В выходной день, утром, как было условлено, Прозоров и Кремлёв вместе с секретарём горкома поехали осматривать окрестности Самгуни. День выдался ясный и тёплый. С Базальтовых гор дул лёгкий ветерок. Проезжая высоким правым берегом реки Самгунь, Кремлёв поминутно восторгался то пейзажа ми, то многообразием растительности, то крутыми поворотами русла Самгуни, пробившей себе дорогу среди гранитных скал. Около одной из таких каменных петель Пётр Кузьмич не удержался:
— Вот бы где плотину соорудить — запереть этот могучий поток! Можно осветить всю долину.
— Скоро увидите и плотину, профессор. Причём не одну, а три — целый каскад…
Шофёр резко затормозил. Поперёк дороги лежало большое дерево, с корнем вывернутое непогодой.
— Ну, вот и приехали, — с досадой сказал профессор, поднимаясь с сидения.
Шофёр достал из багажника моток провода и какой-то инструмент, похожий на ручную дрель. Поднял капот, присоединил один конец провода к аккумулятору и пошёл, на ходу разматывая моток. Вставив штепсель провода в розетку своего инструмента, он присел на корточки около валёжины. Зажужжала дисковая пила, полетели струёй мягкие опилки, и через минуту-две вершина валёжины отделилась, подняв жёлтый обрез торца. Дерево повернули, путь был открыт. Пётр Кузьмич заинтересовался новым шофёрским инструментом.
— Сами выдумали? — спросил он шофёра, осматривая неуклюжий на вид механизм.
— Просидишь ночь под дождём за завалом один на один с волками, ещё не то выдумаешь, — пошутил тот.
— Уж не машину для стрижки овец скопировали?
— Вроде того… — улыбнулся шофёр.
— Нужную штуку выдумали. Правда, грубовата на вид, но зато умна… Очень хорошо для начала. — А про себя подумал: «Вот так иногда и бывает: думающий человек в самоучках ходит, а в науку пустоцветы лезут…» — Профессор молча подошёл к Ефиму Алексеевичу, осматривавшему заречные пейзажи, и тронул за руку.
— Что это за избушка на курьих ножках? Вон, на холме, среди леса.
— Бывший монастырь. Почти развалился от времени. Общество охотников возвело на его развалинах, по существу, новое здание.
Здесь ведь прекрасное место для охоты. Осенью — на тетеревов и рябчиков, зимой — на зайцев, косачей, куропаток. А летом озеро рядом — полным-полно кряковых на перелётах.
— Далеко до города?
— Нет, километров 20. Из города по мосту через реку, а там от шоссе километров десять.
— Прекрасно! Очень удобно. Надо непременно посмотреть, и сегодня же…
Прозоров улыбнулся, угадав намерения профессора. Прочитал его мысли и секретарь горкома. Он переглянулся с Прозоровым, утвердительно кивнул головой и предложил:
— Ну что ж, Пётр Кузьмич. Поедем, посмотрите? Может, и понравится. Препятствий особых не предвидится. Лёня! Разворачивайся, — крикнул он шофёру.
Когда все заняли места, шофёр спросил, не оборачиваясь:
— Куда, Ефим Алексеевич?
Профессор, сидевший рядом с ним, указал рукой:
— Вон к той избушке на курьих ножках. Знаете дорогу?
— В «Моссельпром»?..
— Почему «Моссельпром?» — удивился профессор.
— Наверху охотники устроили балкон под стеклянным куполом. За это и прозвали охотничий дом «Моссельпромом».
Занятый своими мыслями профессор сидел молча, думая о сыне — инженере Владимире Петровиче Кремлёве, от которого утром получил лаконичную телеграмму: «Завтра вместе со Споряну вылетаем Самгунь новому месту работы».