Дик оттолкнулся рукой от пола и вскочил на ноги. Он находился в трактирной комнатушке под самой крышей. Над ним темнели старые стропила, а дальше были видны жерди и солома, покрывавшая крышу. Он понял, что это всего лишь сон, когда увидел кровать, а на ней – крепко спящую Серпиану.
От напряжения у него дрожало все тело, дыхание с хрипом вырывалось из груди. Молодой рыцарь прижал ладонь ко лбу и переступил с ноги на ногу. От его резкого движения девушка проснулась. Она приподнялась на локте, глядя сонно и немного сердито. Она спала в одной камизе,[13] тонкой, сшитой словно бы из настоящего шелка.
– Что с тобой? – спросила она испуганно.
Он молча смотрел на девушку дурными от удивления глазами.
– Что-то случилось? – Серпиана спустила с кровати голые ноги.
– Ничего. – Он очнулся. – Прости, что испугал.
– Что происходит?
– Я видел… Я видел короля, и его путешествие по Империи, и то, как его взяли в плен.
– С ним случилось что-то непоправимое?
– Нет. Но я видел. Это был не сон, сны такими не бывают.
– Они бывают очень разными, – решительно сказала девушка.
– Но это был не сон. Я видел все четко, подробно. Я видел несколько дней его путешествия, от Горицы до Вены, видел все, что…
– Я понимаю, – перебила она. – Но это просто видение, вот и все.
Рыцарь-маг, потирая висок, неотрывно смотрел на свою бывшую невесту.
– Видение, понимаешь? – повторила она, подтягивая одеяло к груди и прикрывая то, что по меркам чопорного Средневековья вполне могло считаться наготой. – Обычное дело. Их можно вызывать и силой воли, если владеешь необходимым умением и концентрацией, понимаешь?
– Понимаю.
Он медленно опустился на свою солому и теперь смотрел на нее снизу верх. В бледном свете, просачивающемся сквозь рейки ставней, она была волшебно-прекрасной, нежной и трепетной, как утренний туман. Казалось, дунь – и не останется даже следа. И оттого, как она далека от него сейчас, хоть лежит под одеялом на расстоянии вытянутой руки, было больно.
– Прости меня.
– За что? – Серпиана приподняла бровь. Девушка была спокойна, но почему же ему все казалось, что она вот-вот обернется огромным черным удавом?
– За то, как я вернул тебя к жизни. Прости меня.
– Как я могу на тебя сердиться? Ведь ты фактически дал мне вторую жизнь.
– Но вопрос в том, как именно это произошло. То, что я сделал, просто издевательство.
– Ты не знал, – ответила она. В изгибе ее темных губ витала ирония, легкая насмешка, но не над ним – над собой.
– Прости меня. – Он протянул к ней ладонь.
Она вздохнула и пожала его пальцы.
– Все в порядке. К этому надо просто привыкнуть.
– К чему? Ведь все уже исправлено.
– Да, конечно. – Она отвернулась и улеглась на тюфяке. – Позволь, я все-таки досплю.
Он замолчал.
А наутро они двинулись дальше – мимо Реккьо и горы Монтальто, мимо Мелиды и аббатства Святой Троицы. Трагерну пришлось купить лошадь. Средств у Дика хватило бы и на французского жеребца, которого в Мелиде предлагали за огромные деньги – двадцать три ливра, – но друид предпочел спокойного италийского меринка с лохматой гривой и пушистым хвостом, послушного и ласкового. Герефорд не торговался, поэтому в придачу торговец дал ему седло и сбрую.
Дороги в Калабрии были на удивление хороши – почти нет выбоин, мало пыли, землл, выжженная солнцем до звонкости терракоты, красивые кусты, растущие по обочинам. Дальше тянулись оливковые рощи, пашни и пастбища, иногда деревеньки, прячущие от чужих глаз соломенные крыши в зарослях фруктовых деревьев. Все это они уже видели на пути в Мессину, но тогда Дик не имел возможности всматриваться – он был очень занят. При таком беспокойном короле, как Ричард, до созерцания окрестностей дело не доходило. Теперь он с удовольствием вертел головой, то и дело тянулся за веточкой оливы или цветком шиповника – просто так, от полноты чувств.
Трагерн тоже с удовольствием полюбовался бы на освещенную ярким солнцем Калабрию, но торговец, который продал им коня, похоже, решил сэкономить на седле и всучил им негодное. Теперь на нем постоянно ослабевал ремешок. Сам друид даже не пытался его поправить, объясняя, что во всей этой сбруе понимает меньше, чем в телегах.
– На чем же ездят эти ваши друиды? – спросил Дик, соскакивая на землю и пытаясь затянуть подпругу.
