Синдер

Глава 1

Жила-была прекрасная девушка, которая безумно влюбилась в красивого молодого рыцаря. У них был волшебный, бурный роман, а потом рыцарь увёз свою даму в далёкую страну и женился на ней.

Но они не жили долго и счастливо.

Через десять лет после свадьбы они погибли в огне, оставив меня, своего единственного сына, воспитываться у сестры-близнеца моей матери. Тетя Сесиль недавно овдовела и имела собственных дочерей-близнецов. Мало того, что моя мать сбежала с рыцарем, вместо того, чтобы выйти замуж за настоящего джентльмена, и оставила тем самым тёмное пятно на фамильном имени, так теперь она оставила меня без денег и наследства. Тетушка Сесиль давно затаила на неё обиду и то, что она оказалась обременённой мной, не улучшило её отношения. И если иногда мне казалось, что судьба была немного несправедлива, я предпочитал не думать об этом.

День, когда я встретил принца, начался так же, как и любой другой. Я встал рано, чтобы заняться домашними делами — разжечь огонь, собрать яйца, покормить животных, а затем помочь нашей старой кухарке Дейдре приготовить поздний завтрак для всей семьи. Мои кузины, Джессалин и Пенелопа, были взволнованы больше обычного.

— Говорю тебе, мама, — сказала Пенелопа, — все слуги только об этом и судачат.

Джессалин многозначительно посмотрела в мою сторону и закатила глаза.

— Слуги? — презрительно протянула она. — Да что они знают?

— Иногда кое-что знают, — ответила тетя Сесиль. — Слуги многое слышат. Они видят то, чего не видят другие, — она повернулась ко мне. — Синдер, что ты слышал?

Они вообще редко утруждали себя разговорами со мной, разве что отдавали приказы, и уж точно никогда не спрашивали моего мнения ни о чём. Так что вопрос Сесиль крайне удивил. Я прочистил горло.

— Ну, я слышал то же самое, что и Пенелопа, — что принц в городе. Но я также слышал, что в лесу живет группа гномов, добывающих алмазы, и что король из соседней страны сжигает все прялки в своей стране, потому что боится веретён, и что служанка Беллы поцеловала лягушку, и та превратилась в герцога, — я пожал плечами. — Слуги много сплетничают. Я не верю большей части того, что слышу.

— Вот видишь? — сказала Джессалин сестре. Они были близнецами, но не совсем одинаковыми. У обеих длинные, красивые тёмные волосы и привлекательная внешность, но то, что было просто красиво в Пенелопе, в Джессалин — восхищало. Всё в ней, казалось, сияло. К сожалению, её личность не совсем соответствовала прекрасной внешности. Она презрительно усмехнулась. — Ничего, кроме слухов и вранья.

Но тетя Сесиль не была готова отмахнуться от этой информации.

— Кто сказал, что принц здесь? — спросила она меня.

— Я слышал это от Томаса, который слышал это от Энн, которая слышала это от Табби. Горничная Табби услышала это от своего брата. Он работает на конюшне в гостинице дальше по дороге. Он сказал ей, что разговаривал с одним из охранников принца, и тот рассказал ему…

— Что принц едет сюда, чтобы найти невесту! — закончила за меня Пенелопа. Она чуть ли не подпрыгивала на стуле от возбуждения.

— Верно, — подтвердил я, — именно это я и слышал.

Джессалин окинула меня холодным расчётливым взглядом, затем повернулась к сестре и матери. Она терпеть не могла, когда приходилось соглашаться со мной в чём-либо, но и дурой также не была. Было очевидно, что она ничего не выиграет, продолжая оскорблять меня, и всё выиграет, согласившись. И сейчас оценивала ситуацию, пытаясь решить, как перейти на другую сторону и сделать вид, что она с самого начала это и имела в виду.

— Пенни права, — сказала она наконец матери. — Если бы принц приехал сюда, ему пришлось бы остановиться в гостинице по дороге, а брат Табби действительно там работает. И если это правда, что принц приедет сюда, чтобы найти невесту, тогда мы должны быть готовы. Вы же хотите, чтобы мы произвели хорошее впечатление?

— Ну конечно! — Тетя Сесиль снисходительно улыбнулась дочери.

И вот так получилось, что они все уселись в карету и направилась к портнихе, чтобы купить новые платья.

— Потребуется нечто большее, чем красивые платья, чтобы провести любую из этих двух дурочек во дворец, — сказала мне Дейдре, как только они ушли. — Уродки!

— Не такие уж они уродки, — сказал я. — У Джессалин точно есть хороший шанс привлечь внимание принца.

— Ба! — выплюнула она. — Да и пусть забирает. Если всё, чего он хочет, это хорошенькое личико, то точно заслуживает того, чтобы в конечном итоге оказаться с таким отродьем, как Джесс.

Я подозревал, что принца действительно заинтересует не только красивое лицо, а, к примеру, изящные изгибы и пышное декольте, но решил не делиться этим с Дейдре.

— Я собираюсь спуститься к реке. Поймаю нам немного рыбы на ужин.

— Не забудь оставить немного для ведьмы, — она говорила мне это каждый раз.

— Не забуду.

Забросив удочку на плечо, я отправился через лес. Стоял прекрасный осенний день. Солнце светило сквозь ветви, пятная мшистую землю. На деревьях пели птицы. Бурундуки с подозрением смотрели на меня, когда перебегали мне дорогу. Это невероятно здорово — получить немного свободного времени в такое великолепное утро. Я насвистывал на ходу смутно запомнившуюся в детстве мелодию.

Было приятно чувствовать себя живым.

На полпути к реке в лесу раскинулась небольшая поляна. Я здесь часто сидел, когда было свободное время. Она обычно пустовала, если не считать диких животных, но не сегодня. Посреди небольшой полянки стоял мужчина. Примерно моего возраста, высокий и красивый. И в одном единственном ботинке. Я редко встречал кого-нибудь в лесу, и от неожиданности замолчал.

— Доброе утро, — сказал незнакомец, когда я споткнулся и остановился.

— И вам.

— Сегодня отличная погода, не правда ли?

— Ну да.

— Берегись Милтона!

— Кого?

В следующее мгновение что-то массивное врезалось в меня сзади, повалив лицом на землю. Огромная тяжесть навалилась на спину. Первой мыслью было, что меня грабят, за исключением того, что красть, собственно, нечего. Вторая мысль: что у Милтона, кем бы он ни был, проблемы с дыханием. Он тяжело дышал мне в ухо, обжигая затылок горячим воздухом.

— Милтон! — выругался мужчина. — Отпусти его!

Тяжесть исчезла, и Милтон, оказавшийся самой большой собакой, которую я когда-либо видел, бросился, тяжело дыша и извиваясь, к своему хозяину. Он, наверное, весил столько же, сколько и я. У него была короткая шерсть и отвисшие щеки. И ботинок во рту.

— Прости за это, — сказал мужчина, забирая у собаки свой ботинок. — Он всё ещё просто щенок.

— Щенок? — удивился я, поднимаясь на ноги и отряхивая грязь, листья и мох с рубашки спереди. — Он огромный!

— Ну, да. Такая порода, — он повернулся и швырнул ботинок в сторону леса, а Милтон радостно побежал за ним. — Он лучшая охотничья собака в королевстве. По крайней мере, так они говорят.

— Кто они?

— Хозяин питомника моего отца. Они вывели его и обучили. Говорят, он может выследить призрачного оленя на другом конце света. Не то чтобы я когда-либо проверял эту теорию.

— Ты им не веришь?

— Верю. Просто мне всё равно.

— Почему?

— Охота наводит на меня скуку. Я еду за Милтоном, пока он делает всю работу, а потом мне приходится разделывать животное и тащить его вонючий труп обратно во дворец, чтобы все могли восхищаться этим и притворяться, что я сделал что-то особенное, — он пожал плечами. — Многие мужчины охотятся, потому что должны. Пусть олени останутся им. Мы с Милтоном предпочитаем играть в «принеси».

Я зацепился за одно слово.

— Дворец? — и тут меня настигла тяжесть понимания собственной глупости.

Я рухнул на колени, опустив взгляд в землю. Вот я стою перед принцем и разговариваю с ним, как будто он всего лишь ещё один слуга.

— Ваше высочество, пожалуйста, простите меня. Я вас не узнал.

— С чего бы ты мог меня узнать? Мы не встречались.

— Моё поведение непростительно.

Он рассмеялся.

— Ничего подобного. Я не ношу никаких знаков моего титула, кроме кольца, которое ты едва ли мог разглядеть оттуда. Мы никогда раньше не встречались, а это значит, что ты никак не мог знать, кто я такой. Так что мне кажется, что твоё поведение вполне простительно.

Я рискнул поднять глаза. Принц смотрел на меня сверху вниз с явным раздражением.

— Ради бога, вставай! — вздохнул он.

Сначала я чувствовал себя глупо из-за того, что не узнал его, а теперь он заставил чувство усилиться от понимания, что я и не должен был это сделать. Я снова поднялся на ноги, стряхивая листья с колен. Милтон вернул туфлю, а принц повернулся и снова швырнул её в сторону леса. Он, казалось, забыл, что я тоже тут. Я стоял, наблюдая, как они играют, и размышлял, что же мне делать дальше. С одной стороны, мне не следовало бы с ним разговаривать, ведь могу сказать что-нибудь глупое. В конце концов, он принц, а я всего лишь прислуга в доме моей тёти. Для меня вообще неуместно говорить с ним, если он не заговорит первым. С другой стороны, я не мог уйти, не получив разрешения.

Я нагнулся и поднял удочку с земли, куда она упала, когда Милтон сбил меня с ног. Это движение, казалось, привлекло его внимание, и он повернулся ко мне.

— Ты уходишь?

— Сир, с вашего позволения…

— Прекрати! — он вздохнул, снова бросил ботинок Милтону и покачал головой. — Ты нравился мне гораздо больше, когда думал, что во мне нет ничего особенного

Это поставило меня в тупик. Я ему нравился? При этой мысли ёкнуло сердце. Но, видимо, больше не нравлюсь.

— Как тебя зовут? — спросил он.

— Синдер, — вот только это технически неверно. Синдер — фамилия и так звали меня тётя и двоюродные сёстры. Никто не называл меня по имени. — Элдон.

— Так какое из них? — он поднял брови, глядя на меня.

— Элдон Синдер.

— Приятно познакомиться с тобой, Элдон, — сказал он. — Я Августус Александер Корнелиус Ксавье Редмонд, — он рассмеялся. — Но ты и так это знаешь, правда?

