Ничто не проходит так быстро, как отпуск. Как-то очень быстро, казалось бы, огромный срок – месяц! – пролетел и вот Федор в форме со всеми регалиями стоит перед начальником всей военной медицины киевского военного округа. У престарелого генерала, к сожалению, с памятью все еще было в порядке, и он легко вспомнил виновника ночной кутерьмы в казарме гетманского полка. Задал пару формальных вопросов о состоянии здоровья и, не интересуясь никакими другими обстоятельствами, отправил Федора для продолжения службы в госпиталь ударного корпуса.
Надо было спешить. Пришлось опять прибегать к помощи знакомого артельщика, срочно собирать и упаковывать вещи, но тут вмешалась Маша. Девушка она была практичная и привыкла решать в отцовском доме самые разные вопросы. В результате ненужный багаж Федора уехал на хранение в кладовую в подвале профессорского дома, все вопросы с квартирной хозяйкой она обещала решить уже после его отъезда, а высвободившиеся часы были потрачены на взаимные уверения в самых теплых чувствах и обсуждении планов на лето, когда Маша, наконец, закончит курс, они поженятся и поселятся там, где будет в этот момент служить Федор.
Затем пришел из клиники профессор, все вместе поужинали и проводили Федора на вокзал – поезд в Варшаву уходил в ночь. Проводы были грустными. Почему-то у всех было тяжело на душе, а у Федора, когда он уже махал рукой из окна тронувшегося вагона, возникло странное ощущение, что это был их последний вечер втроем. Но потом началась дорога, возник разговор с попутчиками-офицерами, живо и с оттенком зависти интересовавшимися, где молодой врач успел заработать столько наград, бутылка коньяка материализовалась на купейном столике, и тяжелое ощущение ушло куда-то на задний план.
В Варшаву прибыли утром. В городской комендатуре Федор узнал, где находится его госпиталь, отметил командировочное предписание и двинулся дальше. К вечеру, хорошо намерзнувшись по дороге в ожидании попутных машин, он прибыл в госпиталь, где о нем, откровенно говоря, и думать забыли.
Самое забавное заключалось в том, что задержись Федор в пути еще на пару дней, и ни своего госпиталя, ни корпуса в целом, он бы уже не застал в Варшаве. Соединение перебрасывалось, причем местом его новой дислокации оказался Нижний Новгород. Что делать ударным частям так глубоко в тылу не понимал никто. Брошенная кем-то идея: будем завоевывать Урал! – вызвала у всех чувство недоумения. Всем к этому моменту уже было ясно, что из Польши придется уйти, но было бы логично несколько оттянуть корпус в тыл на европейском направлении или перебросить на юг – как там дальше дела с Турцией будут складываться, но на Волге им уж точно делать было нечего. Что еще более странно, корпус получил приказ передать большую часть боевой техники соседям. Во время боев это было бы нормальным: личный состав уходит на переформирование, а техника идет на доукомплектование остающихся частей, но бои были позади, большая часть подбитой техники была уже отремонтирована и вернулась в строй, так что практического смысла в таком решении практически не было. Командование, вероятно, что-то знало, но молчало, а спрашивать в армии не принято.
Госпиталь тоже максимально разгрузили. Вообще было такое чувство, что части корпуса как будто специально ужимали, оставляя в строю около половины личного состава. Так что поехали налегке. Федора быстро подключили к предотъездным хлопотам, поэтому Варшавы он толком и не увидел. По дороге было много разговоров о том, что будет дальше. Черту под ними подвел заглянувший однажды вечером на стакан чая в купе к молодым врачам начальник госпиталя.
– Вот увидите, на автозавод едем.
– Куда? На автозавод? Зачем?
– Думаю, что за новой техникой. А что, куда и зачем потом – не спрашивайте, не знаю. А думаю так потому, что перед этой польской войной взяли нашу дивизию, фактически разоружили и отправили в город Харьков. И там началось: новые танки, другая техника – все мобильное, на автоходу, оружие новое, измененные штаты, и получился в результате ударный корпус. Но главное в нем было – танки. А в Нижнем самый крупный в стране автозавод. А на нем – отдельный конвейер по производству бронетехники.
– Но это же совсем другое дело. Их броневики и бронетранспортеры и у нас в корпусе были!
