Сквозь круг стальных небес (СИ)

Инцидент 7. 12 июня 2087 года. Разрушенный квартал близ каньона

Было время, когда эти здания из стекла и бетона, располагавшиеся, наверно, в деловом центре какого-нибудь города, смотрелись красиво. Такие гордые монументы — символ достижений человеческого разума, которые вонзались в небеса, показывая им, кто хозяин мира. Тут бурлила жизнь и солнечные блики в полдень заливали гладкие стены золотым дождем, а по вечерам одевали их в царственный пурпур. Казалось, что так будет всегда, вырастут новые, еще более величественные здания и благоденствию не будет конца.

Но, увы, привычный мир пошел кувырком, реальность дала трещину, и непонятные силы забросили эти здания черт знает куда. Стекла вылетели и их осколки теперь сиротливо блестели среди буйно разросшейся травы. Стальные балки лопнули, изогнулись, их завязало узлами, и теперь они торчали из огромных брешей в стенах, увешанные гроздьями из кусков бетона. Пятна ржавчины медленно пожирали металл. И это были лишь самые незначительные повреждения! Одни здания переломились пополам, буквой «Л» уткнувшись в землю не только фундаментом, но и крышей. Другие покосились, так что не понятно было, почему они еще не рухнули. Ведь те груды камней, на которых уже зеленела трава — тоже остатки каких-то сооружений? Впрочем, несколько домов все же стояли ровно, но, испещренные сквозными дырами, походили на куски швейцарского сыра. Эти руины напоминали зубы черепа, годами валявшегося где-нибудь в овраге: обломанные, перемазанные грязью, поросшие мхом.

Не лучше выглядела и проезжая часть. Некогда идеально ровную дорогу будто некий великан пытался сложить гармошкой: асфальт сплошь изрезали глубокие трещины, огромные куски из него были выломаны и из-под них торчали покореженные куски труб. Казалось, это некие насекомоподобные существа воздели к небу лапки, сетуя на свою горькую судьбу. Однако небеса не слышали молитв, и день за днем солнце совершало по ним привычный круг и равнодушно ползли облака: так было во времена процветания, так стало и в эпоху упадка.

Хотя действительно ли тут существовал город, пусть и разрушенный ныне? Тут и там среди правильной, пусть и изуродованной катастрофой, сетки улиц вклинивалось нечто чужеродное. То островерхая скала, то пруд с болотистыми берегами, густо поросшими камышом, то кусок дремучего леса. Конечно, легко было вообразить, что это остатки парков, лишенные человеческой заботы.

Но нет, на топких берегах торчали корявые пни, облепленные тиной и вьющимися растениями, а лужи сплошь покрывал ковер цветущих лотосов. Участки леса представляли еще более колоритное зрелище. Могучие стволы, зеленые от мха и увитые лианами, стояли так плотно, что сквозь их кроны почти не пробивался дневной свет. Все это росло и развивалось десятки, если не сотни лет. А вот руины, возвышавшиеся рядом, люди покинули недавно: лишь первые, робкие стебельки пробивались через трещины на тротуарах и пытались взобраться на стены.

И было тут еще кое-что странное. Вряд ли человеку придет в голову такая прихоть: строить город на вершине столовой горы, которая высится над устланным одеялом тумана ущельем. Вдали виднелись еще скалы, и с одной из них в бездну низвергался водопад. Вид, конечно, неплох, но место для строительства было не самое подходящее. Складывалось ощущение, что злая сила, будто расшалившийся ребенок, нахватала по всему миру кусков различных ландшафтов, да свалила все это в кучу. Вот и соседствовали вместе город, тропический лес, болото с южными растениями и пруд из умеренной зоны. А среди всего этого змеилась лента железной дороги, которая, достигнув обрыва, как ни в чем ни бывало, спускалась по почти отвесной стене чтобы исчезнуть в тумане. Кстати, кто и как засунул между ее шпалами вагоны, смяв их, точно консервные банки?

Однако животным не было дела до таких загадок. Между ветвей деревьев перепархивали птицы, гудели над водой насекомые. Вот только сейчас огромная, не меньше фута в длину стрекоза схватила на лету крупную, с фалангу большого пальца, муху и, усевшись на тростник, принялась ее смачно грызть. Но расслабляться нельзя даже во время еды! Вдруг из зарослей шагнул аист, и стрекоза исчезла в его желтом клюве. Птица застыла, будто изваяние — наверно, в ожидании новой добычи. Жизнь продолжалась, и сильные пожирали слабых.

