Сказки Бернамского леса

3. Ниткой алой заштопай закат

I. Три ведьмы

У западной окраины Бернамского леса раскинулось вересковое поле. Майский ветер, очнувшись от зимних холодов, кружился веселым баловнем, ласкал незримыми пальцами верхушки кустов. Белыми волнами перекатывались цветы. Набегали на огромный жертвенный камень и в страхе отступали. За камнем горел беспокойный костер. Плевался оранжевыми искрами, ворчал, пожирая сухую древесину. По плоскому боку алтаря плясали тени, показывая одним им понятное представление. Вдалеке рвала небо на части, первая в этом году, гроза. Пока сухая.

Рядом с костром сидела Мэгги Маграт – сильнейшая из спакон Альбы, и подкидывала, ненасытному огню, сосновые шишки. Те плавились, исходили смолой, отгоняя своим горьким ароматом, всякого у кого хватило бы смелости и недостало ума явиться на ведьмино сборище. Мэгги ждала своих подруг по ремеслу, хотя «ждала» это не самое верное определение. Она точно знала, что Элеонора Бревис шагает сюда, бодро перепрыгивая через канавы, а вот Энн Пуст только что от души хлопнула дверью оранжевого «Жука» и недовольно уставилась на перепачканные грязью носки туфель. Сейчас она закинет их в багажник и пошлепает к месту встречи босиком.

— К чему такая спешка, сестра? Трех недель не прошло, как в Холмах на празднике Лавады виделись. — Нора присела. Достала пригоршню трав и бросила в костер. Огонь причудливо изогнулся, лизнул ее руки и вновь принялся обгладывать сучковатые коряги. Ни тебе искр, ни приветливого ворчанья. Все, как всегда. Ведьма вздохнула. Двадцать лет в круге трех, а огонь все не жалует.

Всеведающая устало потерла лицо.

— Младшая не справилась.

— Не смогла? — Ладони у Норы вмиг вспотели, а губы напротив высохли.

— Или не захотела, — пробурчала Мэгг, и уже громче добавила: — Ветер в спину, сестра!

— Какого драного фомора, ты насильно призвала меня в круг?! — Энн взбешенной фурией вылетела из темноты. Появилась на освещенной охристыми бликами поляне, и тени, что кидал огонь на землю, бросились врассыпную. Огонь взметнулся ввысь, приветствуя свою любимицу. — У меня налоговый отчет на носу!

Энн почувствовала, как трещат запоры. Вскинула руку к пламени, высвобождая накопившуюся за день тьму. Огонь сжигал ее без остатка, превращал в свет и тепло. Переваривал черный людской гнев, неосторожно брошенные проклятья, завистливые взгляды и липкое уныние. Нора с ужасом осознала, что этой тьмы хватило, что бы заразить чумой небольшую деревушку или сотворить град и побить пшеницу во всей округе или…

— Твоя сила растет, — выдала очевидное Мэгг.

Энн устало опустилась на свое место.

— Да.

— Это значит, что магия туатов пытается вырваться. Ты не нашла способ совладать с ней. Твое тело не выдерживает, — спакона даже не попыталась сделать интонацию вопросительной.

— Знаю.

— Тьма тебя раздери, Энн! — Взметнулась Элеонора, — Ты понимаешь, что угробишь себя и тех несчастных, что будут рядом?!

— Нора, следи за тем, что ты говоришь! – строго одернула ведьму Мэгг. — Ты, конечно, зельевар, а не сейдкона, но даже у слабейших из нас слова имеют силу! Энн, твой отец четко дал понять, что тебе нужно пройти обряд, вспомнить свое истинное имя и переродиться туатой. Без этого человеческое тело не выдержит. Тех крох сидской крови, что есть в нем, не хватит. Твой отец может помочь. Он помнит одно из имен и назовет его в день Лита. Желаешь ты этого или нет.

— Мой отец, — Энн выплюнула слова, словно они горчили, — сын Дагды, царский врачеватель, спаситель Ирина — лжец, завистник и убийца. Конечно, он знает мои имена и выберет наиболее удобное из них, чтобы притянуть навсегда к Холмам, запереть в бессмертном Сиде, окружить своей безумной любовью. Но я лучше удавлюсь, чем позволю ему обрести надомной власть. Я сама разгадаю свои имена, получу свободу и не произнесу более ни одно из них.

— Сама ты еще сто лет будешь искать ответы. Не хочешь спрашивать у отца — попроси помощи у Лавады. Он хитер и найдет способ вызнать хотя бы одно имя. Только не сиди сложа руки! – не сдавалась спакона.

— Я запретила племяннику лезть с этим вопросом к отцу. Не хочу, что б из-за меня он ему был обязан! — рявкнула Энн, теряя последние крохи самообладания. — Я ищу! В книгах, песнях, легендах. По частным библиотекам, музеям, коллекциям. Но ничего. Мое имя даже в сказках не сохранилось.

— Может, ее связать и отнести подменыша обратно в Сид, пусть сами разбираются! — выпалила в сердцах Нора.

Энн подпрыгнула как ужаленная, потянулась к огню, призывая светящуюся плеть.

— Попробуй Элеонора, — предостерегающе прошипела она.

Зельевар отпрянула. Поняла, что переступила черту и ей не совладать с разъяренной сейдконой.

— Успокойся Энн, если не хочешь потерять сейд чистильщицы. Он пока единственное, что не позволяет магии туатов разорвать твое тело. Не желаешь принимать помощь с Холмов, так воспользуйся моим даром. Давай я укажу тебе вирд. Отсечем все лишние тропы. Останется одна. Ты же не побоишься задать правильный вопрос?

У Энн от услышанного подкосились ноги. Нет ничего хуже, чем собственной волей лишить себя права выбора. Вручить свою жизнь богам.

— Ты за этим позвала меня да?

— Я обещала твоей бабушке присмотреть за тобой. Пришло время сдержать слово. Ну, что согласна?

Энн сжала пальцы в кулак, борясь со страхом. Всю свою человеческую жизнь она сражалась за право самостоятельно принимать решения. И вот сейчас у нее есть выбор: Холмы или магия спа. Кому вверить свою судьбу? Лаваде – светлейшему из туатов, запершему ее душу на тысячелетие и обманувшем несчастную человеческую ведьму, или трем пряхам – любительницам сложных полотен и необычных узоров? Что попросит племянник? Какую виру затребуют норны, есть ли у нее право отказать хоть кому-то? Что ж свобода выбора порой приводит на ту тропу, с которой без потерь не уйти. Только вот Энн устала от компромиссов. Если и продавать свою жизнь, то как можно дороже.

— Ладно, Мегги. Я согласна заплатить любую цену этому миру. Отсеки все лишнее, но покажи мне путь к свободе, скажи, как обрести себя и не оказаться во власти Холмов?

Спакона до хруста сжала зубы, пытаясь удержать тлеющие нити вирда. И едва не взвыла от боли, когда сквозь нее стали проноситься уничтоженные вероятности.

«Глупая Энн, она что не знает, что единственный путь к свободе – это смерть?! Зачем было задавать такой вопрос? Зачем обещать любую плату?! Боги всемогущие, помогите! Должен быть хотя бы один узел вероятности. Что угодно. Древнее проклятье, случайно обрушенное обещанье, чужой вирд, прореха в реальности, ну же!»

Но нити гнили, таяли, рвались. Добротные крепкие варианты развеивались в прах от силы разрушающего вопроса. И вот вместо огромного полотна в руках Маграт осталась лишь тонкая шелковинка ярко алого цвета. Спакона удивленно уставилась на нее, размышляя для какой работы она пригодиться. Но нить сама налилась блеском, обернулась алой змейкой и взвилась ввысь, навстречу закату. Догоняй теперь.

Долго блуждала всеведающая туманными тропами, долго искала оставшийся вирд. Видели ведьмы как скрылись под белой пеленой глаза ее, как менялось лицо от перекошенного болью до удивленного и опечаленного. Видели и молчали, боясь потревожить этот мир. Но вот глаза спаконы обрели прежний цвет, но ведьма не торопилась начинать разговор.

Сила спа не только в том, чтобы суметь отсечь все лишнее и разглядеть будущее. Нужно еще знать, что, кому и в какое время рассказать, дабы правильная тропа легла под ноги. Вот и сейчас выложи Маграт все как есть, и тонкая нить судьбы лопнет.

— Слушай меня внимательно Энн. Сейчас ты пойдешь домой и забудешь о нашей встрече. А послезавтра тебе позвонят и предложат заказ, от которого ты всеми фибрами души пожелаешь отказаться. Вся твоя суть, все твое чутье будет кричать не брать его, но ты согласишься, потому что будешь знать - там ответ. Это единственный поворот на нужную тебе тропу. В том доме ты выполнишь свое предназначение. Там твой вирд и твоя плата. Прости, больше я ничего увидеть не смогла. Все же туаты не люди, а силы и стихии. Ты хоть и заперта в человеческом теле, но для взгляда моего зыбка.

— Ничего. — Энн ободряюще улыбнулась. – Спасибо за шанс.

— Не благодари меня. Иди.

Когда спакона почувствовала, что Энн Пуст завела свой урчащий автомобиль и скрылась в сизой мгле, она повернулась к Элеоноре и сокрушенно покачала головой.

— Она не справиться, Нора, ищи замену. Мне жаль, но в ее вероятностях не было нужной тропы.

На последних словах спаконы небо все же разорвалось на части. Обрушилось ледяными слезами. Рыжий костер зашипел, извиваясь и растекся по земле черными потоками.

II. Дракон туманного заката

На берегу Северного моря впился в скалу небольшой приземистый замок. Ощерился острыми пиками крыш. Прикрылся бурым плющом, отгородился от мира и людей его населявших. Такой же угрюмый, одинокий и основательный как его хозяин. Дантаркасл смотрел на мир одним ярким окном, свет, которого пробивался сквозь туманный мрак, силился найти, привлечь хоть одну живую душу, но терялся, превращаясь в бледное размытое пятно.

Этой ночью замок был полон тревожной музыки. Она металась по пустым залам, ударялась об арки и падала, разбиваясь на осколки. В единственной светлой комнате за роялем сидел мужчина средних лет.

Пальцы скользят по клавишам, глаза прикрыты, лицо расслаблено. Ноты не нужны, когда знаешь мелодию больше двухсот лет и был лично знаком с тем, кто ее написал и с той, кому она была посвящена.

Наконец, музыка достигла своего наивысшего пика и стихла. Мужчина некоторое время сидел неподвижно, впитывая мгновенья, потом резко развернулся.

— Наслаждаешься? – произнес он негромко, но кисейная занавеска на окне дрогнула, словно в нее ударил поток ветра.

Но гроган сидевший напротив даже кончиком острого уха не повел. Он лишь достал из кармашка клетчатой жилетки маленький гребень и принялся задумчиво расчесывать кисточку своего хвоста.

— Радуюсь, что забыл сегодня помыть, почистить уши и данный унылый опус не нашел дорогу в мое сердце. — наконец отозвался он, — А вас что беспокоит, тревожит мой господин?

— Хайд Брох, я несколько озадачен. — Мужчина прошелся рукой по гладко выбритому подбородку. — Мне сегодня пришло согласие на помолвку от родителей некой Ребекки Сомерленд. Только вот я не помню, что б делал им подобное предложение.

— Стареете сир, шестую сотню лет разменяли как ни как. Вот уже и память подводить стала.

Хозяин дома поднялся, налил себе виски и разместился в кресле напротив.

— Вот и я том же. Зачем очаровательной мисс Сомерленд престарелый муж?

— Вы находите мисс Сомерленд очаровательной?

— Не знаю. Мы не были представлены.

— А фото?

— В этом веке можно жениться на фото? Что ж это вполне удобно. Я поставлю его на рояль и прикажу смахивать пыль трижды в неделю.

— Почему не каждый день, сир?

— Не хочу показаться навязчивым.

Гроган спрятал улыбку и покачал головой.

— Сир Гарольд, мы с вами не единожды это обсуждали. Вам нужна жена, легенда, а в скором времени и новые документы, раз вы не желаете открывать властям свою истинную суть и получать статус волшебного долгоживущего существа. Да и к тому же, разве не замечательно будет наполнить этот дом жизнью, смехом, суетой? Детьми в конце концов.

Мужчина едва заметно скривился.

— Я еще от прошлой суеты не отошел. «Дорогой, где ты пропадаешь весь день?», «Милый я хочу в кругосветное путешествие», «Хххаральд ты совершенно не уделяешь мне внимание».

— Это было восемьдесят лет назад! – Гроган не в первый раз заводил подобный разговор, но в этот раз не желал сдаваться без боя.

— А ее булавки до сих пор находятся в самых неожиданных местах!

— Не находятся! Сир… Гарольд, ну, пожалуйста. Я же о вашем благополучии пекусь. — Ушки грогана уныло повисли. – Не хотите Ребекку Сомерленд, выберите любую другую особу. Вам нужно засветиться в прессе, обновить записи. Не приведи боги, о вас случайно прознают люди. Я даже боюсь представить, чем это обернется. Не выйдет просто съесть любопытного чиновника или сжечь отряд. Нужно быть предельно осторожным!

Гарольд отвернулся к окну. От подобных разговоров у него портилось настроение. Надо быть известным. Надо быть успешным. Надо быть семейным. Надо быть осторожным. Надо быть. А порой даже просто «быть» не хочется. Хочется сложить крылья и рухнуть с утеса… Хорошо, что эти мысли посещают его лишь бескрылыми ночами.

***

Ночь…

С ночью у него сложились непростые отношения. Сначала он ее обожал, потому что она напоминала ему о прежней жизни. О тех временах, когда он был человеком. Королем. Потом возненавидел по той же причине. В какой-то момент он стал бояться ее. Ведь с заходом солнца он волей проклятья из могучего, непобедимого дракона превращался в уязвимого себя. О, сколько ночей подряд он трясся, вслушиваясь в темноту! Не звенит ли латами доблестный рыцарь, не трещат ли факела крестьян. И чем сильней он дрожал ночами, тем яростней выжигал округу днем.

Судьба свернулась в кольцо и тянула его вниз, на дно, куда не достанут лучи милосердия. Туда, где дракону будет легко подчинить человека. Он хотел этого. Мечтал раствориться в звериной сути, забыть себя прежнего. Отдаться инстинктам и сгинут от руки брата. Могучего и прекрасного воина, мага, короля, сида. Но брат не шел, а бездна все пристальней смотрела на Гарольда Хределя, не то человека, не то дракона.

Его спас случай. В предзакатных сумерках, преследуемый охотниками, он сбился с пути и налетел на прибрежный утес. Удар вышел такой силы, что с вершины посыпались камни, ломая огромные крылья и погребая под собой могучее тело.

Очнулся Гарольд, когда низкая луна лизнула его тусклым лучом. Он открыл глаза и утонул в прозрачной тропе. Вмиг исчезло все: страх, злость, отчаяние. Осталось лишь нестерпимое, жгучее желание подняться вверх по этому зыбкому пути. Коснуться жидкого серебра.

— Ты будешь моим личным солнцем, — прохрипел он, поднимаясь на четвереньки. — Моей путеводной нитью и советчицей.

Его руки погрузились в холодную воду. Волны приняли израненное тело, и Гарольд поплыл по лунной дороге вперед, не останавливаясь, не думая, не оглядываясь.

Ночь очистила его, помогла принять новую судьбу, но не смириться с ней. Он так и не знал, кем является. Зверем или человеком? Что сделала синеликая Кайлех, прокляла его или освободила? А может, свобода и есть его проклятье?

Многие годы он потратил на то, чтобы понять, что произошло тогда на пиру в Бренмарском замке. Но даже после того, как он по рукописям и книгам восстановил цепь событий, после того как узнал, что у Кайлех нет власти над ним, основной вопрос так и остался без ответа.

Пришлось смирять гордость и идти в Холмы, к брату и его супруге на поклон.

Далеко не сразу смог он попасть в Бернамский лес. Раз за разом неведомая сила выталкивала дракона, путала воздушные тропы, прогоняла штормовым ветром. Наконец Гарольд понял. Дождался ночи и в человеческом обличии ступил под своды древних исполинов. В этот раз удача улыбнулась ему. Из темных туч выглянула луна и усыпала мерцающим серебром нужную тропинку. Долго шел бывший король по едва зримой дороге, долго петлял среди вековых дубов, пока не понял, что окончательно заблудился. Лунный свет обманул, заигрался, рассыпался по небольшой поляне и исчез. Гарольд остановился, оглядываясь по сторонам.

— Ты искал меня? — Тени потянулись к пепельноволосой сиде, скрывая ее от нежданного гостя. Гарольд едва смог удержать лицо. Даже голос той, что сейчас куталась во тьму, вызвал бурю в душе, всколыхнул забытое.

— Я хотел увидеть брата, но никак не тебя, Айлин.

Сида засмеялась. Громко. Звонко. Заливисто. Он не знал, что она так умеет.

— Ты приглянулся самой Луне, и она привела тебя, к своей старшей дочери. Тебе понадобилась всего сотня лет, чтобы решиться на это. Я знала, что в Холмы ведет намерение, но не ждала тебя так скоро.

— Глумишься? Я был зол: на тебя, на себя, на брата. А злость, знаешь ли, плохой проводник.

— Возможно... Тогда зачем ты пришел?

— Хочу знать, как снять проклятье.

Тьма потянулась к Гарольду, приласкалась, поднялась вверх, огладив его огромные плечи.

— Отчего ты думаешь, что оно есть? — Голос сиды стал глух и задумчив. — Насколько я знаю, ты родился драконом, а плащ Левиафана лишь пробудил твою сущность.

— Оттого, что более нет меня единого! – взревел Гарольд, и трава прильнула к земле. — Предположим, ты права, и я, действительно, рожден драконом, но тогда почему оборот в человека происходит не по моей воле, а с заходом солнца? Почему я разодран надвое? Словно часть моего существа находится на одном берегу, часть на другом. А между ними бурный поток бытия. Мне нужен мост, твердый камень под ногами, что бы я-дракон и я-человек могли встретиться, сойтись в поединке и выяснить, наконец, кто из нас настоящий.

Дочь темной стороны луны покачала головой, но Гарольд, окутанный ласковой тьмой, не увидел этого.

— Мост – это лишь тропа над зыбью. По нему можно пройти, на нем можно отдохнуть от бушующей стихии, но устраивать там бойню я не советую. Рухнет.

— Прошу тебя, всеискусная, избавь меня от своей мудрости. Мне нужна опора, а как ей распорядиться, я решу сам.

— Опора... что ж, допустим. Тогда слушай. В день твоего обращения, водный конь сказал, что ты обретешь свободу через жертву.

Повисла тишина. Гарольд ждал продолжения, но сида молчала, и он не выдержал.

— Это все? Все что ты мне можешь сказать?! Чья жертва? Где? В какое время?

— Все. Я дала тебе инструмент, строй свой мост. Быть может, кто-то на другом берегу поможет тебе, и вы рано или поздно встретитесь. Надеюсь, ты будешь готов взглянуть на него прежде, чем обнажишь меч. И кстати, Кайлех мертва. Истрепала себя как весенняя буря. Один лишь легкий ветер остался, что холодит, но вреда не несет.

Дракон в облике человека ушел. Тьма отпустила его, а после и вовсе спряталась под корнями деревьев, склонилась молчаливо перед самим Хозяином Холмов.

— Почему ты не сказала ему пророчество целиком, Айлин?

— Потому что оно не нужно ему, как не нужен мост тому, кто умеет летать.

