Сломанный меч

XI

Фреда пробудилась на ложе из резной слоновой кости, устланном мехами и шелками. Она увидела, что ее выкупали и одели в белую парчу. Около кровати стоял столик чудной работы, а на нем — вино, вода, гроздья винограда и другие плоды из южных стран. Кроме этого, она разглядела вокруг только бесконечные лиловые сумерки.

Некоторое время Фреда не могла понять, где она и что с ней приключилось. Но вот воспоминания вернулись, и она безутешно зарыдала. Фреда долго плакала, но все вокруг дышало таким покоем, что, наплакавшись вволю, она налила себе вина, едва отпила глоток и — будто чья-то добрая рука легла ей на сердце. Она снова забылась сном без сновидений.

Проснувшись, она почувствовала себя совершенно отдохнувшей. И едва Фреда села на кровати, как ей навстречу из лилового простора выступил Скафлок.

На нем не было видно и следа полученных ран, а его лицо улыбалось. Скафлок был одет в короткую, богато вышитую тунику и килт, который позволял видеть, как мышцы сильных ног перекатываются под кожей. Он присел рядом с ней, взял ее за руку и заглянул в глаза.

— Ты чувствуешь себя лучше? — спросил он. — Я положил в вино снадобье, которое врачует рассудок.

— Я здорова, но… но где я? — ответила Фреда.

— В Эльфийском Утесе — это замок Имрика, который стоит среди эльфийских холмов севера, — объяснил Скафлок, и ее глаза расширились от страха. — Тебе здесь не причинят вреда, и все будет так, как ты пожелаешь.

— Тебе, — прошептала Фреда, — после Бога…

— Не надо, не упоминай здесь святых имен, эльфы должны избегать их, а ты здесь гостья. В остальном можешь делать все, что пожелаешь.

— Но ведь ты не эльф, — медленно проговорила Фреда.

— Нет, я человек, но я вырос здесь. Я приемный сын Имрика Вероломного и испытываю гораздо больше родственных чувств к нему, чем к родному отцу, кто бы он ни был.

— Почему ты пришел спасти нас? Мы уже было отчаялись…

Скафлок вкратце поведал ей о войне между троллями и эльфами и о своем налете, потом улыбнулся и сказал:

— Давай лучше поговорим о тебе. У какого отца родилась такая красивая дочь?

Фреда покраснела, но, справившись со смущением, стала рассказывать о себе. Он слушал, не понимая истинного смысла этой истории. Имя Орма ничего ему не говорило, потому что Имрик, желая порвать все узы, связывающие Скафлока с людьми, говорил ему, что его подменили в далеких западных землях, кроме того, он воспитывал Скафлока так, чтобы тому и в голову не пришло интересоваться своими истинными родителями. Что до Вальгарда, то Фреда ничего не могла сказать о нем, кроме того, что это ее сошедший с ума брат. Скафлок почуял, что берсерк по своей природе — нелюдь, но ни он, ни Фреда не могли глубже постичь суть происшедшего. Он предположил, что Вальгардом владеет некий демон. Что же касается их сходства, то это могли быть зеркальные чары: нашлась бы дюжина причин, зачем Иллреду могло понадобиться так изменить внешность Вальгарда. Кроме того, никто из эльфов, с которыми Скафлок обсуждал это сходство, ничего не заметил. Произошло ли это потому, что им было не до наблюдений, когда они защищали свою жизнь, или, быть может, Скафлоку это вообще все привиделось? В конце концов Скафлок махнул рукой на эту загадку и забыл о ней.

Фреда тоже не долго ломала себе голову над этим странным сходством, ведь она-то никогда бы не перепутала двух этих людей. Глаза и губы, выражение лица и походка, повадки, манеры и речи — все было так различно, что она едва замечала сходство в росте, телосложении и чертах лица. Она только подумала раз, что у Вальгарда со Скафлоком, видно, был общий предок, какой-нибудь датчанин, который лет сто назад провел лето в набегах на Англию, и тоже позабыла обо всем этом.

Фреде и без того хватало поводов для размышлений. Снадобье, которое она выпила, притупило, но не изгладило воспоминания о пережитом. Когда она начала говорить, замешательство и потрясение увиденным отступили под натиском горестных воспоминаний, и в конце концов она снова разрыдалась на груди у Скафлока.

