Сломанный мир (СИ)

Глава 11. Война

Когда Гэрэл добрался до дома и сообщил Токхыну об исходе переговоров, император не стал возмущаться, а наоборот, даже обрадовался.

— Прекрасно! Я покажу этому мальчишке Юкинари, где его место. Мы покажем, — поправился он, дружески хлопнув Гэрэла по плечу.

А Гэрэлу, который после долгой разлуки словно в первый раз рассматривал своего царя, вдруг подумалось, что вместо грубой лапы Токхына на его плече сейчас могла бы лежать узкая ладошка-лодочка Юкинари; ему вспомнился мелодичный голос императора Рюкоку, и всё время выбивавшаяся из причёски прядь, и нервная улыбка.

Сердце Гэрэла тронула грусть, но он сказал себе, что любой другой исход был бы тут невозможен.

Он вкратце рассказал Токхыну о Сун Сяолянь, упомянул и о ее предложении выдать за него принцессу Маюми (лучше император узнает это от него самого, чем от посторонних), испросил разрешения жениться. Никто не посмел бы сказать, что он строит козни за спиной императора: он всегда был честен с Токхыном, и не его вина, что у того не хватало ума сложить два и два.

— И что, ты привезешь сюда дуреху с набеленным лицом, которая одеться не может без толпы служанок? — хохотнул Токхын. — Хотел бы я посмотреть на это!

— Я останусь с ней в Синдзю, если вы назначите меня своим наместником в Рюкоку. Вам ведь будет нужен наместник.

— Ну, наместник-то мне понадобится, это да… Красивая хоть девица?

Гэрэл понятия не имел, как выглядит принцесса, и ее внешность волновала его в последнюю очередь: если она родит ему наследника, которого помешанные на чистоте крови жители Рюкоку признают потомком Дракона — чего еще желать?

— Да, очень, — ответил он и был уверен, что и в этот раз не соврал: он ведь видел ее брата и ее мать.

— А сам Юкинари? Каков он? Про него говорят, что он — избранник Дракона… — Токхын нахмурился, ему явно не давала покоя мысль, что о другом правителе отзываются с большим восхищением, чем о нем самом. — Он умен? Расскажи.

— Он…

«Безумен», — услужливо подсказал внутренний голос.

— …идеалист, — сказал Гэрэл.

Грусть по несложившейся дружбе с Юкинари вовсе не помешала ему спланировать нападение на одно из племен Юга, чья территория граничила с Рюкоку. Император Токхын ходил радостный и посматривал на Гэрэла с почти отеческой гордостью.

Но веселье длилось недолго. Вскоре несколько соседних южных племен присоединилось к другой стороне — Рюкоку. Гэрэл не знал, как именно это произошло, и рисовал в своём воображении идеалистические картины: как Юкинари приезжает к кочевникам, лучезарно улыбается, сулит им мир и всяческие милости — и те бросают оружие к его ногам и плачут слезами умиления. Похоже, там, где Гэрэл действовал умом либо силой, Юкинари было достаточно одной только харизмы.

Так началась война — обыденно, без пышных объявлений.

Отчасти Гэрэл был даже рад началу новой войны, потому что он привык к походной жизни, в которой он разделял все тяготы пути со своими солдатами, к гомону людей за тканью шатра, к перекличке часовых, к напряжённой работе ума во время составления военных планов. В мирное время он был вынужден находиться в столице и проводить много времени во дворце императора Токхына, а там он чувствовал себя не в своей тарелке — праздная придворная жизнь была не для него. Слухи о том, что все чхонджусцы — безнадежные алкоголики, не полностью отвечали действительности, но возникли не на пустом месте; сам Гэрэл от вина практически не пьянел и пить не любил, поэтому бесконечные пиры и разврат при дворе Токхына для него были ничем не лучше рюкокусских упражнений в стихосложении на праздниках любования луной, цветами и бог знает чем ещё. Когда он честно сообщил Токхыну, что ему не доставляет удовольствия быть свидетелем его пьяных случек, тот добродушно обозвал его дёрганым педиком и посоветовал поскорее перебраться в походный шатёр, где его одиночество уж точно никто не потревожит.