К чести Гарольда, он услышал не только что сказала ему сида темной стороны луны, но и то, что она сказала не ему. Драконий слух очень тонок, особенно когда Бернамский лес желает это. Слова Айлин крепко поселились в его сознании. Далеко не сразу он принял их и сердцем. Смирился, как смиряются с тем, что не дано изменить. Постепенно он пришел к мысли, что всякое проклятье есть урок, и пока он не будет усвоен, бороться с ним, что нестись с копьем на ветряную мельницу. Знал он подобного чудака. Печальное зрелище.

Единственное, что ему оставалось — это жить. Познавать себя — человека, и себя — дракона. Мирить одного с другим. Учиться существовать в новом, постоянно меняющемся мире. И это, пожалуй, было сложнее всего. Суета мешала, люди раздражали, а вечная необходимость что-либо предпринимать нагоняла тоску. Музыка – единственное, что все еще трогало его сердце. Но сегодняшнее письмо всколыхнуло душу, разворошило давно погребенное предчувствие грядущих перемен. Нет, ответ Сомерлендов старших его нисколько не заинтересовал, разве что напомнил об их далеких предках, что служили ему и его матери много веков назад, а вот короткую записку мисс Ребекки, он прочел трижды.

«Мистер Хредель, я думаю, вы уже получили согласие моих родителей на помолвку и приглашение на прием. Считаю подобное отношение к женщине в двадцатом веке, варварством, но я пойду на эту жертву ради семьи.

Видимо, теперь уже навсегда ваша, Ребекка Сомерленд».

«Жертва» – слово выстрел, слово крючок, слово надежда. Столько лет прошло, а он не в силах пройти мимо…

***

— Хорошо. — Гарольд повернулся к грогану, — Когда прием?

— Завтра в одиннадцать вечера. Я подготовлю вам костюм.

Гарольд кивнул, и хранитель замка исчез, оставив своего хозяина наедине с роялем.

III. Помолвка

Сомерленды организовали роскошный прием. Закуски с деликатесами, фонтаны с шампанским и скрипачи на аллее должны были показать высшему свету Альбы, что лэрды наконец достигли своей цели – породнились с лицом королевской крови. И не абы с кем, а с прямым потомком второй династии.

Гарольд слушал воркование мистера Сомерленда с выражением скучающего аристократа и представлял, каким карам он подвергнет строптивого грогана. Оказывается, паршивец уже четвертый месяц вел переговоры от его имени. Обсуждал условия брачного контракта и размер приданного. Ушлый дух умудрился даже о денежном вливании в одно полумертвое производство договориться. В общем, кругом молодец за исключением одного. Жить с молодой Ребеккой Сомерленд придется Гарольду. И судя по поведению юной мисс и количеству подписчиков на ее страничку в социальных сетях, знать о содержимом их тарелок будет каждый третий житель Альбы.

Гарольд подавил вздох. Расправить бы сейчас крылья и взлететь ввысь, окунуться в прохладу облаков, почувствовать, как ветер холодит чешую. Увы, ночные полеты ему недоступны, да и днем сейчас не полетаешь. Он до сих пор с ужасом вспоминал, как его приняли за вражеский самолет и едва не сбили. Теперь он парил лишь в тумане и очень низко над морем, пугая заплутавших рыбаков.

— Я украду вас, сэр Гарольд? – Ребекка ухватила своего жениха за предплечье и потянула в сторону аллеи. Пару раз они останавливались, улыбаясь слепящим вспышкам, наконец, вышли во двор.

— Фото на память, — девушка достала телефон и щелкнула камерой.

— Мисс Ребекка, я боюсь своим угрюмым видом испортить вам всю ленту.

— Ой, бросьте! — Она вновь прильнула к Гарольду и сделала снимок. — Уже пошли отклики, глядите! – Маленький наманикюренный пальчик ткнулся в экран. — Отец сказал, что неважно нравитесь вы мне или нет, на людях я должна вести себя достойно, дабы создать правильное впечатление. Как вы думаете, у меня вышло?

Гарольд подавил вздох и со скуки начал считать статуи парковых боглов.

«Раз»

— Безусловно, мисс. Пройдемся?

— Да-да, конечно. Я хотела поблагодарить вас за подарок. Чудесные серьги! Они так подходят к моим глазам! Вы сами выбирали?

«Два»

Гарольд снисходительно улыбнулся.

— Мисс, в шкатулке, что я вам преподнес, были жемчужные ландыши мастера Карла Петера. Я боялся ошибиться с цветом ваших глаз, поэтому выбрал нейтральный белый.

«Три»

Он кожей почувствовал, как изменилось настроение его невесты. Словно теплым весенним полднем подул ледяной ветер.

— Даже так?

Она метнула в него взгляд расчетливый, холодный. Гарольд поймал его на излете. Мгновенье и нет ничего, вновь пустота в глазах.

— Мистер Хредель, а где вы остановились? – Ребекка моментально сменила не только тему, но и интонации. — Ведь до вашего замка далеко.

— Нигде. Я поеду домой.

— Ночью? А не боитесь, не успеть до рассвета?

— Что? – Гарольд резко развернулся. Ребекка попыталась отскочить в сторону, но не успела. Железные пальцы, словно тиски, сжали ее локоть.

— Отпустите! – взвизгнула она так, что теперь их перепалка привлекла ненужное внимание. – Я знаю ваш секрет, сииир, и не собираюсь молчать!

Гарольд медленно разжал пальцы, выпуская невесту. К ним по парковой дорожке уже семенил старший Сомерленд, такой же низкий, лысый и круглощекий как застывшие статуи боглов.

— А ну марш к себе! – рыкнул он на дочь.

Ребекка круто развернулась и, звонко цокая каблуками, убежала к себе.

— Ради очага домашнего, простите взбалмошную девицу. Видимо, счастье ударило в голову, вот и чудит. Сил с ней нет никаких! То скандал закатила, что лишь за вас пойдет и других женихов подавать не смей, то чудит на людях.

Гарольд задумчиво посмотрел вслед невесте.

— Значит только я ей нужен… Что ж, это хотя бы интересно. Мистер Сомерленд, давайте оговорим дату свадьбы.

Назад Гарольд мчал на немыслимой скорости. И не потому, что боялся не успеть. За долгие годы он научился чувствовать время. Нет, он откинул верх у машины и позволил ветру растрепать идеально уложенные волосы, разметать все лишнее, оставив лишь ясность мыслей.

Через полторы сотни мили он решил, что все же не съест грогана, но нагрузит его работой так, чтобы у того на ближайшие лет двести отпало всякое желание проявлять инициативу. А Ребекка. Что ж если она хитра, умна и опасна, то почему бы не позволить ей проявлять инициативу... до поры до времени. Хищная половина его натуры уже подняла голову.

«Поигрраем», — прорычал внутри дракон.

«Не заиграйся», — предостерег его человек.

В черном небе блеснула молния. Следом еще одна. Запахло озоновой свежестью. Гарольд остановил машину. Он любил короткий миг между вспышкой света и мощным громовым перекатом. Неожиданно его пронзила мысль, что гроза самое гармоничное, что есть в природе. Молния освещает своему Грому путь по тьме, а тот защищает свою спутницу от опасностей и невзгод. Гарольд хмыкнул собственным мыслям и завел мотор. Следовало поспешить, пока дождь не рухнул с небес на землю.

Он едва успел. Доехал до самого утеса, бросил в машине часы, запонки, туфли и сделал то, о чем мечтал в последние дни. Прыгнул вниз, навстречу новому дню, навстречу морю и тому незнакомцу, что отражается в пенных волнах.

У самой кромки воды ветер ударил в крылья, дернул, вытягивая связки. Боль отрезвила, напитала ощущением жизни. В тумане раздался рев дракона. Огромный огненный зверь взвился и помчался вдоль каменистого берега.

Через несколько часов дракон, сияя влажной от дождя и соленой воды чешуей, влетел в пещеру. Отряхнулся и улегся отдыхать на гору золота.

Поздним вечером лэрд Хредель сидел в своем глубоком кресле и пил крепкий чай. По мнению грогана, такой годился лишь для дубления кож, но замковый дух предпочел помалкивать на этот счет. Спокойствие хозяина настораживало. Ни колких замечаний, ни едких оценок. Неужели мисс Сомерленд тронула драконье сердце?

— Что ж, Хайд Брох, готовься к персиковым шторам, хрустальным вазам и вечеринкам по пятницам. Через месяц в Дантаркасле появиться новая хозяйка.

— Вы все же решили жениться, сэр?

— Знаешь, я почти отказался, но юная мисс Сомерленд оказалась крайне занятной особой.

Гроган удивленно поднял мохнатые брови. Помнится последнее, чему хозяин присвоил эпитет «занятно», был полет человека в космос.

— Чем же она так заинтересовала вас, разрешите узнать?

Гарольд аккуратно поставил невесомую чашку на фарфоровое блюдце и задумчиво посмотрел на огонь. Несколько минут в комнате царило молчание, разбавленное лишь треском поленьев в камине.

— Мисс недвусмысленно дала понять, что знает мою истинную природу, – проговорил он, не спеша, словно сам не до конца верил в сказанное.

— Не может быть! – Гроган подскочил со своего места и принялся вышагивать по комнате, шлепая босыми ногами по деревянному паркету. Каждый шаг как пощёчина. – Откуда она могла узнать это?

— Предположим, из фамильной библиотеки. — Гарольд отметил, что убеждает не только грогана, но и себя. – Сомерленды присутствовали на том пиру и у них могли сохраниться записи очевидцев. Может быть, там есть даже предсказание водного духа. Как знать.

— Пффф! — Хайд Брох тряхнул головой. – Неет. Мало прочесть хроники, надо понять, что в них написано, отделив правду от лжи, а после еще сопоставить это с вами. Вряд ли у столь юной особы хватит ума на нечто подобное.

— Между прочим, ученые доказали наличие ума у женщин. Думается, он у них был всегда, но они этот факт успешно скрывали, но вот все эти рентгены и всевозможные сканеры вывели их на чистую воду.

Гроган нервно дернул кончиком уха.

— И что вы планируете делать?

— Жениться. Надо же узнать, откуда у мисс Сомерленд подобные умозаключения, и как она планирует их использовать. Знаешь ли, не каждый день мне поступают угрозы. К тому же опасных людей я предпочитаю держать как можно ближе к себе.

— Так себе мотивация для брака, — проворчал гроган. – С другой стороны наивно полагать, что девица рассосется сама собой. А здесь, в замке я найду, чем ее занять.

— Кстати о занятиях… — Гарольд вспомнил, что собирался загрузить грогана работой. – Когда мы в последний раз чистили замок от грязи темных эмоций?

Хайд Брох простонал и попытался закрыться бархатной подушкой. Процедуру он эту не любил так же, как деревенский мальчишка не любит мыть уши по утрам. Ведь сейдконы - чистильщицы перетряхивали весь замок верх дном, не оставляя ни единого укромного уголочка. Гроган понимал, что магическая уборка жизненно необходима замку, ведь все зло, грусть, отчаяние разумных оседали на вещах, на стенах, свисали уродливыми серыми паутинами с потолков, пили жизненные силы хозяев и крепли, превращаясь в хищных низших духов. Но каждый раз, когда появлялась старая бойкая чистильщица, ему хотелось сбежать из дома на денек–другой, дабы не участвовать в суматошном водовороте генеральной уборки. А после прийти в светлый, обновленный замок, щурясь от яркого света. Вдохнуть свежий воздух с запахом коричных булочек. Насладиться чистотой камина и блеском медной цепи над котелком… Увы, он как хранитель должен был открывать двери, вытряхивать сундуки, поднимать тяжёлые портьеры и сжигать то, что сейдкона посчитает безнадежно испорченным.

— Сто двадцать семь лет назад, Мистер Хредель, — пискнул гроган из-за подушки. — Но тут такое дело… Видите ли, случилась, произошла маленькая, непредвиденная неприятность. Миссис Пенни Пуст, что наводила у нас порядок в прошлый раз, недавно скончалась.

— Н-да? — Гарольд в задумчивости почесал щеку и с досадой обнаружил, что этим вечером забыл побриться. — Как неосмотрительно с ее стороны. Надеюсь, она оставила рекомендации?

— О, да. В свой последний визит, она сказала, чтобы мы в следующий раз обращались к ее внучке. Энн Пуст.

— Вот и отлично. Позвони завтра этой старушке — пусть почистит тут все перед свадьбой.

IV. Предложение, от которого невозможно оторваться

День не задался с самого начала. То ли от того, что сам по себе был промозглый, свинцово-серый и дождливо-угрюмый, то ли от того, что Энн с самого утра ждала неприятностей, а те, как назло, запаздывали. Вообще-то дурные вести на редкость непунктуальны и всегда приходят не вовремя. Вот сейчас, например, у Энн горит налоговый отчет, а она вместо того, чтобы погрузиться в него с головой, подпрыгивает от каждого звонка, как обезьянка на пружинке, дергается от каждого уведомления электронной почты.

Наконец, с горем пополам собрав себя в некое подобие офисного работника, сейдкона погрузилась в цифры. Да так основательно и глубоко, что далеко не сразу услышала вибрацию телефона. Поняла, когда в кабинете вновь стало тихо. Посмотрела осоловело на молчаливый кирпич и дернулась, стоило ему вновь зажужжать. Воткнула в пучок карандаш, схватила трубку и спешно прислонила ее к уху.

— Клининговая компания «Белый вереск». Слушаю.

— Мне нужна миссис Энн Пуст, — несмазанными петлями вековой двери, проскрипел незнакомый голос.

— Мисс, — на автомате поправила Энн, продолжив стучать по клавиатуре.

— Сочувствую… Мисс Пуст, мы по рекомендации от вашей бабушки, нам нужны услуги сейдконы вашего профиля для очистки замка Дантаркасл.

Энн замерла, мигом забыв, какую цифру собиралась поставить. Бабушка умерла четыре года назад и помимо прочих наставлений оставила список домов, хозяева которых к ней могут обратиться вовсе не по вопросу мытья окон. Дантаркасл значился среди первых.

— Хорошо. — Энн потянулась к блокноту. — Когда вам удобно, чтобы я подъехала?

— Сегодня вечером, часов в десять, — проскрипело в ответ.

Сейдкона так и замерла с занесённым карандашом.

— Может быть, вас устроит иное время? – после некоторой паузы отозвалась Энн.

Любой, кто был знаком с тонкостями делового общения, в этой фразе услышал бы совершено издевательское: «А почему не в двенадцать ночи? Я ж как амбарный брауни работаю сутки на пролет». Но на том конце провода явно не были знакомы с такими нюансами, равно как и с понятием восьмичасового рабочего дня.

— Увы. Мистер Гарольд Хредель занят, он работает с раннего утра до позднего вечера. У него нет возможности встретиться, увидеться с вами в иное время. Тем не менее, он желает убедиться, что рекомендации, данные миссис Пенни Пуст, соответствуют реальному положению дел.

— Тогда, может быть, мистер Хредель уделит мне один из выходных?

— Нет мисс, его график не предполагает уикэнд. Нас устроит только то время, которое я предложил. Или мы обратимся к иной чистильщице с менее плотным графиком.

Энн задохнулась от негодования. Пальцы пронеслись по клавиатуре, вбивая имя заказчика. Глаза выхватили несколько первых строчек в поисковике, и ведьма недовольно скривилась. Лэрд. Потомок второй династии королей. Ювелир и антиквар. Не будь четких указаний от бабушки и зудящего чувства, что в этом доме она найдет спасенье от Холмов, Хёгга с два б она поехала к этому Хределю. Пусть бы и дальше квасился в своем средневековом замке, где полным-полно древнего хлама, отчаяния и боли.

Следующую фразу сейдкона произнесла сквозь плотно стиснутые зубы, четко понимая, что совершает самую жуткую ошибку в своей жизни:

— Что ж, давайте вечером, но если мистера Хредель устроит моя квалификация, то я попрошу за свои услуги помимо стандартной платы право прочтения книг из вашей библиотеки.

На том конце повисла пауза. Собеседник явно удивился. И задумался. Энн почувствовала сомнение собеседника еще до того, как прозвучал ответ.

— Не думаю, что хозяину понравится ваше условие, миссис Пенни Пуст никогда не вводила дополнительных условий.

— Да, но у миссис Пенни Пуст не было трех брауни в подчинении, способных не только очистить ведь замок до блеска, но и послужить гарантом магической сделки.

Энн скрестила пальцы, молясь всем богам, чтобы ее догадка относительно того, с кем она общается, оказалось верной.

— А вы можете взять их с собой? – прошуршало возбужденно. Казалось, заказчик затаил дыхание в ожидании ответа.

— Конечно. – Сейдкона расплылась в довольной улыбке. — Давайте договоримся. Я возьму малышей брауни, а вы замолвите за меня слово перед своим хозяином. Идет?

— Я вас услышал, мисс Пуст. Всего доброго.

Связь отключилась. Энн откинулась на спинку стула и принялась раскачиваться, балансируя на двух ножках. Странный заказчик занял все ее мысли. Открытая страница поиска манила. Наконец, стул с грохотом опустился на пол, и сейдкона погрузилась в дебри всемирной паутины.

Много выудить не удалось. Потомок королей до недавних пор в светской жизни не участвовал, в прессе не светился, за права угнетенных не сражался. Сидел в своем замке, время от времени взрывая мировые аукционы сенсационными покупками и не менее сенсационными продажами.

— О, а наш наниматель, оказывается, надумал жениться. – Энн открыла фотографию. – Ничего так у него невеста, фактурная.

Сам лэрд Хредель сейдкону не впечатлил. Угрюмый, с рублеными чертами лица, да еще и рыжий как лесной пожар.

— Хоть не веснушчатый. Ато словно эволюция полтысячелетия назад отшатнулась от него в ужасе, и с тех пор приближаться не рискует.

Энн склонила голову набок, рассматривая фотоснимок. Что-то в облике хозяина Дантаркасла, нет, не цепляло. Царапало. Наконец сейдкона поняла, что раз за разом притягивало взгляд. Глаза. Подобных глаз она не видела ни у одного человека. Чёрные зрачки от вспышки вытянулись в вертикальную щелку, а радужка мерцала темным янтарем.

— Ладно, — наконец, одернула себя сейдкона и закрыла фото. – Хватит. Насмотрюсь еще на этого коллекционера.

До конца дня Энн гнала мысли о неприятном заказе и загрузила себя делами так, что к семи часам переделала всю бумажную работу, которая скопилась с начала года. Но как ни оттягивала она неизбежное, вечер все же наступил, а значит, следовало выдвигаться в логово нанимателя.

Ее старенький, любимый «Жук» был далеко не самой быстрой машинкой, а по пути следовало заехать домой за малышами брауни и дорожной сумкой. Несмотря на все свое нежелание возиться с замком полным антикварной рухляди, Энн не желала давать лэрду Хредель ни малейшего шанса отказаться.

V. Драконья берлога

Гарольд торопился. Не зная, насколько пунктуальна новая сейдкона, он, тем не менее, желал успеть привести себя в порядок до ее прибытия. Побриться, наконец, и сменить удобные джинсы на соответствующий статусу твид.

Его драконья пещера располагалась в полумиле от Дантаркасла, и в обычные дни Гарольд проделывал этот путь пешком, но сегодня для экономии времени взял автомобиль. Горная дорога петляла средь поросших мхом валунов, а потому он далеко не сразу заметил маленького оранжевого «Жука», перегородившего центральные ворота. А вокруг этой несуразной машины прыгала девушка в желтом платье с короткой пышной юбкой и давила на клаксон, желая привлечь внимание жильцов замка. На голове у нее из скрученного на затылке пучка торчал карандаш.

