Системная операция

Глава 1

— Ну что, Алексей Владимирович, не передумал? — я поднял взгляд на главного. Молодой еще, зубастый, этот далеко пойдет, уж я-то знаю, сколько их перед моими глазами прошло, и не сосчитать. Было дело, даже сам грешил, согласился больничкой нашей порулить, очень уж просили. Но тогда времена были сложные, мы выживали, как могли. Да и я был моложе, наглее и все еще верил, что этот мир можно как-то изменить. Но мне тогда быстро дали понять, что менять ничего не надо, а надо четко выполнять указания сверху, и будет всем премия. Не знаю, наверное, меня воспитывали по-другому, но подобное положение дел мне жутко не понравилось, вот только я очень быстро устал прошибать лбом стены, кое-как контракт высидел и послал это дело далеко и надолго. А по Максимке видно, что ему нравится быть главным, вот и пускай будет. Пообтешется, да вверх пойдет, как пить дать. Такие, как он при любых условиях умеют приспособиться. А я все, отдохнуть хочу, наработался, на две жизни хватит.

— И не уговаривай, Максим Юрьевич, завтра у меня сертификат заканчивается, и продлевать я его уже не буду, и не проси. Я уже и обходной подписал. Сегодняшнюю ночь последнюю смену отдежурю, в отдел кадров за трудовой заскочу, и все, на пенсию. Буду целыми днями с удочкой сидеть на берегах рек и озер, благо в нашем крае их много, и первое время совсем ничего не делать. Сын уже взрослый, сам жизнь строит, Надежду еще два года назад похоронил, так что — рыбалка целыми днями в тишине и спокойствии.

— Окстись, Леша, еще и шестидесяти нет, а уже отдыхать собрался, — в раздевалку вплыл заведующий отделением общей хирургии. Неужели решил стариной тряхнуть — ночь взял на дежурство?

— Не я, Саша, льготные пенсии придумал, но просто так их не дают, — сунув ноги в сандалии, я поднялся и одернул хирургическую пижаму. — Устал я, Саша. Ты даже не представляешь, как сильно я устал.

— Устал он, — Сашка подтянул штаны, которые сели на уже заметном брюхе в облипку. Я-то по сравнению с ним еще ничего, не удержавшись, хмыкнул, проведя рукой по плоскому животу. — Работать кто будет? Пушкин? И так, вон, самому дежурить приходиться. Один в отпуск рванул на юга, а еще одна кукла залетела, в декрет собралась. А я всегда говорил, Максим Юрьевич, не место бабы в хирургии и все тут! Сильно хотелось Барби эту принять, в поликлинику надо было засунуть, пускай бы чирии на жопах вскрывала.

— Как у тебя все просто, Александр Валерьевич, — старший даже скривился, словно лимон съел. Эта тема была болезненной не только для него, но и для всех заведующих отделений. Персонала с каждым годом становилось все меньше, а требований все больше. Такими темпами успеть бы Максимке на повышение свалить, а то и самому дежурить придется, больше некому будет. — Это в отделении, ты вон, как ответственный человек, сам вышел, чтобы подежурить, а в поликлинику я кого бы посадил, а? У меня очереди из хирургов почему-то не наблюдается. А по Селивановой сразу видно было, что она рожать скоро уйдет.

— Да Светочка, не выходя из одного декрета, во второй рванет, — я хохотнул. Точно ее Сашка назвал — Барби. — Она же всем, кто ее слышать хотел трепалась, что троих ребятишек хочет. Так что выйдет она на работу… хм… никогда!

— Да знаю я, — махнул рукой главный. — Только она хоть ненадолго дыру закрыла в твоем отделении, Александр Валерьевич.

— Ага, только сейчас мы на декретную должность хер кого найдем. Ни один придурок временно не пойдет, даже, если Селиванова никогда больше не выйдет на работу. Место-то все равно за ней числится. И чего выгадал-то? — буркнул Сашка, напяливая шапочку.

