День отбытия наступил так скоро, что я не успела закончить и половины дел, которые наметила доделать. Даже с единственным другом попрощаться не успела. Иван, сын местного ремесленника, с самого детства крутился вокруг меня, заглядывая мне в рот. Парнем он слыл хорошим, но разума ему немного не хватало, видимо, Ваня стоял в очереди за внешностью, когда раздавали мозги.
Высокий, широкоплечий, со светлыми вьющимися волосами и огромными синими глазами. Своей открытой улыбкой он заставил не одно девичье сердце в нашей деревне, и не только, быстрее биться. Только вот развитием он остановился где-то далеко в детстве. Мать у него от повышенной заботы о таком сыне состарилась быстрее, чем могла бы, а отец ушел в другую семью. Как теперь Ваня без меня будет? Горькие мысли о друзьях и прошлом помогали не удариться в панику и действовать практически на автомате.
Умылась, надела самое красивое платье, какое у меня имелось, под него ватные штаны, сверху бессменный тулуп, который меня еще не разу не подвел, грел исправно, на голову пуховый платок, а на ноги — валенки.
Во дворе уже храпели лошади, беспокойно стуча копытом по заметенной вьюгой дороге. Они тоже волновались перед поездкой, или просто хотели размяться. Зимой лошадей редко запрягали, особенно в снегопады, какой начался несколько дней назад и прекращаться не планировал.
На санях уже сидели закутанные по самые носы мои невольные товарки. Брови у всех нахмурены, глаза опухли, покраснели. Плакали, видно, как я, ночью. Я невесело им улыбнулась и уселась с краю.
Снег похрустывал под полозьями широких саней. Погода, что удивительно, установилась тихая, пока мы выезжали на широкий тракт, ведущий к Заколдованному лесу. Ветер больше не завывал, а снег мелкой крупой легко падал с неба. Даже низкие облака местами разошлись, чтобы пропустить лучи зимнего холодного солнца.
Отец молчал с самого утра, его глаз тоже коснулась краснота, я заметила, как сильно тряслись его руки, когда он брал в руки поводья. Это заставляло холодные тиски вокруг сердца сжиматься плотнее, дыхание перехватывало, а пульс стучал в висках, как сумасшедший.
Соседки тоже напряженно молчали, Тихослава что-то нашептывала беззвучно под нос. Молится или заговоры какие плетет? Вся деревня наслышана о том, что травница хотела Славку наследницей оставить после себя. Баба Нюра, наша знахарка, сдавать в последнее время стала, болела часто. Теперь ей некого врачеванию учить.
Я стиснула зубы, проклиная глупый обычай и Черного бога одновременно. Не то, чтобы я действительно верила в богов, ведь никто воочию их не видел. Только по погоде определяли, что боги отзываются на молитвы, да по удачам и неудачам, которые простому люду сопутствовали.
Я сама почти не молилась, рассчитывала только на свои силы. Теперь же призадумалась, перед кем из них унизиться, чтобы живой выбраться. Я ведь склонялась к тому, что девушки либо замерзали в зимнем лесу насмерть, либо их съедали дикие звери. От одних мыслей о подобной участи для себя, тело сотрясала нервная дрожь, а сознание накрыла волна ужаса.
Но мысли мыслями, а сани все дальше увозили нас от родной деревни. Чем ближе мы подбирались к лесу, тем градус волнения повышался, и только меня начало клонить в сон. Мерная тряска укачала, а родной запах невольно расслабил, поэтому я то и дело клевала носом и зевала в варежку.
Лес предстал пред нами ледяной громадой, нависающей со всех сторон облепленными снегом ветвями. Снег искрился, переливался и заставлял сердце восторженно замирать, как в детстве. Будто я не на смерть иду, а еду в волшебную сказку на экскурсию.
В Заколдованном лесу я не была ни разу. Да и мало кто из деревенских сюда совался. За грибами-ягодами, да на охоту на мелкого зверя, ходили в тот, что стеной стоял с южной стороны деревни, через него шла широкая дорога до столицы, где заседал царь-батюшка, да дворяне-бояре. А в Заколдованный лес из наших ходили только перевозчики. Но они брали крупную сумму за риск. Вот и отцу, наверное, хорошо заплатили. Будет Марфе новая шубка. Я невесело улыбнулась, вспомнив сестру. Как они там с мачехой? Радуются, что я мешаться им под ногами не буду, или сокрушаются, что некому теперь большую часть хозяйских дел на себя взвалить?
