Глава 6

Я едва успевала за черным пинчером с человеческими глазами. Когти пса царапали плиты мостовой. Правда, я раньше никогда над этим не задумывалась, но мне казалось, что шагов собаки обычно не бывает слышно. Местная же нечисть вовсе не пыталась скрыть своё присутствие и цокала по мостовой, как лошадь.

Улицы Сылве были темны и пусты. Где‑то за пределами города, в стороне дороги на Кепу, слышались протяжные собачьи завывания. На улицах не горела ни одна лампочка. Правда, этой ночью не было ни облачка, и с чёрного неба россыпью глядели звезды. И полнолуние. Красота. И не только красота, но и какое‑никакое освещение.

Александр не велел мне брать сумку, поэтому, кроме оружия, при мне ничего не было. Когда мы кружили по пирамиде Рая, перебираясь из двери в дверь, я не успевала даже задавать вопросы Александру. Я просто шла за ним, положившись целиком на его план. Уже где‑то у выхода Александр зашёл в какую‑то комнату, попросив меня подождать. Обратно уже выбежал пёс. И я, снова не задавая вопросов, пошла за ним, хотя я не понимала смысла этого превращения.

Вышли мы из Рая не через главный вход, а через какую‑то маленькую дверцу, что была довольно далеко от главной аллеи. Выбравшись на улицу, пёс помчался галопом по мостовой. Я всегда бегала неплохо, но где мне было сравниться с оборотнем, который, наверное, в принципе не знал, что такое физическая усталость.

Пинчер изредка посматривал по сторонам и косился на меня. Я не удивилась бы, даже если бы пёс заговорил, но тот только глухо ворчал иногда. Было похоже, что он торопит меня и старается подбодрить, но его огромная, величиной с хорошее ведро, голова и морда с человеческими глазами внушали мне почему‑то смутную тревогу, и каждый раз, когда я встречалась взглядом с глазами пса, у меня начинало неприятно холодеть внутри.

Заставив себя принять новый облик Александра Извекова, как нечто, имеющее право на существование, я, тем не менее, не могла себя заставить назвать его по имени. Сейчас это был просто пёс.

Мы были уже недалеко от старой гостиницы, когда пёс вдруг резко остановился на темной улице.

— Что такое? — спросила я. Сама я ничего не видела и не слышала.

Пёс же замер на полминуты, затем стал переминаться на месте.

— Я не понимаю.

Пёс повернулся в мою сторону, и его глаза загорелись в темноте.

— Что‑то не так?

Пинчер рыкнул и побежал вперёд ещё быстрее. Когда я догнала его, он был уже у двери в гостиницу. Поднявшись на задние лапы, он ткнул носом в кнопку звонка. Никто не отозвался. Я взялась за ручку, и дверь сразу же отворилась.

Пёс протяжно зарычал, оттеснил меня и прыжком заскочил в холл. Я вошла следом. Там было темно и тихо, точно так же, как в ту первую ночь.

Пёс был явно чем‑то обеспокоен. Пока я стояла посреди холла, он несколько раз пробежал мимо меня, осматривая и обнюхивая все углы и закоулки и, наконец, исчез в комнате администратора.

Я поднялась по деревянной лестнице на второй этаж.

Олег, видимо, должен был подойти за мной с минуты на минуту. Если бы он был уже здесь, он давно проявился бы. Но в здании явно не было ни души.

— Знаешь, что мне не нравится? — Александр бесшумно подошёл ко мне, когда я стояла у окна в коридоре, и заставил меня вздрогнуть. — Здесь должен был быть Кирилл. Я велел ему вчера ждать меня, причём запереть гостиницу. Его нигде нет, и дверь открыта…

— Это плохо?

— Хуже некуда.

Александр тоже выглядел хуже некуда. После возвращения в человеческий облик он ещё шатался и вытирал каким‑то платком лицо.

— Что такое с тобой происходит, Саша?

— Временная утрата координации, сейчас восстановлюсь, — отмахнулся он. — Я советую тебе быть очень внимательной. Пока я ещё не могу понять, что тут случилось.

Он пошёл вдоль коридора, открывая все двери и проверяя комнаты.

— Ты думаешь, что Валерий мог все узнать? — окликнула я его.

— Запросто. Он хитрее, чем может показаться. Он вполне мог не поверить мне вчера, и, возможно, он теперь все знает. Единственное, что мне тогда не понятно, почему он не помешал нам выйти из Рая. Зачем было позволять нам дойти сюда?

Известие о том, что Александр не разбирается в событиях, было очень неприятной новостью. Я полагалась на него, потому что больше ни от кого ждать помощи не приходилось. Но и упрекать Александра было бессмысленно, он сам был озабочен и расстроен.

— И чем это может нам грозить? — спросила я.

Александр усмехнулся:

— Вряд ли он закуёт меня в серебряные кандалы, он не столь кровожаден. Но мне бы не хотелось…

Он не договорил. Внезапно его сотрясла судорога, он согнулся и закрыл лицо руками.

Я бросилась к нему.

— Что с тобой? — я поддержала его за плечи и попыталась заглянуть в лицо, но он рухнул на колени и привалился к стене. Руки его, прижатые к лицу, дрожали. Я испугалась, но совершенно не представляла, что с ним такое.

— Саша, что с тобой?!

