Глава 11

Она почувствовала, как в ней просыпается божественная сила, но это ощущение было еще очень слабым. Темно… так темно… она так устала… сколько ей лет? С момента ее рождения над головой сменилось более 800 лун. Она бежала впереди своих копьеносцев, когда услышала звуки выстрелов. Это подразумевало, что там — кузнецы с моря, а мы их убиваем при перши возможности.

Она издала короткий хриплый крик. Раздался треск сучьев. Один из копьеносцев замер, вглядываясь в направлении донесшегося до них звука. Она знала, что на его лице, не будь так темно, можно было бы заметить озабоченность.

— Занимайся своим делом, дурак! — взвизгнула она. — Или Бриджит…

Его дыхание перешло в свист, и она снова рыкнула на него. «Ты должна все время им показывать, кто здесь главный. Убить этого дурака? Не сейчас. Не сейчас, когда поблизости были кузнецы с ружьями, которые только и ждут, чтобы их отняли».

Божественная сила все сильнее вздымала ее грудь от гнева на их наглость. «Прийти в ее лес с их плюющимся железом! Хорошенько же она им выпустит кишки!»

Их там было только двое. Беззубая улыбка пробежала по ее старческому лицу. Уже более 30 лун ей не приходилось видеть сразу двоих кузнецов. Несмотря на все свои морщины, что она за чудо, особенно, когда у нее власть! Ее ничтожная племянница, тугодумка, может бегать и прыгать, но она никогда не станет таким божественным существом, как она сама.

Сестра ее — сморщенная старуха. Дни ее уходят. В старые времена ее бы заплевали, когда она в молодости отказалась пройти испытание. А нынешняя малышка — как там ее зовут? — та могла бы стать отличной носительницей власти, если бы накопила в себе божественную силу. Если бы ее сестра и племянница не удерживали слишком долго ее голову под водой, не кололи бы ее копьем в живот и не били бы головой об скалу.

Это было ужасное время. Чтобы стать во главе племени, она отравила собственную мать, и это было правильно, потому что истинная божественная предводительница сумеет выблевать яд до того, как он убьет ее.

Копьеносцы слева и справа от нее незаметно поменялись. Она слышала слабый отзвук разговора этих двух кузнецов. Пусть говорят! Наверняка они богохульствуют; ведь они только этим и занимаются, когда их рот не занят едой.

Она подумала о человеке по имени Кеннеди, который выковывал для них наконечники для копий и стрел — он был слишком странным, в нем было что-то божественное, он признавал ее бесконечную власть. От ее прикосновения мог потерять голову даже кузнец. Он был странным. Ладно, оставим это. Она хотела, чтобы эта власть была еще больше: она устала и почти ослепла. Но благодаря божественному расположению эти две новые головы лягут к ее ногам. Она почти ослепла, но боги не подведут ее…

Она испустила крик совы, и копьеносцы начали ползком пробираться сквозь кустарник. Ей не разрешалось есть мед, чтобы его сладость не смягчала ее властность, но вкус власти был слаще меда.

Звук был не громче, чем падение с деревьев больших капель, но немного другой: шуршание крупных тел, более неуклюжих, чем животные, и неясное бормотание.

С устрашающей внезапностью раздался разрывающий барабанные перепонки крик и топот ног. С отработанной реакцией Орсино схватился за свой пулемет, и его голова затряслась от заполнившего весь мир грохота. Вылетающие из ствола молнии решетили темные фигуры. «Нужно стрелять аккуратнее, — сказал он себе, — короткими очередями. Нужно получше установить прицел и осторожно направлять пулемет, крепко удерживая его в руках. Интересно, что сказал бы старый Джилби, если бы увидел, как его лучший ученик палит так, что ствол прыгает у него в руках, как дикая лошадь? Мне стыдно за тебя, Чарли! — он помнил выражение лица этого побывавшего в переделках профессионала. — Ты сегодня хочешь опозорить себя и зря потратить мое время?»

Пулемет замолчал — кончилась лента. «20, 50 или 100 патронов?» — он не помнил. Чарлз наклонился за следующей и зарядил ее в темноте, на ощупь, и прислушался.

— С тобой все в порядке, гангстер? — проговорил офицер за его спиной, из-за чего Орсино чуть не подпрыгнул от неожиданности.

— Да, — ответил он. — Они вернутся?

— Не знаю.

— Вы, трусливые сволочи. — раздался из темноты чей-то агонизирующий голос. — Спина пробита, сволочи трусливые. — Голос начал всхлипывать.

Они вслушивались в темноту около минуты. Казалось, голос доносился откуда-то слева от Орсино. Наконец, он проговорил офицеру:

— Если остальные убежали, может, нам удастся для него что-то сделать. По крайней мере устроим его поудобнее.