«Распрыгалась блоха, вокруг жука, — недовольно отметил Гарольд и остановил машину. – Собаку что ли завести, всяких журналистов отпугивать. Хотя, зачем? У меня скоро жена будет».

— Мисс, вам помочь?

— Разве, что перелезть, — девица обернулась, и Гарольд с удивлением отметил, что она недурна собой, а из-под жуткой юбки выглядывают крайне соблазнительные ноги. Возникло желание действительно подсадить ее и посмотреть, что дальше будет.

— Легко, — отозвался он, выходя из авто. — Но вы не находите, что ваша машина и ваш вид слишком приметны для ночного ограбления?

Незнакомка на это лишь хмыкнула и протянула руку.

— Мистер Хредель, я Энн Пуст, сейдкона, и грабить вас намерена исключительно в рамках договора.

В первое мгновение Гарольд растерялся, настолько нарисованный им образ сейдконы не совпал с реальным. Девушка была слишком мила для чистильщицы темных эмоций, слишком светла для ведьмы и слишком молода для протеже Пегги Пуст.

— Что ж, — он не без удовольствия пожал руку гостье, — добро пожаловать. Давайте будем разбираться с договором.

Энн села в машину, кинула мимолетный взгляд на бабушкины карманные часы, висящие на зеркале заднего вида, и хмыкнула. Без четверти девять. Вот так бывает. Приедешь раньше положенного срока и встретишь хозяина особняка, носителя королевской крови в потертых джинсах и с трехдневной щетиной. Этот образ настолько разнился со светской фотографией, что сначала она не поняла, кто подошел. И только огненная шевелюра, янтарь глаз да огромный рост не позволили ошибиться.

Ворота открылись, и сейдкона въехала во двор вслед за хозяином. Малыши брауни вжались в заднее сиденье, полностью, слившись с коричневой обивкой, и лишь мерцали тремя парами голубых глаз.

— Поворачивала бы ты домой хозяйка, — нашел в себе силы пропищать старший из них. — Едешь же в логово хищника, и нас с собой везешь.

— Не бойся, — заверила Энн, — я не отдам вас на съедение. Если что пирогами откуплюсь.

Сейдкона не уловила от нового знакомого ледяных шипов гнева, гнилостных выделений презрения или иссушающей пыли обид. На поверхности витали лишь обычная усталость, легкая раздражительность и зудящее недовольство - обычный мужской набор к концу рабочего дня. Да, перед ней стоял хищник, но хищник этот в целом сыт и спокоен. Не дергай за усы, не претендуй на территорию - и будешь жить.

"Интересно, кто все же у него из дивного народа потоптался? Точно не туаты. И для лепрекона слишком массивен. Может вулвер или келпи? Ведь есть же красивая легенда о том, что первый король третьей династии на самом деле водный конь, полюбивший принцессу..."

Тем временем мистер Хредель уже покинул свой автомобиль и ждал Энн у входа в нутро замка. Стоило ей подойти, как он с легкостью открыл массивную дверь и слегка отстранился, пропуская гостью.

В первое мгновение помещение оглушило Энн. В темном коридоре стены буквально фонили тоской, одиночеством, обреченностью. Сейдкона замедлила шаг, пытаясь превратить лавину, хлынувшую на нее, в спокойный поток. Выдохнула, моргнула несколько раз, перестраивая зрение на кошачье. И уже вместо дорогого декора видела плесень отчаяния, вместо отделки - паутину безысходности. Повсюду, где они шли, витала мохнатыми клубами пыль сомнений, а по углам налипли угрызения совести. И среди этой мрачной пустоши, в центральной гостиной, белым оазисом сиял, переливаясь всеми цветами положительных чувств, нихонский рояль.

Энн недоуменно моргнула. Нет, все так и есть. Хоть легкая грусть и припорошила инструмент, но в целом он был прекрасен. Надо же, а она полагала, что после хозяина этого дома ее уже ничего не удивит, но вынуждена была признать: рояль смог это сделать, настолько он не вписывался в антураж. Хотя… теперь образ лэрда Хредель получил свое логическое завершение. Он тоже смотрелся инородно в своем особняке. Словно строение являлось тюрьмой для его обитателя.

Энн вновь перешла на обычное зрение. Ее взгляд скользнул по названию инструмента.

— Как не патриотично.

Гарольд перехватил его и сощурился. В янтарных глазах вспыхнула искра удивления. Далеко не каждый из его редких гостей мог распознать за неброской аббревиатурой имя великого мастера страны восходящего солнца.

— Когда дело касается музыки, я перестаю быть патриотом, мисс, но вот если речь заходит о виски, тут же становлюсь сторонником его величества.

— Вы играете? – глупый вопрос вырвался сам собой. Она все еще не могла поверить в то, что этот огромный, похожий на кусок морской скалы мужчина способен раскрыть свое сердце музыке.

— Это не сложно предположить мисс, если вы видите на нотной подставке партитуру, а не носки, — лениво протянул лэрд.

Энн едва заметно кивнула и осмотрелась. В комнате, которую ее привел хозяин, не было старинных картин, статуэток и ханьских ваз. Крепкая, добротная мебель, рояль, пара кресел да лакированный стол – вот и вся роскошь. Да и пока они шли, сейдкона не почувствовала всполохов боли, и слизких следов смерти, какие всегда источают антикварные вещи. Все это было очень странно.

Судя по бабушкиным записям, она чистила Дантаркасл последний раз более ста лет назад. И что за это время в замке никто не умирал? Никто не проклинал, никто не радовался смерти надоевшего родственничка. Вспышки гнева и те посерели от старости.

«Ничего не поняла, — Энн в полном молчании села в предложенное кресло. – Известный на всю страну антиквар в доме без древнего хлама – это как? И где эмоции присущие любому человеческому жилищу? Где брызги алой страсти? Где пропалены ревности? Где острые сталактиты злости? Где зависть, алчность, восторг? Что не так с хозяином этого дома? Там есть вообще человек внутри или только оболочка с янтарными глазами?»

— Мисс.

Энн вздрогнула и посмотрела на хозяина дома.

— Я вас дважды спрашивал, будете ли вы чай? Но вы явно не здесь.

— О, простите! — собственный голос показался хриплым. — Не откажусь. Просто начала сканировать дом и увлеклась.

— Уже? — лэрд поставил перед ней фарфоровую чашку. — И каков ваш вердикт?

Энн позволила себе еще несколько секунд подумать. Даже если предположить, что хозяин замка настолько глуп, что перед приездом сейдконы спрятал весь антиквариат в сокровищнице за бетонной дверью, а у семьи Хредель есть традиция уезжать помирать в загородное имение (хотя куда еще загороднее), то, пожалуйста. Главное, чтоб на ее условия согласился.

— Мистер Хредель, — Энн придала лицу деловое выражение, — я назвала вашему управляющему цену и условия.

Гарольд бросил взгляд на договор и нахмурился.

— С ценой все понятно, но что за условие? Я не слишком хорошо знаком с принципами сейда, но не помню, чтобы ваша бабушка выставляла дополнительные условия.

— Все верно. Это нужно не для успешного сейда, а для меня лично. Видимо ваш помощник не озвучил нюансы, но я помимо стандартной платы прошу дать мне разрешение воспользоваться замковой библиотекой.

Гарольд, по правде говоря, не знал, как реагировать на подобное заявление. С одной стороны, сейдкона и так получила бы доступ к библиотеке, ведь книги тоже нуждаются в чистке. Но, с другой стороны, древние фолианты в живых замках обладали интересным свойством. Они никогда не покажутся незваному гостю. Будут путать его, подбрасывать всякую ерунду, пока тот не отчается искать. Замок умеет хранить секреты своего хозяина. С другой стороны, крайне интересно узнать, что конкретно хочет найти сейдкона.

— Хочу вас расстроить, мисс, моя библиотека совершенно неинтересна, так как я не держу в ней женских романов и кулинарных книг.

— А сказки у вас есть? – сейдкона в который раз пропустила издевки хозяина замка мимо ушей. Надо договариваться. Чистильщиц много в отличие от старинных библиотек.

— Сказки на ночь я вам и сам расскажу, мисс, — интонации хозяина замка сделались тягучими, урчащими.

Энн мысленно выругалась и выставила стену. Томные слова осыпались кучкой пустых звуков. Право слово, бойтесь своих желаний. Уж лучше сарказм, чем это.

— Мистер Хредель, приберегите пыл для невесты! Я понимаю, что вы сходите сума от скуки в этой глуши, но не стоит нападать на первую попавшуюся ведьму!

Гарольд не выдержал и расхохотался. Громко, искренне, до слез. Ему нравилось, как реагировала сейдкона на раздражитель в его лице.

Энн покосилась на вставший волнами чай и отставила кружку от греха подальше.

— Хайд Брох! – крикнул хозяин дома в пустоту. Все звуки разом стихли. Лишь мерно тикали часы и в такт им поскрипывала каминная цепь. Раз, другой, третий и тишина…

Энн аккуратно повернула голову. В вычищенном до блеска камине на медной цепи сидел маленький человечек в щегольском наряде и курил трубку.

Лэрд осуждающе посмотрел на замкового духа.

— Хайд Брох, у нас дама.

Но тот уже подскочил, преодолел кованую решетку, словно та была сделана из воздуха и уставился на Энн.

— Надо же! Глазам не верю! Самый настоящий подменыш! Не думал встретить на своем веку такое чудо! – восхищенно выдохнул он.

Щеки Энн заалели. Тем не менее она с достоинством склонила голову.

— Как и я не ожидала увидеть в этом замке настоящего грогана. Приятно удивлена,

— Всеискустная, ты привезла, взяла с собой брауни? – Хайд Брох приплясывал от от нетерпения.

— Они в машине. – Энн едва удержалась, от того, чтобы погладить кисточку хвоста, мелькнувшую в паре сантиметров от ее кресла.

— Ой, как же так! Это нехорошо, неправильно. Я пойду, позову, заберу их на кухню. Там печенья целая корзинка и молоко хорошее из коровы, а не из картонной пачки.

— Хайд Брох! – Гарольд, не получивший ожидаемой поддержки от всегда ревностно охраняющего его тайны грогана, был озадачен.

Хранитель замка, видимо, вспомнил о манерах. Притормозил у самой двери, повернулся и почтительно произнес:

— Сир, меня, как хранителя замка, полностью устраивают условия мисс Энн. И сама мисс Энн меня тоже целиком устраивает. А дальше решать вам. Я же с вашего позволения отлучусь. Брауни, знаете ли, сами себя не накормят.

Гарольд недоуменно посмотрел ему вслед, потом покосился на хрустальную вазочку с четырьмя имбирными печеньями и потер висок.

— Что это с ним? — спросил он в первую очередь себя.

— Смею предположить, что он счастлив, сэр. — Энн взяла печенье и с удовольствием откусила. — Вкусное, кстати. У меня трое брауни, они помогут с наведением порядка. Вашему грогану не придется следить за сундуками, замками, дверями. Не нужно будет снимать пыльные портьеры и выносить тяжелые ковры, чистить трубы и мыть ставни. Малыши сделают это быстрее и лучше, а ваш хранитель получит заслуженный отдых. При этом я не смогу попасть в запретные комнаты, дотронуться до вещей, на которые вы укажете, тем более что-либо вынести. Магия брауни на время действия договора будет подчинена этому замку и его хозяину.

— Даже так? Ладно, давайте ваш договор, будет вам доступ в библиотеку. — Гарольд отметил, что вечер в компании мисс Энн начал ему нравится. Ведьма излучала солнечное тепло. Неожиданное свойство для той, кто работает с тьмой.

— Вы успеете к сроку? Через две недели у меня свадьба, – спросил он после того, как прочел весь текст.

— Я справлюсь за неделю, сэр.

— Хорошо, — хозяин дома поставил размашистую подпись, — Хайд Брох покажет вам гостевые покои. Я весь день отсутствую, поэтому замок в вашем распоряжении. Ходить можете, где угодно, открывать любые двери и замки. Здесь нет запретных мест, двойных стен и подвалов с сокровищами. Убитых жен я храню на кладбище, а не на крюках в таинственной каморке, так что и тут вы в безопасности, берите любой ключ.

— О, как это благородно с вашей стороны! — Энн поднялась. — Не смею вас более задерживать. Доброй ночи.

— Мисс, разрешите? – Гарольд, поражаясь своей несдержанности, протянул руку и вытащил карандаш из волос сейдконы. Пшеничные волосы рассыпались по тонким плечам. — Вот, полагаю, вы забыли.

Щеки Энн вновь вспыхнули, но на этот раз пожар перекинулся и на уши.

— Спасибо, — она выхватила карандаш и спешно покинула гостиную, не найдя подходящих слов для достойного ответа.

А лэрд Хредель смотрел ей вслед и улыбался.

VI. В мире тьмы и музыки

Гарольд надеялся, что для мисс Энн ночь будет, действительно, доброй. Сам же он не сомкнул глаз. Сначала в поисках позднего ужина посетил кухню и обнаружил там трех маленьких пузатых существ, похожих на человечков со взъерошенными волосами.

Они растянулись на плетеных циновках у пылающего очага и беспечно спали. Корзина с печеньем оказалась пуста. Но на плите в огромной чугунной сковороде рядом с чесноком и веткой розмарина в сливочном масле жарился кусок мяса поистине королевских размеров. Рядом в сотейнике томился соус.

Гарольд не стал звать грогана, боясь разбудить маленьких домовых. Вместо этого прошелся по всему замку, желая убедиться, что завтра у сейдконы не возникнет проблем с падающим на голову гобеленом или прогнившим полом. Но Хайд Брох знал свое дело, и все находилось в исправности.

Возле гостевой комнаты, в которой остановилась Энн, Гарольд постоял, раздумывая, стоит ли пригласить гостью на поздний ужин, и уже было протянул руку к двери, но в последний момент одернул и зашагал прочь, решив, что сейдкона, судя по фигуре, после шести не ест. Да и не хотел показаться навязчивым. Рабочие вопросы они все решили, а общих тем для беседы у них не имелось.

Тем не менее, мысли лэрда вновь возвращались к Энн.

— Почему ты назвал чистильщицу подменышем? — спросил он у грогана, когда тот сервировал стол.

Дух вопросу не удивился. Закончил работу, уселся на бархатную подушечку, достал трубку и поинтересовался:

— Вы знаете, сэр, кто такие подменыши?

— Конечно, знаю. — Гарольд недовольно дернул плечом. — Это дети, которых собственные родители оставили у сидов получив золото, редкие артефакты, магическую помощь. Или дети, которых сиды похитили и воспитали, оставив вместо них сухие листья, деревянные палки или низших духов. Эти подменыши живут потом в Холмах и со временем становятся туатами. Поговаривали, мой отец подобным образом расплатился с Холмами за помощь в междоусобице.

Гроган отрицательно покачал головой.

— Все эти человеческие представления ничего не имеют общего с правдой. Ваш отец, сир, расплатился правом первой ночи. Ребенок был лишь неизбежным следствием. Но сейчас не об этом. Нельзя стать туатом, человеком или драконом. Только низшие духи могут за свою бесконечно долгую жизнь развиться, например, от оформившегося страха до настоящей призрачной гончии. Мы эластичны и легко меняемся, подстраиваясь под среду и обстоятельства. Когда вы нашли меня, я был обычным мельничным ботуканом, но вы привели меня в дом, а после в замок и мне пришлось измениться. Высшие духи и существа из плоти и крови так не умеют. Наверное, потому что достигли пика своей «эволюции» и могут продолжить свой род самостоятельно. Человек же не станет туатом, а шелки не превратится в человека, даже если сжечь его шкурку. Однако люди, наделенные магией, могут поселиться в холмах и получить бессмертие, а души туатов, порой перерождаются в людях. Чаще всего так Дану-мать наказывает своих детей за проступки. Человеческое тело не в силах удержать стихию, если та не покориться, не перестанет разрушать себя и мир. Если урок усвоен, туат обретает прежнее имя, полную память. Окрепшее тело постепенно меняется под свойства души и со временем обретает бессмертие и способность продолжить дивный род. Так было с воинственной Бадб Морриган и ее дочерью Кам Льюгой. Они смогли принять человеческое перерождение и найти путь к бессмертию.

— Выходит Энн сида? – голос Гарольда был глух.

— Мисс Энн подменыш. Изредка туаты сберегают души убитых сородичей, чтобы потом их возродить в достойном. Еще реже достойными признаются люди. Но нет никаких сомнений — душа в человеческом теле Энн заменена на сидскую, но не в наказание, а в качестве платы и в знак наивысшей благодарности. Как так вышло не знаю, можете спросить у нее. Но это видно. Мисс сияет.

Увлекшись рассказом, гроган не заметил, как побледнел Гарольд. Как непроизвольно напрягся весь, превратился в оголенный нерв.

— Все же сида, хоть и в человеческом теле. Не знал, что такие бывают, – произнес он еле слышно. — Это многое объясняет… жаль, что договор уже подписан... Хайд Брох, я не намерен общаться с мисс Энн больше необходимого. Озаботься, чтобы мы с ней как можно меньше пересекались. И пусть после выполнения работы она спит, а не рыщет в моей библиотеке.

Гроган изумленно застыл, но Гарольд, не сказав больше ни слова, скомкал салфетку и ушел к себе.

***

Энн по привычке проснулась рано. Часы на телефоне едва показали семь утра, а она уже спустилась в гостиную. Работы предстояло много, но перед тем как начать, следовало выяснить у хозяина этой берлоги, какую комнату приводить в порядок первой.

В гостиной оказалось пусто, а вот в столовой стоял накрытый на одну персону завтрак.

— Прошу к столу, мисс. — Гроган возник из ниоткуда. — Хозяин отбыл на рассвете, так что позвольте мне составить вам компанию.

Энн кивнула и не стала развивать тему. Если лэрд самоустранился, то она будет принимать решения без его согласия. Общество же грогана ее нисколько не смущало.

Хайд Брох тем временем отошел подальше от стола и принялся набивать трубку. Они так и промолчали весь завтрак, размышляя каждый о своем.

Хранитель пытался понять, отчего его хозяина перекосила новость, что их гостья туата, заключенная в человеческом теле. Ведь все ведьмы и колдуны были носителями дивной крови. Больше, меньше, но она всегда есть. Да, прямые потомки богини Дану сильнее. Фактически это живые стихии, им сложно ужиться с людьми, но лэрд Хредель не человек, так отчего отпрянул как от прокаженной?

Сейдкона же прикидывала фронт работ и его движение. Логичней было начать с дальних комнат и двигаться к выходу. Но хозяин замка явно проводит больше времени в гостиной и скорее всего ему понравится, если уже сегодня та будет отчищена от грязи и тьмы.

— Хайд Брох, — Энн пригубила бархатистый кофе и довольно сощурилась: хранитель замка явно успел разузнать ее предпочтения. Мысль об этом грела лучше кофе. — Скажи, гроганы ощущают тьму жилища? Различают ее формы? Как вы понимаете, что замок пора чистить?

— Он сам мне говорит. Я думаю, вы знаете, что любое населенное разумными существами жилище – живое. Оно оживает с появлением первого жильца и постепенно обретает разум. Мы, гроганы – не просто хранители, мы души замков, их воплощения. Я могу не просто понимать его желания, но говорить от его имени. — С этими словами Хайд Брох начертил угольком круг на стене и подал Энн руку. — Разрешите провести вам экскурсию.

Энн приняла приглашение и, затаив дыхание шагнула в образовавшийся провал. Мгновение спустя холодный морской воздух ударил ей в лицо.

— Ох!

— Это смотровая башня, мисс. Здесь редко кто бывает.