Он мешком свалился на пол. Ни звука, ни стона, ни хрипа. Ничего. Его тело неподвижно лежало передо мной, беспомощное и страшное. В полумраке коридора он выглядел зловеще и угрожающе. Мне показалось, что сейчас он отнимет руки от лица, засмеётся, завоет или зарычит и бросится на меня. Мои ладони стали вдруг липкими и холодными от внезапного страха. Кто знает, что может произойти со мной теперь, когда Александр не способен более защищать меня и давать дельные советы.

Ещё некоторое время я надеялась, что Александр заговорит, зашевелится, встанет.

Но, естественно, ничего не произошло. Я опустилась на колени, отвела его ладони от лица. Руки Александра упали как плети.

— Саша, ты слышишь меня?

Но он не слышал. Он уже ничего не мог слышать. Кажется, наконец‑то Сашка Извеков был действительно мёртв.

Его широко открытые глаза были не просто неподвижны. Глазные яблоки совершенно сухие, как будто их долго и тщательно промокали гигроскопичной салфеткой. Синяя радужка потускнела и почернела. Казалось, что глаза мертвы уже давно, никто бы не поверил, что минуту назад они были печальными, взволнованными, блестящими и совершенно живыми.

— Ну почему именно сейчас?..

Я вдруг осознала, что произошло. Извеков всего лишь уничтожил одного из своих зомби. Просто забрал сознание из мёртвого тела, вынул из мешка с костями живую душу и бросил ненужный уже мешок посреди пустого коридора. То ли дерзкая попытка Александра помочь мне разгневала всесильного Валерия, то ли у него уже был какой‑то свой план, но теперь настрадавшееся сознание Александра было уже далеко, если верить теориям Рая. Или же его уже не было нигде, если этим теориям не верить… Но почему же все‑таки именно сейчас, когда Александр оставался моей единственной надеждой?

— Ты был достаточно живой, Саша, чтобы быть другом… — прошептала я мертвецу, потому что мне очень хотелось услышать человеческий голос, пусть даже свой собственный.

Понимая, что сидеть над трупом совершенно бессмысленно, я уже хотела встать и сойти вниз, но странная перемена в чертах мертвеца, произошедшая… нет, происходящая на моих глазах, заставила меня замереть на месте.

Сухая слизистая глаз медленно покрывалась сетью ссохшихся складок. Глазные яблоки усыхали, сморщивались, как печёные фрукты. Кожа, прежде белая, как мрамор, приобрела серо‑синий оттенок и заблестела, словно свежий скотч.

Преодолевая нервную дрожь, я осторожно, одним пальцем дотронулась до его щеки. Палец коснулся чего‑то клейкого. Резко отдёрнув руку, я увидела на месте моего прикосновения оставшийся отпечаток, такие обычно остаются, если прижать пальцем начавшую подсыхать лужицу пролитого канцелярского клея.

Моих скромных познаний в биологии вполне хватало, чтобы понять, что все, что на моих глазах происходило с трупом Александра, происходило как‑то не так. Даже трупы в Сылве разлагались тогда, когда это хотелось богу Валерию, и так, как этого ему хотелось.

Я взялась за руку Александра, чтобы положить её ему на грудь, но сразу почувствовала, как его клейкая кожа разъезжается под моей рукой, и мои пальцы погружаются во что‑то липкое, кашеобразное… Машинально я провела рукой по полу, обтирая ладонь о пыльные доски.

Тошнота подступила так внезапно, что я едва справилась с ней. Стараясь больше не смотреть на то, что лежало у меня под ногами, я встала и медленно пошла по коридору. Меня шатало от неожиданно нахлынувшей слабости, ноги не слушались, голова кружилась. Вдобавок картина перед глазами поплыла, и только тут я обнаружила, что плачу. Плачу горькими крокодильими слезами, и все лицо моё давно мокро от слез, и даже губы солёные…

Я завернула на лестницу, сделала три шага вниз, и наткнулась на высокую фигуру, стремительно выросшую на моем пути. Я просто налетела на человека, который взбегал по ступеням наверх.

Его реакция оказалась быстрее моей: он даже не пошатнулся, остановился, как вкопанный, и я, остановленная его превосходящей массой, отлетела от него, как резиновый мячик. Человек схватил меня за плечи и не дал упасть.

— Это я, малышка!.. — Олег привлёк меня к себе и осторожно сжал.

Я уткнулась лицом в его грудь, уговаривая себя успокоиться, чтобы Олег ни в коем случае не увидел, в каком я состоянии. Замша, из которой была сшита его куртка, прекрасно высушила мои щеки, и, когда я подняла глаза, все было уже почти в порядке.

— Что с тобой? — подозрительно спросил Олег, оглядел меня и даже потряс немного за плечи. — И где Сашка Извеков?

— Наверху, — ответила я, зная, что Олег непременно пойдёт туда. Он действительно ещё раз оглядел меня, убеждаясь, что я цела, и исчез за углом. Поколебавшись, я пошла за ним.

Олег стоял над телом, задумчиво склонив голову набок и держа руки в карманах джинсов. Услышав мои шаги, он, не оборачиваясь, резко выбросил руку в сторону:

— Не ходи, не надо. Придётся так и оставить, я не знаю, как быть с этим…

— Пойдём отсюда, Олег, — я позвала его издалека, не подходя к трупу, который, видимо, был уже вовсе ни на что не похож.

Олег развернулся, он был мрачен и выглядел потрясённым.