В армии, конечно, тоже пили — Гэрэл не запрещал солдатам веселиться, считая, что у людей, которые каждый день рискуют жизнью, должно быть право расслабиться хотя бы вечером у костра. Но солдаты знали, что он не любит шумных попоек, поэтому не осмеливались устраивать их слишком уж часто. Словом, в походном шатре и впрямь было не в пример уютнее, чем при дворе. Со временем он даже смирился с тем, что Мугён, подвыпив, заводил одну и ту же скабрезную песню, а Сон Гё чуть ли не каждый вечер рассказывал одну и ту же солдатскую байку о том, как кто-то куда-то полз с отрубленными ногами зимой…

Время от времени к Гэрэлу приезжал гонец от Сун Сяолянь, привозил доклады о происходящем в Рюкоку.

Гэрэл решил: стоит начать с простой информации, которую могут добыть и его проверенные шпионы; и если доставленные ими сведения совпадут с тем, что сообщит Сун Сяолянь — возможно, к ней стоит прислушаться.

Пока что известия о планах Рюкоку и передвижениях войск, которые приносил гонец Сяолянь, полностью совпадали с сообщениями других соглядатаев. Выходило, что Сяолянь не врала.

Несколько раз ей удалось передать и совершенно уникальные, ценные сведения, которые помогли Гэрэлу одержать победы.

Но Рюкоку тоже отнюдь не всегда терпела поражения, и исход войны пока что оставался неясен.

Юкинари оказался достойным противником.

Необычно было уже то, что он решил сам возглавить войско, хотя все императоры до него, пока шла война, отсиживались во дворце, и никто ничего зазорного в этом не находил — просто так было заведено в Рюкоку: император был жрецом, святыней, символом страны, но точно не воином — и останься Юкинари в столице, в трусости бы его никто не обвинил.

Наоборот — советники императора, должно быть, были до глубины души возмущены этой идеей. Император, который едет на войну? Невозможно, оскорбительно. Зато в рюкокусской армии Юкинари превозносили. Они видели императора, живого бога, своими глазами, он был с ними рядом. Говорили, что он даже принимает участие в битвах и неплохо владеет мечом. Он стал для солдат символом надежды.

«Благородно, — думал Гэрэл, — но это благородство тебя погубит». Того, кто не прячется, можно ранить, можно убить…

Считалось, что в Рюкоку уже много лет не появлялось талантливых стратегов, так что, получается, император составлял планы сам; поиграв с ним в «Туман и облака» и увидев, как он просчитывает всю игру наперед, Гэрэл вполне был готов в это поверить.

Им долго не удавалось выманить армию Рюкоку на открытое сражение. Когда оно все-таки произошло, это случилось в окруженной с севера, востока и запада горами долине, которую местные называли Долиной Вишен. Чхонджусцам удивительно быстро удалось оттеснить вражеское войско к горам. Войско Рюкоку оказалось зажаты между вражеским войском и скалами. Всё выглядело настолько просто, что Гэрэл насторожился; он подумал, что из этого получилась бы отличная ловушка — если с южной стороны неожиданно появится еще одно войско, то уже чхонджусские, а не рюкокусские солдаты окажутся в безнадежно проигрышной позиции, зажатые между двумя армиями. Разведчики, которым он приказал прочесать окружающую местность, сообщили, что поблизости никого нет, но из осторожности он всё же подтянул к этой проклятой долине подкрепление — и слава богам, что догадался это сделать вовремя, потому что в решающий момент с гор с востока и с запада спустились новые отряды, и он понятия не имел, как они смогли добраться так быстро по горной местности. Вероятно, в горах были проходы, о которых знали только местные. Армия Чхонджу понесла потери в этой битве, но если бы он недооценил противника, эти потери были бы куда серьезнее.

А когда гонцы сообщили, что рюкокусцам удалось отбить назад две приграничные крепости, Гэрэл почти обрадовался («А ведь у Юкинари действительно есть шанс выиграть эту войну…») — и сам удивился этому чувству.

Словом, быстрой бескровной победы не получалось.