— Слишком рискованно, — после долгого молчания ответил офицер.

Всхлипы раздались снова, и Орсино почувствовал себя до смерти усталым. Ему хотелось пить и расправить свои члены. Возбуждение от этой атаки прошло. С жаждой он еще что-то мог сделать — собрал воду из ямки около колена и дважды глотнул из ладоней. Набрав третью горсть, он подумал, какой жаждой должно было страдать это всхлипывающее в темноте существо, и не поднес рук ко рту.

— Я иду к нему, — прошептал он офицеру. — Оставайся на месте! Это приказ!

Тот не ответил и начал вытаскивать свое затекшее, все болевшее тело из-под джипа. Офицер, будучи на пару лет моложе и попроворнее, выполз первым со своей стороны машины. Орсино вздохнул и успокоился, услышав его шаги вокруг джипа.

— Добейте меня! — всхлипывал раненый. — Ради любви богини, добейте меня, трусливые сволочи! Вы ранили меня в спину — ох! — это уже был крик ярости.

Из темноты со стороны офицера донесся странный шум. Затем послышались мягкие замирающие звуки ударов. «К черту, — горько подумал Орсино. — Это была моя идея.» Он выскользнул из-под джипа и направился сквозь мокрые кусты.

На земле в темноте сплелись два тела. Наверху оказалась обнаженная спина; Орсино бросился на нее обхватил голову соперника. Он ощутил огромную бороду, двумя руками схватился за нее и потянул изо всех сил. Раздался хриплый крик, и началось размахивание руками. Офицер откатился в сторону и встал на ноги, тяжело дыша. Чарли услышал резкий хруст и треск, и под ним осталось лежать распростертое неподвижное тело.

— Пошли назад к пулеметам, — выдавил из себя офицер. Он покачнулся, и Орсино поддержал его за локоть. По пути к Джипу они обо что-то споткнулись, что определенно было раньше чьи-то телом.

Орсино с отвращением подумал о лежании в этой тесной дыре за пулеметом, но все-таки, с дрожью в теле, он туда залез. Было слышно, как офицер тоже занял свою позицию.

— Что ты с ним сделал? — спросил Чарлз. — Он мертв?

— Я его ударил, — ответил офицер. — По крайней мере, я так думаю. У него хрустнула шея, вот откуда был тот треск. Думаю, он мертв. Никогда не слышал, чтобы они выделывали такие штучки. Мне кажется, он только хотел, чтоб с ним сразились еще раз. У них это что-то вроде религии.

Офицер говорил так, будто сейчас свалится в обморок. Интуиция подсказала Орсино, что на него так подействовало. Он мог бы, ничего не осознавая, блуждать по лесу, пока все не пройдет.

— Черт подери эти острова, — сказал он нарочито злобно. — Вас выгнали из Северной Америки, потому что вы не могли нормально управлять, а сейчас вы даже не можете контролировать какой-то вшивый пятимильный островок. — Он добавил с издевкой: — Да, конечно, ведь у них есть ведьмы!

— Заткнись, гангстер! — я тебя предупреждаю. Истеричные нотки были все еще заметны. Тут офицеришка подавленно проговорил: — Я не это имел в виду. Прости. Ведь ты все-таки помог мне.

— Тебя это удивило?

Да, причем дважды. Сначала, когда ты сам хотел пойти. Я думал, ты вообще не способен кому-либо помогать, учитывая, где ты родился. Может, если бы ты перешел на нашу сторону, Правительство бы тебя простило и забыло все, что было. Хотя нет… думаю, нет. — Он замолчал, явно намереваясь сменить тему. Казалось, он все еще был уверен, что они вернутся на морскую базу.

— На каком судне ты сюда попал?

— На атомной подводной лодке «Тафт», — ответил Орсино. Он готов был отрезать себе язык, поняв, что наделал.

— «Тафт»? Ведь это лодка моего отца! Капитана Ван Деллена. Как он? Я как раз шел на пирс, когда началась эта перепалка.

— Он погиб, — тихо сказал Орсино. — Он был на палубе, когда началось срочное погружение.

Офицер некоторое время молчал, после чего раздался низкий недоверчивый смех.

— Ты врешь! Его экипаж никогда бы этого не допустил. Они боготворили его. Скорее они взорвали бы лодку, чем ушли на глубину без капитана.

— На лодке был командор Гриннел. Он отдал приказ на срочное погружение и осадил экипаж, когда они хотели втащить в лодку твоего отца. Прости.

— Гриннел, — прошептал юноша. — Гриннел. Да, я знаю командора Гриннела. Он… он хороший офицер. Должно быть, он сделал это, потому что был вынужден. Расскажи мне подробнее, пожалуйста.

Этого уже Орсино вынести не мог.