– Да, были. Но главной ударной силой у нас были танки. А теперь что будет – посмотрим. И хватит спорить, через пару дней все станет ясно.
Оценка, правда, оказалась излишне оптимистичной. Даже сокращенный на половину корпус в Нижнем размещали долго и с трудом. Недели две мучились, тем более, что надо было еще иметь в виду и предстоящее прибытие пополнения.
Госпиталь опять разделили на несколько частей и распихали по городским больницам, так что Федор очень скоро утратил контакт и с коллегами, и с несколькими офицерами, с которыми он успел сойтись по дороге. Так что делать ему было особенно нечего, и он легко соглашался на дополнительные дежурства в хирургическом отделении больницы, куда временно определили и его с коллегами.
И вот как-то в конце марта, возвращаясь уже поздним вечером после дежурства на свою съемную квартиру в старой части Нижнего он услышал в соседнем переулке звуки какой-то возни. В другой ситуации Федор может и не стал бы вмешиваться – было известно, что в городе пошаливают и не все жертвы грабежей их переживали, но среди прочих звуков он явно различил женский вскрик. Надо было решаться. Федор был в штатском, но как всегда по вечерам носил в кармане табельный пистолет. Он вытащил оружие, завернул в переулок и пытаясь, чтобы голос его звучал максимально твердо, громко крикнул:
– Немедленно прекратить! Иначе буду стрелять!
Как выяснилось, основание для вмешательства были вполне достаточные. Три невысоких, но жилистых и даже на вид очень опасных типа пытались затащить вглубь переулка высокую молодую женщину. Не очень понятно даже, почему они не могли с ней справиться: двое держали ее за руки, а третий, похоже главный из них, угрожал финкой. Пускать ее в дело он не решался, судя по всему, не в силу врожденной деликатности, а стремясь сохранить светлую шубку женщины из какого-то дорогого меха, которую троица явно намеревалась снять с нее среди прочего. Казалось бы шансов у женщины не было, но по непонятной причине ей пока удавалось не только сохранять дистанцию с вооруженным налетчиком, но и, выворачивая руки в разные стороны, не давать схватить себя более плотно тем его сообщникам, которые удерживали ее за руки. Кроме того, она постоянно отвешивала обоим весьма энергичные пинки ногами, причем судя по всему ее остроносые сапожки уже не раз достигали цели. Так что пока она держалась, но долго так продолжаться не могло.
Шпаны в родном Федору Воронеже тоже хватало, но эти были на порядок опаснее всех, с кем ему приходилось иметь дело раньше.
Появление штатского, пусть и вооруженного пистолетом, налетчиков застало врасплох, но не смутило. Главарь с финкой повернулся к Федору, развел руки в стороны и завел свое:
– Все-все. Зачем стрелять? Никто никого не трогает, расходимся миром…
"– Сейчас ударит," – понял Федор, и его палец начал давить на спусковую скобу.
Но стрелять ему не пришлось. Дама вдруг сильно толкнула одного из налетчиков, освободила правую руку, одновременно влепила главарю хороший удар носком сапожка прямо между ног, после чего сунула третьему налетчику в нос откуда-то оказавшийся в ее руке небольшой пистолет. Да так ловко сунула, что тот взвыл и улетел куда-то в сторону. Главарь тем временем не выл. Он выронил финку и медленно опускался на землю как-то странно свинчиваясь вокруг своей оси и издавая сдавленный вой очень тонким голосом. Но даме и этого показалось мало. Каждый из державших ее ранее за руки налетчиков получил еще по паре хороших ударов, на этот раз каблуками ее сапог – обувь она явно решила не жалеть. После этого она критически осмотрела сложившегося на земле в кучку главаря и добавила ему еще разок по голове рукояткой пистолета. Вой прекратился.
Затем она подобрала с земли свою сумочку и обратилась к обалдевшему Федору:
– Пистолет уберите, молодой человек. Надеюсь, у Вас на него есть разрешение? А вообще в следующий раз лучше сразу стреляйте. Первый раз можно в воздух, ну а уже потом…
Федор за словом в карман лезть не привык:
– А почему же Вы не стреляли? Или разрешения нету?
– Не успела вытащить. Сразу сумку вырвали, отбросили в сторону и на руках повисли. Секунды не хватило достать пистолет из рукава. Но все равно, весьма Вам признательна. Ваше эффектное появление заставило их отвлечься, а большего мне и не надо было.