— Теперь я понимаю, почему ты шла вниз, не разбирая дороги, — заметил он, подходя, — от такого зрелища я сам чуть не… — Олег судорожно задержал дыхание, сглотнул, передёрнул плечами и, наконец, печально улыбнувшись, подмигнул мне:

— Главное, что я все же тебя нашёл.

— Где Юра?

— Пока в гостинице. Мы постараемся добраться туда побыстрее, — ответил Олег, положил свою тяжёлую руку мне на плечи и повёл меня вниз.

Что‑то в ответе Олега показалось мне поначалу подозрительно нелогичным, и пока мы спускались в холл, я соображала, что же именно меня настораживает. Когда я поняла, что это просто страх перед прогулкой по ночному Сылве, я испытала мгновенное облегчение. Вместе с Олегом я отправилась бы куда угодно. Тем более, я понимала, что добираться до новой гостиницы можно только пешком. Нельзя использовать машину, потому что, потеряв её по какой‑нибудь нелепой случайности, мы теряли бы единственное средство передвижения. И уж ни в коем случае нельзя срывать из гостиницы практически беспомощного Юрку. Брат в компании со своим костылём не мог справиться с реальными опасностями, которыми напичканы ночные улицы милого городка Сылве.

— Разве ты не на машине? — вопрос возник сам собой, сперва на языке, а потом уже в голове.

— Нет, машина осталась в гостинице, в подземном гараже.

— Ты хочешь, чтобы мы шли до гостиницы пешком? — я была поражена тем, что начинаю задавать нелепые вопросы сразу после того, как только что обдумала их.

Олег пожал плечами:

— Я только что проделал этот путь без особых проблем. Ну, подстрелил пару собак по дороге. Сашка Извеков сам велел мне не брать машину. Во‑первых, ночной выезд из гаража всполошил бы всех. Если бы после выезда мы, нигде не задерживаясь, проследовали бы до Кепы, на это еще можно было решиться. К тому же я подумал… — Олег заколебался.

— О чём ты подумал?

— О том, что, если мы с тобой вместе с машиной попадём в историю, у Юрки не останется шансов спастись. Ему ведь не уйти из города.

— Надо позвонить Юре и сказать, чтобы он выехал и просто подобрал нас по дороге, — я опять поразилась тому, что слова вылетали из меня совершенно неосознанно. Как будто другой человек говорил моими устами.

— Сашка вчера отмёл такой вариант, — отозвался Олег и как‑то странно на меня посмотрел. — Он говорил, чтобы выехать из Сылве мы пытались только днём.

— Сашка мёртв. Ты не знаешь, что он предложил бы сейчас. А мы с тобой теперь сами должны решить, как поступить. Какие у тебя аргументы против? — задав вопрос, я принялась осмысливать, что же я такое сказала. Сердце тревожно заколотилось. Моя голова не поспевала за языком. Тем не менее я слышала себя как будто со стороны: — Юра возьмёт машину, подберёт нас, и мы уедем в Кепу…

Олег резко остановился посреди холла. Здесь было темновато, но я видела, как внезапно окаменело его обычно такое подвижное лицо, глаза сосредоточенно прищурились. Он медленно повернулся ко мне.

— Хотел бы я знать, почему ты так настаиваешь на этом?..

Я уже открыла рот, но вдруг поняла, что никакого ответа у меня нет. Олег продолжал стоять и напряжённо смотрел мне в глаза. В его взгляде появилась нетерпеливая враждебность. Так всегда бывало, когда я несла очевидную чушь. Так было, когда мы с ним сидели в его машине у места гибели Романа Зубарского. Так оно получилось и сейчас.

— Тебе показалось, что моя идея нехороша… — заговорила я, но это были не мои слова. Они ещё не успели родиться в моей голове. Почему я позволяю кому‑то использовать меня, как марионетку? Я замолчала.

— Говори, говори, — почти приказал Олег.

Но я продолжала молчать. Неизвестно откуда взявшиеся слова теснились где‑то между небом и землёй, вертелись на языке, но я решила прекратить это безобразие и молчала. Сразу же в висках вспыхнула резкая боль, у меня перехватило дыхание. Мне даже показалось, что я на несколько секунд ослепла. Боль исчезла так же внезапно, как и появилась.

— Катюша, что с тобой? — Олег взял меня за плечо. — Что с тобой происходит?

— Это Валерий. Он пытался меня перебороть, но черт возьми, не на ту напал. Не верь ни одному моему слову, что ты услышал до этого момента, — проговорила я.

— Не понял, — нахмурился Олег.

— Это он говорил сейчас с тобой через меня. Как через ретранслятор.

— Кто? Валерий Извеков? — Олег рассеянно стал потирать подбородок. — Чертовщина какая‑то, у меня в голове это не укладывается…

Боль вспыхнула с новой силой, я схватилась за голову и почти повисла на руках Олега. Он подхватил меня и понёс. Я хотела сказать ему, чтобы он не выходил из здания, но новый приступ боли бросил меня в забытьё, а когда мрак перед глазами рассеялся, я увидела, что мы находимся на улице. Олег шёл так быстро, как только мог, бережно прижимая меня к себе. Конечно, он был тренированным, сильным парнем, а я довольно мелкой, но вряд ли ему было слишком удобно.

— Хватит, Олежка, я уже могу идти сама, — сказала я, как только до конца осознала, что произошло и где мы находимся.

