Сироты из Безнебесья, или Дети невидимого света

Добродетель

Дыхание Сааддифа – это единственная Добродетель Сааддифа, так состарившийся Маррак рассуждал.

Слишком долго он пробыл с божеством, которое Древне и чей разум пребывает в тени страшного Недуга.

Служба, которую Маррак Служил Господину Сааддифу, наполняла его Духом.

А Дух блаженствовал, и Маррак блаженствовал вместе с Духом.

И он веровал в Тело Совершенного Учения, чей внешний Доспех есть Дыхание Сааддифа, пронизанное радужным эманациями Сакеллария.

Однако Доспех воздерживается от Зримой Формы, принося ее в Жертву ради Неизменного Блаженства Сущности.

Марраку известно, что Малое Тело творилось по подобию с Великим Телом Совершенного Учения.

И он узнал, что его Смертное Тело есть здесь Малое Тело.

Однако Аспекты и Проявления, включенные в него, есть Аспекты и Проявления Великого Тела.

И они столь же истинны и равноценны что в Малом, что в Великом, и представляют саму Жизнь здесь и там.

Маррак знал, что подобия ложны, и суть их в том, чтобы отражаться и уподобляться.

И ему говорили, что есть Силы Первоначальные.

И тому, кто Служит им не через их подобия, но непосредственно, тому обещано Возвращение в Них!

Ибо они есть Дыхание, Форма, Сияние, Сила и Пустота первоначального Тела Совершенного, а также Учение его, что включает в себя предыдущие и определяет их взаимодействие в Теле, потому Учение наиболее Велико среди Сил.

Отсюда возникали различные направления и школы для тех, кто изолировался и предпочитал исповедовать Малые Пути Учения Пяти Изначальных Даропочитателей, как Сааддиф, Сакелларий, Амигдала, Рахакар и Нексус.

И каждый Малый Даропочитатель и последователь Учения изучал себя и определял, к которому из Даров или Аспектов Тела Совершенного Учения склоняется и предрасполагается его Ум.

Среди последователей Учения было множество тех, кто исповедовали Пути Формы, Пути Сияния, Пути Пустоты и Пути Силы, а Маррак исповедовал Путь Дыхания.

Однако он был не единственным, кто находился на этом Пути, который вел к Телу Совершенного Учения.

Хотя речь здесь пойдет не о прочих, но о Марраке.

И он избран не за исключительность Участи своей, но потому, что Участь его подобна Участи единодышащих.

Маррак изумлялся простоте здесь, приобщившись к Дыханию, которое персонифицировал Сааддиф.

Он также знал, как хороши Дела, что совершают Дышащие, и как хороши Плоды совершенных ими Дел.

Ибо Плоды их есть Дух Сааддифа, что поселяется в Ноздрях, в Глазах, на Лице!

И Маррак наравне с прочими единодышащими был научен тому, что помимо Дыхания Сааддифа существуют и подобия его Дыхания, которые не являются первоначальными, и отсюда Служение им Ложно.

Учение Сааддифа кратко сформулировал для Маррака его мирской наставник, объяснив, что если Маррак обратится к Пути Дыхания, тогда Дыхание будет единственной Силой и Делом, которые возобладают над его Жизнью!

– Да, именно…

Все, чем он должен будет заниматься, это только Дыханием, а прочие Дела, пусть он и будет вершить их, как прежде, сделаются второстепенными ему.

То есть Маррак должен поручить всякое Смертное Дело своему Малому Телу, ибо Смертные Дела сгинут вместе со Смертным Телом, а Высшее Дело, то есть Служение Дыханию, он поручит Сознанию здесь! И будет Делать поверх иных.

У Маррака вызрело множество вопросов, однако наставник ответил, что все постигается самолично:

– Только Дыши!

Для Службы Сааддифу новообращенный Маррак из Мусаддаса, что в Старосвете, отправился пешком в Самдзиаф, идя по дальнобережью эвонтихантского моря.

Из Самдзиафа Маррак пересек границу между Старосветом в правом получашии и Новосветом в левом получашии.

Оттуда же направление пути его переменилось, и Маррак затратил несколько месяцев на подъем к нубенейским горам, а затем истомившийся от долгого пути Маррак вступил на плато, вокруг которого громоздились скальные массивы, что наклонялись подобно волнам и в высоту некоторые достигали пяти тысяч сажень, а иные и выше.

Маррак совершил глубокий вдох, а взгляд его блуждал по округе пустынной, если не сказать безжизненной. Он заметил по склонам ущелья гнездовья тундровой желтоклювой чайки, а далее, на каолинового оттенка выстланном снежным покрывалом плато, имевшем волнообразную барханную форму, эти молчаливые чайки отбрасывали тени, скользившие в свежем блеске среди отпечатков волчьих лап.

И в воздухе стоял отчетливый новый запах мокрой шерсти.

С неба сыпалась морось. В трещинах жесткого кракелюра пузырилась чистая талая вода.

В выси отштукатуренного неба водяными красками сияет монументальная живопись облаков самой разнообразной конфигурации и происхождения, некоторые будто отколоты от глыбы искусственного мрамора, иные обожжены как глина и грязно-коричневы, третьи пастообразны как затвердевшая лава, а отдаленные словно бы вырезаны из гипсокартона.

Сама же пустошь от падающих капель вибрирует и звучит как металлическая поверхность, и скопления искусно гофрированной воды напоминают деформации и вмятины ложного блеска.

Молодой Маррак в три с половиной дня добрался до обдуваемого ветрами иззубренного края плато, где на отчленившемся в процессе денудации останце, к которому вел дугообразный каменный мост, находился уединенный храм, получивший свое название по имени фальфского святого Бенно Нубенея.

Палаты Храма имели форму Головы Сааддифа и были высечены в монолитной горной породе.

Лицо Сааддифа было фасадом. Глаза Сааддифа были Окнами, а Рот Сааддифа был Вратами в Храм.

В Гортани Сааддифа светился иллюминарий, и находилась врезанная в размягченную породу винтовая лестница с железными ступенями.

Зубы Сааддифа воплощались в колоннах с причудливыми капителями. Нос Сааддифа был отдельным помещением, в котором расположен сложный звукопроизводящий аппарат, представляющий собой две полые трубы, подведенные к Левой и Правой Ноздрям Сааддифа, а также регулирующий механизм с системой размыкающихся и замыкающихся клапанов, воздухоотдушин и отверстий, и иных сдавливающих и освобождающих приспособлений, которые запирали и преобразовывали здесь силу ветра.

Замысловатое устройство в Носу Сааддифа было настроено пробуждать подобие Дыхания Сааддифа.

Под басовый высмаркивающийся звук единодышащие с Сааддифом просыпались и под басовый звук уходили на покой.

Во Лбу Сааддифа, высотой в восемь сажень и длиной надбровной дуги в четырнадцать сажень, находился просторный проветривающийся через оконце на Макушке зал для размышлений, где единственно во всем Храме допускались речи.

И единодышащие советовались между собой друг с другом по вопросам насущным, хотя, в основном, молчали.

Прочая же площадь, принадлежащая Храму, вокруг громадной Головы Сааддифа была обнесена невысокой стеной.

Большую часть времени до того, как наступило его полное Слияние с Дыханием, Маррак размышлял о том, каков подлинный Сааддиф, что именно он из себя представляет?

В Священных Текстах, хранящихся в Храме Нубенея, дается полноценное описание истинного обличья Сааддифа, который пребывает в эфире, за пределами зримого Неба и Спирали, которые выходят из его Пупка.

Его Великое Тело переливается всеми цветами радуги, словно Сааддиф это Великое Космическое Море, что отражает Сияние Дальних Миров, как поставленных в вазу цветов.

Утверждается, что умасленное красками Великое Тело Дышащего источает Благоухающее Блаженство, покоясь в безмятежности окружающего пространства, пронизанного благотворными излучениями умонастроений Сааддифа.

В северном направлении, например, если подняться выше окоема чаши или нулевого километра ее, где сталкивается атмосфера с Безатмосферьем, оттуда можно наблюдать в отдалении гипертрофированные две Ноздри Сааддифа!

В Священном Тексте описано, как Ноздри Его медленно сужаются и расширяются в процессе Дыхания, производя из Разноцветной Внутренней Пустоты Сааддифа геометрически стилизованные потоки чистейшей космической энергии, которая служит катализатором, ускоряющим формирование планет-фонарей и иных материй.

Крылья Носа Сааддифа учащенно вибрируют, если благословенный покой его Вековечного Сна нарушается мимолетными сновидческими переживаниями существ, населяющих сотворенное Сааддифом мироздание.

Но не сказано, являются ли беспокоящие Сны Творцу Мира непосредственно.

И все Существа описаны как Пузыри на Воде Его Ума.

Если выйти в Эфир, то далеко в противоположном южном направлении можно разглядеть и Пальцы Ног Сааддифа, блеск чьих Двадцати Ногтей подобен двум радугам.

Между тем уточняется, что единодышащие с Великим Сааддифом обязаны соблюдать положение тела, приведя его в соответствие с положением тела Сааддифа.

