— И тебе просто позволили уйти? За тобой не следили? — Аврис, обхватив руками колени, по-прежнему сидела в укрытии, под корнями давно упавшего дуба. Она скептически взглянула на свою спутницу. — Не могу поверить!
Эйдрис, которая сидела выше ее на склоне и снимала высокие коричневые сапоги, весело улыбнулась.
— Когда я сказала, что пришла сюда незамеченной, это не значит, что они не старались. Выходя из крепости, я увидела три тени, и только одна из них была моя собственная. Но я без особого труда избавилась от обоих хвостов на рыночной площади. Они считали, что я не подозреваю об их присутствии, и потому были невнимательны.
Сказительница надела поношенную кожаную куртку поверх зеленого платья с длинными рукавами.
— Приятно снова надевать свою одежду, — сказала она, завязывая шнурки. — Я отказалась надевать юбку, а из стражников только один оказался подходящего роста. Но он не часто моется. — Она наморщила нос, скатывая сброшенную одежду в комок. — Завтра, когда будем передвигаться свободней, нужно будет это выстирать, смазать сапоги. Потом где-нибудь продадим. А как подходит тебе то, что я принесла?
Аврис нетерпеливо посмотрела на нее, приглаживая поблекшее красное платье.
— Как видишь, подходит хорошо. А теперь, заклинаю милостью Гунноры, доскажи свою историю!
Сказительница пожала плечами.
— Мало что осталось рассказать. Для надежности я затаилась на ночь и вышла из города на рассвете, когда открылись ворота. Там меня искали стражники, но я использовала последние монеты колдуний, подкупила старика фермера и спряталась в одеялах в его повозке. Он поставил на меня две корзины с курами, а рядом привязал бычка, только что отнятого от вымени. Бедняга так кричал, что мог поднять мертвеца из могилы, так что стражники проверяли повозку не очень тщательно. Велели побыстрее проезжать. — Эйдрис с гримасой заткнула уши пальцами. — До сих пор чувствую себя оглохшей!
— Значит, мы в безопасности?
— В данный момент — да.
Аврис возбужденно рассмеялась, выбралась из своей» пещеры» под корнями дуба и широко развела руки.
— Свободна! — Она радостно повернулась. — Я так о тебе беспокоилась… что только сейчас поняла. Я свободна! Свободна!
Эйдрис улыбнулась ей.
— Прекрасное чувство — свобода, когда перед тобой открыты все дороги. Но сдержись, сестра. Нас, несомненно, будут искать, и мы не должны дать поймать себя. Я думаю, тогда нам придется трудно.
Волшебница остановилась, кивнула, и глаза ее слегка потускнели.
— Ты права. Мне повезло, что у тебя есть опыт в таких делах. Как нам теперь быть?
— Я думаю, лучше передвигаться по ночам, пока не уйдем по крайней мере на два дня от города Эс. И направимся мы не прямо в Кастрин, потому что они будут от нас этого ожидать. Обогнем город, переправимся через реку и день или два будем идти на северо-запад.
— Но как же мы доберемся до Кастрина?
— Потом повернем на северо-восток и придем в Кастрин с севера, а не с юга. Конечно, это добавит много дней пути, но так разумнее.
— Если бы у нас были лошади.
Эйдрис поморщилась, вспомнив о своей кобыле Вьяр.
— Да. Но лошади сделали бы нас заметней, а без них мы легко можем скрываться. Деньги у тебя есть?
— Несколько монет. В крепости мы живем как монашки, и деньги нам редко бывают нужны.
— А петь умеешь? Аврис улыбнулась.
— Могу попробовать. — Она пропела несколько начальных строк «Пограничной песни». Голос несильный, но чистый. Сопрано.
— Подойдет, — кивнула Эйдрис. — Но нужно будет потренироваться, чтобы заработать на ужин. — Неожиданно сказительница широко зевнула, так что едва не затрещали челюсти. — А теперь мне нужно поспать. Всю ночь я не решалась глаз сомкнуть. Есть и спать будем по очереди и все время караулить. Выступим после заката. Согласна?
— Согласна.
Волшебница разбудила Эйдрис после полудня. Сказительница сразу проснулась, как научил ее отец. С проворством опытного воина она села.
— Ты дала мне слишком долго спать! — воскликнула она, видя, что солнце склонилось на запад.
— Я не устала, а тебе нужно было отдохнуть, — сказала Аврис. — Всю прошлую ночь я проспала, потому что очень устала от иллюзии. Пусть хоть все стражники рыскали вокруг рощи. — Она улыбнулась. — К счастью, их здесь не было.