— Да, сир.

— Не называй меня «сир».

— Но…

— Мой отец зовет меня Августом. Мама зовет меня Алекс. Ты можешь называть меня Ксавье.

— Это было бы неуместно.

— Уместно — это скучно. Куда ты направляешься?

— На рыбалку.

— Правда? — спросил он, внезапно насторожившись и заинтересовавшись. Посмотрел на удочку в моих руках. — С этим?

Что за вопрос? Я тоже посмотрел на удочку, пытаясь понять, что в ней примечательного.

— Ты правда ловишь рыбу палкой?

— Это удочка.

— Как это работает?

Я мог бы подумать, что он пытается выставить меня дураком, но выражение его лица не было насмешливым. Он казался искренне заинтригованным.

— Ты что, никогда не рыбачил?

— Мой отец говорит, что рыба — это для крестьян. Он запрещает её подавать. Но однажды я прокрался в помещение для прислуги, и они дали мне немного. Это было восхитительно!

Я пытался решить, обидеться ли на замечание о крестьянах. Он, казалось, ничего не замечал и снова посмотрел на мою удочку.

— Ты наносишь им удары ножом?

— Нет! Я насаживаю наживку на крючок, и когда рыба его заглатывает, вытаскиваю её из воды.

— Так ты ловишь их по одной за раз?

— А как иначе?

— Понятия не имею, — сказал он, улыбаясь. — Я никогда об этом особо не задумывался, — снова вернулся Милтон с туфлей, но вместо того, чтобы бросить её, принц уставился на меня, его глаза были яркими и весёлыми. — Ты собираешься туда сейчас?

— Да.

— Отлично, — сказал он, натягивая ботинок. — Показывай дорогу!

Так я и сделал.

Это было странно — идти по лесу, как я всегда делал, неся свою удочку, но на этот раз с принцем, идущим за мной по пятам.

Я оглянулся, чтобы посмотреть, не приснилось ли мне. Он смотрел на верхушки деревьев, совершенно не обращая внимания на то, куда идёт. Если бы я так делал, то непременно споткнулся бы и упал. Очевидно, принцам было даровано немного больше врождённой грации.

Милтон лаял и резвился вокруг нас, бросаясь вперёд, чтобы разведать дорогу, а затем возвращаясь и как будто говоря: «Поторопитесь, пожалуйста? У меня нет в запасе целого дня!», а затем снова бросался прочь, выл и лаял, как будто шёл по следу какой-то серьёзной добычи.

Лес молчал за нами. Даже деревья, казалось, затаили дыхание, ожидая, когда Милтон и двое его неуклюжих людей пройдут мимо. Я чувствовал, что должен что-то сказать, но понятия не имел, что именно. Как можно начать разговор с принцем?

— Почему ты продолжаешь так на меня смотреть?

Я не совсем осознавал, что делаю это, пока он не спросил. Но я и в самом деле смотрел так пристально, как только мог, когда оглядывался, чтобы убедиться, что он следует за мной.

— Это, должно быть, самая странная вещь, которая когда-либо со мной случалась, — я покачал головой.

— Идти на рыбалку?

— Идти на рыбалку с тобой, да.

— Ты хочешь сказать, что я странный?

Я рассмеялся — ничего не мог с собой поделать.

— Ну, ты же принц, и, по сути, следуешь за слугой на рыбалку. Тебе это кажется нормальным?

— Полагаю, что нет. Но ты и сам не совсем нормальный, верно?

— Что заставляет тебя так говорить?

— Ты знаешь, кто я, и все же ты не падаешь ниц в попытке выслужиться передо мной за какую-то милость.

— Ты бы предпочёл это?

— Боже, нет. Но так это обычно и бывает. Все чего-то хотят. Деньги, работу для их отца, брак для их дочери, — он улыбнулся мне. — Продолжай. Скажи мне, о чём бы ты попросил.

О чем бы я попросил? Я должен подумать об этом. Конечно, деньги или работа где-то, кроме дома моей тёти, могли бы быть приятными, но это не то желание, которое таилось в самых глубоких уголках моего сердца.

— Ты можешь вернуть моих родителей?

— Откуда?

— От смерти.

Улыбка исчезла с его лица.

— Боюсь, это немного за пределами моих возможностей.

Он, казалось, воспринял просьбу всерьёз, и я попытался рассмеяться, хотя это вышло неестественно.

— Я на самом деле не думал, что ты сможешь.

— Они умерли недавно?

Я покачал головой.

— Давным-давно. Я был просто мальчиком.

— Мне жаль.

Мы свернули на то, на чём я не хотел зацикливаться. Определённо пришло время сменить тему. Я вздохнул с облегчением, когда Милтон вернулся, хлопая ушами и высунув язык. Его невинная собачья радость дала мне повод посмеяться.

— А слухи верны? — спросил я, когда Милтон повернулся и бросился обратно в лес. — Ты здесь, чтобы найти невесту?

— Это то, что все говорят?

— Город гудит.

— Плохие новости распространяются быстро.

— Так это правда?

— Я принц, но не Утверждённый Наследник. Чтобы быть истинным наследником королевства, я должен быть назван наследным принцем.

— А для этого ты должен быть женат?

— Закон гласит, что я должен взять невесту к своему следующему дню рождения.

— И когда это произойдёт?

— Через две недели.

— Так близко! Что произойдёт, если ты этого не сделаешь?

— Я буду вынужден отказаться от своей короны, титула и всех прав на моё наследство.

— Ой.

— Без шуток.

— Почему здесь? Не слишком долгий путь, чтобы найти невесту?

Он смущённо посмотрел в мою сторону.

— Я уже отверг всех молодых леди дома, поэтому отец привёз меня в ваш городок с чётким приказом, чтобы я нашел жену.

— И вот ты здесь, прячешься в лесу со своей собакой.

— Я не говорил, что намерен сотрудничать.

— Ты не хочешь быть наследным принцем?

Он посмотрел вниз на лесную подстилку, глубоко засунув руки в карманы.

— Я очень хочу быть наследником своего отца. Просто не хочу брать невесту.

Я не знал, что на это сказать, поэтому решил промолчать. Мы добрались до берега реки и Милтона, который радостно подпрыгивал вокруг нас.

— А что насчёт тебя? — спросил Ксавье. — Ты женат?

— Нет.

— Почему?

Отчасти потому, что я вообще никогда не желал женщин. Я находил мужчин гораздо более привлекательными, но не хотел говорить ему об этом.

— Я всего лишь слуга, — сказал я. — Даже не слуга, на самом деле — мне же не платят зарплату. Я точно не самый завидный холостяк в округе.

— Это забавно, правда? — сказал Ксавье. Я повернулся и обнаружил, что он наблюдает за мной, в его глазах мелькнула искорка веселья, когда он почесал за довольно впечатляющими ушами Милтона.

— Что?

— У нас противоположные проблемы. Все хотят на мне жениться.

— И это плохо?

— Дело в том, что никому не нужен я, только моя корона. Они даже не знают меня, — он сверкнул озорной улыбкой. — Я мог бы быть распутной, вечно пьяной гнидой, с низменными и преступными замашками, и всё равно отцы выстроились бы в очередь вдоль дороги, готовые продать своих дочерей, как движимое имущество.

— Я никогда не думал об этом в таком ключе.

— Я нахожу всё это варварством.

Я подумал о своих кузинах, покупающих новые платья в надежде привлечь внимание принца. Дейдре была права — для получения приза потребуется нечто большее, чем красивое личико и шёлковое платье.

— А ты распутная, вечно пьяная гнида? — не смог удержаться я от смеха.

Он громко рассмеялся и хлопнул меня по спине.

— Только в мои хорошие дни.

Его увлечение удочкой было недолгим, но он оставался рядом, пока я ловил рыбу. Он сидел на камне, попеременно играя с Милтоном и строгая деревяшку, которую нашёл на земле. Казалось, он не переставал задавать вопросы, и я поймал себя на том, что рассказываю ему о своих родителях, тете Сесиль и моих кузинах.

— Ты сказал мне, что слуга, — сказал он. — Но ты же её племянник!

— Она предпочитает, чтобы ей об этом не напоминали. И, по правде говоря, я тоже так думаю. Одно время я страстно желал, чтобы она стала мне матерью, но те дни давно прошли.

Я пробыл в лесу гораздо дольше, чем следовало. Солнце клонилось к закату, и Дейдре, должно быть, ждала рыбу.

— Тебе обязательно идти? — спросил он, когда я собирал свои вещи.

— Боюсь, что да. Моя тетя и так будет иметь на меня зуб.

— Могу я прогуляться с тобой?

Меня в очередной раз поразила нелепость того, что принц задал такой вопрос, как будто ему нужно было мое разрешение.

— Конечно. Я мог бы пригласить тебя в дом на рыбу. Уверен, моя тетя будет счастлива, если ты…

— Ужин с девицами на выданье? Я бы предпочёл обойтись без этого. Кроме того, у Милтона ужасные манеры за столом.

Я рассмеялся, в основном от облегчения, и был в самом деле рад, что он отклонил приглашение. Он сидел бы за обеденным столом с семьёй, пока я бы их обслуживал. Он знал моё место в их доме, но мысль о том, что он увидит это воочию, была слишком болезненна. Моя тетя пошла бы на многое, чтобы унизить меня. Видеть, как Джессалин и Пенелопа лебезят перед ним, будет ещё хуже. Так что он всё ещё останется тайной — чудесной, радостной тайной, принадлежащей только мне. Меньше всего на свете хотелось делиться им.

— Мы пришли не этим путём, — сказал он, следуя за мной через лес. — Надеюсь, ты не просто следуешь за Милтоном.

Милтон снова бросился вперёд, по-видимому, пытаясь обнюхать каждое дерево, которое видел.

— Нужно кое-что сделать.

— Где?

— Здесь живёт одна пожилая дама. Я оставляю ей рыбу.

Он больше ничего не сказал, просто последовал за мной, когда я направился к пещере ведьмы.

— Что за человек станет жить в пещере? — спросил он, когда я положил рыбу на плоский камень у входа.

Я пожал плечами.

— Люди говорят, что она ведьма. Она может творить магию.

— Я не верю в магию, — он пренебрежительно отмахнулся, заглядывая в пещеру. Внутри была только темнота. Милтон принюхался у входа, но, казалось, не хотел заходить внутрь.

— Говорят, она может превращать тыквы в кареты, а мышей — в лошадей.