По густой траве возле берега прошла волна, зашелестели листья, и послышалось чуть слышное хлюпанье. Это произошло один раз, другой, третий, а потом раздался легкий плеск и звуки перебили приглушенные ругательства. Камыши за спиной аиста раздвинулись, и показалось узкое лицо, обрамленное жиденькой бородкой. Честно говоря, не очень верилось, что это лицо принадлежало живому человеку. Бледная кожа с множеством ссадин, пятна тины и грязи на лбу и висках, впалые щеки и исчерченные красными жилками глаза, неестественно заостренные черты. Наверно, это утопленник или призрак тех, кто жил и работал в окрестных домах?

Постой… этот парень выглядел знакомым. Неужели это… Ричард Лайонхарт? Поразительно, как изменился бывший аспирант! Даже если бы он спился и стал бродягой, все равно выглядел бы лучше, да и на помойке можно сыскать одежду поприличнее. Может, это неприкаянный призрак прежнего Дика?

Пошарив по карманам, «утопленник» вытянул нож: ржавый, со щербинами, по сути — просто грубо заточенная полоса металла, воткнутая в деревяшку. Взвесив оружие в дрожащей руке, Лайонхарт изо всех сил швырнул им в аиста. Серебряной молнией мелькнуло оно в воздухе и вонзилось птице в крыло. Громко закурлыкав, аист взмахнул крыльями: их оказалось целых десять — по пять с каждой стороны! Нож торчал в том, которое в сложенном виде лежало поверх остальных: по белым перьям заструилась кровь, но птица широкими шагами побежала по болоту, делая широкие взмахи.

— Ах ты, черт! — взревел Ричард, уже не скрываясь.

Он выскочил из зарослей, и его рука что-то удерживала у живота. Это горка из кусков бетона! Широко размахнувшись, Дик швырнул в аиста камнем, потом еще и еще, пока не потратил весь запас. Булыжники угодили птице по крыльям, по спине, но большая часть пролетела мимо. И все же аист, последний раз неуклюже взмахнув крылом, свалился в мутную воду. Но вряд ли он был сильно ранен: побарахтавшись, птица сделала попытку встать, упала, но потом все же поднялась на ноги. Она тряхнула головой, и тут Лайонхарт, рыча, будто разъяренный тигр, набросился на нее. Он повалил аиста в воду, в стороны метнулись несколько рыбин, и охотник проводил их досадливым взглядом. Но тут же, обхватив добычу руками, принялся заталкивать ее под воду.

Птица вырывалась, ее длинная шея вывернулась, и клюв едва не выбил бывшему аспиранту глаз. Но Лайонхарт вовремя поймал голову добычи и затолкал ее под широкий лист лотоса, сонно покачивавшийся на мутной воде. Тут произошло странное: хвост птицы приподнялся, и из-под него выскочило что-то длинное. Дику показалось, что это — одетая в бордовую чешую змея, но через мгновение по его груди диранули острые когти, располосовав на ленты и без того драные куртку и футболку. В воду упали, расплываясь красными пятнами, капли крови. Что-то мелькнуло среди лотосов в стороне — вроде как золотистая полоска. Завопив от ярости и боли, Ричард нашарил на илистом дне камень и принялся исступленно колотить им птицу по голове. Удар, еще один, третий — в ответ аист обмотал Лайонхарта за пояс змеиным хвостом и глубоко впился украшавшими его когтями в кожу. Аспирант с удвоенной яростью принялся молотить птицу. Та еще брыкалась, но слабела: хвост обвис, рывки крыльев стали конвульсивными. Но даже с головой, превратившейся в кровавое месиво, аист все еще загребал ногами по илу, стараясь убежать от врага.

На лице Дика расплылась кровожадная ухмылка, его глаза лихорадочно заблестели. Но… вдруг он испуганно покосился в сторону. Над ковром из лотосов в паре ярдов от Лайонхарта мелькнул острый плавник, а рядом — еще один, следом в толще воды скользнули две золотистые полоски. Неожиданно отпихнув вяло трепыхавшегося аиста, Ричард, поднимая фонтаны брызг, торопливо заплюхал к берегу. Лишь среди камышей, где вода сменилась жидкой грязью, он успокоился. Но что его испугало?

