Sindroma unicuma.Предновогодье. Внутренние связи

Это могла быть 25.1 глава

— Что скажешь? — спросил декан у Альрика. Они сидели по разные стороны подоконника.

— Скажу то же самое. Касторский и его компания идут для меня побоку, а вот ее воспоминания о приключениях в подвалах однозначно указывают на нашего жильца. Почему вы не предупредили сразу, Генрих Генрихович?

— Замотался, улаживая последствия пожара. Не до того было. Над нами проверки всех уровней кружили как грифы, требовалось срочно выпутываться.

Вулфу сунул руки в карманы халата и скрестил ноги.

— Будем двигаться маленькими шажками, — начал размышлять вслух. — Нет сомнений, что учащаяся, заблудившись в коридорах, попала в зону Игрека и вступила с ним в контакт. Наш Игрек оказался весьма материальным, обладая, по крайней мере, одной лапой, когтями и шерстью. Насчет издаваемых им звуков я готов поспорить. Возможно, они родились в богатом воображении студентки.

— Стало быть, когда вы присутствовали при его рождении, Игрек не трещал и не мурлыкал?

— Шутить изволите? — усмехнулся Альрик и перевел взгляд на улицу. — На моих глазах он растерзал пятерых, а мне оставил на память множество отметин, — он мотнул изуродованной ногой.

— Жаль, меня не допустили до эксперимента, — прогудел разочарованно Стопятнадцатый.

— И вы расстраиваетесь по этому поводу? — удивился Альрик. — Допуск имелся у специалистов по материальной висорике. У вас не было шансов, уважаемый, — ухмыльнулся он.

Этот разговор был не первым и всплывал не часто, но регулярно после вылазок в институтские подвалы, во время которых небольшая группа вовлеченных обходила коридоры с мощными прожекторами в поисках обрушений в стенах и погруженных во мрак переходов, меняла перегоревшие лампы и закладывала провалы.

Во время дискуссий Стопятнадцатый неизменно сетовал, Альрик неизменно огрызался, упрекая декана в ребяческой наивности.

Условно Игреком называлось существо, волею судьбы загнанное двенадцать лет назад во время летних каникул в подвальные помещения института после неудачного эксперимента по материализации. Ритуалом вызова руководил последователь и ученик Висбрауна, известнейший ученый-висорик Всеволод Чеботаев, а молодой и перспективный Альрик Вулфу присутствовал в качестве одного из ассистентов.

Легкомыслие чиновников дорого обошлось науке. Простой и несложный, как предполагалось вначале, опыт оброс катастрофическими последствиями: погибшими людьми, обрушившимися лабораториями, занимавшими три подземных этажа под институтскими подвалами, и новым обитателем иномирья, вызванным силой древних символов, слов и кровавого жертвоприношения. Роль жертв исполнили овцы, доставленные с племенного завода.

Сущность, возникшая в центре сложной декаграммы среди бездыханных тел животных, повергла экспериментаторов в благоговейный трепет. У них на глазах в ловушке, очерченной границами, бился кусочек хаоса. Мутный столб поднимался до потолка, образовав огромную воронку. Из эфирной субстанции, исчерчиваемой яркими зигзагообразными полосами, вырывались пыльные завихрения.

Вся аппаратура в лаборатории вышла из строя, и погас свет. Пока другие ассистенты пытались наладить аварийное освещение, Альрик и Чеботаев с двумя учеными, надев приборы ночного видения, поспешно принялись накладывать удавки на сущность, пытаясь усмирить. Эта предосторожность оказалась роковой. Субстанция рассвирепела и, захватывая в растущий смерч оборудование, столы и жертвенных овец, засосала одного из ученых, улетевшего с громким криком.

Неожиданно разбушевавшаяся стихия переступила черту ограничивающей декаграммы. Раздался чудовищный вой, и от ударной волны полопались барабанные перепонки. Сущность ломало и корежило в жутких муках, и на глазах ученых начало формироваться страшное тело без видимых конечностей, туловища и головы. Постепенно, подобно пластилину, из бесформенного месива вылеплялись грубо высеченные непропорциональные отростки.

Уродец, не в силах терпеть невыносимую боль, набросился на виновников своих страданий. Чеботаев был разорван первым, за ним последовали остальные. Заработавшее аварийное освещение спугнуло монстра, и он уполз, исчезнув в темном проеме.

Выжить удалось Альрику и еще одному ассистенту.

После трагедии исследования по материальной висорике были урезаны и поставлены правительством под жесточайший контроль.

— Самое удивительное состоит в том, что Игрек не только вывел заблудившуюся из темного тоннеля, но и наградил неким знаком. Чем он ее пометил? — спросил Стопятнадцатый. — Может, девушка стала носителем вируса?