Он нахмурился, глядя на меня.

— Это кажется не очень полезным.

На самом деле я никогда особо об этом не задумывался. В чём смысл такого рода магии?

— Я полагаю, она могла бы продавать лошадей.

— Тогда почему бы тебе не оставить её в покое? И почему она живёт в пещере?

— Не знаю, — я старался не раздражаться. В конце концов, он был принцем, и его вопросы обоснованы, даже если заставляют меня чувствовать себя глупо.

— Ты когда-нибудь видел её?

— Нет.

— С чего ты вообще взял, что она существует?

— Рыба, которую я оставляю, всегда исчезает.

— Ты, наверное, делаешь какого-нибудь медведя жирным и счастливым.

Я пожал плечами, чувствуя себя глупо. Дейдре научила меня всегда оставлять подношение для ведьмы. Это казалось достаточно безобидным, но теперь я сожалел, что позволил ему увидеть, как я это делаю.

— Я расстроил тебя, — сказал он.

— Нет, — хотя я не уверен, что это правда.

Он задумчиво посмотрел на меня с минуту, затем вытащил что-то из кармана и положил поверх рыбы. Это была небольшая фигурка — та самая, над которой он работал, пока я рыбачил. Собака — грубая и неизящная, — но в ней явно угадывался Милтон.

— Может быть, медведю понравятся безделушки.

На самом деле это было не для ведьмы. Это было для меня. Это было предложение мира, и я принял его с улыбкой.

Он продолжал следовать за мной, когда мы оставили пещеру ведьмы позади, в конце концов добравшись до поляны, где впервые встретились. Я повернулся к нему лицом, чувствуя себя неловко. Он был высок и величествен, и я удивлялся, как мог смотреть на него и не заметить его благородства. Даже с Милтоном, тяжело дышащим у ног, он практически излучал силу.

— Я чувствую, что должен поклониться или что-то в этом роде.

Он закатил глаза.

— Пожалуйста, не надо.

Но не просто же попрощаться и уйти? Это казалось совершенно неправильным. Вместо этого я протянул ему руку.

— Для меня было очень большой честью встретиться с вами.

Он улыбнулся мне, тоже протягивая руку. Его пальцы сильные и тёплые.

— И для меня это честь. Спасибо тебе за то, что научил меня ловить рыбу.

— Не за что, сир, — его брови нахмурились, улыбка превратилась в свирепый оскал, и я быстро поправился: — Ксавье.

Я хотел остаться подольше. Мне нужен был предлог, чтобы снова прикоснуться к нему. Хотелось, чтобы этот славный, волшебный день длился вечно. Но у меня не было возможности остановить время.

Я неохотно повернулся, чтобы уйти. И как раз был уже на полпути через поляну, когда он окликнул.

— Ты придешь завтра снова?

Я резко развернулся к нему.

— Я не уверен, что смогу.

— Ты же знаешь, я принц, — сказал он. — Я мог бы приказать тебе прийти.

Интересно, он говорит серьёзно или поддразнивает?

— Мне пришлось бы рассказать об этом своей тёте. Ты этого хочешь?

— Нет, — его взгляд опустился. — Полагаю, я об этом не подумал.

Он казался искренне разочарованным. При мысли об этом у меня пересохло во рту и бабочки в животе радостно затрепетали.

Может быть… Если я встану пораньше… Если я потороплюсь со своими делами…

— Я постараюсь уйти после того, как подам обед, — сказал я.

Его взгляд встретился с моим, и его улыбка была яркой, великолепной и невероятно заразительной.

— Я буду ждать.

Тетя Сесиль отпустила других служанок много лет назад, чтобы сэкономить деньги. Сначала мои кузины ругали несправедливость того, что их заставляют одеваться самостоятельно. Прошло совсем немного времени, прежде чем любая скромность, которую они когда-либо чувствовали в моём присутствии, была преодолена потребностью, чтобы кто-нибудь зашнуровал их корсеты и причесал их волосы. Каким-то образом за эти годы я стал до нелепости искусен в таких вещах.

Мои кузины знали, что принц в городе, и потому надеялись, что есть шанс увидеть его на рынке (а я не осмеливался разочаровать их). На следующий день мне пришлось потратить дополнительное время на их густые тёмные локоны. Прошло два часа после обеда, когда мне наконец удалось уйти. Я пробирался через лес с комком в горле.

Я чувствовал себя глупо. Он принц, а я — слуга. Неужели я действительно ожидал, что он будет ждать меня на лугу, как какой-нибудь влюбленный? Неужели я действительно верил, что у него не было лучшего способа провести время?

Со смешанным чувством предвкушения и страха я приблизился к поляне, крепко сжимая в потной руке удочку. И нашёл его там: он ждал, как и обещал. Он сидел на поваленном бревне посреди поляны, попеременно бросая ботинок Милтону и вырезая что-то на куске дерева. Милтон чуть не сбил меня с ног от радости, и Ксавье широко улыбнулся, вставая и засовывая деревяшку в карман.

— Ты здесь! — сказал он, раскидывая руки, как будто хотел обнять меня.

— Да, сир, — я старался говорить уважительно, как, по моему мнению, и следовало, но это трудно, когда по лицу расплывается такая широкая ухмылка.

Он добродушно нахмурился, глядя на меня.

— Не называй меня «сир», — он посмотрел на удочку. — Опять рыбачишь?

— Это даёт мне повод уйти, — иначе они весь день станут гадать, куда это я, и придумают другие дела по дому.

Ксавье вытащил свой слегка раздавленный ботинок изо рта Милтона.

— Полагаю, мне придется либо открыться твоим сёстрам на выданье, либо примириться с рыбой.

Я улыбнулся.

— Полагаю, это правильно, сир.

— Значит, рыба! — сказал он, натягивая ботинок. Он оглянулся на меня через плечо и повернулся к реке. — И перестань называть меня «сир»!

И вот так получилось, что моя дружба с принцем стала центром моей жизни, по крайней мере, на несколько коротких дней. Каждый день после полудня мне удавалось провести несколько восхитительных часов в его обществе. Он встречал меня на поляне и сидел рядом, пока я ловил рыбу. После этого я оставлял ведьме две рыбки, а Ксавье оставлял всё, что вырезал в тот день — в один день лису, на следующий день котёнка, на третий — сову. Затем он следовал за мной до края поляны и спрашивал: «Ты придешь завтра снова?».

Конечно, я делал всё для этого. Я бы перевернул небо и землю, чтобы видеть его каждый день. И всё же наше общение не осталось без последствий.

Мои кузины были раздражительны и угрюмы. Новые платья, пудра и духи, плюс часы ухода в надежде привлечь внимание Ксавье, и всё же казалось, что принца почти никто не видел, ни во дворце, ни за его пределами. Его не было в театре. Его не было в магазинах. Его даже не было в библиотеке, и Джессалин оплакивала целых два часа, потраченных на проверку проходов, когда не нашла ничего, кроме мотыльков и нескольких пыльных старых книг.

Тетя Сесиль следила за работой по дому с новообретённым рвением.

— А что, если принц придёт с визитом? — спрашивала она по крайней мере раз в день. — Ты хочешь, чтобы он нашёл нас в грязи?

В некоторые дни я изо всех сил старался не выпалить, что принц точно не собирался посещать её дом. Он совершенно ясно дал понять, что намерен держаться подальше от моих «двоюродных сестёр на выданье».

Неудивительно, что моё внимание к работе по дому было не столь пристальным. Моя внезапная рассеянность не осталась незамеченной. Тетя Сесиль заметила за ужином, что на стаканах всё ещё остались следы губной помады со вчерашнего дня. Пенелопа пожаловалась, что её белье постирали, но не убрали. Джессалин отметила, что камины не чистили уже несколько дней.

И всем троим уже порядком надоело есть рыбу.

Я проигнорировал их всех. Единственное, о чём я заботился, — это проводить с Ксавье как можно больше времени. С каждым днём я оставался с ним немного дольше. Я знал, что напрашиваюсь на неприятности, и всё же ничего не мог с собой поделать. Он был какой-то неодолимой силой — землетрясением, которому я не мог противостоять. Потопом, который уносил меня — с моего согласия или без него. Если он манил меня, я чувствовал себя обязанным последовать за ним. Я был лёгким, как пёрышко, а он был ветром.

И всё это не потому, что он был принцем. По крайней мере, это не единственная причина. Конечно, получать внимание кого-то столь важного лестно, но не поэтому я каждый день спешил на луг, чтобы встретиться с ним. Настоящая причина была гораздо проще. Дело в том, что он ждал меня. Он улыбался мне. Спрашивал, как прошёл мой день. Слушал, когда я говорил. Смеялся над моими шутками. Он ничего не просил у меня, кроме явного удовольствия от моего общества. Никогда не комментировал моё низкое социальное положение или мою поношенную и изодранную одежду. Никогда не упоминал о мозолях на моих пальцах, или пепле в моих волосах, или саже, которая испачкала мои руки. И всё же он слушал меня. Встречался со мной взглядом, когда я говорил. Общался как с равным. Он относился ко мне как к другу.

Он видел меня так, как никто другой в мире. Я был для него настоящим. Я имел значение.

Это был самый удивительный подарок, который мне когда-либо дарили.

Нам было весело вместе, хотя мы редко делали что-то большее, чем ловили рыбу и разговаривали, играя в «Принеси» с Милтоном. Я с нетерпением ждал этого каждый день. Каждую минуту, когда мы были не вместе, я думал о том, когда увижу его снова.

Однако на четвёртый день я понял, что что-то не так. Он не был таким весёлым, как обычно. Он сидел на своём камне рядом с рекой, теребя кольцо на пальце, казалось, не обращая внимания ни на что вокруг. Милтон уже давно махнул на это лапой и убежал в лес, чтобы найти своё собственное собачье приключение.

Я ждал, что он придёт в себя, а когда этого не произошло, долго размышлял, следует ли мне спросить, что его беспокоит. Он был моим другом — конечно, я должен был спросить. Но он к тому же был и принцем. Это, скорее всего, не моё дело.

— Ты сегодня выглядишь расстроенным, — сказал я наконец. Бросил удочку в воду и повернулся, внимательно наблюдая за ним в поисках признаков того, что я перешёл границы.

Похоже, мои слова его не обеспокоили. Он уставился на свои руки, теребя перстень с печаткой.

— Мой отец очень сердит на меня, ты же знаешь.

— Почему?

— Всё это время он думал, что я ухаживаю за потенциальной невестой.