— Рад слышать, — усмехнулся Олег, осторожно поставил меня на тротуар и убрал свои руки только когда убедился, что я, действительно, стою сама. — Не то, чтобы мне было тяжело тебя нести, но приятно знать, что руки ничем не заняты. А руки мне, кажется, скоро пригодятся…

Он был чем‑то взволнован, и глаза его все время напряжённо вглядывались в темноту. Я прислушалась. Звуки были столь явными, что я удивилась, как сразу не обратила на них внимание. Неподалёку раздавалось сдавленное подвывание, тяжёлое дыхание и рычание собак. Олег достал пистолет и снял его с предохранителя.

— Становлюсь чемпионом по отстрелу собак, — заметил он. — Сейчас, наверное, придётся ещё пострелять. Они уже давно за нами идут. Откуда их столько, никак не пойму…

— Это одичавшие собаки съеденных жителей Сылве, — пояснила я. Олег передёрнулся, продолжая внимательно наблюдать. Реакция профессионала не подвела его. Резко повернувшись, он вскинул пистолет и выстрелил в темноту. Раздался отчаянный скулёж, который затих после второго выстрела. На запястье вытянутой руки Олега блеснул широкий разъёмный браслет с отверстиями, несомненно серебряный.

— Насобачился, — хмуро съязвил он. — И что я их так ненавижу?

— Пойдём дальше, нам нельзя задерживаться. Ведь все, о чём вы договорились вчера с Александром, рухнуло. Я даже не знаю, что может произойти.

Олег кивнул. Не убирая пистолет, он взял меня за руку, и мы пошли вперёд.

— Я беспокоюсь за Юрку, — проговорила я, надеясь, что Олег скажет мне в ответ что‑нибудь успокаивающее.

— Честно говоря, я тоже. Но я уверен, что он‑то не потеряет голову и не нарушит нашу договорённость, а будет ждать в номере, — чётко произнёс Олег. И я в который раз подивилась его необъяснимой способности не обращать внимания на собственный страх. Рядом с Олегом можно было немного расслабиться, потому что он был абсолютно надёжным.

Остановились мы с Олегом одновременно, потому что одновременно увидели его. Он словно возник из воздуха на нашем пути. Только что впереди ничего не было. И вот стоит он — гигантский серый ротвейлер с блестящими глазами. С человеческими синими глазами.

Нас разделяли метров двадцать.

— Узнаешь? — спокойно спросил Олег.

— Узнаю. Он пришёл за мной. Это Валерий.

Олег издал какой‑то неопределённый звук и, переложив пистолет в левую руку, встряхнул правой, разминая её.

— С чего ты взяла, что это он?

— Знаю, — ответила я. — Олег, он живой, возможно, пуля подействует на него.

— Знаешь, три года назад пули его не брали, — возразил Олег и взял меня за руку. Рука его была тёплой и властной, и оказалось, что моя ладонь, такая маленькая в сравнении с его рукой, мелко напряжённо дрожит.

— Не волнуйся, — спокойно произнёс Олег. Казалось, он прекрасно знает, как нам действовать.

— Пойдём вперёд, — сказала я, и тут же поняла, что это снова не мои слова. Серый пёс Валерий не сводил с меня глаз, наблюдая за тем, как скоро я пойму, что он снова командует моей речью.

Олег сделал шаг вперёд, но я с силой дёрнула его обратно:

— Куда ты?! Не смей, опасно!

Олег замер. Вместо того, чтобы задавать вопросы, он поднял руку с пистолетом и переместил палец на спусковой крючок. Не сводя глаз с пса, Олег произнёс:

— Я же сказал, не волнуйся. Думаешь, я не понял, что он снова использует тебя?

Ну уж, это слишком. Больше я не могла выносить эту наглую собачью морду, которая хочет добиться того, чтобы я сама собой совершила какую‑нибудь оплошность и подставила Олега. Но так просто и глупо меня не возьмёшь.

Невыносимая боль снова сама по себе возникла в моей непокорной голове. Сцепив зубы, я промолчала, понимая, что если начну жаловаться, или просто дам понять Олегу, что мне плохо, он не сможет контролировать ситуацию. И будет обречён. Со мной Извеков вряд ли захочет расправиться, а вот Олегу конец. Так что пусть даже голова моя разломится пополам, я больше слова не скажу, и пусть Валерий наконец поймёт, что я не хочу играть по его правилам.

Боль ослабла. Или Валерий решил дать мне передышку, или, прочитав мои размышления, бросил свои попытки превратить меня в марионетку. Пёс неожиданно резко развернулся и прыжком исчез в темноте. И тотчас же со всех сторон загорелись десятки разноцветных огоньков‑глаз. Они медленно смыкали кольцо, и вот уже мы с Олегом оказались окружены самыми жуткими представителями райского населения. Это были невероятно большие собаки самых нелепых, несобачьих каких‑то цветов, все с человеческими глазами, а в ногах у псов‑оборотней толпились и поскуливали настоящие бродячие псы, казавшиеся полуслепыми щенками на фоне своих мерзких соседей.

— Так, — обронил Олег, принимая знакомую мне позу, означавшую, что он готов к любым неожиданностям.

— Олег, не надо спешить. Если бы они хотели нашей смерти, они уже сто раз могли нас разорвать. Надо сначала узнать, чего они хотят.

— Узнай, — зло отозвался Олег.

