Эпизод II

Аллер и не предполагал, что серо-белые стены Аборна, возникшие на фоне нежно-голубого неба, так безжалостно взорвут его чувства. Едва впереди замаячили круглые башни столицы, Аллер испытал страстное желание посильнее пришпорить коня.

Аборн был впереди. Город, хоть и не родной, но ставший Аллеру тем местом, куда всегда тянет вернуться. Где его ждет Эльда.

Но на смену солнечной радости к Аллеру пришли тревожные сомнения. Сначала путь перегородил сторожевой отряд. Воин в зеленом плаще, оставив за спиной около десятка своих товарищей, выступил вперед и поднял вежливо руку призывая остановиться. Римальд, возглавлявший «Крылатый», с готовностью придержал коня, доложил стражу о целях своего прибытия и показал полученный от Главы конных воинов приказ. Страж, внимательно изучив бумагу, отступил, вежливо предлагая им продолжить путь.

Сторожевой пост показался Аллеру плохим признаком, а потом он увидел обитые фелидийскими войсками холмы. Аборн по- прежнему маячил вдали, а между стенами и новоприбывшим отрядом расстилалось огромное пестрое полотно, состоящее из палаток и шатров, обозов, черных глазков кострищ. Между всеми этими лоскутами, как трудолюбивые муравьи, сновали туда-сюда люди — воины в разноцветных плащах. Доносились крики, громкие разговоры, ржание коней и лязг затачиваемого металла. Где-то плакала лютня.

Аллер напряженно вздохнул. Перед собой он видел огромный военный лагерь. Если не вся, то весомая часть фелидийской армии стояла сейчас перед его глазами, как будто осаждая, а не обороняя столицу.

Римальд приказал воинам остановиться, спустился с коня и задумчиво осмотрелся, затем обернулся к своим воинам и властно крикнул:

— Становиться будем здесь. Мигрос! — Он обернулся к огромному, как скала, и такому же хмурому, всаднику. — Остаешься за главного. Разбивайте лагерь и ждите моего возвращения.

Римальд сразу понял, куда ему следует отправиться: среди землисто- серых, коричневых, бежевых палаток воинов, сверкал золотыми ребрами ярко-красный шатер на вершине одного из холмов. Однако, совсем скоро Главе «Крылатого» пришлось пожалел, что он не отправился верхом — то и дело приходилось петлять между стоянками воинов, ловя на себе их недовольные, усталые взгляды. Уступали дорогу они с неохотой, не обращая никакого внимания на нашивку на груди Римальда, призванную напоминать о том, что он выше их по званию. Складывалось ощущение, что им порядком поднадоела их однообразная, беспросветная жизнь, а за скукой и неопределенностью пришли злость и раздражение.

Пехотинцы уже не первый год страдали от невнимания со стороны властей. Им задерживали выплаты, отказывали в отпусках, хотя служба легче не становилась. Когда терпение начало покидать воинов, участилась подача прошений об отставке. Воинов не пугало даже клеймо позора, непременно ложащееся на здоровых, крепких мужчин, решивших добровольно оставить службу. Армия редела, а в тех, кому некуда было уходить, поселилась ненависть.

Но Римальд жалости он к ним не испытывал. Его набитый стальными убеждениями разум, был уверен в том, что если ты носишь звание воина, то ты не имеешь права на слабость, в чем бы она ни выражалась. Избегая столкновений с воинами, которым только повода не хватало, чтобы вылить свою разъедающую сердце злобу на первого попавшегося, Римальд держал свое мнение при себе, приберегая его на будущее. Он целенаправленно шел к шатру, чувствуя, как спину буравят сотни взглядов.

Хмурый страж у шатра, заметил приближения Римальда, задерживая его, выставил вперед руку и, сурово, но не грубо, потребовал отчета.

— Глава отряда легкой конницы «Крылатый», — ответил Римальд, — явился доложить о своем прибытии.

Страж кивнул, но не посторонился, чтобы пропустить гостя.

— Не велено беспокоить, — пояснил он свои действия, — совет уже два часа как тянется. Подождешь или я сам доложу, когда закончат?