Данный отрезок Священного Писания оказал значительное влияние на многочисленные похоронные ритуалы, от которых не отказались, например, представители Малых Народов Объединенной Семьи, даже приняв веру в Сааддифа.

Перемена же коснулась только направления ног и головы покойного, которые стали играть важную роль для благоприятного умирания, ибо по обновленным поверьям малых брусбартских народов – в том числе и полукочевых, – наиболее удачливая душа после смерти устремляется прочь из тела через расщелину на макушке, возвращаясь к Двум Ноздрям Сааддифа, из которых эта душа и была порождена.

После того, как отлетевшая от тела душа в экстазе непостижимого блаженства достигает Двух Ноздрей, то, следуя непреложному закону воздаяния, ее, беззащитную и инертную, затягивает Вдох Одной из Ноздрей Сааддифа, определяя ее дальнейшее существование в неведомых рассудку планах бытия, где ее Судит Левая или Правая Личность Сааддифа.

Далее описывается, что в эфире присутствует некая Сила, которая похищает Звуки и Голоса, дабы никто не тревожил блаженный покой Великого Сна Сааддифа.

И Сааддиф был тем, кто запретил Звуку распространяться и обретать формы.

Маррак прочел в Священных Текстах следующие странные слова:

– Кто Пробуждает Сааддифа, тот Пробуждает не Сааддифа, но его Настроение Смертных!

И Марраку они были неясны.

И он часто размышлял над ними.

Из последующих глав, описывающих Бытие Сааддифа, Маррак узнал, что Сааддиф сотворил в пространствах, закрученных в спиралях его Дыхания, множество ложных отражений, подобий и непроницаемых темнот, множество лабиринтообразных путей, ибо многие доискивались Сааддифа, чтобы пробудить его.

Среди неназванных многих был один, чье имя Папуллак, кто изо всех сил стремился к тому, чтобы Пробудить Сааддифа.

Для этого он даже похитил у Белокрылого Велехкарра, прародителя небесных и земных птиц, кому стремятся подражать они, одно из его перьев.

Папуллак, утверждается в Священном Тексте, использовал перо Велехкарра как Лодку, на которой по сей день вояжирует по течению Пустоты и пространств, наполненных Дыханием Сааддифа.

Сам Папуллак ждет, когда Великое Непрерывное Течение Млечного Пути возвратит его обратно к Двум Ноздрям Сааддифа.

Ибо все, происходящее от Двух Ноздрей, возвращается к Двумя Ноздрям, что является непреложным Законом.

Однако в истории с Папуллаком только лишь счастливый случай определит, в какую из Двух Ноздрей возвратится Сияющее Перо Велехкарра.

А главный же религиозный вопрос заключается в том, в какой именно из Двух Ноздрей оно окончит свой Путь?

От этого незначительного на первый взгляд обстоятельства зависит, в каком настроении пробудится Сааддиф.

Ибо каждая из его Ноздрей ведет к той личности Сааддифа, что отличается от другой совершенно противоположным складом души, и потому неизвестно, каковыми будут последствия пробуждения Его для мира.

От живописно изображаемого на монументальных полотнищах Дня Страшного Ужасного Суда до всеобщего Благоденствия и Освобождения Мертвых из темниц их могил.

Но существуют неканонические тексты Священного Писания, в которых утверждается, что Папуллак давным-давно достигнул своей цели, но судьба его разнится от одной модификации мифа к другой, и каждый верующий придерживается своего взгляда как неопровержимо традиционного.

В текстах, с которыми ознакомился за месяцы своего пребывания в Храме Нубенея Маррак, судьба Папуллака дана лишь в качестве иллюстрации, а финал ее остается окутан тайнами, ибо все внимание сосредотачивается на анатомических и духовных подробностях Тела Сааддифа и описаниях того, как прекрасно его Дыхание и Путь следования Ему.

В отвергнутых писаниях Папуллака причисляют к Лику Святых Единодышащих с Сааддифом, предполагая, что он единственный, кто во плоти достиг Двух Ноздрей Сааддифа, где постриг Волосы в Носу Сааддифа и этим искупительным актом заслужил всемилостивое прощение Сааддифа!

Существуют наравне с религиозными также и точки зрения различных научных дисциплин, в последние годы расплодившихся в Калемкадаре (городе, чье название происходит от труднодоступности и суровых условий жизни и в переводе с брусбартского означает Отмороженный Нос).

С суммарной точки зрения тамошних всевозможных наук вероятность существования Сааддифа таким, каким он представляется в мифах, стремится к абсолютному нулю.

Однако самого Сааддифа, первым признающего отсутствие своего существования, это не смущает.

Также в противопоставленных научным дисциплинам воззрениях, вроде спирософии, где Спираль соотносится с Сакраментальным Дыханием Сааддифа, бытие Сааддифа признается допустимым.

Хотя поднимаются неоднозначные вопросы о его местоположении во вселенском пространстве, о йогической позе его тела, о том, является оно материальным, полуматериальным или нематериальным, а также о том, происходит ли Вечный Сон Сааддифа, пока он покоится на Кровати Из Гвоздей, которые воздействовали бы на важнейшие акупунктурные точки, стимулируя его кровообращение и не позволяя мускулатуре тела атрофироваться.

Не пользуется популярностью и брусбартское толкование местопребывания мира в Теле Сааддифа, ибо Пуп Сааддифа по общенародному голосованию верующих оказался на предпоследнем месте среди тех, где хотелось бы провести курортный сезон, учитывая, что в бюллетени в качестве возможных вариантов был также Глаз Сааддифа, Ухо Сааддифа, Гортань Сааддифа и нижележащие части тела Сааддифа.

Изначально предполагалось наличие на оборотной стороне бюллетени перечня немногочисленных альтернативных вариантов с учетом того, что великий Сааддиф может спать на животе, а не на спине.

В соответствии с современными реалиями, дурными вкусами и больными темами, особенно злободневными сегодня для испорченного фальфского общества, имеются и иные претензии к брусбартскому толкованию Сааддифа.

Особенно того, что касается его неопределенной гендерной принадлежности.

Также некоторые задаются важным вопросом, почему, если мы находимся в Пупе, ничто не препятствует видеть Пальцы Ног Сааддифа?

В псевдонаучных кружках, основанных испорченными личностями, высказывается новомодная теория о том, что на самом деле Сааддиф пребывал в Начале Времен в Глубокой Коме, наступившей в связи с операцией по перемене пола.

Когда же Сааддиф вышел из Комы, то в паховой области пространства и времени наступил изнурительный период Послеоперационного Зуда.

И именно в те далекие никем неизученные времена Большая Рука Сааддифа плотоядно и с мучительным наслаждением чесала раздраженные области, вследствие чего швы, смыкавшие пространство и время, разошлись, а на пересечении сдвинувшихся измерений возникло спиралевидное искажение, известное как Спираль.

Но Большая Рука Сааддифа никак не могла остановиться, а некоторые до сих пор спорят, какого цвета были ногти Большой Руки Сааддифа и были ли они украшены стразами, и имела ли рука в целом маскулинные признаки.

Сааддиф продолжал выскребать проблемные зоны, в результате чего возникали сложнейшие тектонические начесы, вспыхивали болезненные магматические очаги и волнообразно происходили многоступенчатые сейсмические активности, сформировавшие благоприятную для зарождения жизни литосферу мира.

Разумеется, подобный умственный ширпотреб сообщает лишь о вырождении нравственности его скудоумных авторов, вульгаризации их подхода к познанию мироустройства и превосходстве материальных ценностей над духовными.

Также очевидно, что сие непристойное творение испорченных нынешней цивилизацией умов не происходит от сколько-нибудь Великого Знания, которым были преисполнены сердца их прародителей, вдохновленных на сотворение бессмертной устной брусбартской мифологии.

Однако Маррак был бесконечно далек от распрей мира, даже не подозревая, что происходит за пределами Храма и сколь изощренным издевательствам подвергается его Божество.

Маррак, ступив на Путь Дыхания, не обращал внимания на окружающую его обстановку.

Маррака научили, что мир мертв, и сам Маррак мертв вместе с миром, потому не стоит еще больше убиваться, чем уже есть.

Все сделалось второстепенным, кроме Дыхания.

Когда Маррак трудился, трудилось лишь Малое Тело Маррака.

Сам Маррак, вернее, Сущность его, сливалась с Дыханием Сааддифа.

Грязная работа не отличалась для него от чистой работы, ибо Маррак только Дышал.

Положение в обществе не имело для него значения. Вкусное не отличалось от пресного. Маррак только Дышал, а голод и сытость не имели для него значения. Боль не отличалась от бесчувствия, ибо Маррак только Дышал.

Со Вдохом в его Дыхание входили всевозможные чувства и ощущения.

Когда он Выдыхал, они улетучивались, оставляя блаженную прохладу Духа, в которой Сгорало Все.

Дыхание Сааддифа окутало лицо Маррака незримой маской, чье присутствие неуловимо.

В пространстве Высшей Природы Сознания его Дыхание на протяжении лет оставило След, как протяженное русло, какое вода формирует в земле.

В блаженстве непрерывного Дыхания Маррак не замечал перемен погоды, не замечал, что в Храм более не приходят единодышащие из остального мира.

