Сказания Корнуолла

Никто другой

После того, как я убил дракона из Торповых Лесов[13], народ Корнуолла считал, будто всё, что им нужно сделать со своими заботами — это прийти ко мне. Некоторое время мне удавалось быть доброжелательным: тогда я считал, что это часть моих обязанностей, как Властителя Корнуолла — убивать змеев, вешать разбойников, изничтожать великанов и по возможности стараться, чтобы эта земля стала прекрасным и безопасным местом. К несчастью, такие высокие идеалы оставляли мне мало времени для чтения и написания автобиографии. Зачастую, едва я возвращался с одного приключения, переодевался в бархат и начинал писать книгу, как новое бедствие заставляло снова влезать в доспехи и отправляться карать каких-нибудь разбойников или отрубать голову приползшему змею. Зимой оружие и доспехи настолько остывали, что лишь через несколько часов езды я переставал покрываться гусиной кожей и устраивался поудобнее на боевом коне.

Наконец-то, уже несколько недель в Корнуолле всё было спокойно. Если оставались какие-то драконы, то они сочли за лучшее скрыться в тайных пещерах. Все разбойники сбежали в Уэльс или Арморику.

Убитые великаны гнили в своей же запёкшейся крови. Насколько простиралась моя власть, всё было мирно и я чувствовал, что вполне заслужил передышку. Хотя было начало весны, всё ещё стояли холода и дороги утопали в слякоти. Мой славный скакун удобно устроился по колено в соломе и жевал лучшее зерно, выращенное крестьянами. У меня была куча поленьев в камине, мягкие подушки, шерстяное покрывало на коленях, ещё одно на плечах и вино на столе. Я продолжал писать историю своей жизни, которая быстро заполнялась необычными и таинственными приключениями. К чему мне беспокоиться о случившемся в Уэльсе, землях ирландцев или скоттов?

Затем, после всего лишь трёх недель уюта, явилось двое стариков, принёсших с собой длинный пергамент, содержащий подпись Кадвина, короля Уэльса. Я слыхал сплетни, что Гарольда отравили, но не обращал на них внимания, поскольку валлийцы были склонны менять своих королей, так или иначе, каждые несколько месяцев. Но пергамент с подписью и печатью произвёл на моего сенешаля такое впечатление, что он впустил этих старика и старуху, принёсших пергамент и даже привёл их к дверям библиотеки. Когда я швырнул тем документом в стену, отказался с ними встречаться, и велел накормить их и выпроводить из замка, они принялись так причитать, что я приказал им тут же поесть, пообещав выслушать их историю.

Они замёрзли и промокли; поэтому я поместил их у камина и попросил, во имя доброго святого Иеронима, набить брюхо и обогреться. Таким образом я выиграл дополнительных полчаса на написание моей книги, а когда увидел, что, пока время пересыпалось вниз по перемычке песочных часов, написал две страницы, то весьма повеселел и почти решил быть любезным со своими неотёсанными гостями.

История, поведанная ими, была мне знакома. У них похитили дочь и они считали, что она томилась в одной из горных пещер в дюжине миль от их хижины. Они не знали, какой человек или зверь сделал это грязное дело; ходили необычные россказни про ужасающих демонов, обитающих именно на той горе. Они пришли к своему королю и он упрашивал всех своих рыцарей спасти деву; но они, все до одного отказались от этого приключения. Король решил рассказать мне об обиде, причинённой этим старикам и просил меня её исправить. Разволновавшись ещё больше, они воздели руки и возопили, что никогда не бывало ни столь прекрасной, ни столь чистой девы, как их дочь и отчего же святые позволили этой жути произойти с ней?

Естественно, я пожалел их, но меня раздражало то, что по-видимому, я обманывался и валлийские рыцари должны сами заниматься собственными великанами и драконами; поэтому, когда они наконец добрались до конца своей истории, грубо спросил: — Почему со своими тревогами вы пришли ко мне? Любой отважный человек может найти вашу дочь, да и в вашем собственном краю должно быть много доблестных рыцарей.