— Ну, сейчас поспи, — ответила Эйдрис, доставая еду из сумки и отламывая кусок дорожной лепешки. — Я посторожу.
— Нет, я не устала. Сейчас, когда дышу свежим воздухом, мне кажется, я никогда не устану. — Девушки в дружеском молчании поели, потом Аврис снова заговорила: — Могу я задать тебе вопрос, Эйдрис?
— Спрашивай, — ответила сказительница, проглотив кусок сушеного яблока.
— Почему тебе так не понравилась рябина?
Эйдрис застыла, лицо ее превратилось в напряженную бесстрастную маску.
— Это длинная история, — сказала она наконец.
— Ты предпочитаешь ее не рассказывать? Если так, я понимаю, — сказала Аврис, и во взгляде ее были только дружба и сочувствие. — Но нам ждать еще больше часа, а спрашиваю я не из праздного любопытства, поверь мне, сестра. Я чувствую в тебе большую боль… а иногда такая боль становится легче, если рассказываешь о ней человеку, которому не все равно.
Эйдрис несколько минут сидела молча, забыв о еде, погрузившись в воспоминания. Наконец она шевельнулась.
— Это произошло много лет назад, — прошептала она. — Я никому не рассказывала. И когда услышишь, что я сделала, ты не захочешь называть меня сестрой.
— Сомневаюсь, — уверенно ответила Аврис. — Ты не можешь поступить нехорошо, Эйдрис. Я знаю это.
— Нет, — возразила сказительница. Голос ее звучал хрипло. Она откашлялась. — Ты должна помнить, что я выросла в далекой земле… за морем. Ты, вероятно, никогда не слыхала об Арвоне.
— Не слыхала, — подтвердила волшебница. — Это рядом с землей многих долин, той, о которой рассказывали пленные солдаты Ализона?
— Да, она западнее Высшего Халлака, — кивнув, подтвердила Эйдрис. — За Пустыней. Арвон, как и Эскор, о котором ты говорила, очень древняя земля, не похожая на другие, заселенные людьми. В ней много странных опасных мест и необычных существ. Многие из них из легенд. Например, демоны, которых называют кеплианцами. Внешне они как прекрасные кони… И еще Летящие на паутине, многоногие существа, которые плетут паутину, потом пускают ее по ветру и сами летят на ней в поисках добычи…
— Я о них слышала рассказы из Эскора, — сказала Аврис — А живут ли у вас фланнены, чешуйчатые женщины мха, и кроганы, водные люди?
— Нет, о таких я не слышала, — ответила Эйдрис. — Но у нас есть крылатые люди. У них птичьи головы, а тела человеческие. Если их кровь попадет на тело, это смерть. Даже с отрубленными головами они продолжают сражаться…
Аврис содрогнулась.
— Хвала Гунноре, я о таких никогда не слышала в Эскоре! Иначе эта земля не могла бы служить убежищем.
— К счастью, их немного и как будто становится все меньше, — продолжала сказительница. — Но этого не скажешь о фасах. Они всегда опасны.
— А кто такие фасы?
— Они живут в подземных туннелях. Фасы отвратительны… — Эйдрис содрогнулась от воспоминаний. — Маленькие крепкие туловища с раздутыми животами, покрытые жесткими, похожими на корни волосами. Но хуже всего… — Она помолчала и с трудом глотнула. — Хуже всего их лица… По ним можно подумать, что когда-то… они были людьми.
— Как ужасно! — воскликнула Аврис. — Да, теперь, когда ты их описала, я вспомнила, что слышала о них. Их видели… и чувствовали их запах… на окраинах городов в предгорьях. Логар в одном из писем рассказывал, что на них напало несколько таких существ, когда пограничники спали. Одного утащили под землю, и больше его никто не видел.
Сказительница покачала головой.
— Твоему народу надо получше охранять границы, — сказала она. — Эти фасы трусливы, но смертельно опасны. И такую тактику предпочитают открытым схваткам.
— Продолжай свой рассказ, — попросила волшебница.
Эйдрис поморщилась при этом напоминании.
— Я надеялась, ты забудешь.
— Если не хочешь рассказывать…
— Нет, просто мне трудно говорить об… — Она пожала плечами. — Так вот, я выросла в Арвоне, в древней крепости Кар Гарудин. Когда-то давно в этой крепости жил посвященный, и сами ее стены до сих проникнуты колдовством. Союз моих родителей был необычен: моя мать, Элис, дочь женщины из-за моря, из Эсткарпа, а отец, Джервон, был военным и привык приказывать людям, но не владел волшебством.
