Одиночная палата в больнице.
Тишина, царящая в ней, нарушается лишь только размеренным попискиванием приборов, да шумом от аппарата искусственной вентиляции лёгких.
На кровати, весь опутанная проводами и трубками, лежит молодая, не старше тридцати лет молодая женщина. Видно, что когда‑то она была потрясающе красива, но за годы, проведённые на больничной койке, эта красота потускнела. Когда‑то иссиня–чёрные волосы потеряли свой блеск, стали тусклыми и будто бы ненастоящими. Лицо похудело и заострилось, утратив румянец и превратившись в подобие серой кукольной маски. Глаза женщины были плотно закрыты, казалось, что она просто спала, но это было не так…
Из‑под тонкого больничного одеяла выглядывала тонкая худая рука, с торчащей пластиковой трубкой, ведущей к капельнице.
Рядом с больничной койкой сидел человек в повседневном тёмно–сером военном мундире с майорскими петлицами, держа находящуюся в коме женщину за руку. Человек этот был ещё достаточно молод, тоже не старше тридцати лет, но уголках его глаз уже залегли глубокие морщины, а на правом виске виднелся застарелый шрам. Он просто сидел на небольшом стуле и молчал, глядя на лицо женщины.
Ирина вошла в палату, но ещё долго не решалась заговорить — ей отчего‑то было неуютно от мысли нарушить царившую тишину, но, наконец, она решилась…
— Извините, сударь, но часы посещений уже закончились…
Молодой майор никак не отреагировал на её фразу.
— Извините, сударь офицер, — возвысила голос медсестра. — Я прошу вас покинуть палату.
Майор вздрогнул, и медленно обернувшись, посмотрел на Ирину.
Медсестра даже вздрогнула под холодным и жёстким взглядом его серых глаз, но офицер быстро отвернулся.
— Да, разумеется, — ровным голосом произнёс он.
Майор встал с небольшого стула, поправил подушку под головой женщины, немного подвинул стоящую на прикроватной тумбочке вазу со свежими полевыми цветами, и на прощанье наклонился над больной. Слегка коснувшись губами её лба, он напоследок поправил одеяло и тихо прошептал:
— До завтра, Елена.
Майор выпрямился, одернул мундир и быстрым шагом вышел из палаты.
Медсестра задумчиво проводила его взглядом, чувствую, что с уходом офицера ей почему‑то стало легче.
* * *
Ночью, сидя в ординаторской и попивая горячий травяной чай, Ирина решила поинтересоваться у старшей медсестры:
— Марьяна Степановна, а что это был за офицер, что приходил к пациентке из двадцать первой палаты?
Марьяна чуть не подавилась чаем и едва удержала маленькую чашку в руках.
— Ну, ты, Ирка, и даёшь… Ты что, его не узнала?
— Нет, а что должна была? — несказанно удивилась молодая медсестра.
— А у вас в уезде что, ни одного дальновизора не имеется?
— Имеется, конечно, — смутилась Ира. — Просто мы же подле гор Караказских живём, вот и сигнал не ахти какой… Не показывает, короче, дальновизор у нас, а в училище не до просмотра евойного было… Так что, это какой‑то знаменитый витязь?
— Да уж… — покачала головой старшая медсестра. — Кому расскажи — не поверят… Вот что, серость ты наша домашняя, слушай меня внимательно. Этот офицер не просто там какой‑нибудь славный витязь, а самый настоящий царевич Иван — сын нашего государя–батюшки!..
— Ой! — испуганно зажала рот ладошкой Ира. — А я его того, из палаты выгнала…
— И правильно сделала, — кивнула Марьяна. — Порядок для всех един должон быть.
— А… Можно ещё один вопрос? — смущённо спросила молодая медсестра. — Или это тоже все кроме меня знают?
— Давай, горе ты моё, говори уже…
— А кто эта женщина, к которой он приходил?
На лицо старшей медсестры набежала тень
— А это, Ирка, невеста его наречённая — Елена Прекрасная, дочь самого басилевса Ремского. Должны они были обвенчаться ещё десять лет назад, да не вышло — в день свадьбы на семью царскую как раз покушение случилось… Царь–батюшка, слава Всевышнему жив остался, а вот Ивана–царевича и невесту евойную поранило. Иван‑то скоро оправился от ран, а вот его наречённая так до сих пор в коме и лежит…
— Страсти какие… И что, часто он её навещает?
Марьяна удивлённо моргнула, но потом, видно вспомнив, что девчонка первый день в больнице, ответила:
— Так почитай почти, что каждый день и приходит.