Те, кто жили в Храме, постепенно старились, один из старейших единодышащих умер своей смертью.

Тело его предали огню, ибо в Пламени огня и Жаре его освобождалось Дыхание Сааддифа от Закона.

Они несколько часов наблюдали за тем, как пылает Малое Тело, Убранства для Духа, тысячи блуждающих искр, трескающие звуки и дым, клубящийся во тьме на фоне неба.

Маррака и оставшихся в Храме не тревожила их грядущая смерть. Не тревожила их и жизнь, ибо они сделались выше обеих.

Их Малые Тела Смерти сделались облаченными в незримые Доспехи, подобные Доспехам Божеств.

Один за другим уходили единодышащие из жизни, а Маррак остался Даропочитать Дух Сааддифа Сознанием.

Ибо таковым было Дело, начинающееся здесь с Малых, чтобы объединять свой Малый Дар с Дарами тех, кто Выше их.

Как те, кто Выше их, объединяли Дары с Дарами того, кто Превыше всех. И отсюда получалось Слияние их в Едином Теле.

Однажды, после долгих приготовлений, когда Маррак кремировал единодышащего, в Храм пришел фальфский странник.

Но, как узнал позже Маррак, черноволосый и темнокожий фальф с фиолетовыми глазами, что назвался Терц Децимолем, пришел в Храм по воле случая, не ища для себя приобщения к Дыханию Сааддифа.

Фальф был бедно одет, с заплечным мешком на пересекающем грудь ремне, а ступни босы.

И Маррак, оставшись последним в Храме здесь, заговорил с высокорослым и худощавым фальфом, чье имя Терц Децимоль, и поинтересовался тем, что происходит за стенами Храма.

И Децимоль рассказал Марраку, что:

– …мир погрузился во тьму и хаос!

И хотя самые долгоживущие среди фальфов не проживают и половину брусбартских лет, Терц Децимолю нашлось, о чем поведать старому Хозяину Храма.

Он поведал ему о бесчисленных разногласиях, о конфликтах, о войнах, о том, что пришли новые Пророки и воздвигли Новых Божеств, а Старые ушли.

Но Маррак не слишком беспокоился о речах его, ибо был всецело погружен в Дыхание Сааддифа и знал его тайны.

Когда же прозвучало Храмовое Дыхание, то Маррак предложил Терц Децимолю отдохнуть здесь после пути и восстановить силы, ибо в Храме есть хозяйство, которое поддержит в нем жизнь, есть две козы и есть курятник.

Взамен же Терц Децимолю предписано подметать вымощенные камнем дорожки и зажигать свечи.

И стала между ними договоренность, и Маррак следующий месяц пребывал в Сааддифе, как прежде, а Терц Децимоль не уходил с территории при Храме.

Ему воспрещалось ступать в палаты Храма, и Терц Децимоль не ослушался Маррака и не нарушал запрет даже в мыслях.

Будучи фальфом, Терц Децимоль не нуждался во сне, потому большую часть свободного времени наблюдал созвездия в небе, Спираль и двенадцать ее нимбов.

Но однажды его созерцание прервал резкий звук, от которого за время пребывания в Храме Терц Децимоль успел отвыкнуть – это пронзительно вскрикнул Маррак.

Терц Децимоль поднялся на ноги и долго смотрел в Окна Каменных Глаз Сааддифа после того, как крик прервался.

– Подай мне воды, – донесся голос Маррака.

– Мне войти? – спросил фальф.

– Да, а почему нет? Здесь только пустые залы да пыль!

Терц Децимоль принес Марраку воды, но тот словно бы уже не хотел пить и попросил фальфа поставить принесенную чашу на пол.

– Сааддиф, – произнес Маррак имя Господина своего, – о, сердце Великого Сааддифа поражено недугом…

И после этих слов Маррак надолго замолчал, а Терц Децимоль размышлял над сказанным им.

С тех пор они не общались между собой, ибо Маррак вновь пребывал в Дыхании Сааддифа.

А фальф около полутора месяцев занимался рутинной работой, и ничто не нарушало их покой.

Однако Терц Децимоль дожидался, когда Маррак подойдет к нему для следующего разговора.

– …ты знаешь, – спросил однажды Маррак, – что этот Храм был назван именем фальфского святого?

– Я знаю имя учителя Эскориала, больше ничье, – был ему ответ.

В тот день Маррак больше ничего не сказал, а позже фальф спросил, о каком недуге говорил он?

Но Маррак недоуменно посмотрел на фальфа.

– Это ваш господин, – напомнил Терц Децимоль, – вы служите ему… Сааддиф, вы сказали, его сердце одолел недуг?

Маррак изменился в лице, а затем утвердительно покачал головой:

– …да, да, это правильно, Сердце Великого Сааддифа поражено страшным Недугом!

И тогда фальф попросил Маррака объяснить ему, что это за недуг?

И Маррак тщательно подбирал слова, которыми описывал своего господина, но постоянно перебивал самого себя, напоминая Терц Децимолю, что мысль есть препятствие, а для некоторых предел Любования их!

И он, Маррак, не слишком любит подолгу баловаться размышлениями, это вынуждает его чувствовать себя осиротевшим, отрешенным от окружающего мира, а ведь он стремится стать Единым с Сааддифом, который окружил этот мир Любовью и в каждом своем Дыхании приносит всему сущему здесь Пользу большую, чем кто бы то из Малых живущих мог для себя вообразить!

– …и он, Сааддиф, разделяет в себе скорби Малых и настроения их, увековеченные в Камкаррах наших, и Сааддиф приносит Жертву большую, чем любой из Живущих, которые принесли в Жертву свою Жизнь, ибо Сааддиф для нас приносит в Жертву свою Смерть!

Он Служил нам еще до рождения нашего, будет Служить нам, пока мы Живы, и продолжит Служить другим уже после того, как нас не станет!

Мало кому известно теперь, что сей Мир вышел из Пламени Добродетели Сааддифа как пузырь.

И я прожил уже много-много лет, приобщенный к Дыханию его, я Даропочитал его, употребляя к нему Сознание, так Служа Сааддифу здесь!

И Мир остался для меня незначительным явлением, он не превзошел в Глазах моих Добродетель Господина моего…

И если, мой гость фальф, в мире творится подобное тому, что живописал ты мне, то Мир и его мимолетные ценности в Глазах Живущих здесь превзошли по значимости Добродетель Сааддифа! Они презрели ее и Его!

Это факт, который теперь я обнаружил ясно, хотя до тех пор не умел уразуметь… но ощущал, что Сааддиф уже не тот, что был прежде, когда я только начинал Служить Ему!

Когда же ты пришел, чтобы мне рассказать о Мире, тогда я пересмотрел заново то, что сделалось привычным для меня!

И после слов твоих я уразумел причину случившейся перемены, а перемена эта в Разуме Сааддифа, о, да, именно здесь!

Пойми же меня, Терц Децимоль, фальфский отшельник родом из Гудальданна, кой в Новосвете, что я, Маррак, не имею богатых Знаний о мире и крайне ограничен в своих средствах выражения мысли, пусть я безграмотен и не научен письму – но я не забыл сострадание и любовь!

Фальф выслушал его и кивнул.

– Да, не позабыл сострадание и любовь, и я извлекаю Слова для своих Речей прямиком из Сердца, ибо оно Живо и Глаголет Собственными Устами!

И говорю так, что большую часть своей жизни до того, как прийти в этот Храм и посвятить себя Службе, я прожил в Старосвете, в бедняцком квартале Мусаддаса, где два с половиной тысячелетия назад проповедовал о Слове Слагателя сам Джельдини, который, между прочим, в поступках своих руководствовался состраданием и Добродетелью!

Когда я был молод, не употреблялись повсеместно такие слова, какие ты употреблял в речах своих, ко мне обращенных, даже Старосвет и Новосвет после ужасной катастрофы в Веруламе только-только закреплялись как названия!

И ты рассказал мне, что последовало за этим, да… о тех ужасах, что случались, но для меня они не ужаснее того, что происходит в Разуме Сааддифа, ибо он – Высший Здесь, хоть и не Высший среди всех, но даже он – оказался слаб!

– Слаб? – спросил фальф.

– Да, очень слаб!

– Не понимаю…

– …поймешь, ибо господин Сааддиф бессилен перед чудовищным недугом, который известен как Умонастроение Смертных, о, откуда пришло в Его Разум то моровое поветрие!

Ибо нет ничего хуже и страшнее этой болезни Ума, которая обезобразила Сааддифа, моего Господина, и когда я столкнулся с этим, то прочувствовал…

И Дух, что был Блажен, окутал меня Дыханием Смерти!

Я, Маррак, погрузился в Ее Умонастроение!

И я возжелал взять Ее, Смерть, Войти в нее как в женщину, чьи формы показались мне прелестнее форм самой Богини Амигдалы, и лишь моя преданность Сааддифу отвратила меня от Смерти!

И я разделяю с Сааддифом его Бремя, я единодышащий, возможно, один из последних единодышащих, ибо прочие, кто разделяет с Сааддифом Бремя его, провалились в Смертный Удел! Но Служба моя Слила меня с Дыханием Его! Я узрел, что Смертный Удел не един с Дыханием – пусть они и кажутся одним целым!