— Странное сочетание, — согласилась Аврис. — Но они любили друг друга?
— Больше жизни, — ответила Эйдрис. — Во многих битвах они защищали спины друг друга, сражались и с врагами-людьми, и с теми, кто порожден колдовством. Задолго до того, как узнать друг в друге мужчину и женщину, они стали товарищами и соратниками.
Эйдрис в последний раз откусила хлеба и передала лепешку Аврис.
— Мы жили в крепости Кар Гарудин с ближайшими друзьями моих родителей — лордом Керованом и госпожой Джойсаной. Они для меня тоже как отец и мать, и я их очень любила. И жила с нами Сильвия, наш друг и учитель. Она из Старых Времен и обладала Силой, какую не знают с древности.
— Сильвия, — повторила Аврис, словно пробуя на вкус чуждые звуки. — Она тоже из Древней Расы?
— Частично. Но было в ней и другое, не человеческое начало. Она любила нас, детей, словно мы ее собственные.
— Детей?
— У Джойсаны и Керована было… есть… два ребенка. Хиана, дочь, она на год меня старше. Это была тихая глазастая девочка, обладавшая такой врожденной внутренней Силой, что вряд ли кто из волшебниц крепости мог с ней сравниться, даже когда она была еще совсем маленькой. Но она не любила показывать эту Силу и использовала ее только для помощи другим. Она видит на расстоянии, а ее предсказания будущего никто не оставлял без внимания. — Лицо Эйдрис потемнело, и она мрачно замолчала.
— А второй ребенок? — не успокоилась молодая волшебница, видя, что сказительница не собирается продолжать.
— Фирдун моложе меня на пять лет. Он тоже обладает Силой, но в Фирдуне нет ничего спокойного и тихого! Он был одним из тех детей, за жизнь которых приходится постоянно опасаться. Ты, наверно, знаешь таких. Если во всем саду есть хоть одно дерево с гнилой веткой, именно на него взберется Фирдун и именно на эту ветку он решит сесть.
Аврис рассмеялась.
— Это я знаю. У моей двоюродной сестры такая дочь. А у тебя есть братья или сестры, Эйдрис?
Сказительница покачала головой.
— Не знаю, — прошептала она. — Моя мать исчезла девять лет назад, когда мне только исполнилось десять.
Волшебница удивилась.
— Исчезла? Ты хочешь сказать, что она бросила тебя и твоего отца? Она еще жива?
— Не знаю, — повторила Эйдрис. — Она не добровольно оставила нас, ее похитили. Какая-то Сила с Левой Тропы подхватила ее прямо среди нас, когда она спала в своей комнате.
— Как это произошло? — спросила волшебница, внимательно глядя своими серыми глазами в глаза Эйдрис. Ее сочувствие сказительница ощущала, как лежащую на плече теплую руку.
— Это моя вина, — ответила она, преодолевая сухость в горле. — Моя вина. Понимаешь, когда мама обнаружила, что ждет ребенка, Хиана, которой тогда исполнилось одиннадцать лет, предсказывала ее будущее, потому что почувствовала предстоящие беды. Во время предсказания она увидела ребенка — она рассказала нам, что это мальчик, — и поняла, что он послужит последним звеном цепи, которая в Арвоне соединит всех идущих по Правой Тропе, и они вместе встанут против Тьмы. Хиана говорила, что исход этой борьбы для нее неясен, но мой еще не рожденный маленький брат должен стать решающей фигурой в смертоносной игре, первые ходы которой еще не сделаны.
Аврис, с широко раскрытыми глазами, кивнула.
— Поэтому мы постарались как можно лучше защитить мою маму. Она не выходила за пределы крепости без охраны и никогда не спускалась в долину одна. Она даже отказалась от поездок верхом на своей любимой дымчатой кобыле. Ее всегда сопровождали вооруженные отец, Джервон, или лорд Керован. Только в своей комнате она оставалась одна.
— А для тех периодов, когда она должна была отдыхать одна, Сильвия и госпожа Джойсана создали защитное заклинание, которое окружило ее комнату. Они переплели веревкой рябиновые ветки, прошив веревку алым шпагатом — цвета защиты. Потом вымочили веревку в валериане, мяте и коровяке, все время при этом напевая. Наконец поместили эту веревку в комнате, вокруг всего потолка, а над самой дверью связали ее концы куском алого шелка. После этого в комнате не действовало никакое заклинание, туда не могла проникнуть никакая Сила.
— Но кто-то все-таки проник, — сказала Аврис. — Каким образом?