Разгадка стала ясна через несколько секунд: из воды высунулась рыбья голова размером чуть ли не с бычью, ее пасть широко раскрылась, и клацнули длинные, как кинжалы, зубы. Одна принялась яростно тормошить птицу, а вторая поплыла к берегу, но, достигнув места, где вода переходила в грязь, вынуждена были остановиться. Теперь их было хорошо видно: нечто среднее между карпом и гуппи, но с головой пираньи. Ближайший монстр, имевший длину фута в два, сердито извивался в грязи и щелкал зубами. На всякий случай аспирант отступил подальше в заросли, совершенно исчезнув среди высоких стеблей.

Вдруг послышались тяжелые шаги, а затем раздался хруст ломаемого камыша. Кто-то пробивался к берегу, и в этом звуке слышалось нечто угрожающее. Даже монотонное гудение насекомых стихло, и легкий ветерок перестал шевелить метелки на концах растений. Кто это? Еще один охотник? Но почему он пер напролом? Слух Дика уловил легкое жужжание, но не от крыльев мух и стрекоз, а похожее на гул электрического оборудования. Аспирант припал к раскисшей земле, и, весь перемазанный грязью, он стал почти не отличим от замшелого камня. Треск и тяжелые, хлюпающие шаги слышались уже совсем рядом.

И тут что-то взвизгнуло и стена камыша с легким шелестом начала оседать на землю. Срубленные стебли укрыли Лайонхарта сплошным ковром, и он заметил, что удивительно ровные срезы на их концах обуглились. В воздухе разлились запахи гари и озона. Шаги стихли, но физически ощущалось присутствие чего-то большого, горячего. Эта масса почти физически давила, и Ричард целую минуту не решался хотя бы чуть-чуть поднять глаза. Но вот он это сделал и едва сдержал вскрик.

Рядом, всего в трех ярдах, стояло человекоподобное существо. Оно походило на средневекового рыцаря в латах, но с головой, будто позаимствованной у акулы-молота. Два глаза-лампочки, мерцавших на выступах уродливой башки, принялись сканировать округу алыми лучами. Правая рука твари оканчивалась чем-то вроде лобзика, по полотну которого пробегали голубоватые разряды, а левая нервно перебирала стальными пальцами. Монстр, наверно, был тяжел: он увяз в топкой почве почти до пояса, и позади него в заросли уходила глубокая колея. Увидев его, Дик даже забыл дышать. Вскоре ему стало казаться, что рыцарь торчал рядом с ним уже целую вечность, хотя прошло не больше пяти минут.

Наконец, страшилище заковыляло дальше. В этой трясине оно двигалось удивительно быстро и за несколько секунд достигло берега пруда. Неподалеку по-прежнему барахтались хищные рыбины. Удостоив тех коротким взглядом, металлическая тварь взмахнула своим «лобзиком», и обе пираньи развалились пополам. А ведь рыцарь их даже не коснулся, только в воздухе что-то сверкнуло! Срезы оказались идеально гладкими и подрумянились. Затем чудище шагнуло в воду, вскоре очутившись рядом с наполовину обглоданным аистом. Постояв какое-то время, рыцарь протянул к птице левую руку. Между пальцев проскочила молния, и перья на теле птицы обуглились, превратившись в небольшие пеньки. После этого рыцарь, пошарив по округе лучами, побрел по воде дальше. Выбравшись на другой берег, стальной ужас вскоре исчез в зарослях.

— Кажется, пронесло, — вытирая со лба холодный пот, чуть слышно прошептал Ричард. — Наверно, этот гад явился на шум?

Однако встать он решился лишь через полчаса. Подумав немного, сунул тушки обеих рыбин в болтавшийся на спине рюкзак — по сути, грязный мешок вроде тех, в которых возят соль, обмотанный шпагатом. Лицо Дика озарила мечтательная улыбка. Потом, зайдя в воду, он принялся шарить руками по дну. Шли минуты, и с губ Лайонхарта начали слетать ругательства, но потом он выхватил из воды что-то блестящее. Нож! Тот самый, который он метнул в аиста. Кстати, что с аистом? Птица плавала среди лотосов, и похоже, «пиранья» успела ее лишь немного повредить. Ричард погладил кожу аиста, имевшую необычный золотистый цвет. Аспирант сделал надрез и вынул кусок мяса. Осмотрел его, понюхал.