Но это ложь…

И даже свой Великий Недуг Сааддиф употребляет как Дар, чтобы Жертвовать им во имя Добродетели!

Терц Децимоль заинтересованно смотрел на Маррака и просил объяснить:

– Что все это значит?

Тогда Маррак задумался, а через некоторое время сказал:

– …да, Разум Сааддифа окутан Настроением Смертных! Это значит, что Сааддиф, а вместе с ним и я, как Он, жаждет для себя Смерти, да!

Но я, Маррак, повстречался не с Жаждой Смерти Малых сих – нет, я Узрел Великую Жажду Смерти Бога, чья Добродетель Сотворила и Возвысила этот Мир над собой!

Я ужаснулся тому, как Святого пожирает желание Смерти!

И эта Жажда проникла в мое Малое Тело, в мой Смертный Ум!

Моя вера, мое Блаженство, моя Служба были близки к тому, чтобы разрушится вовек, тогда бы и жизнь моя оказалась напрасной, если бы я принял Умонастроение Смерти! Но я опомнился, возвратиться к Дыханию Сааддифа.

Этим самым Господин Открыл мне, убогому и непотребному служителю его Марраку, глубочайшую свою тайну, что Скрывал множество лет!

– И что это за тайна?

– Я узрел мучительное, неизбывное стремление Сааддифа к смерти, к собственному концу, да!

Но вместе с тем я узрел и Высшую Добродетель, на которую не способны Малые здесь, ибо Сааддиф приносит свое Великое Стремление и Желание Умереть в Дар – он Жертвует им ради того, чтобы мы Жили! Настроение Смертных, пронизывающее Его Небесный Ум, подобно Невидимому Свету, который заражает Ум и превращает все вещи в нежеланные, а каждую Мысль он обращает к Смерти!

И я ощущал непрекращающийся поток мыслей в расколовшемся Разуме Сааддифа, и каждая мысль, порожденная Умом, так или иначе склоняла Сааддифа к концу, да, именно!

Но, как я уже сказал, даже подобное Сааддиф превратил в Добродетель.

– Добродетель… – пробормотал задумчиво фальф.

– Добродетель, да! Поэтому Он отказался от Ума. От мыслей!

На Вдохе разжигается Великое Пламя Сааддифа! На Выходе же изливается Великолепное Пламя Сааддифа!

И Дар Сааддифа воплощается в обоих них, да, в обоих! Это чудесное зрелище, невиданное мной прежде! Звезды и планеты, как пыль на рукавах Спирали, выстраиваются в хороводы, чтобы войти в Поток его Блаженства и Добродетели, и Благодати!

И удивительно, что Сила Добродетели происходит от Злобного Умонастроения Смертных, которое терзает моего Господина!

Да, это есть верно! Ибо всякий Вдох, совершаемый Сааддифом вопреки его Желанию Умереть, разжигает Великолепную Добродетель Сааддифа!

Добродетель, равной которой не существует нигде!

И всякий Выдох, совершаемый Сааддифом вопреки Желанию Умереть, изливает эту Великолепную Добродетель Его, моего Господина!

Да, отсюда я утверждаю, что Путь Дыхания – это Путь Добродетели, а само Дыхание есть единственная и неповторимая Добродетель Сааддифа, ибо его Бытие происходит вопреки Умонастроению Смертных!

Помысли сам, сколь противна Малым сама мысль о том, чтобы жить, когда их Умы уже заражены настроением Смерти!

Они стремятся Уйти ко Сну, к Забытью, к Смерти, каждое действие для них тягостное бремя, а дни тянутся как годы в бессмыслии!

Представь же Добродетель, которую рождает Господин мой, если Он вне мыслей и настроений, если Он только Дыхание, в котором сгорает Все!

И каждый Выдох его превыше всего того Добра, которое способны совершить все вместе взятые Смертные здесь!

В каждом направленном и осознанном Вдохе и Выдохе он превозмогает и исчерпывает свой Ум от Зла!

Сааддиф погружен в свой Ум, который подобен нечистой воде, что заполнила Гондолу Великого Ослепительного Тела его!

И я, подобно Ему, и такие, как я, единодышащие со мной и с Ним, мы движемся к единой цели, противоборствуя течению этой реки Смертного Эха!

Мы Дышим и только лишь!

Вопреки всему!

И сейчас мой Господин Сааддиф покоится в мире и покое, ибо он наполовину погрузился в свой Сон!

Кто же нарушает покой Сааддифа, как это сделал я, тот пробуждает не Сааддифа, но его Настроение!

А все потому, что не существует того, к кому я мог бы обратиться, сказав, Сааддиф! Сааддиф! Да, его нет! И мне неизвестно, что я пробуждаю спящего Зверя!

И в ответ слышу, что Он отвечает:

– Нет никакого Сааддифа, есть только Я, и Я есть то, что я Отвечаю тебе, потому слушай, что Сказано, а не повторяй, как дурак… Сааддиф, Сааддиф… ибо ты сам не ведаешь, к Кому Взываешь! А взываешь ты к тому, что стоит за мной – к моему настроению Смертных!

Когда же Маррак завершил свою речь о Сааддифе, то обратился к Терц Децимолю со словами, прося теперь и его рассказать о том, кто же он такой и откуда пришел сюда?

– …да, я поведал тебе о Великолепном Сааддифе, о себе, Марраке, о Службе своей Господину, но я услышал от тебя имя твоего учителя Эскориала…

Но Терц Децимоль вежливо прервал низкорослого и широкоплечего старика по имени Маррак.

– Он не мой учитель, – сказал фальф.

Но Маррак спросил, пусть расскажет!

Терц Децимоль ответил Марраку, что история его не преисполнена блаженством, но страхом, однако и эта история о Добродетели, пусть и иного рода.

В преклонном для фальфа тридцатидевятилетнем возрасте Терц Децимоль направился к тайномолу аби-хайят.

Фальф объяснил Марраку, что учение аби-хайят согласно древним сказаниям ведет свое начало от учения легендарного духовного наставника мушаафира, чье имя, данное ему его первыми брусбартскими последователями, звучит как Скагеррак и буквально означает Скрежещущий Звук Царапанья Камня о Камень.

– …ибо таковым, – объяснил фальф, – был Путь Учения и символический метод, посредством которого непревзойденный мудрец, мушаафир Скагеррак не только передавал тайное Знание, но и избавлялся от особенно докучавших ему просителей.

Терц Децимоль сказал, что нет подтверждений тому, был ли Скагеррак мушаафиром.

Однако, согласно преданиям о Скагерраке, он был от народа, что соткан из сияния Сакеллария, а также облачен в Доспехи от Дыхания Сааддифа.

– …и у Скагеррака, как у мушаафиров, отсутствовал артикуляционный аппарат. Как следствие, речевое общение между Скагерраком и его последователями оставалось невозможным, как и независимое словотворческое существование отдельной личности за пределом сложившегося в коллективном сознании рукава восприятия.

У мушаафиров, если верить легендам о них, не было имен кроме тех, которыми их нарекали брусбартские или фальфские ученики согласно методам и учениям.

С окружающей их средой и чужеземцами мушаафиры, включая и Скагеррака, контактировали посредством сложно сконструированного языка, жестикуляторные единицы которого служили его коммуникативному ядру…

Но Маррак, кажется, не понимал большинство слов, произнесенных здесь Терц Децимолем.

– О чем толкуешь ты, фальфский отшельник? Я слышу в зачерствевшем сердце твоем шорох бумаги и клацанье машин, что печатают слова, сердце твое подобно предмету мебели, которые я видел, где хранят старые запылившиеся бумаги!

И Слова твои, исходящие из чужих Уст, чужды мне! Они чуждые и для тебя, ты бессердечник!

Фальф признал, что его речь отчасти припомнена из опубликованной в популярном старосветском журнале статьи о мушаафирах. Он откашлялся и сказал:

– Как бы там ни было, но аби-хайят, по их собственному утверждению, являются последними носителями, продлителями и продолжателями струны сознания мушаафиров в этом мире, а число последователей учения аби-хайят немногочисленно теперь.

Ты, старый учитель Маррак, спрашивал у меня, кто есть Эскориал?

Я же могу только ответить здесь, что Эскориал был учеником Скагеррака, но, в отличие от Скагеррака, Эскориал учил не для брусбартов – а для фальфов.

В Веруламе, до того, как город был разрушен катаклизмом, находился Храм Почитания Великого Единого Тела Эскориала, Святыня нашего народа.

Сам же Эскориал был фальфским аби-хайят, то есть испившим от Благословенного Источника Жизни…

Получив от своего наставника Скагеррака учение, Эскориал направился в левое получашие, чтобы проповедовать его для фальфов, где по нынешний день процветает видоизмененное скагерракство, сильно отличающееся от первоначальной формы и отступившееся от того направления, в каком его двигал несколько тысячелетий назад сам Эскориал.

