Сирруш

Часть I. Что посеешь — то пожнешь. Глава 1

За сладкое приходится горько расплачиваться.

Леонардо да Винчи

Снаружи доносилось щебетание птиц. В арочный проем полуприкрытого ставнями окна проникли первые лучи восходящего солнца. Пронзив пространство, словно миниатюрное огненное копье, они остановились на загорелом и полностью умиротворенном лице Шанкара. Он спал на кровати в обнимку с прекрасной девицей из близлежащего борделя. Солнечные зайчики, несмотря на всю свою яркость, не сумели пробудить опытного охотника от глубокого сна. Однако это оказалось под силу кое-кому другому. Уже через мгновение в окне появилась маленькая курчавая голова.

Загородив своим телом проход утреннему свету и отбросив на лежавших собственную тень, загорелый почти до черна мальчуган, едва сдерживая смех, проорал:

— Подъе-е-е-м!

Шанкар резко сел на постели, а затем непроизвольным движением ударил по ставням, заставляя те захлопнуться с оглушительным треском. Не теряя ни секунды, охотник выхватил из-под подушки длинный медный кинжал и вскочил, упершись в пол стройными мускулистыми ногами. Сосредоточенный взгляд его черных острых глаз, в которых не осталось и капли сонливости, устремился на закрытые ставни. Теперь они полностью прикрывали окно, жалобно поскрипывая от такого грубого обращения. Лишь на долю мгновения Шанкар скосил взор на кровать, где продолжала посапывать обнаженная девица.

«Правду говорили. Ее и разъяренный слон не разбудит».

Однако уже в следующий миг он снова смотрел в сторону закрытого окна, крепко сжимая кинжал в правой руке.

Оттуда послышался тонкий приглушенный голосок, в котором от былого веселья не осталось и следа:

— Богиня-мать[1], прародительница жизни, это же я!

— Кто, ты? — хмурясь, хрипло спросил Шанкар.

— Каран. Ты что, не узнал меня?

— Каран?

Охотник опустил руку с оружием и облегченно рухнул на кровать. Доски протестующе заскрипели от такой наглости. Сделав глубокий вдох, он положил клинок обратно под подушку, а затем аккуратно открыл ставни. Лучики света вновь проникли внутрь дома, на этот раз, остановившись на его мощной груди.

— Ну, где ты там?

Отозвавшись на зов, в проеме вновь появилась маленькая курчавая голова.

Каран виновато улыбался:

— Не знал, что ты так испугаешься. Когда хлопнули ставни, я сам чуть не обделался.

— С чего ты взял, что я испугался? — вскинул брови охотник.

Мальчишка хмыкнул:

— Иначе бы не вскочил, словно варом ошпаренный.

Охотник не стал спорить. Если Каран в чем-то уверен, то переубедить его не получится. К тому же, он и вправду испытал долю испуга. Крик оказался неожиданным.

Проведя пятерней по темным длинным и взъерошенным волосам, Шанкар поинтересовался:

— Что ты тут делаешь в такой ранний час?

Каран заулыбался во весь рот, обнажив стройный ряд белоснежных зубов:

— Пришел напомнить о важной встрече, которая состоится у тебя сегодня.

— Какая еще встреча? — тупо произнес охотник, однако потом вспомнил, но было уже поздно. Мальчуган гордо вскинул свой приплюснутый нос.

— Так и знал, что без моего напоминания ты забудешь.

— Я вспомнил, — буркнул Шанкар.

— Благодаря мне, — настаивал Каран, выпятив нижнюю губу.

— В любом случае, — зевнул охотник, — до нее еще несколько часов. Так, что сделай одолжение — займись делами.

— Все утренние дела я уже закончил, и теперь совершенно свободен, — хихикнул тот.