— Да к проктологу на рабочее место Селиванову! Мне вон заведующего реанимацией где-то искать сейчас надо, а вот это уже полный трендец, — он замолчал, переводя дух. Молодец, что могу сказать. Знал ведь, что я ухожу, и даже не почесался мне замену найти. Вот пускай теперь попрыгает. — Ладно, дежурьте, — главный снова скривился. Легкого дежурства не желал, примета плохая. И так мой последний день, а в последний день обычно самая жопа происходит. Мне уже девочки дежурные высказали, что ждут волшебную ночь. Главный протянул руку. — Ну, бывай, Алексей Владимирович. Полноценно проводим на день медика. Все равно у тебя пока отпуск. А там, глядишь, передумаешь. — Я пожал протянутую ладонь, сильную, все еще сохранившую мозолистые подушечки от скальпеля на пальцах. Еще не сошли, после того, как из хирургов Максим на административную работу подался. Главный похлопал меня по плечу напоследок, и вышел из раздевалки.

— Леш…

— Я не передумаю, — не дав ему закончить, сказал, как отрезал, и подошел к двери. — Пошли уже. Скоро начнется бег с препятствиями, кто вперед, ты или терапевт дежурный. Сам же знаешь, кто последний в приемник прибежит, того и бомж.

— Кто сегодня из терапевтов-то дежурит, я что-то не посмотрел, — Сашка забавно оттопырил губу. Забыл уже правила приемника, старый хрен, больше дежурств надо брать, чтобы помнить.

— Девчонка молоденькая, беленькая такая, горластая. Катюха, а как дальше, хоть убей, не помню, — я даже лоб потер, пытаясь вспомнить, но фамилию дежурного терапевта словно вычеркнули из памяти.

— Да ладно, не вспоминай, я понял о ком ты, Гвоздикина, мать ее. Как будто тебя с твоей последней сменой мне мало, — он покачал головой и вышел из раздевалки, направляясь в отделение, вход в которое был расположен тут же, за прозрачной дверью.

Я вышел вслед за ним, тщательно заперев дверь и сунув ключ в карман пижамы. У нас у каждого, кто здесь переодевался имелся личный ключ. По технике безопасности еще один должен на вахте храниться, но про это правило как обычно все дружно забыли, «случайно» потеряв лишний экземпляр. А так-то от большинства помещений ключи на вахте все же можно было найти.

В ординаторской царил полумрак. Вроде бы на улице еще светло, до и летом вообще темнеет поздно, но плотные шторы на окнах не давали проникнуть свету в прокуренное помещение. Курить в ординаторской было запрещено, но кого это когда останавливало? Особенно, если ночь тяжелая, или операция сложная, или вообще не одна.

Полумрак развеивал свет, идущий от монитора компьютера, стоящего на одном из столов. Всего столов было пять, мой в углу. Компьютеры стояли на каждом, а вот принтер был один на всех. Ну хоть за компом не надо в очереди стоять, чтобы свою часть истории набрать, и то хлеб.

— Васька, опять во что-то рубишься? — из-за монитора показалась взлохмаченная голова еще одного дежуранта, молодого совсем хирурга, первый год работающего после ординатуры. Это терапевтам хорошо, можно смены на всех раскинуть, а хирург один за столом не справится, обязательно ассистент ему нужен. Вот и пашут в два раза чаще. Думать надо было, куда совались.

— Не во что-то, а в лучшую игру всех времен и народов, — он поднял вверх указательный палец, а затем сам на него посмотрел, скосив оба глаза.

— Избавь меня от подробностей, — я завалился на диван и прикрыл глаза. Вот бы сейчас заснуть, и проснуться уже утром, под конец смены. А потом домой с чистой совестью.

— Алексей Владимирович, — я приоткрыл один глаз и уставился на стоящую надо мной Марину.

— А ты чего опять здесь? Вчера же дежурила? — своих сестер я пытался сам контролировать, потому что у старшей до них вечно руки не доходили.

— Так Еремина заявление написала, — возмущенно ответила Марина.

— Что, опять? — я резко сел и протер лицо руками. То ли давление подскочило, то ли слишком резко поднялся, но перед глазами замелькали мушки, вызывая жуткое раздражение. — Да сколько уже можно?

