Когда пришла пора, Имрик сам занялся воспитанием мальчика. Поначалу он забирал Скафлока у Лии ненадолго, но со временем переселил к себе, чтобы вырастить из него настоящего воина Альвхейма. Будучи смертными, люди в большинстве своем способные ученики. Запасы знаний Скафлока росли даже быстрее, чем его члены.
Он научился ездить на лошадях Альвхейма, черных и белых жеребцах и кобылах, которые отличались легкой, будто невесомой поступью и не знали усталости. Скоро для него стало обычным делом проскакать за ночь от Кейтнесса до Лэндз-Энда[14] так, чтобы ветер свистел в ушах. Он научился владеть мечом, копьем, луком и боевым топором. Он был менее ловок и увертлив, чем эльфы, но превосходил их силой, и доспехи не тяготили его. Что же до ловкости, то любой другой смертный показался бы рядом с ним неповоротливой тушей.
Он часто отправлялся на охоту, один или в сопровождении Имрика и его свиты. Лук Скафлока пропел песню смерти многим быстроногим оленям, копье его вонзалось в плоть многим клыкастым кабанам. Была у него и другая забава, что требовала известного проворства и умения: преследовать по лесам и по скалистым утесам единорогов и грифонов, которых Имрик привез когда-то в свой замок с края света.
Еще Скафлок научился у эльфов тому, как держать себя, как строить ковы и говорить обиняками. Он научился танцевать в лунном свете под звуки арф и свирелей, когда, обнажившись догола, забываешь о том, что тебя окружает. Он играл мелодии и пел песни, которые были старше рода человеческого. Он научился складывать стихи так искусно, что зачастую незаметно для себя сбивался на них в повседневной речи. Он изучил все языки Волшебной страны и три языка людей. Он умел отдать должное изысканным яствам эльфов и тому жидкому огню, что хранился запечатанным в бутылки в винном погребе замка, но с неменьшим удовольствием ел черный хлеб и солонину, напоенные солнечным светом и дождями ягоды и пил из родников в холмах.
Едва на щеках его и на подбородке показался первый пушок, женщины эльфов принялись домогаться его. Лишенные страха перед богами, обделенные детьми, эльфы не знают брака, но такова уж их природа, что женщины эльфов любвеобильнее смертных, а мужчины — наоборот. Скафлоку было из кого выбирать, и он пережил немало приятных минут.
Самым трудным и опасным было обучение волшбе. Как только мальчик достаточно повзрослел для того, чтобы уйти от простеньких чар, которые способен творить ребенок, Имрик безраздельно завладел им. Не в силах познать колдовство столь же глубоко, как его приемный отец, из-за принадлежности к людям и короткого срока жизни, Скафлок тем не менее не уступал в познании многим другим князьям эльфов. Прежде всего он научился тому, как распознавать и обходить железо, которого страшатся и эльфы, и тролли, и гоблины. Даже узнав, что ему самому бояться нечего, и проверив это на собственном опыте в доме одного крестьянина, он все равно постарался покрепче запомнить заклинание — так, на всякий случай. Потом он научился рунам для исцеления от ран и болезней и тем, которые отгоняли невезение и наводили порчу на врага. Он выучил песни, которые пробуждали или унимали бури, приносили хороший или плохой урожай, вызывали у смертного гнев или страх. Он узнал, как добывать из рудников те неизвестные людям металлы, которые применялись в Волшебной стране вместо стали. Он научился пользоваться плащом тьмы и менять обличья, превращаясь в то или иное животное. Ближе к концу обучения он узнал могущественные руны, песни и заклинания, которые поднимают мертвых, предсказывают будущее и повелевают богами. Однако к ним прибегали лишь при крайней надобности, ибо сила их была так велика, что могла погубить незадачливого колдуна.