Распри философов расщепили новосветское скагерракство на десятки и сотни официальных и неофициальных конфессий, трактуя отдельные аспекты его по-своему, как им было это удобно, превратив его в Учение Эскориала о Едином Теле.

– …отсюда получается, что догматическое господство Учения важнее, а проповедуемая в нем Истина становится менее значительной!

Словно тысячи Солнц Спирали, заволоченные туманами и облаками. Учение доминирует над тем, чему оно Учит!

Такие Учения содержат в себе непоправимый дефект, создающий затмение в умах верующих!

Я, Терц Децимоль, жил среди аби-хайят совсем недолго, но успел усвоить от них сию непоколебимую истину.

Мне было поведано, что аби-хайят не исповедуют скагерракство или абихайятство, они исповедуют лишь Немеркнущую Истину и Славу Сакеллария какова она в Сущности.

А само бумажное Учение второстепенно для них, чтобы не порождать распри и фанатизм, свойственный, к примеру, джельдинизму Большой Семьи и скагерракству новосвета.

– Если Паруса твоего Корабля это есть Учение, сказали мне аби-хайят, то наполняет их Ветер того, чему ты Учишься!

Случается, если новопосвященный аби-хайят испытывает сомнения относительно Учения и того, чему оно Учит, то старшие духовные наставники предписывают ему уединиться среди вершин для строжайшего подвижничества и стучать камнем о камень…

Терц Децимоль и Маррак замолчали, фальф прервал свой рассказ, а Маррак свой Слух, ибо пробудилось Дыхание Сааддифа, и Маррак отошел ко сну.

Терц Децимоль же ощущал свое существо подобно безвольной иллюзии, запертой в монохромном сне.

Он стыдился собственных слов, вернее, чужих слов, которые казались неуклюжими и бездыханными, и крошечными, выходя из его опустошенных уст.

Слова же старого брусбарта Маррака, напротив, воодушевляли его, были преисполнены Живого Вековечного Знания!

И каждое слово его было подобно Огненному Кольцу!

Речь же фальфа показалась ему самому убогой, от нее расходился натуженный скрежет заумных механизмов, нечто неживое, напряженномыслие, и фальф, произнося каждое слово свое, воспоминал истинный источник его еще до того, как слово занимало свое место в его речах.

И обнаружил он, что собственными его словами были немногие, остальное он вспомнил, процитировал, откуда-то изъял.

Даже когда он объяснял Марраку относительно аби-хайят, Скагеррака и Эскориала, он не знал, насколько то соответствует истине, а насколько – нет.

Его просто научили тому.

И Терц Децимоль избегал в ту ночь размышлений, да, избегал их, ибо они пронизаны были Незримым Светом, который обращал его Ум в Настроение Смертных.

Вместе с удрученностью, охватившей его, он осознавал, что близится час его Ухода из мира.

Когда же Дыхание Сааддифа прозвучало для них вновь, Маррак возвратился к Терц Децимолю.

– …я, Терц Децимоль, – сказал фальф, – приложил немало усилий к тому, чтобы отыскать тайномол аби-хайят.

Когда фальф отыскал их, ему было предложено погостить у них и поучаствовать в одной из очистительных церемоний.

Последующие дни Терц Децимоль и аби-хайят участвовали всей общиной в смиренномудром аскетическом быте, ухаживая за цветами, насекомыми, камнями, помеченными иероглифической письменностью, ухаживали за травой, деревьями, зверями.

После пробуждения они трапезничали из посуды, по форме чашеобразной, которая помещалась на ладони и зачастую была наполнена только водой из родника.

Терц Децимоль пытался выставить на показ свою эрудицию и неустанно проявлял интерес, задавая аби-хайят различные вопросы: о том, например, существует ли у аби-хайят свой единоличный взгляд на мироустройство, какой прослеживается, скажем, в мифотворчестве Малых Народов?

Один из аби-хайят пригласил Терц Децимоля на прогулку, и они покинули пределы тайномола.

– …когда Входишь в мир, – заговорил после молчания аби-хайят, – то поначалу воспринимаешь Сияние и Тьму, и тебя Сюда приводит предвкушение того, что ограничения преодолимы, если таковые здесь Есть.

И сперва создается ощущение, напоминающее доверие и теплоту, и начинает мерещится, что мир способен принять, вместить и осуществить здесь Абстракцию Старой Памяти, которую ему предлагает или навязывает твой Ум.

Но вскоре наступает болезненное осознание того, что это обман.

Мы – я, безымянный и безликий служитель аби-хайят, и ты, фальф Терц Децимоль из Гудальданна! – неизменно столкнемся здесь с Ограничениями Действующего Закона, это неминуемо!

Нас ждет то, что Закон делает невозможным воплощение нашей Абстракции в той форме, в какой она воспринималась нами изначально. Но что нас привело?

И откуда нам принимать себя как существ, которые начали свое существование, если не с рождения Абстракции в Уме?

Ибо мы ищем эту Абстракцию здесь, но ее место занимают здешние Законы и мирские Порядки.

Со смертью или замещением Абстракции мы полностью теряем Путь назад к Себе!

В далеком-далеком прошлом наши учителя мушаафиры посредством соприкосновения и трения их направленных наружу Воль могли выделить из Филактери Пузырь.

Мушаафиры настраивали свой Пузырь, как Желали того, извлекая из Закона, Действующего в Камкарре, необходимые Связи, так что Пузырь являлся объединением их Воль и воплощением Замыслов.

А внутри него мушаафиры творили подобия мирозданий, где сохраняли свои Абстракции с той целью, чтобы моментально вспомнить свои Пути, если забудут.

После чего их Умы погружались в Незримый для нетренированного Глаза Пузырь, сотканный из настроенных и отрегулированных Связей.

И когда Умы мушаафиров наполняли Пузырь изнутри, он окрашивался в разноцветные оттенки.

Мушаафиры умели пребывать внутри своих пузырей сколько угодно долго, но никогда нельзя было с уверенностью знать, сколько наверняка они пробыли там.

Потому как внутри пузырей, где мушаафиры творили для себя свои абстрактные мироздания и сами определяли, какие Законы и Связи допускать там, а какие ограничить или отлучить, там время ощущалось иначе, чем здесь, ибо материя их Умов изливалась в пузырь по струе Воли, частично отделяясь от их Малых Смертных Тел.

Более того, мироздания в пузырях зачастую являлись непригодными для жизни ничьей, кроме их творцов.

Но иногда миротворцы допускали туда множество иных существ, которых переправляли в свои миры различными обходными тайными Путями, чтобы, например, спасти от гибели или вымирания. Однако же это не отменяло для них смерть!

Нельзя вырвать Движущиеся Колеса из Филактери, нельзя отделить Пространство от Пустоты, Жар от Огня!

А тот, кто пытается сотворить подобное, не сумеет избежать того, чтобы унести вместе с ними и Огонь Изначального Закона!

Ибо Закон начинает действовать, а его Огонь распространяться немедленно, если пытаешься применить свою Абстракцию к ограничениям и владениям Движущегося Колеса, иными словами все, что ты сотворишь – будет оставаться только Камкаррой, ложным подобием в отражении Филактери, но не самой Филактерью, нет!

Хотя мушаафиры и изливали материю Умов своих в пузыри, эти пузыри никогда не отлучались от Филактери, они существовали по ее Законам, пусть и допускалось вольное толкование этих Законов в Малом, однако Высшие Законы Филактери нельзя перетолковать под свою нужду, это не изменит их Сути…

Терц Децимоль пересказал Марраку слова аби-хайят, а затем извлек из мешка, с которым пришел к Храму Нубенея, темно-синий окаменелый шар.

– Вот что случается в конце концов с их Пузырями, с их Умами, – сказал Марраку Терц Децимоль.

Он взвесил темно-синий бесцветный окаменелый шар, на котором даже не играли отблески света.

Маррак протянул к нему ладонь, и Терц Децимоль перепоручил шар Марраку – тот ощутил, что сфера, кажущаяся тяжелой, на деле совершенно невесома, будто воздух.

– Вот Сумрак, который растерял свои Свойства, – объяснил Терц Децимоль, хотя и сам не понимал, что это значит.

…Когда аби-хайят и Терц Децимоль отправились по тропе от тайномола, аби-хайят привел фальфа к святилищу в роще, где на алтарь были возложены вот такие сферы, оставшиеся от мушаафиров, что покинули здешнюю Камкарру и отлучились от ее Законов.

– Они истощили свой Сумрак, который содержал их в плену в Уме Рахакара! Это Даровало им Свободу.

Аби-хайят сказал фальфу, что если он нуждается в успокоении, то ему следует поторопиться с тем, чтобы рассеять сформировавшийся барьер и провел рукой, совершая опоясывающее движение:

– Здесь, да, здесь…

Для совершения этого аби-хайят направил Терц Децимоля в одиночную келью их тайномола, где фальф по предписанию служителей произносил сложные звукосочетания, вибрации которых пронизывали его тело и ум.

Когда же он завершил назначенное, то вышел из краткосрочного затворничества своего, а затем на несколько месяцев слег с лихорадкой, ибо последовало рассеяние остаточных форм барьера и излилась на свободу сдерживаемая энергия.