— Потому что у меня не было Силы, — ответила Эйдрис, — и я была слишком горда, чтобы признать, что не могу без нее обойтись. Родители маленького Фирдуна очень тревожились из-за моей матери, и мне велели за ним присматривать. Он проказничал, как обычно поступают дети. Мог затуманить мое сознание, и я смотрела на него и не видела. Однажды я пошла будить его и увидела на подушке свернувшуюся гадюку, с ее клыков капал яд. Но у меня на глазах гадюка исчезла, и на ее месте оказался смеющийся Фирдун… — Она покачала головой, вспоминая. Если бы я только признала, что не справляюсь с мальчиком! Но я была на пять лет старше его, и мне стыдно было сознаться, что не могу с ним совладать. Однажды я сидела, рассказывая ему предание о Голодном Источнике — это предание ему нравилось, потому что там героем выступал его отец, — потом отвернулась и увидела, что его нет рядом со мной.
Эйдрис ударила кулаком по колену.
— Мне нужно было пойти к его родителям, или к Хиане, или даже к моему отцу, к кому-нибудь, кто меня выслушал бы… Но я принялась искать его сама и нашла у дверей комнаты моей матери. Он смотрел на рябиновые ветки. «Не трогай, Фирдун!»— закричала я. Он озорно улыбнулся мне, потом стиснул руки, и его детское лицо напряглось от усилий. У меня на глазах веревка развязалась и упала. Защитное заклинание было нарушено.
— И что стало с твоей матерью?
— Я закричала, потому что понимала, как важна эта веревка. Через несколько мгновений тут же оказались мой отец и госпожа Джойсана. Они ворвались в комнату и увидели, что моя мать исчезла… Исчезла без следа. — Сказительница глубоко вздохнула, с трудом подчиняя себе голос. — Остался только запах. Запах зла. Тебе приходилось его слышать? Аврис покачала головой.
— Это такое зловоние, что я не могу даже описать его. Этот запах ни с чем не спутаешь…
— Вы искали твою мать?
— Конечно. Отец едва не сошел с ума от горя. Неделями он странствовал, едва останавливаясь для смены лошади, спал в седле, целыми днями забывал поесть. Лорд Керован и госпожа Джойсана ездили с ним, оставив Сильвию приглядывать за мной и Фирдуном. Хиана ушла в свою комнату и большую часть времени проводила в трансе. Все пыталась найти мою мать. Выходила оттуда истощенная и похудевшая… но ничего не могла узнать. Ничего. Мы искали больше года и ничего не нашли.
— Но то, что произошло, не твоя вина!
— Отец тоже говорил мне так, — с горечью ответила Эйдрис, — но если не моя вина, то чья? Нельзя винить в происшедшем пятилетнего озорного мальчишку. И даже Фирдун, хоть и маленький, понял, что сделал что-то ужасное. С этого дня он изменился, стал гораздо спокойней и послушней. Больше никогда не причинял мне беспокойства… — Она иронически скривила рот. — Но вред был уже причинен. И по моей вине.
— Я не согласна, — сказала Аврис. — Ты сама была еще ребенком.
— Слишком гордым ребенком. Я не обладала способностями других, не признавала своих ошибок, не позвала вовремя на помощь, — упрямо возразила Эйдрис.
— Но это не может быть концом твоей истории, — сказала Аврис, раздавливая пальцами скорлупу желудя. — Ты сказала, что твой отец заболел.
— Это произошло, когда мне исполнилось тринадцать, — ответила Эйдрис, устало кивая. — В хорошую погоду мы по-прежнему искали, переезжали от деревни к деревне, расспрашивали всех Мудрых Женщин и предсказателей, пытались уловить хотя бы слух… Искали людей, способных к гаданию. — Она уловила вопросительный взгляд Арвис и объяснила: — Ну, тех, кто может видеть прошлое, будущее или предметы на далеком расстоянии.
— Я слышала о таких людях, — согласилась Арвис. — Как это делают в твоей стране?
— Смотрят в чашку, полную жидкости — воды, молока, чернил…
— И подействовало?
— Не больше остального, — устало сказала Эйдрис, опираясь подбородком на поднятые колени. — Арвон обширная земля, но мы обыскали ее всю на неделю пути верхом в каждом направлении. Однажды даже решились забраться в Серые Башни и спросили у предводителя оборотней Хирона, не слышал ли он чего-нибудь об Элис.
Сказительница вздрогнула при этом воспоминании.
— Позволь заверить тебя, что в Арвоне мало кто решится приблизиться к мрачным стенам этой крепости, не говоря уже о том, чтобы войти в ворота. И особенно расспрашивать о волшебнице. Оборотни ненавидят женщин Силы.