Хруст веток отвлек меня от размышлений. Я вздрогнула от неожиданности, когда над головой, почти касаясь платка крыльями, спикировал огромный ворон. Смоляной, почти метр в длину. Он приземлился на поваленное дерево, переступил с лапы на лапу и громко каркнул. Мои соседки вскрикнули и закрыли лица руками. Такие трусихи?
А я отчего-то залюбовалась. Перья ворона топорщились от поднявшегося ветра, блестели на солнце. Мощный клюв мог, наверное, пробить и камень. Невольно улыбнулась, но, встретившись со взглядом темных глаз, опустила голову вниз, на свои варежки. Сердце отчего-то забилось сильно-сильно, а к щекам прилил жар, будто я совершила что-то постыдное, недозволенное.
Сани увозили нас все глубже в лес, а ворон так и остался сидеть на дереве, провожая нас взглядом. Я не выдержала, посмотрела из-под опущенных ресниц.
Становилось темнее и холоднее, хоть на дворе и стояло раннее утро. Кроме ворона в лесу зверья не обнаружилось, природа здесь будто застыла, уснула под снегом, даже следов лап или валенок в глубоких сугробах не угадывалось. Я поежилась, ассоциации сложились не самые радужные: холодное и мертвое кладбище для нас. Хоть и красота вокруг.
Сколько мы еще проехали, я не определила, но конечности от почти неподвижного сидения стали мерзнуть, а зубы стучать. Я старалась не подавать вида, что ощущала дискомфорт, а соседки возмущенно перешептывались. Они недовольно морщили носики и бросали злые взгляды на сгорбленную спину отца.
— А давайте убежим? — вдруг еле слышно прошептала Веселинка, — Старик едет медленно, мы успеем спрыгнуть, да схорониться за сугробом. А там до соседней деревни к ночи доберемся.
Яра приободрилась, явно поддерживая бунтарку, а Тихослава нахмурилась.
— И навлечем беду на все деревни, — проронила я.
Веселина смерила меня презрительным взглядом и вздернула носик, а Яра засомневалась.
— Или вы считаете, что староста Вяземок не выдаст нас царю-батюшке? — продолжила я ядовито, — тогда нас ждет казнь, а так есть призрачный шанс на спасение. Вдруг, Черный бог пожалеет несчастных, да отпустит с миром?
— За двадцать лет он кого-нибудь отпускал? — в тон мне ответила Тихослава.
— Не известно, — пожала я плечами, внутренне соглашаясь с тем, что аргумент так себе.
Пока мы препирались, сани замедлили свой ход и вскоре остановились.
— Приехали, — раздался надтреснутый голос отца, он тяжело спрыгнул с саней и протянул руку нам, чтобы помочь спуститься.
Мы оказались на маленькой поляне, окруженной буреломом и скрюченными ветками кустарников, они напоминали клетку. Как раз для даров злому богу. Ствол одного из деревьев показался мне светлее остальных, как раз в районе наших поясниц.
Невольно сглотнула вязкую слюну, а в душе поселилось трусливое желание сбежать. Я отчаянно не желала оказаться прикованной к дереву. Девушки тоже переминались с ноги на ногу, прятали руки и кусали губы. Отец горько вздохнул и в молчании отвел нас к дереву.
— Я не буду вас привязывать, — сообщил он понуро, когда мы подошли вплотную к стволу, — но и отпустить не могу.
Веселинка, открывшая было радостно рот, посмотрела на отца исподлобья, я заметила, что она сжала руки в кулаки. Но, каким бы слабым не выглядел мой отец, я не обманывалась его внешним видом. Он, все же, работал всю жизнь руками — валил и обрабатывал деревья, создавал мебель исключительной красоты. Что ему три малолетние девчонки сделать могут?