Скафлок часто спускался к морю и просиживал часами на берегу, глядя туда, где вода смыкалась с небом. Он не уставал слушать гулкие раскаты прибоя, этот неумолчный зов соленой пучины, он замечал малейшую перемену в настроении стихии. Он вел свое происхождение от мореходов, и приливы разгоняли кровь в его жилах. Он разговаривал с тюленями на их лающем наречии, чайки приносили ему вести из дальних краев. Порой, когда к нему присоединялись другие воины, среди пены мелькали головки морских дев. Выжимая длинные зеленые волосы, выходили они на прибрежный песок, и начиналось веселье. На ощупь они были холодными и мокрыми, и от них пахло водорослями, но, несмотря на то что на губах потом несколько дней ощущался привкус рыбы, Скафлок с нетерпением ожидал новой встречи с русалочками.
В свои пятнадцать лет он был лишь немногим ниже Имрика, широкоплечий и мускулистый. Смуглая, загорелая кожа оттеняла льняную белизну волос. Черты лица у него были резкие, губы сами собой расходились в улыбке, широко расставленные глаза отливали синевой. Смертный, доведись ему увидеть Скафлока, наверняка сказал бы, что мальчика окутывает тайна, что глаза его видели нечто недоступное обычному человеку.
Имрик как-то сказал ему:
— Ты уже взрослый, и тебе не пристало ходить с моим старым оружием. Пора заиметь свое собственное. К тому же король эльфов как раз хотел повидаться со мной. Словом, мы отправляемся за море.
Услышав это, Скафлок вскрикнул от радости, вскочил на коня и погнал его из замка, по лесам и полям, творя мимоходом волшебство, чтобы выплеснуть переполнявший его восторг. По его воле танцевали на полках кувшины, звенели колокола на колокольнях, топоры дровосеков, словно обретя собственное разумение, рубили лес, коровы запрыгивали на крыши сараев, ветер разметывал стога сена, золотой дождь с неба проливался на крестьянские дворы. Невидимый под Tamkappe[15], Скафлок целовал девушек, что трудились в полях на вечерней заре, ерошил им волосы, а ухажеров их сталкивал в канавы. И много дней после того священники в церквах взывали к богу, чтобы он рассеял колдовство, хотя Скафлок давно уже вышел в море.
Парус черной ладьи Имрика наполнял ветер, который поднял князь эльфов. Команду корабля составляли надежные, опытные бойцы, ибо в дальнем плавании может случиться всякое — всплывет из пучины морской змей или покажется на горизонте судно троллей. Скафлок стоял на украшенном резной фигурой дракона носу и вглядывался в даль: обзаведшись колдовским зрением еще в детстве, он видел ночью так же хорошо, как и днем. Он различал в волнах серебристо-серые спины дельфинов, он окликнул по имени знакомого самца-тюленя. В свете луны блеснули мокрые бока кита. То, что смертные зрят лишь мельком или принимают за грезы наяву, открывало себя раскосым глазам Скафлока: морские девы с песнями резвились на поверхности вод, проступала из глубины затонувшая башня Иса, доносился из поднебесья крик ястреба и вспыхивал на мгновение золотистый сполох — то мчались на восток валькирии[16].
Под вой ветра и плеск волн ладья Имрика на рассвете достигла противоположного берега. Ее вытащили на сушу и произнесли над ней охранительные заклинания.
Эльфы укрылись в тени корабельного корпуса, Скафлок же взобрался на дерево, чтобы осмотреться. К югу тянулись бесконечные пашни. Строения здешние отличались от тех, к которым он привык в Англии. Над всеми прочими возвышался угрюмый баронский замок. Скафлоку на миг стало жаль людей, что жили в таком убожестве. Он ни за что не согласился бы разделить их участь.
Едва наступила ночь, эльфы уселись на коней, которых привезли из-за моря, и поскакали в глубь суши. К полуночи они очутились в горном краю. Лунный свет дробился в зеленоватых панцирях ледников, скалы кутались в густые тени. Эльфы ехали по узкой тропе, держа на изготовку пики. Позвякивала конская сбруя, развевались плащи и плюмажи на шлемах, копыта звонко цокали о камень, пробуждая в сумраке гулкое эхо.
Неожиданно сверху хрипло протрубил рог, из низины ему ответил другой. Послышался звон металла и топот бегущих ног. Тропу, что уводила в пещеру, загородил отряд карликов.