Альрик поднялся с подоконника и сходил за пачкой свежеотпечатанных фотографий. Вдвоем с деканом они разглядывали увеличенные изображения, передавая снимки из рук в руки.

— Это не кольцо, — констатировал Альрик. — Это уплотненная сетка из кровеносных сосудов и нервных окончаний.

— Но для чего?

— Чтобы ответить подробнее, нужно закончить обследование.

— Могло ли случиться так, что девушка поддерживает ментальную связь с дарителем?

— Вряд ли. Ведь у нее нет соответствующих способностей.

— А неосознанно? Например, во сне?

Альрик пожал плечами.

— Вдруг это одержимость или переселение в тело? — строил гипотезы Стопятнадцатый. — Вдруг ее глазами на нас смотрит частичка Игрека? Студентка не помнит, что с ней произошло после наложения заклинания ovumo, но если она своими руками… их…?

— Генрих Генрихович, вы же знаете, что одержимость — вирусная инфекция мозга, а дефенсор прекрасно от нее защищает.

— Кто знает, ведь Игрек не совсем живое существо.

— Однако он подчиняется тем же законам, что и мы. Иначе давно бы покинул стены института, — сказал профессор и был прав.

Факт оставался фактом: Игрек оказался привязан к зданию учебного заведения. Заключенная в физическую оболочку сущность носила на бесформенном теле руну принадлежности, самолично вырезанную Альриком, перед тем как он, с содранной на четверть кожей, потерял сознание.

Правительство, давшее добро на проведение эксперимента, оказалось в полнейшей растерянности, не зная, как избавиться от чужеродного создания. Попытки загнать его в ловушку приводили к тому, что Игрек сотрясал ревом стены, угрожая обрушить здание. Вулфу вручили орден за находчивость, а администрации института строго-настрого приказали держать язык за зубами и приглядывать за чуждым гостем, не провоцируя. Входы в подвалы перекрыли и установили подъемник с противоположного краю, в коридоре, освещенном пятью рядами ярких ламп.

— Любые раны имеют свойство затягиваться, — сказал Стопятнадцатый. — Когда-нибудь зарастет и руна. Сколько ей отмеряно силы?

— Когда-нибудь зарубцуется, — согласился Вулфу. — Надеюсь, что знак, сделанный скальпелем из заговоренного серебра, будет заживать не одно десятилетие.

Декан замолчал, неприятно пораженный жестокостью сказанных слов. Но, в конце концов, ему ли судить Альрика? Не у него на глазах разорвали в кровавые ошметки коллег и друзей, и сам он не умирал в жестоких страданиях.

— Вернемся ко вчерашнему событию, — сказал Стопятнадцатый. — Если предположить, что студентка не смогла устроить возмездие собственными руками, стало быть, она призвала на помощь Игрека.

Альрик стукнул ладонью по подоконнику:

— Когда это случилось?

— Не могу сказать с точностью. По словам девушки, после восьми часов и до закрытия института. Разбег по времени обширный.

— В двадцать восемнадцать произошел подземный толчок. Это мог быть только Игрек. Я решил, что ему скучно, и что при первом же удобном случае мы обойдем зону.

— Стало быть, Игрек почувствовал нависшую над студенткой угрозу. Он почувствовал ее страх и бросился на помощь. Можно ли считать кольцо передатчиком эмоций? — предположил декан.

Альрик еще раз просмотрел фотографии:

— Что характерно, из четверых участников конфликта Игрек выделил нападающих, не тронув свою протеже. Странная забота для безмозглого монстра, не находите?

— Почему безмозглого? — удивился Стопятнадцатый.

— Этот постулат незыблем. Считается, что Игрек не обладает разумом и не делает разницы между общечеловеческими понятиями.

— Ну, а родительский инстинкт? — предположил декан. — Думаю, он свойственен всем существам независимо от принадлежности к тому или иному миру.

Вулфу расхохотался.

— Если бы вы знали, что за сущность заключена в теле Игрека, то не выдвигали гуманные теории, руководствуясь опять же человеческими понятиями. Генрих Генрихович, вы мыслите узко. Почитайте мою диссертацию по этому вопросу, там написано много полезного.

— Нет, это вы, Альрик, мыслите чересчур широко, — возразил Стопятнадцатый, раззадоренный перепалкой. — Я давно ее изучил, и не единожды, несмотря на то, что тема считается закрытой. В своей работе вы упомянули, что наш материальный мир заставил чуждое эфирное создание влезть в физическую оболочку, одновременно запустив процессы генерации внутренних органов и тканей, без которых существо не смогло бы выжить: костей, мышц, кожи, нервов. Гость из другого мира сумел подстроиться к законам природы и уцелеть. Вполне вероятно, что за прошедшие годы его сознание могло развиться до достаточного уровня, чтобы ощутить потребность защищать и лелеять кого-то.