— Почему?
— Только они знают причину этого предрассудка. — Эйдрис невидящим взглядом смотрела на стволы дубов, на дорогу, по которой они пришли. — Но отец расспрашивал их, и они отвечали. Даже оборотни, с их необычными способностями и Силой, живущие на грани Тьмы и Света, между людьми и животными, — даже они ничего не смогли сказать о судьбе моей матери.
Сказительница снова замолчала, подавленная воспоминаниями.
— Похоже, жизнь у тебя была нелегкая, — заметила наконец Аврис.
Эйдрис пожала плечами.
— Вероятно, но тогда мне так не казалось. Отец учил меня всему, когда мы были вместе, как раньше учил вместе с мамой… фехтованию, преданиям прошлого, подготовке к бою и руководству им. Как охотиться, рыбачить, как жить плодами земли. Если бы не причина нашего поиска, это были бы счастливые дни. Мы спали под открытым небом, я каждый день ездила верхом на своей кобыле…
Эйдрис сухо улыбнулась.
— Зимой, когда мы были вынуждены оставаться в Кар Гарудине, я возвращалась к урокам. И послушно училась, но заключение в четырех стенах никогда не было моим выбором. Я люблю путешествовать. Мне в этом повезло, потому что поневоле пришлось много странствовать.
Улыбка ее исчезла, девушка вздохнула.
— Но вот кончились и путешествия с отцом. Однажды он пришел ко мне. Я как раз играла на ручной арфе (отец как-то отыскал ее в старинной кладовой Кар Гарудина). Джервон был возбужден. Я уже давно его таким оживленным не видела. Он рассказал, что на севере есть Видящий Камень. Говорят, те, кто решится уйти в горы и заглянуть в этот камень, увидят то, что больше всего хотят отыскать. В тот же день мы отправились в путь. Поездка была долгой. Мы миновали несколько деревень, но чем дальше уезжали на север, тем все реже встречались поселения. Местность была возвышенной и там, где не протекали реки и ручьи, очень сухой. Отец сказал, что она похожа на Пустыню Высшего Халлака, землю, из которой родом и он, и моя мать. Наконец показался последний поселок, небольшой городок, расположенный вблизи старинного святилища Гарт-Хауэлл. Сюда приезжают обладающие Силой, чтобы научиться пользоваться своим даром.
— Как наше Место Мудрости.
— Да. Только в Арвоне считается, что не только женщины, но и мужчины могут обладать Силой. В качестве учеников принимают оба пола. Мы спросили, в каком направлении Гарт-Хауэлл, и нам указали на северо-запад. Но стражники у ворот предупредили Джервона, что Камень может быть опасен.
— Но он не послушался предупреждения, — догадалась Аврис.
— Конечно, нет. Мы выехали и два дня спустя добрались до Видящего Камня… большого утеса из осыпающейся охры. Подъехали мы к утесу, и он, казалось, навис над нами, живой и угрожающий. И странно…
— Что странно?
— Вначале я увидела обычный утес, но потом, когда по нему поползли тени, я заметила углубления и выступы… и я поняла, что некогда весь утес представлял собой гигантскую фигуру. Вероятно, женскую, потому что мне показалось, я вижу мощные груди, но лицо… оно было не женское.
— А какое?
— Не знаю, — негромко призналась Эйдрис. — Широкое, слишком широкое для человека. Мне кажется, безгубое. Намек на зубы… как будто она… улыбалась. Я не хотела бы видеть такую улыбку у живого существа, Аврис. Но самая заметная черта этого лица — глаз. Только один. Широкая темная яма над тем местом, где должен находиться нос. Не успела я остановить Вьяр, как отец соскочил с коня и принялся взбираться на утес. Я спешилась, побежала за ним, просила подождать… подождать… Но лицо у него было искажено, как у смертельно раненного, зубы он стиснул. Оттолкнул меня, приказал ждать его… и начал подниматься.
Эйдрис с дрожью перевела дыхание.
— Не знаю, как он отыскивал опоры на этом утесе. Но поднимался, как паук по каменной стене. Казалось, через несколько мгновений он достиг Глаза. Я видела, как он наклонился вперед, его голова и плечи почти исчезли в отверстии. Так продолжалось всего мгновение… — Эйдрис покачала головой. — Он выкрикнул имя моей матери.. — Сказительница глотнула. — … голосом, который я по-прежнему слышу в самых страшных кошмарах. Разжал руки и упал.
— Упал к подножию утеса? — ахнула Аврис.
— Нет. Тело его застряло на карнизе на уровне плеча фигуры. Там он застыл.