— И он узнал об обратном?

Он продолжал крутить кольцо на пальце. Кольцо символизировало его статус принца. Для него это, вероятно, подчёркивало тот факт, что он не был наследником.

— Я должен тебе кое-что сказать, — его тон был мрачным, даже каким-то зловещим. — Мой отец взял дело в свои руки.

— Он выбрал для тебя невесту?

— Нет, — он покачал головой, наконец взглянув на меня. — По крайней мере, пока.

— Что тогда?

Он улыбнулся, хотя и не своей обычной, яркой улыбкой. Он казался грустным.

— Я уверен, что твои двоюродные сёстры на выданье расскажут всё об этом, когда ты вернёшься домой.

Мои кузины?

— Ты придёшь на поляну завтра, Элдон?

— Я, конечно, попытаюсь, но…

— Ты сможешь прийти пораньше?

Это будет нелегко. Моя тетя и сёстры уже сердились на меня.

— Я не знаю, смогу ли.

— Дело в том, что… — он заколебался, и я с удивлением заметил, как по его щекам медленно пополз румянец. — Завтра будет последний день, который я проведу с тобой.

Возможно ли, что моё сердце перестало биться? Мир, казалось, завертелся. Меня затошнило.

Конечно, я знал, что он не будет рядом вечно, но каким-то образом я позволил себе забыть, как мало у нас времени.

Всего один день?

Этого было недостаточно. Этого никогда не будет достаточно.

Мне пришлось с трудом сглотнуть, борясь с комком в горле. Я осознал, что удочка зажата в моей руке, а леска утягивается в реку, пока я просто стою. Это было символично. Я был таким же незначительным, как и моя приманка, а Ксавье был течением. Он нёс меня некоторое время, но я мог идти, только пока позволяла моя леска. Он двинется дальше — вниз по склону, за поворот, навстречу заходящему солнцу, — а я всё ещё буду здесь, на берегу реки.

Только сейчас я буду один.

— Элдон?

Мне пришлось заставить себя заговорить.

— Да? — мой голос прозвучал как шёпот. Он, вероятно, даже не мог услышать меня из-за шума бегущей воды.

— Я не смогу задержаться завтра допоздна, но мне бы очень хотелось увидеть тебя перед уходом.

— Я буду здесь.

Когда я вернулся домой, мои двоюродные сёстры действительно были полны новостей. Король давал бал.

Это не было похоже ни на один другой бал, о котором я когда-либо слышал. Была приглашена каждая девушка в городке, но ни один из мужчин. Каждой девушке был гарантирован один танец с принцем, и в тот же вечер будет выбрана его невеста. После этого королевская семья и будущая принцесса вернутся в столицу, и я больше никогда его не увижу.

На следующий день я встал рано. Я заметался в отчаянной попытке закончить свои дела по дому, чтобы встретиться с ним, хотя бы на несколько минут. Но у моих кузин были другие планы.

В городе была только одна швея, и на неё напали обезумевшие женщины, которым требовались платья для бала. Мои кузины не придавали этому значения. Они знали, что должны обойтись тем, что у них есть. Пенелопа хорошо переносила это, но Джессалин была в ярости. Мы метались весь день, пытаясь найти что-то, что она бы одобрила. Мы совершили набег на шкаф тети Сесиль и также посетили замужнюю женщину по соседству. Дейдре взяла на себя шитьё, но, похоже, она постоянно нуждалась в моей помощи. Оборки и нижние юбки были отпороты и пришиты заново, вырезы опущены, рукава укорочены. Меня посылали в город за тканью «вот именно такого же оттенка синего». Я чувствовал, как проходит каждая секунда. Песок в песочных часах иссякал вместе с моей надеждой.

Я бы никогда не успел вовремя.

После этого мне пришлось делать им причёски. Длинные волосы Пенелопы оставили свободными волнами, а волосы Джессалин завили и уложили в хитроумную прическу. Я был немного более усердным, чем обычно, когда затягивал их корсеты. К счастью, они оказались достаточно отчаянны, чтобы согласиться на такие крошечные талии. Они не возражали. И, наконец, их погрузили в наш экипаж и отправили в путь.

Наконец-то я был свободен.

Я помчался через лес. Как долго он мог там пробыть? Будет ли у меня хоть несколько минут? Солнце уже низко опускалось за верхушки продуваемых ветром деревьев.

Просто попрощаться.

Наконец я выбрался на поляну, и вся надежда, которая оставалась в моей груди, умерла.

Там было пусто.

— Ксавье? — позвал я. Может быть, он только что ушёл. Может быть, он услышит меня и вернётся. Но ответа не последовало.

С тяжёлым сердцем я направился к центру поляны и упавшему бревну, на котором он всегда сидел, пока ждал. Сверху на нём лежал подарок. Это была одна из его резных штучек. Другие, которых я видел, были узнаваемы, но сделаны без энтузиазма, просто чтоб занять руки, пока мы разговаривали. Однако на этот раз он явно потратил время. Это была рыбка. Всего лишь рыбка, не длиннее моего мизинца, и всё же она была прекрасна. Её тело изогнулось, как будто она прыгала через пороги. Хвост был нежный, как кружево. Крошечные чешуйки были идеальны.

Я обхватил фигурку и позволил своим слезам пролиться. Меня никто не видел. Там не было никого, кто мог бы знать. Я опустился на землю, прижался к бревну и заплакал.

Он был моим единственным другом, и он ушёл.

Я плакал, пока солнце не скрылось за горизонтом. Плакал, пока не заснул.

Проснулся от низкого гула цикад. Западный край неба всё ещё был окрашен в розовый цвет. Взошла Луна. Я спал недолго.

Мне потребовалось мгновение, чтобы подвести итоги. Я был на поляне. Ксавье исчез.

Позади меня кто-то откашлялся.

Я обернулась, надеясь увидеть принца. Вместо этого я обнаружил женщину, сидящую на поваленном бревне. Её тело было покрыто серым плащом, больше похожим на тряпку. Я раньше никогда её не видел, но она могла быть только одним человеком: ведьмой.

— Он долго ждал, — сказала она. Её голос был хриплым и резким, как будто она непрерывно курила, хотя я не видел трубки в её руках. — Он ходил туда сюда и волновался, но в конце концов ушёл.

На неё было трудно смотреть. Или, точнее, её было трудно разглядеть. Как будто глаза отказывались на ней фокусироваться. Минуту назад она казалась юной, как горничная и вот уже она была старше Дейдре. В течение нескольких секунд она, казалось, менялась от двадцатилетней до древней старухи. Её волосы тоже менялись каждый миг, иногда казались светлыми и блестящими, иногда седыми и растрёпанными. Возможно, это был сон, но сырость земли, на которой я сидел, и боль в шее говорили об обратном.

— Сегодня для меня нет рыбы, мальчик?

Я прочистил горло и заставил себя заговорить.

— Нет.

Она рассмеялась. Её голос, возможно, и был грубым, но смех оказался мелодичным. Голос говорил о возрасте, но смех — о молодости.

— Я всё равно начала уставать от неё.

Я взглянул на деревянную рыбку в своей руке и погладил её по выгнутой спине.

— Думаю, на какое-то время я закончил рыбачить, — я не был уверен, что смогу вынести это без Ксавье, который составлял бы мне компанию.

— А как насчёт той безделушки, которую ты держишь? Я бы хотела её иметь. Я с нетерпением ждала возможности пополнить свою коллекцию.

Я обхватил резную фигурку, защищая.

— Эта для меня.

— Она дорога тебе?

— Это всё, что у меня есть на память о нём, — сказал я тихим голосом. — Пожалуйста, не забирай её.

— Что, если бы я могла взамен дать тебе что-нибудь получше?

— Ты не можешь.

— Ах, так мало веры, — её тон был упрекающим, но глаза — добрыми. Она улыбнулась мне. В этот момент она казалась женщиной, только что пережившей расцвет своей юности, всё ещё царственной и красивой, но с мудростью, накопленной годами. — Скажи мне, юный Элдон, о чём бы ты попросил меня?

Её слова напомнили мне о Ксавье и о том дне, когда мы встретились. Я так ясно помнил, как он улыбнулся мне, произнося эти слова. «Продолжай. Скажи мне, о чём бы ты попросил».

Тогда я спрашивал о своих родителях, но сейчас моим сердцем управляло не это желание.

— Я бы попросил о том, чтоб встретиться с ним ещё раз.

— Просто чтобы увидеть его? — спросила она. — Будет достаточно мельком взглянуть на него?

Я покачал головой, снова глядя на деревянную рыбку, зажатую в моей руке.

— Поговорить с ним, — сказал я. — Чтобы попрощаться.

— Большинство людей хотят весь мир. Большинство попросило бы богатства или настоящей любви. Любая девушка в королевстве прямо сейчас попросила бы стать его невестой.

Конечно, они бы так и сделали, но я не был одним из них. Я был просто слугой, который в нужный день отправился на рыбалку и подружился с принцем. Я уже получил от него больше, чем мог когда-либо надеяться.

— Я хочу только попрощаться.

Она молчала. Когда я взглянул на неё, она снова изменилась. Теперь она была старше, хотя всё ещё не стара — вдова средних лет с лёгкой проседью в волосах и морщинками от смеха вокруг глаз.

— Ты бы хотел пойти на бал?

— Туда допускаются только женщины.

— Незначительная деталь, — отмахнулась она. — Так ты бы хотел пойти?

Я подумал о том, на что она намекала. Проведёт ли она меня тайком, в качестве слуги или кучера?

— Смогу ли я его увидеть? Чтобы поговорить с ним?

— Каждой девушке гарантирован танец.

— Каждой девушке? — полное осознание того, на что она намекала, наконец-то поразило меня. Эта мысль была одновременно и волнующей, и ужасающей. — Ты сделаешь меня женщиной?

— Ты знаешь какой-нибудь другой способ?

Я не знал, но знал, что у меня нет желания быть женщиной.

— Не волнуйся, — сказала она, словно прочитав мои мысли. — Заклинание продлится только одну ночь.

Одна ночь. Одно заклинание. Один танец. А в обмен? Я подумал о деревянной рыбке, крепко зажатой в моей руке.

— Договорились.

Она протянула руку за рыбкой. Я отдал её, говоря себе, что это того стоит.

Я надеялся, что это того стоит.

— Протяни мне руки.

Я сделал, как было велено. Её пальцы на моих были сухими и прохладными. Её руки казались хрупкими.

— Приготовься, — сказала она.

— Это будет больно?