Человеческие шаги, гулко зазвучавшие в той стороне, куда скрылся серый пёс, заставил меня оборвать перепалку. В гуще теснившихся псов возник Валерий. Он был совершенно такой же, каким я видела его в Раю. Ничего не говорило о том, что он только что прошёл превращение. Его не прошибал пот и не охватывала слабость, как это было с зомби. Он был свеж и… улыбался! На широком поясе его комбинезона висела кобура.

— Катя, можно тебя на два слова! — вежливо поклонился он.

Олег напрягся. Он готов был взорваться от следующего же слова Извекова.

Я двинулась вперёд. Олег не выпустил мою руку, но и не произнёс ни слова. Молча он давал мне понять, что не собирается отпускать меня на переговоры с Валерием. Я обернулась на него. Олег даже не бросил на меня взгляда, все его внимание было приковано к Извекову и его разномастной своре.

— Олег…

Он закусил губу, прищурился, и, не меняя позы, тихо произнёс:

— Умоляю тебя, малышка, не осложняй мне задачу…

— Олег, он заинтересован во мне, он не станет нападать на меня, у него другие планы… Прикрой меня сзади, я подойду к нему.

Олег выпустил мою руку. Я снова повернулась к Валерию. Тот стоял и улыбался, наблюдая, как я медленно приближаюсь к нему. Оборотни расступились, освобождая мне проход. Оставив между нами метра два, я остановилась.

— Поздравляю, — сказал Извеков. — С твоим мозгом мне не справиться. Тебе хорошо удалось игнорировать мою настойчивость. Сводить тебя с ума болью я не хочу, остаётся только договориться по‑хорошему. Сашка сослужил нам с тобой плохую службу. Только себе он сделал хорошо. Теперь он там, где мечтал оказаться последние три года. Он верно рассчитал, чтобы я наконец позволил ему покинуть нас, он стал не помогать мне, а мешать…

— Я думала, что мы будем говорить обо мне, — оборвала я его, больше всего боясь, что у Олега не выдержат нервы, пока Извеков здесь пускается в пространные рассуждения по поводу своего зомби.

— А о тебе у меня всего лишь одна тема для разговора. Ты должна вернуться туда, откуда Саша тебя увёл. Наши с тобой дела ещё далеко не закончены, — снова широко улыбнулся Извеков.

— Я никуда не пойду. Если ты не уберёшь своих чудовищ, мы будем бороться, сколько сможем.

— Минут десять, — посерьёзнел Валерий. — Это если вдвоём. И минуты три‑четыре, если Середа останется один. И всего‑то минута понадобится моим людям, чтобы войти в номер Орешина в гостинице…

Наверное слишком сильной была моя реакция на его слова, потому что, глядя мне в лицо, он осёкся и через несколько секунд продолжил:

— Но, разумеется, ты можешь выбрать — если ты идёшь со мной, твой брат останется невредим.

— А Олег?..

— Я могу что‑либо обещать только насчёт Орешина. Уцелевшего при расстреле я не буду расстреливать дважды… если ты будешь послушна, — серьёзно сказал он.

— А Олег?.. — ещё раз повторила я. Валерий хотел слишком многого. Я не могла просто уйти с ним, зная, что он оставит своих зомби в состоянии свободной охоты, и что жертвой станет Олег. Мой Олег.

— Выбирай, — непреклонно гнул своё Извеков.

Я обернулась. Олег стоял на прежнем месте. Пистолет был направлен в нашу сторону, и несмотря на то, что Олег уже довольно долго держал Валерия на прицеле, рука его, держащая оружие, даже не дрогнула. Его левый кулак сжимался и разжимался. Вдруг он перестал сжиматься, и левая ладонь Олега приняла горизонтальное положение. Олег предлагал мне лечь на землю, сам собираясь открыть огонь.

Я сделала отрицательное движение головой. Олег настойчиво держал ладонь горизонтально. Если я брошусь на землю и открою огонь через пару секунд после Олега, мы уложим нескольких живых собак, но вот как быть с теми, кто не поддаётся пулям? Я не думала, что пистолет Олега заряжен серебром. Конечно, браслет на нем есть, но многих ли можно отогнать кулаком? И, самое главное, что будет с Юрой?

Я ещё раз оглянулась на Олега. Неужели мне снова приходилось его предавать? Олег заметил то же выражение на моем лице, на котором меня поймал Извеков, и нетерпеливо дёрнулся.

— Я поговорю с Олегом и…

— Нет, ты идёшь со мной прямо сейчас и без всяких разговоров, — отрезал Валерий. — И помни, что я говорил насчёт Орешина.

— Хорошо…

Я ещё раз обернулась на Олега. Гримаса недоумения на его лице сменилась ужасом, который все‑таки прорвался сквозь тщательно удерживаемую им невозмутимую маску.

По знаку Извекова, вся собачья свора подтянулась к нам и окружила нас с Валерием плотным кольцом.

— Идём, — повелительно произнёс Извеков и шагнул вперёд. Я пошла за ним.

Сейчас Валерий уведёт меня, а Олег останется один на один с кошмарными тварями. И его убьют. Убьют из‑за того, что неделю назад я нарушила запрет Юры и самовольно влезла в это дело. И все это будет уже не так безобидно, как удар бутылкой лимонада по голове. Я, кстати, даже не извинилась перед Олегом за своё хулиганство. А теперь извиняться будет не перед кем.