— Что же ты сделала?
— Сама взобралась на утес, забила несколько крюков и опустила отца в петле. Я ее соорудила из своего пояса и пояса отца. — Эйдрис отвела взгляд. — У него на голове была шишка, но думаю, не она причина его болезни. Все этот проклятый глаз, остаток древней Силы. Очнувшись, Джервон был уже таким, как сейчас. Разум его повредился. Если перед ним поставить пищу, он ест; если взять за руку и повести, идет; когда его кладут в постель, спит. Никогда не разговаривает, не улыбается… только еле заметно, иногда, когда я играю или пою для него. И такой он уже шесть лет.
— Ужасно! — прошептала Аврис. — О, Эйдрис, я молюсь, чтобы ты нашла в Лормте средство. — Она протянула руку и сжала пальцы сказительницы. — Но не вижу твоей вины в том, что случилось. Подняться на этот утес и в одиночку спустить отца!.. Ты очень храбра, и не просто храбра, сестра.
Сказительница серьезно взглянула на нее.
— Мало что мне это дало, — сказала она. — С тех пор я много раз думала, что лучше бы тогда отцу упасть и разбиться насмерть. Он был гордым и энергичным человеком, способным на многое. И возненавидел бы свое состояние. Видеть его таким день за днем — какая мука!..
Эйдрис покачала головой.
— Со временем я не смогла больше это выносить. Мне нужно было найти способ вылечить его. И скажу тебе, Аврис: я поклялась, что если не найду такой способ, вернусь домой и дам отцу быструю и милосердную смерть.
Долгий и утомительный путь в Кастрин прошел без происшествий. После многих дней ходьбы по дорогам, поиска таверн, в которых можно поесть и переночевать, а если таверн не находилось, ночевок на краю свежевспаханного поля две женщины пришли в Кастрин.
Эйдрис в предрассветной серости разглядывала спящую деревню.
— Она больше, чем я думала, — прошептала она. — Который дом Логара?
— Его отец — местный кузнец, — ответила Аврис. — Вон тот каменный дом, рядом с кузницей. — Она показала.
— Оставайся здесь. Пойду разведаю, — приказала сказительница. — Я думаю, они давно отказались от преследования, но лучше перестараться сейчас, чем потом горевать, верно?
Аврис прикусила губу. Она дрожала от нетерпения. Однако кивнула.
— Если мне можно подойти, свистни, — сказала она.
Эйдрис сбросила мешок и исчезла в тени, перебралась через ограду, прошла курятник, еще один забор. Прежде чем пересечь изрытую колеями дорогу, посмотрела в обе стороны. Прислушалась, не зазвенит ли кольчуга, не скрипнет ли кожа, когда игольное ружье достают из футляра.
Ничего.
Эйдрис обошла дом, осмотрела пустую кузницу, заглянула в окна первого этажа. Все комнаты пусты. Девушка ждала, прислушиваясь, пока не рассвело настолько, что она могла различить оттенки ранних весенних цветов в горшках на подоконниках.
Потом прошла к входу и негромко свистнула.
Через мгновение Аврис оказалась рядом, она дрожала от возбуждения и радости. Постучала в дверь, негромко, но настойчиво.
Наконец они услышали сонное восклицание и шаги. Дверь распахнул молодой человек, с взъерошенными черными волосами, с обнаженным по пояс мускулистым торсом.
— Логар! — Аврис дрожащими руками откинула капюшон. — Это я…
— Аврис! — ахнул молодой человек. — Двадцать дней назад о тебе спрашивали! Когда ты после этого не пришла, я решил, что ты погибла! — Он смотрел на нее, как будто не веря своим глазам.
Аврис застенчиво улыбнулась.
— Ты не рад меня видеть?
С нечленораздельным возгласом Логар очнулся от своего остолбенения.
— Рад? — выкрикнул он. — Рад!.. — с неожиданной радостью он обнял девушку.
Эйдрис отвернулась, оставляя из одних в их счастье. Глотнула, чувствуя странную боль, одиночество, не похожее на то, что она испытывала раньше. «У тебя есть дело, — сердито напомнила она себе. — И ты должна выполнить его одна…»
В тот же час Аврис и Логар поженились. Эйдрис стояла рядом с бывшей волшебницей, когда старейшая женщина деревни соединила руки молодых, потом дала им отпить из одного кубка и поесть с одной тарелки. Еще до полудня новобрачные погрузили свои вещи в запряженную быками повозку и приготовились отправиться за горы, в далекий Эскор.
— Эйдрис… сестра… — Аврис со слезами улыбнулась и обняла подругу. — Как отблагодарить тебя за то, что ты сделала?