— Очень красиво! – Энн сменила зрение, и осмотрела постройку вертикальными зрачками кошки. Кругом было чисто, только на внешних стенах ветер трепал клочки зависти и золотые ленты восхищения. Да башня была видна издалека и волей-неволей притягивала не только взгляды, но и эмоции. На зависть сейдкона лишь слегка подула, и она умчалась в море, гонимая ветром. Там и рассеется. Зависть без подпитки долго не живет.

— Лет десять назад, — продолжил гроган, вновь протягивая руку, — замок напомнил мне о генеральной уборке, но сэр Гарольд был тогда совсем не в настроении и не пожелал видеть посторонних… Это верхний этаж, здесь жилые помещения. Спальная комната хозяина, будущие покои хозяйки и четыре гостевые комнаты. Замок небольшой, здесь раньше располагался форпост восточной границы.

Энн бегло осмотрела комнаты. В святая святых хозяина дома, разъела стены тоска, на мебели цвели яркие плесневелые пятна отчаяния, а все темные углы поросли мхом одиночества. В голове ведьмы все эти чувства отказывались увязываться с сэром Гарольдом — богатым, харизматичным, уверенным в себе потомком королей. Хотя, с другой стороны, сколько она видела улыбчивых семей с наросшими сталактитами острой злости, прекрасных женщин, чьи спальни, словно кровью были забрызганы ревностью. Сколько отчистила детских комнат от липких щупалец страха. Люди лгут, но их дома правдивы.

В гостевых комнатах почти не было эмоций – очередное доказательство того, что хозяин затворник, и люди здесь бывают не часто. А вот в будущих покоях хозяйки дома эмоций было хоть отбавляй. Старыми выцветшими красками они разлетелись по стенам, полу, потолку. Грусть, радость, скука, ревность, страсть, обида, предвкушение.

Энн прошлась по комнате, провела рукой по стенам, мебели, пустым рамкам, в поисках любви. Женщинам ведь свойственно любить. Нашла. Возле зеркала. Тонкой радужной пленкой на гладком стекле переливалась любовь к себе. Сейдкона покачала головой и положила на зеркальную поверхность руку. Пленка замерцала, словно бензиновая клякса в грязной луже. Впилась в тонкие пальцы, а после дернула, желая затянуть незваную гостью в зазеркалье, но Энн стояла крепко. Ухватила радужную дрянь и начала поглощать.

— Давай, — прошипела сейдока, вставая так, чтобы не попасть в отражение. — Я знаю тебя тут много, именно ты питаешь эту комнату, долго питаешь, не даешь тут всему рассыпаться белым пеплом забвения.

Планка дергалась, давила на пальцы, собираясь от краев к середине, пока, наконец, с громким хлопком не отделилась от зеркала. Энн шумно выдохнула и смахнула капельки пота со лба.

— Уф. Растопите камин, Хайд Брох?

Гроган, глядящий во все глаза на сейдкону, отрицательно замотал головой.

— Мисс, я не умею, не могу разводить домашний огонь. На кухне есть очаг, зажженный хозяином. Можно взять угли там или… — тут он задумался, прислушался к воле замка, после неуверенно кивнул и продолжил: — Но вы могли бы растопить камин в гостиной сама. Подменыши же обладают правом зажигать огонь в человеческих жилищах.

Энн удивилась, насколько она знала, разводить огонь в доме имела права лишь хозяйка, ну или хозяин. Хотя может, это имеет отношение к первому огню. Этих тонкости разумных жилищ были ей неведомы. Вот и с гроганом ошиблась. Даже предположить себе не могла, что хранитель замка, как и любой другой представитель дивного народа, лишен права разводить человеческий огонь.

— Верно, — наконец подала она голос. — Я могу разводить любой огонь. Брать чистое железо и соль. Входить в те дома, куда меня не приглашали. Подменыши не стихии. Мы приносим в дар большую часть себя, чтобы человеческий мир не отверг нас.

— Чем же пожертвовали вы?

— Умением лечить любую хворь, оживлять только что умерших, управлять закатными лучами. — Энн грустно вздохнула. — Туат, сохранивший мою душу, посчитал, что без этого тело сможет дольше продержаться и не сгореть.

Гроган сомкнул кустистые брови и поклонился.

— Сочту за честь, если вы разведете, зажжете огонь в этом доме, мисс.

О том, как отреагирует хозяин на это самоуправство, Хайд Брох решил не думать. Сейчас Гарольд об этом не узнает, а после простит.

Очаг разжегся на удивление легко. Казалось, он только и ждал, когда сейдкона поднесет спичку к сухим щепкам.

Энн скормила прожорливому огню тьму самолюбования. Оторванное от зеркала она уже не могла принести вред окружающим, просто ворочались грязной лужей в душе, разъедая и без того хрупкую плоть.

В других комнатах было все намного лучше. Мало вещей, мало эмоций. Лишь в библиотеке на старых фолиантах виднелись отпечатки чувств. Одна из книг и вовсе пылала, как пожар в Бернамском лесу. Сейдкона с любопытством потянулась к ней, моргнула, переходя на обычное зрение и прочла: «Хроника Альбы. От Пчелиного Волка до Гарольда Рыжебородого». То, что потомок рода Хредель оставляет на книге яркие отпечатки своих эмоций, Энн очень удивило. Мало кто так остро реагирует на родовые предания. Книгу пришлось долго чистить. Особенно много скопилось на последних страницах. История венценосного тезки явно волновала сэра Гарольда. Энн рассмотрела миниатюру, нарисованную средневековым художником, и с удивлением заметила фамильное сходство. «Интересно, представлял ли он себя на месте последнего короля, размышлял ли о том, как бы поступил, если сениликая Кайлех явилась к нему?»

Библиотека Энн понравилась. Она не могла дождаться конца длинного рабочего дня, чтобы погрузиться в древние рукописи. Монархи испокон веков были тесно связаны с Холмами. Они сражались с сидами, вступали с ними в брак, давали клятвы и получали волшебные дары. Менестрели были частыми гостями дивной страны. Быть может, кто-то из них записал легенду про жизнь и смерть детей великого врачевателя Диан Кехта…

Кроме книг больше никаких древностей в замке не было. Не удержавшись, Энн все же поинтересовалась у грогана, где хозяин хранит антиквариат, и с облегчением узнала, что в замке его нет. Обследовав весь дом вплоть до винного погреба, она, наконец, принялась за чистку гостиной. Брауни мыли окна, драили полы, мебель и стулья, а Энн принялась отскабливать мох одиночества. Он накрепко сросся со стенами и не желал выводиться.

«Завел бы себе собаку, скрашивать длинные вечера. Хотя у него скоро жена появится. Скучно не будет». А вот как будет, Энн не знала. Сложно представить себе счастливую семью, даже не припорошенную блестящей пылью интереса.

Хайд Брох первое время суетился, пытаясь если не помочь, то хотя бы проконтролировать, но вскоре убедился, что тут прекрасно справляются без него, и с радостью осознал, что в кои-то веки может отдохнуть.

Малыши брауни давно перешли в другие комнаты, а Энн все чистила гостиную. Не успокоилась, пока не дошла до тонкого слоя бабушкиной защиты. Коснулась ее нежно, аккуратно, как люди касаются памятных сердцу вещиц, и стала наносить свою. Крепкую, гладкую как стекло. С такой долго будут соскальзывать простые эмоции.

Энн боялась не успеть до прихода хозяина, но солнце давно спряталось за горизонт, а Гаральд Хредель так и не появился.

Ужин прошел в компании грогана. Хранитель знал множество древних легенд. С ним было интересно. Сейдкона наслаждалась чудесным вечером и гнала от себя мысль, что рядом с хозяином замка он был бы ничуть не хуже.

До библиотеки дойти в этот день не удалось. Ночью, утомленная сейдом, она спала как убитая, но сквозь сон, отдаленным эхом ей слышалась невесомая, ласкающая музыка. Энн тянулась к ней, желала укутаться, словно шалью, дотронуться щекой, почувствовать легкое касание в ответ, и не дотягивалась.

На следующий день все повторилось. Хозяин отсутствовал, Энн работала. Гроган скрасил ее завтрак и исчез, предоставив сейдкону самой себе. Впрочем, это, скорее, нравилось, чем нет. Работа увлекала.

Нежелание хозяина коротать с ней вечера, отдавало легкой досадой. Энн привыкла, что далеко не все люди любят ведьм. Они готовы пользоваться их услугами, покупать зелья, просить о помощи, но общаться больше необходимого - нет.

Третий день работы подошел к концу. Самое тяжелое: главная гостиная, спальня хозяина и библиотека были вычищены. Энн поужинала вновь в одиночестве и ушла к себе… вновь не найдя сил дойти до библиотеки.

«Ладно, завтра полегче будет, справлюсь за полдня и засяду за чтение. И пока не найду, что нужно – не уеду», — решила Энн и вновь забылась беспокойным сном. А посреди ночи ее разбудила негромкая музыка. Несколько долгих минут сейдкона лежала, вслушиваясь в мелодию и наконец не выдержала, накинула легкий халат, и ведомая чарующими звуками спустилась вниз.

Хозяин замка гладко выбритый, в строгом костюме сидел за роялем и играл. Глаза его были закрыты. Он полностью растворился в музыке, слился с ней единым огненным вихрем. Энн оперлась о боковую стенку дверного проема и наслаждалась чужой игрой. В этот самый момент мужчина показался ей прекрасным. Единственно прекрасным во всем мире. Она впитывала его образ вместе с музыкой, позволяла ему проникнуть в сердце, перелиться через край.

Пришла непрошенная мысль, что наверняка хозяин замка, очень недурно поет. Энн прикрыла глаза вспоминая его низкий раскатистый голос. В день их знакомства он сказал всего несколько фраз, но вибрации, которые вызвал его тембр, гуляли волнами мурашек по сей день.

— Кажется, я разбудил вас, мисс.

Энн не сразу поняла, что инструмент давно смолк и Гарольд Хредель угрюмо прожигает ее янтарными глазами.

VII. Разговор в ночи

— Я не отказалась бы так просыпаться каждый раз, — выпалила она, и только после, услышав собственный голос, сообразила, как это двояко звучит.

Повисло молчание. Наконец лэрд произнес:

— Вы вычистили эту комнату в первый же день, спасибо. Здесь давно не было так свежо.

— А вы опять напылили тут грустью.

— Только сумасшедшие все время радуются. – Гарольд смотрел на Энн пристально, не отрывая глаз. Ему нравилось следить за ней. За тем как она двигается, как говорит, за лучиками в уголках глаз, когда она смеется или, вот, как сейчас, смотрит слегка сощурившись. Он поймал себя на мысли, что скучал. Эти три долгих ночи он с равной силой не желал появления Энн и в то же время жаждал его. Хотел почувствовать запах ее кожи, пропустить сквозь пальцы шелк волос. Что ж, видимо сидский яд уже проник в его кровь.

— Желаете выпить, мисс, или леди не пьют? – поинтересовался он поднимаясь.

— Так то леди. А я ведьма. – Энн скривила губы, втайне радуясь, что собеседник стоит к ней спиной. – Буду. Хотя вы вряд ли предложите мне болотную настойку.

Гарольд хмыкнул и подошел к бару, чтобы наполнить стаканы.

— Только виски. На мой взгляд, ничего так не снимает усталость, как глоток хорошего виски. А вы мисс сегодня явно не прохлаждались. Впервые вижу сейдкону, способную за день очистить библиотеку. Вашей бабушке требовалось намного больше времени.

Энн приняла толстостекольный стакан и коротко кивнула.

— Просто все оказалось намного лучше, чем я ожидала, учитывая то, чем вы занимаетесь.

— Чем занимаюсь? – Гарольд удивленно приподнял брови. Отодвинул кресло, приглашая Энн присесть, и когда гостья расположилась, занял место напротив.

Сейдкона замялась, раздумывая, как воспримет хозяин ее признание, но решив, что ничего предосудительного не совершила, выпалила:

— Естественно, получив заказ, я посмотрела о вас информацию в сети. Предпочитаю знать заранее, с чем придется работать. Новости, светские сплетни, налоговые отчеты. Не так много, на самом-то деле. Но я знаю, что у вас есть невеста, мистер Хредель. Несколько предприятий по всей Альбе. А еще вы завсегдатай аукционов. Вечно что-то приобретаете и продаете. Ума не приложу, как на этом можно заработать, но факт. Поэтому я была удивлена, обнаружив достаточно аскетичное убранство.

Она обвела взглядом комнату.

— Вы, решили, что я коллекционер?! – Гарольд неожиданно сам для себя развеселился. — Представляю, как вы удивились, не обнаружив тут картин и статуэток. Но в чем-то вы правы, мисс. Я, действительно, собираю древности. Но меня интересуют лишь клады. — Его глаза полыхнули огнем. — Золото, серебро, драгоценные камни. Все, что блестит и переливается. Это моя страсть, моя радость и мое проклятье. Я всегда поклонялся золоту, как божеству. Мечтал собрать у себя в закромах все сокровища мира... Но, когда мое желание исполнилось, я понял, что, сколько бы ни был ярок блеск золота, его сияние не греет. Понимание пришло, а привычка копить богатства осталась.

— Да вы настоящий дракон, мистер Хредель! – выпалила Энн, но тут же посерьезнела. – Но сокровища – это еще хуже. Ничего так основательно не держит проклятья как драгоценные камни и металлы. Тысячелетия не могут развеять их. Помните легенду о кольце Зигфрида? Маленький желтый ободок с тремя алмазами. Его создал первый мастер этого мира - сид Андвари для своей любимой. Для этого он нашел самое чистое золото и самые прозрачные камни. Много дней и ночей он ковал подарок, гранил, шлифовал, но когда закончил его и увидел, какую сотворил красоту, то влюбился в дело рук своих, напрочь забыв о невесте. Первое проклятье наложила именно она, завещав, что ни один союз, скрепленный этим кольцом, не закончится свадьбой.

Энн резко замолчала. Чего вдруг вспомнилась эта история и давняя боль? Видимо сидская душа изо всех сил рвется наружу, выуживая давно забытые воспоминания.

От Гарольда не укрылось то, что сейдкона на пике своего рассказа сломилась, как сухая ветвь на ветру, поникла и закончила едва ли не через силу.

— Вы говорите о том кольце, которым боги нашего мира откупились от Хрейдмара за смерть сына?

— Именно. – Она вновь взяла себя в руки. - Хитроумный побратим Отца людей отобрал все золото Андвари. Сид просил оставить любимое кольцо, но асс завладел и им. Тогда Андвари наложил второе проклятие. Он сказал, что кольцо будет стоить жизни всякому, кто им завладеет. Так оно попало к Хрейдмару и послужило причиной его смерти от рук собственного сына, который настолько боялся потерять свои сокровища, что превратился в ужасного дракона Фафнира.

— Интересная легенда мисс Пуст, но вот в чем беда. — Гарольд задумчиво потер подбородок. Ему захотелось отвлечь сейдкону. Поделиться в ответ на ее откровения - своими. Пусть в столь же завуалированной форме, но если он услышал между строк, то что мешает ей? — В дракона нельзя превратиться. Нужно родиться с душой дракона. И знаете, я слышал несколько иную версию этой истории. Ассы перед уходом предупредили Хрейдмара о проклятом кольце, и он, не будь глупцом, отнес свой клад Фафниру. Драконы, знаете ли, могут очищать сокровища от проклятий. На это уходит не одна сотня лет, да и нужно знать, где искать, но в целом в этом их магия. И если бы глупец Зигфрид не убил и не ограбил дракона, то через сотню-другую лет Хреймар получил бы свой клад уже без всякой тьмы… Ну или большую его часть. Драконы, знаете ли любят золото, и о проценте за свои услуги договариваются сразу.

Энн затаив дыхание слушала хозяина замка, смотрела, как полыхают глаза в свете камина и не могла унять чувства ускользающей нити. Казалось, что Гарольд не просто рассказывает древнюю легенду, а делится чем-то личным. Она сомкнула брови, пытаясь дотянуться, понять. Зачем? Что ей до чужого мужчины и его линии жизни. И все же не смогла удержаться, спросила. Только совсем не то, что надо было:

— Вы видели его? Кольцо Зигфрида? Кусочек золота с тремя камнями?

Гарольд усмехнулся и отвернулся к окну. Да, он видел это кольцо. В свое время много сил положил на то, чтобы достать его и еще больше на то, чтобы обойти заклятье, способное отправить на тот свет даже дракона. Возникла шальная мысль показать Энн сокровищницу. Он отбросил ее и пока не успел надумать лишнего, предостерег скорее себя, чем сейкону:

— Некоторые легендарные вещи мисс, должны оставаться таковыми, а не превращаться в обычные украшения. Но что насчет вас? Не расскажете мне, отчего мой собственный хранитель, узнав, о том, что вы подменыш, забыл свою природную сварливость и настолько расположен к вам, что против моего прямого запрета, позволил музыке сегодня подняться в ваши покои? Что в вас такого особенного, мисс Энн, что даже фамильный гроган не устоял?

Про себя спрашивать не стал. Не сознается ведь сейдкона: намеренно-ли или случайно, окутала его чарами, заволокла разум туманом, как та, что Прощальным пламенем себя величала. Может и не со зла, а по природе своей дивной, ведь не торопиться плоды своей магии пожинать. Сидит, огнем в камине любуется, словно над вопросом размышляет.

Сейдкона кожей чувствовала испытывающий взгляд хозяина замка. Говорить о своей природе она не любила. Но мир четко делился на тех, кто сталкивался с магической природой Бернамского леса и тех, кто не верил в ее существование. Лэрд Хредель относился к первой категории, хоть явно и не любил дивных созданий. Тут, кстати, удивляться нечему. Фейри от мала до велика изводили людей всеми доступными им средствами и редко кто мог похвастаться, что пережил встречу с ними без потерь.

— Мне льстит внимание Хайд Броха, но в том, что я подменыш нет ни моей вины, ни заслуги. Думаю, раз вы знакомы с магическим миром, то вам известно, что Сидом правят трое: Хозяин Холмов, Госпожа Темной стороны луны и их сын Лесной Царь, что ныне носит имя Мидир. Едва он обрел свою ту, с которой был связан алой нитью еще со времен первых детей богини Дану, как был вынужден уйти за ней в мир мертвых, где ожидают своего перерождения души туатов. Мидир отыскал ее и вернул в Сид. Но и сам переродился. Стал стихией порога. Никогда прежде у туатов не было проводника из мира живых в мир мертвых и обратно. Однако этот дар сделал невозможной смерть Хозяина Леса на Горячем камне. Раз за разом жертвенный клинок пронзал его грудь и раз за разом не приносил вреда. Древний договор был нарушен. Туаты пребывали в смятении, а Бернамский лес стал наполняться тьмой. Но не знакомой, которую дивный народ испокон использовал для своей магии, а чуждой. Она пришла с гнилых городских улиц и затхлых рек, она напиталась человеческими страстями и обрела плоть. Совладать с ней могли лишь необычные ведьмы, потомки легендарной Кат Ши, что умели смотреть кошачьими глазами, и поглощать тьму.

Моя человеческая мать была именно такой ведьмой. Очень сильной чистильщицей. Но Бернамский лес не человеческий дом и не замок. Даже для самой сильной ведьмы задача почти невыполнимая. Однако, госпожа Темной стороны луны знала, кого просить и что обещать взамен. У моей матери были все задатки сделать это… и была боль. Уже тогда она носила дитя, и ей сказали, что ребенок этот будет особенным. Сейчас о таких принято говорить «солнечные», но двадцать лет назад врачи были честнее и называли вещи своими именами. Мать же хотела, чтобы ее девочка была обычным ребенком и готова была пожертвовать ради этого своей жизнью, а не просто магией. Они договорилась с госпожой Темной стороны луны, и каждая получила, что желала...

