Тёмной облачной ночью к высокому кирпичному забору тюрьмы с чёрным полукругом ворот, подъехала автомашина. Когда она очутилась во внутреннем дворе, охранники выпустили из неё трёх людей. Один из них, высокий в светлом пальто, был бледен тем нездоровым цветом гриба из подполья, который говорил о нарушении функций организма. Он сутулился, плечи его обвисли. Ноги человек переставлял тяжело, сгибая их сначала в коленях, затем чуть падая вперед, так что временами спутники брали его под руки.
И хотя ему был прочитан приказ об аресте, и он машинально расписался на ордере, до сознания человека ещё не доходило то, что с ним произошло.
В полное нарушение тюремных правил его не обыскали, не опросили, не произвели записей в учётную карточку, не провели в баню и не переодели, а сразу отвели на второй этаж в камеру № 40.
Язин приказал охранять этого человека самым тщательным образом, и поэтому Кривцов и Сергеев, два работника БОРа, вошли вместе с ним в четырёхместную камеру.
Вскоре больной лежал под одеялом.
Только сейчас он, видимо, понял, где находится. Посмотрев на толстую решётку окна, на людей, сидевших рядом, он испуганно расширил тёмные глаза и попытался приподняться на локтях.
— Воды! — едва слышно попросил он и, запрокинув голову, упал на подушку.
Сергеев постучал о круглый глазок железной двери.
— Просят воды, — распорядился он, и вахтёр кинулся выполнять.
Приказ начальника тюрьмы говорил, что любая просьба из камеры 40 должна быть удовлетворена немедленно.
Поздно ночью Язин сидел в кабинете, размышляя, зачем Волков на долгие часы уединяется в тайной пещере. Уже в который раз полковник сравнивал отпечатки пальцев, приведённые Шустовым из Верхнего Камыша, и отпечатки пальцев Волкова, добытые из его избы. Они полностью совпадали.
В том, что Волков — замаскированный иностранный разведчик, Язин был убеждён незыблемо. Но связан ли он с Главураном? Не угодила ли в сети БОРа посторонняя рыба? Слежка за Будиным убеждала в обратном.
Представляя, как Шустов в ледяной воде полз по узкому каменному горлу, Язин испытывал гордость за своих скромных помощников.
— Как здоровье Шустова? — спросил он секретаря в диктофон.
— Температура 40,8. Острое воспаление лёгких.
— Будут ли к утру розы? — спросил Язин, зная, что дактилоскопист — садовод и страстный любитель роз.
— Да.
Полковник опять углубился в пачки блестевших глянцем дактилоснимков. Бесчисленные извилистые линии, напоминающие волокна древесин, образовали дуги, дельты, завихрения, извивы — те сложные неповторимые узоры, которые делают непохожими отпечатки пальцев разных людей. «Пальцы большие, плоские, — читал Язин дактилохарактеристику на Волкова. — Тип пальцевых узоров — дуговой, вид — шатровый...»
Достав свои записи, Язин прочёл: «Измерение пальцев по методу Пучкова говорит, что у неизвестного толстые, массивные пальцы с мозолью на левом указательном пальце». Однако ни один снимок из заимки и пещеры не показывал, что у Волкова есть мозоль на левом указательном пальце.
Все эти дни Язина мучила также загадка истошного воя. Учёный-зоолог, которого посетили Язин и Смирнов, расспросив о характере вопля, допускал, что они, скорее всего, слышали шакала, но категорически утверждал, что в бассейне Алмана и дальше на юг нет ни гиен, ни шакалов.
Неразрешённая тайна досаждала Язина тем назойливее, что он по складу своего ума и характеру работы не терпел ничего необъяснимого.
Было уже совсем светло, когда Жуков принёс папку с протоколом допроса Козлова.
Вначале Козлов запирался, но когда ему предъявили фотоаппарат «Кодак», замаскированный под ФЭД, телеобъектив и плёнку со снятыми на неё людьми Главурана, Козлов понемногу стал раскрывать детали своей работы.
Четыре скупых страницы допроса говорили, с каких пор Козлов фотографировал Главуран, докладывали о 3 000 рублей ежемесячной платы, о приказе не отходить от окон, начиная с 12 июля, о Карамазове — человеке с низкими надбровными дугами.
Солнце поднялось ещё выше, когда Язину доставили материалы по идентификации Ольги Павловны Зариной и Татьяны Сергеевны Дорофеевой. Вошёл Жуков и, зная, что особенно интересует Язина, подняв над головой руку с бумагой, сказал:
— С Верхнего Камыша!
Отправив людей следить за заимкой Волкова, Язин распорядился, чтобы они слали по радио регулярные сообщения о передвижениях Волкова. Очередная радиограмма говорила:
«Верхний Камыш. 6.05.
Бакенщик в лодке. Гасит фонари. Посетителей не было. Людей в зоне нет.
Курков».
Ночной визит Будина на Верхний Камыш также не ускользнул от наблюдателей Язина, и на Ростовскую уже поступило сообщение о нём. Однако никто из наблюдателей не знал в лицо Будина. Темнота и собака бакенщика затрудняли слежку. Всё же, когда около часа ночи Будин и Волков, крадучись, вышли на берег, радио информировало Ростовскую, куда направилась их лодка.
Высадив Будина чуть выше водопроводной станции (где его, наконец, опознали), бакенщик взял обратный курс, и вскоре его лодка слилась с чёрной водой Алмана.
Именно этого звена недоставало Язину! Выходило, что бакенщик Волков — замаскированный шеф Будина, того Будина, который встречается с Нежиным. Стало быть, плёнку с фотографиями страниц журнала следовало искать на заимке! Большим усилием воли Язин подавлял торжество — опасное для контрразведчика чувство.
Полковник по радио вызвал Власова, старшего по слежке за Будиным. Язин знал, что никто лучше маленького плотного Власова не выследит человека на улице, в здании, в самом людном и, что особенно трудно, в самом пустынном месте. Но сейчас полковник не был уверен, что даже Власов не упустил Будина.
Глядя в карие плутовские глаза своего подчинённого, Язин спросил:
— Где Будин?
— На квартире. Вошёл вчера в 4.30 дня, с той поры не выходил. Дверь и окно под наблюдением.
— Вы уверены, что он на квартире?
— Решительно, не будь я Власов.
— Вы уверены, что именно Будин вошёл вчера на квартиру?
Власов почувствовал, что теряет уверенность.
— Мы арестовываем Будина, — раздельно и веско произнёс Язин. — Добейтесь через Жукова санкции, и если человек под вашим наблюдением — действительно Будин, арестуйте его. Стрелять только в ноги. Если не Будин — рассеяться по городу и искать его всюду. Берите столько людей, сколько потребуется. На всякий случай, передайте мой приказ в лабораторию — отпечатать тридцать фотографий Будина, размер 6 на 9.
Пробило 10 часов утра. Теперь Язин мог отвезти розы в больницу.