С тихим щелчком ремень лопнул, конец его шлепнул мерина по боку. Тот взбрыкнул и обиженно покосился на человека.
– Спокойно, одр! Ну вот, приехали. Снимай.
Трагерн помог другу снять с конька седло.
– И что теперь?
– Чинить, конечно. – Дик огляделся. – Должен же здесь быть какой-нибудь трактир… Нам надо остановиться и заняться торным ремеслом. Заодно и поедим.
– Вон там. – Серпиана, зрение у которой было острым, как у ястреба, махнула рукой вдоль дороги.
– Очень хорошо, – обрадовался Дик. – Идем.
Конька пришлось вести в поводу. Друид заявил было, что отлично умеет ездить и без седла, но не учел, что его новый меринок не привык к такому обращению. Когда хозяин попытался закинуть ногу ему на круп, животное взбрыкнуло и отскочило в сторону. Трагерн не удержался на ногах и шлепнулся в пыль. Повторять попытку он не стал и согласился идти пешком.
Путники добрались до постоялого двора. Это был небольшой глинобитный домик, крытый свежей соломой, еще не успевшей потемнеть от времени. Прячась в зарослях ежевики и винограда, он выглядел таким уютным, что пройти мимо него казалось невозможным. Хотелось подобраться поближе к накаленной солнцем серой стенке построечки, свернуться клубком и уснуть, если уж не хватает медяков заплатить за ужин и постой. У входа в трактир молодая женщина в зеленом платье развешивала мокрое белье. Она обернулась, тряхнув длинными черными косами из-под белого платка, и замахала рукой.
– Подходите, господа, – крикнула она на французском. – Здесь и ужин, и отдых, и если что не в порядке, мой хозяин поможет исправить.
И тут увидела Дика. Ее глаза расширились от изумления, и, уронив в пыль мокрую свежепостиранную камизу, она кинулась к нему. С визгом повисла на шее.
Ошеломленный, молодой рыцарь машинально приобнял ее за талию, потом заметил взгляд Серпианы и убрал руку. Чернокосая девушка в сбившемся на затылок платке подняла залитое слезами лицо, и он увидел в ее глазах настоящий восторг. Казалось, она любуется им, но не как возлюбленная, а как, может быть, мать, дождавшаяся сына из далеких стран, или пленница, увидевшая избавителя.
В следующий миг Герефорд подумал, что она ошиблась. Но выражение счастья было таким неподдельным, что у него просто не поднялась рука оттолкнуть ее. Молодой рыцарь осторожно обнял ее за талию и поставил на дорогу. Она не сопротивлялась.
Из дверей выглянул высокий молодой парень с куском полотна через плечо и широким поясом – должно быть, хозяин трактира и, наверное, муж порывистой итальянки (судя по ее платку, она и в самом деле замужем). Вспомнив о горячем нраве местных жителей, Дик отступил на шаг, потому что вовсе не желал спорить с каким-нибудь трактирщиком из-за женщины, которая к тому же совсем ему не нужна. Но парень и не подумал хватать колун и кидаться в драку. Он прислонился к притолоке и стал смотреть.
– Salve! Salve, francese! Salve, milite![14] – радостно кричала она, и Дик начал смутно о чем-то догадываться. Кажется, она и в самом деле знает его. И кажется, он ее тоже. Просто не помнит.
– Я не француз, – сказал он.
– Ну да, конечно, ты же воин короля Риккардо! – обрадовалась девица, ловко управляясь со словами французского языка. – Ты англичанин. Но английского я не знаю.
– Оно и понятно.
Дик все ломал голову, где же он ее видел. Лицо не казалось ему знакомым, а вот голос… повадки… и волосы…
А она, словно почувствовав его мучения, отступила на шаг и с улыбкой назвалась:
– Джиованна. Джиованна. Ты помнишь? Мы ехали из аббатства Святой Троицы. Ты вез меня в мою деревню почти с самого ложа короля Риккардо. – И прыснула. Казалось, то, что прежде вызывало у нее дрожь колен, бессильные слезы и желание броситься в омут, теперь стало лишь поводом для шуток.
А он вспомнил. Конечно, это же та самая девушка, которую приказал поймать и привести к себе его отец и король. Та самая, которую он пожалел, насыпал полную горсть золота и довез до дома, потому что сомневался, что она пешком доберется до родительского крова живой и невредимой. Он уже почти забыл это происшествие. А она, оказывается, помнит.
– Добро пожаловать, – твердила Джиованна. – Входите и будьте гостями. Ты должен посмотреть мое хозяйство, воин. Если бы не ты, у меня не было бы ни мужа, ни трактира. Входите, входите, не по жалеете. У нас лучшие колбасы в Калабрии. – И убежала в трактир. Видимо, готовить угощение.
