Сидя на кухне в доме доктора Баргера, я чувствовала себя отвратительно и неуютно. Его жена, которую звали Темпли, принесла нам полотенца и сварила крепкий кофе. Оставаться с нами на кухне она не собиралась и тактично удалилась.
– У вас… – почему-то смутилась я, – очень хорошая жена…
Баргер задержал дымящуюся чашку у губ, вскинув брови.
– И на этом спасибо, Лимма. Пей свой кофе живей.
Я приникла к чашке, делая маленький глоток и обжигая язык. Я понятия не имела, о чем можно говорить с таким человеком, как Баргер.
– Уверен, ты знаешь, кто такой Кей Такер, – он сам нашел тему для разговора, и весьма удачную.
Я уверенно кивнула.
– Он довольно сложный человек, и не каждый способен с ним ужиться. Люди науки весьма тщеславны и горды. Если откровенно, Такер – несносный, харизматичный и невероятно упрямый эгоист, который родную мать продаст ради своих экспериментов. Поступая к нему, ты должна понимать, на что подписываешься. Он любит ломать людей, проверять их на прочность. Он циничный и жестокий мерзавец, но, не спорю, самый настоящий гений.
– Доктор Баргер, все это я уже знаю.
Мужчина недоверчиво поджал губы.
– Тебе будет там чертовски сложно, Лимма. Потом не просись назад, договорились?
– Назад? – фыркнула я. – Да вы даете мне самый настоящий билет в жизнь. Я не упущу этого шанса.
– Хотелось бы в это верить.
Он задумчиво пил кофе, а я терзалась мучительным вопросом, который решила задать только спустя пару минут.
– Откуда вы знаете Такера?
– Когда моя мать решила выйти замуж второй раз, я узнал, что у ее будущего мужа довольно несносный сын, который младше меня на четыре года и который по всем правилам должен стать моим братом.
– Вот черт… – не успела я скрыть удивление.
– Не то слово, – по губам доктора скользнула усмешка. – А теперь скажи-ка мне, что помогло тебе принять решение?
Что ж, откровение за откровение.
– Вы будете смеяться.
– Это вряд ли. Я лишен чувства юмора.
– Раз так, то слушайте: я верю, что способна изменить мир.
Баргер довольно серьезно глядел на меня.
– Вроде Супермена, Лимма? – одарил одной из своих умилительных улыбок.
Обещал же не смеяться! Хотя мне самой хочется от души похохотать над наивностью прозвучавшей фразы.
– Вроде того… – проворчала недовольно.
Наверно, Баргер видел во мне что-то, что заставляло его слепо в меня верить. И мне было невдомек, что именно.
– У тебя есть деньги на перелет? – озаботился он насущными вопросами, о которых я совсем забыла.
– Я что-нибудь придумаю.
– Это ни к чему. Я оплачу билет.
Я так сильно сжала чашку, что она едва не лопнула в моей ладони.
– Нет, доктор. Я сама. Вы и так сделали для меня слишком много…
Его очередная улыбка заставила меня умолкнуть.
– Лимма, я знаю, что тебе не платят стипендию. Перелет в Вейсмунд стоит немалых денег.
– Именно поэтому… – попыталась возразить я.
– Потом вернешь. И давай уже закроем эту тему. Когда доберешься, жить будешь в общежитии. Я обговорю этот момент с Такером.
Тело отчего-то наливалось свинцом от каждого произнесенного слова, а сознание мутилось. Кажется, я пребывала в состоянии полнейшей дезориентации.
– Даже не знаю, что и сказать… – прошептала я, – спасибо.
– Это не ради тебя, Лимма, – усмехнулся Баргер, – и даже не для Такера. Это ради науки. Когда ты будешь готова уехать?
– В ближайшие дни.
– Ты уже говорила об этом с матерью?
– Пока никто не знает.
– И даже Сайверс? – мужчина откинулся на спинку стула, внимательно заглядывая мне в лицо.
– И даже Сайверс. Наверно, так будет лучше.
Это просто бегство. И я и Баргер прекрасно осознаем, что у меня кишка тонка сообщить об этом Питту.