— Каран, — мягко произнес Шанкар. Как охотник ни старался, он не мог заставить себя сердиться на этого мальчугана, сына соседской рабыни. Было в нем нечто такое, чего недоставало самому охотнику. Беззаботности. Невероятной энергии, бьющей фонтаном через край, и светлой, чисто детской жизнерадостности, еще не обремененной грузом проблем. — Я просто хочу немного поспать.

— Правда? Не выспался? — лицо Карана слегка вытянулось. Он заглянул внутрь хижины. — А-а-а-а, понимаю, — протянул он, окидывая взглядом упругие ягодицы девицы, продолжавшей сопеть на ложе, — не до сна было, — мальчик похабно подмигнул.

— Проваливай, — беззлобно крикнул Шанкар и вновь хлопнул ставнями. На этот раз не сильно.

С улицы послышался звонкий детский смех, а затем топот босых ножек по известняку, убегавших к соседнему дому. Где-то вдали прокричал петух, предупреждая всех о начале нового дня.

Тяжело вздохнув и проведя мозолистыми пальцами по лицу, Шанкар хотел, было, снова прилечь, но в последний момент передумал. Рывком заставив себя подняться, он прошел в соседнюю комнату, служившую кухней и ванной одновременно. Встав на небольшое прямоугольное возвышение с круглым отверстием в полу, охотник ухватился за ручки массивного терракотового кувшина и, с превеликим наслаждением, окатил себя широкой струей ледяной воды. Легкая дрожь пробежала по телу, однако она довольно быстро прошла, уступая место ощущению бодрости и прилива сил. Удовлетворенный результатом водных процедур, Шанкар вернулся в спальню, при этом завязывая мокрые волосы в пучок на затылке. Девица продолжала сопеть, повернувшись лицом к стене и демонстрируя округлые формы своих бедер. Полюбовавшись на эту естественную красоту, охотник подошел и легонько шлепнул ее пониже спины. Девушка пробормотала что-то нечленораздельное, но так и не проснулась.

«Ее не разбудит даже разъяренный слон».

Шанкар ударил посильнее, на этот раз, оставляя едва заметный след от своей пятерни на нежной коже.

— Хм, — наконец, произнесла она, — что такое?

— Мне надо идти, — спокойно произнес он.

Девушка села на кровати, устремив на него взгляд своих огромных глаз цвета сапфира. Длинная коса, сплетенная из черных, как вороное крыло, волос ниспадала ей почти до пояса, прикрывая левую грудь, словно прочный канат. Шанкар еще раз подметил про себя, что девица необычайно красива. Не удивительно, что именно на нее он обратил внимание прошлым вечером.

— Прости, что ты сказал? — переспросила она, грациозно потягиваясь.

— Мне нужно идти, — повторил охотник, доставая из угла набедренную повязку и прикрепляя ее к поясу.

Она непонимающе захлопала пышными ресницами:

— Но, ты же, вчера говорил, что до полудня свободен.

— Хочу зайти кое-куда, — он повернулся к ней лицом, — извини.

— Ничего, — покорно произнесла девица, с трудом скрывая разочарование.

Шанкар прекрасно отдавал себе отчет, что это просто очередная девушка из борделя и лишние церемонии здесь без надобности, но что-то привлекало его в ней. Что-то, что он не мог объяснить. Пока не мог.

— Сколько я должен?

— 16 серебряных мер[2].

«Дороговато, но ладно».

Он вернулся на кухню и снял с полки небольшие весы, бросив на одну из чаш пять каменных кубиков разного веса. Та опустилась вниз, поднимая противоположную вверх. Убедившись, что они больше не двигаются, охотник потянулся за увесистой деревянной шкатулкой, стоявшей на полке рядом с весами, в которой хранились кусочки серебряной руды. Шанкар уже хотел открыть ее и высыпать необходимую плату на одну из чаш, но в последнюю секунду, призадумавшись, остановился. Около минуты охотник стоял, молча, постукивая тонкими длинными пальцами по крышке шкатулки, сдвинув брови и о чем-то размышляя. Наконец, придя к какому-то умозаключению, он вернул коробку с серебряной рудой на полку, а затем следом отправил и весы. После чего вернулся в комнату.