— Нет, — она улыбнулась. — Но это может смутить.

А потом она произнесла своё заклинание.

Я не был уверен, чего ожидал. Волшебные палочки и декламирование? Может быть, пение и дождь из звёзд? Заклинание ведьмы не включало ничего из этого. Она закрыла глаза. Она продолжала держать меня за руки. Её губы шевельнулись, но не издали ни звука. Она слегка покачнулась.

Всё началось с теплого покалывания в кончиках пальцев и быстро распространилось на запястья. Я удивленно уставился на то, что получилось.

Теперь у меня были маленькие, мягкие женские ладошки.

Тепло продолжало подниматься выше. Мои запястья стали тонкими и нежными. Волосы на предплечьях, казалось, втянулись в мою плоть. Кожа стала гладкой и бледной.

Магия достигла моего туловища и распространилась вверх по шее и вниз по позвоночнику. Плечи сузились. Кожа головы натянулась, как будто кто-то осторожно дергал меня за волосы. Моё лицо изменилось, грудная клетка сжалась, бедра расширились. Затем пришло самое странное ощущение из всех — ощущение, что мой центр тяжести опускается откуда-то выше пупка в точку между бёдрами. Казалось, будто земля внезапно поднялась мне навстречу, и всё же я чувствовал себя высоким. Я взглянул на ведьму, которая всё ещё раскачивалась с закрытыми глазами. По отношению ко мне она была всё того же роста. На самом деле я совсем не вырос.

Вместе с изменениями в теле, произошли изменения в моей одежде. Поношенная и изодранная одежда исчезла. Теснота хорошо зашнурованного корсета сжала мою грудную клетку, ограничивая доступ воздуха. Теперь на мне было струящееся атласное платье: светло-зеленого цвета, с длинной тяжёлой юбкой и глубоким вырезом. Я покраснел, когда посмотрел на открывшееся декольте.

Декольте!

У меня внезапно закружилась голова. Я закрыл глаза и попытался сделать глубокий вдох, чтобы успокоиться, но корсет мешал получать кислород, о котором кричал мой мозг. Ведьма крепче сжала мои руки. Я открыл глаза. Моё зрение казалось немного расплывчатым, но я мог видеть, что она наблюдает за мной. Теперь она казалась старше, её лицо осунулось и сморщилось.

— Готово! — сказала она.

Я сел на бревно и сделал несколько медленных вдохов. Я не мог глубоко дышать, но заставлял себя вдыхать и выдыхать, пока моё зрение не прояснилось.

— Как долго это продлится?

— До самого рассвета.

Только что зашло солнце. У меня полно времени.

Я осмотрел себя. Теперь, когда магия закончилась, это тело не казалось таким уж отличным от моего собственного. Самым заметным отличием была теснота корсета и зуд кружевных нижних юбок под платьем. Теперь у меня были длинные каштановые волосы, щекотавшие обнажённые плечи.

— Ты похож на свою мать, — сказала она.

— Правда? — я пожалел, что у меня нет зеркала, потому что едва помнил её лицо. Я инстинктивно потянулся, чтобы коснуться своего лица, как будто это позволило бы мне увидеть её. Моя щека определённо была не моей собственной. Она была гладкой, без намёка на щетину.

— Не позволяй своей тёте видеть тебя. Любой другой, скорее всего, примет тебя за твою кузину, но тетя наверняка решит, что увидела привидение.

Конечно. Я об этом не подумал. Тётя Сесиль и моя мать были близнецами. А теперь её девочки были близнецами, и я, по-видимому, похож на них.

— А как насчёт Джессалин и Пенелопы?

Она засмеялась и покачала головой.

— Их мать слишком давно утратила молодость, чтобы они могли заметить твоё сходство с ней, и они слишком поглощены собой, чтобы заметить твоё сходство с ними.

Это было странно — знать, что я ношу тело своей матери. Как-то успокаивающе и тревожно одновременно. Я посмотрел на свои руки. У меня были длинные, тонкие пальцы. Я пошевелил пальцами ног. Было что-то странное в моих ногах. Я немного приподнял юбку, чтобы заглянуть вниз.

Моя одежда изменилась, но обувь — нет. Я всё ещё носил свои поношенные рабочие ботинки, только теперь они были на два размера больше моих новых ног.

— Оу! — удивленно воскликнула ведьма. — Я забыла обувь.

Я вытащил ноги из ботинок и осмотрел их. Форма пальцев осталась знакомой, но кости стали изящней, стопа уже, а нежный изгиб лодыжки определённо не был мужским.

Я был так занят осмотром своих ног, что не заметил туфель, пока она не протянула их мне. Они не были похожи ни на одну обувь, которую я когда-либо видел. У них были двухдюймовые каблуки, а всё остальное, казалось, было сделано только из тонких кружевных ремешков. Я был уверен, что как только сделаю в них шаг, они развалятся на части. Они казались совсем маленькими, но когда я обулся, то обнаружил, что они сидят идеально.

— Встань!

Я сделал это, хотя и пошатнулся. Каблуки не были возмутительно высокими, но они определённо выше, чем всё, в чем я когда-либо ходил. Они так и норовили погрузиться в мягкую землю. Было трудно сохранять равновесие. Мне пришлось перенести свой вес на носочки, что означало отведение плеч назад. В общем, это было совсем не изящно.

Ведьма наблюдала за мной, её брови задумчиво хмурились. Мягкие морщинки вокруг глаз, казалось, стали глубже.

— Давай посмотрим, как ты пойдёшь, — предложила она, когда я наконец обрёл равновесие.

Первые несколько шагов казались до смешного неуклюжими, но после этого я почувствовал, что справляюсь: расправил плечи, перенёс вес на носочки, стараясь держать туловище прямым и неподвижным, чтобы не потерять равновесие. Я думал, что у меня всё хорошо, пока не услышал её стон.

— Что не так? — спросил я, поворачиваясь к ней.

— Ты выглядишь как неуклюжее бревно. Это всё, что ты можешь сделать?

— Знаешь, не каждый день кто-то превращает меня в женщину.

— Нескладные, неповоротливые мужчины! — раздражённо сказала она. — Ты будешь посмешищем на балу.

— Это не моя вина!

— Для этого потребуется больше магии, чем я думала, — покачала она головой и вздохнула.

Я подумал о рыбке, которую Ксавье оставил для меня, теперь спрятанной где-то под её одеждой.

— Мне больше нечего тебе дать.

— Я всё исправлю, — сказала она. — Оставить тебя таким, было бы пустой тратой замечательного заклинания.

Она взяла меня за руки, и снова магия распространилась по телу. На этот раз видимых изменений не произошло, но внутри произошёл определённый сдвиг. Я не мог бы точно сказать, что это было — просто едва заметное изменение в моей позе, как будто я устраивался в знакомом кресле.

— А теперь дай мне посмотреть, как ты ходишь.

Это была самая странная вещь, которую я когда-либо испытывал. Движение было похоже на скольжение по воде, за исключением, конечно, того, что это было на воздухе. Мой мозг подсказывал телу, что делать, но где-то между ним и моими конечностями что-то перехватывало сообщение. Что-то переводило сигналы на новый язык. Когда я двигался, конечности ощущали лёгкое сопротивление, которое, казалось, сглаживало мои движения. Где-то в моём подсознании сидело новое знание, которое подсказывало расправить плечи, немного выгнуть поясницу, позволить бёдрам двигаться при ходьбе, чтобы приспособиться к нижнему центру тяжести.

На этот раз я прямо чувствовал себя грациозным. Даже несмотря на мягкую лесную подстилку, я смог пройти всю длину поляны туда и обратно, не спотыкаясь.

— Это потрясающе! — сказал я, чувствуя возбуждение и головокружение. Выражение лица ведьмы было серьёзным.

— Это заклинание более сложное. Его не хватит надолго.

— Насколько хватит?

Она вытащила из кармана часы на тонкой серебряной цепочке и проверила их.

— У тебя будет время до полуночи.

Полночь.

Внезапно мой волшебный вечер сократился всего до нескольких коротких часов. То, что раньше казалось надеждой, теперь стало чем-то печальным и зловещим.

— Не так много времени.

— Верно, — признала она. — Я предлагаю тебе идти.

Кучеры в повозках и колясках были счастливы доставить взволнованных молодых женщин на бал в обмен на несколько монет. Ведьма была достаточно любезна, чтобы снабдить меня ими, и в мгновение ока я обнаружил, что поднимаюсь по лестнице в замок.

Я был в полном смятении от нервной энергии. Ладони были неприятно потными. На пути в бальный зал сердце бешено колотилось. Что я ему скажу, когда увижу?

Как оказалось, у меня было достаточно времени, чтобы обдумать этот вопрос. Охранник провёл меня в комнату, полную женщин. Распорядитель у двери протянул мне маленькую деревянную бирку с номером.

— Мы позовём вас, когда придёт ваша очередь, — сказал он. — После танца вы сможете пойти домой или подождать в гостиной вместе с остальными.

Я посмотрел на женщин. Каждая держала в руке похожую карточку. Это было до замешательства похоже на ожидание своей очереди купить хлеб, за исключением того, что все здесь были явно приодеты. Я нашёл свободное место и устроился поудобнее.

Несколько женщин расхаживали взад-вперёд. Некоторые сидели тихо и стоически. Некоторые лениво болтали с друзьями. Некоторые, очевидно, подводили итоги своего соревнования. Я заметил своих двоюродных сестёр в противоположном конце комнаты. Пенелопа сидела, нервно кусая палец. Джессалин стояла у зеркала, поправляя прическу. Ни одна из них не заметила меня.

Следующим был назван номер Джессалин, но она быстро выхватила у Пенелопы бирку и сунула свою в руку сестре.

— Ты иди первой, — сказала она. — Тогда тебе больше не придётся сидеть здесь и беспокоиться.

Я знал, что на самом деле она не по этой причине хотела, чтобы Пенни пошла первой. Джесс хотела превзойти свою сестру. И всё же Пенни не стала спорить. Она вошла в бальный зал, как преступница, идущая на суд. Всего через несколько минут выкрикнули номер Джессалин. Как только они ушли, я ощутимо расслабился.

За мной вошли ещё женщины. Многие уходили, когда называли их номера. Секунды шли, и я начал беспокоиться, что мне придётся уйти до того, как придёт моя очередь. Но наконец, за двадцать минут до того, как часы должны были пробить двенадцать, я обнаружил, что вхожу в дверь бального зала.