Мы прошли метров пятнадцать, и тут окружавшие нас собаки одна за другой стали поворачиваться и возвращаться. Я остановилась и обернулась. Собаки возвращались к Олегу, снова сбиваясь в кучу вокруг него.

— Мы уходим, — властно напомнил мне Валерий.

В темноте мне не было чётко видно, что там происходит, было также не разглядеть лица Олега. Этот улыбающийся садист Извеков даже не дал мне объяснить Олегу, почему я должна уйти.

— Чем быстрее мы уйдём отсюда, тем лучше для тебя и твоего брата, — напомнил Извеков.

И тут где‑то в подсознании проснулось неопределённое поначалу чувство. И только через несколько секунд я поняла, что это. Это было негодование и стыд. Жгучий стыд за саму себя. Почему же я поверила этому сумасшедшему пройдохе? Даже если я стану покорной, разве он оставит в покое Юрку? Почему его пустое обещание успокоило меня? Неужели я все‑таки глупа и беспечна?!

— Мне нравится Катя Орешина больше, чем другие телесные воплощения её сознания. Я куда охотнее общался бы с живой Екатериной, чем с её зомби, или с теми жалкими созданиями‑аналогами, которые ещё живы в иных реальностях… — произнёс за моей спиной Валерий, и я поняла, что он угрожает мне.

Не глядя больше в сторону Извекова, я быстро побежала назад, туда, где остался мой друг. Достав на бегу оружие, я с ходу врезалась в кучу тяжёлых, холодных тварей и выпустила несколько пуль в ведёрные головы оборотней. Конечно, конечно же, убить их таким образом было невозможно! Но удар пули отшвыривал их так же, как отбрасывает человека.

Олег со своей стороны, наконец, осознал, что произошло. Он и не открывал стрельбу, видимо, только потому что не знал, где я, что со мной сделают, если он начнёт стрелять.

Чёткими отрывочными выстрелами Олег выбивал живых псин, совершенно обезумевших от ужаса происходящего и мечущихся под ногами у оборотней. Молчаливые оборотни не предпринимали ничего, только уворачивались от выстрелов и перебегали с места на место, словно ждали команды. И команда была отдана. Беззвучно. Каким образом Извеков отдал им приказ атаковать, осталось тайной. Псы сгруппировались, вот уже один огромный лохматый зверюга, встав на задние лапы, сделал прыжок и набросился на Олега, норовя зацепиться ему за плечи. Олег ударил пса кулаком в живот, и тварь, дико завизжав, свалилась вниз, судорожно дёргая ногами.

Прорвавшись через кольцо собак, я встала плечом к плечу с Олегом. Он тяжело дышал, но это было, скорее, от возбуждения. Я заметила, что браслет, который ранее я заметила на его запястье, теперь надет на кулак в виде кастета.

— Запасного нет? — спросила я, кивая на кастет.

— Увы, — коротко ответил Олег, вставляя в пистолет новую обойму. — Зачем ты вернулась?

— Поразвлечься.

— Тогда начинай, — усмехнулся Олег. Он хотел ещё что‑то сказать, но сразу три зверюги наскочили на нас с разных сторон. Выстрелом я отбросила одного, но он поднялся и снова бросился на меня в считанные доли секунды. Я выстрелила ещё, но этот выстрел, возможно не достиг цели, хотя пёс был на расстоянии вытянутой руки. Но так или иначе, он прыгнул мне на плечи, и сбитая с ног навалившейся тушей, я упала на мостовую, сильно ударившись затылком о плиты.

Горящие глаза, кажется, они были светло‑карими, блеснули прямо перед моим лицом. Глухой рык показался мне ужасающе громким, но скорее всего пёс просто прорычал что‑то мне в ухо.

Я услышала, как рядом завыл ещё один оборотень. Видимо, Олег чётко действовал своим кастетом. Тут же я увидела, как руки Олега смыкаются на шее моего врага и заламывают ему голову. Пёс заворчал, замотал головой, но тут Олег резко ударил тварь своим «серебряным» кулаком. В следующее же мгновение я скинула с себя визжащее животное. Поднявшись на колени, я увидела, как три пса атакуют лежащего на земле Олега. Я выстрелила в того, кто был ближе, но тот, помедлив секунду, снова вцепился в Олега.

Сколько их было, этих страшных, ворчащих псов? Наверное, после того, как Олег выбил собачек, осталось десятка полтора зомби. Если бы они бросились на нас все сразу, мы ничего не смогли бы сделать. Но Валерий чётко все запрограммировал, псы атаковали нас по очереди, словно в тренировочном бою, и хотя несколько из них уже валялись, беспомощные и визжащие, они были бессмертны, и через несколько минут смогут присоединиться к своим неживым собратьям.

Выключив ещё нескольких своих мучителей, Олег поднялся на ноги. Его ноги были изодраны псами, и джинсы потемнели ниже колен, напитавшись кровью. Вытерев рукавом куртки пот со лба, он огляделся. Псы перемещались вокруг нас, примериваясь для очередной атаки. Олег пошатнулся и, шагнув в мою сторону, присел рядом со мной на корточки.

— Как ты? — спросил он, задыхаясь.

Одиночный выстрел прозвучал откуда‑то сбоку. Что‑то толкнуло меня, и мне пришлось подставить руку, чтобы не свалиться с колен на мостовую. Толчок показался мне довольно странным, сначала я даже не поняла, что это всего‑навсего пуля.