Тут они вскричали, что я ошибаюсь и женщина принялась твердить: — Никто другой. Никто другой! Никто другой! — что было полным вздором, ибо глупо и далеко от истины.

Всё это окончилось тем, что я велел им отправляться в кровать и хорошенько выспаться, пообещав наутро отправиться вместе с ними назад и поглядеть, что можно сделать для избавления их дочери, хотя навряд ли она до сих пор жива. Пожелав им спокойной ночи, я приказал подбросить в очаг новых дров и принести немного пряного пива, подогретого по моему вкусу, а потом начал читать о приключениях славного рыцаря по имени Геркулес, который был либо лучшим воином, либо лучшим лгуном, чем я мог надеяться стать. Наконец, я отправился в тёплую постель со взбаламученными чувствами, ожидая, что же может принести день грядущий.

На следующий день, под моросящим дождём, мы отправились в какой-то валлийский городок, название которого у меня никогда не получалось правильно выговорить. Старая дама и её муж медленно тащились впереди на двух унылых одрах, тогда как я ехал позади на своём любимом скакуне.

Шерстяные и кожаные одежды, носимые под доспехами, были хорошенько прогреты и смазаны жиром, прежде чем я их надел, но день был холодным и в мгновение ока я закоченел в своей броне. Я убивал время, декламируя латинские глаголы, что заставляло стариков вздрагивать и креститься, ибо они считали моё бормотание проклятиями и заклинаниями против дьявольских сил. Время от времени мой жеребец поднимался на дыбы и ржал, вероятно, тоскуя по тёплому стойлу и обильному корму или, может, по какой-то другой причине, но я сразу же заставлял его опускаться на все четыре копыта.

Вот так пять дней мы тащились через пустоши. Ночью мы засыпали, где могли, а днём ехали и мучились от холодного дождя. Я захватил немного золота и поэтому мог заплатить за лучшее, но даже это лучшее заставляло пожалеть о худшем, и то и дело я вздыхал по моему бархату, камину, доброму пиву и захватывающим манускриптам. Даже воспоминания об Элефантисе не согревали меня. Но этому всё же настал конец, и мы добрались до хижины старика и его жены. Дождь всё ещё лил и небо хмурилось; однако сквозь мглу я различал вдалеке тёмные горы, поросшие могучими деревьями и хранившие свои таинственные твердыни, где и находились их прекрасная дочь и неведомое чудовище, похитившее её из родительского дома.

Новости о нашем прибытии разошлись по этому маленькому городку и весь простой народ стекался поглазеть на великаноубийцу, но не знаю, разочаровал ли их мой вид; по крайней мере, они не отпускали неодобрительных комментариев. Однако, раз я проделал это долгое пятидневное путешествие, чтобы свершить ещё один изумительный подвиг галантности, то с удовольствием сообщил этим безропотным людям, что желаю узнать об этой стране всё, что только можно, в особенности, про таившихся в ней разнообразных чудовищах, как была похищена та дева и как злодей это проделал, поскольку я обнаружил, что подобные предварительные расследования имеют огромную ценность для победы над Силами Тьмы. Также я с радостью поручил нескольким дружелюбным крестьянам тщательно обсушить и смазать мои доспехи, а также растереть мои мышцы особым священным маслом, привезённым из Святой земли, приготовленным из тела великого святого, сваренного заживо, что было мне очень приятно, как телесно, так и религиозно.

Все люди рассказывали о чудовище по-разному. На самом деле никто из них его не видел, но все сходились на том, что это был змей в двадцать локтей, подобие огромного единорога, безголовый человек с глазами на животе, бык с человеческой головой, настоящий дракон, забрёдший в Уэльс из Тартарии или трёхголовый великан. Все отмечали, что это была ужасная тварь, которая могла легко убить человека, просто дохнув огнём в лицо злополучной жертве. Обычное оружие было бессильно. Сталь не рубила его, копьё не протыкало, булава не сокрушала. Чем больше они говорили, тем необычнее я себя чувствовал и яснее понимал, почему валлийские рыцари были слишком заняты, чтобы принять участие в спасении той девы, невзирая на её красоту и традиционную награду. Положение становилось весьма неловким.