— А я говорила вам, что нужно еще кого-нибудь учить! — Марина ткнула пальцем мне в грудь. — А эта шмара знаете, что Борисовне заявила? — я покачал головой, сегодня днем меня здесь не было, иначе я не пропустил бы этот хор мартовских кошек, который, наверное, каждый больной слышал, даже Демидов, который у меня в коме уже полмесяца лежит и ни туда, ни сюда. — Она ей заявила, что ей такие должностные составили, что работать надо, нет, вы представляете?

— С трудом, — я даже не знал, заржать сейчас или все-таки подождать, когда Марина выйдет. — А ты чего залетела сюда? — я попытался увести разговор в сторону от Ереминой. Но права Маринка, шмара она добрая.

— Там у Демидова что-то с показателями странное, — я ее когда-нибудь прибью. А нет, не прибью, это я по инерции подумал, еще не осознал себя пенсионером. В первые дни вообще будет казаться, что прогуливаю.

— Так с этого и надо было начинать, а не мозги мне Ереминой своей забивать, — я быстро встал и вышел из ординаторской.

Демидов, похоже, именно в мою последнюю смену решил определиться и уйти в мир иной. В тот момент, когда я зашел началась фибрилляция желудочков, и прикроватный монитор взвыл дурным голосом, намекая, что тут что-то не так. Хорошо еще пациент на трубе, интубировать не надо, а то совсем весело бы стало. Дефибриллятор стоял в углу, заряженный и готовый к работе. Бегом подскочив к кровати, открыл крышку и вытащил электроды. Рядом уже суетилась Маринка. Дефибриллятор зажужжал, оповещая, что готов стрельнуть и одновременно с этим дикие скачки на мониторе прервались ровной линией и таким же ровным и непрерывным писком. Да, твою же мать, не успел, все равно стрелять надо.

— Остановка сердца, — взгляд на часы, — двадцать один час тринадцать минут. Двенадцатое июня две тысячи восемнадцатый год. Начинаю реанимацию. Дежурный реаниматолог Филин Алексей Владимирович. — Надеюсь, что камера пишет, а то основное веселье уже утром начнется, если реанимация неудачно пройдет. Маринка умница быстро фиксировала в листе все мною сказанное, ничего, прорвемся, не в первый раз замужем. — Разряд! — тело на кровати выгнулось дугой, взгляд на монитор — ноль ампер на выходе. Бросаю электроды Маринке и начинаю качать, чувствуя, как из-под шапочки по виску на щеку поползла соленая капля пота. Краем уха слышу, как дефибриллятор пропищал готовность. Отнимаю руки, сцепленные в замок от груди.

— Алексей Владимирович, комплекс, — прошептала Маринка, подавая электроды, в то время, как я чувствовал, что с трудом расцепляю словно сведенные судорогой пальцы. Что за черт? Перед глазами снова замелькали мушки, на этот раз полноценная рябь, такая, что захотелось смахнуть ее рукой. Да что со мной сегодня? Взгляд на монитор, действительно комплекс, вот только не тот, что был мне нужен.

— Это я надавил, заставил сократиться, — говорю сквозь зубы, стараясь соблюдать спокойствие. Ведь опытная же девка, зачем дурацкими вопросами отвлекает? — Разряд!

Выгнувшееся дугой тело, на этот раз чуть дольше, так ведь и разряд сильнее предыдущего. Снова отбрасываю электроды. Руки в замок, поехали. На пятой экскурсии противный писк прервался. Пик-пик-пик, — взгляд на экран и с облегчением перестаю качать. Получилось.

— Ритм восстановлен, в двадцать один час девятнадцать минут, — поворачиваюсь к Маринке, которая с деловым видом ставит дефибриллятор на зарядку. Правильно, он всегда должен быть заряжен, всегда должен быть готов начать работу. — Ритм синусовый. Ты записала?

— Конечно, Алексей Владимирович, не беспокойтесь, все в лучшем виде.

— Смотри у меня, — монитор продолжал размеренно пищать, аппарат искусственного дыхания равномерно дышал за Демидова. Мне же, как это всегда бывало после успешной реанимации, захотелось курить. Оставив Маринку на посту, я пошел из ПИТа, отмечая про себя, что скованность, совсем недавно поразившая меня, куда-то исчезла, так же, как и рябь перед глазами. — Да, пенсию не зря дают, — пробормотал я, направляясь в ординаторскую.