– Где-то я это уже слышал, – пробормотал Трагерн, подтягивая своего меринка к коновязи. Он растерянно оглянулся на друга – такое радушное и настойчивое приглашение его даже испугало.
Дик заметил его взгляд и мотнул головой:
– Ну заводи коня. Мы же все равно собирались где-нибудь остановиться на отдых.
Полный сомнений и самых мрачных предположений, друид повел всех трех коней на конюшню. Арабский жеребец, принадлежащий Серпиане, немного нервничал. Он оглядывался и поджимал задние ноги. Но хозяйка впервые не обращала на него никакого внимания. Она холодно смотрела на Дика.
– Я вижу, ты ее знаешь.
– Знаком, – согласился он, медля у коновязи.
– Ты не хочешь говорить об этом? Мне не вставать между вами?
Молодой рыцарь с удивлением смотрел на свою возлюбленную. Ее губы дрожали, а во взгляде была такая ярость, какой он прежде никогда не видел, тем более у нее, мягкой и всегда сдержанной. Но пламя ее ярости соседствовало с таким холодом, что даже притронуться к ней было страшно.
– О чем ты говоришь? Джиованна, в конце концов, замужем.
– Это единственное, что тебя останавливает?
Он посмотрел на нее:
– Я думал, мои слова для тебя все-таки что-то значат. Я говорил, что люблю тебя. Впрочем, могу и повторить. Причин сомневаться во мне, кажется, у тебя нет никаких.
– Никаких причин? Эта замужняя женщина вешается тебе на шею!
– Итальянки очень импульсивны. У меня с ней ничего не было.
– Тогда почему?!
– Помнишь, как мы ехали с королем по Калабрии в Мессину? Близ Мелиды он приказал своим людям прихватить трех девиц. Джиованна была в их числе.
Ярость из взгляда Серпианы постепенно ушла, как огонек свечи, на который дули-дули и наконец задули. Губы ее все еще дрожали, но Дику показалось, что это происходит уже по другой причине, нежели раньше.
– Так вот что она имела в виду, говоря о ложе короля Ричарда? Странное у нее отношение к случившемуся. Со смехом…
– Тогда у нее было другое отношение.
– Так это ты способствовал возвращению ее веры в лучшее? – язвительно произнесла девушка. Казалось, она провоцирует его на грандиозную ссору.
Ему это надоело.
– Прекрати, – сказал он.
Она осеклась. Неизвестно, что было в его голосе такого, но она немедленно подчинилась, и не со злостью или раздражением. И то и другое ушло в один миг, словно по мановению руки мага. Осталось только смущение. В этот момент он видел ее насквозь: его возлюбленная мучилась сомнением – порвать с ним или нет, – и скандал мог облегчить ей выбор. Она жаждала хоть какого-нибудь выхода, неустойчивость ситуации была для нее тягостна.
Дик взял ее ладонь в свою и мягко поцеловал. В его поцелуе была только нежность, только восхищение и признание того, что она – первая и единственная, выше всех первых и единственных на свете. Серпиана зарделась.
– В ту ночь я вывел Джиованну из аббатства Святой Троицы и повез в деревню. У нас был очень короткий разговор. Я говорил ей, что случившееся – не повод ставить на себе крест, что удача еще повернется к ней лицом. Еще я дал ей денег. Золото. Не помню, сколько. Это все.
Девушка кивнула в знак того, что верит, и он заметил, что ее глаза стали еще больше от напитавшей их соленой влаги.
Из низенькой дверки трактира вынырнула Джиованна с огромным блюдом на ладони правой руки и со свернутым грубым покрывалом в левой. Она радушно улыбалась.
– Решили на солнышке остаться? И правильно. – Итальянка махнула тяжелым покрывалом. – Вон там, под виноградными лозами, будет очень даже уютно.
На утоптанную траву ложилась резная тень от листьев винограда, по крепко вкопанным шестам тянущегося к небу. Джиованна расстелила покрывало прямо на земле, ловко управляясь левой рукой, и аккуратно поставила поднос. Оплетенная соломкой фляга кьянти, стопка горячих лепешек, колбаски, жареные перцы и кружочки моркови, соленый овечий сыр, большой кусок пирога с эндивием, спелыми оливками и изюмом… Это был замечательный ужин. Улыбающаяся итальянка с поклоном подала Серпиане тонкостенный глиняный бокал, и та, растерявшись, взяла его.
– Попробуйте, – предложила итальянка. – Лучшее кьянти из того, что могут предложить в деревенских трактирах. Густое и сладкое. Попробуйте, синьора.
– Ана! – Из-за угла трактира вывернул Трагерн и замахал рукой. – Иди успокой своего жеребца!