– Хорошо, – соглашается доктор.
Следующие пять минут мы усердно делаем вид, что погружены в размышления. Признаться, мне жутко неловко рядом с Баргером. Чувствую себя мотыльком в прозрачной банке.
– Ну что, Лимма, – заметив это, произнес мужчина, – поехали, я отвезу тебя.
Моя одежда ничуть не высохла, да и у Баргера тоже. После всего, что он сделал, я чувствовала себя последней сволочью, заставляя его среди ночи выходить из дома.
– Вам бы переодеться, – пожала я плечами, – я могу доехать на такси…
– Лимма, на сей раз никакие возражения не принимаются. Но, пожалуй, я и вправду переоденусь. Подожди меня в гостиной.
Он проводил меня в просторную комнату с темно-синими занавесками и усадил на диван. Его шаги, раздавшиеся на лестнице, стихли на втором этаже. Я осталась в одиночестве. И черт меня дернул глянуть на каминную полку с фотографиями, на которых Баргер был запечатлен совершенно не таким, каким я его знаю. Через секунду я уже с любопытством разглядывала снимки, с нескрываемым трепетом подмечая, что вторгаюсь в святая святых этого человека – его личную жизнь. Мужчина на рыбалке в обществе друзей – никогда бы не подумала, что у Баргера есть друзья, на другом снимке – он с супругой, а вот и свадебное фото…
Тихий короткий сигнал заставил меня вздрогнуть. Я обернулась, находя взглядом стационарный телефон. Он не трещал без умолку, он просто звякнул, будто кто-то с параллельного набирает номер. Баргер? Неужели позвонит Дейне? Или, быть может, его жена звонит подруге…
Во всяком случае, это не мое дело.
Но если так, почему я стою рядом с телефоном, а мое сердце начинает учащенно стучать? Я смотрю на дверь, на неподвижные тени на полу, отбрасываемые лишь мебелью, и прислушиваюсь к мертвой тишине дома.
Мои пальцы, ставшие ватными, обхватывают трубку, медленно и осторожно снимают, а затем я подношу ее к уху, думая: «Какого черта я сейчас делаю?»
– …доктор, это весьма хорошие новости. Конечно, я переведу вам деньги…
Этот голос в трубке мне знаком – знаком до тошноты. Скажу больше, я мгновенно понимаю, кто кому звонит и зачем. И это просто отвратительно.
– …билет в Вейсмунд стоит немалых денег, госпожа Сайверс. Плюс мне предстоит довольно напряженный разговор с братом, так как он лучше руку себе отрежет, чем возьмет в команду двадцатилетнюю девчонку, да еще и ситайку… довольно милую. Он презирает женщин, особенно хорошеньких.
– Я уверена, вы все сделаете, как надо.
– У нее хороший уровень, госпожа Сайверс, но этого недостаточно, чтобы стать частью команды Такера.
– Вложения моего мужа в ваши проекты могут послужить отличным стимулом поломать голову над этим вопросом.
– Конечно…
– Я не хочу, чтобы она встречалась с моим сыном. У него совершенно иные перспективы, нежели пустой трах с какой-то ситайкой. У него есть невеста, доктор. И мы с мужем очень рассчитываем, что период, когда Питт затаскивал в постель первых попавшихся девчонок, пройдет. Если раньше мы спускали ему это с рук, то теперь его репутация нам невероятно важна. Его невеста из той семьи, где заботятся о своем имени, а эта ситайка будто грязное пятно. Вы же понимаете, как нам важно безболезненно и тихо от нее избавиться.
– Да.
– И, разумеется, доктор, мы не останемся перед вами в долгу.
– Очень вам благодарен.
– Все ваши расходы будут покрыты.
– Вы невероятно щедры.
– Доброй ночи, доктор Баргер…
Я положила трубку, чувствуя себя так, будто меня окатили ледяной водой и выставили на холод. Кирпичики уверенности и спокойствия обрушились, похоронив меня под обломками. Меня – уверенную в своей уникальности Лимму Лессон. А ведь я когда-то считала, что Баргер помогает мне, потому что я перспективный ученый, а не потому что перешла дорогу семейству Сайверс. Это просто критический удар под дых, от которого сложно оправиться.