В назначенный день моя мать пришла в лес, выпила переданный ей сидами настой из семи горьких трав, усиливающий любую магию. Нашла тропу, соединяющую то, что было, то, что есть и то, что будет. Собрала свою силу, прошлую, настоящую и будущую, и ударила жуткую тьму, что посягнула на Бернамский лес. Девять дней и ночей длилось их битва. Девять дней и ночей стояли они недвижимые, и вот тьма исчезла, а мать упала без чувств. Древний лес излечился, обновился без привычной жертвы. Сиды забрали чистильщицу в холмы и выхаживали ее. Она лишилась своей ведьмовской силы, но не печалилась о ней, лелея надежды на здоровое дитя. Пришел срок родам, и она разрешилась, но ребенок был мертв. Госпожа темной стороны луны погрузила дитя в котел, который был взят из места, где смерти не существует, но душа то ли уже далеко отлетела от человеческого тела, то ли и вовсе не заняла его. Тогда туат, что помогал госпоже, снял с себя светящийся медальон с заключенной душой… Давно умерла та, что вырастила его как сына, и долго не мог он найти достойной женщины, чтобы возродить ее. Лишь мгновение он колебался, прежде чем разбил зачарованное стекло. Ребенок сделал первый вдох, и разразился плачем. Сидская душа изменила пластичное детское тело, оздоровила его. Мать не помнила себя от счастья... А я… я никогда не забуду ее глаза, полные слез, когда она впервые взяла меня на руки.

Люди удивительные существа, они способны любить ни за что, просто за факт твоего существования. Ради ее теплых рук, счастливых глаз и мягкой улыбки, я готова была терпеть неудобства хрупкого и в то же время тяжелого человеческого тела. Беречь его, тренировать, только что б она не расстраивалась.

— И что же она не заметила, что перед ней подменыш? – Голос Гарольда охрип, услышанное поразило его до глубины души.

Энн отрицательно покачала головой.

— Нет, а вот бабушка догадалась сразу. Молчала долго, а потом, когда я смогла хорошо и внятно говорить, устроила допрос. Я ей все рассказала. Она не выглядела удивленной. А вот матери тайну раскрывать запретила. Боялась, что правда ее сломит. Сказала, что над смертью люди не властны, но обладают величайшим даром – свободой воли. Мать не хотела мириться с судьбой своего ребенка и сознательно пошла к сидам, вот и не стоит принижать ее выбор. Каждый, кто желает познать сладость самообмана, имеет на это право... Правда же, словно кнут, может исполосовать душу. И не каждый потом способен раны эти залечить...

Не знаю... по мне, так правда всегда останется-правдой, ложь-ложью, а предательство-предательством, в какие одежды их не облачи. Но иным испокон веков дурман обмана слаще истины. Ладно, не о том сейчас речь... Мои собственные силы были заперты именем. Память о нем я отдала за право существовать в человеческом теле. Но чем старше я становлюсь, тем сильнее изнашивается дверь. Рано или поздно ее вырвет с петель. Хорошо еще, что магия чистильщиц сама по себе хорошо запоры держит. — Энн задумчиво протянула руку к огню, и маленький сгусток света перетек на ее пальцы. Ей не хотелось говорить о том, что случится, если чудовищная сила, некогда доступная ей вырвется наружу. «Все же если не выйдет самой найти имя. Надо будет уйти подальше в лес», — решила она и продолжила: — Бабушка была мудрой женщиной, хоть и во многом суждения наши расходились. Когда она умерла, я впервые почувствовала боль. Боль потери. Люди говорят, что сиды не умеют любить. Но это не так. Мы любим, хоть и редко. И любовь эту можем пронести через смерть. Дождаться того, кто дорог. — Энн вздохнула и посмотрела Гарольду в глаза. — Через пару лет мамы не стало. Без магии ее тело состарилось очень быстро. А я так и не рассказала ей правду. Продолжала купать ее в сладкой лжи. Как я себя потом презирала! Она ведь умирала с улыбкой и моим именем на губах. Говорила, что счастлива, не зря прожила жизнь. Боги! Мало мне было Киана!.. – Энн замолчала, переживая боль утрат, а когда вновь заговорила, голос ее звучал отстраненно: — Я тогда поклялась, что то была последняя ложь в моей жизни... Только толку. В очередной раз те, кого я любила, ушли, оставив меня одну... Мне вновь не для кого стало жить.

— А как же Холмы? Ты же говорила о том туате, что сохранил твою душу.

Гарольд увидел, как посветлело лицо Энн и отогнал неуместное чувство ревности.

— Да, Лавада. Единственный сын моего брата. Он зовет в свой Холм, предлагает примкнуть к его сияющей свите. Но он слишком похож на своего отца, и мне мучительно находится рядом.

— Вы не ладили с братом? — он вспомнил своего. Его насмешливое спокойствие и несгибаемость под ударами судьбы. Румпель даже будучи горбатым уродом излучал непоколебимую уверенность в себе и собственных силах. Гарольд всегда завидовал ему, и эта зависть некогда бесила до пелены в глазах.

Энн вскинулась:

— Нет! Напротив, мы были очень дружны. У нас было общее дело, и он…

Но договорить ей не дал звучный сигнал дверного колокола.

VIII. Жертва

— Я никого не жду, — Гарольд резко поднялся.

— Редко когда добрые гости и добрые вести приходят ночью, — отметила Энн, тоже поднимаясь. Гул от звонка разлетелся по пустому замку и осел пеплом дурного предчувствия.

На пороге дома стоял невысокий сутулый мужчина с куцыми усиками над верхней губой, и мял форменную фуражку. Неожиданно распахнувшаяся дверь застала его врасплох, он отшатнулся от черного провала. А когда плотная тьма вдруг моргнула двумя раскаленными углями и вовсе попятился назад. Но тут зажегся свет и перед ним возник хозяин дома - сам сэр Гарольд Хредель.

Незваный гость собрал всю свою выдержку и произнес:

— Инспектор Джеймс Мюррей. Мистер Хредель, простите за столь поздний визит, но мне нужно задать вам пару вопросов. Разрешите войти?

Гарольд сделал шаг вбок, пропуская незваного гостя.

Мюррей передернул плечами. Замок был странным. Тени в углах казались живыми, плотными. Они тянули к нему свои тощие щупальца. Инспектор шумно сглотнул. Он не любил странности и старался их всячески избегать. Собственно, в полицию пошел для того, чтобы на каждый вопрос находить ответ. Необязательно верный, но главное своевременный и четкий. Этот несложный жизненный принцип позволил ему неплохо продвинуться по службе и быть на хорошем счету по обеим сторонам баррикад. Но в каждом плюсе есть аж целых два минуса. Его заключались в том, что не Мюррей находил работу, а она его. И порой в самых неожиданных местах. Сегодня, например, работа его застигла в объятьях миссис Гибсон. С другой стороны, хорошо, что в объятьях его застигла работа, а не мистер Гибсон. В противном случае инспектор не сидел бы в просторной гостиной с блокнотом на коленях, а валялся в сточной канаве с перерезанным горлом.

Увы витиеватые тропы вирда были Джеймсу Мюррею не знакомы, а потому он пребывал в наисквернейшем расположении духа. Приказ "Доставить лэрда Гарольда Хределя в участок" не помещался в рамки представлений инспектора о хорошем субботнем вечере.

— Мистер Хредель, — Мюррей изо всех сил старался смотреть на хозяина дома, а не на девушку, что была с ним. Мисс Пуст, если верить документам. Инспектора так и подмывало спросить, что она тут делает в столь поздний час. Но насчет нее начальство распоряжений не давало, а потому следовало придерживаться плана. — Разрешите узнать, где вы были сегодня днем?

Гарольд удивленно поднял бровь.

— Ездил по делам, а к чему этот вопрос?

— По каким делам? Куда? Кто может подтвердить это?

— Инспектор, — Гарольд сложил руки на груди, — разрешите поинтересоваться к чему эти вопросы? Меня в чем-то обвиняют?

— Вот именно, сэр! Вы все верно поняли. Обвиняют. Сегодня в гостинице "Хеорот" найдена мертвой мисс Ребекка Сомерленд. Кругом ваши отпечатки пальцев и личные вещи. — Инспектор продемонстрировал носовой платок в прозрачном пакете. — Будете писать явку с повинной или станете возражать? В любом случае мне придется вас задержать. Или мисс Пуст желает подтвердить ваше алиби? — Мюррей насмешливо взглянул на Энн. Та сидела с совершенно белым лицом и переводила ошарашенный взгляд с одного мужчины на другого.

— Мисс Пуст? — Инспектор сполна насладился чужой растерянностью.

Энн отрицательно покачала головой. Нет! Не сможет подтвердить. Не станет. Даже зная наверняка, что Гарольд не убивал невесту, она не будет обманывать. Ложь во благо все равно остается ложью. А так, разберутся. Обязательно найдут виновного. Ведь Энн видела, что Гарольд не принес на руках следы смерти в дом. Это кровь можно легко смыть, а тьма будет липнуть к рукам еще долгие годы.

— Так, — Гарольд напряженно потер лоб, — этого не может быть. Глупость какая! Ребекка не могла умереть вне дома. Она же из рода Сомерленд.

Инспектор приподнял брови, отчего лицо его, вплоть до куцых усиков взметнулось вверх, выражая крайнюю степень озадаченности.

— То есть, вы признаете, что убили мисс Ребекку у нее дома, а потом перенесли тело?

— Что?! Нет! — рявкнул Гарольд, и бокалы на низком столбике брызнули стеклом. Инспектор опасливо вжал голову в плечи, но все же настоял:

— Тогда вам следует проехать в участок.

— Погодите! — подала голос Энн. — Я хочу сделать заявление! Я сейдкона-чистильщица, обладательница сидской крови, говорю вам, что мистер Хредель никого не убивал. Смерть оставляет следы. На лэрде их нет.

Инспектор занервничал. Ну почему ему не дали указаний насчет этой леди?

— Мисс, — тем не менее напустил он на себя серьезный вид, — увы, ваше заявление никак не может нам сейчас помочь. Вы имеете права прибыть завтра в участок со всеми своими подтверждающими ведьминскую профессию документами и зафиксировать ваши видения у экспертов. Если они подтвердятся, то замечательно.

— То есть, — Энн сощурилась, — если бы я сказала, что мистер Хредель был со мной, то вы бы мне поверили и уехали?

— Нет, что вы! — Инспектор аж руками замахал. — Вы поехали бы с нами в участок как соучастник. Говорю же, у нас предостаточно улик.

— Так. Я еду с вами! Посмотрю на эти улики.

— Нет! — Мужчины произнесли это с поразительным единодушием, на что Энн поджала губы.

— Благодарю за помощь, мисс, но останьтесь. Это вас не касается.

Гарольд метнул в сейдкону предупреждающий взгляд, но она не отвела глаз. Встретила его пылающий янтарь своей зеленью. Долго они стояли так, долго смотрели друг на друга, силясь донести нечто важное. Их немой поединок прервал инспектор. Кашлянул один раз, другой и произнес настойчиво:

— Мистер Хредель, прошу. Если вы невиновны, то к утру будете свободны.

Гарольд на это только многозначительно хмыкнул.

Стоило тяжелой входной двери захлопнуться, как Энн прокричала:

— Хайд Брох!

В этот момент мысли о том, что она не имеет права вызывать грогана замка находились очень далеко. Тем не менее хранитель появился почти сразу.

— Не шумите, мисс. Я тут и все видел. Нельзя было отдавать хозяина. Я надеялся на вас, шептал тенями. А вы…

Энн задохнулась от возмущения.

— Тени?! Я не слушаю тени! Не призываю их. Я чистильщица, и не смею использовать иной сейд. Мое дело уничтожать тьму, но стоит однажды ее принять в себя, ответить на зов и все, можно расстаться с даром чистильщицы. Да и с жизнью.

— Я не знал, — Хайд Брох выглядел подавленным. — Я и сейчас не знаю, не понимаю, что делать. Я очень молод. Мне и трехсот лет нету. Сир Хредель мой первый хозяин. Он сказал не высовываться при обычных людях, я и не показывался. А теперь как?

— Как, как. Телефон адвоката давай, будем звонить.

— У сира нет адвоката, мисс, — гроган едва не плакал. – Сиру Хределю нельзя в участок. Нельзя встретить там рассвет. Я не могу сказать прямо. На мне запрет. Но услышьте, что я вам говорю и вспомните, что говорили вы сами сегодня. Хозяина нужно вызволить до восхода солнца, иначе быть беде!

— Фомора тебе в печенку Хайд Брох, я ничего не понимаю! – Айлин хотела ударить кулаком по столу, но там валялись осколки от разбитых бокалов. Гроган поймал ее взгляд и часто, часто закивал.

— Да. Вы же заметили, что у хозяина в замке нет люстр и хрупких ваз. Очень мало зеркал. Ведь все это бьется от силы его голоса. Ну же Энн! Вы видели у кого-то такие глаза, как у сира Гарольда? Они же пылают, горят золотом.

Энн впилась пальцами в волосы.

— Что ты… — но договорить не успела. Мелкие детали выстроились в линию. Голос, способный сбить с ног, огромные огненные глаза, сам рыжий, как костер, мощный, высокий и при этом плавный, словно хищник. Высший, легендарный хищник.

«Сколько себя помню я поклонялся золоту как божеству. Мечтал собрать у себя в закромах все сокровища мира...

— Да вы настоящий дракон, мистер Хредель!»

— Дракон… — произнесла она едва слышно, — Гарольд дракон! Сир. Ты всегда обращаешься к нему так. Пресветлая Дану! Не просто дракон, а последний король второй династии. Проклятый дракон, лишенный права на свободный оборот. Он что, ночью человек, а днем…о неет! Нет, нет, нет! Его привезут в участок, там он обернется. Учитывая, подозрение в убийстве никто не станет разбираться. Случайно, специально. В лучшем случае усыпят, в худшем пристрелят и разберут на ингредиенты для зелий.

Энн подорвалась и понеслась наверх в комнату за ключами от машины. Надо во что бы то ни стало остановить инспектора.

Время. Время. Время. Оно утекало с каждым бешеным ударом сердца. Энн давила педаль газа и чаще смотрела на бабушкины карманные часы, что висели на зеркале заднего вида, чем на темную мокрую дорогу.

В окно автомобиля бил косой дождь.

«Думай, думай, думай!» — Мысль навязчивая как секундная стрелка. Успеть, догнать, перехватить до города, до камеры, до рассвета.

«Дура, дура, дура! Почему раньше не догадалась?! Все же на поверхности было! Сейчас бы не мчалась, как загнанный кролик»

Циферблат, бабушкиных часов вилял словно маятник.

Энн до крови прикусила губу. Боль отрезвила. Во рту стало солоно. Вот оно решение. Каждой чистильщице известно, что стоит хоть раз принять в себя магию Холмов, ответить на зов теней и чистильщицей тебе не быть. Тени таких ведьм не щадят. Сжирают, как костер трухлявую ветку. Но потерявши голову по волосам не плачут… Ее дни и так сочтены. Просто случится немного раньше. Жаль в библиотеке имя так и не довелось поискать. Эх! Если бы она сразу поняла, всего этого не случилось.

Стоп.

Нечего оправдывать и оправдываться. Выход есть и она сознательно пойдет на эту жертву. Может хоть в этот раз не опоздает – спасет того, кто дорог.

«Когда только успел под кожу залезть?»

Энн открыла окно автомобиля и на полной скорости плюнула. Едва кровь успела коснуться земли, она произнесла:

— Что б у вас, инспектор Мюррей, на машине все четыре колеса пробило! – Сейд на крови самый прямой, грубый, дернул за нити чужой судьбы. Теперь главное, чтоб все живы остались.

— Пожалуйста, — прошептала она. — Ну, пожалуйста.

Вдруг свет фар выхватил улетевший в кювет автомобиль. Энн затормозила и выскочила под проливной дождь. Инспектор, стоял на улице и вертел головой. Из рассеченной брови текла кровь, смешивалась с каплями дождя, образуя на лице причудливые дорожки, терялась в куцых усах.

— Мисс Пуст, вы могли бы помочь?

Он, кажется, обрадовался. Глупец.

Ветер взвыл, поглотил ненужные слова.

Энн не стала тратить время на ответ. Ударила накопленной за день тьмой, спеленала, подтянула к себе. Заглянула в глаза, ломая чужую волю.

— Джеймс, — протянула она нежно, чарующе. Ее голос проник в сознание, словно острый нож в податливое тело. Сейдкона посмотрела на него так, как не смотрела до сего дня ни одна женщина. Провела тонкими пальцами по щеке, вверх к кровоточащей ране. Надавила, причиняя сладкую, тягучую боль. Немного, но ему хватит, — Назови мне свое истинное имя.

— Дик, — гулко отозвался мужчина. Глаза его затянула поволока тумана. Он и не думал сопротивляться.

— Дик, — голос Энн переливался ручьем, пальцы окрасились алым, — могучий, смелый, сильный, скажи мне, Дик, кто отправил тебя сюда?

— Мой начальник. Шон Уилсон. Он дал мне ордер. Он ведет дело. Мне приказали только забрать.

— Понятно. Запоминай Дик. Ты потерял ордер, плюнул на все и отправился на ночную рыбалку, но по дороге попал в непогоду и пробил шины. Дик, ты не хочешь возвращаться в офис, не хочешь разговаривать с начальником. Ты починишь машину и поедешь в Валлис. Ты давно хотел там побывать. Ты понял меня?

— Да.

— Хорошо, Дик. А теперь выпусти задержанного, сядь в машину и спи двадцать минут.

Энн отняла руку, позволив инспектору достать ключи и открыть заднюю дверь, освобождая Гарольда.

— Расстегни наручники!

И этот приказ был выполнен. Тьма внутри сейдконы довольно заворчала. Ей понравилось чувствовать власть над человеком. Жаль, времени нет, так бы она поиграла с ним, подчинила своей воле...

— Энн, — Гарольд аккуратно коснулся ее локтя.

Наваждение пропало.

— Пойдемте.

Они поспешили в теплое нутро "Жука". Энн завела мотор, развернулась и перед тем как ехать обратно по привычке бросила взгляд на бабушкины часы. Те встали. Замерли в тот самый момент, когда она сотворила сейд на крови.

Гарольд смотрел на размытый силуэт дороги и пытался вернуться к тем мыслям, что занимали его в полицейской машине.

Увы. Сейчас мнимая смерть мисс Сомерленд волновала его гораздо меньше, чем причины побудившие Энн бросится его догонять. Он повел огромными плечами, ощущая отголоски той сильной магии, что бушевала несколько мгновений назад. Теперь сомнений не было – рядом с ним сидела древняя туата. Стихия, заключенная в тело человека. И совершенно не понимал мотивов этой стихии. Впрочем, замысел Ребекки для него тоже был скрыт.

— Зачем вы вызволили меня? Я же сказал сидеть в замке.

Сейдкона хмыкнула.

— Вы, конечно, дракон, мистер Хредель, но я не ваша принцесса, чтоб меня в башне прятать. — Сейдкона помолчала, пробарабанила пальцами по рулю незамысловатый мотивчик и расхохоталась, отпуская напряжение последних часов: — Ну надо же! Самый настоящий дракон! С ума сойти! Кому сказать не поверят! – А отсмеявшись закончила совершенно серьезным тоном: — Вы понимаете, что было бы, обернись вы в участке?