Все они выглядели осчастливленными моим появлением, и снова и снова повторяли, что человек мог бы убить это чудовище и корнуолльский великаноубийца смог бы. Я заверил их, что несомненно отыщу деву и избавлю их землю от этой мерзкой твари, будь то человек, зверь или демон. При этом довольно старый мужчина преклонил передо мной колени и, с кроткой благодарностью, сказал, что даст мне пятьдесят золотых крон, если я сделаю это, ибо он приходился той деве женихом, выкупив её у отца и что свадьба уже могла состояться, если бы горный злодей не похитил девицу.

Я взглянул на старика, его иссохшее лицо, дряблое тело и редкие седые волосы. Чем больше я смотрел на него, тем меньше он мне нравился и появилась мысль, что, возможно, деве лучше в горах, чем в его доме. На самом деле я внезапно ощутил усталость от всего этого приключения и потребовал, чтобы меня проводили в мою комнату и не будили до следующего утра. Они исполнили моё приказание и я провёл беспокойную ночь, вертясь на ложе, набитом мякиной и жестоко лишённом перины.

Следующим утром все горожане собрались посмотреть, как я облачаюсь в свою броню, а после того, как это было проделано, я осушил кварту пива — угрюмо, ибо оно оказалось дрянным. Затем, скрепя сердце, я взгромоздился на коня и поехал к горе. Священник шагал передо мной, распевая молитвы, старик и старуха брели по бокам коня, тогда как престарелый воздыхатель ковылял позади, призывавшим меня хорошенько беречься и повторяя, что он, без всяких сомнений отдаст мне обещанные пятьдесят крон.

Старуха продолжала бормотать: — Никто другой не сделает этого. Никто другой!

— Не был бы таким дурнем, — добавил я шёпотом. — Никто другой. О да, множество мужей, о которых я читал, вроде Ланселота, Бевина или Улисса, были бы рады такому приключению; только я, очистивший свою собственную страну от подобных чудовищ, оказался достаточным дурнем, чтобы делать эту грязную работу ещё и для трусливых валлийцев.

Старик, священник и пожилой воздыхатель подхватили её бубнёж, — Никто другой не сделает этого. Никто другой! — В конце концов, мы добрались до кромки леса в миле от горы, где они остановились, сказав, что не смеют идти со мной дальше, но вернутся домой и станут ждать, молясь о моём безопасном возвращении.

Деревья росли так тесно, что на коне было невозможно проехать; поэтому я спешился, привязал его к дереву, а потом оглядел лес. Он был тёмным и сказочным, но меж деревьев пробивались сверкающие и искрящиеся лучи золотого солнечного света, а вдали с верхушек деревьев слышалось пение дрозда и трескотня белок. Тогда я понял, что оказался в Зачарованном Лесу, ибо здесь стояла весенняя пора и приятная погода. Так как было тепло, я по-новому взглянул на обстоятельства и решил, что не смогу хорошо сражаться во всех своих доспехах, вернулся к своему коню и там переоделся, и когда я двинулся, то на мне были лишь шерстяные одежды. За спиной у меня висел огромный двуручный меч, в руке щит, на поясе кинжал и в правой руке прекрасный лесной цветок.

Итак, приближаясь к скалам, я услыхал пение и в той песне говорилось о любви, розах и женских локонах. Я, изумившись этому и понял, что это жуткая хитрость. Продвинувшись дальше, я внезапно достиг певицы и весьма устрашился. Ибо я знал, что нахожусь посреди великой тайны и могущественнейшей магии. Эта злобная бестия, коварно похитившая бедняжку у родителей, приготовившись к моему появлению, переменила свой ужасный облик на прекрасный девичий и поджидала в нём меня, чтобы обмануть и, если я ничего не заподозрю, погубить своими ядами и могучими силами.