– Ну что, Лимма, готова? – бодро спросил Баргер, заходя в гостиную. – Поехали?
Во мне поднялась горячая волна: от живота до самой макушки. Мужчина стоял и глядел на меня так, словно не было того ужасного разговора между ним и матерью Питта, словно он всегда желал мне добра, и все произошедшее – простое недоразумение.
Я поднялась, сохраняя видимое спокойствие, не зная, как поступить: бросить ему в лицо обвинения или выждать?
Мы молча вышли во двор, где был припаркован автомобиль. Пока Баргер убирал с сиденья какие-то вещи, мой разум наполнялся протестом – я просто не могла сесть с ним в одну машину.
Мужчина расположился за рулем, недоуменно взглянул на меня, не понимая причину промедления.
– Лимма, садись уже. Замерзнешь.
– Позвольте один только вопрос, – я склонилась к окну, положила локти на опущенное стекло, вглядываясь в лицо доктора и чувствуя жгучую боль досады в груди: – Вы в меня верите?
– Что?
– Хоть на йоту вы верите, что я смогу чего-то добиться?
Баргер задумчиво пожевал губами.
– Тебе нужно мое мнение? – спросил он.
– Я знаю ваше мнение, – ответила, не спуская с него глаз, – ваше мнение таково, доктор Баргер: вы считаете, что надо быть законченным эгоистом и полным придурком, лишившим себя радостей жизни, чтобы добиться чего-то на поприще науки. Вы полагаете, что надо жертвовать всем, чтобы достичь результата и работать годами, просиживая штаны в лаборатории. Но знаете что: не всем дано оставить свой след в истории. И необязательно жить с нелюбимой женщиной, терпя ее стряпню, ездить на старенькой машине, быть профессором генной инженерии, выращивая кукурузу и капусту, и настоящим подонком, готовым на любую подлость ради жалких инвестиций, чтобы чувствовать себя непризнанным гением, которым никогда не стать. Надо иметь нечто большее.
– Ты о чем это?… – оторопело проговорил он, хмурясь.
– О том, что я доберусь до Вейсмунда самостоятельно, как и до своего дома. И не стоит обременять вашего брата никчемной ситайкой. Он и без ваших трудов возьмет меня на работу, – я вздохнула, задумчиво постучала пальцами по стеклу и оттолкнулась: – И еще, доктор Баргер, у меня есть цель, которую я достигну, независимо от вас или кого-то другого.
Скрестив на груди руки, я пошла прочь по мокрой лужайке.
– Лимма, ты свихнулась совсем? – раздалось за спиной. – Куда одна? Что случилось, черт бы тебя… – хлопок дверцы и торопливые шаги следом.
Этот человек вознамерился меня догнать. И с каждым его шагом я свирепела все больше.
– Может, объяснишь, в чем дело?
«Катись ты к чертовой матери», – хотелось прорычать мне.
– Ты слышала этот разговор, да? – вдруг усмехнулся он.
Усмехнулся?! Будто не произошло ничего страшного, будто все, что он говорил госпоже Сайверс, – сущая пустяковина.
– Да, слышала и…? – спросила я резко и нервно.
Баргер некоторое время молча шел следом, отставая разве что на шаг или два.
– Ты все усложняешь, Лимма… – устало проговорил он вдруг. – И этот твой поучительный монолог…
Я желала, чтобы под этим человеком разверзлась земля и его поглотила огненная геенна.
– Надеюсь, вы почерпнули из него много нового, доктор!
– Особенно про настоящего подонка и капусту.
Ответить на это было решительно нечего. Я быстро шла по тротуарной дорожке вдоль живой изгороди кустарника. Если бы только я могла по щелчку пальцев оказаться дома!
– Лимма, ты ведешь себя, как ребенок, – заметил Баргер. – Вместо того чтобы поговорить, ты убегаешь.
– Чего вы ожидали от двадцатилетней девчонки… особенно ситайки?
– Заметь, я назвал тебя довольно милой.
– Это, конечно, вас оправдывает.