— Мертвы! Все, все мертвы, все убиты, кроме Вальгарда и меня. Я… я видела, как он убил отца и Асмунда, а Кетиль тогда уже был убит, я видела, как матушка валялась у него в ногах, я видела, как секира сразила Асгерд, только я осталась в живых, а лучше бы мне умереть вместо них!

— Не горюй, — неуклюже попытался утешить ее Скафлок (ведь эльфы не научили его сочувствовать горю такого рода), — зато ты невредима, а я отыщу Вальгарда и отомщу ему за твоих родичей.

— Что толку. Усадьба Орма сгорела дотла, а кровь его рода пролилась и иссякла, если не считать одного безумца и одной бездомной. — Она, дрожа, припала к нему. — Помоги мне, Скафлок! Мне стыдно… стыдно, что я боюсь… и все-таки я боюсь быть одна…

Одной рукой он провел по ее волосам, а другой взял за подбородок так, чтобы заглянуть в глаза.

— Ты не одна, — пробормотал Скафлок и легко, точно бабочка коснулась крылом, поцеловал ее в губы. Они затрепетали, соприкоснувшись с его губами, эти мягкие, теплые и соленые от слез губы.

— Пей. — Скафлок протянул ей кубок с вином. Она сделала глоток, потом еще один и упала ему на руки. Скафлок старался, как мог, утешить ее, он не мог смириться с тем, что на ее долю выпало столько горя, и он принялся шептать заклинания, которые должны были смягчить ее скорбь быстрей, чем позволяло естество.

Фреда всегда помнила, что она дочь Орма Сильного, человека, который, несмотря на свой буйный нрав, умел быть строгим к себе. Такими же он вырастил и своих дочерей. Он бывало говорил им: «Никому не дано уйти от судьбы, но ничто не должно лишить человека мужества, когда он встретил свою судьбу».

Так что, успокоившись в предвкушении чудес, обещанных ей Скафлоком, Фреда снова села и сказала:

— Спасибо тебе за твою доброту. Я уже опять могу держать себя в руках.

Скафлок улыбнулся.

— Что ж, коли так, значит пора тебе прервать свой пост.

Рядом с постелью для Фреды было приготовлено шелковое платье, сотканное эльфийскими женщинами из паутины. Облачаясь в него, она покраснела от стыда, да и тяжелые золотые кольца, которыми Скафлок унизал ее руки, и алмазный венец, который он возложил ей на голову, смутили ее не меньше.

Они прошли, как по облаку, по невидимым полам и вышли в длинную анфиладу зал, которые не сразу открылись их глазам, но, непрерывно возникая точно из пустоты, окутывали их как туман. Ряды сияющих колонн тянулись вдоль мраморных стен, на которых пестрые причудливые существа, вытканные на коврах и шпалерах, кружились в медленном чудесном танце.

То тут, то там мелькали гоблины из числа рабов Имрика. Эти существа переходной между эльфами и троллями расы были совсем не уродливы, несмотря на зеленую кожу и приземистую фигуру. Вдруг Фреда, вскрикнув, бросилась к Скафлоку, мимо них важно прошествовал желтый демон с канделябрами. Впереди него, расчищая ему дорогу, шел гном со щитом.

— Что это? — прошептала Фреда.

Скафлок улыбнулся.

— Один из катайских шэней, которых мы захватили в давнем набеге. Он сильный и послушный раб. Но есть недостаток — он может двигаться только по прямой, пока не налетит на стенку, так что для того, чтобы его повернуть, гном каждый раз устанавливает щит под углом, и он отражается от него как луч света от зеркала.

Фреда засмеялась, а он заслушался ее смехом, дивясь тому, как чисто он прозвучал. В веселости эльфийских женщин всегда слышалось что-то от злой усмешки, а смех Фреды был ясен как весенняя заря.

Они сели за трапезу вдвоем, стол был накрыт редкими яствами, а окружающий их воздух — насыщен музыкой.

Скафлок сказал такую вису:

Она опустила глаза, чувствуя, что краска заливает ее лицо, и в то же время улыбнулась. Вдруг Фреда ощутила угрызения совести.

— Как я могу предаваться веселью вскоре после гибели всего моего рода? Срублено дерево, чьи ветви осеняли округу, холодный ветер свистит над нивой, обращенной в пустошь… — Она примолкла, подыскивая слова. — Когда гибнут добрые люди, оставшиеся становятся бедней.