Я знал, что бесполезно рубить подобное существо мечом или пронзать кинжалом, ибо его тело в основном состояло из воздуха. В таком противостоянии обычное оружие было бессильно. Поэтому я медленно отложил меч, щит и кинжал, и, держа лесной цветок в протянутой руке, вступил в бой.

— Хоть ты и таинственный чародей, — вскричал я, — повелеваю отдать мне бедную девушку, которую ты похитил у родителей на Пепельную Среду. Отдай её мне и, если она окажется невредимой, я не трону тебя, но если ты продолжишь упорствовать, то я противопоставлю твоей магии свою и одолею тебя.

— Кто ты? — вопросил этот демон, — Зачем ты здесь?

По манере, в которой он спрашивал меня, было понятно, что моя угроза его сильно впечатлила.

— Я — Сесил Хубелейр, сын Джеймса и внук Дэвида, а мой далёкий предок — Раймонд Золотой. Недавно я стал Властителем Корнуолла. Знай, что это я убил дракона Торповых Лесов и перебил семерых скользящих и сверкающих змеев в Ирландии, которых не смог изничтожить святой Патрик, так что я довершил начатое им. Один и невооружённый я прикончил пятерых мавров, угрожавших чести прекрасной испанской леди, после чего она вознаградила меня наиприятнейшим для нас обоих образом. В Корнуолле, моей стране, я настиг двадцать три разбойника и повесил, как в предупреждение всем злодеям.

Я сделал паузу, чтобы увидеть эффект от выступления. Без сомнения, изверг был весьма встревожен, так что я продолжил: — В этой же стране бедную девушку — которая, между прочим, должна была выйти замуж за очень богатого человека — похитили у её родителей. Они обратились к королю Уэльса и он умолял своих рыцарей спасти её, но все отказались, утверждая, что слишком заняты. Король прислал мне очень убедительное письмо и я прискакал за пять дней по отвратительным дорогам, чтобы совершить это великое приключение. Будет лучше, если ты мирно подчинишься и позволишь мне вернуть деву её родителям и будущему мужу. Потому что, если ты откажешься, мне придётся сразиться и непременно одолеть тебя, невзирая на то, какой облик ты примешь.

На это чудовище возопило:

— Я никогда не вернусь и не выйду замуж за того жалкого старика. Уж лучше умереть. Было вполне очевидно, что это лишь часть обмана, которым ужасное чудище пыталось меня одурачить; поэтому только больше ожесточился.

— Она должна вернуться! — выкрикнул я и завертел лесным цветком в руке, чтобы отвлечь внимание, пока приближался к чудовищу, поскольку я замыслил внезапно ринуться, схватить его за глотку и удушить, прежде чем у него появится шанс сменить облик с прекрасной женщины на обычный для него драконий или шестиногого скорпиона.

Чудовище взглянуло на меня. Глаза, которые оно присвоило, были голубыми, лицо красивым и гладким, как лепесток розы, а уста — чудным красным бантиком. Легко было заметить, что обличье, принятое им для маскировки, было прекрасным, ибо шёлковое одеяние облекало обольстительные изгибы, достойные Афродиты. Внезапно оно громко закричало.

— Никто другой, — всхлипывало оно, — не заставит меня вернуться и выйти за того ужасного старого развратника. — Но я уже метнулся вперёд и схватил его.

Несколько дней спустя я вышел из тёмного леса. Мой бедный скакун, объев всю траву в пределах досягаемости, сорвался с привязи, но, верный своему хозяину, оставался около доспехов. Медленно я облачился в тяжёлые латы и оседлал верное животное, собираясь вернуться в город. Затем я поехал прочь от горы — с девицей, сидящей передо мной.