– Да уж, умеете. Кстати, может посмотреть, что с ними. Я вообще-то врач.
– Не стоит. Насмерть я не била, но запомнят они этот день надолго. Да и вообще, это очень живучая публика. Пойдемте лучше отсюда, а то сейчас жители полицию вызовут, до утра объясняться будем.
Новая знакомая, как заметил Федор уже на освещенной улице, была лет на десять постарше его и явно видывала разные виды. После таких приключений обоим захотелось выпить чая. Да и чего покрепче перехватить было бы не лишним. К счастью, подвернулось такси, и дорога до центра города, где еще работали рестораны, не заняла много времени.
За чаем и познакомились. Дама назвалась Ольгой. Она жила с мужем и сыном в Казани, а в Нижний приехала по делам гимназии, где преподавала. О себе рассказывала мало. Посмеялась над приключениями Федора на военной службе, потом о чем-то задумалась, явно вспоминая какие-то истории из своей жизни. Федор похвастался невестой, показал фото Маши. Ольга выбор одобрила, сказала, что даже на фото виден характер, а это – главное. Федор посетовал, что военная стезя ведет его куда-то в сторону, не дает освоить профессию. Все получается как-то урывками, а хочется заняться серьезной научной работой.
– Подождите, какие Ваши годы. Будет и научная работа, и семья, и дом. А пока, похоже, ждет Вас дорога дальняя, да края пыльные. На восток, видимо, лежит Ваш путь, на войну.
– Так хватит уже. Поляков разбили, с кем воевать?
Ну, Вы не обольщайтесь. Повоевать наши властители любят. Без войны никак. Нет реального врага, так найдут такого, что и не придумаешь. Вам, похоже, японцы выпадут.
– Какие японцы? Зачем? Где они, а где мы? Я понимаю еще, нашим соседям сибирякам японцы могут хоть как-то угрожать, но мы-то где? Или Вы допускаете, что они к нам через Босфор приплывут?
– Кстати, с них станется. Я не удивлюсь, если сейчас в Николаеве на стапелях опять крейсера закладывать начнут – якобы против японцев. А там дальше пригодятся. А что касается войны, то, к сожалению, еще ни один даже самый великий государственный деятель не придумал лучшего способа контролировать общественное сознание и направлять его в нужном направлении. Есть, правда, одно важное условие. Война должна быть удачной, а уж совсем хорошо, когда она приносит какие-нибудь трофеи и приобретения. Очень мало человеческая натура изменилась за последние века.
– Извините, но это – странный образ мышления для учительницы гимназии.
– Молодой человек, не всегда я была учительницей и ни одному Вам на войне перепало.
– Да я уже понял, что оружие Вам в привычку.
– Что Вам сказать. Оружие бывает разное, и часто не пистолет опаснее всего. Ладно, спасибо Вам и за помощь, и за чай. Завтра мне уже домой возвращаться, надеюсь без приключений. Давайте я на всякий случай Вам дам наш адрес в Казани. Жизнь, она, знаете ли, штука длинная и сложная. Если какая нужда будет, или вдруг совет или помощь понадобится – обращайтесь. Кстати, и невесте своей перешлите адресочек. Мало ли, что приключиться может, пока Вы там в монгольских степях на свою голову приключения искать будете. А у нас в Казани свой дом, знакомых много, кстати и с местом я ей помочь смогу. Работу учителям, знаете, наверное, тоже не везде просто бывает найти. Да и вообще рады будем видеть хороших людей. Приезжайте.
Обменялись адресами, попрощались и отправились по домам. На этот раз Ольга вызвала к ресторану такси – похоже, прогулками по темным улицам она уже была сыта.
И действительно, уже через неделю тихая жизнь военных врачей при обычной городской больнице закончилась. В один прекрасный день их собрал начальник госпиталя, только что вернувшийся с совещания в штабе корпуса, и рассказал, что корпус, действительно будет передислоцирован в Монголию в рамках выполнения союзного договора с этой страной. Для этого он будет переформирован, число средних танков сократится почти в три раза, а бывшие танковые батальоны станут называться броневыми и получат на вооружение различные модификации броневиков на полноприводном колесном шасси повышенной проходимости. На том же шасси собирались и бронетранспортеры для батальонов мотопехоты, и машины управления для штабов, самоходные пушки для артиллерийских дивизионов, и даже передвижные медицинские пункты и транспортеры для поля боя. Такая широкая унификация в армии применялась впервые, о ней много говорили и считалось, что это – своего рода находка для условий Монголии, где не было никакой ремонтной инфраструктуры для автотранспорта, да и вообще вводимым туда войска практически все необходимое предстояло везти с собой.