— Вижу, моя природа уже ни для кого не секрет. Сначала Ребекка, теперь вы. Откуда узнали?

— Гроган подсказал. Хотя могла б и раньше догадаться. Как вы думаете, вашу невесту убили, потому что она раскрыла вашу тайну?

Гарольд угрюмо покачал головой. Вот они и вернулись к тому, о чем он размышлял по дороге в участок.

— Сомневаюсь, что она мертва. Сомерленды служили короне в те далекие времена, когда я полагал себя королем Альбы. Над ними уже тогда простиралось благословение, больше похожее на проклятье. Ни один из их не мог умереть вне дома. Они возвращались с полей сражений окровавленные, с жуткими гниющими ранами, но лишь для того, чтобы умереть в родных стенах. Помню, один из них, Вран нес собственную голову в руках, пока не переступил порог родового замка. Красавица Эмилия превратилась в ветхую старуху без зубов и волос, пока здравый смысл не победил страх смерти, и она не вернулась на земли предков. Родовая магия не делает различия между мужчинами и женщинами. Все Сомерленды знают об этом. И Ребекка не была исключением. Потому эта показательная «смерть» вне дома - послание для меня. Только не понимаю, чего она добивается. Или это месть? Правда не помню, чтобы мы ранее с ней пересекались. Но и ни за что не поверю, что это просто сопротивление навязанному замужеству. Хотя изобретательности юной леди можно позавидовать. Только вот вопрос, как она изобразила собственную кончину. Ведь, насколько я знаю, современных специалистов не так просто провести в этом вопросе.

— Есть травки, — хмуро отозвалась Энн. Спорить с Гарольдом не хотелось. Ну конечно, как можно не желать брака с таким замечательным лэрдом! Королем, богачом, красавцем. Только вот Энн на своей шкуре испытала насколько люди бояться тех, кто на них не похож.

— Остановите машину! — просьба Гарольда больше похожая на приказ, вырвала ее из размышлений.

— Зачем?

— Вы же не хотите получить авторское блюдо «жук, фаршированный драконом». Через три минуты восход.

Энн прижалась к обочине и выключила мотор.

— Зонт дать? Погода кажется нелетной.

— Благодарю, но не стоит. — Гарольд изобразил подобие вежливой улыбки, — Костюм и так будет испорчен. Могу я попросить вас мисс сохранить мои вещи? — С этими словами он снял запонки, часы и передал Энн. После чего коротко кивнул и вышел в непогоду.

Дождь лил стеной. Плотный, промозглый, он моментально просочился сквозь одежду, превратил ее ледяные оковы. Гарольд отошел на безопасное от автомобиля расстояние и остановился, ожидая оборот. Прошла минута, другая, третья. Гарольд продрог. С него потоком лилась вода, изо рта валил пар, но тело не менялось. Давно он так не ждал прихода дракона, как сейчас. Хотелось взмыть в пасмурное небо, оставить на земле груз вопросов.

Время шло, но все оставалось как прежде. Его начали одолевать сомнения. Неужели за столько лет он впервые перепутал время восхода? И что теперь делать? Идти в машину, так неровен час превратится внутри этой несчастной жестянки, еще и девушку придавит. От мыслей об Энн озноб отступил. «А она ведь так и не сказала, почему поехала за мной. Хайд Брох упросил, не иначе».

Вдруг дождь над Гарольдом прекратился. Он поднял вверх голову и уткнулся взглядом в золотистое полотно зонта.

— Уже двенадцать минут как расцвело, мистер Хредель.

Слова эти оглушили похлеще грома. Они моментально провалились в сознание. Гарольд крутанулся и схватил Энн за плечи.

— Что? Что ты сделала? Как тебе удалось снять проклятье? Чем ты пожертвовала?

Энн удивленно хлопала глазами.

— На вас плащ надет старинный, — вместо ответа прошептала она, завороженно разглядывая расшитую золотом мантию.

Гарольд в ужасе опустил глаза. Впервые самообладание дало трещину. Он сорвал жуткую вещь с плеч. Удушающей волной накатил иррациональный страх.

— Это плащ Левиафана! Подарок Кайлех! Я не могу обернуться. Выходит, это было проклятье? Я вовсе не дракон…Айлин солгала мне. Но зачем?.. Боги! Что ты сделала Энн? Что ты натворила?! Я уже смирился со зверем внутри себя. Привык к нему!

Но Энн его не слушала. Она смотрела на золотой плащ. Темной, древней мощной силой веяло от него. Тьма внутри довольно заурчала. «Возьми его. Присвой. Он твой». Энн медленно присела и протянула к нему руку.

Каким-то шестым чувством Гарольд понял, что сейдкона не намерена очищать мерзкий плащ от тьмы. Она замерла, но зрачок не вытянулся вертикально, когда чистильщица переходила на кошачье зрение. За мгновенье до того, как Энн дотронулась до плаща, Гарольд оттолкнул ее. Мысль стремительная и ясная, прошила сознание: «Нельзя! Проклятье!» А дальше в голове сформироваться ничего не успело. Все произошло на автомате. Просто Гарольд знал, что лишь драконы могут брать проклятые вещи, лишь драконы могут избавлять их от темной силы. Он сам не успел понять, как когтистые лапы подхватили плащ, как привычно хлопнули огромные крылья, и мощное драконье тело с легкостью взмыло ввысь.

IX. В пещере и замке

Пещера ощущалась иначе. Естественно, ведь он впервые находился здесь в человеческом обличье. Прилетел драконом, но с легкостью сменил ипостась. Стоило лишь захотеть стать человеком и вуаля. Он несколько раз оборачивался пока не осознал, что полностью контролирует этот процесс. Понимание накатывало волнами. Поверить в собственную свободу с наскока не выходило.

Гарольд осмотрел свои богатства. Под лапами дракона эта куча ощущалась не столь огромной. Древние клады. Золото из гробниц и затонувших галеонов. Королевские регалии. Слитки, монеты, украшения. Всего и не счесть. Он пнул ногой золотой кубок. Много всего. Очень много. Только вот страсти былой нет. Ну металл, ну камни. Дальше то что?

Гарольд подобрал вытканный золотом плащ Левиафана. Вещь, которая пробудила его сущность и полтысячелетия отравляла жизнь, теперь совершенно не ощущалась чем-то темным. А вот Энн… над сейдконой плащ явно имел власть. Тревога за девушку отозвалась в душе низким ворчанием дракона. Отчего она не почувствовала темную силу древнего артефакта? Или напротив очень хорошо почувствовала? Что произошло с солнечной чистильщицей за тот час, что они не виделись? Гарольд сложил плащ и убрал в дальний сундук. С ним он разберется позже. Пока есть более важные вопросы.

Теперь ясно, что Айлин не лгала. Он действительно был рожден драконом. Проклятый плащ насильно пробудил его сущность и лишил воли к обороту.

Кайлех – жуткая сида, хотела себе ручного зверя. А еще она спешила. Потому привязала магию к гордыне. Тоже ничего хорошего, но столетия одиночества и мытарств избавили от этого недуга. Но зацепи сида нечто более основательное, глубокое жизни не хватило бы избавится. Гарольда передернуло. Морок слепого очарования спал. Отпустило так резко и неожиданно, что из груди вырвался рваный выдох. Белое лицо Кайлех больше не казалось прекрасным, а голос не будоражил воспоминания.

Только освободившись от оков, Гарольд понял, что все это время был пленником. Даже смерть сиды не подарила свободу. Он ненавидел Кайлех, и подспудно желал, чтобы та возродилась вновь. И вот наваждение спало, вместе с ним исчезла и разъедавшая душу ненависть. Словно отпустила враз многолетняя судорога. Только какова цена свободы? Айлин говорила про жертву. И это возвращает к событиям минувшей ночи. Энн немного про себя рассказала. Еще меньше он понял. Но именно она сняла проклятье. Пожертвовала чем-то столь важным. Что смогла развеять магию вещи, по слухам созданной самими богами.

«Магия. Она отдала свою магию чистильщицы. Ведь только так можно было сотворить вирд на крови. Потому и плащ ее приманил», — полоснуло по нервам догадкой.

Гарольд почувствовал, как взревел внутри дракон. Миг - и крепкие крылья с шумом рассекли воздух. В небо взвился огромный пылающий ящер.

***

Замок встретил сейдкону гулкой тишиной. Сразу стало понятно, что хозяин в нем так и не появился. Энн устало опустилась в кресло и расплакалась. Бессонная ночь, погоня, сейд на крови, утрата дара чистильщицы, разрывающая на куски тьма и под конец, словно вишенка на торте, плащ Левиафана от которого ее уберег Гарольд. И не побоялся ведь схватить эту дрянь, что удерживала его магию столетия.

С ума сойти! Гарольд Хредель. Средневековый король. Настоящий огненный дракон. Алый, как закат, как языки костра, что раньше ласкали ее руки. Боль от потери дара грызла кости. По венам текла разбавленная тьма, отравляя тело. Ее больше ничего не сдерживало. Но повторись бы все снова, Энн не раздумывала бы ни минуты. Бывают ситуации, в которых можно поступить только так и никак иначе. Энн растерла лицо руками. Хорошо, что люди умеют плакать. Слезы омывают душу, очищают ее. Они как дождь для земли. Сиды на это неспособны. Даже те, которые подолгу живут среди людей. Холмы забирают этот дар в обмен на бессмертие.

— Мисс Энн, у вас ничего не вышло? — обеспокоенный голос грогана вывел из раздумий.

— Почему? Получилось. Твой хозяин свободен. При том не только от полиции, но и от магии плаща Левиафана. Слышал о таком?

Глаза Хайд Броха стали как чайные блюдца. Он вцепился тонкими пальцами в кисточку хвоста и, сам того не замечая, начал выдергивать из нее волоски.

— Как, как вам это удалось сделать, сотворить мисс? И где хозяин?

— Улетел. Обернулся по своей воле драконом и был таков. Понятия не имею почему спало проклятье, но если ты мне сваришь кофе, то я расскажу, как все было.

Гроган не стал тратить время на пробежки до кухни. Хлопнул в ладоши, материализовав медный кофейник. По гостиной растекся густой кофейный аромат.

— Я ждал вас мисс, — смущенно произнес гроган, — Только увидел слезы и испугался, решил, что вы не успели, не смогли помочь хозяину.

— Нет, все получилось. — И Энн грея руки о чашку, поведала о ночных событиях. – Так что, пока все обошлось даже лучше, чем мы ожидали. Даже если за мистером Хредель явятся вновь, ему уже не будет угрожать проклятье, да и если мисс Сомерленд жива, это рано или поздно откроется.

— Вот, что сняло проклятье! Жертва! Но только ли в силе дело? — Хайд Брох пристально посмотрел на задумчивую сейдкону. Увидел и тени под глазами, и пересохшие губы. «Нет. Тут другое. Видел он сейдкон, обменявших свой дар чистильщицы на привычное ведьмовство. Не так они выглядели. И на бессонную ночь не спишешь».

Хайд Брох стал судорожно вспоминать все, что он знал о подменышах, и наконец вспомнил. Тела! Человеческие тела, если их не укрепить силой истинного имени не способны удержать дух стихии. Вот почему мисс плакала. А он дурень лишь за хозяина переживал. Что же делать? Ему очень нравилась молодая леди. Рядом с ней огонь пылает ярче, а замок перестает ворчать как старый дед. Да и хозяин ее любуется. Теплоту во взгляде не спрячешь под хмуростью бровей. Гроган не видел ранее, чтобы сир так явно наслаждался обществом дамы и при этом так упорно этого общества избегал. Жаль только, что появилась сейдкона в столь неподходящее время. Вот разобрался бы хозяин со странной невестой, гроган бы его убедил сделать мисс своей женой. Ведь хозяйкой очага она уже стала.

— Чем вам можно помочь, мисс? — не выдержал он.

Энн отрицательно покачала головой и сделала еще один глоток обжигающего кофе.

— Ничем. Разве только имя тебе мое известно. Но ты сам сказал, что дух молодой.

Гроган прикрыл глаза и замолчал ненадолго. Потом в смущенье почесал острое ухо и перескочил на другое:

— А как мисс Сомерленд удалось обвести вокруг пальца полицию?

Энн нахмурилась. Этот же вопрос задавал и Гарольд. Самый простой ответ на него – подкуп. Простой, но неправильный. Ладно если бы это был один полицейский. Но нет, тут и свидетели, понятые, эксперты, патологоанатом и еще хёггова куча людей. Поэтому смерть нужно изобразить достаточно достоверно.

Тут два варианта. Или в Ребекке помогает банши рода, но чтобы привлечь подобную силу, нужны очень весомые причины. Например, кровная месть. Второй вариант — зелье, тут одновременно и просто и очень сложно. Просто, потому что подобную вещь, имея связи и средства можно купить, а сложно, потому что на Альбе вряд ли найдется больше трех зельеваров способных такое сварить. Одного из них, точнее одну, Энн знала.

Можно написать подруге да договорится о встрече. Желательно подальше от людей и поближе к магии Бернамского леса, ибо сил противостоять сжирающей тело тьме не было никаких. Сейдкона чувствовала, что тело это вряд ли доживет до завтра. А значит, нужно успеть помочь.

— Мне надо идти, спасибо за кофе Хайд Брох.

Энн написала короткое сообщение и поднялась со своего места. А гроган растерялся.

— Как идти, куда? А договор?

— А…да …договор, — Энн печально посмотрела на ставшего таким родным хранителя. – Договор прекращает действие, если сейдкона теряет свою силу. Я не возьму с мистера Хредель ни пенни. А ты извинись за меня. Гостевые покои, подвал и кухню очистить не смогу. Придется вам искать другую ведьму… И ты пригляди за малышами брауни, хорошо?.

Хайд Брох часто, часто закивал. Потом вновь прикрыл глаза, слушая ворчание замка. На его маленьком лице промелькнул сначала страх, потом удивление. Наконец гроган отошел на шаг, поклонился сейдконе, потом хлопнул в ладоши и у него в руках возникла деревянная, причудливо украшенная, стиральная доска. Энн удивленно подняла бровь.

— Замок благодарит вас и обещает ждать. А также он велел передать вам вот это. Это дар для женщины с Холмов.

Энн как завороженная приняла доску, попрощалась с гроганом и поспешила к машине. Но перед выходом положила руку на шероховатую стену и едва слышно произнесла:

— Спасибо. За подарок и доверие. Передай своему хозяину… а впрочем, не важно уже.

X. Мертвая невеста

Гарольд торопился. Крылья ломило от натуги. Он сам не понимал почему ветер гонит его вперед. И лишь не обнаружив маленькой яркой машинки понял, что опоздал. Легко опустился на изумрудную траву, принял человеческое обличье, широким шагом пересек двор и толкнул тяжелую, окованную медью дверь.

Внутри замка было пусто. Неуютная прохлада прилипла к телу. Только сейчас он осознал, что все эти дни, возвращаясь домой чувствовал присутствие Энн. Она как мифический эфир незримо заполняла собою все пространство. Что же заставило ее уехать? Обиделась? Испугалась? Гарольд бросил взгляд на кофейный столик, за которым они вчера вели беседу. Там аккуратно лежали вещи, что он передал ей перед оборотом. Запонки с огненными опалами, часы. Тут же нашелся и его телефон. Ни сообщения, ни записки сейдкона не оставила.

— А где..? — вопрос не удалось удержать в себе.

— Ушла. Ей здесь больше нечего делать. Ах, какая жертва! Ты уже почувствовал вкус свободы? Нравится видеть солнце человеческими глазами?

Гарольд резко обернулся. В кресле, закинув ногу на ногу, сидела Ребекка и пила его лучший виски.

— Хорошо выглядишь, любимая… для трупа. Это современная косметика творит чудеса или котел Дагды оказался в полном твоем распоряжении?

Ребекка недовольно сощурилась. И столь знакомое мелькнуло в ее взгляде, что у Гарольда запек старый шрам на шее.

— Вижу, ты поумнел за эти пятьсот лет. С тобой стало интересней играть. Правда ты все так же падок на ведьм, но ведь каждый имеет право на маленькие слабости. Не так ли, свергнутый король Альбы?

Гарольду понадобилась вся его выдержка, чтобы не перемениться в лице. Он надменно хмыкнул и подошел к бару, наполнил свой стакан жидким янтарем и встал напротив... Ребекки? Теперь уже точно ясно, что нет. Все же интересно, насколько судьба любит сворачиваться в кольцо.

Он молчаливо рассматривал старую знакомую. Память услужливо подкинула сцены их Дикой Охоты.

«Ну что, младший сын короля, потанцуешь со мной?»

«Да-а-а», — собственный голос показался шипением змеи.

«Тогда возьми мою руку»!

Её смех струится, смешивается с туманом, оседает блестящими каплями на лошадиных крупах.

Гарольд протянул руку и коснулся прозрачных девичьих пальцев. Раздался гул рожка, и странная процессия остановилась. Охотники спешивались, привязывали коней, весело переговариваясь. Туман рассеялся, и король, холодея, увидел ту же самую поляну. Ему показалось, что в зеленой траве блеснули обломки кинжала.

«Ты обещал потанцевать со мной», Дева обвила его шею тонкими белыми руками.

«Кто ты?»

Гарольду нравилось тонуть в синеве ее глаз.

«Я сон меча, прощальное пламя, пища ворон. И ты обещал танцевать со мной».

Девичьи глаза сверкали, алые губы манили, а тонкие пальцы холодили шею. Король расстегнул ворот дублета, вдохнул холодный воздух и неожиданно для себя рассмеялся.

Гарольд вынырнул из воспоминаний как из ледяной реки.

— Как ты зашла в дом?

— О, это, — собеседница поджала губы. — Знаешь, даже в самой дрянной, безнадежной ситуации, если очень потрудиться, можно найти плюсы. Мой оказался неожиданным. Оказывается, человеческое тело позволяет входить в жилища без дозволения.

— Ты подменыш?

— Ночное солнце! Нет конечно! Мое тело сразу родилось способным выдержать чудовищный натиск силы. Не в пример твоей ведьме. Но будь моя воля, я бы и дальше ледяным ветром летала. Лучше уж так, - она небрежно указала на себя, - чем вот это безобразие.

— А по мне, так достаточно неплохо. Да. Точно лучше, чем те кости, которыми ты меня соблазняла в Бернамском лесу.

Собеседница взвилась, взметнулась вихрем. Гарольд мысленно усмехнулся. Дергать смерть за усы гораздо интересней, чем идти у нее на поводу.

— Ты! — разъяренной змеей прошипела гостья, — да что ты понимаешь! Для туата нет ничего ужасней, чем оказаться в человеческом теле! Я веками летала холодным вихрем. Ярость не давала воспоминаниям померкнуть. Но двадцать лет назад наш драгоценный братец и его неугомонная супруга подчинили магию Бернамского леса. Очистили от теней, обошли древний договор. И меня притянуло в летнюю тучу. Первым весенним дождем я пролилась на землю, переродилась белым червем. Копошилась в навозной куче, слепая, безрукая. Рядом со мной извивались безмозглые, прожорливые «собратья». Я чуть с ума не сошла от омерзения, мечтала быть раздавленной, умереть и вновь обрести свободу. Но нет ничего живучей личинок мух. Время тянулось тугою смолой. Ты знаешь сколько живут опарыши? Всего две недели. Но мне казалось, что прошли столетия! Потом мое тело вновь стало меняться. Разум при этом оставался ясным. Если нас и впрямь такими создала Дану, то она беспощадная тварь, а не добрая праматерь, коей ее представляют туаты благочестивого двора. Представляешь, я сама себя загнала в плотный гроб, оплела коричневой дрянью и похоронила заживо. Там, во тьме я безмолвно орала от боли, когда, разрывая плоть, из меня лезли острые крылья и мохнатые лапы. Свет, что преломлялся в моих глазах, выжигал их, взбалтывал крошечный мозг. Я билась в конвульсиях, пока не разорвала свою тюрьму и не вылетела на свободу. Но уже не вольным ветром, а мухой. Думала, куда еще хуже. Но у мирозданья гадкое чувство юмора. Ты знал, что живущие рядом с людьми мухи редко умирают своей смертью? Вот и я жужжала недолго. Свалилась в кувшин с водой. Болталась там, сучила лапками, и уж почти издохла, как на мою беду появилась дура – Сомерленд, женушка лэрда, что продал тебе свою дочь, как кусок мраморной говядины. Эта слепая курица схватила кувшин и не заметила, какую дрянь проглотила. Надо же было случиться, что пить ее потянуло после бурной ночи со своим муженьком.