Бальный зал был большим, освещённым, должно быть, сотнями свечей. Группа музыкантов сидела в углу, в данный момент молча. Напротив меня была ещё одна дверь. Моя предшественница как раз исчезала за ней, должно быть, в гостиной. Принц стоял у буфетного стола и пил шампанское из бокала. Он стоял ко мне спиной.

— Кс… — я оборвал себя, поняв, что собирался произнести его имя. Я быстро исправился и вместо этого сказал: «Ваше высочество?».

Он не повернулся ко мне лицом.

— Я займусь с тобой через минуту.

Я медленно приблизился, двигаясь так тихо, как только мог в своих нелепых туфлях. Мне не хотелось его беспокоить, но и стоять в другом конце комнаты тоже не хотелось.

Подойдя ближе к буфету, я увидел, что он завален закусками и напитками. Казалось, к ним почти не прикасались.

— Сегодня вечером никто не голоден?

Он вздохнул и повернулся, чтобы настороженно посмотреть на меня.

— Мой отец обещал каждой девушке танец, а не ужин.

Меня забавляло, что он выполняет требования своего отца и всё же не делает ни шагу дальше.

— Я понимаю.

Он указал через плечо на дверь, через которую ушла последняя женщина.

— Там, насколько я слышал, устроен настоящий пир, так что дамы не голодают, ожидая моего решения.

Я представил себе ещё одну комнату, полную женщин, очень похожую на ту, которую я только что покинул. Некоторые будут нервничать, некоторые полны надежды, некоторые полны негодования. Некоторые, несомненно, пьют четвёртый или пятый бокал шампанского.

— Это звучит замечательно.

Он, казалось, не заметил намёка на сарказм в моём голосе. Он оглядел меня с ног до головы с нескрываемым любопытством.

— Ты прекрасно выглядишь.

— Благодарю, сир. Вы выглядите… — мои слова затихли, когда я попытался решить, как закончить предложение. Каждый раз, когда я видел его, он был одет небрежно, в одежду, которая, очевидно, была высшего качества, и всё же предназначалась для повседневной носки. В этот вечер на нём было что-то похожее на парадную форму. Оно было королевского синего цвета с жёсткими золотыми косами на плечах и на груди. Его покрой был плотным и строгим. Он был так же великолепен, как и всегда, но, казалось, чувствовал себя не в своей тарелке.

Я всё ещё не закончил предложение, и он поднял брови, глядя на меня.

— Очаровательно? — подсказал он. — Блистательно? Красиво?

Он не искал комплиментов. Его тон был дразнящим, и я знал, что ему, вероятно, говорили все эти вещи этим вечером несколько раз.

— Неудобно, — сказал я.

Он рассмеялся. Звук был коротким, но громким и искренним.

— На самом деле, — сказал он, — я вновь испытываю сочувствие к вам, женщинам, и вашим корсетам.

— Ты даже не представляешь, — пробормотал я себе под нос, сопротивляясь желанию потянуть шнурок, что стягивал мою грудную клетку.

— Прошу прощения?

Я решил, что лучше не повторяться. Вместо этого указал на бокал шампанского в его руке.

— Вы собираетесь предложить мне выпить?

Он улыбнулся.

— Нет, я этого не сделаю. А вы намерены сделать реверанс, как подобает настоящей леди?

Конечно, я должен был сделать его, как только он повернулся ко мне лицом, но я об этом не вспомнил. Хотя он дразнил, а не наказывал, так что я сказал: «Нет, я этого не сделаю».

Это снова заставило его рассмеяться. Он повернулся и налил ещё один бокал шампанского и протянул мне.

— Теперь довольна?

Я не мог не улыбнуться. Я присел в реверансе, принимая бокал, движение, которое было каким-то невероятно естественным для этого тела, которое я носил.

— Благодарю, сир, — моя рука дрожала, когда я поднёс бокал к губам.

Шампанское не было похоже ни на что, что я когда-либо пробовал: сладкое, яркое и игристое. Лучше всего, что когда-либо было у моей тёти в доме. На вкус оно было как утреннее солнце. Мне следовало бы лишь слегка отпить, но оно оказалось слишком вкусным, а у меня слишком мало времени. Я залпом выпил всё сразу, а когда опустил стакан, то обнаружил, что принц смотрит на меня с явным весельем.

— Ещё?

Я почувствовал, что краснею. Я не часто пил. Представил, как алкоголь течёт по моей крови, делая меня безрассудным и сумасшедшим, и поставил пустой стакан на стол.

— Я уверена, что пить второй бокал было бы неразумным.

Он протянул мне руку.

— Тогда, полагаю, пришло время пригласить тебя на танец.

Стоять там и разговаривать с ним было легко, но протянуть руку в ответ потребовало от меня каждой унции силы воли. Это было похоже на то, после чего я никогда не стану прежним. Его пальцы оказались тёплыми. Он притянул меня к себе, и в этот момент музыканты в углу заиграли.

Я немного беспокоился о танцах, но заклинание ведьмы сработало идеально. Я легко попадал в такт с ним. Это было странно, волшебно и удивительно. Моё тело двигалось совершенно незнакомым мне способом. Оно знало, в какую сторону идти, даже если я не знал. Я не стал слишком пристально изучать эту новообретённую благодать, опасаясь, что сосредоточение на ней разрушит заклинание.

— Ты прекрасно танцуешь, — сказал он после первых нескольких шагов.

— На самом деле нет. Это всё магия.

Слова сорвались с моих губ прежде, чем я успел их обдумать. Его глаза расширились от удивления и веселья.

— Я не верю в магию.

— Конечно нет. Я только имела в виду, что обычно я немного неуклюжа. Просто чудо, что я не наступила тебе на ноги или не споткнулась о собственные.

— Да. Что ж, это мой восемнадцатый танец за вечер, так что, думаю, у нас обоих есть веские причины не усложнять па.

Пока восемнадцать танцев. Я подумал о комнате, полной женщин, которую только что покинул.

— За мной по меньшей мере ещё дюжина девушек.

Он вздохнул.

— К утру у меня ноги отвалятся.

— Мы могли бы всё бросить и отправиться на рыбалку.

Он остановился на полушаге, заставив меня врезаться ему в грудь.

— Ты рыбачишь?

Я почувствовал, что краснею. Почему я сказал такую глупость?

— Я не должна была этого говорить.

— Напротив, это замечательная идея, за исключением того, что мой отец приказал бы меня вернуть и четвертовать.

— Казнь сильно испортила бы вечер.

Он рассмеялся.

— И правда.

Он снова обнял меня, и мы продолжили танцевать. Это было чудесно, находиться так близко к нему, позволять ему водить меня медленными кругами по танцполу. Он был силой природы, несущей меня куда-то. Я не знал, где окажусь, и мне было всё равно.

Он смотрел на меня, пока мы танцевали, словно изучая меня. Это могло бы заставить меня нервничать, но я был слишком счастлив, чтобы сильно возражать. Его очевидный пристальный взгляд дал мне повод взглянуть на него в ответ. Я хотел запомнить каждый кусочек его лица, чтобы никогда не забыть.

— Мы встречались раньше?

— Нет.

— Ты кажешься очень знакомой.

— Ты меня с кем-то путаешь…

— Не думаю. Это что-то такое в твоих глазах.

Моё сердце подпрыгнуло от его слов, отчасти от радости, отчасти от иррационального страха, что он догадается о моей истинной личности.

— Ты, наверное, путаешь меня с одной из женщин, с которыми танцевал раньше.

— Может быть, — сказал он, хотя было ясно, что он не убеждён.

— Так много женщин, так мало света. Я уверена, что мы все выглядим почти одинаково.

— Некоторые больше, чем другие, — он понизил голос и прошептал, как будто делился великим секретом: — А некоторым удается выделиться.

Его слова порадовали меня, и я поймал себя на том, что улыбаюсь.

— Я рада, что могу оживить твой скучный вечер. Должно быть, это так тяжело — проводить часы в окружении красивых, заискивающих женщин.

— Теперь ты ведёшь себя просто жестоко, — рассмеялся он.

— А ты меня дразнишь.

Он покачал головой. В его глазах было веселье, но и что-то ещё.

— Ты меня озадачиваешь.

— Почему?

— Ты не похожа ни на одну из других девушек.

Его слова немного встревожили меня. Очевидно, я плохо играл свою роль.

— Что ты имеешь в виду?

— Все они попали в одну из трёх категорий. Первая: те, кто весь танец рассказывали мне, какой я красивый и обаятельный. Вторая: те, кто находят меня ужасающим и даже не могут встретиться со мной взглядом, не говоря уже о том, чтобы поговорить. Третья: те, кто проводят каждую секунду нашего совместного времени, рассказывая мне, какой замечательной женой они были бы.

— Ну, я думаю, что ты слишком очарователен и красив, чтобы быть ужасающим, но я совершенно уверена, что из меня вышла бы отвратительная жена.

— Почему ты так говоришь?

Этот вопрос заставил меня громко рассмеяться. Если бы только он знал правду.

— Слишком много причин, чтобы перечислять все.

Он снова покачал головой.

— Определённо не такая, как другие девушки.

— Я постараюсь больше походить на них, если тебе это понравится. Какой из этих трёх вариантов вы бы предпочли, сир? Я думаю, что смогу справиться с любым из первых двух, но третий может оказаться за пределами моих возможностей.

— Нет, — сказал он. Мы шутили, но внезапно он стал серьёзным. — Я определённо предпочитаю, чтобы ты оставалась какая есть.

Я почувствовал, что краснею. Я больше не мог смотреть ему в глаза. Я поймал себя на том, что изучаю золотую тесьму у него на шее. Я понятия не имел, что сказать.

— Если ты так против брака, то почему ты здесь? — он спросил. — Это твой отец заставил тебя прийти?

— Нет, я… — я запнулся, не зная, что сказать. Он выжидающе смотрел на меня. Я решил сказать ему правду. — Я просто хотела увидеть тебя в последний раз.

Песня закончилась, но он не отпустил меня. У него было то же самое изучающее выражение лица, как будто он пытался понять меня. Я стоял очень тихо, гадая, о чём именно он думал. Этот момент, казалось, длился вечно.

— Ты потанцуешь со мной ещё раз?

Ничто в мире не могло бы сделать меня счастливее.

— Конечно.

Он улыбнулся и кивнул на музыкантов в углу. Заиграла новая песня. И мы продолжили танцевать.