К моему удивлению, встречала меня огромная толпа вооружённых мужчин. Видимо, король Кадвин, прослышав, что я отправился в горы, на подобное безрассудное приключение, собрал своих рыцарей и явился мне на выручку. Если бы я не показался в тот день, они отыскали бы мои кости, чтобы захоронить их по-христиански. Моё внезапное появление сделало такие поиски излишними; поэтому никому ничего не пришлось делать, кроме как возрадоваться моему возвращению в целости из такого великого безрассудства и позволить празднеству заменить намеченную торжественную мессу о моей душе.

За пиршественным столом я попросил девицу сесть рядом со мной, объяснив, что имеется очень веская причина так поступить. Затем началось пиршество и беседы, причём валлийцы были весьма отважны в обоих состязаниях. Король Кадвин говорил, насколько все они горды тем, что сам Властитель Корнуолла принял участие в такой славной и героической затее; отец девушки бубнил о своей радости и благодарил за её возвращение в целости и сохранности; престарелый кавалер вручил мне шёлковый кошель, содержащий пятьдесят крон, что обещал в награду. Затем он пригласил на свадьбу монарха вместе со всей валлийской знатью, посулив каждому гостю прекрасный подарок.

Но я поднялся со своего места и возгласил: — Я не могу позволить этому человеку погибнуть!

— Что ты имеешь в виду? — спросил король.

— Объяснить, — ответил я, — будет лишь в радость, хотя я не смогу этого сделать, не упомянув о моей победе над огромным валлийским чудовищем в горной пещере. Если, иногда рассказывая это, я время от времени буду казаться хвастливым, то простите мою гордыню; ибо, поистине этот подвиг был великим и отлично исполненным. Я не желаю вдаваться во все подробности, ведь отчасти они столь ужасны, что женщины, услышав их, с перепугу лишаться чувств. Я просто объясню, почему этому достойному мужу невозможно жениться на девице, ведь он добрый человек и я не хочу, чтобы он погиб.

Когда я вошёл в тёмный лес, то услышал ужасающее шипение и уразумел, что этим кошмарным звуком чудовище пыталось меня напугать. Оставив коня, я осторожно двинулся вперёд. Когда лес стал мрачнее, я увидел вспышки молнии и понял, что эти вспышки исходили из глаз дракона. Наконец я приблизился достаточно, чтобы увидеть это создание и можете представить моё изумление, когда это оказался червь, длиной во много локтей, но вместо ног, как у многоножки, у него были руки и ладони, и каждая рука сжимала оружие, острое, словно кинжал и отравленное смертельным драконьим ядом. У него было три головы и замечу, что трёхголовые чудовища мне не в новинку, я убил нескольких в Горкинланде, но в этом случае морда имелась лишь на одной голове чудовища; две прочие — гладкие, без черт, исключая пасти, откуда стекала кровь и слюна. Оно не выказало никакого страха и ринулось на меня, и более часа мне требовалась вся искусность для защиты от его оружия. По своему обыкновению в подобных битвах я пользуюсь двуручным мечом и, в конце концов, мне удалось отрубить одну из голов. Чудовище зловеще взвыло и кинулось в свою пещеру.

Я помчался за ним и не удивился, обнаружив, что его логовом оказалась большая пещера, ярко освещённая болезненным сверканием из глаз чудовища. Этот безголовый обрубок источал белую кровь, блестевшую на полу пещеры. Сражение стало ещё ужаснее и труднее, потому что я постоянно спотыкался о кости дев, ранее обесчещенных и сожранных. После долгой и ожесточённой битвы я отрубил ещё одну голову и чудище отступило в пещеру поменьше. К стене пещеры была прикована цепью эта бедная маленькая девушка, которая была похищена у своих родителей и была бы уничтожена, телом и душой, на следующее полнолуние, если бы я не откликнулся, когда ваш храбрый король в отчаянии послал за мной.