— Во-первых, Игрека после рождения не видел никто, поэтому не возьмусь судить напрямую о том, какого уровня развития он достиг. Я даже не могу сказать, есть ли у него хвост и рога, — сказал Вулфу. — Во-вторых, исходя из многолетних наблюдений, мы знаем, что существо из подземелий до вчерашнего дня боялось яркого света и за двенадцать лет ни разу не пробовало проникнуть выше уровня первого этажа.

— Оно эволюционирует! — поднял указательный палец Стопятнадцатый.

— Десяток лет маловат для эволюции, — усмехнулся Альрик.

— Однако вы упомянули термин «скука» по отношению к созданию, ведущему бессмысленное существование! — парировал азартно декан.

— Под «скукой» я понимаю немотивированные спонтанные всплески агрессии Игрека, не поддающиеся каким-либо закономерностям, — пояснил собеседник сухо. — Когда мы последний раз спускались вниз?

— Дайте подумать… — Стопятнадцатый возвел глаза к потолку. — Почитай, с лета не заглядывали. Давненько не встречались с вашим подопечным, Альрик.

— Мне мало счастья в знакомстве с ним, — ответил тот, не оценив неудачную остроту.

— Итак, ваше предложение?

— Очистить совесть, отрядив проверенных людей на прочесывание коридоров, — сказал Вулфу.

Декан поднялся с подоконника и подошел к телефонной станции. После второго гудка, разносимого по лаборатории громкой связью, трубку сняли.

— Слушаю, — раздался мелодичный женский голос.

— Евстигнева Ромельевна, родилась идея организовать обход подвалов, и как можно скорее.

— Наконец-то, — сказала проректриса с облегчением в голосе. — Получасовая готовность. Состав группы — как обычно. Спустимся через вход в северо-восточном коридоре. — И отключилась.

Стопятнадцатый взволнованно заходил мимо профессора, с невозмутимым видом принявшегося рассматривать снимки.

— Альрик, тебя не пугает то, что мы можем обнаружить внизу? — остановился декан.

— Совершенно, — ответил тот, не отвлекаясь.

— Поражаюсь вашему равнодушию! — пророкотал Стопятнадцатый. — Если найдем… нет, даже страшно представить! Что мы скажем родителям пропавших?

— Генрих Генрихович, ну, ведь покуда не нашли. Зачем переживать заранее?

— А девушка? — продолжал волноваться декан. — С ее честностью и искренностью она не сможет промолчать и обязательно начнет распространяться о вчерашнем конфликте, чем навлечет на себя беду.

— Не начнет, — заверил Альрик. — Я завязал на ее ладонях руны, отвлекающие внимание от инцидента. Недели на две, не дольше, но думаю, вполне достаточно, а там поглядим по обстоятельствам.

— Ловко предусмотрено, — похвалил Стопятнадцатый.

— Значит, вам удалось разглядеть в этой особе честность и искренность? — усмехнулся Вулфу. — С какого дна вы вытащили наивное предположение, не вяжущееся с целью ее пребывания в институте?

— Это не я вытащил. Мне показало зеркало правдивости.

От неожиданности Альрик растерялся.

— Не может быть! — воскликнул он, не сдержавшись, и поднялся с подоконника. Потом взял себя в руки и сел. — И что же еще показало правдивое зеркало?

— Много чего, но об этом умолчу.

Профессор замолчал, пораженный словами декана, и разговор сошел на нет.

— Решительно у меня не хватит терпения дожидаться результатов обхода здесь, — воскликнул Стопятнадцатый, нервничая и постукивая ладонью по ноге. — Лучше своими глазами убедиться, чем читать сухой рапорт. А ты пойдешь?

— Игрек не любит меня, — усмехнулся Альрик. — Встречает обвалами и воем. Вы ведь не хотите попасть в западню? Лучше подожду новости здесь, заодно закончу с анализами, когда студентка проснется.

— Хорошо, — пробасил декан и направился к двери. — Альрик, как выйти из вашего сейфа?

— По отпечатку любого вашего пальца, — ответил тот.

Когда за деканом закрылась дверь лаборатории, Вулфу прохромал к раздвижным дверям и распахнул их. В комнате стало темнее, день за окном клонился к завершению. Мужчина сменил штору на окне, выбрав более светлую, но передумал и вовсе сдвинул в сторону. Подошел к дивану, на котором тихо и безмятежно спала девочка, и у ее лица осторожно опустился на колено, щадя больную ногу.