В ординаторской ничего не изменилось. Васька все так же рубился за очередного эльфа или орка, периодически издавая нечленораздельные звуки. Сашка пока нас не почтил своим царственным вниманием. Скорее всего, в своем кабинете хвосты бумажные подчищает, пользуясь случаем. Я подошел к окну, отодвинул штору и сел на подоконник, открывая форточку. Было пасмурно, и, уже началось смеркаться. Я успел сделать пару затяжек, когда тишину наступающей ночи прорезал звук сирены, несущейся к приемнику скорой.

— Начинается, — сказал я, поднося сигарету к губам.

— Может инфаркт? Или инсульт? — в голосе Васьки послышалась такая надежда, что я едва не расхохотался, покосившись на него. Молодой хирург так внимательно слушал звуки сирены, что даже оторвался на время от игры, что не преминуло сказаться на результате. — Ах, ты, зараза! Все, меня сделали. — он заложил руки за голову и потянулся. И тут послышался очередной звук сирены, а потом еще один. — Не, не инфаркт, — и он витиевато выругался. — Как бы не авария какая.

В ординаторскую заглянул Сашка, наши взгляды встретились, и он кивнул. Ну, все, время короткой передышки вышло. А я даже не успел на Демидова запись оставить. Зараза. Сигарета закончилась как-то внезапно, и огонек, добравшись до фильтра, обжег пальцы. Затушив то, что осталось в пепельнице, в которую была превращена пустая банка из-под кофе, я соскочил с подоконника.

— Ну че ты расселся? — рявкнул заведующий, глядя на Ваську. — Мыться! Бегом, марш!

— На что пойдем-то? — Васька с недовольной рожей принялся вылезать из-за стола.

— Огнестрел, и два ножевых на подходе, — хмуро сообщил Саша. — Как-будто в девяностые вернулся, мать вашу, и клиентов с очередной разборки ждем.

— М-да, странно, — я даже немного нахмурился. — Огнестрел куда?

— Не знаю, куда-то в брюхо. В упор стреляли, там месиво. Как вообще жив остался, вот в чем вопрос.

— Его первого берем? — я тряхнул головой. Перед глазами снова замелькали уже порядком надоевшие мушки.

— Да, те двое стабильные, — Сашка посторонился, пропуская Ваську. — Как бы дежурную бригаду поднимать не пришлось.

— Мне некого поднимать. Никитин где-то летит с моря, только завтра меня сменить сможет. Волкова в декрете, а Еремина снова заявление написала.

— Опять? — Сашка сжал губы. — Все, надоела. Если Борисовна не пошевелится, я сам ее турну. Достала уже.

— Давно пора, а то звезду эту с накладными когтями работать, видите ли заставляют, — мы переглянулись и хмыкнули. Ну, мне-то хорошо, я завтра утром все допишу, чтобы долгов не оставлять и поминай, как звали. А вот ему еще эту лямку пять лет минимум тянуть. — Ну, где наша блондиночка с дурным характером? Долго ее ждать?

Из коридора послышались шаги, словно кто-то бежал, стукая каблучками по мраморной плитке пола.

— А вот и я, — в ординаторскую ворвалась молодая женщина с собранными в высокий хвост длинными белокурыми волосами. Эх, был бы помоложе, точно приударил бы. Но как же это непривычно видеть неубранные волосы и расстегнутый халат в хирургии. Она протянула Сашке пленку ЭКГ. Нет ничего более жалкого, чем выдающийся хирург с большим стажем, пытающийся прочитать кардиограмму. Хоть не вверх ногами держит, и не говорит, что она ровненькая, и то хлеб. Наконец, эта стервочка решила сжалиться над заведующим хирургии, и повернулась ко мне. — Можете усыплять, Алексей Владимирович. Нет тут ничего острого.

— Могла бы по телефону сказать, — проворчал я, направляясь к двери.