Находиться так близко к нему было одновременно и нервно, и опьяняюще. Грудь — моя грудь — была плотно прижата между нами. Я нашёл это чувство невероятно смущающим, но всё остальное было идеально: то, как он смотрел на меня. Твёрдость его руки на моей пояснице. Он что-то пробудил во мне — тупую пульсирующую боль между ног, так непохожую на чувство возбуждения в моем собственном теле, и всё же безошибочно узнаваемую. От этого у меня подкашивались колени. Мой желудок сходил с ума, полный бабочек. Каждая частичка меня тянулась к нему, тоскуя по нему так, как я никогда полностью не осознавал раньше. Меня лихорадило. Моё тело — моё женское тело, — казалось, будто сгорает изнутри. Конечно, он должен это чувствовать. Конечно, он должен был понять, какое влияние оказывал на меня.

Он крепче прижал меня к себе, и я почувствовала, как напрягся его член. От этого у меня перехватило дыхание. Он наклонил ко мне голову, его губы были в сантиметре от моих.

— Будет совершенно неуместно, если я поцелую тебя?

Моё сердце воспарило. Я обнял его за шею и прошептал в ответ: «Уместно — это скучно».

Его рот был тёплым и мягким. Его язык дразнил мои губы, и я услышал собственный всхлип. Я открылся ему, позволяя попробовать меня на вкус, позволяя исследовать меня. Он застонал, низкий звук вырвался из глубины его горла, отчего жар между ног усилился. Боль, казалось, одновременно распространилась вниз по бёдрам и вверх по животу к грудям, которые были неудобно зажаты между нами. Комната перестала существовать. И музыка тоже. Остановились ли музыканты, зашептались ли они или продолжали играть, я не знал, и мне было всё равно. Я вцепился в него, удивляясь, как такая простая вещь, как поцелуй, может быть такой невероятной.

Он прервал поцелуй, всё ещё прижимая меня к себе. Он задыхался так же, как и я.

— Потрясающе, — выдохнул он.

Я мог только прижаться к нему и кивнуть.

— Почему ты кажешься такой знакомой?

Я покачал головой, не желая, чтобы он думал об этом. Не желая думать о том, как я должен ответить. Я притянул его голову вниз, чтобы снова поцеловать, но он остановился как раз перед тем, как его губы встретились с моими.

— Как тебя зовут?

Моё имя. Как меня звали? За всё время, что я ждал своей очереди потанцевать с ним, мне ни разу не пришло в голову, что он может задать такой простой вопрос. Я понятия не имел, что сказать. Я не мог думать ни о чём, кроме своего настоящего имени. Я не мог назвать его.

— Ммм… — глупо сказал я.

Но от ответа меня спас звук — ужасный, душераздирающий звук.

Звон колоколов на башне с часами, пробивших полночь.

Я побежал. Выскочил из бального зала, Ксавье звал меня, сначала спрашивая, а затем приказывая подождать.

У меня не было выбора, кроме как ослушаться.

Лица с широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами повернулись, когда я пронёсся мимо. Я смутно сознавал, что являю собой такое нелепое зрелище, но было бы гораздо хуже, если бы они увидели меня без магии.

Где-то на лестнице первое из заклинаний дало сбой. В одно мгновение я бежал в богато украшенных туфлях, а в следующее уже спотыкался. Высокие каблуки туфель слишком нарушали равновесие. Мои лодыжки дрожали. Движение бёдер стало моим собственным. «Неуклюжие, неуклюжие мужчины», — сказала ведьма, и в течение нескольких секунд я снова стал одним из них, хотя всё ещё был скрыт в теле женщины. Я упал на полпути вниз по лестнице, порвав при этом платье.

Как, чёрт возьми, женщины справлялись с этим?

Позади я слышал зовущие голоса. Кто-то шёл за мной. Я стащил с ног нелепые туфли и побежал. Нырнул за ряд ожидающих экипажей. Я смутно осознавал, что вокруг меня кучеры и возницы, чьи глаза широко распахнулись от шока, когда я пронёсся мимо.

— Похоже, этот танец закончился не очень хорошо, — рассмеялся один из них.

Я бежал всю дорогу домой, хватая ртом воздух из-за тугого корсета, желая сорвать эту чёртову штуку, но кучеры могли бы сделать больше, чем пялиться, если бы женщина, пролетающая мимо них, сверкала обнажённой грудью.

Наконец я, спотыкаясь, прошёл через наши ворота, но на подъездной дорожке резко остановился. В гостиной горел свет. Тётя Сесиль ждала наверху, с нетерпением ожидая вестей от своих дочерей.

Я не мог позволить ей увидеть меня — призрак её мертвой сестры, разорванное платье, босые ноги, заляпанные грязью. Я мог бы войти через заднюю дверь, но даже это казалось рискованным. Что если она позовёт меня, чтобы я принёс ей чай или разжёг огонь?

Со стоном я повернулся и направился в единственное место, которое пришло мне в голову. Единственное место, которое было моим: поляна в лесу. Место, где я впервые встретил Ксавье. Место, где я встретил ведьму.

Поляна, конечно, была пуста. Я упал на землю бесформенной кучей, радуясь, что наконец-то могу сесть. Бок болел от бега. Ноги ныли. Где-то по дороге потерялась туфля, от чего мне было немного не по себе. Я надеялся, что ведьма не станет сходить с ума из-за этого.

Мне потребовалось несколько минут, чтобы отдышаться. Сверчки прекратили своё пение, когда я пробежал мимо, но теперь они начали снова. Что-то незаметно скользило по лесу. Там было тихо и спокойно. Лунный свет пробивался сквозь деревья, пятнами ложась на лесную подстилку.

Я хотел расстегнуть платье и ослабить корсет, но пуговицы были слишком высоко на спине, чтобы я мог дотянуться. После минуты растяжки и напряжения я сдался. Ещё одна причина, по которой я был рад не быть женщиной.

Я прислонился спиной к поваленному бревну, на котором Ксавье оставил свой подарок. Я обменял этот подарок на два заклинания и несколько коротких часов, но оно того стоило.

Я подумал о Ксавье, снова переживая этот танец. Вспоминал ощущение, когда он прижимал меня к себе. Его вкус. Твёрдость его эрекции. Жар снова разгорелся в моём паху, такой знакомый и в то же время такой странный. Я вспомнил бурлящую радость в сердце, когда он спросил, может ли поцеловать меня.

Я свернулся калачиком на мягких листьях лесной подстилки. И снова подумал, засыпая, что это того стоило.

Сначала я спал урывками, но в какой-то момент стеснение в груди прекратилось, зуд от кружев прошёл, и я погрузился в приятный сон, как дома, в своём собственном теле.

Проснулся далеко после рассвета. Я снова был самим собой, в своей обычной залатанной одежде. Ноги были босыми, а поношенные ботинки лежали рядом на земле.

В любое другое утро я бы встал на рассвете. Я задавался вопросом, искали ли меня тётя Сесиль и кузины. Будут ли они интересоваться, куда я делся? Будет ли им не всё равно? Я мог только надеяться, что после позднего возвращения ночью они всё ещё спят.

Я остановился у колодца за домом, чтобы вымыться. Ноги были исцарапаны и грязны после бега босиком домой. Я смыл засохшую грязь и натянул ботинки, прежде чем войти внутрь.

И сразу понял, что что-то не так. Джессалин и Пенелопа в гостиной лихорадочно переговаривались друг с другом. Дейдре повернулась и сердито посмотрела на меня.

— Прекрасное утро, чтобы исчезнуть, — сказала она. — Они в полном смятении.

— Из-за чего?

Она пренебрежительно махнула рукой и повернулась к своей плите.

— Что-то насчёт принца и бала.

У меня есть работа, которой следует заняться. И нет причин вмешиваться. Вообще никаких причин.

За исключением того, что она упомянула принца. Что бы ни привело кузин в «настоящий переполох», это касалось Ксавье. При одной мысли о нём у меня ёкнуло сердце. Я знал, что ничего не смогу делать, пока не выясню, что происходит.

Пенелопа и тётя Сесиль деловито носились по гостиной, вытирая пыль и наводя порядок. Это было то, что они обычно оставляли для нас с Дейдрой. Джессалин сидела в своем любимом кресле, пристально глядя на них, пока они работали.

— Я не знаю, почему ты беспокоишься, — сказала она. — Мы знаем, что он сюда не придёт.

— Мы ничего такого не знаем, — сказала тётя Сесиль. — Они говорят, что он выбрал невесту, и он навестит её сегодня.

Он выбрал невесту?

Печальный узел ревности сжался в моей груди. Конечно, он выбрал невесту. В этом была вся цель бала. И всё же, после того объятия и поцелуя…

— Кто она такая?

Все повернулись ко мне. Они не заметили, как я вошёл, и теперь уставились, как будто я спросил, кто повесил луну.

— Никто не знает, — наконец сказала Пенелопа.

— Она убежала, — сказала Джессалин.

— Они говорят, что принц звал её, но она не остановилась, и…

— Да, — сказала Джессалин, обрывая её. — И именно поэтому мы знаем, что это будет не одна из нас. Мы были не настолько глупы, чтобы убежать!

Моё сердце ёкнуло. Да, я убежал, потому что не было другого выбора. Была ли возможность, что ещё какая-то девушка тоже сбежала? Может быть, он ищет кого-то другого, а не меня? Маловероятно.

Я не знал, смеяться мне или плакать.

— Но он знает, кто она?

— Они говорят, что он не знает её имени, но у него есть способ найти её, — сказала Пенелопа. — Все только об этом и говорят.

Способ найти её.

Способ найти меня?

Я ничего не мог с собой поделать. Я разразился смехом.

Конечно, он ошибался. Он не мог её найти, потому что её не существовало. Женщина, которую он искал, исчезла ночью, вместе с заклинанием. Он мог охотиться, но никогда не поймает свою добычу.

Они все в шоке уставились на меня, и я понял, что всё ещё смеюсь. Больше, чем смеюсь. Я был на грани истерики, держась за живот, пытаясь использовать смех, чтобы сдержать слезы.

Он хотел жениться на мне.

— Синдер, что тут такого смешного? — спросила тётя Сесиль.

— Ничего, — выговорил я, хватая ртом воздух, пытаясь восстановить самообладание. Это было правдой. В том, что происходило, не было ничего смешного. — Мне жаль, — не то чтобы мои извинения помогли. На лице тёти Сесиль отразилось отвращение. Мои двоюродные сестры сидели в замешательстве. — Как он её найдет?