Прядка волос упала на лицо спящей, закрыв часть щеки и уголок рта. Альрик осторожно сдвинул волосы, чтобы они щекотанием не разбудили раньше времени, и принялся разглядывать ее лицо. Девочку нельзя было назвать красавицей, и все же Вулфу не сомневался, что аккуратная линия носа и чуть вздернутая верхняя губа обязательно найдут своего воздыхателя, способного безотрывно любоваться ими часами напролет.

И, похоже, один воздыхатель уже нашелся. Мелёшин.

Альрик поднялся с колена и подошел к окну.

Сопливый щенок из древнего семейства сильных висоратов неимоверно раздражал профессора. На занятиях Вулфу с молчаливой усмешкой наблюдал за тем, как мальчишка изнывал и томился, разрываясь между желанием и взращенными в нем с младенчества запретами и правилами. И еще ревновал. Смешно, по-детски, точно боялся, что девочка, сидящая перед ним, присоединится к толпе идолопоклонниц профессора. Альрику нравилось дергать за ниточки, провоцируя сопляка, и наблюдать за произведенным эффектом.

Сам Вулфу давно позабыл, что такое ревность и жажда обладания. Когда-то давно, во время учебы в институте, у него наметилась взаимная симпатия с однокурсницей. Он еще помнил ее имя — Элеонора. Но симпатия, не успев перерасти во что-то большее, завяла. Следовало сделать выбор между наукой и личной жизнью, и Альрик сделал, о чем не пожалел ни разу. Кто знает, что сталось бы с ним сейчас, свяжи он судьбу с той девушкой.

Теперь женщины проходили через него, не задерживаясь ни в памяти, ни в жизни, а в сердце господствовала лишь одна королева — наука.

Мысли профессора снова перетекли к спящей, и он улыбнулся им.

Поначалу, узнав от декана подноготную ее появления, Альрик полыхал праведным гневом, не отличаясь от Игрека и, не сдержавшись, высказал много обидных слов Стопятнадцатому, за что позже извинился. Девчонка-обманщица представлялась профессору хладнокровной стервой, знающей цену жизни и умудрившейся через нужную постель получить заветный пропуск в общество висоратов.

Первое впечатление от знакомства повергло Альрика в растерянность. Девица оказалась незаметной тихоней, одетой безвкусно и бедно. К тому же ее застенчивость и скромное поведение озадачили профессора.

Тогда Вулфу сделал предположение, что девчонка выбрала роль несчастной простушки, забитой жизнью, и уверенно ее играла, изображая жертву обстоятельств. Однако слова Стопятнадцатого озадачили профессора. Зеркало правдивости или specellum verity, найденное при раскопках погибшей цивилизации, причислялось к уникальнейшим реликвиям древности, и принцип его действия до сих пор не сумели расшифровать самые именитые ученые-висорики. Небольшая овальная поверхность с достоверностью показывала истинные намерения отражающегося в зеркале человека, под какими бы искусными масками они не скрывались. Впрочем, достоверность открывалась единицам. Именно поэтому зеркало правдивости находилось в настоящее время на ответственном хранении Стопятнадцатого, проводившего эксперименты с артефактом.

Глядя с высоты пятого этажа на парк, Альрик анализировал свои наблюдения после сегодняшнего близкого контакта с обследуемой. Женственности в ней не было совершенно, как и умения кокетничать и преподносить себя на блюде, перевязав атласной ленточкой. Зато непосредственность лилась потоком. Профессор с легкостью определял любую мысль девочки по нахмуренному лбу, по поджатым губам, по недоуменно поднятой правой брови, по пылающим щекам или по растерянному взгляду. Он читал ее как открытую книгу и не мог поверить в то, что видит не наносное, не показушную игру на публику.

И все же Альрик, пресыщенный женским вниманием, несколько разочаровался тем, что девчонка не собиралась поддаваться его природному обаянию. Он вернулся к дивану и, присев на краешек, стянул варежку со свесившейся руки. Краснота сошла, вернув ладоням и пальцам здоровый цвет. Ниточка — подарок от Игрека, истончилась и почти исчезла.

Альрик не смог удержаться от того, чтобы не начать поглаживать сонные пальчики. Почему-то его бесконечно умилила отзывчивость девочки на прикосновения. Пробежался по линиям руки, и под мягкими касаниями ладошка упруго раскрывалась и сжималась точно у блаженствующей кошки, выпускающей и втягивающей коготки.

Неожиданно девочка потянулась, и, не успел он подняться с дивана, открыла глаза, уставившись на него.