* * *
— Опять был у Елены? — хмуро спросил старый, иссечённый шрамами солдат в простом полевом камуфляже, когда царевич сел в простой армейский внедорожник.
— Да, дядька Серегей, — спокойно ответил Иван. — Опять заходил, и буду заходить, пока она не очнётся… Трогай, Лёша.
Водитель, молча кивнул и тронулся с места, выруливая с больничной площадки.
Поручик Волков опустил взгляд, даже забыв по давней привычке заворчать на прозвище "дядька". Уже долгие годы он не являлся наставником молодого царевича, но для Ивана это, видимо, было не так.
— Ты всё ещё веришь…
— Да, дядька Серегей, верю. И жду.
— Десять лет уже прошло, Ванюш… Мы уже всё испробовали, самых знаменитых врачей приглашали — ничего же не получается!.. — в отчаянье воскликнул старый солдат. — Забудь ты её, Христом–Богом прошу! Ну, ведь ровно померла девка, а ты наследник престола как‑никак и до сих пор не женат — куда ж такое годится… — сбился на неразборчивое ворчание Волков.
— Она не умерла, — жёстко отрезал Иван. На миг его лицо словно бы заострилось. — И я найду способ её излечить.
— Ванюш, ну невозможно же это… Было бы возможно, мы бы уже давно нашли способ!..
— Наука не стоит на месте, дядька Серегей, — царевич уже успокоился и вновь говорил ровным и спокойным голосом. — Я слышал, лекари из Китеж–града что‑то новое придумали — называют "живой водой"… Распорядись насчёт срочного аэронефа до Китежа, мы обязательно должны туда заглянуть.
Волков буркнул что‑то неопределённо–утвердительное, и Иван отвернулся от него, вглядываясь в проносящиеся за окном внедорожника улицы стольного Владимира–града.
Внезапно в салоне послышался какой‑то глухой шлепок и досадливый возглас:
— Вот же пустая голова! Самое‑то важное и забыл!..
Царевич повернулся на потирающего лоб Волкова и вопросительно на него уставился.
Старый наставник с самым виноватым видом протянул Ивану извлечённый из‑за пазухи большой бумажный конверт, пояснив:
— Начальник Тайного Приказа доставил. Сказал оченно это Твоё Высочество заинтересует…
Царевич быстрым движением вскрыл пакет, украшенный всевозможными печатями, обозначающими крайнюю секретность донесения, достал из него несколько листков с машинописным текстом и жадно вчитался. По мере того, как взгляд Ивана скользил по скупым строчкам отчёта, его губы словно бы сами собой складывали в нехорошую усмешку или даже оскал. Даже закалённому в бесчисленных боях Волкову стало не по себе — уж он‑то знал, насколько изменился его подопечный после покушения, и порой эти изменения по–настоящему пугали…
— Наконец‑то… — зло прошипел царевич. — Как же долго я ждал этого момента…
— А что такое, Ваня? — осмелился спросить Волков.
— Тайнознатцы вышли на след Василия, — с каким‑то мрачным торжеством в голосе произнёс Иван. — Он сейчас в землях Хиндустана, но Нестор Потапыч грозиться добыть его живым или мёртвым в самом скором времени…
— Добрая весть, — сумрачно уронил Волков.
Ну, наконец‑то Тайному Приказу удалось выследить второго мятежного царевича, повинного в попытке государственного переворота и в том самом покушении десятилетней давности. Среднего брата Дмитрия‑то, нашли уже через год с небольшим, на земле гишпанской, а вот теперь пришёл и черёд старшего брата…
— А что с полётом в Китеж? Отменяем и ждём вестей от тайнознатцев?
Вопрос наставника словно бы вывел Ивана из оцепенения.
— Ни в коем случае! Василий, — это имя царевич словно бы выплюнул. — Всё равно от нас никуда не денется, а лекарство для Елены нужно опробовать как можно раньше, может хоть на этот раз…
Иван поспешно оборвал мысль, но поручик хорошо понял недосказанное.
Дай‑то Бог, чтобы хоть на этот раз сработало… Живая ли вода, мёртвая — не важно, лишь бы помогло лекарство… Пускай даже эта тварь–Василий живым по земле бродит, только бы девчонку из сна нехорошего вытянуть, а то же смотреть на парня без боли не выходит…
Волков вздохнул.
…Внедорожник направлялся прямиком в сторону военного аэродрома, где у причальной мачты царевича и его наставника уже дожидался небольшой скоростной аэронеф, что должен был доставить их до главного наукограда царства — Китежа.