— Не могла, связь что-то чудит, — Катерина пожала плечами. — Вы, например, у меня вообще не существуете, оба, — добавила она, поворачиваясь к Саше. — А вы, Александр Валерьевич, не расслабляйтесь сильно. У меня в приемнике двое, и оба могут в итоге оказаться вашими, сейчас только биохимию перепроверим. Да, и еще кого-то везут, с болью в плече. Но, с такой формулировкой мне один раз огнестрел в это самое плечо подвезли. Так что, похоже, ночка сегодня та еще будет.

Я уже не стал слушать Сашкины маты и ответы этой язвы, а быстро побежал в операционную. К счастью, мне не надо так намываться, как хирургам, достаточно руки правильно вымыть.

На столе уже лежал молодой парень, а ему в кровь поступал миорелаксант. Маринка деловито заполняла наркозный лист, параллельно перебирая ампулы, ожидая моих распоряжений. Я встал у головы парня и скороговоркой перечислил препараты, которые тут же начали поступать ему в кровь. Открыв клинок ларингоскопа, я уже положил поплывшему парню ладонь на голову, как вдруг он распахнул глаза и довольно отчетливо произнес:

— Это не игра, не игра… В игре не умираешь… по-настоящему. Это какой-то вирус, точно вирус, и зомби. Они все как зомби, только какие-то другие, — Маринка замерла рядом со мной со шприцем в руке, а в ее глазах, блеснувших из-под маски, промелькнуло беспокойство.

— Переиграл во что-то, парень, — я покачал головой, а он тем временем закатил глаза и отключился. — Ну, с богом. — Запрокинув его голову, я ввел ларингоскоп и приступил к интубации, которая, похоже, на сегодняшний день не последняя.

Эта была поистине адская ночь. Пациентов везли валом, пришлось вызвать дежурную бригаду и собрать еще одну из тех, кого нашли. Мы с Маринкой чуть с ума не сошли, мечась между столами. Все пациенты были с разного рода повреждениями. Создавалось впечатление, что город сошел с ума, и все кинулись резать и стрелять друг друга. Спасти удавалось не всех. Некоторых привозили в таком состоянии, что возникал закономерный вопрос: как вот это еще может быть живо? Хирурги падали с ног, в последние часы я заметил, что они даже не перемываются, вопреки всем канонам и правилам. Одежду одноразовую меняют только, не отходя от столов. И, как сказал во время моей очередной перебежки к соседнему столу Сашка — этот дурдом не только у нас. Все больницы города экстренно расконсервировали операционные и пашут, не покладая скальпелей.

Закончилось все это безумие только в восемь утра. Обойдя всех, кто выжил, и теперь лежал в реанимации, я поплелся в ординаторскую. Сейчас записи сделаю и домой. Спать буду сутки, не меньше. Всю ночь перед глазами мелькала рябь, но я на нее уже не обращал внимания.

Пока компьютер загружался, на секунду прикрыл глаза, и словно в черную дыру провалился.

Проснулся, словно от толчка. Подняв голову с рук, я оказывается уронил ее во сне на стол, я огляделся по сторонам, одновременно потирая затекшую шею. Монитор компьютера оставался черным и не подавал признаков жизни. Как не наблюдалось этих самых признаков жизни в ординаторской, хотя, по идее, после такой ночки здесь должно быть достаточно людно.

Но, что меня поразило больше всего — это полумрак, стоящий за окном и, соответственно в ординаторской. Хотя часы показывали, что уже давно утро.

Поднявшись, я подошел к двери и выглянул в коридор, чтобы тут же нырнуть обратно. Коридор был пуст. Не было привычной утренней суеты. Не слонялись больные, не бегали медсестры, не махали швабрами санитарки. А еще было очень тихо. Просто нереально тихо. Почувствовав подступающую панику, из-за непонимания происходящего, я сел на диван, оглядывая пустую ординаторскую бессмысленным взглядом.

Появившуюся перед рябь, я встретил, как родную. Вот только на этот раз, рябь была настолько интенсивной, что сквозь нее я не видел ничего вокруг. Вдобавок ко всему к ряби добавились яркие всполохи, которые постепенно сложились в слова.

Приветствую, игрок! Какой тип общения ты предпочитаешь: визуальный или акустический?

Что? От неожиданности я упал на спину, пытаясь отогнать от глаз навязчивую надпись, размахивая при этом руками. Что здесь происходит, вашу мать?!