Я грустно улыбнулась и нежно обняла отца за шею. Тот замер от удивления, но, спустя секунду, прижал так сильно к себе, что кости захрустели. Но, к сожалению, выпустил слишком быстро, отошел к саням, в глазах его сверкнули слезы. Молчаливо залез в сани и, развернув лошадь, отправился в обратную дорогу. А мы остались, окруженные стеной из льда и снега, без возможности согреться.
Сердце болезненно сжалось, а по щекам покатились слезы. Только они на половине пути оборачивались льдинками, так холодно вокруг стало.
— Давайте выбираться, — предложила Веселинка, когда сани отца скрылись за дальним поворотом.
Яра быстро на это закивала, приплясывая от холода, Тихослава поджала губы, но в ее глазах виделось согласие. Я же медлила, не хотелось проблем родной деревне. Если не останется никого, то бог может и осерчать, наслать на деревню погибель.
— Идите, — самоотверженно сообщила я, отходя ближе к ритуальному дереву, — я вас прикрою.
— Ты совсем шальная? — округлила глаза Яра, смотря на меня, как на сумасшедшую.
— Кто-то должен остаться, — вздохнула я горько, — иначе беде быть.
— Почему ты? — спросила вдруг Слава, пока Яра и Веселинка радовались про себя.
— Потому что жизни мне дома не будет, если я вернусь, а у вас есть шанс, — голос срывался от страха и тоски, но я говорила уверенно, с кривой ухмылкой на губах, — если, конечно, приглянусь я в виде дара, — добавила совсем тихо.
— Дуреха, — хохотнула Веселина, смерив меня оценивающим взглядом, — конечно, приглянешься, тебя все наши парни из виду не упускают, когда ты из дому выходишь.
Я недоуменно заморгала, как может от моей внешности зависеть: приглянусь я Черному богу или нет? Ведь он меня сожрет, его вкусовые качества интересовать должны, а не оболочка.
— Как скажешь, — пожала я плечами и махнула им рукой, — идите, а то не успеете спрятаться.
Тишина проникала скользкими червями под кожу, заставляя вздрагивать от незначительных шорохов. Девочки ушли, осторожно озираясь по сторонам, а я тут же ощутила всепоглощающее одиночество и липкий страх. Переживания захватили меня полностью, заставляя мысли путаться, а душу сжиматься где-то в желудке.
Но я стиснула зубы и обняла себя за плечи. Я сама приняла решение остаться, нечего сейчас идти на попятную. Вскоре я уже измерила всю поляну в шагах, посчитала, сколько деревьев ее окружает, проверила, что лишь одной дорогой с нее можно уйти. Холод стал пробираться под одежду, руки и ноги уже давно озябли, но тулуп держал тепло. Жаль, что его надолго не хватит. Права я оказалась в своих рассуждениях. Девушки тут просто замерзают, насмерть. Никто не приходит забирать дары.
Я вернулась к дереву и уселась на пень, оказавшийся рядом. В отличие от ледяного снега, он меньше морозил тело. Прикрыла глаза и постаралась расслабиться. Из-за дрожи это удавалось плохо, но я продолжала пытаться.
За своими попытками согреться я не заметила, как свет вокруг померк, а небо вновь заволокли тяжелые серые тучи. Порыв ледяного ветра заставил съежиться и открыть глаза. Все воспринималось, как в замедленной съемке. Будто замерзло не только тело, но и мозги атрофировались от холода.
Слезящиеся глаза обнаружили у въезда на поляну чью-то фигуру. Сердце запоздало замерло от страха, но от холода я даже пошевелить пальцем не смогла.
Фигура приблизилась, неся с собой морозную стужу. Я подняла на нее свои глаза. Передо мной стоял незнакомый мужчина, одетый в темные одежды. Начавшийся снегопад скрывал черты его лица, они ускользали от меня, только взгляд светлых, почти прозрачных глаз проникал до самых потаенных глубин моей души. Вопреки всему сделалось жарко, а низ живота скрутила странная судорога.
— И это они отправили мне для развлечения? — донеслись до меня его слова, голос оказался грубым, холодным, выворачивал внутренности, — да ты кожа, да кости. Товарки твои и то сочнее были.
Вместе со странными чувствами, бередящими душу, меня вновь накрыл страх. Кажется, Черный бог явился за своей жертвой.