Когда же ему сделалось лучше, аби-хайят и Терц Децимоль вновь отправились вдвоем по тропе в горы.

– …только тому, кто идет путем аби-хайят, – сказал служитель, – открыт справедливый взгляд на то, что существование мирозданий, отделенных от Филактери, неосуществимо, ибо только Филактерь содержит в себе то Истинносущее, что более не содержится нигде!

Светоносная форма мушаафиров и мы, аби-хайят, никогда не предпринимали попытку Строительства Изолированных от Филактери Мирозданий, а индивидуальный взгляд на мир – это всего-навсего кривое зеркало иллюзии, которой недоступно воспринимать Филактерь в ее ослепительном Единстве.

Филактерь – это наше Прибежище, восприятие ее сравнимо с ощущением того, что ты находишься за стенами нерушимой крепости, что ты защищен высшей Силой, которая не ограничивается никем и ничем.

…По словам аби-хайят, я, Терц, Децимоль, не сумею воспринимать Филактерь в Единстве, ибо еще никогда не принимал Участия в Истинных Делах Наивысшего Тела Совершенного Учения, которому одному наравне с Хатхагатой доступно восприятие Цельной Нерасколотой Филактери и ее Даров.

– Однако твой срок, фальф Терц Децимоль, – сказал ему аби-хайят, – уже близится к крайнему.

И время твое истекает, потому ты направился в наш тайномол для успокоения у Высшего Мушаафира.

Знай, что мушаафиры никогда не учили аби-хайят задерживаться подолгу в Убранствах для Тел наших Истинных, сколь бы красивы эти Убранства не были и сколь сильно мы не привязались бы к ним!

Мушаафиры учили нас пользоваться Телами как Учением, которое дано нам самим Хатхагатой. И воплощать его в жизнь.

Ибо лишь только употребленная в Учение Жизнь не прожита зря, и Тело такой Жизни есть Чистое.

И мы обязуемся возвращать Добродетельный Огонь нашей Камкарры в материи Движущегося Колеса, порожденные Здешними Законами его, ибо из материи происходят Убранства Тел, туда же и вернутся:

– Прах к праху, как говорят.

Я скажу тебе здесь, сын фальфов Терц Децимоль из Гудальданна, аби-хайят стремятся к тому, чтобы возвратить свои Убранства Ожившего Праха во Прахи Земли в подобающем Обличье, преобразив их прикосновением Силы.

– Но… зачем? С какой целью…

– Мы, босоногие аби-хайят, ступаем по Земле осторожными шагами повсюду, куда бы не направились, не производя лишнего шума здесь, мы бережем и охраняем Землю повсюду, где живем.

Как бережем и охраняем Тела свои, ибо они часть Земли.

Мушаафиры и наш коренной Учитель Скагеррак научили нас наносить защитные знаки, руны и иероглифы, которые пробуждают Древние и Дремлющие Силы, заложенные в Активе самой Природы.

Мушаафиры поспособствовали восстановлению целостности природы, вернув силу утраченным связям и запустив старые благотворные реакции.

Но не все то, что мушаафиры принесли в Камкарру, было способно тут к воспроизведению физически, нет, некоторые их абстракции были сложны и многомерны.

Однако стремление к совершенству, заложенному в идеях и идеалах, и замыслах, да, стремление к этому застывшему совершенству прослеживается во всякой форме, которой они коснулись.

Был период, когда мушаафиры сделались кровью и плотью, а свет потускнел в них, тогда они постигали взаимосвязи и взаимодействия иными методами, практикуя раннюю смерть, умерщвляя себе подобных.

А в пищу мушаафиры употребляли исключительно травоядных зверей, оленей, лосей, лам или рыбу, но само умерщвление для них оставалось настоящей церемонией, проводившейся в благоговейном молчании и пронизанной возвышенными ритуальными смыслами, а всякое употребление мяса в пищу являлось восторженным и в то же время глубокомысленным пиршеством, где мушаафиры делили с природой дары и знания ее.

Мушаафиры всячески старались сберечь природу и окружить себя ее великими дарами, ибо только через Землю они могли возвратиться туда, откуда пришли.

Подобно мушаафирам периода плоти и крови аби-хайят теперь живут и рождаются, чтобы помогать природе, защищать Землю, потому что Земля – это наше кладбище.

А Чистота Земли здесь – это наш Выход в Чистоту Большую, которая за Пределами Земли!

В ее Малых Формах мы схороним Убранства свои преображенные, ибо от Малых Форм получили их.

В случае же сошествия чистилищного Пламени в момент Вознесения наши Убранства обращаются в Дух, который изначально даровал тут для Малых Форму…

И Терц Децимоль рассказывал Марраку о том, чему его научил аби-хайят.

– Для мушаафиров, как и для последователей учения их, первостепенную роль играет соблюдение чистоты окружающего их мироздания и мироздания внутреннего, ибо то, что Осквернилось и подверглось Порче в Сущности своей оскверняется и портится, а потому более не является Зеркальным Отражением Изначальных Сил.

А значит, не является и Выходом из Зеркальных Лабиринтов Ложной Филактери и ее Камкарр.

У аби-хайят существует предание о Сумрачном Мушаафире, который явился в Древние Времена.

Он по собственной воле вошел в Сумрак, когда тот был Осквернен и находился во власти Больших Форм, они поработили его, взяв его Силу.

В ином обличье и под иным именем Сумрачный Мушаафир возвратился в здешнюю Камкарру много лет позже.

Тогда Камкарра порождала волей Больших Форм минерал, известный как Сумрак.

Минерал этот порождался Землей, но не был сформирован в ее недрах.

И через этот коррумпированный минерал Земля под ногами и даже небо над головой неестественно обезобразились, Земля была непригодна для умирающих, однако Сумрачный Мушаафир совращал блуждающих предаваться смертному уделу.

Сумрак же использовался Ложными Господами из Больших Форм, которые наполнили его собой.

И через Сумрак они наполняли атмосферу семенем ложной жизни, которая хуже смерти, они подчинили здесь Законы, а через них и Камкарру – и смердящие выделения темного минерала раскалывали мякотную плоть попорченной земли!

Малые Формы совращались ложными Учениями, каждый Аспект Тела Совершенного Учения отдалялся от Камкарры.

Одно отражение подменяло другое, и Умы Малых Форм были заперты в Зеркальном Лабиринте.

Убранства их Тел сочились нечистотами, а Сумрачный Мушаафир в испачканных обносках блуждал по Земле, совращая сломленные народы.

Они не умели возвращаться в Чистую Землю, их грязные Умы Служили тем Идолам, которых они сами сотворили…

И в конце речи аби-хайят обратился к Терц Децимолю, сказав такие слова:

– Ты знаешь, фальф, что мушаафиры являются к тому, кто взывает к ним, дабы даровать ему безболезненную и спокойную Смерть среди Высшей Чистоты, отделить Дух его от Убранств его, сопроводить Истинносущее Тело его к Сиянию Изначальной Филактери, а не к тому ложному отражению, захваченному Движущимися Колесами Камкарры!

И мне ведомо, фальф, что и ты, подобно старым и больным от народа твоего, пришел сюда с тем, чтобы искать проводников… туда!

Сумрачный Мушаафир творил противоположное тому, чего ты ищешь здесь.

Высший Мушаафир, чье имя Хатхагата, высший хозяин здесь и высший гость! Он творит то, что ищешь ты.

К нему идут фальфы и брусбарты, даже звери, состарившиеся и больные, не способные более охотиться, каждый приходит умирать в свете высшего Мушаафира, ища для себя покоя и освобождения Духа от Тьмы Закона!

Однако находятся и те, что по сей день для себя ищут покровительства Сумрачного Мушаафира.

Пойми, что это те существа, которые Желают сохранить на Будущее свои Отражения среди Больших Форм – они ищут Будущего Воплощения здесь для Себя!

А чтобы воплотиться им, они ищут для себя Служителей, готовых пожертвовать им Силу!

До тех же пор отражения Сумрачного Мушаафира, Больших Форм и последователей их остаются запертыми, как в шкатулке с фальшивыми драгоценностями, в неизрасходованном Сумраке, здесь, в Камкарре! В нашей и иных.

А преобразовать Сумрак способно только прикосновение истинной Силы!

Потому мушаафиры и отлучились от Камкарры, ибо они есть здесь те, кто Порождают Сумрак и Опасности Его.

Они имеют в себе Знание, которое – есть Сумрак, и они хранят запертые и запретные Сокровищницы внутри Себя!

Когда же аби-хайят договорил это, то замолчал и вернулся в тайномол, а Терц Децимоль следовал за ним.

В ту же ночь Терц Децимоль был разбужен одним из аби-хайят, который тайными путями сопроводил фальфа из тайномола.

В застывшем воздухе стояла абсолютная тишина, однако вскоре среди звука собственных шагов и сердцебиения Децимоль услышал отдаленные яростные голоса, тогда он нагнал аби-хайят, чтобы спросить, что случилось в тайномоле?

Но аби-хайят не стал отвечать Терц Децимолю, а только поторапливал его.

Но Децимоль, кажется, знал, что происходит в тайномоле.