Девушка сидела на кровати, томными движениями поглаживая косу.

При виде вошедшего Шанкара, она подняла на него взгляд и, не увидев у того в руках серебряных горстей, вопрошающе вскинула густые брови:

— А…

— Как твое имя? — перебил ее он.

— Имя? — удивленно переспросила она, явно не привыкшая к подобным вопросам.

— Ну, да, — пожал плечами Шанкар.

— Нилам, — неуверенно ответила девушка.

«Какое совпадение!».

Ничего не объясняя, Шанкар опустился на колени и полез под кровать, ощущая на своей спине взгляд Нилам, полный непонимания и изумления.

«Где же он? Боги, как тут пыльно, — охотник чихнул, — надо пройтись влажной тряпкой, а не то блохи заведутся… ага, вот он».

Его рука, наконец, нащупала искомый предмет и, с довольной улыбкой, Шанкар вылез из-под кровати.

— Держи, — протянул он ей небольшой мешочек, завязанный узелком.

— Что это? — подозрительно поинтересовалась Нилам.

Она явно не горела желанием дотрагиваться до этого мешочка, на котором повисли серые клочочки пыли.

— Твоя плата, — продолжая улыбаться, ответил охотник.

Девушка подняла на него глаза, ставшие еще больше:

— Ты шутишь, что ли?

— Вовсе нет. Бери. Уверен, тебе понравится.

Нилам продолжала сидеть без движения, недоверчиво и с долей неприязни посматривая на мешочек.

— Внешность обманчива, — подбодрил ее Шанкар, — попробуй.

Пересилив себя, Нилам взяла у него мешочек из рук и, стараясь не касаться пыльных участков, развязала его с помощью своих изящных пальчиков.

На свет показался драгоценный камень. Синий сапфир, казавшийся в миниатюрной ладони девушки просто огромным. Утренние лучи, проходящие через окно, заставляли его переливаться зеленоватым цветом. Нилам во все глаза уставилась на это диво, чувствуя, как от волнения перехватывает дыхание.

— Нравится? — Шанкар был доволен произведенным впечатлением.

— Это шутка? — прошептала Нилам.

— Нет, — охотник встал и потянулся за хлопковым белоснежным одеянием, висевшим на стене, — если не нравится, могу дать серебро.

Сапфир тут же исчез в сжавшихся ладошках девицы:

— Нет, ты что?! Просто… просто… мне никто никогда не делал таких подарков… — она подняла на него свой взгляд, в котором появились слезы счастья и благодарности, — почему?

Шанкар вновь пожал плечами, словно только что подарил не драгоценный камень, а кучу ослиного навоза для удобрения соседских грядок:

— Он отлично подходит под цвет твоих глаз, — охотник выдержал паузу, а затем добавил, — и к твоему имени[3].

Он полностью облачился в белоснежную рубаху из хлопка. Левое плечо при этом оставалось открытым.

— Ты, наверное, очень богат, раз позволяешь себе подобную роскошь.

— Не жалуюсь, — ответил Шанкар. То, что сапфир составлял ровно половину его состояния, сообщать он был не намерен. Зато теперь, наверняка, имел полное право попросить ее задержаться, — ты ведь дождешься меня?

— Мог бы и не спрашивать, — широко улыбаясь, закивала она.

— Прекрасно. На кухне есть вода, хлебные лепешки и сушеная рыба с изюмом. Я буду к вечеру.

— Ага, — Нилам уже не смотрела на него. Открыв ладони, девушка благоговейно созерцала синий сапфир.

Сдержав улыбку, Шанкар просунул ноги в кожаные сандалии и вышел на городскую улицу, прикрыв за собой дверь.