— Подожду, — ответил Римальд, и присел на бревно рядом с шатром.

Просидел он около получаса, а потом из шатра, с достоинством властителей, стали выходить люди.

Трепетная дрожь охватила Римальда, сильный и крепкий духом, смелый до честного слова, он вдруг растерялся, как ребенок. Он вскочил, приложил руку к сердцу в знак приветствия, склонил голову, а затем опустился на одно колено, не смея пристально вглядываться в лица проходящих мимо.

Прямо перед ним, всего в двух шагах остановился человек… хотя нет, для Римальда это был полубог. Маниус, в черном мундире, в красном плаще, концы которого крепко держала массивная золотая брошь, взглядом горного орла окинул лагерь и задержался на госте. Римальду хотелось едва ли не плакать от восхищения этим человеком. Героем и правителем, ведь он помнил его еще со времен последней войны.

За Маниусом шли остальные — великие, как грезилось Римальду. Верховный главнокомандующий армии Фелидии, Глава конных воинов, Глава пеших воинов. Далее показался какой-то седой, сгорбленный старик с бледными, больными глазами, закутанный в темно-серый шерстяной плащ. Он смотрел себе под ноги, словно боялся споткнуться и выглядел испуганным. Ему на пятки наступал молодой воин. Судя по вышитому золотом на черном шелке луку и колчану на его груди — Глава далисских лучников, независимых и легендарных.

Римальд отвлекся от него, поднялся с колен и устремился к тому, кого и искал. Крист, Глава конных воинов, суровый мужчина средних лет стоял возле Маниуса и что-то шептал советнику на ухо. Заметив приближающегося Римальда, он удивленно изогнул нахмурившуюся бровь, не признав визитера.

— Глава отряда легкой конницы «Крылатый», — отчеканил Римальд, — прибыл доложить о выполнении приказа. Отряд «Крылатый» в полном составе находится в указанном месте.

— «Крылатый»? — промолвил задумчиво Крист. — Что-то вы задержались. Мы ждали вас ранее.

— Дорога была нелегкой. До полученного приказа мы выполняли задание по охране западных границ близ деревни Нали.

— Как же, помню, помню, — протянул Крист, — ну что же, лучше позже, чем никогда.

Крист уважительно улыбнулся. Римальд ощутил, как снова затрепетало сердце в грубой мужской груди. А затем случилось то, чего Римальд и предположить не мог.

— Маниус, позвольте вам представить Римальда, главу отряда «Крылатый», — промолвил Крист, обращаясь к советнику.

Маниус отвлекся от созерцания раскинувшегося у его ног лагеря и обернулся. Изучающе оглядел Римальда и приветственно кивнул.

— Конница Фелидии всегда приносила победы, — промолвил он сдержанно, голос его был гладким, звонким, но не лишенным грубых мужских нот, — мы надеемся на вас и теперь. У Фелидии сейчас не самые простые времена и многое зависит от преданности ее воинов своей стране.

— Не сомневайтесь, — с готовностью ответил Римальд, — за каждого в своем отряде, если потребуется, я отвечу перед законом по всей строгости. Я давал Клятву…

— Если все воины так самоотвержены, как вы, — голос Маниуса стал более теплым и приятным, — тогда Фелидии не стоит волноваться. Ждите приказа своего Главы, Римальд, и да помогут вам Боги. Ступайте…

Римальд едва не задохнулся от счастья. Он низко поклонился Главам, прощаясь, и заторопился обратно, к своим людям, как вдруг, словно по чьему-то немому приказу, почти весь лагерь зашевелился. Воины, привлеченные чем-то неожиданным, оставили свои дела, повскакивали с мест и спешно устремились в одну сторону, восточнее шатра. Воздух уплотнился от гама, в котором разобрать хоть слово было почти невозможно. Римальд удивленно оглянулся на шатер. Главы стояли не шевелясь, на губах Маниуса и Криста стояли удовлетворенные, торжествующие улыбки, неизвестный старик еще больше сжался и, казалось, искал малейший повод поскорее улизнуть подальше от шатра. Молодому Главе далисских лучников было откровенно, не скрываемо скучно и неинтересно смотреть на это всеобщее воодушевление.