Муха таки сложила лапки, а мою душу притянуло в человеческое чрево. Девять месяцев тьмы и невозможности глотнуть воздух! Рождаясь, я кричала до посинения проклиная этот мир. Дальше стало только хуже. Обычно туаты перерождаясь в новом теле, первые годы своей жизни не помнят свое прошлое. Мне же в забвении было отказано. Я осознавала себя и при этом гадила в пеленки и сосала грудь размером с мою голову, ожидая, когда это тело станет пригодным для жизни. Кажется, что для бессмертного жалкие человеческие годы? Но время оказалось неоднородной субстанцией. Право, стоило об этом догадаться еще в теле червя. Каждая минута пребывания человеком прибивает меня гвоздями к этому миру. Делает плотнее. Порой мне кажется, что прошлая жизнь - лишь сон, выдумка, бред воспаленного мозга. Я стала забывать, что являюсь внучкой Морриган, дочерью зимнего солнца, холодной смертью. У меня остался лишь дар повелевания тенями. И все! Я не могу обернуться ни ветром, ни кошкой, я не могу прийти в сны и наслать морок, я не могу остановить время… — тут она замолчала. Хищная улыбка, сделала ее похожей на ласку. Она потянулась к Гарольду. — Скажи, как я именовала себя в день нашей первой встречи? Напомни мне те слова. Я знаю, ты не забыл их, как не забыл меня. — Тонкие девичьи пальцы прошлись вверх по мужской груди, огладили шею, коснулись старого шрама. Гарольд перехватил руку и позволил капле унизительной жалости просочиться во взгляд. Сейчас древняя туата не вызывала иных чувств. Она даже не заметила, что ей был дарован шанс на перерождение. Не захотела принимать свою новую сущность.

— Я не помню твоих имен. Ты говорила много слов и все они были лживы. А ложь, что вовремя не проросла, легко сдувает ветер. Твою унесло, стоило мне обрести крылья.

Гостья с запозданием поняла, что в откровениях своих зашла слишком далеко, сказала больше, чем хотела. Высвободилась и принудила себя расслабленно сесть в кресло.

— Неужели? Ладно сегодня я прощу тебе дерзость и обман. Только убери это снисхождение во взгляде. Да, без имени мне недоступно многое из того, что я умела ранее. Но те крохи, что есть все равно гораздо больше, чем магия местных ведьм и твоя собственная. Ведь тьмы в мире очень много. Все, что существует отбрасывать мглу. И она вся подвластна мне. А ты, всего лишь дракон, умеющий принимать человеческий облик и очищать золото от проклятий. Кстати, ты все еще подозреваешься в моем убийстве, и очень скоро здесь будет полиция. Про твою чистильщицу вообще молчу. Ей жить осталось считанные часы. Кстати, могу сделать, что и в ее смерти обвинят тебя. Знаешь, люди придумали кучу интересных законов. И по одному из них ты легко лишишься жизни.

Гарольд едва сдерживал желание придушить тварь прямо здесь. Переживания за Энн впились иглами под кожу. Он попытался вспомнить и сопоставить все то, о чем говорила сейдкона. И при этом не сводил глаз с Кайлех помня, что перед ним все еще сильный противник, рядом с которым эмоции следует держать под жестким контролем. Впрочем, сейчас это гораздо проще, чем в годы, когда корона давила на мозг. Ладно, партия продолжается. Надо узнать, что угрожает Энн и отвести угрозу.

— Думаю после трогательной истории твоего рождения, приправленной плохо завуалированными угрозами, самое время перейти к требованиям. Что ты хочешь Ребекка?

— Не называй меня так! — взвизгнула ведьма. — Скажи мое истинное имя! Ты его знаешь, как и туаты Бернамского леса. Люди забыли, они так боялись призвать холодные ветра и зимние бури, что наложили на него табу, заменили иносказаниями, насочиняли сказки. В них меня называют Аннис, но это вранье. Все вранье. Я чувствую оно где-то рядом, где-то тут. Ты мне скажешь. Покоришься и скажешь. Хочешь, давай поменяемся: я тебе жизнь твоей драгоценной Энн, а ты мне имя.

— Знаешь милая, — слова наполнились ядом. – Угрозами надо уметь пользоваться так, чтобы тебя понимали и боялись. Что ты можешь сделать Энн? Ты здесь, а она далеко и достаточно сильна, чтоб противостоять твоим чарам.

Гостья расхохоталась. Наконец она почувствовала себя уверенно. Новый Гарольд совершенно не был похож на того, молодого с чумными влюбленными глазами. От дракона веяло мощью, опасностью, силой. Он пылал как огонь и этот свет манил ее.

— Да мне и делать ничего не придется, глупый дракон. Она пожертвовала магией чистильщицы – единственным крепким запором, что держал ее силы. Стоит им вырваться, и бренному телу не удержать мощь туат де Дананн. Кем она была? Кажется покровительницей лечебных трав. Целительницей, рожденной еще до раскола. Как печально, всесильная туата не смогла оживить собственного брата. Голова, знаешь ли, отсеченная родным отцом, не спешит прирастать к телу. Она там на могиле и иссушила себя всю. Так бы и ушла за братцем на перерождение, ведь никто не держал ее душу. Да вот Лавада успел. Спеленал лучами солнечными, спрятал от деда-убийцы. Полторы тысячи лет хранил и вот рискнул возродить, да так неудачно. Думал тело сейдконы удержит туату. Дурак. Стоило отпустить, глядишь бы переродилась во что-нибудь приличное.

Гарольд похолодел. Страх потери сковал по рукам и ногам. Зачем она пожертвовала собой ради него?! Что побудило ценой собственной жизни спасать неизвестного дракона? Воспоминания о брате или нечто большее? Вглубь себя он и не смотрел. И так знал, что там увидит. У него были женщины, была страсть, влюбленность, пожар. Но никого кроме Энн не хотелось укрыть крыльями, оградить от невзгод. Ничей голос не хотелось слушать, затаив дыхание. А главное, ни с кем не было так тепло и спокойно, как с Энн. Он списывал это на сидский морок, злился. Но только когда проклятье спало, понял, что его чувства к сейдконе совершенно не были похожи на ту болезненную одержимость, что была с Кайлех.

Сидеть и изображать светского лэрда сделалось невозможным. Страх за Энн превратился в неистовую ярость. Гарольд подорвался и схватил ведьму за ворот. В ответ в комнате ожили тени, уплотнились и зарычали. Огонь в камине обиженно зашипел.

— Убьешь меня, и твоя ведьма отправится на перерождение. Ты ж не привязал ее к себе слепящей алой нитью? Точно нет. Думаю, ты и не распознал то чувство, что спрялось в твоей душе. Что ж, ничего страшного. Пара сотен лет и она переродится… может быть.

— Убирайся из моего дома! Иначе, клянусь, я уничтожу тебя.

Клятва напиталась силой, слепила воедино нити судьбы. Не распутаешь, теперь только рвать. Только Кайлех, ослепленная чувством победы, не почувствовала этого.

— Нет Гарольд. Мой уход ничего не изменит. Ты слышишь вой полицейских сирен? Это за тобой. Только в моей власти снять с тебя обвинения и только мое слово способно остановить ту силу, что разрывает Энн изнутри. Я знаю ее истинное имя. Подчинись мне, надень плащ Левиафана, и я помогу тебе.

— Говори имя.

Гарольд отпустил ведьму и едва удержался, чтоб не вытереть руку о штанину.

— Вот мы и поменялись местами. Теперь просишь ты. Дай мне клятву, что добровольно наденешь плащ.

— Хорошо, — наконец, выдавил он. Старый шрам на шее открылся, кровь полилась за ворот рубахи. — Клянусь, если ты назовешь мне истинное имя Энн я смиренно надену золотой плащ Левиафана.

Вторая клятва упала поверх первой. Придавила камнем неизбежности.

— Идет.

Ребекка хищно улыбнулась и тут же преобразилась. Взвизгнув, она подлетела к Гарольду, бросилась к нему на шею и принялась зацеловывать.

Секунду спустя в комнату ворвалась полиция Альбы.

Полицейские замерли, пораженно глядя на то, как объявленная мертвой леди Сомерленд целуется со своим женихом, подозреваемом в ее смерти.

Старший инспектор Шон Уилсон, возглавивший операцию, недовольно кашлянул. Влюбленные отвлеклись друг от друга и удивленно воззрились на незваных гостей.

— Милая, — пророкотал хозяин замка, — посмотри, что ты наделала.

Мисс Сомерленд затрепетала ресницами и смущенно пролепетала:

— Простите.

Старший инспектор махнул рукой, отпуская полицейских, и сухо потребовал объяснений. Ребекка рвано вздохнула и сделала виноватое лицо.

— Понимаете, сэр. Все дело в кольце. Кольце Зигфрида. Я просила, чтоб жених мне на помолвку подарил именно его. — Ребекка поиграла пальчиками левой руки, на которых блеснул тремя бриллиантами древний артефакт из драконьей пещеры. Гарольд подобрался, понимая намек. Невеста знает, где сокровищница и плащ Левиафана уже у нее. Мол, не сбежишь, не отвертишься. Хотя он и не собирался. Знал силу клятв рода Хредель. Носителям королевской крови много позволено, но и спрос с них велик.

Ведьма тем временем ворковала:

— Но Гарольд все отказывался. Мы с женихом сильно повздорили. И я придумала маленькую женскую месть, чтобы сделать его сговорчивей. Попросила у родственницы зелье сна, похожего на сон, и разыграла весь этот спектакль. Мне жаль инспектор, что пришлось вас впутать. Но оно того стоило. Не так ли? Ой, и кажется я немного напугала вашего патологоанатома. Передайте ему мои искренние извинения. Но думаю, вы легко бы догадались о невиновности моего жениха, если бы посмотрели мой блог. Сегодня ночью я сняла репортаж о том, как выбиралась из морга. Его легко найти, он в топе.

Шон Уилсон мог много чего сказать про молоденьких дев, дуреющих от денег и вседозволенности, но вместо этого лишь устало отметил:

— Вам придется заплатить штраф, мисс.

— О-о-о, не беспокойтесь. У меня для этого отец с женихом есть. Правда любимый?

Гарольд сдержанно кивнул и прижал Ребекку к себе так, что у той хрустнули ребра.

— Да дорогая. Судьба у меня такая теперь, платить по твоим долгам.

Старший инспектор сочувственно посмотрел на лэрда, выдал еще пару казенных фраз и поспешил откланяться. Стоило тяжелой двери отрезать замок от внешнего мира, как Ребекка выскользнула из крепких объятий, вытянула руку, и из прильнувшей к ней тьмы достала вытканный золотом плащ.

— Её зовут Киан Кехт. Я выполнила свою часть, теперь твой черед.

Гарольд принял из рук невесты плащ и скривился, вспоминая, как надевал его в прошлый раз. Стало стыдно.

«Надо было попросить у брата прощение. Хоть через Айлин передать. Не догадался, дурень. Теперь уж поздно... Надеюсь, гроган услышал имя и успеет его передать».

— Зря ты это кольцо взяла, дорогая моя. На нем проклятье. Теперь нам не быть вместе, — произнес он насмешливо и накинул проклятый плащ на плечи.

Ткань блеснула золотом, придавила тяжестью древней магии, но Гарольд не почувствовал сковывающих пут. Склонил пониже голову, стараясь дышать через раз и силясь понять от чего древний артефакт не впился в него, как в прошлый раз. По всему выходило, что Кайлех солгала и не назвала истинное имя Энн.

Ведьма тем временем запрокинула голову и расхохоталась.

— Как был самонадеянным глупцом, так им и остался. Только на этот раз тебе не спастись. Дурак! Твоя жертва бессмысленна. Ты ведь не думал, что я побегу спасать твою ведьму. Это имя ее братца. Это уже тысячу лет гоняет ветер на пустоши. Скоро к нему присоединиться еще одно. Твоя драгоценная Энн мертва. Моя родственница бедняжке(?), чтобы та не мучилась. Я вновь обманула тебя, король Альбы.

Ярость не успела коснуться сердца. Мир, поплыл, подернулся сизым туманом. Чувства схлопнулись. Гарольд словно отделился от себя самого. Отстраненно, глядя со стороны он увидел, как срывает с собственных плеч плащ Левиафана. Древняя ткань бьется словно парус.

Взмах, и Ребекка спелената от плеч до ног. Глаза ее стекленеют, а изо рта, жужжа, кубарем вылетает огромная муха. Хлопок крепких мужских ладоней и насекомое падает на пол, оборачивается белым червем. С поразительным спокойствием лэрд давит насекомое ботинком. Хруст раздается, как гром.

На полу, из лужи закручивается в воронку ветер. Проносится по гостиной, круша все кругом, и, выбив окно, вырывается наружу. Ребекка сломанной куклой падает на пол. Сердце делает новый удар и на Гарольда обрушивается опаляющая боль утраты.

Сотканная сердцем алая нить вырывается огнем, выжигая комнату дотла. Со звоном лопаются струны внутри рояля. Занавески осыпаются сизым пеплом. Внутри неистово свирепствует дракон, желая вырваться наружу.

«Нет, не сейчас. Подожди друг, успокойся, молю», — Гарольд впился онемевшими пальцами в обгоревшую спинку кресла.

Удивительно, но дракон услышал человека, принял его волю. Только боль от этого не стала меньше. Захотелось кричать, разорвать горло отчаянием, но тишина вокруг настолько густая, что пробиться сквозь нее невозможно. Вздохнуть невозможно. Лишь рык низкий, утробный вырвался наружу.

— Сир!!! – в гостиную выбежал гроган. — Я отыскал, нашел! Ради этого мисс хотела попасть в библиотеку. — Он протянул вырванный из книги старый пергамент. — Ее имя Эйрмед!

Горло сжали тиски. Гарольд взял пергамент. Руки его тряслись. Это ведь он запретил дому пускать Энн в библиотеку. Из-за его страхов и предубеждений Энн не узнала свое имя. А теперь поздно.

Чувство вины накрыло с головой. Поздно. Имея в запасе вечность, он поскупился на несколько часов тому, кто, действительно, нуждался в его помощи. Мир сузился до ладоней, которыми он закрыл лицо.

— Сир, — голос грогана прорывался сквозь толщу отчаяния, — замок говорит, что алая нить, что спрялась в вашем сердце, теплится. Замок позволил мисс Пуст развести костер и взял ее под защиту рода Хредель. И… и замок утверждает, что защита рода все еще простирается над ней… как над живой.

Из всего потока слов Гарольд понял лишь последнее. Почувствовал той частью души, что ему не принадлежала более.

«Друг мой, — позвал Гарольд дракона, — нам нужно в Бернамский лес».

Зверь в ответ довольно заурчал, заворочался внутри, призывая поторопиться.

— Мне нужно домой, — безжизненный голос Ребекки Сомерленд был ответом на его мысли.

— Потерпишь, — произнес лэрд и сам поразился, насколько спокойно вышло.

Молнией блеснула совершенно дикая идея. Он подхватил безучастное тело невесты и широким шагом вышел во двор. Минутой спустя в закатное небо взмыл алый дракон. В когтистых лапах, безвольно висело тело Ребекки. Лишенное души и при этом живое.

XI. Тропою вирда

До Бернамского леса Энн доехала без проблем. Дорога позволила успокоиться, собрать разметавшиеся мысли.

Машину пришлось оставить на специальной парковке у небольшой гостиницы. Мало кто из людей осмеливается нарушать границы сидских земель. Но среди тех, кого манят Холмы, редко встречаются безрассудные глупцы, готовые на своей шкуре испытать гнев Лесного Царя, осквернив дивный воздух машинным чадом, шумом или мусором. Хотя бывают… о них потом пишут в страшных сказках. Говорят один турист уже тридцать лет подряд каждое утро находит на своей подушке зловонную кучу мусора. А стоило всего-то один раз на барбекю съездить, развести костер, да не убрать за собой...

Энн подхватила стиральную доску и бодро зашагала в сторону Бернамского леса.

Всем известно, что в Сид ведет не тропа, а намерение. Однако туатам и этого не нужно, дорога сама появляется у них под ногами.

«Времени у меня не так много, а потому лучше сразу к банши. Может там у ручья и вовсе остаться придется».

Энн прикрыла глаза, вслушиваясь в шепот леса. Вот кто-то из вольных ветров признал ее, растрепал волосы, охладил кожу. Вот трава потянулась из тьмы земли к яркому солнцу, птицы понесли вглубь чащи весть о ее прибытии. Вскоре она дойдет до Лавады. Может, и он покажется. Хотя лучше бы не бередил душу. Вновь же, не захочет отпускать, притянет, пленит. Терзайся потом века напролет. Ни забвения тебе, ни перерождения. Порой Энн казалось, что племянник ее так наказывал…

Откинув дурные мысли, сейдкона наконец уловила шум ручья, притянула его мысленно и уверенно пошла на звук. Пара шагов и перед ней бурлит прохладой неистовый поток. Вьется, искрится, блестит на солнце. Сейдкона не выдержала, скинула туфли, опустила разгоряченные ступни в прозрачную воду.

— Смотрю никуда не торопишься, дочь Диан Кехт.

На противоположном берегу стояла прекрасная, как все сиды, женщина. В руках она держала огромную корзину с бельем. Однако, с первого взгляда было понятно, что это не простая прачка с Холмов.

Сейдкона пробежала взглядом по бронзовой коже банши, по ее зеленой мантии, украшенной вышитыми журавлями, по смоляным волосам, убранным против обыкновения в сложную прическу, задержала взгляд на серебряном серпе, заткнутом за пояс и почтительно склонила голову.

— Тот, кто не находит времени порадоваться жизни, уже мертв. Светлого дня тебе, госпожа Этэйн.

Банши в ответ лишь хмыкнула.

— Поможешь мне? — спросила она, указывая взглядом на корзину. Энн кивнула, а после спохватилась и протянула стиральную доску.

— У меня дар тебе и поклон от замка Дантаркасл.

— Ого! — Брови Этейн удивленно взметнулись вверх. — Ты знаешь дорогая, что это значит?

Энн пожала плечами.

— Тебя приняли в род Хредель, и попросили заступиться. Но для этого должно быть тройное согласие: хозяина, очага и крова. Кров преподнёс банши дар, очаг позволил себя разжечь, а вот хозяин еще не сказал своего слова… Вообще-то у людей обычно всё, наоборот. Но ты подменыш, почему бы и ритуалу не пойти иначе. Но вот успеет ли сир Хредель, не знаю. Дождешься его?

Энн хотела было поинтересоваться, какое слово должен сказать дракон, но все вопросы застряли во рту, стоило увидеть, как туата вынимает из корзины ее желтое платье, перепачканное кровью. Банши тем временем молча передала ей остальное белье, а сама принялась отстирывать бурые пятна.