Олег тоже не сразу понял, что в меня попали. Он резко вскочил и, направив пистолет туда, откуда раздался выстрел, сделал ответный.

Неожиданная боль зажглась где‑то под правым нижним ребром. Машинально прижав руку к животу, я попыталась встать, но ещё несколько выстрелов бросили меня на плиты тротуара.

Боль размножилась, расползлась. Я приподнялась и взглянула на своё тело, на прижатую к животу руку. Было очень больно. Куда больнее, чем издевательские эксперименты Извекова с телепатией. Между пальцев бойко текла кровь, словно стремясь как можно скорее покинуть моё тело.

Олег был рядом в ту же секунду. Я ужаснулась тому, каким за одно мгновение стало его лицо: бледным, растерянным, беспомощным. Я услышала, как его пистолет упал на мостовую. Руки Олега приподняли меня с земли.

— Олег… — я не услышала своего голоса, но от попытки заговорить боль поднялась выше, и вместо вздоха я захлебнулась кровью. Кровь хлынула изо рта на рубашку.

Путаясь в мыслях, я попробовала все же сказать ему, чтобы он сейчас же оставил меня в покое и обратил внимание на приближающееся ворчание оборотней. Я слышала его, это ворчание. И слышала, как ровно шумит в ушах поток крови, которая толчками вытекает из моих ран. Боль жгла, но на неё можно было уже не обращать внимания. Я не могла произнести ни слова, ни вздохнуть, наглотавшись собственной крови, и уже не понимала, что происходит, и ничего не слышала. Только расплывающееся лицо Олега и в ушах мерный стук сердца, выталкивающего из меня последние остатки крови. Олег что‑то говорил, но, видимо, поняв, что я его не слышу, перестал говорить, притянул меня к себе и, пачкаясь в крови, прижался лицом к моему лицу… Я покорно закрыла глаза и постепенно перестала чувствовать сжимающие меня руки Олега. Вслед за этим толчки сердца стали тише и реже, и вскоре прекратились совсем. Стало тепло, тихо, и я, наконец, оказалась в состоянии полного покоя и дремучего беспробудного сна…

Все было кончено.

Но сразу же звуки вернулись. И перед моими глазами возникла мутная пелена, сквозь которую постепенно начала проявляться картина, которую я, кажется, только что наблюдала из несколько иного положения.

Тёмная аллея Сылве, освещённая только полной янтарной луной и крупными яркими звёздами, сверху, откуда я наблюдала за событиями, выглядела не такой уж зловещей. Только всмотревшись вниз, на копошащихся внизу существ, можно было понять, что там происходит. Несколько крупных псов‑зомби в беспокойстве сновали по кругу вокруг двоих людей на мостовой. А под липой, скрытый тенью кроны даже от луны и звёзд — но не от меня — стоял худощавый бородатый парень в комбинезоне. В его опущенной руке — пистолет, он был задумчив и печально следил за происходящим на аллее. Я видела, как губы его шевелились, а глаза блестели, но не от слез, а от возбуждения. Все внимание его было приковано к своим жертвам, одна из которых уже была мертва, когда я увидела все с высоты.

Оборотни бегали вокруг. Они были голодны. Это был голод превращения. Непременно нужно было растерзать жертву или обратить её в существо себе подобное. Я хорошо понимала жажду этих псов. Сейчас они могли только бродить вокруг, дожидаясь команды хозяина. Я чувствовала их мучительное нетерпение, подогретое у многих недавно испытанной болью, которую причинил им человек, сидящий сейчас посреди собачьего круга. Причинил, потому что защищался. Но псы не знают жалости. Они знают только свой голод, знают, как его притупить. Этот человек в круге был обречён, потому что псы не простят ему сопротивления и боли. Наказанием будет смерть, в чести присоединиться к стае человеку будет отказано.

Мужчина, сидевший на плитах аллеи, не обращал внимания на псов. Казалось, он забыл, что от них может исходить опасность. Он держал в объятиях труп девушки, и больше ничего его не интересовало. Наверное, он не заметил бы второго пришествия, случись оно тут же немедленно. Вокруг разлилось море крови. Парень и сам был ранен в схватке, но он не помнил об этом. Было видно, что боли физической для него пока нет, он не обращает на неё внимания. Расстегнув на девушке одежду, парень пытался, видимо, что‑нибудь сделать, ещё не осознав, что все бесполезно. Он проводил пальцами по нескольким пулевым ранам, уже не кровоточащим, потому что вся кровь покинула начавшее остывать тело. Пули были пущены твёрдой рукой, и совершенно бесполезно надеяться на чудо.

За несколько минут жизнь вытекла наружу вся, без остатка. Девушка, несомненно, поняла, что умирает, но она умерла, не мучаясь, потому что быстрая потеря крови сняла остроту боли, стала своеобразной анестезией. Лицо девушки выражало страдание, ведь, услышав напоследок, как выпал из руки парня пистолет, она ужаснулась тому, что сейчас произойдёт с её другом. Она даже не успела вспомнить напоследок о брате. Правда, этот парень, застывший в горе посреди мостовой, был ей дорог ничуть не меньше, чем брат.

