Я практически полностью лишен самообладания для того, чтобы говорить.
Джеймс стоит передо мной, рыдая, и я не знаю, не снится ли мне это.
— Джеймс? — слышу я голос Кенджи. Я оборачиваюсь назад и вижу, что практически все уже выбрались из танка. — Ты ли это, приятель?
— Адди, п-прости… — он икает. — Я знаю, ты с-сказал… ты с-сказал, что мне нельзя сражаться, но я не мог здесь оставаться, я должен был п-пойти…
Я притягиваю его к себе, крепко обнимая его. Я едва могу дышать.
— Я хотел с-сражаться вместе с тобой, — заикается он. — Я не хотел б-быть ребенком. Я хотел п-помочь…
— Тише-тише, — говорю я ему. — Все в порядке, Джеймс. В порядке. Мы в порядке. Все будет хорошо.
— Но, Адди, — говорит он, — ты не знаешь, что с-случилось… я только-только выбрался, а затем увидел с-самолеты…
Я снова успокаиваю его и говорю, что все в порядке. Что мы знаем о случившемся. Что теперь он в безопасности.
— Прости, что я не п-помог тебе, — говорит он, отклоняясь назад для того, чтобы посмотреть мне в глаза. Его щеки покрыты красными пятнами, на них остались дорожки слез. — Я знаю, что ты запретил мне это делать, но я действительно х-хотел п-помочь…
Я подхватываю его на руки, баюкая его в своих руках и неся к танку. Только теперь я осознаю, что причиной мокрого пятна в передней части его штанов стал не дождь.
Джеймс, должно быть, был в ужасе. Он, вероятно, был чертовски напуган, и, несмотря на это, он выбрался из Омега Поинта, потому что он хотел помочь. Потому что он хотел сражаться вместе с нами.
Я мог бы убить его за это.
Но черт меня побери, если он — не один из самых храбрых людей, который я когда-либо знал.