«Во имя Богини-матери, Шанкар, ты что, с ума сошел? Ты отдал ей сапфир. Сапфир! Знаешь, сколько он стоит?! Ну да, знаю. Можешь считать это временным помешательством. Но я знаю только одно — отбирать его обратно у этой милой глупышки не собираюсь. Лучше утоплюсь в ближайшем колодце. Что? Почему я решил, что она глупышка? Да потому, что, увидев сапфир, сразу решила — я богат. О том, почему богатый охотник живет в обычной глиняной хижине, а не в роскошной вилле возле Цитадели, она подумать не удосужилась. Ну, зато она милая. Но сапфир… Сапфир для обычной девицы из борделя, — Шанкар улыбнулся самому себе, — ты видел ее лицо? Стоило подарить ей драгоценный камень только для того, чтобы иметь возможность созерцать все те эмоции, что отразились на ее красивом личике. Истинное счастье заключается в том, чтобы делать счастливыми других[4]. А она теперь счастлива, это точно. У-у-у-у, Шанкар, да у тебя голова потекла, как дырявая крыша в сезон дождей. Верно! И меня это не беспокоит».

Охотник слегка помрачнел, когда обдумал последнюю мысль, ибо поводов для беспокойства имелось предостаточно. И даже знакомство с очаровательной Нилам не могло заставить полностью забыть о них.

Тяжело вздохнув, он направился по широкой улице на юг в сторону Цитадели, горделиво возвышающейся вдали над всем городом.

По обе стороны улицы стояли одинаковые дома, из которых медленно высыпали люди в одинаковых одеждах, чтобы начать заниматься привычными одинаковыми делами. Солнце окончательно взошло над горизонтом, заливая город своим ярким светом. Мохенджо-Даро начинал новый день, который не будет отличаться от предыдущих. Таковы традиции. Таков порядок.

Но легкое чувство тревоги не покидало Шанкара. Подобно сорняку на грядке, оно пустило корни в глубине его души и не отпускало, как бы тот ни старался избавиться от него.

***

Широкая улица правильной формы шла прямо на юг к Цитадели, окруженной массивной стеной из обожженного кирпича. Как и все постройки в Мохенджо-Даро. Шанкар давно про себя подметил, что внешне жилища горожан отличаются друг от друга только размерами. Зажиточные купцы, властные жрецы и вельможи обитают в просторных виллах и двухэтажных постройках. Городские стражники и крупные ремесленники располагаются в жилищах попроще. Остальные обитатели города живут на окраине в маленьких двухкомнатных хижинах. Охотник обитал, как раз, в одной из них. Не то, чтобы Шанкару не хватало средств на покупку жилища посолиднее. Просто приобретение подобного дома накладывало определенные обязательства. Например, пышные богатые приемы или постоянное присутствие слуг и рабов, хотя бы в минимальном количестве. А Шанкару совсем не улыбалась мысль о том, что рядом с ним под одной крышей будут жить посторонние ему люди, да еще и за его счет. Охотник предпочитал какое-никакое уединение. Отчасти, поэтому он и выбрал свое ремесло. Оно вынуждало частенько покидать пределы городских стен и скрываться от глаз цивилизации в лоне природы. Так, что он продолжал вести уединенный образ жизни, довольствуясь малым объемом жилой площади, однако не отказывая себе в удовольствиях, присущих зажиточным горожанам. Например, регулярное посещение публичных домов и питейных заведений, где можно было опробовать лучшее вино, привезенное из далеких краев таких, как Элам[5] и Кемет[6].

«А еще я могу позволить разбрасываться драгоценными камнями».

Однако чисто внешне все постройки в Мохенджо-Даро выглядели одинаково. Серые унылые здания, воздвигнутые из глиняных кирпичей, обожженных для прочности на огне. За исключением Цитадели, глазу просто не за что было зацепиться. А если человек живет в городе всю жизнь, то местные однотонные пейзажи и вовсе начинают плыть перед глазами, словно пелена тумана. Таковы традиции и уклад. Все должно сохраняться в том виде, в каком оно есть сейчас. Ведь люди живут хорошо, ни в чем не нуждаясь, и они счастливы.