Энн сглотнула и взяла первую рубаху. Окунула ее в ледяную воду.

Долгое время они работали молча. Огромных усилий стоило сейдконе собрать мысли и перестать коситься на окровавленное платье.

— Можно спросить? — прервала она тишину.

Этейн подняла на нее понимающий взгляд. Однако Энн помнила, зачем пришла.

— Ребекка Сомерленд. Как она обманула смерть, а главное зачем ей лэрд Хредель?

— Не о себе печешься? — банши разложила мокрое платье на камнях, достала из поясного мешочка золу и густо засыпала кровавые пятна. Энн убрала упавшие на лоб волосы и глубоко вздохнула, не в силах отвести взгляд.

— Тебе ли не знать, почтенная Этэйн, что смерть не конечна. А вирд мой еще не определен, раз ты все не оставляешь надежды отстирать мою одежду. Сейчас важней другое… — Энн вдруг вспомнился Гарольд, таким каким она увидела его этим утром. Огромный мощный пылающий дракон. Хотела бы она увидеть его полет еще раз, услышать рокочущий голос, от которого встают дыбом волоски вдоль позвоночника и немеет под коленями… Может, и встретятся еще. Сейчас главное понять, насколько серьезна угроза. Ведь если Ребекка имеет право на месть, то помешать ей не смогут даже боги.

— Верно. Радует меня, что туата ты все же больше, чем человек. Той, что нынче зовется Ребеккой, никто из банши не помогал, и кровную месть роду Хредель она исполнила полтысячелетия назад. Но Гарольд слишком ценная добыча, чтобы его так просто отпустить… Ей помогла Нора. Твоя подруга желает получить магию твоей души.

— Хорошо, что это не месть. Благодарю тебя госпожа Этейн, — Энн отжала кипенно-белую рубашку. Кинула ее на благоухающий куст шиповника, поднялась и поклонилась, а когда подняла голову берег ручья был пуст. Сейдкона тряхнула головой и отправилась к восточному краю леса. Мысль о предательстве Элеоноры следовало переварить. Желательно в одиночестве.

А на берегу, невидимая никем Этейн, упорно терла платье о доску, потом не выдержала и в сердцах отбросила его на камени.

— Проще новое взять, чем это отстирать!

После утерла рукой вспотевший лоб, немного подумала, дотронулась до одного из своих узоров, прошептала одной ей известные слова, и вот уже забил белыми крыльями белый журавль.

— Лети к Холму Макниа, скажи Лаваде, что я не смогла отстирать платье.

***

Вереск благоухал. Энн дотронулась до шелковых цветков. Она любила растения. Знала каждое по имени и грустила, что не может дотянуться до своей прежней магии.

По пальцам деловито поползла усыпанная солнечной пылью пчела. Энн повернула руку, любуясь красавицей.

— Опаздываешь, — Нора вскинула руку. В сейкону полетела пыль из сушеных трав. Душистое облако спеленало Энн, лишая воли. Перепуганная пчела взвилась ввысь, погудела и умчалось прочь.

— Каждый раз поражаюсь тому, что ты можешь пройти по лугу, не собрав ни единой колючки. И пчелы тебя не жалят. Хоть пальцами дави… со мной вот не так. – Нора обошла подругу по кругу. — Стоит начать собирать травы, как они набрасываются неистовым полчищем. Приходится нанимать ребятню. Но ты знаешь, это не то. Гораздо лучше, когда зельевар сам лишает стебель жизни… — Она помолчала, глядя сквозь Энн, словно решала для себя очень сложную задачу. Потом опомнилась и с жесткостью, свойственной тому, кто ступил на тернистую тропу, но до последнего боится пройти по ней до конца, произнесла: — Ты ведь знаешь состав травок, что я в тебя кинула. Естественно, ведь тебе одной известны абсолютно все лечебные травы мира. А ты этими знаниями даже не пользуешься.

Энн попыталась сбросить путы. Но не тут-то было. Нора не пожалела травы-повилики, а с той только огонь да жгучее солнце могут сладить. Собственная магия отозвалась на опасность. Дернула тело. Энн почувствовала, как затрещали кости. Мир подернулся алой пленкой.

— Нора, — сейдкона старалась не дышать глубоко. В легкие словно стекла насыпали. На хождение вокруг да около не оставалось сил. Пришлось бить наугад: — зачем ты дала зелье мнимой смерти Ребекке?

— Догадалась или подсказал кто? — Нора тряхнула куст. Рой пчел обиженно зажужжал и закружил вокруг ведьмы. — Впрочем, неважно. Ты не помнишь, но Мэгги предложила тебе магию спа. Ты согласилась, но задала такой вопрос, который разрушил все нити вероятности. Это же надо быть такой глупой и попросить свободу. Тебе ли не знать, что только оковы этого мира не дают нашим душам покинуть тела. Долги, обещания, привязанности. Лишиться этого – значит умереть. У твоего желания получить свободу, один путь – смерть. Потому-то спакона и сказала искать замену. А тут как раз моя кузина зашла с необычной просьбой. Слово за слово, и выяснилось, ей открыт сейд. Я ей дала зелье и позвала в круг, а она рассказала, как завладеть сидской душой, получить силу, магию и при этом остаться собой. Она сама проделала нечто подобное и поверь мне, ее сейд огромен! Я хочу твою мощь! Твой потенциал. Говорят, ты умела отвести смерть. Подумать только, дочь Диан Кехта прославленная целительница, чистит человеческие конуры. Но не переживай. Я узнаю тайну лечебных трав, и никто больше не попрекнет меня, что я просто зельевар!

Нора продолжала кусать словами. Энн ее почти не слушала, она вспомнила грозовой вечер у костра и слова Маграт. Раз вернулись воспоминания, значит, путь, сотканный магией спа, окончен. Она сделала все, и ее поступки запустили цепь событий, которые и будут ответом на вопрос. Тем не менее, слова Норы о том, что Мегги предрекла ей погибель, саднили сердце. Спакона не может солгать. Но ее правда обманчива. Ведь каждый слышит только то, что желает. С другой стороны и банши ведь не смогла отстирать ее платье.

«Хорошо, что хоть мой вирд переплелся с судьбой Гарольда. Хоть его спасла и эта смерть не напрасна».

В какой-то момент Энн поняла – это конец. Сотворить сейд без слов и движения рук невозможно, но заключить частицу себя в Западный ветер вполне. Отправить Гарольду послание. Предупредить про Ребекку, показать разговор с верховной банши Холмов и признание Элеоноры.

Теплый ветер метнулся навстречу дракону. И медленно погружаясь в небытие Энн увидела небывалой красоты зрелище. Белая молния разорвала надвое закатное небо. А из прорехи в сторону сейдконы, словно аркан метнулась алая нить.

«Теперь будет, чем штопать закат»

Угасающее сознание потянулось к этой нити, позволило заключить себя в мягкий алый кокон.

Вдруг небо загородило перекошенное лицо Норы.

— Долго. Очень долго ты умираешь подруга. К чему бороться? Ведь знаешь, что проиграла. По глазам вижу. Давай помогу.

В руке Норы сверкнул нож. Энн в ответ что-то прошептала обескровленными губами.

— Что? — Нора склонилась на Энн. — Что ты лопочешь?

— Отойди, ты мешаешь смотреть.

Нора дернулась и в ужасе обернулась. Последнее, что она увидела - был алый дракон прекрасный, как сама смерть.

XII. Истинное имя

В который раз за день Гарольд не успевал. Летел, выламывая суставы крыльев, сводя с ума противовоздушную оборону страны, и все равно опаздывал. Он чувствовал это каждой клеткой своего тела, каждой чешуйкой, но время неумолимо играло против него.

Когда раздался первый всполох молнии, он мысленно простонал. Мало бед на его голову. В крылья ударил ветер. Он принес аромат Энн и ее воспоминания. Безумная стихия обрушила их на дракона, словно ливень. Гарольд взревел, и рев этот распорол небо. Но среди этих потоков, среди услышанного, сказанного и затаенного он узрел тлеющую шелковинку. Метнулся навстречу и вынырнул на окраине Бернамского леса.

Искра радости потухла, едва увидел он свою Энн. Из ее рта на грудь текла струйка крови. Над девушкой нависла ведьма. Она что-то говорила, и слова эти обращались жирными пиявками, впивались в нежное тело. Под их тяжестью уже ничего не было видно, только глаза. Зеленые, как луговые травы, они смотрели сквозь. Смотрели, и уже ничего не видели.

Неистово взревев, Гарольд сбил жалящую злобой ведьму. Та упала на камни и затихла. Следом за ней рухнуло не живое тело Ребекки. Дракон обернулся, едва успел подхватить падающую Энн.

— Этейн сказала дождаться и я… — прошептала Энн и попыталась улыбнуться. Увы сил на это уже не хватило. Глаза сейдконы закрылись. И Гарольд понял, что вновь опоздал.

В то же мгновенье пчелиный рой обрел плотность, собрался, преобразился в стройного красноволосого юношу.

— Я держу, держу магию! Не дай улететь душе! — выкрикнул сид.

Гарольд не сразу понял, о чем тот говорит, а когда осознал, замер в немом восхищении. Изо рта Энн, с последним ее вздохом вылетел маленький светящийся огонек.

— Ну что же ты ждешь! Хватай ее! — в звонком голосе послышалось отчаяние. Но Гарольд каким-то шестым драконьим чувством понял, что нет, нельзя так грубо. Нельзя хватать, ловить, пленять. Он аккуратно протянул руку давая выбор.

"Не улетай! Но если ты улетишь, я буду ждать тебя. Столько сколько потребуется".

Маленький огонек вдруг вспыхнул, ослепляя дракона. А когда зрение вернулось, Хредель обнаружил себя на залитой закатным солнцем поляне. К нему спиной, в тени раскидистого дуба, на простой деревянной качели сидела Энн.

Туата отстраненно наблюдала как швырнув напоследок горсть золота, горделивое солнце вальяжно уходит под землю. Кто она, как тут оказалась, ей было невдомек. Слезы катились по щекам и мешали целиком впитать в себя этот небрежный дар, насытиться пьянящей красотой вечера. Воздух дрожал, размывая очертания. Она прошлась рукой по глазам. Ведьмы не плачут. Даже наедине с собой. Даже если закат окрасил весь мир янтарем.

«Под цвет его глаз», — поймала туата собственную мысль и удивилась. Потянула за тонкую нить и обрушила на себя холодный душ воспоминаний.

— Хёггов дракон! Так вот про что говорила госпожа Этэйн. Он привязал меня к себе на все жизни вперед! Слова доброго не сказал, моего согласия не спросил, а костром, кровом и алой нитью любви в жены взял. Кто ж так делает?! Где теперь искать его? Как вспомнить при новом рождении? Нет. Не нужно мне такое счастье! Отказываюсь! – туата встала ногами на качели и закричала:

— Эээй! Магия Холмов услышь меня! Разорви связь! Я не хочу! Ты ошиблась, мы друг другу чужие!

Вдруг доска накренилась и ушла из-под ног. Мир перевернулся, и дева полетела в янтарную траву. Взметнулось ввысь одуванчиковое облако. Осело теплым снегом.

— Ну что вы раскричались, мисс? — лорд Хредель опустился рядом с ней на землю. Бронза его волос разлилась по благоухающим медом колосьям. Выглядел он совершенно довольным жизнью.

— Что? Что вы тут делаете? Как вы сюда попали?

Туата приподнялась на локтях и вгляделась в грубое, но такое притягательное лицо.

Гарольд лежал неподвижно, наблюдая за ней сквозь тень ресниц. Сейчас дева была совершенно не похожа на Энн. Волосы огненным плащом укрывали тонкую спину. Прямой, аккуратный нос припух от пролитых слез, шоколадные глаза смотрели пытливо. В эту минуту Гарольд осознал, что и так было понятно. Расхохотался, сгреб невесомое девичье тело в объятья и, изгоняя из своего сердца последние сомнения, произнес:

— Я слышал, что вы кричали уходящему солнцу. Но вот беда, моя нить не исчезла. Впрочем, как и ваша. Он коснулся ее груди напротив сердца. — После такого слабо верится в то, что я вам безразличен.

Туата положила голову на огромное плечо. Воевать расхотелось, кричать тоже. А вот ощущать под своей щекой родное тепло — очень. Что ж, если на страже твоей свободы большой огненный дракон, то это очень хорошо, только вот…

— Я не смогу вернуться в тело этой несчастной девочки, — произнесла она еле слышно. — Прости, но та, что тебе дорога, мертва.

— Та, что мне дорога — бессмертна. Тело лишь оболочка. Любят душу.

Туата приподнялась и посмотрела в его глаза.

— И что? Если я перерожусь деревом, ты будешь любить меня? — недоверие против воли просочилось в голос.

— И поливать каждый день, — сказал Гарольд и криво улыбнулся. — А вообще у меня есть предложение получше. Помнишь, я тебе говорил, про невозможность Сомерлендов умереть, пока они не вернутся домой. Так вот, там на поляне, возле горящего камня лежит тело без души моей несостоявшейся невесты. Та, что жила в нем вновь летает зимним ветром и еще долго нас не потревожит. Пошли со мной.

Сида грустно покачала головой.

— Не выйдет. Без истинного имени мне не соединиться с телом. Прости.

— Не проси прощения Эйрмед. Лучше вернись ко мне! Очнись любимая.

Залитая солнцем поляна закружилась и исчезла, словно пригоршня песка, рассыпанная по ветру. Эйрмед зажмурилась, а когда открыла глаза на нее обеспокоенно смотрели племянник и муж.

***

Высший свет гудел. Сеть пестрела новостями, придумывая все более и более невероятные подробности, предшествующие свадьбе самого завидного жениха Альбы и взбалмошной дочери промышленного магната лэрда Сомерлэнда.

Говорят, почтенный мистер Сомерлэнд едва не получил сердечный приступ, когда узнал о фокусах своей дочери. Примчался в Дантаркасл с извинениями и целую ночь прождал хозяина замка в салоне собственного авто.

Несмотря на утреннюю стужу, лоб старшего из Сомерлендов блестел испариной. Наконец, кованые ворота скрипнули, пропуская гостя. Встречать будущего родственника вышел сам Мистер Хредель.

— Я думал вас не было дома, сэр, — вспыхнул лэрд, но вспомнил по какому вопросу пришел и тут же сдулся.

— О-оо, простите. Был занят, а слуг, как видите, не держу. Предпочитаю уединение.

Сомерленд, то и дело полируя шелковым платком лысину, проследовал за хозяином дома в огромную гостиную.

— Чай? — Гарольд был до неприличия бодр. Ни тебе криков, ни угроз, ни обвинений. И это после того, как его ославили по всем каналам как убийцу. А потом вновь, как жениха взбалмошной девицы, которая развлеклась за его счет.

— Нет. Да. Погодите. У вас была полиция? Конечно была... Это позор! Ужас! Провокация! Ей слишком многое сходило с рук, но на этот раз она зашла чересчур далеко. Я спущу с Реббеки три шкуры! Я запру ее в собственной комнате до тех пор, пока все это не уляжется. Я даже готов предложить вам выгодные условия для совместного бизнеса. Только не делайте громких заявлений. Мы конечно же согласны на расторжение помолвки, но прошу вас давайте провернем это, когда скандал уляжется, ведь это ужасно влияет на...

— Милый, что за шум с утра пораньше?

Мистер Сомерленд забыл, что хотел сказать, и во все глаза уставился на возникшую в дверном проеме дочь.

— Ты! Ты! — безуспешно выплевывал он застрявшие в горле слова.

Гарольд хмыкнул и подошел к Ребекке, пропустил сквозь пальцы алые пряди ее волос, оставил легкий поцелуй в уголке пухлых губ.

— Мы разбудили тебя? Прости.

— Я замерзла... О, отец! Доброе утро.

Гость покрылся пунцовыми пятнами. Гарольд решил не доводить утреннюю беседу до криков. Тем более, его Эйрмед последняя, кто должен выслушивать незаслуженные упреки.

— Мистер Сомерленд, — повернулся он к теперь уже тестю, — расторгать помолвку мы не будем. И, пожалуй, это я вынужден просить о снисхождении. Ведь ваша дочь настолько запала мне в сердце, что мы вчера заключили брак по древнему обряду. Мой кров и очаг приняли Ребекку хозяйкой, а банши рода обещала оберегать от болезней. Вы, конечно, можете устроить прием в честь свадьбы и взять все расходы на себя. Да. Пожалуй, это будет крайне любезно с вашей стороны. Но миссис Хредель останется здесь.

Отец Ребекки схватился за сердце. Он переводил взгляд со своей притихшей дочери на Гарольда и впервые в жизни не знал, что предпринять. Более того, он даже не понимал: молодой лэрд потерял голову от любви к его дочери или все же сумел стреножить строптивицу. Посидев еще для приличия четверть часа, обсудив ничего не значащие вопросы и убедившись, что у Ребекки все хорошо, лэрд Сомерленд отбыл домой.

Гарольд наблюдал как черный автомобиль исчезает за холмом.

— Вроде он не заметил подмены.

— А чего б ему замечать. Память Ребекки сохранилась. Хвала великой Дану, без эмоций, но все же. Тело тоже. Так что формально — я его дочь.

Гарольд подошел к супруге и обнял, прислонившись своим лбом к ее.

— Пусть остальные так и думают... Ты-то сама как? Почему грустишь? Из-за магии расстроилась?

— Нет, — Ребекка смущенно улыбнулась, и Гарольд отметил, что только слепой не заметит подмены. Ладно волосы и глаза, тут можно найти объяснение. А мимика, жесты, интонации. — Врачевание и магия трав - изначальный мой дар. Привычный, знакомый. Я много сотен лет лечила и воскрешала людей и туатов. Потому-то Нора желала заполучить мою душу. Только у нее ничего бы не вышло. Кайлех солгала... Просто вчера было не до того, а сегодня я увидела вот это. — Ребекка вытянула вперед руку. — Кольцо Зигфрида. Ты подарил его Кайлех, не так ли? Помнишь, я говорила тебе, что ни один союз, скрепленный этим кольцом, не закончится свадьбой. Ты не знал об этом проклятье, потому и не убрал его. Только вот что теперь делать?

Гарольд покачал головой и поцеловал тонкую кисть, аккуратно снимая кольцо.

— Во-первых Кайлех сама его взяла. Зная очень многое о золоте и драконах она была уверена, что все вещи в моей пещере безопасны. Но я намеренно не снимаю проклятья с самых известных артефактов. Вот и это кольцо хранит все. С той минуты, когда сида надела его, я не дал бы за ее жизнь и ломаной монеты. Но тебе это не грозит. Фактически ты не брала его. Так что пусть оно и дальше лежит в сокровищнице. Для тебя же у меня есть другое кольцо. Я его сам сделал. Из золота, что еще недавно лежало рудой. Оно свободно от чужих слов и эмоций. Примешь?

Гарольд прижал к себе супругу. Ребекку Сомерленд. Эйрмед. Великую врачевательницу Альбы. Сиду благочестивого двора. Любимую.

Когда-то давно он страшно завидовал брату. Хотел обладать его женщиной, его магией и его богатствами. И не желал замечать той цены, что платил он. Накинув на себя плащ Левиафана, разорвав свою сущность надвое, он прошел путь от гордыни и гнева до смирения и принятия. А потому во второй раз жуткая вещь не имела над ним власти. Смог бы он осознать и принять жертву Энн, случись она даже сто лет назад? Вряд ли. Тропа судьбы ускользает от тех, кто не готов на нее ступить. И хорошо, что он наконец это понял.