— Если они были добры при жизни, то не следует оплакивать их, — быстро возразил Скафлок. — Теперь для них миновали горести этого мира, они уже там, на Небесах. Я думаю, что только твои рыдания могут омрачить их блаженство.

Когда они покидали пиршественную залу, Фреда взяла Скафлока за руку.

— Но священники говорят, что те, кто умер не исповедовавшись… — Она закрыла лицо свободной рукой. — Я люблю их, они все погибли, а мне осталось только плакать в одиночестве.

Скафлок прикоснулся губами к ее щеке.

— Пока я жив, — пробормотал он, — это не так. И ты не должна давать много веры тому, что болтал деревенский поп. Что он знает об этом?

Они вошли в другой покой, чей сводчатый потолок был так высок, что терялся во мгле. И там Фреда увидела женщину, чья красота не могла принадлежать смертной. Девушка испугалась, почувствовав себя рядом с ней маленькой и глупой.

— Ты видишь, Лиа, я вернулся. — Скафлок приветствовал ее на эльфийском наречии.

— Да, — ответила она, — без добычи, потеряв половину воинов. Нечего сказать, удачная разведка!

— Не все сразу. Троллей полегло гораздо больше, чем эльфов, вражьи силы разбиты, а пленные, которых мы освободили, смогут немало рассказать нам о них.

Обняв за талию, он привлек Фреду к себе. Она охотно прильнула к нему под наводящим ужас холодным взглядом белой колдуньи.

— И посмотри, с каким сокровищем я вернулся из похода.

— Зачем она тебе? — язвительно спросила Лиа. — Разве только в тебе заговорила человеческая кровь.

— Может и так. — Скафлок был невозмутим. Она подошла к нему, положила руку на плечо и посмотрела на него. Ее глаза были полны голубой мглы и лунного света.

— Скафлок, — сказала она настойчиво, — избавься от этой девицы. Отошли ее домой, если уж ты не хочешь ее убить.

— Она — бездомная, — ответил Скафлок. — И я не обреку ее на нищенство по дорогам, она и так настрадалась. — А потом добавил насмешливо: — Что это тебя вдруг стали заботить дела смертных?

— Я действительно озабочена, — сказала она печально. — Вижу, мое пророчество сбылось. Подобное влечет к подобному, но только не с ней, Скафлок. Найди себе любую другую смертную девушку. А на этой — печать рока. Я чувствую это, дыханье судьбы пробирает меня холодом до костей. Нет, не случайно ты нашел ее, и она навлечет на тебя великие беды.

— Только не Фреда, — твердо сказал Скафлок и, чтобы переменить разговор, спросил: — Скоро ли возвращается Имрик? Когда я пришел из Тролльхейма, он был вызван на совет к Королю Эльфов.

— Скоро он будет здесь. Подожди, Скафлок, может он ясно прозрит судьбу, которую я только предчувствую, и сумеет предостеречь тебя.

— Мне ли, бившемуся с троллями и демонами, бояться девчонки, — рассмеялся Скафлок в ответ. — Нет, если это судьба, то ее не ворон накаркал, а курица прокудахтала.

И он ушел, уводя с собой Фреду. Они отправились бродить по замку. Сначала она говорила мало, с трудом и невесело. Но выпитое ею снадобье и чары Скафлока вернули постепенно бодрость ее сердцу и рассудку.

Фреда все чаще улыбалась, восклицала и то и дело принималась болтать, поглядывая на своего спутника. Наконец Скафлок сказал:

— Давай выйдем из замка, и я покажу тебе, что я сотворил для тебя.

— Для меня?

— А может, если на то будет воля Норн, и для себя, — рассмеялся Скафлок.

Они пересекли двор замка и вышли за высокие бронзовые ворота. Там, среди ослепительной белизны и голубых теней, не было ни души. Укрытые плащом Скафлока, они вошли в заледеневший лес. Пар изо рта столбом подымался в безоблачное небо. Слышно было, как где-то гудит прибой и ветер шумит в темных елях. Казалось, рыжие волосы Фреды были единственным теплым пятном в этом застывшем мире.

— Холодно. — Фреда вздрогнула. — Нет, под твоим плащом тепло, а так — холодно.