— Хм, похоже на курицу из микроволновки, — заметил он, откусив немного. — Тебе везет, Дик. Этот парень был настолько любезен, что поджарил для тебя дичь! — в широкой улыбке Лайонхарта блеснули зубы, но он тут же помрачнел. — Черт, на что вообще способны эти железяки? И откуда они берутся?!

Он не спеша направился к обрыву над ущельем. Поползав среди камней — на самом деле, огромных обломков бетона с торчавшими из сколов ржавыми кусками арматуры — Ричард забрался в небольшую пещерку. Здесь была устроена лежанка из сухой травы, а рядом были свалены засаленное тряпье и сухие ветки. Нервно оглянувшись, Ричард запустил руки в эту кучу, и было заметно, что пока он там шарил, его лицо слегка напряглось. Но вот складки возле губ разгладились, и бывший аспирант извлек на свет штурмовую винтовку. Любовно, точно величайшее сокровище, погладив оружие, Дик убрал его на место, а потом уселся на самом краю обрыва — у пещеры имелось нечто вроде неровного окна почти до пола. Срезая с тушки аиста по небольшому куску, он принялся жевать мясо и рассеянно поглядывать вниз.

Подумать только, всего год назад его бы стошнило от такой пищи! А теперь ничего, хотя жестко и невкусно, уплетает за обе щеки. И в этих дебрях он научился разбираться, и привык ходить в лохмотьях, а спать — почти на голой земле. Впрочем, неженкой он и не был: дрых себе на неудобном топчане, хотя на нем поверх железной сетки лежал лишь старый матрац, тощий и вонявший плесенью. Мыться тоже не любил, но уж конечно от него не разило как теперь — будто от заправского бродяги. В лесу бы он точно сдох от голода… если раньше, отдалившись всего на несколько шагов от опушки, не сломал бы себе ногу. Что еще? Оружие видел только в кино, а теперь научился швырять нож, пусть и часто мимо, и потратил целый рожок, тренируясь в стрельбе.

Да, испытания и время меняют людей. Особенно, когда вся гадость сваливается тебе на плечи столь неожиданно. Тут или выживешь, научившись есть чего попало — хотя бы и крыс — или уже твой скелетик обглодают те же зверюшки. Лайонхарт прикрыл глаза, вспоминая.

Тем памятным днем он очнулся на поляне среди корявых сосен. Где он очутился? Вдали между деревьев просматривались какие-то руины, а за спиной дыбились скалы. Вернее, так только казалось. Когда аспирант подошел поближе, он понял, что за них он принял нагромождение искусственных объектов. Железнодорожных вагонов, легковых машин, автобусов, обломков зданий и разного хлама: кусков железа, камня, пластика. Все это было пересыпано землей, по которой уже неуверенно карабкались растения. Складывалось ощущение, будто гигантский ребенок хотел вылепить фигурку, но после ряда неудач разозлился и скатал в ком и пластилин, и все, что валялось вокруг.

И нигде поблизости — ничего похожего на безумной архитектуры здание с табличкой «Орбитрон-7». Не видно было и следов того монстра в нелепых доспехах, а также — профессора Химмелькнакера. Может, Ричарду все приснилось, и они с Куртом все еще карабкались на горную вершину?

Лайонхарт прошелся туда-сюда, ощупал все свое тело, будто не веря в его материальность. Пальцы ощутили воткнутую в слот на затылке карту памяти, а, пройдясь по груди, испачкались в чем-то липком. Кровь! Ярко-красная, она уже застывала, трескаясь по краям пятна и собравшись в студенистые комки ближе к его центру. Разум еще отказывался это принять, выдумывая тысячу объяснений: это какой-нибудь сок, грязь, но что толку? Выросший в семье мясника, аспирант не спутал бы эту жижу ни с чем другим. А раз чувствовал он себя неплохо, то значит — принадлежать кровь могла только профессору!