Кривоногие, длиннорукие, широкоплечие, ростом они были по пояс Скафлоку. Бородатые лица выражали гнев, глаза метали молнии из-под насупленных бровей. Вооружены карлики были железными мечами, топорами и щитами. Однако, несмотря на это, эльфы в прошлом частенько бивали их — копьями и стрелами, ловкостью и проворством, хитроумием и изворотливостью.
— Что вам нужно? — буркнул предводитель карликов. — Разве эльфам и троллям мало тех бед, какие они нам причинили, опустошив наши земли и забрав в рабство наших сородичей? Сейчас мы превосходим вас числом, и если вы приблизитесь, мы убьем вас.
— Мы пришли с миром, Мотсогнир, — отозвался Имрик. — Мы хотим лишь купить у вас кое-что.
— Знаю я твое лукавство, Имрик Вероломный, — отрубил Мотсогнир. — Ты норовишь застать нас врасплох.
— Возьми заложников, — предложил князь.
Карлик ворчливо изъявил согласие. Нескольких эльфов разоружили и приставили к ним часовых, а остальные следом за Мотсогниром направились в пещеру.
Пламя костров окрашиваю каменные стены в багровые тона. Карлики ни на миг не прекращали свой труд. От грохота молотов по наковальням у Скафлока зазвенело в ушах. Здесь ковались предметы, равных которым по красоте не сыскать было во всем белом свете: кубки и чаши с отделкой из самоцветов, золотые кольца и ожерелья, оружие из металла, что добывался в самом сердце горы, оружие, достойное богов, — те и впрямь не брезговали творениями карликов. Но выкованное подземными жителями оружие могло быть как добрым, так и злым, ибо карликам ведомы были могущественные руны и заклинания и владели они древними тайнами.
— Ты не желаешь одарить моего приемного сына? — спросил Имрик.
Кротовьи глазки Мотсогнира остановились на высокой фигуре Скафлока.
— Снова взялся за старое, а, Имрик? — раскатился под сводами пещеры низкий голос карлика. — Когда-нибудь это тебе отольется. Ну да ладно, раз он из людей, значит, потребует себе булат.
Скафлок помедлил с ответом. Приученный с малых лет к осмотрительности, он предпочитал обдумывать свои слова. Но карлик был прав. Для крепнущих с каждым днем рук мальчика бронза была слишком мягкой, а диковинные сплавы эльфов — чересчур легкими.
— Да, булат, — подтвердил Скафлок.
— Хорошо, хорошо, — буркнул Мотсогнир, поворачиваясь к наковальне. — Скажу тебе честно, паренек, вы, люди, слабы, неразумны и к тому же смертны, но вы сильнее эльфов и троллей, да что там — самих великанов и богов. Почему? Да хотя бы потому, что можете коснуться холодного железа. Эй! — позвал он. — Эй! Синдри, Трекк, Драупнир, а ну сюда!
Наковальня загудела под ударами молота, в разные стороны полетели искры. Так велико было мастерство кузнецов, что уже вскоре Скафлок облачился в сверкающую кольчугу, надел на голову крылатый шлем, навесил на спину щит и прицепил к поясу меч. Пальцы его крепко обхватили рукоять топора. И доспехи, и оружие — все было из отливающей голубым стали. Взмахнув топором, мальчик издал боевой клич эльфов.
— Ха! — воскликнул он, обнажил меч, взглянул на него и сунул обратно в ножны. — Пусть только тролли, гоблины или великаны попробуют подойти к Альвхейму! Они надолго запомнят свое безрассудство!
Скафлок сложил такие висы:
Пышет жаром битва.
В безумии боя
звон клинков
взлетает к зоркому небу.
Стрелы ливнем льются
на головы воям,
топорам тяжелым
кольчуги не помеха.
Пышет жаром битва,
и громовый грохот
врагов оглушает,
редит их ряды.
Пир кровавый лезвий
в самом разгаре.
Волк и ворон вместе
подберут объедки.
— Неплохо сказано, — холодно одобрил Имрик, — но не вздумай приступать к эльфам со своими новыми игрушками. Пошли отсюда, — он протянул Мотсогниру мешочек с золотом. — Вот твоя плата.