Но прежде чем они успели ответить, я получил свой ответ: знакомый собачий лай. Все повернулись ко входу. Пенелопа бросилась к окну, чтобы заглянуть сквозь занавески.

Мне не нужно было смотреть. Я знал, что она увидит.

Милтон.

— О нет, — простонал я.

Все они удивленно повернулись ко мне, но прежде чем успели спросить, в чём дело, раздался громкий стук в дверь.

Бледная рука Пенелопы взлетела ко рту, её глаза расширились от волнения и страха. Тётя Сесиль практически подпрыгивала на своих туфлях. Джессалин бросилась к двери и распахнула её.

Огромная мохнатая фигура влетела в дом, лая и пуская слюни. Милтон налетел на меня, опрокинув спиной на пол. Его лапы опустились мне на живот. Его вес выбил воздух из моих лёгких, когда я ударился о доски. Его массивные, дрожащие челюсти нависли над моим лицом.

— Милтон, ты шерстяной болван! — закричал голос, в котором я узнал голос Ксавье. — Что на тебя нашло?

Милтон отодвинулся от моей груди, а затем принц навис надо мной, его лицо озарила счастливая улыбка.

— Элдон! — радостно воскликнул он. Ухватив меня за руку, он помог подняться на ноги. — Я не ожидал найти тебя здесь.

Милтон выбил из меня дух. Я был слишком занят, пытаясь дышать, чтобы ответить. Мой желудок свело судорогой, мозг требовал кислорода и, по-видимому, не понимал, что ему нужно только вдохнуть. Я смутно осознавал, что в комнате вокруг меня — моя тетя и кузины, Дейдре, которая вошла из кухни, двое мужчин, которые вошли с Ксавье. У всех у них были шокированные лица, явно удивлённые фамильярным отношением принца к слуге.

Что совсем не было смутным, так это нежная твёрдость его руки на моей спине, так похоже на предыдущую ночь.

— Элдон, — сказал он, — с тобой всё в порядке?

Наконец мне удалось сделать короткий вдох. А потом второй.

— Я в порядке, — выдохнул я, хотя всё ещё не мог встать прямо.

— Я не могу понять, почему он так сбил тебя с ног, — сказал он. — Ты ему всегда нравился, но всё же.

Он посмотрел на Милтона, который сидел у камина, счастливо дыша. Его виляющий хвост глухо ударялся о деревянный пол. Ровный «стук, стук, стук» казался необычайно громким в тихой комнате. Моя тётя и двоюродные сёстры уставились на меня, явно сбитые с толку и удивлённые тем, откуда Ксавье знает моё имя.

Я заставил себя выпрямиться, хотя живот всё ещё болел.

— Сир? — я повернулся к нему. Он опустил брови, глядя на меня, и я знал, что он хотел сказать, чтобы я не называл его так. Я бросился дальше, прежде чем он успел. — Может быть, вам следует рассказать нам, почему вы почтили нас своим сегодняшним визитом?

Его взгляд быстро скользнул по моей тёте, моим двоюродным сестрам и Дейдре. Он с надеждой оглядел комнату, как будто мог кого-то упустить, затем повернулся к лестнице.

— Я ищу кое-кого, — сказал он. — Здесь есть кто-нибудь ещё? Может быть, наверху?

— Нет, — сказал я. Конечно, я знал, кого он надеялся найти, но, похоже, он ждал, что я скажу больше, поэтому я спросил: — Кого вы ожидали?

Он улыбнулся мне.

— Девушку, — он сунул руку в карман пальто, вытащил что-то и поднял, чтобы я рассмотрел.

Это была моя потерянная туфля.

— Я отдал её Милтону, — сказал он, — и Милтон привёл меня сюда.

Он снова повернулся и с нескрываемым любопытством посмотрел на моих кузин, пытаясь определить, была ли одна из них той девушкой, которую он искал. Я мог сказать, что он был сбит с толку. Я был похож на них обоих, и всё же он, казалось, совсем их не узнавал.

— Возможно, Милтон ошибся, — сказал я.

Ксавье в ответ покачал головой.

— Невозможно. Ты же знаешь, что он лучший следопыт в королевстве.

Да. Настолько хорош, что ему удалось отследить меня, несмотря на волшебную смену пола.

Ксавье показал туфлю моим двоюродным сёстрам. При ярком свете дня она выглядела печальной. Поникшей. Затейливые кружевные ремешки казались жалкими.

— Это принадлежит кому-нибудь из вас?

В комнате стояла мёртвая тишина, неподвижная, как в могиле. Всё внимание было приковано к туфле.

Пенелопа заговорила первой.

— Нет, сир, — начала она говорить, — это не наше…

Джессалин прервала её. Она шагнула вперёд. Её сестра-близнец в замешательстве замолчала. Её мать воодушевилась. Я почувствовал, как моё сердце замерло в груди.

Она бы не опустилась так низко, правда? Она бы не стала лгать!

Но я знал, что веду себя как дурак.

Конечно, она так и сделала.

Она улыбнулась принцу и сказала: «Да, ваше высочество. Это моё».

Никто не пошевелился. Ксавье всё ещё держал туфлю, изучая Джессалин.

Что-то шевельнулось в моей груди — гневный бунт. Обиженный и ревнивый зверь. Как она посмела?

— Это не твоё! — воскликнул я.

Ксавье удивлённо повернулся ко мне. Тёмные глаза Джессалин тоже уставились на меня, требуя моего молчания.

— Конечно моё.

Ксавье переводил взгляд с нас на друга, явно не зная, как поступить.

— Возможно, — сказал он Джессалин, — вы могли бы предъявить вторую?

Она моргнула, глядя на него, улыбаясь, и я не знал, действительно ли её смутил его вопрос, или это было притворство.

— Вторую? — переспросила она.

— Да, — сказал он с кажущимся бесконечным терпением. — Другую туфлю. Обычно они идут парами.

Её лицо вспыхнуло. Её глаза метались из стороны в сторону. Видел ли он в них холодный расчёт?

— Я потеряла их обе, — сказала она. — Я так торопилась уйти, что не могла нормально бежать.

— Почему вообще ты убежала?

— Ну… — она нервно играла с ожерельем, которое носила. Она прикусила губу. Я никогда не понимал, какой замечательной актрисой она была. — Я так нервничала, ваше высочество. Находясь в вашем присутствии… Боюсь, я была немного ошеломлена.

Недоумение Ксавье росло.

— Ошеломлена? — сказал он, как бы обдумывая значение этого слова. Я знал, что он думает о нашем танце. Думал о том, что, в отличие от многих других девушек, я не был ошеломлён им. Мы говорили о рыбалке. И волшебстве.

И мы поцеловались.

Джессалин, должно быть, заметила его колебание. Вероятно, она почувствовала его неуверенность. Она сделала ещё один шаг к нему и сказала: «Я докажу это, сир. Позвольте мне примерить туфлю».

Его лицо озарилось улыбкой.

— Замечательная идея!

Джессалин села на оттоманку, ближайшую к принцу. Она наклонилась, сняла ботинок и выжидающе посмотрела на него.

Ксавье протянул ей туфельку.

Джессалин скрестила ноги, справа налево, протянув босую ступню в его сторону. Она слегка поддёрнула платье, отчего кружевной подол соблазнительно скользнул вверх, обнажив её бледную лодыжку.

Лицо Ксавье вспыхнуло. Было ясно, что она ожидала, что он встанет перед ней на колени и поможет ей надеть туфлю. Было также ясно, что он не собирался этого делать. Он протянул её Пенелопе.

— Помоги ей, — сказал он. В его голосе была нотка, которую я никогда раньше не слышал — командный тон. Тон, которым он никогда не разговаривал со мной.

Джессалин хорошо скрыла своё разочарование. Только годы жизни с ней позволили мне увидеть быстрое моргание её глаз, которое намекало на её недовольство.

Пенелопа взяла сандалию у принца и опустилась на колени у ног сестры. Я едва мог дышать. Воздух был тяжёлым от предвкушения.

Джессалин аккуратно просунула ногу внутрь.

Что-то внутри меня увяло и умерло. Какая-то моя мечта. Какая-то тайна, которую я похоронил так глубоко, что и сам почти не думал, что она там есть. Хорошенькая маленькая ножка Джессалин в этой дурацкой кружевной туфельке была как нож в моей груди.

Мне хотелось броситься к его ногам. Сказать ему правду.

Я отчаянно хотел быть ею.

Джессалин просияла, глядя на принца. Ксавье всё ещё казался неуверенным, но улыбнулся в ответ.

— Я полагаю, это та часть, где я прошу твоей руки.

Она вскочила и обвила руками его шею. Он заколебался, но только на секунду, прежде чем обнять её и зарыться носом в густые каштановые волосы.

Он выглядел счастливым.

Я закрыл глаза и заставил себя дышать. Я хотел, чтобы моё сердце перестало болеть. У Джессалин будет мужчина, которого я любил больше жизни. Какое это имело значение? Не то чтобы он мог выбрать меня в любом случае, даже если бы захотел.

Они все говорили одновременно. В комнате было так шумно. Планы уже строились. Времени было мало. Принц должен был жениться к полуночи, через девять дней. Джессалин и Ксавье должны были уехать уже на следующее утро, направляясь обратно в его дом, чтобы спланировать свадьбу. Она будет видеть его каждый день. Каждый день до конца своей жизни.

А я? Я буду видеть его, когда они приедут в гости. Если они приедут в гости.

— Элдон?

Это был голос Ксавье, и все остальные в комнате замолчали. Я почти чувствовал тяжесть их взглядов, когда они повернулись, чтобы посмотреть на меня.

Сделав глубокий вдох, я заставил себя открыть глаза и посмотреть ему в лицо.

— Ты ведь поедешь? — он улыбнулся и положил руку мне на плечо.

— Сир?

Он хмуро посмотрел на меня. Я знал, что он хотел сказать мне, чтобы я называл его по имени, но, быстро взглянув на Джессалин, Пенелопу и тётю Сесиль, он, казалось, передумал. Они все наблюдали за нами, очевидно, прислушиваясь к нашему разговору. Он шагнул ближе ко мне, заставляя меня почувствовать, что то, что нас объединяло, было особенным. Его рука на моём плече была тёплой и тяжёлой.

— Это счастливый день. Я не только нашёл свою невесту, но и обрёл брата, — его голос был негромким, но в комнате было так тихо, что его услышали все. — Я рад, что у меня есть причина держать тебя рядом.

Я опустил голову, чтобы скрыть улыбку.

Может быть, моё сердце всё-таки не совсем разбито.