Спину Ричарда ободрали когти страха, ноги мигом лишились сил, и он рухнул на колени. Лайонхарта вырвало, да так сильно, будто с остатками еды он пытался выкинуть из себя отвращение, гнев, страх, отчаяние — всю бурю эмоций, разрывавших его изнутри. Дик будто хотел утопить, растворить этот безумный мир, где он теперь был предоставлен самому себе. Но время шло, солнце катилось к закату и ничего не менялось. Только на ветки деревьев, громко хлопая крыльями, стали опускаться какие-то крупные птицы. Они толкались, вытягивали свои длинные шеи, кричали, словно обсуждая, стоит ли на сон грядущий перекусить этим жалким двуногим?

Но Лайонхарту было не до них. Лишь когда с его губ упали последние капли, мучительные судороги, крутившие в узлы его внутренности, утихли. Хватаясь за липкие от смолы сучья, он встал и неуклюже, точно пьяный, заковылял прочь. Неумолимо надвигалась темнота, опутывая душу густой паутиной страха. Дик вздрагивал от каждого шороха, озирался, а когда со склона неподалеку простучали камни, воображение живо нарисовало на черной доске ночи очертания рогатого монстра. Его когти алчно потянулись к тщедушной фигурке аспиранта. Это было чересчур! И тогда Лайонхарт бросился наутек, оглашая чащобу истошным воплем. Несколько раз он налетал на стволы, порвал штаны о колючие ветки и чуть не выбил себе острым сучком глаз, но не посмел остановиться, пока с размаху не грохнулся в небольшой бочажок. Холодная вода, окатив его с головой, залила бушевавший в душе пожар паники. Силы оставили Ричарда: он так и уснул, лежа в грязи среди жестких пучков рогоза.

Сильный холод и резь в животе заставили его проснуться на рассвете. Кое-как выбравшись из ямы, Ричард залез в рюкзак: хорошо, что ремни были туго затянуты, а перевязь автомата пропущена под ними, а то бы растерял все, носясь по лесу. Пожевав вяленого мяса и кореньев, аспирант немного успокоился, в голове наконец стали сплетаться хоть какие-то нити мыслей. И что теперь делать, куда идти? Привычный и понятный мир, похоже, был разрушен или до него не добраться. Искать здание «ускорителя» наверно не имело смысла. Хоть бы профессор был рядом: он всегда бы придумал что-нибудь! Но, увы, Химмелькнакер погиб, так что пришло время со всем разбираться самому.

Лайонхарт совсем было приуныл. Он сгорбился, уронил голову на руки, но вдруг его лицо посуровело.

«Ладно, черт с вами, — твердо сказал он себе. — Хотите меня сожрать — попробуйте. Но я не дамся! Учеба кончилась, настало время жить. И я выживу не смотря ни на что!»

Вот так он и выживал, блуждая по лесам, болотам, руинам, дикой мешанине из фрагментов множества ландшафтов. Этот дикий мир, переплетаясь всеми своими элементами, разрастался прямо на глазах и неудержимо устремлялся в бесконечные небеса. Именно так — ослепительно голубые и бесконечные — ведь в них лишь изредка проплывали бледные пятнышки облаков. Тучи клубились где-то далеко внизу, на дне встречавшихся то и дело ущелий или влажным покрывалом ползли по земле. А та ворочалась, как страдающий бессонницей человек, вздувалась пузырями, а когда и проваливалась в бездну. Заснул в ложбинке — проснулся на холме. С утра по левую руку струилось зелеными волнами море деревьев, а к закату его уже разрывали горы. Вернее, не совсем горы, а целое кружево из камня, ржавого металла, обломков каких-то сооружений.

Лайонхарт давно потерял ориентацию в пространстве, а просто брел, куда глаза глядят. Находил убежище, охотился в дебрях, а если жить в этом месте становилось неуютно, ковылял дальше. И не было этому миру ожившей земли ни конца, ни края. Чтобы совсем не потерять голову от всех этих чудес, Ричард старательно считал дни, кратко записывая события в ежедневнике — одной из тех вещиц, что нашлись в контрольном зале «Орбитрона-7». Теперь Дик искренне радовался, что подобрал эту бумажную книжку, которую еще недавно счел бы жутким анахронизмом.

Так он узнал, что миновало уже полгода с тех пор, как погиб Химмелькнакер. Может быть, Лайонхарт остался единственным человеком на Земле? Да и Земля ли это? А вдруг проклятый эксперимент на орбитальном ускорителе забросил его в какое-то другое, вечно меняющееся пространство?