«Пока, что».

— Эй, путник! — окликнул его старческий голос.

Шанкар обернулся и увидел, что рядом с ним на дороге остановилась двухместная повозка, запряженная парочкой зебу[7].

Погонщик, пожилой мужчина в белоснежной хлопковой рубахе, как у охотника, с оголенным левым плечом, седыми волосами и слезящимися глазами поинтересовался:

— Не подбросить ли вас до нужного места? Солнце начинает припекать, и незачем такому благородному мужу, как вы, взбивать пыль на мостовой.

— Нет, благодарю, — вежливо отказался Шанкар, — мне недалеко идти.

— Всего 2 меры серебра, — уговаривал старик.

— Нет, — мягко, но решительно повторил охотник.

— Ну, что ж, нет, значит, нет, — вздохнул погонщик и легонько взмахнул длинной тонкой палкой, служащей ему заместо плети.

Зебу покорно двинулись дальше по улице, обгоняя Шанкара. Известняк приятно хрустел под их копытами.

Охотник задумчиво посмотрел вслед удаляющейся повозке, а затем, пройдя еще несколько шагов вперед, свернул налево и оказался посреди узкого проулка между тесно стоящими домами. Передвигаясь по нему вперед, Шанкар еще раз поблагодарил судьбу за то, что его дом находится на одной из главных улиц города. В такой тесноте он бы точно жить не смог и тогда уж, наверняка, купил себе дом попросторнее в зажиточном районе Мохенджо-Даро. И плевать на компанию слуг и рабов. Прямая улочка уходила далеко вперед на восток, разделяя город на мелкие квадраты. То же самое делали и широкие улицы, образуя квадраты большей площади, и все они объединялись в один огромный прямоугольник с, примерно равными по длине, сторонами, образуя единый город. Точно по такому же плану была построена и Хараппа[8]. И Лотхал[9]. Как вообще все поселения долины Синдху[10]— от крупных городов до мелких деревень.

Отсчитав три дома по правую руку, Шанкар остановился перед четвертым и постучал в деревянную дверь.

[1] Богиня-мать — верховное божество Индской цивилизации.

[2] В Древнейшей Индии, в частности, времен Индской цивилизации, существовала мера весов в виде гирек, сделанных по одной стандартной схеме. Тщательно вырезанные в виде кубиков из камня, они образовывали крайне любопытную систему, совершенно не похожую на что-либо известное в древнем мире. Гирьки представляли собой серию удваивавшихся весов вплоть до 64: 1, 2, 4, 8, 16, 32, 64. Затем вес увеличивался до 160, а далее 16 на кратные 10 множители — 160 (16×10), 320 (16×20), 640 (16×40), 1600 (16×100), 3200 (16×200), 8000 (16×500). Это действительно совершенно необычная система, но еще более удивительно то, что она существовала по всей области распространения цивилизации Инда, от больших городов до маленьких деревушек.

[3] Нилам — с древнеиндийского означает «Сапфир», «Сапфирная».

[4] Индийская пословица.

[5] Элам — древнее государство на юго-западе современного Ирана.

[6] Кемет — название Древнего Египта (Черная земля, плодородная почва).

[7] Зебу — подвид вида Bos Taurus, настоящих быков, распространенный на территории Индийского субконтинента.

[8] Хараппа — древнеиндийский город, один из главных центров Хараппской цивилизации. Располагался на территории округа Сахивал в Пакистане (территория современного Пенджаба).

[9] Лотхал — один из важнейших городов Хараппской цивилизации и один из самых южных. Находился на современной территории индийского штата Гуджарат.

[10] Синдху — древнеиндийское название реки Инд.