— Не нужно, — ответила сказительница, в свою очередь обнимая новобрачную. — Ты указала мне дорогу в Лормт и знаешь, как много это для меня значит.
— Возьми по крайней мере это, — сказала Аврис, вкладывая в руки сказительнице небольшой мешочек. — Моя доля от наших заработков. Я думаю, там, куда мы направляемся, деньги мне не понадобятся. Тут достаточно, чтобы купить лошадь. Тогда ты сможешь продвигаться быстрее.
— Не могу! — возразила Эйдрис — Ты заработала свою долю, как и я.
— Возьми, — повторила девушка, сжимая пальцами сказительницы кожаный мешочек. — Я настаиваю. Отец Логара сказал мне, что в следующем городке на север отсюда, Рилон Корнерсе, неплохая лошадиная ярмарка. Полдня пути — и ты там.
— Что ж… — улыбнулась Эйдрис — Неплохо было бы снова сесть на коня. Спасибо, Аврис.
— Мы должны двигаться, дорогая, — сказал Логар, положив руку на плечо жены. — Первую свою дочь мы назовем в твою честь, Эйдрис, — пообещал он, мозолистой рукой сжимая плечо сказительницы. Потом легко посадил молодую жену в повозку.
Вся деревня провожала повозку, которая со скрипом двинулась по дороге на северо-восток.
Эйдрис отказалась от приглашения матери Аврис переночевать в их доме, но приняла сумку с продуктами. И вышла из Кастрина по северной дороге, направляясь в Рилон Корнерс, а оттуда — в Лормт.
Миновал полдень, когда сказительница добралась до города, но ярмарка была еще полна жизни. Девушка прошла мимо будок, где продавали упряжь и седла, подковы и лекарства для лошадей, щетки и прочую мелочь… все, что необходимо для лошадей, для их лечения, езды на них и украшения.
Эйдрис с улыбкой принюхивалась. «Здесь пахнет почти как дома», — подумала она. Если закрыть глаза, можно вообразить, что она снова в лагере кайогов в долине Грифонов, вместе с Обредом и Гуретом «разговаривает о лошадях». Она вспомнила гладкую кожу Вьяр.
«Ни одно из этих животных не сравнится с лошадью кайога, — подумала она, разглядывая коней. — Но здесь я смогу найти что-нибудь подходящее для путешествия».
Эйдрис бродила в толпе, проводила рукой по крупам, поднимала ноги, осматривая копыта, раскрывала пасть животных, чтобы взглянуть на зубы.
Средства не позволяют ей купить одну из прекрасных породистых лошадей, поэтому ей пришлось перейти к второсортным. Осматривая предлагавшихся животных, она все больше и больше хмурясь.
Она только что закончила осматривать зубы поджарого серого мерина. Владелец, худой, как хлыст, с отсутствующими передними зубами («Не иначе как лошадь выбила», — подумала Эйдрис), обворожительно улыбался ей.
— Нравится, бард? Всего семь лет, здоров, как каменная стена.
Сказительница мрачно улыбнулась.
— Ты хочешь сказать, несмотря на опухоль на передней ноге?
— Эта маленькая шишка? — возмущенно ответил он. — Ты называешь это опухолью? Да я съем его седло, если это хоть немного его замедлит. Съем, клянусь топором Вольта!
Эйдрис подула в ноздри мерина.
— О, конечно, он здоров, вполне здоров — пока не развеется вливание, которое ты ему сделал! Чем ты пользовался? Корой черной ивы?
Торговец сердито посмотрел на нее.
— Докажи!
— Могу показать следы на его зубах. Не очень хорошая работа, знаешь ли… даже слабоумный поймет, что ты сделал. Семь лет, как же! Да этой лошади вдвое больше!
Ни слова не говоря, торговец потащил мерина за собой и скрылся в толпе.
Эйдрис несколько мгновений сердито смотрела ему вслед, потом пожала плечами. Ярмарка будет и завтра. Может, стоит поискать у местных фермеров, попросить разрешения осмотреть их лошадей, а не рисковать покупкой у случайных торговцев. Всегда есть возможность наткнуться на хитрость, с которой она еще не знакома, и тогда она будет отягощена искалеченным или больным животным.
Все еще разглядывая лошадей, сказительница сняла арфу, раскрыла футляр и положила на землю к своим ногам. Пока можно заработать еще немного монет. Лучше побольше потратить, но получить хорошую лошадь. Она вспомнила слова Обреда: «Помни, девочка, корм для плохой лошади стоит столько же, сколько для хорошей. Покупай лучшую, какую можешь».