Когда же аби-хайят сопроводил его, он встретился с тем, кто учил его и рассказывал ему о Сумрачном Мушаафире, о Высшем Мушаафире, о Чистых Землях… и тот улыбнулся Терц Децимолю.

Он сказал, что те, кто пришли в тайномол…

– …убьют здесь каждого аби-хайят, но не найдут того, чего ищут!

Терц Децимоль спросил, что ему сделать для них?

Но аби-хайят прервал его, сказав:

– …прятаться, а затем уйти и не возвращаться в Гудальданн, – на подробные объяснения времени не оставалось и Терц Децимоль послушался аби-хайят.

– Прячься здесь, да, они не найдут тебя!

И, прежде, чем уйти, аби-хайят изрек следующее:

– Пойми, фальф, твоей вины нет здесь!

Я хочу, чтобы ты обрел успокоение и был Благословлен Высшим Мушаафиром, потому я говорю так – не брезгуя, ступай босоногий, как аби-хайят, по всякой почве и по воде, по горячей ли, по холодной ли, по мягкой ли, по твердой ли, усеяна ли она шипами или же крыта шелками, растут на ней цветы и травы или же грудятся кости и черепа мертвецов, и даже по той земле ступай босяком, что будет пропитана нашей кровью, это будет твоей Добродетелью, иди вопреки тому, что тебя гнетет!

Ибо Земля это Голова Высшего Мушаафира, а существа ее это воплощения Замыслов Его!

И если Действия и Поступки нас, сбитых с толку, будут противоречить Замыслам Его Благородным и нести вред Земле, обезображивая ее, то Подложный Разум Высшего Мушаафира будет окутан Головной Болью, и мы потеряем связь с ним, а он утратит связи со всеми нами!

Потому иди босоногий, ощущая Землю под ногами как живое существо, не брезгуя нечистотой здесь…

И когда Терц Децимоль услышал эти слова, то погрузился в странное состояние.

И, выйдя из него, он покинул тайномол, усеянный трупами аби-хайят, направившись прочь от Гудальданна, далеко-далеко.

Так он пришел к Храму Нубенея, куда его привлек дым погребального костра Маррака.

– За каким же проступком своим ты ощущаешь вину? – поинтересовался у фальфа старый брусбарт.

Прежде того Терц Децимоль коротко обмолвился, что родился и вырос в Гудальданне, в левом новосветском получашии.

Покидая же Гудальданн он знал, что в городе по затее фальфов-фанатиков зреют антихайятские настроения.

Хотя сам Децимоль даже не подозревал, что они столь скоро обретут смертоубийственное обличье.

– Не знаю я, известно ли тебе, учитель Маррак, какую роль в становлении культуры и мировоззрения фальфов сыграли мушаафиры?

Однако теперь я скажу лишь кратко о том, что фальфы – страшатся смерти!

Это проклятье нашего смертного рода, да, это проклятье, ведь жизнь наша столь коротка!

Я, Терц Децимоль, ибо того требовало мое участие как Члена Единого Тела Великой Единственноистинной Экзархали, ибо я был Глазами и Ушами Тела, и обязывался знать языки, знать легенды, отделять ложь от правды, и я прочел немало книг, среди которых были и древние труды и современные, но среди прочих в память мою врезалось описание контаминации народов правого и левого получаший.

Когда мушаафиры странствовали по миру, то фальфский народ, темноволосый и темнокожий, повстречавший их впервые, этих светоносных, чистых и благоденствующих существ, воспринял их как свою утраченную половину и возжаждал ассимиляции, слияния с ними!

Мы, фальфы, желали перенять высшие их свойства, заменив ими низшие наши!

Ибо мушаафиры представлялись прародителям нашим как Осколки народа фальфов, с которыми мы однажды разошлись – но самой Участью нам предназначено и продиктовано было восстановить единство свое, целостность свою и полноту Жизни, дабы слиться с ними и войти в Царство Сновидений и иметь возможность глубинно воспринимать материи и отражения, запечатленные в высших просторах Филактери!

Разумеется, проповедовавшие подобное слияние фальфы подразумевали под этим Слиянием только лишь Слияние Умов и Участей двух народов, а также пути эволюций их, то есть развития Духовного и материального.

Но среди фальфов находились и иные, кто были враждебно настроены к представителям Спящих Рас.

Однако сейчас речь моя не о том, ибо я говорю так!

Когда явились первые мушаафиры, у них здесь уже было имя Гостей, данное брусбартами, отсюда и имя мушаафиры их.

Брусбарты приняли их за божеств, ибо мушаафиры принесли в Дар ранним брусбартам и фальфам свои Умы и Участи.

Да, и Дары их были невиданными, и это изменило нас и наши пути.

И брусбартские верующие описывали мушаафиров как существ, сотканных из Сияния Сакеллария, кои не состарятся и не умрут, а чище и святее их Убранств не существует вещи на белом свете!

Но то было давным-давно, затем мушаафиры покинули мир…

А продолжателями их сознания здесь остаются Хранители Знания, немногочисленные и рассеянные по Зиярефу аби-хайят.

Они проповедуют учение мушаафиров, но ему противостоят фальфы-фанатики и брусбарты-идейники, утверждающие, что аби-хайят и их божества мушаафиры – проповедуют Смерть и Небытие как высшую Драгоценность, а Жизнь для них есть Упадок и Бремя!

К мушаафирам, а теперь к аби-хайят, приходят те, кто слабы и стары, и больны, чтобы искать Успокоения в Смерти.

И этим фальфы-фанатики оперируют, обращаясь к своим последователям, над которыми фальфская природа возымела темное господство.

Они объявили аби-хайят и мушаафиров Посланниками Смерти, которые пришли из тьмы, облеченные фальшивым сиянием, полумертвые чучела на нитях застаревшего света, соблазняющие фальфский народ смертью и популяризующие ее, культивирующие ее изображение, представляя ее как благодать!

– …аби-хайят Учат, что Смерть есть Благо, что мы живем среди Отходов Жизнедеятельности, Отработанных Шлаков Духовного мира, всего того, что в Высшей Чистоте было отторгнуто и отвергнуто, и не принято! И они умерщвляют наших заблудших сыновей и дочерей, нечистых духом и смущенных, извращенных и больных! Но должны ли мы определять самих себя через слабейшего и склоняться к воле тех, кто омрачен недугом и обезумел, кто сбился с пути?

Я отвечаю, нет! Ибо я Отец, что Защищает своих Сынов, я, противник новой мортальности, провозглашаю их учение Злом, в котором воплощен лик нашего исконного Врага – Смерти, Смерти бессмысленной, противной фальфам!

Аби-хайят же умерщвляют нас с благородными улыбками на желчных устах, соблазняют наших сыновей и дочерей смерторадостными ритуалами своими и проповедуют для нас смерть! Мы, чья жизнь столь коротка, должны ли стремиться к Земле и Небытию до назначенного срока?

Должны ли мы искать для себя Лживого Благословения их Высшего Мушаафира, их бесчувственного и омерзительного божества!

И кто мы есть, чтобы самовольно определять Срок, ибо он был назначен Свыше!

Фальфы-фанатики объявили, что культ смерти мушаафиров и учеников их аби-хайят это уродливая и надменная церемония умерщвления животных и целых народов, лицедейство под видом знания, разыгрываемое, чтобы сбить с пути слабых волей, нечистых нутром и больных разумом, а Учение их фанатики нарекли Учением Смерти, учением о новой мортальности, а свое Учение, противоборствующее ему, видели как антиморальное.

Оттуда фанатики стали стремительно развивать свою философию, сопротивляющуюся господству мортальных настроений среди народа фальфов, они стремились опошлить учение мушаафиров, основанное на благодеянии поддержания чистоты и непорочности, чтобы вернуться в природу.

Но нам, фальфам, не нужна была природа, какой мушаафиры и аби-хайят проповедовали ее, неприрученная и чистая, нет.

Смертные, мы желали остановить мир вокруг себя, но он продолжал свое движение по отшлифованному кругу внутри нас!

И наша жемчужина, наш перл духовный отражал мечущиеся и заточенные формы, движущиеся вокруг нас и слепящие нас!

И мы оставались смертными, мучающимися бессонницей и головной болью, страдающими, опустевшими, хотя наши прародители и предшественники блаженствовали, лучистая энергия пронизывала их тела, укрепляла и сращивала кости, формировала водянистую плоть полнокровных существ!

Они не ведали старения, их единообщный дух возвысился над гниением, ибо они не искали взаимосвязей между первоэлементами, и законы не распространялись на их непокоренные и воздвигнутые над примитивной смертью умы!

Однако мы, правнуки их, продолжатели их, грабили, жадно и безрассудно, грабили природу, устремившись к материям, сковывая себя законами и знанием, мы развивали его формы, наименовали их, мы, фальфы, крали и опустошали, расхищали сокровищницы повсюду, где только возможно это сделать, преследуемые тенью собственной смертности, мортальности, небытия и неполноценности! Замкнутые в порочном кругу рождения и смерти, в состоянии слепого бодрствования, а в промежутке прилагали неимоверные усилия к тому, чтобы подчинить, взять под контроль свой каждую деталь! И устремления наши воплощались в таких формах знания и направлениях мышления как геометрия, архитектура, генеалогия, демография… – о, ужасающие слова эти!