Теперь дракон принял облик старого чародея и, задыхаясь, молил меня оставить его с миром, предложив разделить со мной красоту девы, если я выполню его просьбу. Естественно, я пренебрёг таким подлым предложением и, призвав его защищаться, кинулся на него с кинжалом в руке. Поняв, что обречён перед мощью моего волшебства он обернулся пузырьком воздуха и скрылся в горле у девицы.

Я возвратил её, но чудовище всё ещё в ней, ожидая возможности вылезти и уничтожить всех вас, добрые люди Уэльса. Если она выйдет за этого человека, чудовище выберется наружу в брачную ночь и разорвёт бедного жениха на части. Если она останется здесь, вся деревня будет в опасности. Окружающие в безопасности, лишь пока демон знает, что я рядом, чтобы удавить его, как только он покажется.

Слушатели трепетали и выглядели поражёнными моим рассказом.

— Что ты собираешься делать? — спросил король, дрожащий и побледневший. — И зачем тебе подвергаться такому риску, спасая жизнь одного или всех простолюдинов этой деревни?

— Я могу взять эту злосчастную девицу с собой, в Корнуолл. В путешествии я буду внимательно следить за нею. Если чудовище выйдет из неё, то я сразу убью его и верну её родителям и суженому. Если демон ещё будет в её внутренностях к тому времени, как я достигну Корнуолла, я дам ей редкие лекарства, известные мне и постепенно тот дьявол погибнет. Я — одинокий человек, без жены или детей и для меня лучше принять на себя этот огромный риск, пусть даже я погибну, чем допустить, чтобы все эти добрые люди умерли за одну ночь бойни, ужаснее, чем можно представить. Мне многое ведомо о демонах и их образе действий, и поэтому лучше будет держать девицу рядом, пока он не сгинет полностью.

— О, милостивый сэр, — вскричала мать, — Как мы можем отблагодарить вас? Вы слишком добры с нами. Никто другой не сделал бы все эти поразительные вещи для простых незнакомцев; я чувствую, что моя дочь в безопасности под вашим присмотром!

И старец приблизился ко мне на коленях, кротко вручил мне золотую цепь и поблагодарил меня за то, что я спас его от ужасной гибели в лапах безобразной адской бестии.

День уже клонился к вечеру, но, всё-таки, поскольку было тепло, я настоял, чтобы без промедления отправиться в Корнуолл; так что я уселся на своего скакуна, усадив по-дамски перед собой девицу. За седлом была привязана сума с подарками — драгоценностями и прекрасным шёлком от короля и его рыцарей. Я облачился во все свои доспехи, кроме шлема, который я привязал к седлу, а вместо него надел маленькую бархатную шапочку.

Мы сердечно распрощались со всеми этими валлийцами.

Король Кадвин немного проехал по узкой тропе рядом со мной.

— Уверен ли ты, дорогой брат, — спросил он, когда развернулся, чтобы оставить меня, — уверен ли ты, что в этой девице сидит дьявол?

— Безусловно, — очень серьёзно ответил я.

— Тогда она — истинная женщина, — ответил он; — ибо все женщины, которых я когда-либо знал, одержимы подобным образом.

На этом он подмигнул мне и поскакал назад, где ждали его рыцари.

Руфь и я ехали весь летний день. Пока солнце всё больше и больше опускалось на великолепных небесах, она всё сильнее прижималась ко мне и время от времени вздыхала, смотрела на меня бездонными голубыми очами и спрашивала: — Не выглядывает ли из моего рта чудовище?

— Нет, — ответил я, прижимая её плотнее, чтобы она не тревожилась.

— И всё-таки я боюсь, что оно вылезет наружу. Загони его назад, милый! — И так я и поступал, поцелуями.

Как упрям был этот дьявол! Как тяжело было загнать его назад!

Наконец она запыхалась. — Никто другой, — прошептала она, — не сможет сделать это так, как ты.

— Никто другой, — эхом отозвался я.

И снова изгнал дьявола из её рта.