Эйдрис провела рукой по струнам, негромко напевая, чтобы проверить голос. «Что-нибудь подходящее для места и дня, — подумала она, мысленно перебирая песни. — Ага, нашла!» Скачки лорда Фарала» подойдут прекрасно «.
Эйдрис негромко запела.
Бежали они по ночной дороге,
По широким блестящим просторам,
Пять прекрасных коней благородной породы,
И не золото, а жизнь — ставка этих скачек.
Головы начали поворачиваться, идущие останавливались и прислушивались. Подбодрившись, Эйдрис перевела дыхание и запела громче.
Под золотым светом Гунноры
Шесть коней скакали в ночи,
Против темного и страшного рыцаря
Света Тьмы! Черный рыцарь!
Слушателей стало больше. Летающие пальцы сказительницы набрали темп, она запела громко и звучно:
В полночь он явился в город,
Надвинув шлем на глаза,
Он высокомерным голосом бросал вызов,
Предлагал сделать другой выбор.
— Если вы победите, я уйду своим путем,
Но если вы проиграете, вы заплатите,
Ваша служба будет длиться вечно,
И служить вы будете мне.
Вперед выступил лорд Фарал, высокий и гордый,
Он поднял хлыст, успокаивая толпу.
— Да будет так! Начнем скачки,
Потому что это место защищено.
Мы живем под улыбкой Гунноры,
Наши лошади пьют из источника Госпожи,
Сразись с нами, если хочешь.
Скачи со мной, и ты проиграешь!
— Я не буду соревноваться с тобой одним, — ответил тот.
Пять благородных лордов должны состязаться со мной.
Тогда я призову своих четверых братьев,
Чтобы никто из рожденных здесь не стал твоим рабом!
В футляре зазвенела монета… другая… третья. Эйдрис продолжала:
Они скакали по древней дороге,
Сквозь серебристый туман.
Но Тьма ищет Тьму для победы,
А смертный ищет своей судьбы.
Одна лошадь пала, осталось четыре,
Одно сердце разорвалось, не выдержав,
И вот три бегут в ночи.
С темного хлыста сорвалась ядовитая искра,
И осталось только двое.
И мерин Мироча потерял подкову…
Теперь собралась небольшая толпа, и музыку арфы поддерживали хлопки и ритмичный топот. Контрапунктом звучал регулярный звон монет в футляре. Сказительница перешла к заключительным строфам, играя так, словно пальцы ее заколдованы:
Фарал и Темный Лорд продолжали скакать,
Голова в голову мчались они,
Но каким холодным и страшным стал туман,
И жеребец Фарала мотал головой.
— Сдавайся, — сказал Темный Рыцарь, —
Все твои братья мертвы.
— Лучше я лягу здесь в могилу,
Чем позволю моему народу стать твоим рабом!
Я поклялся служить Гунноре,
Служить рукой и сердцем, ногой и головой,
И не откажусь от клятвы,
Скорее расстанусь с жизнью!
Но вот вспыхнул яркий золотой свет
И приподнял Фарала, и послал его вперед,
Ноги его коня не касались земли.
А конь Темного застыл,
Превратился в сверкающий камень,
Темный Рыцарь упал с него,
Крича от боли,
И встретился со своей судьбой.
Потому что они прискакали к источнику Госпожи,
В святое место, о котором рассказывают легенды,
И здесь Госпожа подготовила
Ловушку, из которой Тьме не вырваться!
Сказительница закончила громким аккордом, и в футляр арфы посыпались монеты.
— Еще одну, менестрель!
Невысокий старик помахал ей потрепанной соломенной шляпой.
— Ты поешь сладко, как коричневая ворона, сказительница! Скажи, а знаешь» Призрачного жеребца Хатора «?
Эйдрис поколебалась.
— Мне кажется, да… Вот так? — она перебирала струны, наигрывая мотив.
— Точно! — воскликнул старик. — Не слышал уже…
Он замолчал, вскрикнув в ужасе, услышав топот копыт. Толпа разбежалась; показался большой черный конь, направлявшийся в промежуток между двумя палатками. Старик попытался убежать, но споткнулся и упал.
Эйдрис, не задумываясь, бросилась вперед и встала между стариком и скачущим животным. Жеребец резко затормозил.
— Спокойней, приятель! — сказала Эйдрис негромким успокаивающим голосом. — Спокойней!
Жеребец прижал уши к черепу, глаза его в заходящем солнце блеснули красным. С гневным криком он встал на дыбы, его смертоносные копыта просвистели над головой Эйдрис.