— Лучше бы ты освободил моих сородичей-рабов, — ответил карлик.
— Нам без них никак не обойтись, — возразил Имрик. Проведя день в пещере в горах, эльфы с темнотой оседлали коней и поскакали в дремучий лес, среди которого стоял дворец их короля. Скафлок столкнулся с колдовством, рядом с которым меркли все его познания. Он смутно видел освещенные луной высокие башни в голубых сумерках и усыпанные звездами небеса, он смутно слышал музыку, что леденила сердце и бросала в дрожь. Но лишь оказавшись в тронной зале, обрел он ясность зрения и слуха.
Король эльфов сидел на троне в окружении своих вельмож. Его корона и скипетр были золотыми, багряные одежды украшала искусная вышивка. Он единственный из эльфов выглядел пожилым: седые волосы и борода, морщины на лбу и на щеках. Черты его лица казались вырезанными из мрамора, в глазах притаилось пламя.
Имрик поклонился, его воины преклонили колена перед королем. Тот заговорил, и голос его подобен был песне ветра:
— Привет тебе, Имрик, вождь британских эльфов.
— Привет тебе, господин, — откликнулся князь, глядя королю в глаза.
— Мы созвали всех вождей на совет, — продолжал тот, — ибо нас известили, что тролли снова готовятся к войне. Нет никаких сомнений, что вооружаются они против нас и, стало быть, перемирию приходит конец.
— Наконец-то, господин! Наши клинки затупились в ножнах.
— Погоди радоваться, Имрик. В прошлый раз эльфы одолели троллей и гнали бы их до самого логова, когда бы не перемирие. Иллреде, король троллей, вовсе не глуп. Он не стал бы затевать войну, если бы не считал себя сильнее, чем прежде.
— Я соберу войско, господин, и разошлю лазутчиков.
— Сделай так. Быть может, они отличатся там, где потерпели неудачу мои. — Король обратил взгляд на Скафлока. Мальчик ощутил, как сжалось у него в груди сердце, но стойко выдержал королевский взор. — Мы слышали о твоем подменыше, Имрик. Тебе следовало попросить позволения.
— На это не было времени, господин, — возразил князь. — Пока я добирался сюда, ребенка успели бы окрестить. Похищать детей становится все труднее.
— И все опаснее, Имрик.
— Да, господин, но разве оно того не стоит? Ты знаешь и без моих напоминаний, что человеку доступно многое, чего не способны совершить эльфы, тролли, гоблины и им подобные. Они могут работать с любым металлом, не страшатся святой воды и святой земли, произносят имя нового бога… Даже древние боги уступают порой в могуществе людям. Эльфы нуждались в таком, как он.
— Тот, кого ты оставил взамен него, ничуть не хуже.
— Верно, господин. Однако тебе ведь известен злобный нрав полукровок. В волшбе ему нельзя было бы доверять так, как доверяю я своему названому сыну. Если бы люди не обвиняли нас в кражах и не призывали своих богов отомстить за них, эльфам не пришлось бы устраивать подмен.
До сих пор разговор велся о том, что понимал всякий из присутствовавших в тронной зале, он тек неторопливо, в присущей бессмертным манере. Но вот голос короля посуровел:
— По-твоему, ему можно верить? Новый бог очарует его, и он потерян для нас навсегда. Уже сейчас он, пожалуй, чересчур силен.
— Нет, господин! — Скафлок выступил вперед и смело взглянул в лицо королю. — Я благодарен Имрику за то, что он спас меня от скуки и тягот смертной жизни. Я эльф разве что не по крови, младенцем я сосал грудь эльфиянки, на языке эльфов я говорю и рядом с девушками эльфов сплю, — он выпятил подбородок, словно бросая вызов. — Позволь мне, господин, быть твоим гончим псом, и я докажу тебе свою верность. Но помни, что собака, которую выгоняют из дома, превращается в волка и нападает на стада своего бывшего хозяина!
Услышав такие речи, некоторые из эльфов в смятении зашептались, но король кивнул и мрачно усмехнулся.
