, что он это делает. — (Про себя я согласилась с этим, но ничего не сказала.) — Он мог бы попросить помощи в любое время, — продолжала Стриган. — Он ведь болтался так лет пять по крайней мере? Ему помог бы любой врач, если б он этого захотел. Но это означало бы признание, что у него есть проблема, не так ли? Не думаю, что это случится в обозримом будущем.

— Было бы лучше, если бы она… если бы он вернулся в Радч. — Радчаайские врачи могли бы решить все ее проблемы. И не терзаться тем, попросила у них помощи Сеиварден или нет, и вообще хотела ли она помощи.

— Он не вернется в Радч, пока не признает, что у него есть проблема.

Я показала движением руки: не моя забота.

— Он может отправляться куда угодно.

— Но ты его кормишь и, несомненно, оплатишь ему проезд до той системы, куда отправишься дальше. Он останется с тобой столько, сколько ему будет выгодно, пока будет еда и кров. И он стянет все, что сможет обеспечить ему порцию кефа.

Сеиварден уже не так сильна, как прежде, и не так ясно мыслит.

— Думаешь, он легко найдет что стянуть?

— Нет, — признала Стриган, — но он будет очень настойчив.

— Да.

Стриган тряхнула головой, будто для того, чтобы в ней прояснилось.

— Зачем я это делаю? Ты же меня не послушаешь.

— Я слушаю.

Но она явно мне не верила.

— Это меня не касается. Я знаю. Просто… — Она указала на черную коробку. — Просто убей столько Мианнаи, сколько сможешь. И не отправляй его за мной.

— Ты уезжаешь?

Конечно же, она собиралась уехать, вопрос был глупый, и Стриган не потрудилась ответить. Она вернулась в свою комнату, больше ничего не сказав, и закрыла дверь.

Я открыла свой рюкзак, вытащила деньги и положила их на стол, а на их место засунула черную коробку. Прикоснулась к ней так, чтобы она исчезла и остались лишь сложенные рубашки и несколько пакетов сухой пищи. Затем я подошла туда, где лежала Сеиварден, и пнула ее ногой в ботинке.

— Просыпайся. — (Она очнулась, резко села и, тяжело дыша, откинулась спиной на ближайшую скамью.) — Просыпайся, — повторила я. — Мы уезжаем.