Мужчина тихо рассмеялся, а затем выругался. Правда, не отстал.
– Ты заставляешь меня бегать за тобой, Лимма. А ведь я уже не мальчик. Сбавь хотя бы шаг.
Этот лицемер ничуть не запыхался.
– Просто оставьте меня в покое и все. Я уже достаточно большая девочка, чтобы ходить ночью одна.
– Ну, уж нет. Я не собираюсь нести за тебя ответственность, случись вдруг…
Я резко остановилась, потому что неведомая пружина, которая растягивалась все это время, наконец, лопнула.
– Вам просто не хочется терять деньги, которые не переведет на ваш счет госпожа Сайверс, в случае, если я вдруг задержусь в Каптике. И не надо смотреть на меня вот так, доктор… так, будто я заблуждаюсь. Я слышала все, от первого до последнего слова. И да, я подслушивала, и мне ничуть не стыдно. И катитесь вы, доктор, к дьяволу со своей мнимой заботой и рассуждениями о самоотверженности и преданности ученого делу.
– Опять ты кипятишься раньше времени, Лимма, – довольно спокойно произнес мужчина, закладывая руки в карманы джинсов и пожимая плечами, – разве в том, что происходит, есть что-то трагичное? Ты получишь работу, о которой мечтала, не потратив ни гроша, я – солидный вклад на исследования, семья Сайверс – спокойствие и безмятежность. Посуди сама, все складывается очень удачно.
– Кроме одного! Вы меня используете!
– Я просто извлекаю выгоду из сложившейся ситуации. Так поступают разумные и практичные люди. А я именно такой.
– Так поступают настоящие мерзавцы…
– Эй-ей, за эти слова ты можешь лишиться не только возможности уехать в Вейсмунд, но и стажировки в Каптике…
– Да вы в зад меня должны целовать, доктор, – несдержанно выпалила я, – я просто ваш счастливый билетик. И как разумный и практичный человек вы будете смиренно терпеть.
– Ты меня переоцениваешь. Мое терпение отнюдь не железное.
– И все-таки вы еще здесь. Раз уж я у вас поперек горла, так оставьте меня в покое. Мне ничего от вас не нужно, ясно?
– Но между тем у тебя совершенно нет денег на перелет.
– Я заработаю.
– Интересно, как? Попросишь у Питта?
– Это вас не касается!
– Убежден, он согласится выложить сумму и покрупнее за возможность затащить тебя в постель.
Всевышний, эти слова произнес мой руководитель, глядя мне в глаза и ничуть не смущаясь! И, похоже, он сам понимает, как гнусно это прозвучало.
– Из нас двоих, доктор, – задыхаясь от обиды, прохрипела я, – только вы берете деньги за свои услуги.
– Не ровен час, все изменится, – парировал он.
Еще ни один человек не намекал на то, что я могу быть просто жадной до денег шлюхой. Ведь речь идет о зубрилке и отличнице Лессон! Никому и в голову не придет, что я лягу в постель к человеку, который заплатит за это деньги. Никому, кроме Баргера, вероятно.
– И как у вас только язык повернулся… – произнесла я возмущенно.
– Половина моих студентов мечтает об этом. Ты не замечала? – усмехнулся мужчина. – Просто у Питта оказался карман шире. Он умеет произвести нужное впечатление на девушку.
– Ч… что? – не могу поверить, что доктор несет подобную чушь на полном серьезе.
– Наверно, он тоже наслышан о том, что ситайки способны удивить в постели даже самого требовательного любовника…
– Вы… что…
– Об этом трепались на каждом углу, стоило тебе появиться в Каптике. Какая экзотика…
Мои кулаки разжались, и я довольно неумело, но ощутимо треснула доктора Баргера по щеке, заставив его, наконец, заткнуться.
– Ты ударила меня? – после минутной паузы спросил мужчина, будто этот факт еще находился под сомнением.
Его глаза сверкали удивлением и жгучим недовольством. Наверно, он полагал, что я преспокойно буду слушать все те жуткие вещи, о которых он посмел вещать с самым серьезным и умным видом на свете. Он потер щеку, хотя не думаю, что я причинила ему невообразимую боль.