— Мы верим тебе, — сказал он. — И прежде бывало так, что людей принимали в Альвхейме и они вырастали могучими воинами. Но нас тревожит дар асов. Они следят за тобой, и цели их наверняка разнятся с нашими.
По зале пробежал ропот, кое-кто принялся чертить в воздухе руны. Имрик решил вмешаться:
— Господин, того, что предрекли норны[17], не в силах изменить даже боги. По мне, будет трусостью отвергнуть такого человека из смутного страха перед завтрашним днем.
— Ты прав, Имрик, — произнес король, и совет взялся за обсуждение других дел.
Перед расставанием король задал прощальный пир. Великолепие королевского двора совсем вскружило Скафлоку голову. Он возвратился домой исполненный столь глубокого презрения к людям, что какое-то время всячески сторонился их.
Миновало пять или шесть лет. Эльфы оставались прежними, а вот Скафлок вырос настолько, что рабы-карлики Имрика вынуждены были перековать заново его доспехи. Он был выше князя и шире его в плечах и славился своей силой. Он боролся с медведями, выходил против диких быков и состязался в беге с оленями. В Альвхсймс никто, кроме самого Скафлока, не мог согнуть его лук или поднять над головой топор — впрочем, последний все равно был из железа.
Лицо его похудело, над верхней губой появились усы того же цвета, что и длинные волосы. С возрастом он сделался еще привлекательнее и непослушнее, частенько выкидывал что-нибудь этакое, озорничал и шалил. Проказник и непоседа, он то вызывал ветерок, чтобы тот поднял юбку у девушки, то бражничал с приятелями, то буянил ночи напролет. Ища выхода прибавлявшейся силе, он рыскал по округе в поисках опаснейшей дичи. Он охотился на чудовищ, что приходились родичами Гренделю[18], он убивал их в их логовах, получая порой раны, исцелить которые могло лишь волшебство Имрика. Оправившись же, снова принимался за свое. Или бездельничал целыми неделями, лежал, закинув руки за голову и глядя на облака в вышине. Или, приняв обличье какого-нибудь зверя и обретя неведомые человеку чувства, носился по лесам и плескался в воде, резвился выдрой, трусил вприпрыжку волком или парил орлом.
— Трех вещей не знал я никогда, — похвалился он однажды. — Страха, горечи поражения и любовной тоски.
Имрик окинул его странным взглядом.
— Ты молод еще, — проговорил он, — чтобы изведать то, на чем строится жизнь смертного.
— Я больше эльф, чем человек, отчим.
— Пока.
В один год Имрик снарядил дюжину кораблей и отправился в поход. Флотилия пересекла восточное море, эльфы высадились на скалистое побережье и предали огню и мечу поселения гоблинов. Затем они совершили набег на город троллей, что стоял в глубине суши, перебили его жителей, подожгли и удалились, захватив с собой добычу. Войны никто еще не объявлял, однако подобные вылазки с обеих сторон учащались. Отплыв на север и повернув к востоку, Имрик со Скафлоком провели ладьи через призрачный край холода, туманов и дрейфующих льдов, обогнули мыс, миновали пролив и взяли курс на юг. Они сражались с драконами и нападали на демонов, двигаясь вдоль берега на запад, пока тот не забрал снова к югу, а тогда направились на север. Тяжелее прочих далась им схватка на пустынной полосе прибрежного песка с войском изгнанных богов, тощих, изможденных, обезумевших от одиночества, но по-прежнему могучих. После битвы, в которой все же торжествовали победу эльфы, Имрик велел сжечь три корабля, ибо некому было ставить на них паруса или браться за весла.
Изредка им попадались люди, но эльфы не обращали на них внимания, будучи заняты совсем другим. Смертные же видели их только мельком. Воевали они далеко не везде, во многих королевствах их принимали с почетом и соглашались торговать, и ладьи надолго вытаскивались на берег. Три года спустя со дня отплытия Имрик возвратился домой с богатой поживой и множеством рабов. Слухи о его походе разнеслись по всему Альвхейму и по соседним землям. Эльфы прославляли Имрика и Скафлока.