— Слишком холодно, чтобы отпустить тебя просить милостыню по дорогам.

— Всегда найдутся люди, которые приютят меня. У нас было много друзей, наши земли — теперь мои земли, а я полагаю, — она задумалась, — это хорошее приданое

— Зачем тебе искать друзей, когда они есть у тебя и тут? А что до земли — смотри.

Они поднялись на гряду холмов, окруживших небольшую долину. И в этой долине Скафлок создал лето. Над маленькими веселыми водопадами зеленели деревья, цветы колыхались в густой траве. Пели птицы, рыба играла в ручьях, оленухи с телятами доверчиво приближались к людям.

Фреда захлопала в ладоши и закричала от радости. Скафлок улыбнулся.

— Я сотворил это для тебя, — сказал он, — ведь ты сама воплощенное лето, жизнь и радость. Забудь о тяготах и смертях зимы, Фреда, Здесь у нас свое собственное время года.

Они спустились в долину и, расстелив плащ, сели у водопада. Ветер гладил их волосы, тяжелые гроздья ягод склонялись к ним.

По слову Скафлока маргаритки, которые собрала Фреда, сами собой сплелись в венок, который он надел ей на шею.

Фреда не испытывала страха ни перед Скафлоком, ни перед его волшебным искусством. Он принес ей яблоки, вкусом напоминающие драгоценное вино и пьянящие, кажется, не меньше. Она лежала в полудреме и внимала ему.

— Не подобает вести такие речи… — слабо запротестовала Фреда, одновременно вздыхая и улыбаясь.

— Что значит не подобает? Нет ничего более правдивого, чем эти мои слова.

— Но ты — язычник, а я…

— Я просил тебя не говорить о таких вещах. Теперь с тебя причитается пеня.

И Скафлок поцеловал ее. Поцелуй этот был долог, сначала нежен, а под конец — яростен. Сперва Фреда хотела оттолкнуть его, но на это ей недостало сил, зато, когда она ответила поцелуем на поцелуй Скафлока, силы сразу вернулись к ней.

— Неужели это было неприятно? — засмеялся Скафлок.

— Нет… — шепотом откликнулась Фреда.

— Я знаю, горе постигло тебя совсем недавно. Но горе утихнет со временем.

По правде говоря, оно уже утихало. Печаль уходила, оставляя в душе место только для нежности.

А Скафлок между тем продолжал:

— Ты должна подумать о своем будущем, Фреда, а пуще того, о будущем твоего рода; теперь ты последняя, в чьих жилах течет его кровь. Я предлагаю тебе все богатства и чудеса Альфхейма, и мне не нужно никакого приданого, кроме тебя самой; тебя и твое я обороню всей своей мощью, но первым среди моих даров будет моя вечная любовь.

Все произошло само собой, эльфийское искусство, может быть, помогло тому, что горе быстро угасало, а любовь пришла еще быстрей, но солнцем, в лучах которого она расцвела, была, без сомнения, юность.

В долине вечного лета погас день и наступила ночь. Они лежали у водопада и слушали, как поет солоней. Фреда уснула первой.

Скафлок держал Фреду в объятьях, ее рука покоилась на его груди. Он прислушивался к ее ровному дыханию, а сам не мог надышаться ароматом ее волос, чувствовал ее тепло, припоминал, как, то смеясь, то плача, она отдалась ему, — и неожиданная истина открылась Скафлоку. Он, забавляясь, расставил ловушку для Фреды. В свое время, невидимкой носясь по всей стране, он встречал смертных девушек, но они редко оказывались одни, а если и случалось такое, то он, эльф по воспитанию, считал их слишком грубыми и душой и телом, чтобы тратить на них хоть минуту. Во Фреде он увидел смертную, которая разбудила в нем желание, и он решил овладеть ей.

Но не заметил, как сам попался в ту же ловушку.

И вот теперь он лежал на траве и в забытьи глядел на то, как Большая Медведица, сверкая, продолжает свое бесконечное вращение вокруг Полярной звезды. Холодные, опытные эльфийские женщины были искусны в любви, но, может быть, потому, что их сердца всегда были крепко замкнуты, ни одна из них не заставила его потерять голову. А Фреда…

Что ж, Лиа была права. Подобное влечется к подобному.