Профессор Кремлёв сидел в своём кабинете в тревожном раздумье. Анализы кратногаза дали двоякие результаты. Большое содержание детонирующих компонентов открывало новые возможности для ракетной техники, а содержание мельчайшей кристаллической пыли, даже в таких микроскопических дозах, какие были обнаружены при анализах — одна десятитысячная грамма в литре газа — вызывало серьёзные опасения. Проникновение в организм человека одной пятидесятитысячной грамма этого вещества может привести к потере зрения, вкусовых ощущений, обоняния.
Возможны и более серьёзные последствия: образование язвенных явлений на дыхательных путях и в лёгких, а у людей с повышенным кровяным давлением — активное развитие тромбофлебита. Нужно было как- то обезвредить действие газа.
Погружённый в свои мысли, профессор не слышал, как скрипнула дверь кабинета, не видел, что на пороге появилась внучка. Прокравшись на цыпочках к столу, она остановилась за спиной деда, который упорно её не замечал. Тогда Светлана осторожно потянула деда за полу халата и довела до его сведения:
— Это, дедуся, я пришла.
— Не мешай, проказница.
— Я не буду мешать. Только ты скажи: разве у нас здесь страшно?
Профессор обернулся. «Может, что-нибудь случилось?» — подумал он. Но взглянув на весёлое, беззаботное выражение лица внучки, отбросил эту мысль.
В памяти всплыли отрывки из недавней беседы с генералом Галаджи, его дружеское напутствие: «Будьте осторожны, профессор, за вашими трудами и за вами охотятся…» Но откуда об этом знать ребёнку? Может, в школе что-нибудь услышала? Он встал с кресла, поднял шалунью на руки и сел с ней на диван.
— Страшно, говоришь? Ну, что же тут страшного?..
— Ничего и не страшно, — лукаво поглядывая в глаза деду, затараторила Светлана.
— А что может быть страшного? Лес какой красивый, ежевика, грибы…
— Э, дедуся, я не про то говорю…
— Тогда о чём же?
— А если не страшно, тогда зачем вокруг дачи натягивают колючую проволоку?
— А ты и это уже заметила?
— Угу. Значит, всё-таки страшно… Да?
— Нет, Светочка, это так… как бы тебе сказать… ну, на всякий случай.
— На всякий случай? Чтобы волки и медведи не смогли попасть во двор? Да?
Профессор ухватился за эту мысль.
— Вот-вот! Ведь тут, среди леса, возможны разные хищные звери…
— Ой, а вдруг они всё-таки нападут… — забеспокоилась девочка. — Много, много волков и медведей. Таки страшно… А эти дяди ночью тоже, наверное, боятся. Да?
— Какие дяди?
— Да те, что стоят на мосту у речки и здесь, на даче, у ворот.
— Ну, эти дяди, Светочка, уже ко всему привыкли.
— Я тоже привыкну и совсем не буду бояться. Буду гулять в лесу и рисовать эти самые… пейзажи.
— Какие пейзажи? — насторожился ещё больше профессор.
— Ну, всякие. Ведь тут у нас лучшие в природе пейзажи.
— Кто это тебе сказал?
— Наш учитель рисования Сергей Станиславович. Он ещё сказал, что у меня чувствуется дарование большого художника.
— Постой, постой. Дарование, говоришь… Так он тебе и сказал: дарование большого художника?
— Да. Даже несколько раз так говорил. Все в школе: и девочки, и мальчики — теперь завидуют мне.
— Ну, и какие пейзажи посоветовал он тебе рисовать?
— Всё, что мне понравится. Например, закат солнца из своей спальни, виды окрестностей с балкона…
— Откуда же он знает, что у нас есть балкон?
— Он, дедушка, всё знает. Я ему много рассказывала. Даже рассказала, какой хитрый замок ты придумал к калитке. Всё, всё! Он такой добрый… Когда ходим за город, он учит меня рисовать деревья. Он даже обещал отправить мои картины на большую выставку.
— Какие картины?
— А те, которые я нарисую за лето.
Внучка продолжала рассказывать с присущим её возрасту детским пылом. Учёный слушал её, согласно кивал головой, а самому мерещилось, что где-то по лесной тропе к его трудам — сокровищу всей его жизни, крадутся враги. Он не раз порывался встать, чтобы немедленно позвонить, но каждый раз останавливал себя трезвой мыслью: «Нельзя этого делать. От детской впечатлительной натуры своего волнения не скроешь. Нет, не нужно давать никакого повода», — решил он.
Погрузившись в эти тревожные размышления, он не заметил, как в кабинет вошёл Владимир Петрович. Большую часть рассказа дочери Владимир Петрович прослушал, стоя у порога. А когда она умолкла, стукнул нарочито дверью и вышел из-за портьеры.
— Вот вы где! А я вас ищу. Думал, гулять ушли. — Проходи, проходи, Володя, присаживайся. Мы тут неожиданно расфантазировались.
Ты иди, Светочка, к маме. Иди, родная…
Убедившись, что дочурка ушла, Владимир Петрович закрыл плотнее дверь и вопросительно посмотрел на отца. Потом, опустившись в кресло, заговорил взволнованно:
— Я слышал ваш разговор. Светкины откровения не лишены кое-какого интереса.
— Да, да. Ты прав, Володя. Надо сейчас же позвонить генералу… Как ты думаешь?
— Непременно… Он сейчас на заводе нитрокрасок. Но тут расстояние небольшое.
Через полчаса будет здесь. А пока, может, скажем нашему капитану-дач- нику?
Профессор изумлённо хлопнул себя ладонями по бёдрам и легко поднялся.
— А я совсем и забыл, что «скорая помощь» совсем рядом, можно сказать, за стеной. Идём к нему. Расскажем о всех наших подозрениях. Как-никак, он здесь глаза и уши генерала.
Сняв пропитанную специальным раствором накидку, Пётр Кузьмич направился вслед за сыном к выходу. В коридоре они встретились с генералом Галаджи. Профессор потянул его в свой кабинет, всё рассказал.
Разговор с Галаджи успокоил профессора.
— Хитро, осмелюсь заметить, хитро! Значит, дача в Капках переоборудуется под нашу. Там тоже хвойные леса. Все заняты работой в городе, но дачу в Капках посещаем, иногда собираемся на выходной все. Держу пари: внучка не заметит этой подтасовки. Ох, и наделает же она им хлопот со своими пейзажами. Идея, Сильвестр Антонович, прекрасная идея!.. Да, совсем забыл, нас ведь ждёт отменный обед.
— Я сыт, Пётр Кузьмич…
— Ничего, ничего. Подкрепиться на дорогу полезно и вам.
— Ну, хорошо — уговорили, — согласился Галаджи, зная настойчивый нрав профессора, — только минут через десять. Мне необходимо поговорить с вашим капитаном-дачником.
— Вот и отлично. Ждём через десять минут.