Я, Терц Децимоль, и мы, фальфы, все глубже замыкались в себе, не желая иметь ничего общего с окружающей нас первозданной природой, мы изолировались от внешнего мира за каменными и обезличенными фортификациями наших темниц пожизненной бессонницы, и колокола наших врожденных талантов глухо стучат в мертвых и глухих к музыке стенах, нашими женщинами овладел порок, а мужчинами апатия и импотенция, наши жизни коротки и потеряны!

Они начинаются и обрываются совершенно непредсказуемо, как вспышка молнии в оглушительной ночи!

И я, будучи фальфом, ощущаю в себе самом устремления те, случайным наследником и служителем которых стал против воли, которую они захватили здесь и сковали смертными цепями, о, ужас, безумие!

Бессмысленность познания, напрасность трудов наших прародителей, они желали упростить все сущее, оторвать ограниченный лоскут от великого одеяла, упрочить его и увековечить, втиснуть в рамки, сделать застывшим куском, чтобы его не касалось ни время, ни пространство, ни законы…

Они желали упорядочить и стабилизировать высшие вещества в формах, которые благоприятствуют их существованию, их наслаждениям – но все тщетно!

А фальфские календари, замкнутые на круговороте времен, вымерли через тысячелетия подобно древним существам, как и все наследие, которое было для нас предназначено близорукими предшественниками нашими, вымерло вместе с ними!

Стремящиеся к совершенству, мы никогда не достигаем удовлетворения, все остается невоплощенным нами, все застывает на пике всевозможных несотворенных совершенств в блеске и дымке среди холодной темноты бесплодных идей, наши связи с мирозданием ослабли, музыка больше не звучит, а та, которую мы слышим, не более чем обезумелая какофония, мы слышим звуки камней и деревьев только когда стучим по ним долотом или проходимся пилой!

Жизни наши слишком коротки, наше миропонимание основывалось на учениях предков.

Но они устарели, основанные на движении планет-фонарей тысячелетней давности!

Прародители наши собирали Золотые, Бронзовые и Серебряные Ключи от всех Царств Природы и ее Хранимых Тайн, и прародители перепоручили нами эти Ключи, чтобы мы отыскали и отперли ими подходящие Замки!

Наш род был призван для порабощения природы, отперев ее Сокровищницы и Сундуки, мы приняли бы в собственные переполненные амбициями Сердца ее тайны и знания, и пути, те, что принадлежат нам по праву – но не были переданы нам, как прочим народам, рожденным полноценными для того, чтобы воспринимать все!

Мы, фальфы, должны были взять наши Дары, чтобы погрузиться в Сон и тем обессмертить себя!

Но и по сей день мы вынуждены живописать сновидения других, для кого открыты Врата в Царства Сновидений!

Мы вымерли, устарели, огрубели в бесчувствии своем, как уже погасшие планеты-фонари, которые продолжают вращаться так, как предопределено для них было свыше, но кем?

И зачем?

Я, Терц Децимоль, зрел одежды проповедников и слушал их изречения, несколько лет назад эти фанатики начинали как небольшой агитационный блок, агрессивно занявшийся распространением тематических буклетов, содержание которых опорочивало мушаафиров, Учение их и тех, кто ему следует.

Мушаафиры описывались как существа неестественные и бесчувственные, в которых даже великий памятник фальфского искусства не способен пробудить никаких ощущений, кроме тоски из-за неизменности его природы!

Они, эти заблудшие духи, с их якобы прозрачной душой и телом, в котором мы можем разглядеть переплетения их ветвистых костей!

Они, эти безжизненные нездешние твари, представили себя Держателями высших чувств, олицетворением самого Сияния Сакеллария, вышли из тьмы, тут же принявшись соблазнять нас красотой и притворным благом их ритуальных убийств и жертвоприношений!

Они, сияющие мушаафиры, стремятся к Смерти и в ней видят единственное освобождение, естественную и единственную возможность возвратиться в мертвую утробу их Земли!

Я, Терц Децимоль, безвольный фальф, безголосый Слуга Экзархали, видел, как распространяется влияние фанатиков на народ!

И видел в живописуемой ими картине собственный Портрет! И понял, что они описывают себя!

Из незначительного подпольного агитационного блока, члены которого вынуждены скрываться по причинам проповедуемой терпимости, они стали заметной прессинг-кооперацией с множеством щупалец. Настроения их овладевали теми, кто опасался за жизни своих сыновей и дочерей, за семьи свои, за культурное наследие фальфского народа, за будущее нашей расы, в конце концов.

К ним проявляли сочувствие и финансировали их деятельность богатые коллекционеры, их влияние росло!

Я сделался Глазами и Ушами Великой Экзархали, что противостояла им, фанатикам!

Служба и положение требовали от меня беспрекословного подчинения экзарху, молчания, послушания и дисциплины, требовали от меня знаний, которые я употреблял, и я был направлен в тайномол аби-хайят, чтобы шпионить за ними там…

– …но я, Терц Децимоль, предчувствуя то, что грядет, не предостерег служителей тайномола об опасности!

Маррак смотрел в темные глаза фальфа, а затем поднялся и шаркающей походкой направился в кладовую Храма, откуда принес, сунув подмышку и обхватив его рукой, пиротехническое изделие в красочной обертке с разноцветными звездами, а в другой же руке держал миску с зажженной свечой.

Маррак поставил ракету перед Терц Децимолем и сказал, чтобы он зафиксировал ее в направляющей трубе для запуска фейерверков, а фитиль поджег.

– Но для чего этим заниматься? – спросил фальф.

– Это, знаешь ли, тоже вид Добродетели!

Терц Децимоль сказал:

– Ибо Пояс Горизонта – есть мольберт мой, а свод небесный – холст для красок…

И они зафиксировали ракету в трубке, к которой был подсоединен незатейливый механизм, Маррак покрутил рычаги, задав угол запуска, а Терц Децимоль зажег фитиль, оба отступили подальше.

И ждали, фитиль наконец прогорел, вспыхнуло что-то… но неудача.

Маррак выругался по-брусбартски, затем стал гадать, испортились ли за годы простаивания соли хлорных кислот или отсырели опилки сернистых соединений сурьмы, а может, владыка Дыхания Сааддиф не благоволит им сегодня?

Маррак провел следующий период времени между механизированным Вдохом и Выдохом за тем, что приобщился к Дыханию, а выйдя из него, возвратился к Терц Децимолю.

Но фальфа не обнаружил. Зато услышал, как блеющие звуки издают неподалеку козы, и в курятнике шумят куры.

Маррак прошел в комнаты, где на соломенной циновке, сложив ладони на животе, недвижно, со смеженными очами, лежал Терц Децимоль безо всякого выражения и напряжения на темнокожем лице.

Маррак немедленно понял, что фальф – умер, но испугался тому, что не знал, как похоронить его.

Однако Маррак поразмышлял о словах фальфа. Из кладовой он принес лопату и ушел за стены Храма.

Храм Сааддифа располагался на отколовшемся от безжизненного с виду плато останце, дальний от полярного круга край которого, казалось бы, соприкасался с атмосферами иного порядка, чем здесь. Там, на хорошо освещенном и доступном ветрам участке, обращенном к центру мировой чаши, воцарялась жизнь, словно кто-то прошелся кистью несколько раз и яркими красками по непросохшему слою выкрасил с одной стороны монументальный бок отколовшегося останца, в узоре которого то там, то тут проступали обесцветившиеся окаменелости стволов и листьев лжедендрона со спиральными рисунками и кратероподобными промоинами.

Маррак крошечной фигуркой вырисовывался на вершине останца, порожденного гигантоманией умалишенного художника.

Вдоль вертикальных молниеподобных трещин в породе сгущались и пестрели златокудрые цветки драхмы мотыльковой, паразитарной самдзиафской пячиги желтоглазой и невольника обыкновенного, и еще множества иных, красных, белых, фиолетовых цветов, чьи семена и споры пропутешествовали в воздушных потоках и прижились здесь, на этой естественного происхождения колонне.

Из увековеченных трещин ее вспучивался мхоподобный безнебесник веруламский, опадая на несколько десятков верст вдоль отвесной стены, словно по спине Сааддифа, темно-синим бархатистым плащом изящного покроя.

И Маррак, наклонившись над краем, ощущал пришлые прохладные ароматы и дуновения, видел внизу протянувшиеся бесформенные лоскуты, напоминающие мягкую фактуру ручной выделки.

Маррак расколол твердую почву, выкопав яму необходимой глубины, а когда потемнело в небе, и воздух переменил окрас, он переместил на тележке тело Терц Децимоля, завернутое в оранжевую ткань, опустил фальфа на дно ямы и похоронил.

Возвратился в Храм, поставил лопату в кладовой среди старого запылившегося инвентаря и дождался, когда Дыхание Сааддифа возвестит для него уход на покой.

Затем расположился для сна в просторном зале, что во Лбу Сааддифа. Там Маррак смежил веки и уже не пробуждался вновь.