— Твой отец был убит, — сказал он, как отрезал. — Я знаю, почему Гриннел посадил меня за радар — а я ни бельмеса не смыслю в радарах. Он приказал мне выкрикнуть что-то о воздушной цели, и я это сделал, ведь я не знал, что он замышлял. Гриннел использовал это как предлог для экстренного погружения, тогда как твой отец спокойно спал на палубе. Во время сна у него подергивалась щека, так он устал. И этот твой хороший офицер его убил.

Он услышал, как юноша громко зарыдал. Наконец, он сухо спросил Орсино:

— Политика?

— Политика, — ответил Чарлз. — Гриннел явно хотел использовать меня, как высококлассного наемного убийцу, и поэтому он рассказал мне о расстановке сил. Он убил твоего отца затем, чтобы его лодку возглавил тайный агент Социократов — кто-то, кого считают Конституционалистом, но самом деле тот — Социократ.

— А-а, — тихо протянул офицер, — капитан третьего ранга Фолкстоун. Сторонник киндлеровской конституции. Неужели он — Социократ? Гриннел и Фолкстоун, так?

Орсино подскочил от длинной очереди пулемета юноши, но сам стрелять не стал. Насколько он мог читать его мысли, Орсино был уверен, что никакого неприятеля перед нем нет, что пули были направлены лишь в этих двух призраков. Он ничего не сказал.

— Мы должны добраться до Исландии, — наконец проговорил офицер.

— Исландии?

— Там один из ЦК конституционалистов. Центральный Комитет. Ведь это нарушение Фрайбергского соглашения. Мы заявим протест Социократам, и если они его в полной мере не удовлетворят, то… война!

— Не знаю, о чем ты говоришь, Ван Деллен. И что ты имеешь в виду, говоря «мы»?

— Тебя и меня. Ведь это твои сведения. Тебя проверят на детекторе лжи.

— Слушай, если они будут проверять, меня застрелят прямо в кресле.

— Под защитой ЦК Конституционалистов? Не смогут! — резко ответил юноша, будто обидевшись. — К черту, парень, о чем ты думаешь? Разве ты не конституционалист?

— О боже, конечно, нет! Как я могу им быть, если я только что попал в это ваше… Правительство?

— Но разве ты не веришь в основные принципы конституционализма?

Орсино осторожно спросил:

— А что это за принципы?

— Достоинство личности. Верховенство законов, а не личностей. Уважение к семье. Лояльность к партийной организации.

Орсино внимательно все взвесил. Достоинство личности? Нет; вряд ли он в это верил. Личности довольно смешны и всегда совершают ошибки. Там дома жить гораздо лучше, не вдаваясь в подобные отвлеченные понятия, и если бы кто-нибудь попытался с ними разобраться, там была бы сплошная путаница.

Верховенство законов, а не личностей? Только не на территории Синдика! Там царство личностей, причем очень даже хороших. Дядюшка Фрэнк говорил, что оно будет хорошим правительством до тех пор, пока будет сохраняться его нравственность, и пока его будут уважать те, кем оно руководит. Пока в Синдике дела идут хорошо, было бы безумием переходить от верховенства людей к верховенству законов. И даже если дела пойдут хуже, все равно это будет безумием.

Уважение к семье? Конечно. До тех пор, пока семья будет внушать уважение, он ее будет уважать.

Лояльность к партийной организации? Это полностью зависит от партийной организации. Наверняка конституционалисты были такими же подлыми убийцами, как и социократы.

— Я думаю, — медленно произнес Чарлз, — что сердцем я — конституционалист, Ван Деллен. В конце концов, некоторые понятия имеют универсальный характер.

Юноша проговорил:

— Я надеялся на такой ответ. То, как ты оставил пулемет, я чтобы мне помочь… я уверен, что тебя дезориентировали, что в тебе здоровая основа.

«Он у тебя в руках, — сказал сам себе Орсино. — но не будь таким дураком, чтобы на него рассчитывать. У него в голове помутилось от голода и от желания спать, от шока, вызванного смертью отца. Ты выручил его в смертельной схватке, и на него действует нечто вроде духа коллективизма. Этот парень прикрывает меня с тыла, как я могу ему не верить? Но не будь дураком, чтобы рассчитывать на него, когда он выспится. Тем не менее, надавить на него стоит».

— Что ты собираешься делать? — спросил Чарлз.

— Мы должны выбраться из Ирландии на подводной лодке или самолете, — вынашивал планы юноша. — Нам нельзя идти ни в Нью-Портсмут, ни в штаб — там кругом социократы. О боже! Ведь если Фолкстоун добился своего, штабы подводного флота и авиации уже не надежны. Гриннел шепнет социократам, что ты вышел из-под контроля.

— А что это значит?

— Смерть! — проговорил молодой офицер.

Загрузка...