Медикам тоже предстояло решать немало новых для себя вопросов. Какие болезни и эпидемии могут ждать там корпус – не знал никто. Летняя жара и зимние морозы, нехватка воды и топлива, непривычная питание – начальник госпиталя с ходу набросал целый список проблем, о которых стоило подумать заранее, и назначил ответственных за их решение, а также проверку комплектации госпиталя инструментами, лекарствами, перевязочными средствами. По доброй армейской традиции молодых врачей заданиями не обделили, и Федор опять погрузился в кошмар сборов, отчетов и погрузки материальных ценностей.
Но все же у него хватило времени описать Маше свое небольшое приключение и знакомство со странной женщиной и дать ее казанский адрес – просто так, на всякий случай. И история, и знакомство были довольно странными, но Федор уже привык к тому, что в его жизни странные вещи случаются с завидным постоянством. Да и вообще, какой-то тревожный звоночек в его подсознании прозвучал, тем более, что Маша в последних письмах все чаще сообщала об обострившихся болезнях отца и даже советовалась с Федором о предпочтительных способах лечения.
К началу апреля корпус в основном закончил переформирование, получил технику и недостающий личный состав, и его эшелоны начали постепенно отправляться в длинную дорогу на восток. Предполагалось, что к маю он должен будет сосредоточиться на территории УралСиба у монгольской границы, а в течение мая вместе с другими соединениями будет уже своим ходом перебазирован в район Урги. Непосредственно к границе с Китаем соединения армии НКР должны были выдвинуться тогда, когда окончательно станет ясно, где нанесут свой удар японцы. Надо сказать, что даже просто переброска таких крупных сил на подобное расстояние уже была делом невиданным в истории НКР, тем более, что осуществлялась она через территорию соседней страны. В этой связи, конечно, вспоминались события русско-японской войны, но очевидцев и участников тех событий в армии уже почти не было, да различия были очевидны. Сорок лет назад перебрасывали в основном пехоту и кавалерию, а сейчас большую часть эшелонов составляли платформы с техникой.
В суете накануне отъезда у Федора практически не было свободного времени, но все же он иногда проглядывал газеты и не раз вспоминал слова своей новой знакомой. Правительство через прессу откровенно нагнетало антияпонскую истерию, а журналисты и всякие политические обозреватели как будто соревновались между собой, выдумывая всякие оскорбительные эпитеты для проклятых самураев.
"– Самураи, – думал про себя Федор, – да никто у нас еще год назад и слова-то такого не помнил. – А тут: Восходящее солнце, сеппуку, Цусима, адмирал Макаров… Богатая у нашего народа, все же, история. На любой случай жизни можно что-то такое найти и развернуться."
Про монголов, их жизнь и обычаи тоже много писали. Этих сынов степей почему-то стали сразу жалеть: мол, жизнь у них трудная, полная лишений, а тут еще и дамоклов меч над ними японцы подвесили. Все это выглядело по отдельности вроде бы логично, но в больших количествах создавало ощущение абсолютного бреда. Каждый народ, в конце концов, живет своей жизнью, и мало у кого она особенно легка. А теперь НКР на глазах влезала в какую-то в высшей степени сомнительную историю с неясным концом и совершенно непонятными целями.
Коллеги Федора газеты тоже читали и, судя по их задумчивым лицам и нежеланию обсуждать прочитанное, были терзаемы теми же сомнениями. Так что работа и хлопоты были весьма уместны – хотя бы позволяли не думать о происходящем. Офицеры же, с которыми Федор тоже общался, были полны энтузиазма. После Варшавы многие получили повышения и награды и вошли во вкус, а те, кому еще не довелось повоевать, с завистью смотрели на ветеранов и связывали с этой командировкой амбициозные планы. Командование корпуса, естественно, эти настроения негласно поощряло.