Парень перестал осматривать раны своей подруги, запахнул на ней одежду и осторожно опустил тело на мостовую. Рука его снова потянулась к оружию. Взгляд стал сосредоточенным и собранным. Вынув из‑за пояса новую обойму, он хладнокровно перезарядил пистолет. Бросив взгляд на мёртвую, он вдруг снял с правой ладони серебряный кастет и надел его на руку девушке, перевернув его в виде браслета. Он встал и сделал несколько нетвёрдых шагов в ту сторону, где, скрытый ночной тенью, стоял его враг, убийца.

Убийца оторвался от ствола липы, прошёл немного вперёд, неторопливо убрал свой пистолет в поясную кобуру. Ещё бы ему бояться измотанного, искусанного человека, убитого горем. Он сейчас даст знак своим псам, и они разорвут его на бесформенные куски мяса, из которых будут торчать обломанные кости…

Парень шагнул ещё, но боль в израненных ногах не дала ему сделать больше ни шага. Он упал, как мог быстро встал на колени, сел и, подобрав под себя окровавленные ноги, приготовился отразить нападение; Убийца послал сигнал, и псы всей ненасытной кучей кинулись на беззащитного парня. Ведь его пистолет не мог причинить им существенного вреда, а свой браслет он отдал девушке, потому что больше ничем другим уже не мог с ней поделиться.

Удовлетворение и торжество появилось на лице бородатого убийцы. Он думал, что теперь‑то его цель достигнута. Теперь он расправится с парнем, столько раз мешавшим ему, а с телом девушки он сделает то, что привык делать с теми, кого убивал: он научит её превращаться в собаку, и она будет носиться по ночным улицам, выслеживая добычу… А может быть, он и не станет использовать ее тело, бросит его на съедение одичалым псам‑людоедам, которые вернутся на аллею после ухода своих неживых сородичей. Зачем ему тело, даже если при жизни оно было привлекательным? Ведь он освободил её душу, а кроме души, которую он зовёт сознанием, его мало что интересует. Он хочет, чтобы сильное сознание, жившее в теле этой юной девушки, стало его безусловным соучастником во всех планах. Он самодовольно просчитался. Лучше бы ему по‑прежнему использовать для своих затей брата‑оборотня, которому он забил голову своими теориями и полностью, или почти полностью, подчинил.

Уже несколько секунд псы, ворча и воя друг на друга, толпились над парнем. Он успел сделать несколько выстрелов, но один из псов, прокусив парню руку, держащую пистолет, заставил его бросить оружие и откинул его лапой куда‑то далеко. Убийца мог праздновать победу.

Нет, хватит! Я сосредоточилась на копошащейся своре внизу и приказала им разбежаться, поджав хвосты. Эффект был поразительный: визг, писк, вой. Они разлетелись, словно каждый из них проглотил кусок серебра.

Парень зашевелился, но все, что было ему теперь под силу, это приподняться на локте и смотреть на своих мучителей. Было видно, что несмотря на своё плачевное состояние, парень ещё способен воспринимать события: было также заметно, что он удивлён неожиданным отступлением оборотней.

Убийца был удивлён не меньше. Его приказы не возымели действия. Я поставила заслон. Убийца топал ногами и кричал, словно приказ словом сильнее должен был подействовать на свору. Не добившись ничего, он лихорадочно расстегнул кобуру, дрожащие от негодования руки дрожали и не слушались его. На ходу передёргивая затвор, он побежал на место событий, чтобы просто пристрелить несчастного парня, как до этого он поступил с его подругой.

Парень, приподнявшись на локте, с ненавистью смотрел на приближающегося врага. Если ему и было страшно, то он не чувствовал этого, охваченный ненавистью.

Убийца поднял руку с пистолетом.

Ты хотел простой и быстрой победы, да, Извеков?! Ничего у тебя не получится! Ты не сможешь нажать на курок, потому что я этого не хочу. Не хочу. Я хотела бы, чтобы ты когда‑нибудь понял, что ты сейчас сделал с этими людьми. Нет, ты не поймёшь. Твой извращённый разум не в силах понять этого. Тогда хоть помучайся немного.

Извеков выронил свой пистолет и схватился за голову. Ему было слишком больно, чтобы он был в силах думать о чем‑нибудь, кроме себя. Никогда в жизни не испытывал он ничего подобного. Никогда не доводилось ему напарываться на кого‑нибудь, способного оказать ему ощутимое сопротивление. Безнаказанность слишком расхолодила его. Я видела, как искривился в страшной гримасе его рот, он выкрикивал проклятья. Он не привык просить пощады, он даже не знал, какими словами следует это делать. Мне ещё предстояло научить его этому. Хорошенько научить.

Что, не очень‑то нравится? Извини, но по‑другому ты пока не поймёшь!

Извеков выпрямился и посмотрел вверх, словно пытался найти меня взглядом. Разве ты сам, Валерий, не знаешь, что невозможно увидеть бессмертное вечное неделимое сознание? Ты не увидишь меня. Но почувствуешь. И ещё как почувствуешь…

Прокричав что‑то своим псам и подобрав оружие, Валерий быстро пошёл, почти побежал прочь. Псы вернулись к телу девушки, и двое самых крупных, крепко вцепившись челюстями в мёртвую плоть, подняли тело и потащили вслед за Извековым по темной аллее, потеряв к окровавленному парню всякий интерес.

Неожиданно чёткость картины пропала, и я уже не смогла разглядеть, что случилось потом на аллее. Непонятный сон исчез таким же странным образом, как и появился.

Загрузка...