Слишком много врагов

Глава двенадцатая

Похороны отца Маше запомнились плохо. Да и происходили они как-то скомкано. Ректор университета явно был в сложном положении: профессор был хоть и не светилом, но очень уважаемым и заслуженным врачом, его характера в университете побаивались, но как врача и педагога высоко ценили. При других обстоятельствах проводы были бы по высшему разряду. Но тот факт, что жизнь его перечеркнула очередь из пулемета правительственных войск, ставил всех в двусмысленное положение. Как и что писать в некрологе? И не попытаются ли какие-нибудь еще бунтовщики использовать большое скопление народу на кладбище для новых антиправительственных акций? После попытки переворота многие начали проявлять излишнюю бдительность, поскольку один из посылов большого киноинтервью Верховного именно и касался нехватки бдительности в обществе.

В результате ограничились отпеванием в кладбищенском храме и скромными похоронами, на которые студентам и коллегам профессора приходить аккуратно не рекомендовали. Одни рекомендацию выполнили, другие – нет. Люди ведут себя по-разному во все времена.

Во время похорон пошел дождь. Казалось бы, обычное явление в середине осени, но по небольшой толпе прошел шепот: "Небо плачет. Хорошего человека хороним".

Маша после похорон замкнулась в себе. От Федора уже давно не было писем. Диплом она получила еще в июне и теперь надо было что-то решать с устройством на работу, но сил заниматься этим не находилось. Да и вообще ни на что сил не было.

А тут еще к ней пришел управляющий и, отводя глаза в сторону, стал что-то говорить о необходимости съехать с казенной квартиры. Случившаяся в этот момент у Маши старшая сестра резко выпроводила его, но проблема была вполне реальной – квартира была передана профессору именно на время его работы в университете. Сестра звала Машу к себе, но в ее доме девушке было как-то неуютно – слишком шумно, может быть. К тому же отношения с мужем у сестры были достаточно сложными, а Маше он вообще очень не нравился с самого начала.

Целыми днями она бродила по квартире, смотрела старые фотографии, перечитывала бумаги из семейного архива, вновь и вновь бралась за письма Федора, пытаясь найти там между строчек что-то, что объяснило бы его затянувшееся молчание, и однажды обратила внимание на приписку, которую Федор сделал в конце письма, вероятно, перед самым его отправлением. Речь шла о его приключении в Нижнем и знакомстве со странной дамой, которая предлагала в случае нужды обратиться за помощью к ней и ее мужу. В Казани Маша никогда не была, а сестра давно говорила, что ей было бы неплохо проветриться. Почему-то у нее возникло странное чувство, что эти люди могут что-то знать о Федоре. Никаких разумных объяснений этому не было, он упоминал об Ольге и ее муже коротко всего в одном письме, после этого писал уже из Монголии, однако чувство это не оставляло ее. Трудно сказать, была ли это интуиция, или Маше просто надо было за что-то зацепиться, но у нее крепло убеждение, что ей надо ехать в Казань.

Так и решила ехать. Собраться было недолго. Отправила на всякий случай телеграмму. Сестра, очень довольная тем, что Маша вышла из состояния оцепенения, обещала за время ее отсутствия разобрать все вещи и сдать квартиру университету. Уже в последний день перед отъездом она надоумила Машу обратиться в Главное военно-медицинское управление и попытаться узнать что-то о Федоре.

При других обстоятельствах скорее всего никаких справок там Маше бы и не дали, но принимавший ее чиновник осведомился, не дочь ли она профессора N, и, узнав о постигшем ее несчастье, стал всерьез наводить справки у коллег, которые вели учет военных медиков в Монголии. В результате он отсутствовал почти два часа и вернулся совершенно обескураженным.

– Не знаю даже, что Вам сказать, мадемуазель. Хорошая новость состоит в том, что Вашего жениха точно нет в списках раненых или, упаси Бог, погибших медиков. С ним приключилась какая-то история при нападении на наш госпиталь на марше, но затем медслужба армейской группы сделала отметку, что он вернулся в строй. Только вот что с ним стало потом, вернулся ли он в свой госпиталь или получил иное назначение – на этот счет почему-то никаких сведений не имеется.

– И что это может значить? Где он сейчас?

– Этого я Вам сказать не могу потому, что просто не знаю. И все это очень странно, так у нас обычно не бывает.

– И что мне делать?

– Оставьте свой адрес. У него в личном деле есть только адрес родителей. А будет теперь и Ваш.

Маше ничего не оставалось, как оставить любезному чиновнику, который, конечно, не мог ей сказать, что одна из специальных отметок в учетной карточке Федора свидетельствовала о его откомандировании в распоряжение разведслужбы армейской группы, адрес старшей сестры, а той, в свою очередь, свой будущий адрес в Казани.

Так и уехала, в еще более расстроенных чувствах.