У Федора все эти разговоры вызывали очень смешанные чувства. Не то, чтобы ему нравилось в армии, но мундир, звание, неплохое жалованье и всякие дополнительные радости отвращения у него, отнюдь, не вызывали. Смысл польской компании он понимал. Его, как и все общество, долго готовили к той войне, но сейчас она кончилась, а очевидной нужды в новой он не видел. Все разговоры о карьере, наградах и продвижениях ему были понятны по-человечески, но он предпочел бы добиваться успеха другим путем. Сложно как-то все это было и неоднозначно.
Наконец, настала очередь двинуться в путь и госпиталю. Получился целый эшелон медиков, так что ехали своей компанией. С интересом смотрели по сторонам.
Жители НКР довольно часто бывали в Балтийской Федерации, случалось – на Урале, а вот до Сибири добирались все же редко. Первое, что их поразило, так это просторы. Множество земли и редкие небольшие поселения. Народ живет очень просторно и от того чувствует себя свободно. Да и ценят людей здесь больше именно потому, что их везде и повсюду не хватает, порой просто катастрофически. В результате в УралСибе намного активнее внедряли и в промышленности, и в сельском хозяйстве средства механизации, перекладывая большую часть ручного труда на машины. А чтобы ими управлять, требовалось образование, профессиональные навыки, и люди продолжали учиться даже в зрелом возрасте, что в НКР случалось нечасто. Изменение профессиональной структуры населения стимулировало, в свою очередь и развитие общественной жизни. Вот и получилось в результате: казалось бы, Сибирь, глухомань, а местное самоуправление, да и политическое устройство общества не только догнали "европейскую" НКР, но и существенно ее опередили. Никаких "верховных" здесь давно и на дух не переносили. В стране произошла четкая поляризация общества вокруг нескольких основных политических партий, отражавших интересы реальных общественных групп и всерьез боровшихся за места в однопалатном парламенте. Борьба эта случалось проходила и не совсем чисто, но общая линия развития формировалась как сложение нескольких политических векторов с учетом их реального веса. В силу сложившейся традиции правительство обычно формировалось в форме широкой коалиции. Классическая парламентская республика. От излишней конфронтации в правительстве и парламенте спасали два обстоятельства: исторический опыт и богатство страны. Ресурсов, действительно, было столько, что неизбежно возникающие иногда перекосы в пользу той или иной группы, как правило, выравнивали за счет предоставления очередных концессий крупным иностранным концернам. Излишне не увлекались этим средством потому, что внутренние трудовые ресурсы были практически все заняты, и новые рудники, нефтяные и прочие месторождения осваивались, как правило, с привлечением иностранной рабочей силы. На этот счет в обществе, однако, существовал широкий консенсус: трудовая миграция только по необходимости! Рост населения пытались обеспечить за счет собственных ресурсов, и ни в одной стране на территории бывшей Российской Империи не было даже близко такой системы поощрения рождаемости, как в Сибири. Да и европейцы ничем похожим похвастаться не могли. Переселенцев из НКР тоже приветствовали и даже поощряли, но "ехать в Сибирь" добровольно решались все же немногие.
Из окна вагона, конечно, много не увидишь, но кто-то слышал одно, другой читал о чем-то еще и так далее. Да и газеты местные расхватывали на редких остановках. Картина складывалась интересная. Федор, например, все чаще задумывался о том, почему именно НКР посылает свои полки воевать в далекую Монголию, а УралСиб, которого положение у непосредственных соседей касается намного больше, ограничивается предоставлением провианта и услуг по транзиту. Такие же, вроде, русские люди, а вот устроено у них все по-иному. Надо при этом сказать, что над Верховным гетманом с его вышиванками, восторгами от гопака и "Днипро..", часто нелепыми инициативами и странноватыми суждениями, помноженными к тому же на взрывной и отчасти дурной характер, и в армии, и в стране в целом тихо, но посмеивались. Случалось, и довольно зло. Как слышал Федор, и в Балтийской Федерации далеко не все были довольны жестоким правлением тамошнего Канцлера, но вот представить себе, что здесь, в Сибири кто-то сумеет установить такую же самовластную форму правления, было практически невозможно. Неужели это только вопрос плотности населения? Казалось бы, наоборот, чем меньше людей, тем важнее для них эффективность власти, а чем больше население государства, тем больше в нем должно быть демократии, да и выбрать всегда есть из кого! Объяснения этому парадоксу Федор пока не видел.