Сказание об Иле

Благодар

Иль праздновал. Подходил к концу второй день светлого праздника Благодара. Его отмечали в середине осени, когда природа открывала свой богатый ларь и щедро одаривала человека.

Вдоль дорог стояли длинные столы, украшенные лесной ягодой, осенней листвой и лепестками послецвета, растущего на южных склонах Малого Хаагума. Эти благородные цветы набирали свою силу как раз к середине осени.

В небе, напитанным солнцем, щебетали многоголосые птахи. Оно было чистым и ясным и словно бы искрилось, впрочем, как и всегда в это время года.

На больших деревянных подносах горки лесных орехов. Совсем мелкие, с ячменное зернышко, и крупные, величиной с детский кулак, колючие, как ежи, и гладкие, вроде бы их скорлупа отшлифована кем-то, – все они здесь. Был на этом столе и орех седого дерева. Такой редкий орех – настоящее лакомство.

Здесь же, на столах, стояли глиняные кувшины. Разные по форме, они искусно расписаны тонким орнаментом: то в виде сказочных цветов, то в виде фантастических животных и пестрокрылых птиц. Около кувшинов, наполненных до краев, сидели торговцы с Большого озера. Они гости Иля, их щедро угощали, предлагая самое вкусное. На ароматные запахи со всех сторон слетались жуки и пчелы, им тоже перепадало с праздничного стола.

Были здесь и дичь, и рыба. В центре на огромных серебряных блюдах разлеглась, раскинув на всю ширину свои плавники, как крылья, царская рыба куранга. Вот запахло сладковатым дымком – это вяленая туша дикого козла. Из деревянных резных ковшей струился душистый мед. Очумевшие от несмолкаемой праздничной карусели музыканты сменяли друг друга, не давая остыть стареньким инструментам. Дудочки, трещотки бубны и барабаны – сегодня все они в ходу. То тут, то там веселыми стайками носилась нарядная детвора. Ряженые в лесных чудищ парни смешно пугали девушек, сбившихся в стайки, а одиноких прохожих неутомимо завлекали в незатейливые игры.

Старики при этом внимательно наблюдали, чтобы не было нарушений на светлом празднике. А уж тех, кто разгулялся не на шутку, окунали в чан с кислыми огурцами.

Стоял тот чан на самом видном месте. На потеху всем могли бросить туда гордецов, людей богатых и даже знатных, чтобы «отмыть» от гордости и зазнайства.

Правила на празднике были простыми – всем должно быть место за большим столом. Будь ты чужеземный странник или безродный бродяга, будешь одет и накормлен в светлый праздник Благодара.

Везде, где играли дети, был слышен приятный уху перезвон. Источником сей нежной какофонии являлись привязанные к детским ладыжкам колокольчики. Так было заведено от самых истоков и до сей поры: родившемуся в народе Иль крепили к голени маленький колокольчик.

За тонкую связь с незримым миром, дающим жизнь, берегли его как собственную жизнь. Пронося через все свои дни, расставались с ним только в смертный час.

К вечеру по всему Илю слышны песни, особенно красивы они на закате. Посреди домов с высокими крышами, на которых громоздились резные размалеванные птицы, расположился богатый двор. Два могучих столба из дубовых бревен держали массивные двери. На них изображено раскидистое дерево. Его ветви, извиваясь, уходили лучами в разные стороны. В основании этого дерева расположилась птица, держащая в клюве красную рыбу. Так выглядели ворота, ведущие на царский двор. Сейчас они раскрыты и ждут гостей. Поодаль стоял украшенный узорами дом. Вечерние лучи скользили по его стенам и крыше и добавляли тёплых оттенков, так что узоры на доме начинали переливаться. Крыша его столь высока, что рядом не было дерева, готового соперничать с ним. От дома в сторону ворот шли двое: один из них стар, и поэтому его движения неспешные; другой молод, он специально и почтительно замедлил ход, чтобы идти рядом со старцем. Когда остановились, старик поднял голову к небу, прищурился и сказал:

– Эх, хорошо как поют… Я бы тоже спел, да рассмешу всех. Голуби на моем дворе и те смеяться будут. Дворовые скажут: царь из ума выжил! – На лице старика появилась добрая улыбка. Он положил руку на спину собеседнику и добавил: – На тебя надеюсь, на ум твой. Помню, Роха, чей ты сын. Иди!