32. Последняя встреча

Ярко-малиновый закат занимал полнеба, отражаясь во всей шири реки. Вода пылала. Но человек на катере не замечал ослепительных красок. Он всматривался в бе­рег, откуда должен был появиться Нежин.

Нежин пришёл поздно. Он твёрдо решил, что сего­дня — последняя встреча с Будиным. Высокие гонорары, неисчерпаемый запас денег, остро нацеленные вопросы Будина — всё это пугало Нежина, вызывая в нём недоверие к ученику знаменитого Никольского. Пугал и мрачный блеск, иногда мелькавший в глазах Будина. Вадим уже в который раз успокаивал себя: «Николай Никола­евич — учёный, живет в Москве. У него высокая зарпла­та, поэтому и не дрожит за копейку».

И всё же Нежин чувствовал безотчётную тревогу.

Недружелюбие Зариной, с которой он только что ви­делся, вызов к майору Ганину, смутное воспоминание о подписанных у Будина бумагах — всё это было связано между собой. И Нежину казалось, что над ним висит огромный камень, который вот-вот обрушится. Если се­годня он шёл на встречу с Будиным, то только для то­го, чтобы решительно отказаться от дальнейших кон­сультаций.

Усевшись на корме катера, Нежин спросил:

— Ваш?

— Товарищи по заводу одолжили, — и, заведя мотор, Будин дал полный газ. — Собираюсь уезжать. Хочу про­катиться с вами в последний разок.

Нежин не уловил скрытой угрозы в его словах.

Неожиданный отъезд кандидата наук был на руку Не­жину, он решил не говорить об отказе от консультаций. Катер шёл вниз по реке. Глядя на стремительно бегущие за винтом белые волны, Вадим инстинктивно забеспоко­ился. Ему захотелось вернуться.

Как бы угадывая его настроение, Будин с чувством проговорил:

— Как прекрасна река! Какой воздух! Куда лучше, чем у меня на даче под Москвой. И аромат трав, и горизонт, и речная свежесть! — Он достал бинокль и вслух восхищаясь пейзажем, проверил, не следят ли за ними.

— Николай Николаевич, — робко попросил Нежин, — сегодня... я занят. Мы недолго, хорошо?

Будин сделал вид, что не слышит. Он вёл катер на пол­ной скорости.

Мягкие, тёплые сумерки заметно сгустились. Где-то стучали лопасти парохода. Навстречу промчался запоздалый глиссер. На большой высоте с шипеньем пронёсся реактивный самолёт. Вдали на тёмном берегу мерцали светляки вечерних огней.

— Взгляни, Вадим, какова река! — говорил Будин. — Живёшь здесь, а на катере, видно, ночью не ездил, — и он раскрыл коробку с мармеладом. — Угощайся! Померанцевый, из Москвы.

С этими словами Будин кинул в рот кусок мармелада. Взял мармелад и Нежин. Конечно, он не знал, что быстро опьянеет от подмешанного в сладости снадобья.

Мощный катер всё ещё мчался вниз по реке, поднимая носом две водяные завесы, будто вылитые из тёмного стекла. Когда ночь плотным пологом окутала всё кругом, Будин круто повернул и взял курс на заимку Волкова.

— Всё вверх, да вверх, — улыбнулся он в темноте умышленно сбивая с толку Нежина, у которого уже кружилась голова. — Проедемся немного и вниз.

Будин управлял катером легко и свободно, как первоклассный моторист. Он весело рассказывал, как красиво Подмосковье, хвалил Ясногорск, декламировал стихи.

Нежин пьяно молчал. Один раз он попытался было что-то сказать, но речь не сошла с его одеревеневших губ.

Катер летел прямым курсом на Верхний Камыш. Нежин, не понимая, что с ним происходит, тряс головой. Быстрое движение, приятный ветер постепенно выдували опьянение, но он не мог понять, где находится — на воде, в поле, на самолёте?

Река стала более узкой. Течение усилилось. По берегам побежали тёмные скалы. Катер промчался в бухту, где из воды поднимались большие каменные бивни. Осторожно причалив к берегу и вытерев ноги о разостланную на пайолах тряпку, Будин спрыгнул на песок.

— Выходи, мой друг, — крикнул он Нежину. — Давай руку! — и взяв его за плечо, он заставил Нежина наступить на тряпку, пропитанную анольфом. — Мы, воз­можно, в последний раз вместе, — ласково говорил Будин тоном мясника, который манит быка под смертельный удар.

На небе ярко мерцали звёзды. Тёмно-синий свод его дышал лаской и теплом. Нежин постепенно протрезвлялся от отравленного мармелада, походка его становилась твёрже.

— Знаешь что, Вадим, — самым добродушным тоном предложил Будин, — давай завершим нашу прогулку ночным визитом, а? Здесь живёт удивительный пасечник. Поздно, правда. Уже, наверно, спит старик, но зайдём к нему. Растолкаем пчеловода, попробуем мёда — свежего, степного.

Не ожидая согласия Нежина, мычавшего что-то в от­вет, Будин взял его под руку. Дойдя до кучи из трёх кам­ней, черневшей при неяркой луне, он условно засвистел бурундуком. Чтобы не насторожить Нежина, он тут же озорно воскликнул:

—Какая природа, Вадим! Охота бегать, дурачиться! — и засвистел ещё громче, извещая Волкова, что жертва доставлена.

Когда до скал, высившихся впереди подобно островерхим готическим соборам, оставалось метров сто, Будин, как бы невзначай, бросил:

— Здесь, говорят, опасно.

Нежин бессознательно замедлил шаг и осмотрелся.

— Стой! — вдруг раздался окрик из темноты, и откуда-то сверху спрыгнул человек в надвинутой на глаза большой кепке.

Нежин вздрогнул.

— Стой здесь! — рявкнул бандит на Будина. — А ты, длинный, шпарь вперёд! — и Нежин почувствовал у лопаток остриё ножа.

Нападение, грубый окрик, нож испугали и в то же время окончательно протрезвили Нежина. Он дрожал, боясь оглянуться, чтобы узнать о судьбе Будина. Человек в кепке, не отнимая ножа, повёл его в узкий проход ме­жду чёрных скал. Напрягая все силы только-только за­работавшего ума, Нежин запоминал дорогу: «Старик- пасечник. Скалы. Вниз по реке. Редкий лес, узкая расселина».

Вскоре Нежину пришлось карабкаться круто вверх, затем нагнуться и войти в высокую гулкую пещеру. Большой керосиновый фонарь, какие носят железнодорожники при обходе пути, осветил каменное убежище, и Нежин увидел настил из досок и грубое кресло.


Загрузка...