Римальд, не раздумываясь больше, вклинился в людской поток, сначала не мог ничего понять, но вдруг, а может, показалось, земля дрогнула под ногами. Потом снова и снова, подтверждая, что это не слуховой обман. Римальд напрягся, прислушался и тогда понял. Ему ли, всаднику, проведшем в седле больше времени, нежели на ногах, было не знать, как гудит земля под копытами тяжелой конницы.

Отряд «Могучий»… О нем, пожалуй, легенд слагалось даже больше, чем о далисских лучниках. Отряд, сметающий на своем пути все живое, созданный Главой Конных Воинов и потому преданный только ему. Всадники — все как один, горы мышц, закованные в латы. Немногословные, если не немые. Их и видели не часто, а разговоров вовсе никто не слышал. Говаривали, что всем всадникам «Могучего» отрезают языки, чтобы они ненароком не выболтали своих страшных тайн. А еще, что всадники — бессмертные, каменные истуканы, которых оживили однажды при помощи древней магии. Безжалостные, бессердечные. Смерть во плоти. Римальд знал, что про камень, это только выдумки запуганных простолюдинов, но в жестокости «Могучего» ему сомневаться не приходилось. Сам видел, как на полном скаку, отряд врезался во вражеские войска, пробивал бреши, не страшась ни копий, ни луков, ни мечей. Слышал, как крошились кости под обитыми тяжелым металлом копытами.

Кони «Могучего» были специально выведенной породы, совмещающей в себе силу, выносливость, массу, способную выдержать не только тяжесть всадника, но и собственные латы и безрассудную смелость.

Перед этими всадниками трепетала вся Фелидия, а теперь они приближались. Зрелище поражало своей грандиозностью. Конница не мчалась, не летела — она тяжело скакала. Огромные, заросшие косматой шерстью копыта врезались в сухую землю, взбивали облака седой пыли, которая не успевала оседать. В ее призрачной пелене закованные в серебристые доспехи, в светло-серых плащах и одеяниях, всадники виделись жестокими призраками, явившимися карать людей за одно лишь прегрешение — за то, что те живы. Кони скалили ровные белые зубы, храпели. В защитных намордниках они становились страшными безглазыми скелетами животных. Стальная чешуя прыгала и грохотала на их крепких телах, отбивая своеобразный, угнетающий ритм. Этот сильный звук, как удары молота, оглушали и гипнотизировали людей. Конница смерти… сейчас она как никогда оправдывала свое прозвище.

Думалось, она не остановится. Но случилось чудо. Возглавлявший отряд всадник поднял руку в металлической перчатке, на солнце сверкнул начищенным серебром сжатый кулак. И «Могучий», весь, разом, придержал коней. Животные спешились, затоптались на месте, перестраиваясь и, когда, наконец, осела пыль, перед пораженными воинами предстал идеальный, ровный строй.


Глава отряда, снял шлем. Под ним оказалось заросшее черной щетиной лицо, длинные вьющиеся волосы, клювообразный нос и темные, как остывшие угли, глаза. Всадник безучастно взглянул на всех тех, кто в трепетном ожидании стояли возле, издал непонятный звук, похожий на шипение, и конь, дернув шеей, неторопливо двинулся вперед.

Люди расступились перед всадником, как вода разрезанная килем. Глава «Могучего» невозмутимо направил коня туда, откуда шел Римальд — к красному шатру, и ничто не могло задержать его в пути.

Когда стих глухой перестук копыт, Римальд, глядящий всаднику вслед, с настороженностью обнаружил, что завидует этому человеку, да и каждому, кто имел счастье оказаться в «Могучем». Завидовал не до злобы, просто вдруг Римальду захотелось почувствовать, каково это — быть лучшим воином, среди лучших. Героем своей страны. Услышать про себя сказку небылицу и глухо, не разбивая наивных мечтаний рассказчиков, усмехнуться.

Зависть защекотала где-то в горле, требовательно не сносно. Сглотнув ее, Римальд бросил последний взгляд на всадника, который уже достиг шатра и в тот момент решил, что добьется желанного. Чего бы это ему не стоило.

Загрузка...